Текст книги "Вечер потрясения (СИ)"

Автор книги: Андрей Завадский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 93 (всего у книги 122 страниц)

Логинов старался избежать лишних эмоций, но любой, кто слышал его в этот миг, не мог не ощутить горечь, сквозящую в каждом слове. Все усилия тысяч по-настоящему храбрых людей, готовых запросто пойти на смерть просто потому, что они когда-то дали воинскую присягу, могли оказаться сведенными на нет пустыми баками боевых машин.

– Пока наладить снабжение не представляется возможным, – прозвучал в ответ голос Самойлова. – Противник уничижил авиационным ударом все мосты и крупные переправы через Дон и Волгу.

– Я это знаю, черт возьми! И потому прошу вас изыскать резервы, обеспечив мои войска снарядами и топливом, и тогда, клянусь, мы погоним американцев хоть в Турцию, хоть куда!

– Мы делаем все необходимое, товарищ генерал. Все воинские части Московского военного округа подняты по тревоге, инженерные батальоны уже на подходе к Дону. Мы наведем временные переправы, обеспечив вас всеми ресурсами. Но сложилась опасная ситуация, враг угрожает с севера Москве и Петербургу, значительные наши силы брошены на отражение атаки. Мы пытаемся защитить столицу, вы должны понять важность этого. Так что пока прошу обходиться своими силами, изыскивать резервы на месте. Мы вас не оставим, генерал!

– Черт! – отключившись, генерал Логинов, уже не в силах сдерживаться, ударил тяжелым кулаком по приборной панели. Пластик жалобно скрипнул, но выдержал начальственный гнев. – Ублюдки! Своими силами? Откуда, черт возьми?! Мы в западне! Нас прихлопнут, и не заметят! Чертовы кретины!

Чувство собственной беспомощности выворачивало наизнанку. Хотелось рычать, крушить все, что попадется под руку, а вместо этого Юрий Логинов был вынужден до хрипоты кричать в микрофон, повторяя, точно попугай, слова приказов, которые, скорее всего, никто не услышит, но и услышав, едва ли сумеет исполнить. Дивизии, взметенные не сигналом тревоги, а грохотом вражеских бомб, наступали, но чудовищно мощные удары бронированных "кулаков" проваливались в пустоту, не встречая сопротивления.

– Мы одни, помощи ждать нет смысла, – мрачно вымолвил генерал Логинов, оборвав связь с Москвой. – Атака выдохнется, войска встанут, и тогда янки своего не упустят!

– Но пока мы еще можем сражаться, товарищ командующий, – покачал головой начальник штаба. – Еще не все потеряно. На земле американцам с нами не тягаться, так нужно использовать свой шанс! Будем наступать, пока это возможно, будем крушить этих ублюдков! Заставим их пожалеть, что явились на нашу землю с оружием!

– Да, будем наступать, – мрачно кивнул Логинов. – Что ж, если уж сдохнуть, то хотя бы стоя, а не на коленях!

Возможно, командующий округом сказал бы еще что-то высокопарное, совсем не подходящее к моменту, но такое ожидаемое находившимися рядом с ним офицерам. Этому помешал громкий крик водителя, ослепленного ярчайшей вспышкой. А мгновение спустя ударная волна оторвала от земли тяжелый "ЗиЛ-131", подбрасывая грузовик на несколько метров вверх и переворачивая его кверху колесами. Те, кто находился в фургоне комплекса связи "Артек", так и не успели понять, что умирают.

Корректируемая бомба, сброшенная с высоты чуть больше полумили, отклонилась от цели всего на два десятка футов. Зарево взрыва взметнулось к небу и тотчас опало – там нечему было гореть, и пламя угасло в несколько секунд. Но экипажу истребителя «Страйк Игл» некогда было любоваться впечатляющим зрелищем, которое целиком и полностью было делом рук двух пилотов.

– Цель в захвате, – раздался в шлемофоне пилота голос его напарника, взявшего на себя управление оружием. – Готов к атаке!

