Текст книги "Миледи и притворщик (СИ)"
Автор книги: Антонина Ванина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 44 (всего у книги 109 страниц)
Глава 23
Слив остатки воды в единственный уцелевший, хоть и жёсткий после усыхания, бурдюк, мы постарались уйти как можно дальше от места, где нас застала буря, и устроить привал.
Проспав весь день в шатре, перед закатом мы проснулись оттого, что навес над нашими головами куда-то исчез, и жар солнечных лучей вмиг окутал нас с ног до головы.
Оказалось, это оголодавшие верблюды, будто сговорившись, принялись жевать шатёр. Жевали они его с таким упоением, что сорвали с каркаса и утащили к барханам. Мужчины еле нагнали этих бандитов и силой вырвали остатки навеса из их мощных челюстей. Как итог: у нас осталась лишь половина от прежнего шатра. Пожёванная и разорванная. Зато верблюды впервые за несколько дней смогли набить свои желудки.
– Прожорливые чудища! – попрекнул их в сердцах Чензир. – Чтоб вы подавились, ненасытные чучела!
– Не ругай их, – мягко пожурил его Шанти. – Будь их воля, они бы никогда не пошли в эту пустыню. Это мы привели их сюда и обрекли на голод. Посмотри, их горбы обвисли, в их могучих телах не осталось больше питательных запасов. Только вода, но на ней одной долго не проживёшь. Пусть довольствуются половиной навеса, если она придаст им сил идти дальше к Городу Ста колонн. Нам и самим пора спешить туда.
Мы быстро собрали свои пожитки и пустились в путь. Перед отъездом Чензир дал выпить каждому по кубку живительной влаги, и ни каплей больше. А это значит, что этой ночью нам придётся бороться с жаждой и превозмогать себя, чтобы довольствоваться поутру ещё одним кубком воды. Про то, чтобы готовить на воде рис, речи больше не шло. Вся надежда на маринад в консервированных овощах, но и их придётся поберечь до худших времён. Гораздо худших, чем сейчас.
Всю ночь мы двигались на юг, и всю ночь на горизонте сверкали молнии. К нам снова приближается буря? Опять демоны хотят показать нам свою силу? Моя душа не даёт им покоя?
Тревожные мысли не покидали меня до самого рассвета, но за это время ничего экстраординарного так и не произошло. Молнии беззвучно рассекали небо у горизонта, но грозовые тучи даже и не думали приближаться в нашу сторону. Всё было спокойно, и новый рассвет не принёс в нашу сторону клубов пыли и песка. Из-за горизонта просто вынырнуло солнце, подарив нам новую порцию горячего воздуха и удушающего зноя.
От нескончаемой жары у меня уже который день болела голова. И не у меня одной. Плохо было всем, пусть они и не жаловались вслух. А кто не мог говорить, выражал свои страдания частым тяжёлым дыханием и грустным взглядом.
– Эх, старичок, – решил Леон хоть немного ободрить пса, – был бы ты белой масти, тебе бы сейчас было легче. Но радуйся, что ты серый, а не чёрный.
Дальше он принялся говорить ему что-то по-тромски, Шанти тоже вставил пару слов, после чего Гро встрепенулся, закрутился на месте и начал рыть передними лапами яму, да так активно, что песок летел во все стороны. Интересно, что он делает?
Шанти спешился, опустился на колени перед хвостатым другом, провёл пару раз рукой по его спине и снова что-то сказал. Пёс нехотя остановился, посмотрел на хозяина, а потом жалобно завыл. Прямо как в тот день, когда мы только ступили на пески Мола-Мати.
– Что это с Гро? – спросила я Леона, пока Шанти ласками успокаивал пса.
– Чует безнадёгу. Шанти говорит, когда они переходили Санглинорскую пустыню, там хотя бы можно было вырыть лопатой яму и нацедить грязную грунтовую воду. Гро это запомнил, вот и хочет отрыть воду даже здесь.
– А если и вправду попытаться? – загорелась я идеей. – Вдруг под нами протекают грунтовые воды?
– Если и протекают, то очень глубоко. Представляешь, сколько времени мы потратим, если будем копать яму? А сколько сил и пота? Нет, это настоящее безумие, мы умрём возле этого котлована от жажды, но до воды так и не доберёмся. Да и нет у нас лопаты, так что…
Так что, придётся нам идти дальше и искать мифические колодцы. Пусть Шанти и уверен, что они существуют, но с каждым днём я всё сильнее в этом сомневаюсь.
За время вынужденной стоянки Иризи успела вытащить и раздать нам кубки, Чензир осторожно открыл бурдюк и принялся разливать каждому воду. Шанти достал из своей дорожной сумки миску для Гро, но Чензир сказал:
– Нечего расходовать воду на глупое животное. Толку от него и так нет, одни траты.
И он демонстративно отказался наливать воду в собачью миску. Повисла пауза. Шанти буравил Чензира холодным взглядом и наконец сказал:
– Он такое же живое существо. Он не верблюд, ему надо пить.
– Пусть пьёт, если выроет себе яму и найдёт в ней воду.
– Ты не прав, ты…
– Ну, так если ты такой жалостливый, возьми и поделись своей долей с собакой. Что, не готов променять свою жизнь на пёсью? Своя шкура ведь всегда дороже.
Чензир откровенно глумился над Шанти, а тот ничего ему не ответил. Одним движением он просто перелил воду из своего кубка в миску, которую держал в другой руке, а после поставил её на землю. Гро вылакал всё за минуту, а Шанти просто вернул пустой кубок Иризи и молча направился к верблюду, готовиться ехать дальше.
И тут нервы сдали у всех.
– Ты чего? – накинулась на Чензира Иризи. – Не смей! Не гневи Лахатми. Она велела всегда делиться своими водами с ближним.
– Велела, но не в пустыне, когда бурдюк прохудился, – пытался он увернуться от её маленьких кулачков.
– Так, отдай сюда воду, – потребовала я и решительно двинулась на стража. – Никто единолично не будет решать, кому пить, а кому нет.
Я попыталась вырвать из его рук бурдюк, но только Леону удалось это сделать – оказывать сопротивление "маркизу Мартельскому", которого нужно всячески слушаться, Чензир не посмел.
– Так, я тут смотрю, кое у кого мозги уже совсем ссохлись. Гро тоже член нашей команды, так что право на свой паёк имеет.
Я тут же перевела его слова, и Чензир вынужден был разжать хватку и отдать Леону бурдюк. А Леон второй рукой забрал у Иризи кубок и направился к Шанти.
О чём они говорили, для меня осталось загадкой. Я только видела, как после обмена репликами, напряжение на лице Шанти сменилось добродушной улыбкой. Он принял от Леона налитую в кубок воду и одобрительные похлопывания по плечу. Вот всё и разрешилось. Леон и Чензира поставил на место, и, кажется, начал теплее относиться к Шанти. Всё прекрасно. Вот только эта благостная атмосфера не прибавит воды в нашем бурдюке. А нам ещё ехать и ехать…
До полудня, когда солнце войдёт в полную силу, оставалось несколько часов, а на нашем пути неожиданно возникло удивительное видение – следы на песке. От ног верблюда. А может, и не одного.
Дорожка следов шла наперерез нашему маршруту и обрывалась между двух барханов. Что за невидаль? Куда пропал верблюд? Не улетел же.
Стоило нам проследить за таинственными отпечатками, как новая цепочка следов обнаружилась чуть поодаль, за следующим барханом. Видимо, песчаные горы помешали ветрам замести следы, оттого дорожка шагов и получилась такой прерывистой.
– Пойдём на запад, – объявил Шанти. – Верблюды шли именно туда. И наверняка не просто так.
Что ж, есть смысл довериться его интуиции. Или аналитическим способностям. Чьи бы верблюды тут ни бродили, а они точно не дурные. Они должны чуять воду. Или зелень. Они явно шли к оазису, чтобы напитать изрядно растраченные в походе силы. И люди вели их на водопой, чтобы самим пополнить свои опустевшие бурдюки.
Всю дорогу я не могла думать ни о чём другом, кроме как о чужих верблюдах и оазисе. Я предвкушала скорый привал в тени развесистых пальм на берегу полноводного озера. Вода, много воды. И пальмы. С финиками. Много фиников. А ещё шанс отдохнуть после тяжёлой дороги перед финальным рывком к Городу Ста Колонн.
К полудню следы вывели нас к низине, где белело беспорядочное нагромождение камней и небольшое сооружение с подозрительно ровными краями.
– Колодец, – взглянув в бинокль, с придыханием сказал Леон. – Точно колодец. Всё, конец нашим мучениям…
Мы припустили вперёд. Верблюды и сами прекрасно поняли, что означает каменная стенка с протяжённой поилкой возле неё, и бодрым шагом побежали навстречу водопою. Вот только на подступах к каменному изваянью нам то и дело встречались вовсе не белые камни, а кости и даже целые скелеты с огромными рёбрами и протяжёнными позвонками. Верблюды. Их тут было трое, не меньше. И все они умерли. Возле колодца.
Достигнув колодца, Шанти поспешил схватиться за верёвку и потянуть её вверх.
– Стой, – воскликнула я. – Там отрава. Точно, колодец отравлен. Иначе почему животные полегли рядом с ним?
Шанти на миг задумался, внимательно посмотрел на меня, и всё равно продолжил тянуть верёвку вверх.
– Верблюды умерли не от отравы, а от жажды, – заключил он.
– С чего ты решил? – не поверила я.
– Посмотри, здесь только кости зверей. Останков человека нет. Будь в колодце отрава, полегли бы все.
Действительно, вокруг только останки верблюдов. Выходит, к колодцу звери пришли без погонщика. Что же с ним случилось? Погиб от жажды в пустыне? Может быть. А одинокие животные как могли, искали источник воды и нашли его. Они пришли к колодцу, но вытянуть из него полное ведро воды и плеснуть её в поилку было некому. Бедные звери были так близки к спасению, но без человека остались беспомощны перед лицом жажды. Они до последнего ждали, что однажды корыто у колодца чудесным образом наполнится водой. Не дождались. Так и остались лежать здесь, поблёскивая на солнце своими костьми.
– Кажется, и ты права, Эмеран, – безрадостно сказал Шанти, когда вытянул из колодца полное ведро коричневой жидкости, – колодец и вправду отравлен.
Он выплеснул дурно пахнущую маслянистую жижу на землю и высек над этой лужей искру огнивом. Жижа загорелась.
– Небось, смесь нефти и воды, – предположил Леон. – Там в кислотной пустыне нефтяные озёра кипят, здесь нефть из-под земли просачивается прямо в колодцы. Хорошее местечко, Кинифу бы понравилось.
Нет, ну как же так? Нефть! Нефть вместо воды!
Всеобщему разочарованию не было предела. Никто ничего не говорил, не причитал, не молился богам, не заламывал руки. Всё было тихо. И в этой тишине была такая тягостная обречённость…
– Следы на песке оставили другие верблюды, – внезапно заговорил Шанти. – Живые. И прошли они мимо этого колодца не далее, как день назад.
– Если и прошли, то, что нам с этого? – резонно заметил Чензир. – Здесь они воды не нашли, и у погонщиков она, видать, тоже на исходе.
Это и пугало меня больше всего. Кажется, надежды больше нет. Всё рухнуло. Даже верблюды это понимают и больше не хотят подниматься с земли и двигаться дальше. Куда нам всем идти? Идти некуда.
Куда делись наши собраться по несчастью, так и осталось загадкой –ветер напрочь смёл следы у колодца, не оставив нам ни единой зацепки.
Пришлось нам устроить привал неподалёку от каменной кладки колодца. Истерзанный верблюдами и продуваемый горячими ветрами навес удалось установить только со второй попытки. Спать под ним, когда раскалывается голова и кровь закипает, было невыносимо трудно. Я проваливалась в черноту, но выныривала из забытья, пока вечером не увидела, как Шанти старательно переливает нефть из колодезного ведра в заштопанный бурдюк, а потом выбирает среди верблюжьих костей самые длинные и ровные, чтобы привязать их к своей поклаже.
– Сделаю из них факелы, – объяснил он. – Деревянные сильно обгорели, им нужна замена.
– А будет ли в них нужда? – только и оставалось спросить мне. – Зачем нам освещать путь в ночи, если мы и так не дойдём до Города Ста Колонн?
– Дойдём, – уверенно заявил он.
– Откуда ты знаешь?
– Одна гадалка в Кумкале поведала мне мою судьбу. Я умру не в пустыне, а далеко от здешних мест. И нескоро. Так она сказала
– И ты веришь той гадалке? – оставалось только подивиться мне.
– Конечно. Она же предсказала мне, что я встречу златовласую девушку в горах. Я тебя и встретил. Так почему же я не должен верить в другие её пророчества?
Вот как? Наша встреча в Жатжайских горах, была предопределена судьбой, богами, предсказателями? Что ж, мне тоже кое-что известно о моей судьбе. И пока я не рожу четырёх детей для мужа со стылыми глазами, я точно не умру. Что ж, может, Шанти и прав, рано нам думать о смерти. Надо просто следовать намеченному пути – он не должен нас подвести.
Этой ночью мы решили снова ехать на юг. Увы, но верблюды с нами не были согласны. Все как один они устроили забастовку и отказались подниматься с земли. На их месте я бы тоже не стала потакать жестоким людям, что не хотят напоить их у колодца водой.
Чтобы приободрить гигантов, Шанти налил в миску немного воды и принялся поочерёдно смазывать ею верблюдам губы. Хорошо, что у тех не осталось сил на драки, иначе один из них бы уже давно покусал Шанти, в надежде вырвать из его рук миску и единолично выпить пару глотков воды.
Приободрившиеся звери всё же встали на ноги, но мой верблюд не смог меня везти. У него дрожали колени, и Шанти предложил мне ехать на своём звере, что пока не показывал признаков слабости. Пришлось согласиться, ибо у меня самой осталось не так много сил, чтобы идти вместе с караваном пешком.
Этой ночью в небе снова сияла иллюминация: взобравшись на очередной бархан, мы видели, как на юге буйствуют молнии. И глядя на них, мне всё меньше хотелось двигаться навстречу древнему городу. Не хочу снова оказаться во власти демонов, если это они устраивают электрическое представление вдоль горизонта.
– Куда мы идём, полукровка? – спрашивал у Шанти Чензир. – Всё утро мы следовали наперерез намеченному пути, теперь снова движемся на юг. Не боишься напутать чего и промахнуться?
– Не боюсь, – ведя за поводья моего верблюда, ответил он. – Я знаю, где искать Город Ста Колонн. Мимо него мы точно не пройдём.
– С чего ты это решил? Днем мы в одну сторону шли, блуждали, а ночью в другую сторону…
– Что ты знаешь о Городе Ста Колонн? – внезапно спросил его Шанти.
– Так называлась столица ненасытной сатрапии, – тут же ответил Чензир и добавил. – Говорят, в это город свозились все богатства сатрапии. Деревни прозябали в нищете и голоде, зато в столице зодчие возводили храмы с золочёными крышами. И колонны повсюду стояли, отлитые из чистого золота.
– А теперь смотри, – указал Шанти в сторону грозы. – Видишь место, куда одна за одной всё бьют и бьют молнии?
Чензир замер в седле и напряг зрение, выискивая то место, о котором говорит Шанти. Я тоже попыталась приглядеться, а заодно понять, при чём тут храмы с колоннами и молнии. А потом до меня начало доходить.
– Лео, – обратилась я к нему. – А золото хорошо проводит электричество?
– Ещё бы, – отозвался он. – Лучше только серебро и медь. А что?
Кажется, теперь и я знаю, где нам искать Город Ста Колонн. Вот оно, то заветное место, куда каждые десять секунд с завидным постоянством ударяет очередной грозовой разряд. Далеко отсюда, но ближе чем вчера. Вот только раскатов грома по-прежнему не слышно. И это странно. Очень странно.
На восходе мы распили последние запасы воды. Всё, эликсира жизни у нас больше нет, только его пересоленный суррогат в консервных банках с оливками. Вот только есть их совсем не хочется. Жажда затмила голод и теперь не даёт покоя.
В небе появились невесомые перистые облака, но они не сумели укрыть нас от палящего солнца. На песке то и дело встречались трупы небольших птиц на разных стадиях усыхания – видимо, жара сразила этих перелётных птах прямо в воздухе, и те замертво пали вниз.
Наши верблюды без сил опустились на песок, и не дожидаясь, когда их развьючат, вытянули шеи, уложив головы в тени бархана.
Привал под навесом продлился до позднего вечера, а после мы стали готовиться к поездке на юг. Мой верблюд-доходяга так и не поднялся на ноги. Он безвольно лежал на боку, выгнув шею дугой и изредка приоткрывал полный усталости глаз.
– Он больше не поднимется – безрадостно заключил Шанти. – Лучше увести верблюдов подальше отсюда и прекратить его мучения. Он заслужил покой.
Чензир выслушал его, кивнул, даже достал саблю из-за пояса и сказал:
– Покой покоем, но пусть его жизнь продлит нашу. Женщина, неси сюда самое большое блюдо.
И Иризи достала из дорожной сумки золотой поднос с широкой миской и пошла к месту будущего забоя. Я не собиралась смотреть, как Чензир будет перерезать верблюду глотку, поэтому вместе с Леоном и Шанти увела пока ещё способных передвигать ноги верблюдов за соседний бархан.
Не прошло и получаса, как Иризи и Чензир нагнали нас. Я думала, они принесут нам блюда, доверху заполненные кусками свежего мяса, но вместо этого увидела посудины с темной пенистой жижей. Кровь! Они выпустили из верблюжьей вены кровь. И принесли ее нам с одной целью.
– Это всё, что нам послали сегодня боги вместо живительной росы. – сказала Иризи. – Если выпьем по глотку, вберем в себя все нерастраченные дни, что мог прожить тот верблюд, но не успел.
С этими словами она приникла губами к блюду и сделала пару долгих глотков, а после передала блюдо Чензиру. Похоже, это не так страшно, как кажется. Если один раз выпить крови животного, ничего плохого не случится.
После Чензира настала очередь Леона, но он не был настолько стоек, как сахирдинцы. После первого глотка он закашлялся, согнулся пополам и еле выпрямился.
– Нет уж, спасибо, пейте эту бурду сами.
– Лео, – попыталась я уговорить его, – ну пересиль себя. Нам ведь больше нечего пить.
– Лучше концентрированный рассол, чем это. Сама попробуй и поймёшь.
Я и попробовала. Это было ужасно. Казалось, всё нутро сейчас вывернет наизнанку. К нескончаемой мигрени прибавилась еще и боль в желудке. Леон прав, лучше рассол, чем загустевшая кровь мертвого животного.
Шанти выпил свою порцию молча, без надрыва, но и без радости. А потом он принялся звать Гро. Пёс выбежал из-за бархана, весь перемазанный кровью. Всё ясно, он решил растерзать никому ненужную тушу и набить брюхо верблюжьим мясом. Истинный плотоядный хищник. Шанти предложил ему недопитую кровью, а Гро понюхал её и принялся лакать, пока блюдо не опустело. Ну, хоть кому-то это угощение пришлось по вкусу.
После столь специфического возлияния есть уже никому не хотелось. Леон уговорил меня открыть консервированные оливки, чтобы запить отвратительное кровавое послевкусие рассолом, но банка оказалась вздутой, а сами оливки с рассолом безнадёжно испорченными – в отличие от армейских консервов они не выдержали жару и лишили нас с Леоном надежды на спасительное питие.
Ночной переход через пустыню снова ознаменовался иллюминацией вдоль горизонта. Молнии сверкали все ближе, но все так же беззвучно. Что за странное небесное явление? И почему гроза случается только ночью и строго над одним и тем же местом?
С наступлением рассвета пал еще один наш верблюд. И снова мы давились загустевшей кровью, снова пировал Гро. Но на сей раз Шанти с Иризи решили навялить несколько кусков мяса под знойным солнцем, пока мы все спим. Вернее, уснуть под навесом мало у кого получилось. Боли в желудке, раскалывающаяся голова, невнятное волнение – вот что не давало мне закрыть глаза и уснуть.
На закате, еле переставляя ноги, мужчины принялись распределять груз между пока еще живыми, но уже не такими сильными верблюдами. Пришлось кинуть в песок половину бесполезных шестов для каркаса и лишние ковры. Вслед за ними полетел на песок один опустевший сундук и мой увесистый штатив – не жалко. Жалко только Леона. Он совсем плох, все лежит под навесом, тихо постанывает и не хочет открывать глаза.
– Лео, – проведя ладонью по его лбу, сказала я, – ну вставай. Надо ехать дальше.
– Куда ехать? Зачем?
За ответами на эти вопросы я, пошатываясь, подошла к Шанти, что сидел в тени бархана, опершись о пустой сундук . Выглядел он неважно: губы потрескались и посинели, взгляд помутнел и стал каким-то рассеянным и блуждающим. Я и сама, наверное, сейчас выглядела не лучше. Мысли мои путались, и мне стоило немалых усилий, чтобы вспомнить, зачем же я подошла к Шанти.
– Ты плохо выглядишь, – первым делом сказала я.
– А ты как всегда прекрасна, златовласая госпожа, – вяло улыбнулся он.
– Обманщик, – только и оставалось сказать мне. – Лучше скажи, что нас ждет завтра.
Шанти долго молчал, глядя пустыми глазами вдаль, но все же ответил:
– Завтра у нас будет вода. Надо только немного потерпеть.
Бодрый и сытый Гро с озабоченным видом тыкался носом в плечо хозяина, но тот даже не реагировал на его прикосновения.
– Шанти, откуда завтра у нас возьмется вода?
– Мы не умрем, – начал пространно вещать он, – не здесь. Значит, мы найдем воду. Обязательно найдём...
О нет, кажется, он бредит. Всё очень плохо.
– Зачем ты слушаешь его, госпожа, – неожиданно услышала я за спиной голос Чензира, что нетвердой походкой шёл мимо лежащих верблюдов. – Северная кровь отнимает силу у всех вас. С северной кровью в жилах не пройти пустыню, не вытерпеть жажду, не заснуть, когда надо вернуть растраченные силы.
Тут он выразительно глянул на спящую под навесом словно младенец Иризи и заключил:
– Вам троим, рожденным от северных отцов, долго не протянуть. Сама сарпальская земля против этого.
Какие обидные слова. Так и хочется на них возразить:
– А ты, стало быть, собрался жить в этой пустыне вечно. Ты, сын сахирдинской земли.
– Мой срок будет побольше вашего. Ненамного, но больше. Ты же не оставила мне выбора, когда пожелала ехать в Мола-Мати.
Вот как? Значит, это я не оставила, я виновата?
– Ты бы мог сбежать со своими стражами ещё на древнем кладбище, так чего теперь причитаешь?
– Не мог, – отрезал он. – Визиревы стражи верны своему слову и долгу. Мне велено быть рядом с господином Леоном, пока он не покинет сарпальскую землю, я и буду с ним. До последнего вздоха. Но, уж коль ни ему, ни тебе не суждено покинуть ни эту пустыню, ни Сарпаль, обещаю, я похороню вас так, как причитается. Я слышал, северяне закапывают своих мертвецов в землю. Что ж, песок – та же земля, так что когда придет час, я погребу вас прежде, чем ветер занесет ваши бездыханные тела песком. И полукровку погребу. Пусть он и молится старосарпальским богам, но деревьев, чтобы сжечь его, у меня нет.
Я не стала говорить ему про нефть, с помощью которой можно сжечь даже тушу верблюда. Не хочу думать о смерти. Ни о своей, ни о чужой. Хотя... А вдруг Шанти именно для собственных похорон запас целый бурдюк горючей жижи? Да нет же, он ведь так искренне верит, что впереди нас ждёт вода.
Кое-как мы собрались в дорогу. Я плохо помню, как ехала на верблюжьей спине меж двух сдувшихся и обвисших горбов. В полузабытьи я чувствовала, как меня мотает из стороны в сторону, сквозь закрытые веки видела, как впереди небо озаряют вспышки. А потом я услышала, как рядом упало что-то тяжелое. Это Леон вывалился из седла.
Пришлось остановиться. Я всеми силами пыталась привести его в чувство, но все было тщетно. Он только бессвязно шептал что-то и вяло мотал головой.
– Конец близок, – послышался за спиной голос Чензира, что лежал, укрывшись навесом и мелко дрожал. – Ещё один забитый верблюд ему уже не поможет.
– Нет, – не хотела верить я. – Лео, пожалуйста, открой глаза. Ты чего? Только не оставляй меня здесь одну, пожалуйста…
И я легла на песок рядом с ним. Всё, наш путь окончен. Хватит. Я так устала…
До самого рассвета я перебирала пальцами его отросшие волосы, что прилипли ко лбу, считала каждый вздох с выдохом и ждала – сама не знаю чего.
На рассвете с востока неожиданно повеяло прохладой – это выглянувшее из-за горизонта солнце тут же нырнуло за пролетающее мимо пухлое облако. Свинцовые тучи у горизонта – теперь они были в нескольких километрах от нас, но ни одна из них так и не пролилась потоками дождя.
И тут я услышала дивную песнь – звонкую и задорную. Это не была мелодия флейты или шелест песка. Это пела птица. Маленькая птичка, что кружила над нашими головами и радостно чирикала.
– Птаха, – завороженно произнесла Иризи, выглянув из-под полотнища навеса. – Вестник жизни.
Она права – к нам прилетел настоящий вестник жизни. Если в пустыне кроме пернатых мумий встречаются и живые птицы, значит, где-то рядом есть насекомые и зернышки для их пропитания. И вода. Много воды. Озеро. Или хотя бы пруд. Я согласна даже на затхлую лужу, лишь бы не высохнуть как те мёртвые птицы между барханами. Только где теперь искать водоём?
Голосистая птаха села на наш единственный сундук и начала прыгать с места на место. Воробьиный окрас выдал в ней жаворонка – очень энергичного и полного сил.
Птичка всё скакала, выгибала крылышки, щебетала, а мы все как один следили за ней, затаив дыхание. Наконец она вспорхнула, покружила над нами и полетела на восток.
– Вода там, – услышала я слабый голос Шанти. – Надо идти.
Он попытался подняться на ноги, но покачнулся и снова осел. Кончились силы. Как я его понимаю.
Я с мольбой посмотрела на Чензира, а наш бравый сахирдинец без капли северной крови выполз из-под навеса и принялся дёргать за поводья то одного верблюда, то другого. И ни один не поднялся. Апатия и безысходность сразили всех. И тогда Чензир сказал:
– Можно идти днями и ночами, но так и не найти тот оазис, где гнездятся жаворонки. Мне нельзя умирать одному посреди пустыни. Я ведь обещал тебе, госпожа, что похороню господина и тебя, как причитается.
– Когда я умру, мне будет плевать, что станет с моим бездыханным телом. Чензир, прошу тебя, попробуй найти воду. Если не ради нас, то хотя бы для себя и Иризи. В вас ещё теплятся остатки сил. Вы здесь самые бодрые и…
Тут я осеклась, ибо поняла, что ошиблась с выводами. Гро часто и тяжело дышал, высунув язык, но всё так же активно вертел головой, глядя то на хозяина, то на птичку, что вернулась и снова принялась кружить над нами. И тут в моей голове щёлкнуло.
Я подползла к Шанти и потеснила Гро, чтобы сказать:
– Помоги нам. Ты один можешь отыскать воду и принести её.
Из-под полуопущенных черных ресниц на меня упал помутневший взгляд и Шанти тихо сказал:
– Прости, но больше нет сил.
– А у него есть, – и я коснулась горячего бока Гро. – Я же знаю, ты умеешь управлять псом, его телом. А его тело сейчас сытое от крови и мяса и полное сил.
Да, именно на силу и бодрость Гро сейчас вся надежда. Вот только Шанти мой энтузиазм не разделил.
– Но собаке не по силам унести пустой бурдюк и принести полный. Что толку от поисков, если вода так и останется плескаться в озере?
Да он прав, это проблема. Но решаемая.
– Иризи, – позвала я, – где лежит тот высокий кувшин из сервиза с длинным выгнутым носом? Неси его. И какую-нибудь верёвку прихвати.
Утомлённая прислужница доковыляла до сундука, где мы хранили посуду, и принесла тот самый кувшин, загодя сняв с него крышку. Так, кажется, в него вместится литра два. Прекрасно, на первое время, чтобы утолить острую жажду и взбодриться, хватит. Осталось только придумать, как повесить эту посудину собаке на шею.
Вместо верёвки нам пришлось оторвать полоску ткани от покрывающего голову платка. Мои пальцы уже плохо меня слушались, и Иризи сама привязала один конец полоски к ручке, потом обмотала тканью горлышко, носик, соорудила длинный ремешок и привязала второй конец снова к ручке. Да, такое сооружение можно смело вешать на пёсью шею. Шанти и повесил, проводя слабыми руками по шерсти Гро.
И тут настырный жаворонок попытался усесться на спину пса, да вот только тот взбрыкнул и предупредительно гавкнул. А птичка не стала отлетать далеко – она вспорхнула, чтобы сесть на загнутый носок моей туфли. Какая смелая птаха. Или не птаха вовсе…
Я смотрела на подаренную мне в визиревом дворце туфлю, а в голове крутилось лишь одно имя: Нейла, Нейла, Нейла. Она ведь сказала мне во сне, что в самую трудную минуту пришлёт мне помощника. И эта минута настала. Неужели жаворонок и есть ведьмин помощник вроде тарантулов и змей? Или Нейла сама научилась оборачиваться птицей? Так она собирается привести нас к спасительному водоёму?
– Шанти, надо следовать за жаворонком, – предупредила я. – Он будет тебя вести.
– Эмеран, – глядя псу в глаза и поглаживая его шею, неожиданно обратился он ко мне. – Если нам не суждено будет больше сказать друг другу и пары слов, знай, ты была самой удивительной девушкой из всех, что я встречал на своём пути.
И он подарил мне грустную улыбку, в которой было столько тоски и обречённости.
– Ты что? – не хотела я думать о плохом. – Всё будет хорошо. Ты найдёшь воду, принесёшь и выпьешь её первым. Я сама напою тебя. Только поторопись.
– Пообещай мне, Эмеран, – теперь глядя мне в глаза, сказал он. – Если Гро не успеет вернуться в срок, и я больше не смогу открыть свои глаза, прошу, забери Гро с собой, увези его на свой северный материк. Здесь слишком много злых людей, что не любят собак, нельзя ему здесь оставаться. Но если ты не захочешь жить с собакой, отдай Гро господину Леону, он умеет понимать северных лаек. Только не оставляй Гро здесь. Пророчество должно сбыться.
– Какое ещё пророчество?
Но Шанти не ответил. Его взгляд снова обратился к Гро, а пёс подполз к нему так близко, что коснулся кончика его носа своим. Всего один миг, и голова Шанти безвольно повисла, завалившись на плечо. Я поспешила подставить ладонь и притянуть Шанти к себе. А пёс уже отскочил в сторону и пронзительным голубым взором наблюдал за мной.
– Шанти?
Он лишь шумно выдохнул и отступил назад, покачивая кувшином на шее. Как странно, вот Шанти стоит напротив меня, а я глажу его щетинистую щёку, что больше не пылает жаром. Жаворонок кружит над псом, зовя его идти на восток, и тот идёт, а щека становится всё прохладнее и прохладнее…
О боги, нет! Что происходит? Он ведь не умирает? Его тело сильно ослабло, я знаю, но разве без души оно не способно удержать в себе последние крохи жизни? О нет, что же я наделала, зачем попросила Шанти о невозможном? А он зачем поддался на уговоры и ничего мне не объяснил?
Я метнула взгляд вслед псу, а он со всех лап мчался за щебечущей птицей.
– Нет-нет-нет, не убегай! Я совсем не подумала. Шанти, вернись!
Но он не остановился и даже не обернулся. Фигура пса вскоре скрылась за барханом, а в моих руках осталось лишь неподвижное тело.
– Такова участь всех оборотней, – поднявшись с места, Иризи побрела к укрытию, приговаривая, – они прячут свои родные тела в укромных местах, чтобы не лишиться их навсегда, пока бегают в обличии зверя. Но в пустыне укромное место не поможет. Не голодные звери и не злые люди грозят уничтожить изначальный сосуд.
– Нет, он не умер, у него просто совсем не осталось сил, его надо беречь. – И я принялась укрывать голову Шанти своим платком, чтобы беспощадное солнце не напекло, но мучающий меня вопрос всё равно вырвался наружу. – Иризи, Шанти ведь не останется навсегда в теле своего пса? Так ведь не бывает, правда?
А она добрела до навеса, укрылась тряпицей и ответила:
