Текст книги "Миледи и притворщик (СИ)"
Автор книги: Антонина Ванина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 109 страниц)
– Лео, я их боюсь, – честно призналась я. – Смотри, как недобро они на нас таращатся.
– Да ладно тебе. Это же почти как лошадь. Только длинношеяя и горбатая. А между горбов, наверное, сидеть удобно. Ночью задремлешь, но не вывалишься.
Действительно, хоть какой-то плюс от необычной анатомии.
Один из стражников резко и отрывисто что-то скомандовал верблюду, и тот покорно опустился на землю. Страж постелил между горбов шерстяной коврик, и настало время мне сесть животному на спину. У меня поджилки тряслись, когда я перекидывала ногу через подстилку и мохнатые бока, а потом чуть не вскрикнула, когда по команде стражника верблюд встал на ноги, и его спина вместе со мной резко взмыла вверх.
Поводья в руки мне не дали – их привязали в поклаже верблюда, что стоял впереди. О, верблюжий цуг! Да не один, а четыре, и будут двигаться они параллельно. Что ж, прекрасно, тогда я смогу притаиться в третьей или второй шеренге за спинами других всадников, и никакой снайпер за вулканическими камнями не высмотрит светловолосую женщину в толпе сарпальцев.
Мы выдвинулись в путь с последними лучами заходящего солнца. Стремительные сумерки быстро уступили место тьме, и только свет полной луны и фонари на длинных шестах в руках погонщиков указывали каравану путь на юг.
Когда стрелки моих часов показали полночь, голова начала неумолимо клониться к волосатому горбу. Я клевала носом всю ночь, раскачиваясь на верблюжьей спине то вправо, то влево. Отчаянно хотелось задремать, но меня всё время вырывал из сна рёв то одного недовольного животного, то другого, то звон колокольчиков на поклаже.
Так я и промучилась до рассвета, пока прохладный воздух пустыни не начал резко прогреваться. Караван остановился – настало время привала. Пока женщины разводили костры и кухарничали, мужчины принялись развьючивать верблюдов и собирать из шестов и серых полотнищ шатры для дневного отдыха.
Я же слезла с верблюда и с удивлением огляделась по сторонам. Как же сильно переменился пейзаж вокруг. Неделю назад мы с Леоном пытались выжить в безжизненной каменистой пустыне, а здесь, к югу от Альмакира уже начинает пробиваться сочная травка, даже мелкие цветы кое-где расцвели. Это тот неистовый ливень заставил природу пробудиться? Наверное, не каждый год эта пустошь обретает цвет и краски. Надо бы запечатлеть этот знаменательный момент.
Я отошла в сторону вместе камерой, чтобы сделать несколько снимков. Леон неотступно следовал за мной. Даже сумку с объективами и штатив прихватил, чтобы сделать мне приятно.
– Эми, может, отдохнёшь? – начал было он. – Долгая дорога была, ты устала.
– Не могу. Пока есть дневной свет, мне придётся работать. Ночью ничего путного снять не удастся. Разве что на долгой выдержке… Но тогда придётся слезать с верблюда, устанавливать камеру на штатив. Да ещё нужно следить, чтобы луна была полная и облако на неё не набежало…
Я начала рассуждать вслух, а на плечи навалилась такая тоска… Не хочу ночами бодрствовать, а днём спать. Не хочу пропустить всё самое интересное, пока солнце в зените, а потом кусать локти в темноте и думать, когда же найдётся время сделать удачный снимок. Не нравится мне такой график, уйма времени уйдёт, чтобы к нему приспособиться…
Внезапно мой приступ меланхолии прервало улюлюканье: это в толпе караванщиков затесалась собака. Поднимая клубы пыли, она шарахалась от одного человека к другому, будто искала кого-то. А люди кричали на животное, замахивались ногами, чтобы пнуть и прогнать. Ну, и варвары! Кошка, даже дикая, для них, значит, олицетворение богини Инмуланы, а собака лишь грязное животное. То-то все так и норовят стукнуть зверя шестом по рёбрам, будто он им что-то плохое сделал. Вот сейчас зафиксирую этот акт живодёрства, и будет визирю славный альбом о жизни Сахирдина. Тромцы точно впечатлятся.
Я направила объектив на свару и нажала пару раз на кнопку, прежде чем поняла, что поднявшая пыль мечущаяся собака мне смутно знакома. Внушительная фигура, серая шерсть, светлые глаза…
– Гро, это ты?
Быть этого не может… Да нет, это просто похожий пёс. Такой же большой и упитанный. Такой же голубоглазый… Нет, не бывает таких совпадений.
– Гро, Гро, иди ко мне, не бойся, – кинулась я к псу.
И он меня услышал! Уши встрепенулись и снова прижались к голове, а сам Гро, опасливо озираясь, побежал ко мне. Я присела и выставила ладони вперёд, а он ткнулся в них носом и активно завилял скрученным хвостом.
– Гро, ты узнал меня? – обрадовалась я. – Хороший пёс, хороший.
Я теребила его мягкую шерсть, смотрела в его голубые глаза, а сердце замирало. Неужели даже невозможное может стать явью? Шанти здесь, он где-то рядом, и скоро я его снова увижу. Просто невероятно! Дома я ведь столько раз доставала его фотографию из альбома, столько раз смотрела на неё и пыталась воскресить в памяти его образ… Даже здесь, в пустыне мне так хотелось, чтобы Шанти снова был рядом. А получилось, что это я теперь где-то рядом с ним. Очень близко…
– Ух, какой могучий зверь, – вырвал меня из дум Леон, когда присел рядом с Гро.
– Не бойся его, – предупредила я, – Гро очень добрый и спокойный.
– Конечно добрый, он же полуночная лайка, – тут он без всякой опаски протянул обе ладони к псу и размашисто потрепал его по мохнатой шее. – Как, говоришь, его зовут? Гро? То есть, Серый? А что, подходящая тромская кличка.
Леон снова назвал Гро по имени, даже сказал ему что-то по-тромски. О, такой перемены с псом я не ожидала. Он отвернулся от меня и начал ластиться к Леону, как к родному – поставил лапы на колени, уткнулся мордой в плечо, потом поднял нос и начал что-то протяжно и с интонацией навывать.
– А, грязный шакал-переросток, – послышались гневные выкрики из толпы, – опять голосит. Он точно накликает на нас беду и привадит пустынных демонов. Надо бы его привязать в пустыне и оставить, чтобы не бежал потом за караваном.
Вот ведь изуверы! Ещё и вправду что-нибудь сотворят с Гро из-за глупых суеверий. Надо скорее найти Шанти, пока не случилась беда.
– Эй-эй, громила, полегче, – рассмеялся Леон, когда Гро лизнул его в щёку. – Слушай, Эми, так ты его знаешь? Чей это пёс? Тут в караване затесался твой знакомый тромец? Так мы тут, выходит, не единственные северяне?
– Нет, Лео, хозяин Гро – мой проводник Шанти. Он помог мне выбраться из Жатжайских гор, я ещё писала о нём в альбоме…
– А, тот богомолец-отшельник, – припомнил Леон. – И откуда у сарпальца северная собака? Это же голубоглазая тюленья лайка. Такие живут только на Полуночных островах, их даже без особого разрешения на континент не вывозят, чтобы породу сохранить. И вообще, это ездовой пёс. Таких на Полуночных островах запрягают в нарты и вперёд, в соседнее стойбище. И что ты, приятель тут делаешь? Снегов поблизости я не вижу.
Гро снова зашёлся в лае, а потом спрыгнул с колен Леона и побежал прочь. Правда, недалеко. В два прыжка он чуть не сбил с ног высокого мужчину, что пришёл за ним…
Всё та же чалма, все та же накидка с шароварами, только на ногах теперь не кожаные сапоги, а лёгкие сандалии. И волосы стали короче, но всё ещё прикрывают шею.
– Это кто? – напряжённо спросил меня Леон.
– Шанти, – пытаясь спрятать глупую улыбку, ответила я.
– Да? Что-то в книге ты его иначе описала.
Но я уже не слушала его недовольное ворчание и поднялась с места, чтобы направиться навстречу Шанти. Вот он, такой близкий и почти родной. И теперь мы снова вместе, будто и не прошло пять месяцев. Будто и не пересматривала я его фотографию каждый выходной. Будто тоскливыми вечерами не напивалась и не рыдала в подушку пару раз от ощущения полного одиночества и ненужности. Но хватит вспоминать об этом. Зачем думать о плохом, когда здесь и сейчас моё сердце снова начинает петь.
– Здравствуй, – улыбнулась я Шанти.
– Эмеран? – не веря своим глазам, спросил он.
– Да, Шанти, это я.
– Что ты тут… Ты же должна была вернуться домой, когда уплыла на той лодке.
– Я и вернулась. А теперь снова приехала в Сарпаль. Совсем не ожидала тебя здесь встретить. Удивительное совпадение.
– Видно, оракул не соврал мне, и боги решили снова свести наши пути воедино, – отрешённо произнёс он.
– Что? – поразилась я и невольно улыбнулась, – Тебе кто-то нагадал, что мы с тобой встретимся вновь?
– Всякие чудеса вокруг творятся, – ушёл он от ответа, чтобы спросить, – Но как ты сюда попала? И кто это с тобой?
Я проследила за его взглядом, что устремился мне за спину и обернулась. Леон подошёл к нам с таким видом, будто готов здесь и сейчас устроить с Шанта как минимум словестные баталии.
– Это Леон, лётчик, – поспешила сказать я Шанти, – он управлял самолётом… Ты же знаешь, что такое самолёт? Это такая машина, которая…
– Летает над полями и разбрасывает отраву от саранчи.
– Ну… да, и это тоже. Мы с Леоном летели в самолёте, попали в грозу, потом в нас врезались аисты. В общем, мы упали в пустыне, потом нас нашли стражи визиря дел, и теперь мы едем на юг, чтобы сделать много фотографий пустыни и деревень.
– И похитить много-много чужих душ, – украдкой улыбнулся Шанти.
– Между прочим, – заметила я, – здесь в это никто не верит. Ещё никто не запрещал мне фотографировать себя.
– Просто ормильцы слишком легковерные и ничего не знают об истинной силе фотокамер.
Я невольно рассмеялась. И кто бы тут говорил о легковерности?
Не успела я ничего ответить, как в разговор вмешался Леон. Сначала он что-то осторожно сказал Шанти по-тромски, тот ответил, Леон понял, что диалог налажен, и принялся что-то обстоятельно и твёрдо втолковывать Шанти. Как же мне не понравилась эта его интонация… Да ещё ни слова ни понять. Вот досада, я знаю сарпальский, но не знаю тромского, Леон напротив, свободно говорит по-тромски и никогда не учил сарпальского, а Шанти совсем не знает аконийского. И как нам всем втроём полноценно общаться?
– Лео, – одёрнула я его, когда их с Шанти разговор перерос в настоящий допрос, – ты что творишь? Где твоя вежливость?
– Всё нормально, куколка, просто проясняю некоторые моменты.
– Проясняй в более дружелюбном тоне. Этот человек мне жизнь спас. И не раз.
Кажется, мои слова немного отрезвили Леона, и дальнейшая его беседа с Шанти стал куда миролюбивее. Наконец и мне удалось вставить пару слов:
– Шанти, а ты сам-то тут что делаешь? Я думала, ты уплыл в Фарияз. Неужели опять отправился в паломничество от одного храма Азмигиль к другому?
– Нет, что ты, я не могу так часто путешествовать. Для этого нужны деньги, а чтобы были деньги, надо много трудиться. Я тут со своим дядей, мы привезли сушёные абрикосы из нашего сада, чтобы продать их.
– Везли из Фарияза сюда? Не далековато ли?
– В самый раз. Раньше сахирдинцы покупали сухофрукты из ормильских садов, а теперь здешний сатрап запретил ормильцам торговать в Сахирдине. А старосарпальцам – нет. Вот мы и подумали с дядей, какая удача, будет, где продать излишки. Нам ещё восемнадцать мешков кураги надо развести по Сахирдину.
– До южной оконечности сатрапии хватит? – спросила я, в тайне надеясь на положительный ответ, но прогадала.
– Вряд ли. Как караван зайдёт в Лилиафур, десять мешков сметут на рынке ещё до полудня. Думаю, мешков восемь мы ещё довезём до Барагуты, а там продадим лишних верблюдов и поедем с дядей обратно домой.
– Да? И как долго ехать до Барагуты?
– Дня три, не больше.
– Ясно, всего три дня.
Вот и замолкла песнь моего сердца. Как же так? Неужели мы с Шанти встретились только для того, чтобы вскоре расстаться? Пусть мы и будем ехать в одном караване, но в разных концах. У нас даже времени пересечься и поболтать не останется. Он будет пропадать на рынке, я буду занята съёмками. Как жаль. Вроде мы снова вместе, рядом, но на деле всё равно врозь…
– Пошли, Эми, – вырвал меня из раздумий Леон, – шатёр уже поставили. Самое время отдохнуть, пока жара не разыгралась.
– Да… – нехотя согласилась я и почти последовала за Леоном, но обернулась к Шанти, чтобы сказать, – ещё увидимся, правда?
– Думаю, твой муж не будет этому рад, – смущённо улыбнулся он.
Ах вот оно что. Я-то думала, чего Леон так взбеленился, а он попросту обозначал перед Шанти свои права на меня. Отчего-то раньше я за ним собственнических замашек не замечала.
– И всё равно я приду на рынок Лалифура, чтобы купить у тебя кураги, – пообещала я.
– Хорошо, – снова улыбнулся Шанти, – я отложу для тебя большой кулёк отборных плодов.
– Отложи. А я приду и проверю.
– Как скажешь, златовласая госпожа.
Златовласая госпожа… а ведь так он назвал меня в самый первый день, когда мы встретились. Никогда этого не забуду.
Настало время нам разойтись в разные стороны. Шанти вместе с Гро побрели вдоль шеренги дремлющих верблюдов в конец каравана, а мы с Леоном направились к грязно-серому шатру.
Леон…и почему в тот день, когда я пришла к нему в ангар, я не испытала и десятой доли того, что испытываю сейчас к мужчине, с которым меня никогда не связывали долгие месяцы близких отношений? С Шанти всё не так, с Шанти всё иначе. Почему? Ведь рядом со мной мужчина, которого я любила и, наверное, до сих пор люблю. Или любовь умерла и не воскресла, а я попросту обманываю и себя, и Леона? Как же тяжело всё это понять и разобраться в собственных чувствах. Лучше и вправду идти спать и набираться сил, чтобы к вечеру быть готовой продолжить путь к Лалифуру. У меня на этот городок большие планы. Особенно на рынок. Что-то подсказывает мне, что снимки оттуда получатся крайне интересными.
Глава 12
Никогда бы не подумала, что даже шатёр в Сахирдине должен быть разделён на мужскую и женскую половины. А так оно и оказалось. Стоило нам войти под просторные своды тёмного полотнища, как Иризи встрепенулась, подхватила медный поднос с ужином и понесла его к занавеси, чтобы передать одному из стражей, попутно зазывая Леона идти вслед за ним.
– Чего она лопочет? – спросил он меня.
– Говорит, чтобы шёл на свою половину пить чай с мясными пирожками.
– А ты?
Я глянула на второй такой же поднос, что остался лежать на застеленной ковром земле возле сундуков и поняла:
– А у меня тут свой банкет.
Так мы и ужинали на разных половинах: я вместе с Иризи, а Леон в компании двух стражей, пока четверо их товарищей охраняли шатёр снаружи, прячась под самодельными навесами.
Время от времени я слышала, как на мужской половине глава стражей по имени Чензир начинает втолковывать Леону, как надо правильно держаться в верблюжьем седле, куда завтра направится караван, сколько погонщиков идет впереди и сколько верблюдов позади.
– Эми, чего он хочет? – постоянно раздавался по ту сторону занавеса один и тот же вопрос, а я в который раз переводила слова Чензира и уже начинала закипать от постоянных дёрганий и вопросов. – Эми, а сейчас он что сказал?
– Слушай, – не выдержала и гаркнула я, – дай уже спокойно поесть. Вечером поговорите.
– Ладно-ладно, не сердись, – перешёл он на примирительный тон и больше меня не беспокоил.
После ужина Иризи занялась чисткой посуды, а потом вернулась в шатёр, чтобы заняться моей спиной.
– Как странно, – озадаченно вздохнула она, стоило мне стянуть с себя рубаху. – Я слышала, твой муж отвёл тебя в комнату послушания, чтобы наказать за вольные речи. Где же следы от хлыста на твоей спине?
– Какие ещё следы? Нет, Иризи, законопослушные аконийцы хлыстами своих жён не бьют.
– И твой муж тоже? – словно не веря, переспросила она.
– Если мой муж вздумает меня ударить, – сквозь наваливающуюся дрёму, сказала я, – то сам схлопочет от меня и тумаков, и назиданий для прояснения ума.
Только я улеглась на застеленную тонкой периной циновку, положила голову на мягкую подушку, как моей спины коснулись заботливые руки и освежающая мазь.
– Да, госпожа, ты большая, ты сильная, – задумчиво сказала Иризи. – Ты можешь отстоять себя. Все женщины в твоём королевстве больших людей, наверное, могут.
– Ну, на счёт больших людей ты преувеличиваешь, – нехотя отозвалась я. – Наши мужчины и женщины могут быть разного роста. Даже такого, как ты.
– Госпожа, – тихо произнесла она, – не знаю, как сказать тебе…
– Что сказать? – насторожилась я.
– Спасибо, – почти прошептала она, видимо, опасаясь, что нас услышат стражи. – Спасибо, что не оставила меня рядом с Нейлой и позволила посмотреть мир напоследок.
– Почему напоследок? – не поняла я.
– Так ведь, когда ты отправишься домой, я вернусь обратно во дворец. И его двери уже навсегда закроются для меня.
– Это мы ещё посмотрим.
Когда процедура подошла к концу, и я поднялась с лежанки и встретилась взглядом с Иризи. Она ничего не сказала, только протянула мне небольшой свёрток ткани. Я развернула жёлтый платок, а в нём… мой скорпион в янтаре!
– Я нашла его в каморке у Паниви, – призналась Иризи. – Ещё два дня назад нашла, а украсть решилась только сейчас, когда господин Киниф сказал мне ехать с тобой. Возьми амулет, ты ведь так хотела его вернуть…
– Спасибо тебе, Иризи, спасибо, – всё пыталась я прийти в себя от нахлынувшей радости. – Ты не представляешь, как помогла мне.
До чего же прекрасный сегодня день! Сначала в мою жизнь вернулся Шанти, а теперь и мой скорпион-защитник снова со мной. А Иризи, я думаю, хитрит. Не два дня она думала и размышляла, стащить скорпиона у Паниви или нет. Она украла его у воровки сразу же, но мне возвращать не собиралась. Думала, что ей он нужнее – я ведь со дня на день должна была покинуть дворец, а Иризи ещё жить и жить бок о бок с Нейлой, против которой нет защиты, кроме как скорпионьей.
Что ж, я могу понять её сомнения и малодушие. И потому ещё больше начинаю ценить её сегодняшний поступок. Она ведь могла бы и не возвращать мне амулет, а оставить себе. По возвращении во дворец он бы ей точно пригодился. Но Иризи решила, что мне мой скорпион нужнее. Что ж, в таком случае мне остается сделать всё, чтобы Иризи во дворец не вернулась. Надо только придумать, как устроить ей побег, когда наше путешествие подойдёт к концу.
После освежающего массажа я провалилась в глубокий сон, но вынырнула из него в один миг, когда за тряпичной стенкой раздался оглушающий рёв. Лео! Да сколько можно храпеть!
Я со стоном еле оторвала голову от подушки и присела на лежанке. Всполошенная Иризи уже вскочила с места, пытаясь понять, что происходит. А за занавесью между раскатами всхрапов уже слышалось недовольное бухтение стражей. Кажется, ещё немного и даже из соседних шатров раздастся ругань. Ну, и что теперь делать? Как отдохнуть после утомительной бессонной ночи?
– Бедная госпожа, – прошептала Иризи. – Как же ты с ним спишь?
– Я с ним в одной комнате и не сплю.
Даже в одном доме не решалась спать, но Иризи об этом знать не обязательно.
Весь день, пока солнце снаружи прогревало воздух, мы пытались уснуть, мучаясь от нарастающей жары и оглушающего храпа. Я открыла глаза уже ближе к закату. Пока недовольные стражи разбирали шатёр, сворачивали ковры, прятали в сундуки наши спальные места, Леон вместе с Чензиром доедал пирожки неподалёку от стоянки верблюдов. Довольный, выспавшийся…А ещё вертит головой по сторонам и недоумевает, отчего все вокруг такие хмурые и вялые.
Мы с Иризи сидели в сторонке у костерка и ели похлёбку из муки и топлённого жира. Пока мы завтракали, посвежевшим и незамутнённым взором я осматривала окрестности в поисках удачного кадра.
Вот слуга важного купца грузит на сидящего верблюда короба с землей, где растёт кучерявая зелень и даже плодоносящие кусты перцев. Вот паломница на сносях оттирает чан раздобытым где-то песком. Дети переезжающих из города в город ремесленников играют в камушки – кто дальше бросит. Старушка бродит возле лёжки верблюдов и собирает в мешок их помёт, девушки обступили линяющих гигантов, чтобы ободрать с верблюжьих боков свисающие клоки шерсти и положить их в высокие корзины.
– Зачем они это делают? – спросила я Иризи.
– Чтобы потом соткать ковёр или тёплое одеяло.
– Из верблюжьей шерсти?
– А из чьей же ещё?
– Ясно. А подсохший навоз им зачем?
– Так как без него пищу готовить?
– Как это? – насторожилась я.
А Иризи кивнула подбородком в сторону догорающего костра и сказала:
– В пустыне деревьев нет, только навозом разводить огонь и остаётся.
– А, в этом смысле…
Да, нелегка жизнь в Сахирдине. А верблюд здесь, оказывается, не только транспорт, но ещё и неиссякаемый источник самых разных благ. Я даже углядела, как одна из женщин доит верблюдицу. Стало быть, эти животные и молоко дают. Здорово.
– Когда-то, – поведала мне Иризи, – мудрый создатель Мерханум взял в руки кусок глины и создал из него человека. Когда на Сахирдин обрушилось великое бедствие и реки иссохли, уступив место пустыни, мудрый Мерханум взял ещё один кусок глины, разделил его надвое и создал верблюда – брата человека, а потом пальму – сестру человека. Так и повелось с тех пор, что в пустыне человеку не выжить без сестры-кормилицы и быстроногого брата, что накормит, обогреет и оденет.
Я прожевала очередной сушёный финик, выплюнула на ладонь продолговатую косточку и согласно кивнула. Да, финиковая пальма и волосатый верблюд существенно облегчают жизнь в этом безрадостном крае.
После завтрака караван снова был готов отправиться в путь сквозь пустошь и ночную тьму. Мы с Леоном ехали в окружении стражников в самом начале растянувшегося каравана. Шанти, должно быть, ехал в самом конце – перед отправкой я его так и не увидела, сколько не вглядывалась в толпу.
– Эми, надо серьёзно поговорить, – внезапно предложил Леон.
Ну, только этого мне не хватало. Мало того, что я толком не выспалась и хотела бы хоть ночью подремать, так тут ещё и разговоры нужно вести.
– Что-то случилось?
– Ещё бы, – выдохнул он, будто весь день ждал момент выплеснуть своё недовольство. – Ты меня, мягко говоря, удивила.
– Чем?
– Этим твоим проводником Шанти. Я же читал твою книгу. Там всё описано так, будто ты повстречала в горах древнего деда, которому кроме богомолий в этой жизни уже ничего не интересно. И что я вижу сейчас? Этот Шанти оказался молодым мужчиной в рассвете сил. Куколка, я, мягко говоря, удивлён.
– Все вопросы к моему редактору, – решила я пресечь все его претензии. – Я о Шанти писала много и подробно, но он решил, что надо изобразить маркизу Мартельскую путешественницей-одиночкой, которая сама преодолевает все трудности. Поэтому он большинство моих заметок о Шанти вырезал. Я тут ни при чём.
– Да плевать на твоего редактора. Мне не нравится этот Шанти.
– Думаю, он от тебя тоже не в восторге.
– Эми, я серьёзно. Я же за тебя волнуюсь. Сколько дней ты провела в горах рядом с этим богомольцем?
– Пока мы не добрались до моря? Дней десять.
– И все десять дней он тебя не обижал? Не приставал? Не намекал на что-нибудь такое… не позволял себе… всякое…
Я не выдержала и рассмеялась:
– Лео, успокойся, я не в его вкусе.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю. Я по меркам Сарпаля настоящее страшилище, в здешние каноны красоты не вписываюсь по всем пунктам.
– Не правда, – тут же решил успокоить меня Леон, – ты самая восхитительная женщина на свете.
– Это для тебя. А в Чахучане меня называли и страшной, и дылдой, и глаза у меня не как у человека, и волосы блеклые. В Жатжае меня и вовсе назвали нелюдью. Так что поверь, сарпальским мужчинам я абсолютно неинтересна. Я для них уродина, чему ужасно рада.
– Ну, знаешь, на безрыбье и уродина кажется красавицей.
На безрыбье? Помнится, на том безрыбье я сама была готова накинуться на Шанти. И накинулась бы, если бы ходячий мертвец не помешал. Хотя, что-то надоели мне эти разговоры вокруг да около.
– Успокойся уже, Лео. Нет в горах никакого безрыбья. Есть там и селения, и одинокие женщины, на всё согласные.
– Потаскушки что ли?
Я припомнила ту девицу с монисто, что выпрашивала у Шанти монетку за ночь любви, и без раздумий произнесла:
– Точно, потаскушки они и есть. Одинокие странники их вниманием не обделены. Не знаю, есть ли в Сахирдине что-то подобное, но только попробуй связаться со здешними лахудрами, я тогда за себя не…
– Да ты что, в жизни такого не будет, – начал он отнекиваться.
– Надеюсь, – добавив холода в голос, сказала я.
Да, лучшее средство защиты – это нападение. А не надо было устраивать мне допрос, да ещё и на такую щекотливую тему. Не люблю оправдываться.
– Слушай, – всё никак не мог угомониться Леон, – а ты вообще доверяешь этому Шанти?
– В каком смысле?
– В прямом. Он тебе не кажется странным?
– А что в нём странного? – искренне не поняла я.
– Да всё. Видела, как он выделяется на фоне здешних мужчин? Не похож он на сарпальца. И откуда он знает тромский язык? Как-то очень просто он на нём заговорил, я даже не ожидал, что он меня поймёт.
– Это потому, что отец Шанти был тромцем, – пришлось объяснить мне. – Слышал про тромскую колонию в Старом Сарпале, которую разгромили религиозные фанатики? Так вот, Шанти родом оттуда. Его отец был полицмейстером, потом бежал от погромов на родину. Шанти лет пятнадцать его не видел. А язык помнит. Он же учился в тромской школе, пока фанатики её не разрушили.
– Ладно, допустим. А откуда у него голубоглазая полуночная лайка? Это очень редкая порода, её даже в королевстве непросто достать.
– Лео, что за странные вопросы? Что ты хочешь знать? Как собака с северных тромских островов могла попасть в южную тромскую колонию? Наверное, некогда тромский хозяин привёз одну такую лайку, потом эта собака скрестилась с местной породой, так и родился Гро.
– Нет, Эми, тот пёс чистопородный. Я одно время интересовался северными собаками, хотел завести себе такую, так что вопрос изучил и знаю, о чём говорю.
– Знаешь? Ну, тогда выходит, что в тромскую колонию привезли несколько северных собак, так они до сих пор между собой скрещиваются и сохраняют породу.
– Ладно, допустим. Но мне другое не даёт покоя. Почему пёс понимает тромскую речь?
– Потому что Шанти говорит с ним по-тромски.
– Зачем ему говорить с собакой на неродном языке?
– Чтобы люди вокруг ничего не понимали и думали, что Шанти звероуст и с помощью заклинаний на неизвестном языке повелевает животным. Поверь, суеверия здесь – это страшная сила. Иногда они приносят проблемы, а иногда добавляют уважение.
– Ну, не знаю, – покачал головой Леон, – всё это очень подозрительно.
– Не понимаю, что тебе не нравится. – честно сказала я. – Ну не хочет человек в память о сбежавшем отце забывать язык своего детства, вот и разговаривает с собакой, потому что больше поговорить по-тромски ему не с кем. Что в этом плохого?
– Плохого – ничего. Но вот сдаётся мне, что пёс не только к тромской речи привык, но и к тромским лицам.
– Что ты хочешь этим сказать? – насторожилась я.
– Видела, как Гро кинулся к нам? Он будто чётко знает, что смуглые сарпальцы с тёмными глазами – враги, а светлокожие люди – друзья, которые его точно не обидят. А где пёс может видеть светлокожих людей, если все тромцы давно сбежали из Сарпаля?
Я призадумалась и спросила:
– Где же?
– Только в Тромделагской империи. Думаю, пёс и его хозяин живут именно там.
Пёс? Живёт? В империи? Вместе с хозяином? Ну, что за околесица?
– Нет, постой, – попыталась я привести мысли в порядок, – Шанти живёт в Старом Сарпале, в Фариязе, вместе с семьёй выращивает персики и абрикосы на продажу. Сейчас он привёз в Сахирдин курагу, чтобы сбыть её.
– Это он тебе так сказал, или ты знаешь наверняка?
Какой коварный вопрос. Конечно же, всё, что я знаю о Шанти, рассказал мне сам Шанти.
– А почему я не должна ему верить?
– Хотя бы потому, что человек может врать, а пёс – нет. Ну, вспомни, как сегодня нас встретил Гро. От сарпальцев он с радостью сбежал, это и понятно, они тут натуральные живодёры, я бы на его месте их тоже ненавидел. Потом Гро увидел нас, ты его позвала, и он тебя вспомнил. Но ты говорила с ним по-сарпальски, поэтому ты ему не до конца нравишься. А вот я – другое дело. Я по-тромски говорю, по-тромски выгляжу, поэтому мне больше доверия, меня можно и облизать. Я уверен, этот пёс привык жить среди тромцев, видеть вокруг себя тромцев, которые к нему относятся спокойно. Только среди них он чувствует себя комфортно. Он точно живёт не здесь, а в Тромделагской империи. А этот Шанти живёт там вместе с ним.
– Нет, это всё чушь, Лео. Делать такие выводы только из-за поведения собаки… Ну, не правильно это.
– Эми, я смотрю на вещи беспристрастно, в отличие от тебя. Не знаю, чем тебе Шанти задурил голову, но ты должна посмотреть на него критично. Неужели за те десять дней, что вы вместе ходили по горам, он не сделал и не сказал ничего странного? Что, он вёл себя как настоящий сарпалец, и ничего тромского в его поведении не проскользнуло?
Что-то тромское в поведении? Да куча всего. Только я знаю этим странностям объяснение.
– Шанти сотрудничает с тромскими контрабандистами.
– С кем? – недоверчиво переспросил Леон.
– С перекупщиками сарпальских и чахучанских фруктов. А ты думаешь, как я выбралась из Санго, когда меня сразила лихорадка? На таком вот контрабандистском судне, как тебе описывал его Киниф.
– Да ладно…
– Да. Так что я точно знаю, откуда у Шанти есть лекарства от горной болезни, инфекций и укуса змеи. Не порвал он с тромским образом жизни, цепляется за него всеми возможными способами. Продаёт фрукты из семейного сада тромцам, плавает на их корабле, выменивает у судового врача таблетки с ампулами. И Гро на том судне может вдоволь пообщаться с тромскими моряками. Так что все твои подозрения можно разбить разумными объяснениями.
– Может быть, – неохотно буркнул Леон.
– Неужели у тебя ещё остались сомнения?
– У меня? А не ты ли вчера тряслась от страха, когда я рассказал тебе, как из моноплана пропала рация? Эми, я ведь не просто так пытаюсь открыть тебе глаза на этого Шанти. Как-то подозрительно вовремя он объявился в нашем караване.
О нет… Как же так? Леон хочет сказать, что Шанти как-то связан с теми двумя разведчиками в пустыне? А может даже с тем человеком, что ответил на наш сигнал по радиостанции? Так-так-так… Надо подумать, хорошенько подумать. По радио я слышала мужской голос, но он точно не принадлежал Шанти – тот человек был явно старше его. И разведчиком в пустыне Шанти тоже не может быть. Ну, это же глупо, даже представить сложно. Там в пустыне возле костра я видела двух людей и ни одной собаки. А Шанти со своим Гро неразлучен. К тому же те двое явно вооружены современными автоматами, а у Шанти есть только старинная винтовка, оставшаяся ему, видимо, со времён колонизаторов.
– Нет, Лео, не может Шанти быть тромским разведчиком.
– А почему нет? Ты его лицо видела? Идеальный вариант для внедрения, даже подходящую легенду можно сочинить. Сады у него персиковые в Старом Сарпале… папенька сбежал от погромов и маменьку оставил… Эми, знаешь, сколько во Флесмере сарпальских беженцев? Я, когда ездил на авиазавод покупать мою ласточку, столько всего на тамошних улицах насмотрелся. Есть там, на окраине целый сарпальский квартал. Преступность там зашкаливает. Всякое ворьё, ростовщики, проститутки. Вот этот Шанти тебе наплёл сказок про своего отца, а про мать он что рассказывал?
