Текст книги "Миледи и притворщик (СИ)"
Автор книги: Антонина Ванина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 100 (всего у книги 109 страниц)
Глава 19
Из дворца сатрапа Арифа-джах Фершида в дом визиря дел я больше не вернулась. Меня поселили в апартаменты напротив комнаты Стиана с выходом во всё тот же внутренний дворик. Мы оказались в полной изоляции от внешнего мира, и только слуги своими появлениями всякий раз напоминали, что мы не одни на этом свете. Даже Гро был разлучён со Стианом и сослан на конюшню, ибо нечистое животное не имеет право переступать порог сахирдинского дома.
Теперь у нас были только мы – каждый день и миг вместе, каждую секунду в ожидании, что нас снова разлучат.
Пока люди сатрапа готовили караван для поездки на запад, мы нежились в объятиях друг друга и строили планы на будущее: как вернёмся во Флесмер, как поселимся в городском доме Шелы, как заберём к себе Жанну, как обустроим две детские комнаты и купим много детских вещей и игрушек.
За этими разговорами я увидела, как Стиан постепенно меняется и оттаивает. Кажется, он начал привыкать к мысли о неминуемом отцовстве, и она его крайне воодушевляла. Он уже распланировал, как будет учить нашего подрастающего сына читать, плавать и ездить на велосипеде. Вот только на счёт имени для нашего мальчика мы так и не сошлись во мнениях.
– Лориан, – сказала, – Лориан Бланмартель-Вистинг.
– Ты хочешь назвать его в честь брата? – с сомнением в голосе спросил Стиан.
– Да. А что не так?
– Даже не знаю. У нас в империи не принято называть детей именами почивших родственников. Кто-то считает, это может наложить нехороший отпечаток на судьбу ребёнка. В королевстве разве придерживаются иного мнения?
– В королевстве нет таких суеверий.
Стиан ничего на это не сказал, но его молчание было красноречивее всяких слов.
– Тебе не нравится имя Лориан? – прямо спросила я.
– Я просто думаю, почему бы нашему сыну не носить фамилию Вистинг-Бланмартель.
– Потому что он наследник герцогини Бланшарской.
– Он наш наследник, не только твой.
Действительно, как я могла об этом забыть.
– Хорошо, обсудим это позже, – обтекаемо ответила я, – когда окажемся во Флесмере.
– Думаю, это будет нескоро, – устало вздохнул он.
– Главное, что это обязательно произойдёт.
– Да, рано или поздно.
– Лучше бы пораньше.
Одна лишь мысль, что мы задержимся в Сарпале до дня родов, приводила меня в ужас. Шесть долгих дней я только и спрашивала Стиана, когда же Киниф или даже сам будущий царь Муаз-адж Фершид наконец придут за нами, но никто кроме слуг в наших покоях не появлялся.
И вот долгожданный день настал: стражи, носильщики и прислужницы ворвались в наши покои, чтобы похватать наши вещи и выпроводить нас из дворца навстречу снаряжённому каравану для будущего царя и его свиты.
Муаз-адж Фершид оказался полноватым и приземистым типом лет сорока с крайне надменным выражением лица. Вокруг него кружило с десяток богато одетых мужчин, видимо, советников и будущих министров, и Киниф был в их числе. Были здесь и слуги, что грузили на верблюдов короба с посудой и снедью, и прислужницы, приставленные к трём жёнам Муаза, которых он решил взять с собой. Число же стражей не поддавалось подсчёту, и я невольно задумалась: а доедут ли все эти люди до Запретного острова, или же нам предстоит настолько трудный и опасный путь, что запас стражей не будет лишним? Например, в Джандере, где кругом рыщут вооружённые разбойники, которые могут нас ограбить и убить. Или в Море Погибели, где любую из лодок может затереть кусками пемзы и утянуть на дно обмотавшимися о борт водорослями. О боги, кажется, я погорячилась, когда решила во что бы то ни стало покинуть дворец Нигошей до дня родов.
Долгими ночами мы неустанно ехали на юго-запад через уже знакомые моему глазу пейзажи. Каменная пустошь с чёрными валунами, рощи гигантских сталагмитов уже не вызывали удивления и желания взяться за камеру и начать съёмку на рассвете. А вот высокие остроконечные горы с зацепившимися за верхушки облачками привлекли моё внимание.
