Текст книги "Миледи и притворщик (СИ)"
Автор книги: Антонина Ванина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 70 (всего у книги 109 страниц)
– Эмеран, я здесь!
Внезапно моей талии коснулись кончики пальцев, а потом сильные руки обручем сомкнулись вокруг моих ног под ягодицами, и я услышала:
– Всё, я держу тебя. Отпускай.
И я отпустила ветку. Стиан удержал меня и поставил на землю. А потом он ухватил меня за руку и потянул в сторону нашей стоянки, попутно понукая:
– Почему ты не разбудила меня? Почему пошла к озеру одна? Хорошо, что я услышал крик халапати и проснулся.
– Да? Ты слышал, как кто-то курлыкал в лесу и так быстро сюда добежал?
– Нет, я слышал, как кто-то сварливо кричал за озером минут пять назад. А в лесу курлыкал я, чтобы отвлечь ту птицу от твоего дерева. Хорошо, что она толерантна к людям, не боится их и не пытается им вредить.
– И о чём это говорит?
Стоило мне об этом спросить, как мы добрались до палатки, где нас ждал привязанный к поваленному стволу Гро. С недовольным видом он посмотрел на хозяина, тот – на Гро, и в итоге Стиан отвязал приятеля, а тот немного потоптался возле нас и лёг на траву.
– Похоже, – решил ответить на мой вопрос Стиан, – островитяне даже не пытаются охотиться на халапати. Отсюда и миролюбивость этих гигантов.
– А ведь могли бы накормить одним окорочком всю деревню.
– Как же можно убивать такую красоту?
Теплота в его голосе и мечтательность во взгляде заставили меня улыбнуться и предложить:
– Пойдём, понаблюдаем за ними.
– Конечно. Мы ведь нашли оживший миф, древнюю легенду. И она совсем не так ужасна, как думают бильбарданцы.
– Бильбарданцы вообще ничего не понимают в пернатых.
На этом я залезла в палатку и накрылась покрывалом, чтобы сменить плёнку, потом заменила объектив, и мы отправились обратно к озеру. Теперь я могла снимать гигантов с почтенного расстояния, стоя на земле и не боясь, что кто-то из них незаметно подкрадётся ко мне и сбросит на голову папайю.
Этим утром я успела снять, как халапати в полный рост тянется к россыпи орехов на вершине дерева, как парочка птиц с нежностью трутся шеями друг о друга и даже пытаются их переплести. А ещё я запечатлела, как одна халапати пытается распустить крылья. Ну, вернее даже не крылья, а их усечённый вариант, неизвестно для чего нужный. Наверное, для красоты, потому что с этими оттопыренными по бокам пушистыми отростками халапати выглядит очень умильно. А когда она ещё и пытается ими взмахнуть, то и вовсе похожа на цыплёнка-переростка, что невольно хочется смеяться.
– Потрясающие птицы, – завороженно прошептал рядом со мной Стиан.
Да, они прекрасны. Вот только ворчащий рядом Гро явно не был с нами согласен. Конечно, он же охотник, всё, о чём он сейчас думает, так это о птичьем окорочке, и ничего что он размером с человека.
Время шло, и халапати, насытившись фруктами, одна за другой скрылись в лесу.
– Пойдём за ними, – тут же предложила я.
– Не сегодня, – охладил мой пыл Стиан. – Для преследования надо тоже подготовиться. Давай-ка лучше вернёмся к лагерю, позавтракаем и подумаем, что будем делать завтра, когда птицы вернутся на утренний водопой.
Пришлось мне внять его доводам. Стиан прав, на голодный желудок преследовать халапати глупо. Да и смысла в этом нет, если мы в любой день можем проследить за ними от озера до тех мест, где они обитают днём.
На следующее утро мы были во всеоружии. Палатка свёрнута, рюкзаки собраны, камера со штативом – на изготовке.
Пять халапати снова пришли к озеру на водопой, а когда восполнили запасы влаги, то не спеша удалились в заросли. А мы не спеша последовали за ними в гущу леса, уже предвкушая увидеть тайную жизнь величавых птиц.