Для летчиков время сжалось до считанных секунд. Дистанция до цели, небольшой колонны вражеских штабных машин, измерялась всего лишь несколькими милями, и мешкать было нельзя. Луч лазерного прицела коснулся борта бронетранспортера, над крышей которого возвышался массивный обтекатель антенны, и отсвет его тотчас "увидела" головка наведения управляемой бомбы GBU-12, до поры дремавшей на внешней подвеске крылатой машины.

– Сброс!

Оператор коснулся клавиши на приборной панели, и замки, удерживавшие авиабомбу под брюхом самолета, разомкнулись, отправляя боеприпас в стремительный короткий полет. Рассекая остывающий ночной воздух короткими плоскостями стабилизаторов, бомба скользнула точно к цели по лазерному лучу, как по струне. Мрак не мог стать защитой для врага, не мог скрыть его от всепроникающего взора пилотов, свободно паривших над встревоженной степью. Там, где отказывали глаза, где взгляд натыкался на стену тьмы, на помощь приходила сложная электроника, многократно усиливавшая человеческие способности, и никому не дано было укрыться от удара, направляемого холодной волей и решительным разумом.

Заостренный головной обтекатель управляемой бомбы скользнул по бортовой броне БТР-80, превращенного в спутниковый ретранслятор, и пятисотфунтовая боеголовка превратилась в облако раскаленных до космической температуры газов. Взрыв отшвырнул бронемашину в сторону, с легкостью оторвав ее от земли, сминая, разрывая закаленную сталь, корежа прочный панцирь, не ставший защитой для находившихся внутри людей.

– Отличная работа, черт возьми, – воскликнул пилот истребителя, когда крылатая машина прошла на бреющем полете над искореженной машиной связи. – Прямое попадание!

– Пусть проклятые русские сдохнут! Мы всех ублюдков прикончим!

Вспышка, разорвавшая тьму, сгустившуюся над степью, угасла, не оставив огненных кругов в глазах летчиков, защищенных светофильтрами очков. Бомбы легли с идеальной точностью, так что воронки от взрывов едва не сливались воедино, превратившись в разверстую пасть, с легкостью поглотившую русскую бронеколонну. Под крылом ушедшего за облака истребителя остались искореженные остовы вражеских машин, скрывавшие в себе останки тел.

– С русскими покончено, – с удовлетворением напившегося крови хищника констатировал командир звена, уводя свою машину в набор высоты. – Здесь все! Возвращаемся на базу!

Спустя час летчики доложат об успешной атаке, так и не узнав, что их удар оборвал жизни сразу нескольких высших офицеров во главе с командующим военным округом. Генерал Юрий Логинов погиб, успев перед смертью сделать достаточно, чтобы она, эта смерть, уже ничего не могла изменить. Одна жизнь, пусть и такая важная, оказалась слишком ничтожной песчинкой, чтобы, попав в раскрутившиеся до максимальной скорости шестерни механизма войны, заклинить его и уже тем более обратить в спять. Колонны танковых и моторизованных дивизий растворялись во мраке, чтобы, вынырнув из тьмы на рассвете, обрушиться всей своей мощью на позиции врага. Но для этого предстояло сделать еще очень многое.

Глава 8
Рука помощи

Воронежская область, Россия – Ставропольский край, Россия – Тбилиси, Грузия

20 мая

Автоколонна, стальной змеей ползущая по разбитому шоссе, замерла, содрогнувшись, точно в агонии, и окончательно остановилась, уткнувшись в широкую водную ленту. Водители, не покидавшие кабин «наливников» АЦ-4,3-131, трехосных «ЗиЛ-131» с цистернами на четыре целых три десятых кубометра, под завязку залитым соляркой, мрачно смотрели перед собой, и взгляды их упирались в серебристую ленту. Взметенные приказом, они спешили, преодолев сотни километров, чтобы доставить драгоценное топливо на передовую, наполнив баки танков и бронемашин, идущих в наступление на врага, но оказавшаяся на пути преграда была непреодолимой, и никакой порыв, никакое усилие воли не способно было ничего изменить.