– Это вулканы? – спросила я Стиана, пока стражи и прислужницы устанавливали шатры и обустраивали наш временный лагерь.
– Да, они.
– А облака на вершине…
– Пепел. Это выброс пепла.
Да, кажется, не только разбойников и моря нам стоит опасаться…
– Это значит, – с опаской спросила я, – что скоро начнётся землетрясение?
– Это вряд ли. Хотя, всё может быть. Это же Сахирдин.
Его слова ничуть меня не успокоили, даже наоборот.
Пока стражи накрывали остов шатра полотнищем, я отошла в сторону от лагеря и расчехлила камеру, чтобы заснять угрожающего вида облако над бурлящим вулканом, как вдруг услышала окрик позади:
– Взять её! Женщина вздумала бежать! Немедленно приведите её обратно!
Я обернулась и увидела бегущих ко мне стражей, а ещё стоящего поодаль Муаза, этого вечно ухмыляющегося при виде меня типа. Его приспешники окружили меня и, едва не сломав камеру, схватили меня под руки и отвели обратно к лагерю, где меня ждала порция нравоучений от будущего царя:
– Ты очень глупая, раз думаешь, что сможешь сбежать и продержаться в пустыне хотя бы час.
– А ты, – глядя на него сверху вниз, выпалила я, – не очень умён, раз решил, что я вообще куда-то собралась бежать.
– Что?! – взревел Муаз. – Мерзкая блудница, я научу тебя, как разговаривать с наследником рода Фершид!
Тут в его глазах вспыхнули искры ярости, и он замахнулся, метя открытой ладонью мне в лицо. Я едва успела закрыться руками, как вдруг почувствовала толчок – это Стиан ухватил меня за локоть и резким движением вытащил из-под удара.
– Прости её, господин, – примирительно заговорил он, – моя жена воспитана в других традициях и не всегда понимает, как говорить с уважаемыми людьми.
Муаз заскрипел зубами, стоило Стиану загородить меня и укрыть от его гнева. Только слова про уважаемого человека немного смягчили его, и он процедил:
– Научи свою переходящую наложницу хорошим манерам, а то я прикажу укоротить ей язык.
– У нас был уговор, – твёрдо заявил Стиан, – никто не причинит вреда Эмеран и ребёнку.
– Вреда? – усмехнулся Муаз. – А никто и не собирается ей вредить. Родить ребёнка женщина может и без языка.
Тут остатки моего собственного гнева вмиг улетучились, и на смену ему пришёл страх. Что я творю? Зачем устроила скандал из-за камеры? Как у меня вообще повернулся язык назвать дураком человека, от которого зависят наши со Стианом жизни? И жизнь нашего сына тоже.
– Прости, я сама не знаю, что на меня нашло, – шепнула я Стиану, когда он стал уводить меня в сторону шатров. – Умом понимаю, что, – тут я на всякий случай перешла на аконийский, – что этот безмозглый идиот не чета Кинифу, во Флесмере он никогда не бывал и фотокамеры не видел. Но каким же придурком надо быть, чтобы решить, будто я собираюсь бежать через пустыню.
Стиан внимательно выслушал меня, усмехнулся и сказал по-сарпальски:
– Ничего, это скоро пройдёт.
– Да? И когда же?
– К концу беременности, я полагаю.
Проклятье, как же я не догадалась раньше. Сначала токсикоз, теперь вот перепады настроения и вспышки агрессии на ровном месте. Неужели из-за гормонального шторма мне суждено стать настоящей мегерой?
– Что мне теперь делать? – не на шутку разволновалась я. – А если я снова сорвусь и наговорю кому-то гадостей? Особенно тому, кому их точно не следует говорить.
– Просто сделай вдох, посчитай про себя до пяти, выдохни и подумай о чём-нибудь приятном. Ну, или сделай вдох и представь, как все твои враги умирают в страшных мучениях. Моя кузина Тея говорила, что только это ей и помогало во время обеих беременностей.
– Да? – немного усомнилась я. – Прямо так и вспоминала про врагов?
– Ну, пока она была беременна сначала сыном, а потом дочерью, врагами для неё были все вокруг. Люди в очереди к доктору, водители в пробке, медлительные пешеходы на переходе, кричащие дети под окнами дома, муж, ну и ещё я.
– А ты за что?
– Просто когда Тее не удавалось сдерживать гнев, она несколько дней к ряду кричала на мужа, обзывала, попрекала его за любую мелочь, била посуду и снова на него кричала. Её муж Эйвин, в целом тихий и безобидный человек, но и его терпению в итоге приходил конец. И тогда он звонил мне и просил отвезти кузину за город к её матери, чтобы она отдохнула на свежем воздухе подальше от пыльного города и снова подобрела.
– Ясно. А почему он просил об этом тебя?
– Потому что я самый спокойный и терпеливый в нашей семье человек. Знаешь, сколько раз за два часа пути я успевал выслушать от Теи едких замечаний, какие прохожие остолопы, какие водители проезжающих машин бараны, а я со своим то слишком быстрым, то со слишком медленным вождением дурак? В общем, это непросто терпеть, особенно когда приходилось раз в неделю возить кузину обратно в город то к врачу, то за покупками, то к подругам.
– О боги, неужели и я стану такой? – пришла я в ужас от его рассказа.
– Это вряд ли. Но если почувствуешь, что в тебе просыпается зверь, просто…
– Просто уйду подальше и не буду ни с кем разговаривать.
– Это тоже неплохой вариант.
После этой ободряющей беседы нам пришлось разойтись в разные стороны. Стиан вместе с Гро отправился дневать в шатёр к Кинифу, мне же отвели отдельные покои, где я должна была спать на лежанке в окружении приставленных ко мне прислужниц. Жёны Муаза отдыхали в отдельном шатре на другом конце лагеря – подальше от меня. Киниф так и сказал мне:
– Не подходи к ним ни днём, ни ночью, если не хочешь, чтобы Муаз выполнил свою угрозу про язык.
– Это ещё почему? Чем я для них опасна?
– Теми речами, которыми ты потчевала моих жён и других женщин в доме моего отца год назад.
Я напрягла память, вспомнила, как приукрасила перед праздными затворницами жизнь свободной северной женщины, и сказала:
– Это была шутка. Нет на севере никаких мужских гаремов.
– Судя по тебе с трудом верится.
– Это что ещё значит? – оскорбилась было я, но быстро прикусила язык, а потом вспомнила, что передо мной вовсе не Муаз, и с вызовом добавила, – Тоже хочешь назвать меня блудницей? Поосторожней, ты жил во Флесмере, так что должен понимать, что бывает за такие оскорбления.
– О, прости меня, пресветлая маркиза, – расплылся он в издевательской улыбке. – Помню, как тебя целовал в саду один муж, теперь обнимает другой, а до него звал на ложе самый могущественный муж всего Старого Сарпаля.
– Грязные фантазии оставь при себе. Я не…
– Не та, на ком стоит жениться.
С этими словами он ушёл прочь, оставив меня наедине с закипающей яростью внутри. Скрывшись в шатре, я не выдержала и сорвалась на прислужниц. Через пятнадцать минут мне стало стыдно за своё поведение, и я извинилась, на что девушки одарили меня непониманием и подозрением в глазах. Ещё через пять минут я вновь погрузилась в размышления о мерзких и неприятных словах Кинифа, и когда одна из прислужниц снова начала донимать меня расспросами, взбить ли подушки, на которых я буду спать, я последовала совету Стиана и представила, как из-за внезапного землетрясения каменная пустыня раскалывается надвое и злоязычный Киниф падает в кипучую бездну. Ещё я представила его удаляющиеся крики, и мне заметно полегчало.
Вот только уснуть этим днём у меня никак не получалось. В голове роились неприятные мысли и сомнения. А потом я поняла, что не могу больше держать их в себе и отправилась к шатру Стиана, чтобы поговорить с ним и в последний раз объяснить – я всегда была верна ему и во мне точно не стоит сомневаться.
Прокравшись мимо спящих девушек к выходу, я едва не ослепла от яркого солнца над головой. Невыносимый жар залез под одежду, пока я пробиралась перебежками от одного шатра к другому, силясь не попасть на глаза вялым от зноя стражам на посту.
Отыскав, наконец заветный шатёр, я коснулась полотнища, чтобы отодвинуть его, но доносящиеся изнутри голоса заставили одёрнуть руку и замереть.
– Мой друг, ты всегда меня удивлял, но теперь… Что с тобой стало? Неужели какая-то женщина смогла подчинить себе все твои мысли и желания?
Голос поодаль явно принадлежал Кинифу. И очень близко от меня Стиан ответил ему:
– Ты живёшь в другом мире, тебе не понять.
– Да, ты прав, мне не понять, почему ты называешь своей женой перезревшую, нецеломудренную, неизвестно в скольких постелях побывавшую наложницу Сураджа. Ты же мог выбрать себе любую северную красавицу. Юную и чистую. Я же помню, как на тебя смотрели все эти девицы из университета и подруги твоей сестры и кузин. Только помани пальцем, и прибежит любая. Так чего тебе не хватало? Зачем тебе эта испорченная женщина?
– Друг мой, ты ведь много лет прожил во Флесмере, долгое время изучал обычаи и менталитет тромцев. Но почему же ты так и не понял, что испорченных женщин на севере нет.
– Неужели? – с явной насмешкой в голосе спросил Киниф.
– Конечно. В жизни любого тромца может быть женщина-мать, женщина-наставник, женщина-друг, женщина-возлюбленная. А вот чистых и бракованных женщин ни в одном магазине и даже на рынке не продают. Представляешь?
Повисло молчание. Но вскоре Киниф протяжно возразил:
– О, только не надо мне повторять эту чушь ваших распущенных блудниц, будто женщина не вещь и любви достойна каждая. Не каждая, а только заслужившая её своим кротким нравом и целомудрием.
– Это ваши Сахирдинские порядки, меня в них не впутывай.
– Ты же отчасти сарпалец. В тебе тоже течёт сарпальская кровь. Как ты мог забыть заветы предков?
– Мои далёкие-далёкие северные предки в былые века менялись жёнами и мужьями.
– Дикари.
– Да, тысячу лет назад они и вправду были дикарями. Стало быть, я потомок сарпальцев и дикарей, так что не обессудь.
– Да ну тебя, полемист. А впрочем, живи, как знаешь. Но помяни моё слово, однажды ты сильно пожалеешь о том, что женился. Впрочем, для этого же у вас придумали разводы. Так что как только поймёшь, что твоя женщина своим поведением обесчестила тебя, выгоняй её из дома и подавай на развод.
– Знаешь, моя честь зависит только от моих собственных поступков, а не от поведения третьих лиц.
– Это всё ваши тромские отговорки.
– Может быть. Но жить по-тромски куда проще, чем по-сарпальски.
Внезапно моего бедра коснулось что-то твёрдое, и я вздрогнула. К счастью, это был нос Гро, а не приклад старинного порохового ружья одного из стражей. Измученный жарой пёс с грустью посмотрел на меня, и я потрепала его по голове и стала слушать дальше:
– А что будешь делать с её ребёнком? Он ведь от Сураджа, не от тебя.
– Тебе-то откуда знать?
– Вот увидишь. Сколько она пробыла в гареме, прежде чем ты стал искупителем?
– Месяц.
– Вот когда он родится на месяц раньше срока, ты помянёшь мои слова. Впрочем, даже если ребёнок родится в срок, это тоже ничего не будет доказывать.
– Мне и не нужны доказательства. Если Эмеран сказала, что ребёнок мой, значит это так, и тут нечего обсуждать.
– Видно, ты совсем повредился умом после месяца в тюремной яме.
– А ты, видимо, так до конца и не полюбил ни одну из своих жён.
На этом их спор сменился напряжённым молчанием, а я так и не успела дождаться, чем же всё закончится: за соседним шатром раздался какой-то шум, и я поспешила вернуться к своему пристанищу, лишь бы не попасться на глаза бдительному стражу, а то и самому Муазу.
Проскользнув мимо прислужниц, я улеглась на подушки и ещё долго размышляла над словами Стиана. Хоть нам и не удалось поговорить с глазу на глаз, но теперь я точно знаю, что он любит меня. Любит не за мои внешние данные или наши постельные утехи, а просто потому, что я есть. А раз любит, то и моего ребёнка будет любить не меньше как неотъемлемую часть меня самой. Даже не знаю, радоваться мне теперь или попытаться снова убедить Стиана в его подлинном отцовстве? Ему мои заверения точно не нужны, а вот мне самой…
После дневного сна в вечерний час мы продолжили наш путь и через четверо суток добрались до прибрежной деревни, затерянной за рощицей голых ветвистых деревьев, что произрастали прямиком из трещин в иссохшей земле. Позади деревни плескались зелёные морские волны и разбивались о берег, полностью застланный пористыми камушками грязно-серого цвета. Над головой распростёрлось мрачного вида предгрозовое небо. У горизонта явственно виднелись очертания островов, вот только я знала, что никакая это не суша.
– Море Погибели, – глядя вперёд, мрачно заключил Стиан, – остатки Ненасытной сатрапии лежат под его водами, а на волнах плавают лишь куски пемзы и остатки водорослей. На морском дне всё ещё стоят храмы кровавых богов, а мёртвые души ненасытных молят их об отмщении живым, и потому всякий, кто рискнёт выйти в море, непременно потонет и присоединится к ненасытным в их бдениях у отмытых от крови алтарей.
Рядом со Стианом стоял Киниф и с явным недоверием слушал его.
– Что? – вопросил Стиан, – именно такие предания пять лет назад я и записал в поселениях к югу отсюда.
– А про морского змея, что прячется под глыбами пемзы и утаскивает на дно лодки, тоже записал?
– Нет, впервые слышу об этом. А где бытуют такие предания?
– Прямо здесь, можешь спросить у деревенских.
Неподалёку от берега толпились люди: мужчины с растрёпанными длинными волосами, вылезающими из-под чёрных чалм выносили из деревенских складов лодки и волокли их к воде. Вскоре таких лодок там уже было с два десятка – и всё равно этого мало для нашей свиты.
– Жители прибрежной деревни верят в гигантского морского змея? – с сомнением переспросил Стиан. – И всё равно выходят в море?
– Ну, во что они верят, я не знаю. Но за звонкую монету, которую мы им исправно платим, они распространяют слух про змея через проходящие мимо караваны, чтобы ни у кого даже мысли не возникло плыть через Море Погибели в Джандер. Лодки люди прячут по этой же причине. Так что в этом месте находится единственная переправа в Западный Сарпаль.
Стиан, не отрываясь смотрел в сторону лодочников, будто заметил что-то подозрительное в их облике. Внутри меня всё внутри сжалось пружиной, и вдруг он сказал:
– Так это же джандерцы.
– Верно, – одобрительно кивнул Киниф.
– И что они тут делают?
– Стерегут морской путь в Сахирдин, который разведали ещё их деды. Предания о том, что воды моря Погибели опасны, слишком устарели. Вернее, большей своей частью оно по-прежнему несудоходно, но холодные течения высвободили от пемзы протяжённые участки моря. По ним один из джандерских кланов и наведывается в Сахирдин. И поверь, свою мореходную тайну они тщательно охраняют не только от здешних караванов, но и от своих соплеменников из других кланов по ту сторону моря.
– Поверить не могу, – покачал головой Стиан, – как вы могли пустить на свою землю самых жестоких и ненасытных разбойников Сарпаля.
– Не такие уж они и ненасытные, – парировал Киниф. – Всего двадцать золотых монет в год, и они готовы охранять морской путь от вторжения джандерских банд.
– Какая учтивость, – усмехнулся Стиан. – За небольшую сумму чужаки на вашей земле обязуются не грабить вас. И давно Сахирдин стал платить дань Джандеру?
– Это не дань, а плата за посредничество. Водная тропа через море Погибели ведь ведёт в обе стороны.
– Мне даже трудно представить, что Сахирдину может понадобиться в Джандере. Говорят, там выжженная земля после нескончаемых грабежей мирных людей и войн между кланами.
– Зато там можно раздобыть редкие товары.
– Скорее, награбленную добычу.