Рассеянный через редкие кроны деревьев свет пятнами падал на оперение халапати, заставляя его искриться и переливаться золотом. Завораживающее зрелище, но, увы, плёнка вряд ли передаст его в полной мере. Зато она передаст ненасытный аппетит гигантов. Всё время, что мы следовали за ними, халапати только и делали, что тянули шеи к связкам фруктов и по одному заглатывали их.
– Большая масса тела – большие аппетиты, – держа ворчащего Гро за поводок, заметил Стиан.
– Они что же, весь день проводят в поисках еды?
– Боюсь, что да. Но это очень хорошо для нас и для всех островитян.
– В каком смысле?
– Животные белки и жиры насытили бы мощные тела халапати куда быстрее. Но они предпочитают растительные углеводы. А их им нужно очень много, чтобы восполнить растраченные во время походов по лесу калории.
– Замкнутый круг какой-то. Всё время ходить, чтобы есть, а есть – чтобы ходить и искать, чего бы поесть.
– Зато халапати не питаются людьми как самыми крупными млекопитающими на этом острове. На наше счастье.
Действительно, что может быть лучше?
Халапати продолжали выискивать спелые фрукты на поредевших после их клювов деревьях, всё удаляясь и удаляясь по протоптанной дорожке. Держась на почтенном расстоянии, мы следовали за ними, пока птицы не привели нас к лесистому склону, что резко поднимался вверх.
– Это Гора Предков? – догадалась я.
– Похоже на то. Даже интересно, что там понадобилось птицам.
Меня этот вопрос волновал не так сильно, как вид карабкающихся вверх по тропинке халапати. Они словно с опаской склонили шеи и опустили головы ближе к земле, пока переставляли согнутые лапы по склону. А как они впивались толстыми острыми когтями в почву… Только сейчас я обратил внимание на их мощные конечности. Если птичка решит схватить кого-нибудь такой лапкой и сожмёт его между острыми пальчиками, то тому несчастному сразу придёт конец. Поэтому не будем мешать халапати взбираться на Гору Предков. Мы за ними обязательно поспеем. Тем более, что у нас тяжёлая поклажа за плечами и слишком резвый для своих лет пёс на привязи.
На Гору Предков мы взбирались долго и обстоятельно – хорошо, что птицы нацелились не на самую вершину, а свернули на относительно ровную площадку в сотне метров над подножием. Та площадка поросла высокими папоротниками и редкими деревцами. Только ветвистые стволы и шеи халапати возвышались над зарослями, но последние то и дело опускались и терялись за зелёной завесой.
– Они что-то клюют, – предположил Стиан, – подбирают с земли.
– Если мы аккуратно пролезем через папоротники и посмотрим, что они делают, халапати ведь не прогонят нас? – с надеждой спросила я, уже готовясь продираться через лопухи к заветной цели.
– Постой, не рискуй, – остановил он меня. – Можно ведь просто взобраться на дерево и через оптику посмотреть, что происходит в зарослях.
Что ж, он прав, к чему риск, если можно прибегнуть к старому трюку?
Я сбросила рюкзак возле подходящего дерева, а Стиан подсадил меня, и я взобралась сначала на одну ветку, потом на другую, и третью. Найдя удобную точку для обзора, я нацелила камеру с телеобъективом на халапати и замерла.
Птицы паслись на цветочной поляне, то и дело опуская клювы к полураспустившимся бутонам фиолетовых цветов. Вот только цветы эти были высотой с полптицы. Два метра, не меньше…
Распустившиеся бутоны так похожи на чаши на низкой ножке-стебле и с загнутыми наружу краями лепестков. А внутри этих бутонов явно собралась вода или ещё какой лакомый нектар, раз халапати засовывают туда головы, а потом поднимают их, довольно щёлкая клювами.
– Стиан, – как можно громче прошептала я, глядя вниз, – они там пьют воду из двухметровых цветов. Это просто невероятно, настоящее чудо.
Я снимала необычную поляну до тех пор, пока птицы не покинули её, удалившись в заросли папоротника. Они скрылись из виду, и мы явно потеряли их след, но меня это не особо волновало. Ведь теперь поляна свободна, и мы можем подобраться к огромным цветам вплотную, чтобы лучше их изучить.
Продравшись через папоротники, мы оказались в обители цветущих гигантов. Десятки гофрированных чаш-бутонов торчали из-земли, словно элементы фонтана. Они оказались и вправду выше меня. И выше Стиана тоже.