– Твою мать! – Водитель головного заправщика, встав на подножку, стянул со взмокшей головы пропитавшуюся потом фуражку, уставившись на торчащие из воды сваи, над которыми топорщились скрученные жгутом стальные прутья арматуры. – Засранцы!

Дорога не вела в никуда – когда-то два берега не слишком широкого в этом месте Дона соединял прекрасный мост, капитальная конструкция, способная выдержать не только груженый "ЗиЛ", но и любой танк, полностью снаряженный для боя. Еще несколько часов назад водители грузовиков, легковушек, рейсовых автобусов и совхозных тракторов не задумывались ни на миг, преодолевая эту могучую реку, но обрушенные из поднебесья бомбы со спутниковым наведением соврали пролеты со свай, взрывы перемололи в крошку прочный бетон, и залитый водой ров, до противоположного берега которого едва дотягивался взгляд, отрезал огромные пространства на юге от остальной страны.

Аркадий Самойлов, укрывшись в бункере под столичными улицами, пытался сделать все возможное для тех, кто пытался дать отпор агрессору. Войска Московского военного округа, все гарнизоны, с которыми только удалось установить связь, были подняты по тревоге, двинувшись навстречу врагу. Но первыми выступили не танкисты, не мотострелки, а колонны обычных "Уралов" и "ЗиЛов", груженых запчастями и снарядами, вереницы топливозаправщиков. И теперь эти колонны, десятки, сотни тяжелых машин, замирали, скапливаясь на правом берегу Дона. Стремительный удар вражеской авиации отрезал сражавшуюся группировку генерала Логинова от тылов, от баз снабжения. Десятки мостов через Дон и Волгу оказались разрушены, а вместе с ними рухнули и надежды на успех.

– Товарищ капитан, – так и оставшийся стоять на подножке водитель заправщика увидел пробегавшего командира автороты. – Товарищ капитан, что там? Есть переправа?

– Все стоят, – на ходу бросил через плечо рысью пронесшийся вдоль колонны офицер. – Моста нет! Приказано ждать!

– Мать твою, – шофер злобно сплюнул. – Да ведь мы же здесь просто мишень! Согнал всех в кучу, чтобы одним ударом янки нас всех и накрыли!

Сколько хватало взгляда, шоссе и впрямь было забито техникой, тяжелыми грузовиками, над которыми не смолкал рокот пока работавших вхолостую моторов. Бензовозы держались впритык, едва не упираясь бамперами в корму впередистоящей машины. Автомобили подрагивали, точно скаковые жеребцы перед стартом. Приглушенно фырчали стапятидесятисильные движки, сдерживаемые водителями, нервно закуривавшими прямо в кабинах, наполнявшихся сизыми клубами табачного дыма. Им, сделавшим все необходимое, доставившим жизненно важный для уже вступивших в ожесточенный бой солдат груз, оставалось только ждать. Но пассивное ожидание было уделом отнюдь не каждого.

Командир отдельного понтонно-мостового батальона Московского военного округа с нескрываемым удовольствием наблюдал за слаженной и четкой работой своих бойцов. Противник решил что, уничтожив мосты, обезопасил себя, отрезав от тыла целый военный округ, обрекая тысячи солдат, не помышлявших о сдаче или отступлении, на неизбежную гибель, когда в баках их боевых машин не останется и капли топлива, а магазины автоматов опустеют. Но они просчитались.

– Батальон, слушай приказ, – гаркнул майор, обращаясь к своим бойцам, командирам рот, взводов, рядовым солдатам-понтонерам. – Необходимо обеспечить переправу автотранспорта через Дон в течение получаса. На юге наши товарищи ждут топлива, снарядов, чтобы продолжить бить врага, и мы дадим им все необходимое! За дело, мужики!

Понтонно-мостовой батальон оказался на берегу Дона раньше многих других частей. Колонна тяжелых грузовиков КрАЗ-215В с грохотом промчалась мимо остановившихся заправщиков, скатившись с шоссе и двинувшись к самой воде, туда, где берег был более пологий и ровный. Разворачиваясь кормой к реке, мощные грузовики наполовину заезжали в воду, и понтонеры, освобождая стопоры, сбрасывали закрепленные на "спине" каждого КрАЗа массивные конструкции.

Понтоны, стальные пустотелые ящики, скатывались в воду, раскрываясь, разворачиваясь во всю свою шестиметровую ширину, точно детские книжки-раскладушки. Соединенные с автомобилями прочными пуповинами швартовых тросов, они лениво покачивались на волнах, утыкаясь в берег, пока экипажи "КрАЗов" торопливо блокировали шарниры, чтобы в самый неподходящий момент понтоны не сложились бы обратно. Затем грузовики, доставившие их, без промедления отъезжали, отодвигались в сторону, освобождая место для тех машин, что еще тащили на себе груз. Тем временем в дело вступали солдаты-понтонеры, баграми с завидной ловкостью, результатом долгих утомительных учений, зацеплявшие понтоны, собирая их попарно, закрепляя между собой замками.

– Веселей, сынки, веселей, – подбадривал своих бойцов комбат, находившийся здесь же, в самой гуще событий, готовый помочь не только словом, но, если так будет нужно, и сам впрячься в швартовые концы, таща понтоны наравне с простыми солдатами. – Дружнее!

Один батальон, основным вооружением которого являлся понтонно-мостовой парк ПМП-М, был способен создать наплавной мост длиной двести двадцать семь метров с движением в две полосы всего за полчаса, обеспечив переправу техники и людей, но здесь ширина реки была значительно больше, и потому обошлись без цельного моста. Два скрепленных между собой понтона превращались в превосходный паром грузоподъемностью сорок тонн, более чем достаточно для переправки армейских грузовиков "Урал".

Метавшиеся по шаткой поверхности паромов бойцы понтонно-мостового батальона торопливо проверяли крепления и замки, убеждаясь, что эти легкие, казавшиеся весьма ненадежными, сооружения выдержат вес тяжелых автомобилей, груженых до отказа, а к берегу уже спускались грузовики "КрАЗ", тащившие на себе небольшие тупоносые катера. Автомобили, развернувшись задом, заезжали в воду, и суденышки, взревев дизелями – моторы запускались еще пока катера оставались на "спинах" тягачей, – устремлялись в свободное плавание.

Все действия батальона, каждого из его двухсот пятидесяти человек, находившихся на суше или на палубах понтонов, были расписаны буквально по секундам. Каждый боец превращался в крохотный винтик сложного механизма, и от того, насколько согласованно вращались эти винтика, зависело очень многое. Прошло лишь несколько десятков минут, а у берега уже выстроилась вереница паромов, готовых принять груз, рядом с которыми фырчали двигателями катера-буксиры БМК-Т.

– Начать погрузку! – приказал командир батальона, с берега, с отдаления, наблюдавший, как дет работа по устройству переправы.

– Первый пошел! Второй пошел!

Водители сгрудившихся у кромки воды автомобилей, подчиняясь приказам сержантов и прапорщиков, превратившихся на несколько минут, ни много, ни мало, в настоящих командиров кораблей, осторожно двинули свои "Уралы" и "ЗиЛы", медленно, самым малым ходом, въезжая на ненадежную поверхность паромов. Каждый паром был способен принять на борт по два грузовика, после чего катера-буксиры, уткнувшись тупо срезанными носами в борта паромов, отталкивали их от берега, направляя на середину реки и дальше, к противоположному берегу, где уже успели наметить наиболее удобные места для схода техники на сушу.

Паромы медленно ползли, преодолевая силу течения могучей реки, беззащитные на этой ровной глади. Бегавшие по ребристому настилу палуб солдаты видели торчавшие из воды сваи, все, что напоминало о существовавшем здесь мосте, и понимали, что сами сейчас совершенно беспомощны перед авиацией врага, безраздельно господствующей в воздухе над ставропольскими степями, и вполне способной дотянуться досюда, неся смерть. Паромы представляли собой идеальные цели, неманевренные и тихоходные, но их было кому защитить.

К берегам Дона направились не только заправщики и понтонно-мостовые парки – на вершину невысокого холма взобралась пусковая установка зенитно-ракетного комплекса "Бук-М1", над приземистым корпусом которой грозно вздымался лафет с четырьмя управляемыми ракетами, вонзившими в небосвод остроконечные обтекатели. Эта ракетная установка не была одинока – для обороны переправы по приказу Самойлова была направлена целая бригада "Буков", уже занимавшая позиции. То здесь, то там взгляд натыкался на пусковые установки, готовые к бою, а чуть в стороне, на открытой местности, расположилась радиолокационная станция "Купол", просвечивавшая лучом своего радара пространство в радиусе ста шестидесяти километров, наверняка обнаруживая любую воздушную цель. А на подходе уже были грозные С-300ПМ, способные дотянуться до крылатого врага за полторы сотни верст.

Паромы, надежно прикрываемые от удара с воздуха зенитными ракетами, упрямо ползли к берегу, преодолев уже половину пути. Для того, чтобы переправить груз и вернуться обратно, им требовалось не так уж много времени, минут двадцать, но на правом берегу Дона скопились уже сотни автомобилей, для переброски которых требовались десятки рейсов, долгие часы монотонного и опасного труда. Но времени не было – каждый снаряд, каждый литр топлива войска, насмерть схлестнувшиеся с агрессором в южнорусских степях, ждали уже сейчас.

– Бойцы, приготовились, – командир автороты, все еще ожидавшей своей очереди в полукилометре от кромки воды, возле которой только нарастала деловитая суета, хрипло кричал сорванным от напряжения голосом, перекрывшим рев нескольких десятков моторов, работавших на холостом ходу. – Всем приготовиться к погрузке! Транспортеры на подходе!

Сержант-водитель, вернувшийся, было, в кабину, высунулся, услышав вслед за приказом своего капитана нарастающий рев моторов, различимый даже в общем гуле. Спустя несколько мгновений к нему добавился характерный лязг, выдававший приближение гусеничной техники. Мимо замерших в километровой "пробке" заправщиков промчались странные машины, похожие на небольшие баржи-лихтеры, установленные на гусеничное шасси. Водители, провожавшие удивленными взглядами невиданную прежде технику, рассмотрели сильно скошенные носы, удобные для движения по воде, причем с немалой скоростью и возвышавшиеся над передней частью корпуса полностью закрытые кабины, добавлявшие еще больше сходства с катерами.

Российская армия, законная наследница армии советской, готовившейся к большой войне в Европе, получила от той немало отличных образцов техники, предназначенной для быстрого преодоления водных преград. Три десятилетия назад названия больших рек, Рейна или Луары, не давали покоя командирам переправочных рот и батальонов, которым, если родина отдаст приказ, предстояло одними из первых пойти на штурм этих оборонительных линий, созданных самой природой, а оттого еще более неприступных. И советская промышленность, выполняя задание страны и партии, дала танкистам и мотострелкам средства преодоления этих преград, способных остановить удар кулаков танковых дивизий без единого выстрела. Вот только в настоящий бой этой технике пришлось идти на своей земле.

Переправочно-десантный батальон Московского военного округа задержался совсем не на много, и первым из его подразделений, вышедших к берегу Дона, оказалась рота плавающих транспортеров. Гусеничные машины ПТС, развивая сорок два километра на суше, сползли к самому берегу, а вслед за ними с шоссе уже скатывались заправщики ТЗ-2-66Д на базе ГАЗ-66 – груженые "Уралы" и "ЗиЛы" были слишком тяжелы для плавающих транспортеров. Водитель АЦ-4,3-131 с интересом, даже забыв, что идет настоящая война, наблюдал, как юркие "газики" взбираются на спины ПТСов по опущенным кормовым аппарелям.

Собранные из понтонов ПМП-М паромы, толкаемые буксирами БМК-Т, еще только находились на середине реки, когда плавающие транспортеры ПТС, каждый из которых нес на себе ГАЗ-66 с заполненной горючим цистерной, сползли в воду, разрезая волны скошенными носами. Укрытые под корпусом винты взрезали воду, толкая машины вперед, сообщая им скорость двенадцать километров в час, так что транспортеры резво начали догонять паромы.

– Все, наша очередь пришла, – с явным облегчением сообщил командир роты, все это время, пока его машины стояли на месте, чувствовавший себя мишенью для американских ракет.

Вслед за транспортерами ПТС на шоссе, обрывавшемся на берегу Дона, показались вовсе немыслимые сооружения, нечто громоздкое, угловатое, и точно так же поставленное на казавшиеся непропорционально короткими гусеницы. Самоходные паромы ПММ-2 были знакомы немногим, и теперь солдаты и офицеры, от удивления открывая рты, смотрели, как скатывавшиеся в воду паромы раскрывали крылья сложенные над корпусом понтонов, поддерживавших на плаву тридцатишеститонные машины.

– Езжай, – скомандовал опешившему водителю заправщика-"ЗиЛа" солдат-регулировщик, стоявший по колено в воде, управляя погрузкой. – Не спи, браток! Пошел!

Шофер бензовоза снял свой грузовик с ручного тормоза, и самым тихим ходом, на пониженной передаче, двинулся вперед, стараясь попасть колесами точно на сходни, соединившие плавучее сооружение с илистым берегом. Самоходный паром, точнее, понтонно-мостовая машина, ПММ-2 был способен перевезти не то, что груженый "ЗиЛ-131", но и средний танк с экипажем, боекомплектом и полными баками. Отошли в сторону заслонки, закрывавшие при движении на суше вмонтированные в корпус гребные винты, и паром двинулся в короткое, но насыщенное впечатлениями плавание.

– Ну, поплыли, мать вашу растак, – буркнул себе под нос водитель "ЗиЛ-131", когда берег позади него начал неторопливо удаляться.

С высоты кабины грузовика казалось, что вокруг – только вспенившаяся вода, а палуба самоходного парома была вовсе не видна. И от этого сержант, честно отслуживший за баранкой почти два года, чувствовал себя не в своей тарелке, невольно сжавшись в сплошной комок нервов. В какой-то миг стало казаться, что кругом вообще только одна вода – с середины реки оба берега казались едва различимыми, но еще через пару минут суша впереди стремительно надвинулась, и вот уже паром тяжело выползает на берег, и сырой песок жалобно скрипит под широкими гусеницами.

– Двигай, не задерживай! Пошел, пошел, – поджидавший на суше прапорщик-понтонер из переправочно-десантного батальона не дал ни мгновения лишнего, чтобы придти в себя. На другой стороне реки своей очереди все еще ждали десятки автомобилей, и паром был нужен немедленно. – Давай!

Водитель, придя в себя, тронул грузовик, осторожно съезжая с парома и карабкаясь вверх по отлогому песчаному склону. Ему еще предстояло дождаться, когда на левом берегу Дона окажется вся рота, и только потом – двинуться дальше на юг. Впереди были еще долгие часы пути, сотни верст извилистых степных дорог, прежде, чем рота, каждый конкретный ее бензовоз, окажется на передовой, где уже сейчас ее нетерпеливо ждали сражавшиеся танкисты и мотострелки, сжигавшие последние литры топлива в баках своих машин. Но когда заправщики все же доберутся до цели, все уже закончится, залпы орудий и грохот взрывов смолкнут, и на степь снова опустится тишина.

Очередной взрыв, взметнувший фонтан земли и пламени прямо по курсу танка-тральщика Т-90, оказался последним. Не дожидаясь приказа, механик-водитель ударил по тормозам, заставив сорокашеститонную боевую машину замереть на месте.

– Прорвались, – прошептал командир танка, распахивая люк и высовываясь по пояс из башни, чтобы, обернувшись назад, увидеть изрытую воронками, перепаханную стальными лентами гусениц полосу земли, очищенную от затаившейся смерти. И, чувствуя, как сердце наполняет совершенно безумный восторг, офицер уже в голос, так, что слышно было, наверное, за версту, закричал, не в силах больше сдерживать рвущийся из груди радостный вопль: – Вашу мать, прорвались! Живы!!!

Минное поле осталось позади, его смертоносные клыки разжались, выпуская танковый полк из мертвой хватки. Кроткая майская ночь отступала, а вместе с ней схлынуло накопившееся напряжение, не оставлявшее экипаж все те долгие часы, когда они вели свою машину самым малым ходом, буквально на ощупь, зная, что каждый оставшийся позади метр может оказаться для них последним, и вздрагивали, слыша проникавший даже сквозь толщу брони грохот взрывов. И теперь, хоть и не было такого приказа, механик-водитель остановил танк, вслед за своим командиром выбравшись из-под брони, чтобы увидеть, как следом ползут по узкому проходу, переваливаясь на ухабах, спотыкаясь, когда впереди оказывались еще дымящиеся воронки, танки их батальона.

Полк медленно, с ощутимой натугой, просачивался сквозь это бутылочное горло, стиснутые с обеих сторон границами минного поля, простиравшегося на десятки километров. Водители танков, боевых машин пехоты, обычных грузовиков подразделения технического обеспечения вели вои машины с предельной осторожностью, боясь сбиться с курса даже на один метр. Забыв о требованиях уставов и наставлений, обязывавших строго выдерживать интервал между машинами в колонне, водители вели технику почти вплотную, чтобы как можно быстрее преодолеть опасную зону, где каждый шаг мог грозить смертью.

– Сейчас бы водки! – мечтательно воскликнул командир превращенного в тральщик Т-90, устало стаскивая со взмокшей головы шлемофон и оборачиваясь к усевшемуся на броню водителю, с наслаждением подставившему разгоряченное лицо легкому дуновению прохладного ветерка.

Минувшие часы, когда танк шел во главе боевых порядков полка, когда впереди взрывы мин взметали фонтаны земли и камней, а над головой с ревом проносились на бреющем американские истребители, атаковавшие цели где-то ближе к хвосту механизированных колонн, оказались самыми страшными. Не было противника, по которому танкисты могли открыть огонь, которого могли опередить своим выстрелом, спасая собственные жизни, вырывая для себя еще хотя бы несколько мгновений. Надежный трал КМТ-7 не подвел, приняв на себя всю мощь взрывов, но как же тяжело, как же страшно было находиться в стальной коробке, чувствуя, как танк вновь и вновь содрогается, добравшись до очередной мины.

Механик-водитель, облегченно выдыхая, тоже снял едва не прилипший к коротко остриженной голове танковый шлем, взглянув на своего командира, и оба не смогли сдержать удивленный возглас, сдобренный отборным матом. Даже в предрассветных сумерках был виден иней первой седины, обильно осыпавший виски танкистов.

Радист, уже сорвавший голос до хрипоты, снова и снова повторял позывные, терзая приборную панель радиостанции Р-130, и полковник Белявский, сидевший от него в каком-то метре, раздраженно поморщился, затем негромко выругавшись, но на этот раз уже от злости на самого себя. Впервые в полной мере ощутив себя беспомощной мишенью, командир танкового полка Двадцать первой гвардейской мотострелковой дивизии понял, что значит настоящий страх, когда ты вынужден покорно подчиняться обстоятельствам, просто будучи не в силах что-либо изменить. Несколько часов, проведенных в середине медленно ползущей по минному полю колонны, под тонкой, словно картон, броней БМП-1КШ, взяли свое, полковник чувствовал, что не может сдерживаться, в должной мере контролировать самого себя.

– Есть связь, – вдруг воскликнул радист, кажется, сам удивившийся своей удаче, когда радиоволна все же смогла отыскать лазейку в плотной завесе помех. – Товарищ полковник, командир дивизии на связи!

– Первый, прием, – Белявский выхватил микрофон из рук радиста, невольно повысив голос, будто так его станет лучше слышно. – Первый, прием! Я третий, прошли минное поле, вышли на оперативный простор.

– Вас понял, Третий, – едва слышно донеслось сквозь шелест помех. – Каковы потери?

– В допустимых пределах. Вражеская авиация не дает нам покоя, но полк сохранил боеспособность. Жду дальнейших указаний, Первый!

Потери уже не имели значения, равно, как и то, что в баках боевых машин уже почти не осталось топлива, а в количество снарядов в укладках сократилось вдвое, и Николай Белявский не стал размениваться на ненужные слова. Сгоревшие, подбитые или просто израсходовавшие весь запас горючего танки отмечали путь полка, точно верстовые столбы. Три десятка грозных Т-90 вышли из строя, и эту потерю восполнить было невозможно. Силы полка уменьшились на треть, иные танковые роты "сжались" до размеров взвода, но это уже не могло никого заставить остановиться, развернуться вспять. И больше всего стальных коробок осталось на последних верстах пути.

Двадцать танков, две полные танковые роты, остались позади, частью подорвавшись на минах, когда на полной скорости вылетели на засеянное смертью поле, частью став добычей американских пилотов. Истребители противника, появлявшиеся над порядками полка парами и четверками, стремительно атаковали, жалили, точно настырная мошкара, тотчас уходя прочь, спасаясь от зенитного огня, чтобы спустя недолгое время появиться вновь. Удалось не всем – расчеты зенитных комплексов "Тор-М1" были наготове, не жалели ракет, и теперь остовы, по крайней мере, двух истребителей "Файтинг Фалкон" догорали среди степи по соседству с сожженными их пилотами боевыми машинами. Но потери врага не шли ни в какое сравнение с теми, которые понес полк, да, вероятно, и вся дивизия.

– Продолжайте наступление, Третий. Отставших не ждать, только вперед! От дивизии осталось не так уж много, американские пилоты знают свое дело, черт их возьми, а потому остановиться хоть на минуту – значит неизбежно погибнуть. Приказываю уничтожать противника всеми средствами при любой возможности!

– Принято, Первый! Есть продолжать наступление, – решительно ответил Белявский, не знавший для себя иного пути, кроме как навстречу врагу, так, чтобы поскорее увидеть его в кольце прицела. – Мы будем атаковать!

Полк, взвод за взводом, рота за ротой, просачивался сквозь проходы в минном поле, и колонны вновь разворачивались в цепи, обращенные в одном направлении – на юг. Враг пытался прикрыть минами свои позиции, отчасти ему это удалось, но очередная преграда осталась позади а впереди… Впереди был противник, заведомо более слабый, несмотря на то, что наземные силы его до сих пор не вступили в бой, не понесли почти никаких потерь. И встречи с этим врагом полковник Российской Армии Николай Белявский ждал с нетерпением, превысившим всякие пределы.

Полк, первым преодолевший минное поле, продолжал наступление, а далеко позади него, едва ли не в самом хвосте растянувшихся на десятки верст порядков продвигавшейся вперед Двадцать первой гвардейской мотострелковой дивизии, катилась, подпрыгивая на ухабах, командно-штабная машина Р-142Н, и в такт ее судорожным прыжкам подскакивал на узком сидении генерал-майор Артемьев. Командующий дивизий знал цену собственным словам, и потому его штаб, нервный узел, мозг этого гигантского организма, пребывал в постоянном движении. Сержант, сидевший за "баранкой" тупоносого ГАЗ-66, не выпускал рычаг переключения передач, а нога, поставленная на педаль акселератора, уже онемела, устав давить на нее. И никто старался не думать о том, что в баках штабного "газика" остается все меньше драгоценного бензина, и вскоре он иссякнет окончательно.

– Не останавливаться, – приказал генерал Артемьев, сам уже уставший от постоянной тряски, от впивавшегося в уши гула мотора. – Только вперед. Остановимся – погибнем!