– Неважно. Главное, что теперь можно добраться до Западного Сарпаля кратчайшим путём.
– Я бы предпочёл плыть на Запретный остров прямиком из ормильского порта без всяких приключений в джандерской степи и маримбельских лесах.
– Ты бы предпочёл, чтобы в ормильском порту нас встретили твои родственнички на торговой шхуне и устроили бой.
– Не поверишь, но я бы предпочёл комфорт и безопасность. Как мы должны плыть до Джандера? На вёслах? Целый день? И ты уверен, что этим бравым морякам хватит сил догрести до суши?
– Во-первых, – тут Киниф повернул голову в сторону берега, где джандерцы уже прилаживали к своим лодкам съёмные мачты, – паруса будут. Во-вторых, за день до Джандера даже под парусами не дойти, поэтому вас ждёт остановка на Острове Блаженных.
– Каком острове? – переспросил Стиан. – Я думал, что в море Погибели не осталось островов, и вся суша ушла под воду, кроме горных пиков, где по преданиям могли укрыться жрецы и жрицы истинной богини Инмуланы.
– Ну, вот ближе к вечеру и познакомишься с этими жрецами и жрицами, – хохотнул Киниф.
– Ты серьёзно? Так они действительно существуют? И ты их видел?
– Как тебя сейчас. Думаю, на острове Блаженных тебя ждёт много открытий. Жаль, но времени, чтобы их сделать у тебя не будет. Утром вы поплывёте к Джандеру, а к ночи доберётесь до суши. В Джандере ты ведь тоже не бывал?
– Нет.
– Значит, изучить его у тебя будет куда больше времени. Ну, а мне пора обратно в Альмакир. Так что, счастливого вам пути.
– Как? Ты не едешь с нами?
– Муаз-адж велел возвращаться домой и ждать вестей с севера. Вдруг возникнут проблемы с твоими родственниками, или военные, с которыми ты успел связаться по радиостанции, нагрянут. Я должен быть в Альмакире, а ты – на Запретном острове. Пожалуй, это последний день, когда мы видим друг друга. Вряд ли наши дороги пересекутся вновь.
– Что, намекаешь, что Муаз-адж на всякий случай прикажет меня обезглавить, после того как я прилюдно передам ему печать?
У меня душа ушла в пятки, стоило ему с показным безразличием спросить об этом Кинифа. А тот сразу замотал головой.
– Я не это имел в виду. После коронации Муаз отправит тебя и твою женщину подальше от Сарпаля. Так что вы вернётесь во Флесмер и, надеюсь, больше никогда не вернётесь сюда. Ну, а я если и покину Альмакир, то только, чтобы посетить Запретный остров, когда царь Муаз из рода Фершид призовёт меня.
– Лучше не загадывай наперёд, – съехидничал Стиан. – Кто знает, как всё обернётся, когда у Сарпаля появится сахирдинский царь.
На этом Стиан и Киниф распрощались, и часть стражей с парочкой важных господ из свиты присоединились к ушлому сыну визиря, чтобы повернуть обратно и ехать в Альмакир.
Вот и всё, единственный человек, кто мог хоть немного поддерживать нас со Стианом в трудную минуту, уехал, оставив нас на растерзание будущим царедворцам и их джанжерским помощникам.
Когда настало время рассаживаться в лодки, прислужницы принялись заматывать жён Муаза в покрывала, дабы скрыть от джандерцев очертания их фигур и лиц. Мне же никто предлагать лишний платок не стал – приставленные ко мне девушки и сами принялись кутаться и закрывать лица, лишь бы не привлечь ненужное внимание бывалых разбойников.
– Какой большой красивый зверь, – протянул один из лодочников при виде Гро. – Могучий пёс, гроза всех кошек.
Он протянул руку Гро, а тот недоверчиво попятился.
– Да не бойся, я же не обижу.
Пару минут понадобилось Гро, чтобы принюхаться, помяться с лапы на лапу, но все же позволить себя погладить. Джандерец был рад как ребёнок, стоило ему ощупать упитанные бока пса и потрепать его по загривку.
Надо же грозный разбойник, оказывается, любит собак. Последняя собачатница, которую я встречала в Сарпале, была Алилата. Какая-то нехорошая тенденция для этого края котопоклонников...
– За такого могучего пса можно выручить пять монет серебром на рынке в Занталане, – сказал джандерец, на что Стиан тут же отреагировал.
– Он слишком стар, чтобы его продавать.
– Зря так говоришь, пёс хорош. Если б я постоянно не скитался по морю между двумя берегами, то купил бы его у тебя. – Тут он отстранился от Гро и поднял голову, чтобы пристально посмотреть на меня и сказать. – Приметная женщина. Говорят, таких только в Чахучане можно найти, если далеко на север забраться. За сколько продашь?
Я онемела от такого откровенного хамства, что даже и не нашлась что сказать. А потом на смену удивлению пришёл гнев, вот только Стиан и рта мне не дал открыть – он просто зашёл вперёд и закрыл меня своей спиной от взора джандерца.
– Она тоже не продаётся.
– Пять монет серебром дам.
– Как за собаку?
– Ну да. Эта женщина ведь тоже немолодая.
Ну, всё, я сейчас точно не вытерплю и взорвусь... Так, спокойно, Эмеран, просто представь, как волна накатывает на берег и утаскивает за собой этого нахала.
– Женщина тяжела и больше не годится для того, зачем ты её хочешь купить.
– С приплодом могу заплатить больше, – оживился лодочник, а я невольно вцепилась в Стиана.
– Зачем тебе чужой ребёнок?
– Если родится таким же светлокожим, его можно будет продать за семь монет серебром. А если будет девочка, то за неё и золотом заплатят.
У меня сердце едва не остановилось от этих слов. Проклятые работорговцы! Как же не хватает здесь Алилаты и её армии.
– А девочка тебе зачем? – сохраняя невозмутимость, спросил Стиан. – Всем чахучанцам известно, что от сарпальца и северянки может родится лишь уродец. А сама северянка, родив калеку, быстро увядает, усыхает и становится старой каргой. Так что не трать серебро и золото зря. Лучше кого из тех прикупи, – тут он махнул в сторону жён Муаза и добавил, – те и девочек могут родить, и красавицами ещё на долгие годы останутся. На таких и золота не жалко.
Удивительно, но джандерец внял совету Стиана и поспешил к лодке, где в окружении прислужниц и стражей сидели важные дамы. Не знаю, что за диалог состоялся между ним и одним из советников Муаза, этого я не слышала, зато отчётливо увидела, как слово за слово между ними разразилась перепалка. Джандерец выхватил из ножен длинный кинжал, стражи направили на него свои ружья, женщины дружно завизжали…
Кончилось всё тем, что самый косматый из джандерцев отругал своего соплеменника и прогнал его прочь от лодок. Неудавшийся работорговец поплёлся в сторону деревенских лачуг, а косматый принялся раскланиваться перед советником Муаза. Кажется, он просил прощения за своего незадачливого товарища и уверял, что больше проблем у таких важных господ и их свиты точно не будет.
Вот так шутка Стиана едва не обернулась стрельбой и поножовщиной. И его, похоже, это ничуть не волновало.
– А если бы они переубивали друг друга? – спросила я его по-аконийски.
– Значит, нам можно было бежать отсюда.
Действительно, какой прекрасный шанс мог выдаться, пока стражи и джандерцы сражались бы друг с другом. Жаль только жён Муаза и прислужниц – они-то точно не виноваты, что мужчины притащили их вслед за собой в такое опасное место.
Наконец, все споры были улажены, и настала пора садиться в лодки. Нам со Стианом и Гро досталось место на корме, а шестеро стражей ютились у носа, пока матросы разворачивали парус. Дабы мы не устроили побег и не спрыгнули в воду, наши охранники решили привязать к нашим ногам верёвки и другим концом обмотать их вокруг наших же тюков с вещами. Странный план, ведь при желании путы вокруг ног можно незаметно отвязать. Вот только такое желание у меня быстро пропало, стоило нам оказаться в открытом море вместе с другими лодками. Нет, своим ходом далеко я не уплыву. И даже думать об этом не буду. Мой малыш не должен подвергаться опасности. Теперь я отвечаю не только за свою жизнь.
Долгий ночной переход через пустыню, затянувшиеся утренние сборы и убаюкивающее покачивание лодки заставили меня вскоре заснуть на плече Стиана. Когда я открыла глаза, вокруг плескалось тёмное море, над головой серело хмурое небо, а за бортом проплывали охапки грязно-коричневых водорослей.
– Земля уже близко, – известил меня Стиан.
Я и сама успела заметить чёрную полоску суши впереди и уже предвкушала, что скоро мы пристанем к берегу, и я смогу размять затёкшие ноги. Я даже потянулась к верёвке, чтобы отвязать её от своей лодыжки, но тут же услышала окрик стража:
– Не сметь!
Какой же дурак... Ну, куда я уплыву отсюда? Разве что к тому самому острову, куда и должна пристать лодка.
– Я хочу взять свои вещи из сумки, – известила я и потянула верёвку на себя, чтобы достать до сумки.
– Ничего не трогай! Сиди и жди!
Так мне и не удалось достать камеру и заснять морские просторы с борта лодки. Единственное, чем мне удалось занять себя в томительном ожидании берега, это запустить пальцы в шерсть притулившегося между мной и Стианом Гро и начать поглаживать его.
Наконец мы высадились на пляже, закиданном ошмётками морской капусты и ползающими между ними крабами. Небо начало стремительно чернеть, и стражи вместе со слугами принялись разводить костры и вытаскивать со дна лодок свёрнутые полотнища и шесты для шатров. Пока все обустраивали лагерь на пляже, джандерцы выволокли лодки из воды и направились к кромке леса. Там в зарослях ютились деревянные хибары, явно сколоченные на скорую руку. Туда-то и юркнули разбойники-мореплаватели, чтобы заночевать. Мне же совсем не хотелось идти спать под душный свод шатра, меня манил морской бриз и шум волн.
– Куда собралась, женщина? – услышала я суровый голос одного из стражей.
– О, вот ты-то мне и поможешь, – уверенно заявила ему я, и полезла в дорожный баул, чтобы вынуть оттуда складной штатив с сумкой для объективов и вручить их озадаченному надзирателю. – Неси к морю и жди моих указаний.
Повесив на шею камеру, я ещё раз глянула на этого истукана, а он, кажется, никуда идти и не собирался. Эх, стражи Алилаты были куда послушнее…
– Ну же, иди за мной. Поможешь установить камеру. Заодно будешь охранять меня от диких животных, пока я работаю. Что ты так на меня смотришь? Я же не сбегать от тебя собираюсь.
С этими словами я направилась в сторону прибоя. Растерянный страж всё же последовал за мной, явно не понимая, чего от меня ждать. А я попросту остановилась в двадцати метрах от лагеря и принялась выбирать точку съёмки. Мой страж остановился рядом и замер. Пришлось отобрать у него штатив, расправить телескопические ножки и закрепить камеру, направив её на костры у лагеря.
– Госпожа, как ты заставила эту железную палку вырасти? – заворожённо спросил он.
– Это волшебство, – не желая вдаваться в подробности, кинула я.
– А что за коробку ты на неё поставила?
– Оберег от злых духов. Куда я его направлю, там будет властвовать благодать, и зло обойдёт это место стороной.
– А что за бутыль без горлышка ты к ней прикручиваешь? – указал он на съёмный объектив.
– Усилитель благодати. Чтобы она разлилась по всему пляжу и даже лесу.
Про тросик он, к счастью, спрашивать меня не стал, и я занялась съёмкой. Надеюсь, сидящие у ночного костра люди не будут резко двигаться и пятнадцатисекундной выдержки хватит, чтобы кадр не получился слишком тёмным.
– Госпожа! – внезапно отвлёк меня взволнованный голос стража, – Туда! Туда направь коробку благодати! Прогони злого духа!
Я не сразу поняла, в чём дело, что его так напугало, а когда проследила за направлением его взгляда, то заметила вдали странную фигуру.
Вдоль линии прибоя в нашу сторону двигалось нечто долговязое, тёмное и со светящимся кругом вместо головы. Голубые огни так красиво переливались во тьме, что я невольно замерла, залюбовавшись этим зрелищем.