Я поспешила снять объектив, чтобы запечатлеть складки лепестков, толстую ножку стебля, да и весь цветок в полный рост крупным планом. Да, он великолепен. Вот только душок от него идёт… И чем он так привлекает халапати?
Гро так и вертелся вокруг благоухающих на его взгляд цветов-чаш. Стиан же недолго думая взобрался на ближайшее к цветку дерево и, растянувшись на ветке над самой чашей, заглянул в неё и о чём-то задумался.
– Ну, что там? – распирало меня любопытство.
А Стиан неожиданно помрачнел и произнёс:
– Нет, Эмеран, в этих бутонах не вода собирается.
– Да? А что тогда?
Он не ответил, а взгляд его стал таким сосредоточенным, что я поняла – он увидел там то, чего не должно быть в миролюбивом цветке.
– Это такой же монстр вроде тех липких цветов с щупальцами? – догадалась я.
– Скорее, это старший брат кувшинчика, который умеет вырабатывать пищеварительный сок.
Проклятье… Мне надо было раньше обо всём догадаться. В этом безумном лесу цветы не могут быть просто красивым дополнением к пейзажу. Они здесь хищные и безжалостные. И чем глубже в лес, тем больше коварства в их обличии.
– Ты видишь там что-то помимо сока? – спросила я.
Стиан поморщился, но ответил:
– Кажется, там плавает не до конца переваренный обезьяний хвост. Наверное, зверь сорвался с этого самого дерева и упал в чашу…
– Слезай оттуда немедленно! – тут же запаниковала я и кинулась к дереву, чтобы помочь Стиану спуститься на землю.
Он справился с этим и без меня, а потом всё так же задумчиво посмотрел на бутон и сказал:
– Я был неправ.
– О чём ты?
– О пищевых пристрастиях халапати. Они сейчас пили не просто цветочный сок. Они пили растворённого в нём зверя. Значит, они всё-таки питают свои тела животными белками и жирами. В растворённом виде с помощью плотоядных цветов, раз их узкий пищевод не позволяет заглатывать куски мяса. У халапати и цветка сложилась тесная связь, почти симбиоз. Правда не знаю, какая польза цветку от того, что халапати копошится клювом в его чреве. Может, птицы просто удобряют эту поляну, питая корни цветов теми веществами, которые они не могут получить из пищеварительного бутона.
Россыпи помёта на поляне действительно встречались, но мне до него не было никакого дела. Я пыталась осмыслить свалившуюся на меня информацию: халапати оказались всеядными. Пожалуй, только за счёт этого они смогли вымахать на четыре метра в высоту. По этой же причине чаша-бутон разрослась вверх и вширь до невероятных размеров. Такого растения нет больше нигде в мире. И я просто обязана отодвинуть в сторону эмоции, чтобы запечатлеть его со всех сторон, даже неприглядных.
Теперь я сама полезла на дерево, чтобы снять плещущийся в фиолетовой чаше желтоватый сок, в котором действительно плавает что-то вытянутое, гладкое и до тошноты розоватое.
На этих кадрах я не остановилась и полезла на соседнее дерево, чтобы узнать, что же плавает в других бутонах. А в них ничего кроме жижи на донышке и не было: видимо голодные халапати всё выпили.
Удача улыбнулась мне на пятом дереве, с него я заметила, как в самой широкой чаше плавает чья-то широкая лапа. Похожа на обезьянью конечность. Жаль, что я так и не видела в этом лесу живую обладательницу таких кистей.
– Есть предложение, – сказал Стиан, когда я спустилась на землю. – Не совсем экологичное, но продиктованное исключительно интересами науки. Что, если я срублю цветок, а ты сфотографируешь дно его опрокинутой чаши?
– Дно? И что ты там хочешь увидеть?
– Наверное, нечто сходное со строением желудка и кишки. Не то чтобы я силён в анатомии, но если показать снимки специалистам, они наверняка дадут заключение о механизме столь необычного для растения способа питания.
Я немного подумала и сказала:
– Ладно, руби. Только осторожно. Сок внутри опасен. Нельзя, чтобы он попал на нас.
Как только Стиан взялся за свой огромный нож, я тут же подозвала к себе Гро, чтобы ухватить его за поводок и удержать на месте. Кажется, ему одному нравится эта поляна, насыщенная запахами разложения и смерти, так и хочет сорваться с места и рвануть к следующему бутону. Но я не дам. Не хватало ещё, чтобы пищеварительный сок из цветка, который сейчас рубит Стиан, попал на Гро. Он и так настрадался от того липучки, вон, даже бок ещё не начал зарастать.
Стук лезвия ножа о стебель становился всё глуше и глуше. Наконец, ножка чаши подломилась, а сама она завалилась на бок, выплеснув вместе с жёлтым соком большой комок слизи в виде костей и повисших на них ошмётках полупереваренного мяса. Бедная обезьяна, какая ужасная смерть её постигла – заживо вариться в желудке гигантского цветка – такого никому не пожелаешь.
Помня о наказе Стиана, я подошла ближе к упавшей чаше, чтобы снять внутренности цветка. Я старалась не наступать на разлитый по траве сок, да и труп животного пришлось обойти. Какая всё-таки крупная обезьяна была. Руки, правда, коротковаты для древолаза. И ноги длинноваты. И хвоста нет. А череп…
Одного взгляда на него мне хватило, чтобы шарахнуться в сторону и закричать:
– Это же человек! Человек!
В голове словно взорвалась бомба. Я не могла поверить, не хотела верить в то, что вижу… Человек, кажется, подросток, утонул в чаше плотоядного цветка, сварился в ней заживо, а халапати приходили сюда и пили растворённого в цветочном соке человека! Пернатые людоеды, бескрылые монстры…
По щекам сами собой покатились слёзы. Я думала, Стиан сейчас подойдёт ко мне, чтобы обнять и прошептать на ухо что-то успокоительное, а он почему-то кинулся к своим вещам и взялся за ружьё, чтобы его тут же зарядить.
– Что? – не поняла я, – что ты делаешь?
– Готовлюсь к тому, чтобы мы живыми вернулись на корабль.
– Ты что, думаешь, что халапати вернутся сюда и съедят нас? Или где-нибудь по дороге к берегу?
– Халапати меня не страшат. Но я не верю, что тот островитянин сам упал в чашу цветка.
Стиан вместе с ружьём подошёл к зарослям папоротника и, направив ствол в сторону лопухов, начал обходить поляну по периметру, будто ждал, что сейчас оттуда кто-то выскочит. Кто-то очень опасный для нас.
– Ты думаешь, это островитяне приносят жертвы цветку? – внезапно осенило меня.
– Это же Сарпаль, – слишком спокойно, но в напряжении произнёс он, – здесь и не такое может случиться.
Я всё ещё пыталась прийти в себя, а Стиан тем временем закончил обход территории, после чего опустил ружьё, взял из моих рук поводок Гро и сказал:
– Собираемся и уходим. Всё что хотели, мы увидели. Пора возвращаться к Рагнару.
Он прав, больше снимать здесь нечего, надо идти обратно к кораблю. Вот только рюкзак сейчас подниму…
Внезапно внизу послышался знакомый протяжный хор. Проклятье, дикие черимои, уже рядом. Если они нас здесь увидят, то точно кинут в чаши на прокорм для халапати.
Не успела я ничего сказать, как Стиан схватил меня за руку и утянул в заросли папоротников.
– Стой тут и ни звука, – шепнул он, а потом вручил мне поводок Гро и снова вернулся на поляну.
Он перенёс в наше убежище среди лопухов рюкзаки, попытался сдвинуть с места отрубленный цветок, чтобы скрыть следы нашего пребывания на поляне, но у него ничего не вышло – настолько тяжёлой оказалась двухметровая мясистая чаша. А голоса становились всё ближе и ближе.
– Стиан! – не вытерпела я и высунулась из папоротников, чтобы шикнуть, – Хватит.
Стиан бросил ножку цветка, чтобы вернуться к нам с Гро в укрытие. А хор звучал всё громче и громче...
Стоя среди огромных листов, мы затаили дыхание и принялись вслушиваться в каждый шорох. Вот голоса начинают немного стихать, вот справа шуршат листья, вот уже со стороны поляны доносятся новые песнопения и дикий хохот.
Мы притаились среди листвы, боясь вздохнуть. Стиан медленно опустился на колени и прижал к себе Гро, чтобы тот не вертелся и не задевал хвостом лопухи. Если они придут в движение, это выдаст наше местоположение и тогда…
Что будет тогда, мне было страшно даже подумать. Безумный смех, доносящийся с поляны, холодил кровь и заставлял воображению являть мне самые дикие образы того, что происходит здесь и сейчас за занавесью из листьев.
Не выдержав напряжения, я медленно опустилась на колени рядом со Стианом, придержала камеру на шее и, стараясь не задеть папоротники, легла на землю.
Так, что тут у нас? Между стеблей мало что видно, но если подползти ближе…
– Что ты делаешь? – едва слышно шепнул Стиан, когда я поползла вперёд, аккуратно раздвигая поломанные стебли.
– Не мешай, – только и оставалось шепнуть мне в ответ.
Я добралась до последней гряды папоротников и аккуратно просунула камеру с длиннофокусным объективом вперёд, чтобы понаблюдать за происходящим на поляне. А там…
… островитяне в набедренных повязках столпились возле девушки с длинными волосами, что непрестанно корчила безумные гримасы, истерически смеялась, падала на землю, каталась и снова вскакивала, готовясь куда-то бежать, но её тут же хватали за руки и придерживали на месте.
Кажется, тут не обошлось без наркотического мёда, которым Ирфан опаивает своих односельчан. Девушку тоже опоили. Видимо, чтобы она пребывала в мире грёз и так и не поняла, что с ней собираются делать.
А островитяне тем временем принялись срывать с девушки украшения в виде косточках на шнурках и лоскуток поверх бёдер. Они оставили её лежать на земле совершенно голую, беззащитную и опьянённую. А потом двое молодчиков привязали к её ногам длинную верёвку, сплетённую из трав и лиан, а после поволокли девушку к дереву, что высилось рядом с огромным цветком.
Несчастная всё заливалась смехом и даже начала завывать, словно дикий зверь, а мужчины тем временем перебросили второй конец верёвки через ветку и начали тянуть его на себя.
Девушка повисла в воздухе вверх ногами, с каждым рывком мужчин всё выше и выше поднимаясь над землёй, пока не зависла над гигантской чашей цветка-людоеда.
Мужчины привязали конец верёвки к стволу дерева и затянули новую песнь, более величественную, а ещё они начали плясать вокруг бутона, то и дело подскакивая и вздымая руки к небу.
Я снимала без устали, стараясь запечатлеть каждый миг этого изуверского ритуала. А девушка на верёвке уже перестала смеяться и начала издавать булькающие звуки, будто задыхается.
Я смотрела через видоискатель, как кончики её волос свесились в чашу, как безвольно повисла вниз её левая рука и как правая неестественно отогнулась в сторону перпендикулярно телу.
– Или у неё плечо сломано, или это вывих, – неожиданно прошептал мне на ухо Стиан.
Оказывается, я так увлеклась съёмкой, что и не заметила, как он вместе с Гро подполз ко мне, и теперь тоже наблюдает за островным ритуалом.
– Кажется, – продолжил он, – они приносят в жертву цветку только больных соплеменников. Избавляются от бесполезных членов общества, лишних ртов, которые не могут из-за недуга добывать пищу или держать хозяйство.
– Дикари, – еле сдерживая злость, прошипела я.
– Для столь примитивного общества это закономерно. У них ведь нет врачей, чтобы помочь ей и облегчить её страдания.
– Но мы должны что-то сделать. Нельзя же просто так смотреть, как убивают нечастную.
– Да, нельзя, – согласился он и протянул мне поводок Гро. – Держи крепче и не отпускай, как бы сильно он ни рвался.
– Что ты задумал? – насторожилась я.
– Попробуем напугать их и обратить в бегство.
И тут он взялся за ружьё. Я не знала куда смотреть: на пляшущих островитян или на Стиана, который уже поднялся на колени, задрал ствол вверх и шепнул мне:
– Закрой уши.
А потом он нажал на спусковой крючок и раздался оглушительный выстрел, а за ним и второй. Поводок натянулся – Гро с силой рвался бежать вперёд. Я невольно отвела руку от уха, пытаясь его удержать, а он уже опутал поводком ноги Стиана, не в силах успокоиться.
Стиан тут же опустил ружьё и лёг рядом со мной, обхватив Гро за шею и прижав его к земле. А я взяла камеру и увидела, как люди в панике заметались по поляне, явно не понимая, что за странный грохот раздался из кустов и куда им теперь бежать.
Я побоялась, что сейчас они припустят в нашу сторону, но тут Стиан стянул с Гро намордник и тот громогласно залаял.
Дикари в видоискателе заметались ещё больше, попутно что-то восклицая. А потом Стиан спустил Гро с поводка, и тот рванул на поляну навстречу и без того перепуганным людям.
– Ты что? – пришла я в изумление, – Ты хочешь натравить его на них?
– Нет, конечно, он же не питбуль. Он просто услышал звук выстрела, а это сигнал для него, что я ранил добычу, а ему надо найти её и принести мне.
Я снова глянула в камеру, а там островитяне разбегались кто куда от неведомого им зверя, который молнией носился между чаш-цветов и всё искал, какого же зверя ему надо добыть и принести в зубах хозяину.
Внезапно перед Гро упал споткнувшийся парнишка. На его лице читался животный ужас при виде зубастого зверя с высунутым языком, который к тому же виляет ему хвостом.
Меня начал разбирать смех от этой картины. Парнишка с перекошенным от страха лицом всё пытался отползти прочь, а Гро всё вилял ему и ступал следом, пока паренёк не уткнулся спиной о ствол дерева. Бежать ему теперь было некуда. Он зажмурил глаза, готовясь к самому худшему. И тут Гро от души облизал ему всё лицо. Да уж, в жизни не видела его таким любвеобильным. Наверное, парнишка вкусно пахнет – натирается от насекомых чем-то съедобным, что очень нравится собакам. Ну, значит, так ему и надо – пусть познает всю глубину страха, раз уж решился на убийство вместе со своими разбежавшимися товарищами, которые оставили его один на один с неведомым зверем.
Внезапно Стиан свистнул, и Гро, покончив с нежностями, метнулся к нам. Парнишка, всё ещё не веря, что жив, еле пришёл в себя, а потом припустил к зарослям, и поляна тотчас же опустела.
– Они все ушли? – на всякий случай спросила я.
– Ушли, но как далеко… А давай-ка немного пошумим. Попробуй покричать во всё горло. Будто тебя здесь глодают заживо. Сможешь?
Ещё бы. Я со всей мочи завопила так, что все, кто ещё не передумал приносить подвешенную девушку в жертву цветку-людоеду, должны были уже мчать к своей деревне, чтобы забиться в хижины и не выходить оттуда неделю к ряду.
К моим воплям присоединились и Стиан с Гро. Хозяин начал, словно волк, подвывать, пёс подхватил его песнь, и у нас троих вышла славная какофония. А потом мы выдохлись и поняли, что самое время идти спасать островитянку, которая теперь точно не станет питательной смесью для халапати.
Взобравшись на дерево, Стиан подтянул верёвку к себе, и теперь девушка висела не над цветком, а в стороне от него. А потом он слез в дерева и принялся отвязывать от ствола верёвку. Он медленно отпускал самодельный жгут, а я постаралась придержать голову и плечи девушки.
Наконец, она оказалась на земле. Кажется, наркотический мёд отправил её в глубокий сон, и она больше не смеялась и не порывалась никуда бежать. Она вообще не двигалась, хорошо, что пульс прощупывался на руке и шее.
– Что нам теперь с ней делать? – спросила я Стиана. – Если оставим её здесь, она, конечно, придёт в себя, но куда ей потом идти? Если она вернётся в свою деревню, её опять приволокут сюда на съедение цветку.
– Вот поэтому мы сейчас попытаемся вправить ей вывих. Попробуй приподнять её и усадить. Только придерживай, а я осмотрю руку.
Так мы и поступили. Островитянка, конечно, была миниатюрной и хрупкой, но её расслабленное тело по весу больше напоминало мешок картошки. Я села на землю и облокотила девушку на себя, а Стиан вытянул её правую руку и начал тщательно её прощупывать.
О чём я думала в этот момент? О том, что мой любимый мужчина сейчас разглядывает и трогает обнажённую особу, молодую и на вид вовсе не безобразную. Даже с миловидными чертами лица.
Интересно, Стиана привлекают сарпальские женщины? Их внешность, их поведение, воспитание? У него были сарпальские любовницы, пока он странствовал по Сарпалю? Или образ сарпальской женщины для него прежде всего ассоциируется с матерью, а значит, не может привлекать?..
О боги, что за глупости лезут мне в голову? Я что, собираюсь ревновать его к этой несчастной? Да он на её руку смотрит, а не на грудь. Да там и смотреть не на что. У меня и лучше, и объёмнее, и вообще…
Из глупых мыслей меня вырвал резкий толчок: это Стиан рванул руку девушки на себя. В её плече что-то хрустнуло, а сама девушка открыла глаза и молча уставилась на него.
– Пошевели рукой, – начал он увещевать её, – тебе больно или нет?
Та ничего не отвечала, будто впала в прострацию, и Стиан начал сам сгибать её руку в локте, отводить в сторону, прижимать к груди девушки.
– Кажется, работает, но я не знаю…
И тут она засмеялась – заливисто и протяжно. Ясно, наркотический мёд ещё продолжает действовать.
А потом девушка вскочила на ноги. Она долго стояла напротив нас, лопоча что-то и смеясь. Гро вопросительно смотрел на неё, а потом подошёл ближе и лизнул кончики пальцев. Девушка будто отмерла, а после начала вращать руками, словно мельницами и рванула в сторону папоротников. Больше мы её не видели. Зато нам стало ясно, что Стиан умеет вправлять вывихи.
– Всё, идём отсюда, – сказал он, – в зарождении нового мифа о голубоглазом четвероногом звере-громовержце, что исцеляет людей своей слюной, мы наверняка поучаствовали, теперь можно идти к берегу.
– Ты прав, хватит с нас приключений. Пора домой.
– Пора. Надо только найти наши рюкзаки под папоротником.
С этой задачей мы справились быстро. А потом нас ждал стремительный спуск с горы и попытки кубарем не скатиться по тропинке вниз.
Ворвавшись в лесок, полный липких цветов, Стиан достал компас и принялся выверять курс на побережье. Он долго что-то вычислял, а Гро уже успел прийти в нетерпение, даже начал рваться с поводка куда-то в сторону. А потом до моих ушей донеслось тихое чириканье, и я поняла, что так привлекло пса.
Стиан так увлёкся компасом, что не удержал поводок, и Гро рванул к банановым кустам на птичий зов. Бедная птичка, она же не знала, что охотничий пёс после пальбы всё ещё настроен найти дичь…
– Сейчас приведу Гро, – сказала я Стиану и пошла к банановым зарослям.
Искать его долго мне не пришлось. Гро стоял прямо за кустом и активно вилял кому-то хвостом. А потом я подошла ближе и увидела предмет его восхищения.
Это был птенец – светло-коричневый, лохматый, ещё не растерявший свой пушок и детское обаяние. Вот только ростом этот птенчик был с Гро. Так, длинная шея, вжатые в туловище крылья, стройные когтистые лапы – это же детёныш халапати! Такой маленький и милый. Вернее, большой и такой самостоятельный. Уже изучает окружающий его мир. Вот, познакомился с собакой. Как хорошо, что Гро не теряет голову при виде добычи окончательно. Видимо, ему тоже не чуждо чадолюбие.
Птенец так мило пищал и пытался распустить перед Гро крылья, что я не удержалась и взялась за камеру. Надо запечатлеть эту встречу. К тому же портрет детёныша халапати прекрасно дополнит жизнеописание гигантских птиц острова Гамбор.
– Эмеран, куда вы делись, я…
Стиан отыскал нас, явно желая что-то сказать, но замер на месте, стоило ему увидеть птенца.
– Милашка, правда?
Я думала, Стиан обрадуется тому, что Гро нашёл для нас малыша, а он как-то странно попятился, когда тот вразвалочку подбежал к нему.
– Стиан, что такое? – начала беспокоиться я, – что не так?
– Что не так? – как-то странно произнёс он, отступая от любопытного птенца и подступая ближе ко мне. – А ты не думала, что такой малыш не может гулять по лесу, полному демонических лилий, один?
– Он, наверное, потерялся, – начала предполагать я.
– Да. И это значит, что его уже ищет…
– Мама, – начало доходить до меня, стоило только представить, в каком сейчас настроении отчаявшаяся родительница.
– Или папа, – поправил меня Стиан, – это же птицы.
– А папа крупнее мамы?
– Какая теперь разница? Я не хочу это выяснять. Идём отсюда, пока взрослая халапати не прибежала на писк детёныша.
Ну, я и дура… Стиан прав, надо скорее уходить отсюда, чтобы не навлечь на себя гнев четырёхметровой птицы с огромными когтями.
Стиан ухватил Гро за поводок и потянул его прочь от кустов и нового знакомого, а я спешно последовала за ними.
– Как думаешь, – спросила я, – далеко нам до берега?
– Надеюсь, завтра днём мы уже будем там. Или вечером.
– Хорошо бы, – поправляя лямки рюкзака, сказала я.
Мы всё шли и шли, минули лес липких цветов, а Гро всё оборачивался и поглядывал назад, видимо, волнуясь о пернатом друге, которого нам пришлось оставить возле бананового куста.
И тут за спиной раздался знакомый писк…
Мы обернулись и увидели птенца, что, еле поспевая, бежал за нами. Гро обрадовался и махнул ему хвостом, а вот Стиан с досады кинул:
– Ну почему в халапати так много утиных повадок?
– Он не отвяжется, да? – поняла я.
– Боюсь, что так.
И мы пошли дальше, то и дело оглядываясь, когда позади раздавался жалобный писк.
Бедный малыш, ему так одиноко в этом лесу. Без мамы и папы. Он так хочет внимания и заботы, что готов идти за любым живым существом. А что, если он так и до берега за нами дойдёт? Что тогда с ним делать? Не оставим же мы его одного у моря на съедение водным мангустам? Интересно, Рагнар разрешит забрать малыша халапати с собой? Придётся набрать для него фруктов в дорогу, чтобы прокормить. А что потом? Сдадим его в зоосад? Или на ферму? А там его смогут прокормить, когда он вымахает до четырёх метров в высоту?
Я почти придумала план, как нам вывезти птенца с острова на северный материк, как вдруг в стороне за высоким пальмами раздался протяжный трубный рёв. Кажется, это мама птенчика. Или папа.
– Только не сейчас… – с досадой в голосе выдохнул Стиан и тут же спешно добавил, – Бежим отсюда, пока она не выследила нас.
И мы припустили вперёд. Вернее, попытались ускорить шаг, насколько нам это позволяла тяжкая ноша за спиной. А трубный рёв тем временем звучал всё громче и громче. Кажется, даже земля начала содрогаться. А глупый птенец всё пищит и преследует нас. Зря я жалела этого пернатого растяпу.
Гро рвался с поводка и норовил облаять того, кто издаёт воинственный клич. Проклятье, остановиться бы и надеть на него намордник, чтобы не выдавал наше местоположение и не заставлял взрослую птицу думать, что её птенчика тут обижают. Но времени на остановку нет, надо бежать, что есть мочи, лишь бы птенец отстал от нас и дал маме себя найти.
Я впала в ступор, когда деревья в двадцати шагах от нас раздвинулись и на поляну выскочила огромная разъярённая махина. Её настрой я поняла по распахнутому клюву, жутким звукам, вырывающимися из длинной шеи-трубы и горящими ненавистью красным глазам.
Халапати остановилась в считанных метрах от нас и замерла. Эта пауза была обманчивой, ведь птица опёрлась на одну лапу, а вторую вытянула вперёд, метя в заходящегося лаем Гро, чтобы обхватить его когтями и крепко сжать меж трёх пальцев.
Я стремглав подскочила к Гро и рванула его поводок на себя. Руки Стиана теперь освободились, и он тут же выхватил из-за спины ружьё. Раздался выстрел – Стиан пальнул точно вверх. Я чуть не оглохла, зато взрослая халапати испугалась незнакомого звука и отбежала от нас. Но недалеко – к своему милому птенчику. А он уже радостно чирикнул и подошёл к своей родительнице, а та опустила шею, чтобы коснуться его клювом и немного подбодрить найдёныша. Какая прелесть. Я даже успела сделать кадр этой идиллии, но меня тут же резко потянули за локоть в сторону:
