Текст книги "Вечер потрясения (СИ)"

Автор книги: Андрей Завадский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 104 (всего у книги 122 страниц)

Глава 4
Это есть наш последний…

Охотское море – Грозный, Чечня, Россия

20 мая

Подводная лодка, рукотворный хищник, повелитель морских глубин, почти беззвучно кралась в сумраке глубин. Находясь в своих водах, поблизости от родных берегов, она сохраняла скрытность настолько, насколько это было возможно для корабля, бороздившего водные просторы три десятилетия. Лениво вращалась пара гребных винтов, почти не дававших кильватерной струи, акустики напряженно вслушивались в доносившиеся из просторов океана шумы, пытаясь определить те из них, которые производили творения рук человеческих, радисты же напряженно вслушивались в эфир, «перепрыгивая» с частоты на частоту, но всюду их ждало молчание – берег, такой близкий, казалось, перестал существовать.

Атомный подводный стратегический ракетоносец К-506 "Зеленоград" не был последним словом военно-морской техники, но эта субмарина, подняв флаг в тысяча девятьсот семьдесят девятом году, продолжала исправно нести вахту и в двадцать первом веке, оставаясь фактором, с которым не мог не считаться и самый сильный противник. Очередной поход был далек от своего завершения, и до возвращения в родную базу предстояло еще провести не одну неделю в безмолвии океанских глубин.

– На румбе? – коротко спросил командир ракетоносца, находившийся в тесноте центрального поста, откуда возможно было управлять всем кораблем.

– На румбе двести пятьдесят, – четко доложил немногословный рулевой – здесь было не время и не место для долгих разговоров. – Глубина сто пятьдесят, скорость десять.

– Так держать!

Мелководное Охотское море было не лучшим водоемом для атомохода длиной сто пятьдесят пять метров и полным водоизмещением без малого шестнадцать тысяч тонн – слишком тесно, нет простора для маневра. Но зато здесь подводный ракетоносец был надежно защищен от любых опасностей, реальных или же мнимых. Под надежной охраной эскадренных миноносцев "Сарыч" и патрульных самолетов береговой авиации "Зеленоград" крейсировал в толще воды в постоянной готовности к пуску. Горбообразный массивный обтекатель, начинавшийся сразу за ограждением рубки ракетоносца и сходивший на нет ближе к корме, скрывал шестнадцать баллистических ракет Р-29Р, каждая из которых несла по три боевых блока индивидуального наведения мощностью по двести килотонн в тротиловом эквиваленте, доставляя их, ни много, ни мало, на шесть с половиной тысяч верст.

Один приказ, несколько слов, проникших на глубину по сверхнизкочастотному каналу связи – и Апокалипсис вступит в свои права. Несколько мгновений, необходимых для предстартовой проверки – и толщу воды вспорют взмывающие в зенит "стрелы" баллистических ракет, чтобы, оказавшись уже в безвоздушном пространстве, обрушить на многострадальную землю смертоносный дождь. Залпа "Зеленограда" было достаточно, чтобы уничтожить целую страну, стереть ее с лица земли, истребив население до последнего человека, превратив тысячи квадратных километров территории в радиоактивную пустыню. И командир ракетоносца был уверен, что его экипаж без колебаний выполнит любой приказ.

Они чувствовали себя абсолютно защищенными, находясь под опекой едва ли не всего Краснознаменного Тихоокеанского флота. Эсминцы и сторожевики крейсировали на поверхности, а на глубине где-то рядом притаились торпедные атомные подлодки типа "Барс", грозные охотники, готовые растерзать залпами торпед любого чужака. "Зеленоград" не был совершенным, в чем-то даже успев устареть, но сейчас, ощущая поддержку всей мощи своей страны, подводники были спокойны и уверены в себе. Напрасно – смерть, воплотившись в веретенообразном стадесятиметровом "теле" вражеской субмарины, была уже близко.

Лейтенант Дуглас Эмерсон был тем человеком, от которого целиком и полностью зависел успех очередной миссии «Луисвилла», но он едва ли сейчас ощущал гордость за самого себя – только сжигавшее изнутри нечеловеческое напряжение. Атомная ударная подлодка класса «Улучшенный Лос-Анджелес» шла малым ходом, лениво шевеля гребным винтом, едва двигаясь в толще воды, там, куда не проникал солнечный свет, в то время как акустик лихорадочно пытался обнаружить цель. В его распоряжении была лучшая техника – гидроакустический комплекс AN/BQQ-5D, пожалуй, самый совершенный из всего, что было создано человеческими руками. Лейтенант Эмерсон верил своему «железу», и оно, словно чувствуя это, не подвело моряка.

– Акустический контакт. Относительный пеленг ноль-пять-пять, дистанция двадцать миль. Цель классифицирована как русская подлодка класса "Дельта-3".

Акустик "Луисвилла" выплевывал слова с бесстрастностью и монотонностью робота, словно превратившись в часть своей аппаратуры, еще один блок в сложной начинке гидролокатора.

– Боевая тревога! Приготовиться к торпедной атаке!

Командир "Луисвилла" ощутил странный трепет – сейчас, когда он сошелся лицом к лицу с противником, сдержать волнение было трудно. Одно дело – расстреливать крылатыми ракетами врага, находящегося в сотнях миль, и совсем другое – быть готовым всадить торпеды в брюхо чужой субмарине, атаковав ее почти в упор. "Луисвилл", израсходовав все свои "Томагавки", не покинул опасные воды, более того, двинулся вглубь охраняемого надводными силами русских района, получив новый приказ – выследить и уничтожить атомные ракетоносцы врага, единственную реальную угрозу для самой Америки. И вот жертва – буквально на расстоянии вытянутой руки.

– Приготовить торпедные аппараты! Курс – ноль-пять-пять, – зачастил кэптен, в кровь которого щедро хлынул адреналин. – Поднять скорость до пятнадцати узлов.

"Луисвилл", заложив лихой вираж, ринулся к цели, словно почуявшая след добычи гончая. Субмарина была готова к бою – в смещенных от носовой оконечности к центру корпуса трубах торпедных аппаратов уже покоились "сигары" тяжелых торпед "Марк-48", основного вооружения субмарины для подводной дуэли, а моряки уже держали руки на панелях управления, готовые открыть огонь в любой миг.

– Дистанция пятнадцать миль, – докладывал Эмерсон. Сонар "Луисвилла" работал в пассивном режиме, только на прием, улавливая звуки, испускаемые русской подлодкой, и данные о расстоянии оставались приблизительными – цель могла быть и намного ближе, и значительно дальше. – Контакт устойчивый. Они ревут на весь океан, кэптен, сэр! Их невозможно потерять!

Ударная подлодка "Луисвилл", на пятнадцати узлах производя меньше шума, чем "Зеленоград" на десяти, уверенно сближалась с целью, заходя ей в корму, в зону "акустической тени". Враг, отнюдь не беззащитный и в подводном бою – командир "Луисвилла" ни на миг не забывал о четырех торпедных аппаратах "Дельты-3" калибра пятьсот тридцать три миллиметра, способных доставить немало неприятностей – не мог обнаружить опасность, превратившись в беспомощную жертву.

– Первый и второй торпедные аппараты – приготовиться!

Несколько секунд – и окутанные пенной "вуалью" торпеды устремятся к цели, чтобы мощными взрывами разорвать ее корпус, впуска внутрь тысячи тонн ледяной воды. Но неожиданный доклад акустика заставил всех, кто находился в центральном посту, недоуменно переглянуться.

– Цель поднимается, кэптен, – произнес немного подрастерявший свою бесстрастность Эмерсон. – Русские всплывают, сэр!

– Какого черта происходит?

Ответ на этот вопрос желали знать многие, но дать его могли только русские моряки.

Командир стратегического ракетоносца «Зеленоград» не сомневался – на поверхности происходит нечто, чего не было ни в каких планах, и причина такой уверенности была проста. Земля молчала, база, периодически выходившая на связь с субмариной, уже несколько часов не вызывала ее по сверхдлинным волнам, пропустив очередной сеанс связи, и только что – несколько минут истекло – прошло время следующего.

– База молчит, товарищ командир, – доложил радист "Зеленограда". – На всех диапазонах тишина!

– Мы должны сами выйти на связь! – Старший помощник "Зеленограда" явно нервничал, кажется, не на шутку перепуганный неожиданным "одиночеством" ракетоносца. – Это нештатная ситуация, мы вправе нарушить инструкцию, товарищ командир.

Командир стратегического подводного ракетоносца недовольно нахмурился, исподлобья взглянув на старпома:

– Выйти на связь и оказаться под прицелом американцев и их прихвостней? Черт возьми, я не желаю быть мишенью, и никто из команды не хочет ею становиться!

Недовольство капитана было объяснимо. Каждый выход субмарины на боевое дежурство превращался в сложную игру, ставкой которой была безопасность всей планеты. Баллистические ракеты, шестнадцать многоглавых "драконов", способных ядерным пламенем испепелить целую страну, держали на прицеле стратегические объекты, расположенные в другом полушарии. Аэродромы, позиции межконтинентальных ракет "Минитмен", командные пункты системы аэрокосмической обороны НОРАД – все это могло быть уничтожено в считанные минуты, и для этого "Зеленограду" и другим ракетоносцам не требовалось удаляться от своих берегов.

Но каждый выход подлодки отслеживался всеми средствами разведки, и, как только становилось известно, что субмарина находится в море, за ней начиналась настоящая охота. Корабли, подлодки, самолеты – не только американские, но также и японские – рыскали всюду, пытаясь отыскать субмарину и взять на прицел уже ее саму, и, если угроза войны станет реальностью, выстрелить первыми, пустив ее на дно и позволив тем, кто находится по другую сторону Тихого океана, ударить по лишившейся самой надежной своей защиты стране. И потому выход на связь означал, что "Зеленоград" демаскирует себя, выдаст свою позицию противнику, в любой миг могущему перестать быть потенциальным – что бы ни говорили большие политики, с высоких трибун твердящие о мире и взаимопонимании.

– Мы мало чем рискуем, товарищ капитан, а прояснить ситуацию необходимо, – настаивал старший помощник. – Передачи ведутся в сжатом виде и длятся пару секунд. Верно, товарищ капитан-лейтенант?

Командир БЧ-4, боевой части связи, которому был задан последний вопрос, согласно кивнул, сообщив не без гордости:

– Комплекс связи "Молния-М" дает нам определенные преимущества. Данные передаются сжатыми пакетами в очень короткий промежуток времени. Возможно, японцы или сами янки и сумеют зафиксировать факт выхода в эфир, но определить, хотя бы приблизительно, координаты передатчика не смогут наверняка. Это я гарантирую. Да и если запеленгуют нас, и что же? Мы у своих берегов, под защитой всего Тихоокеанского флота!

– Решение за вами, товарищ командир, но я предлагаю запросить базу, – произнес выглядевший удовлетворенным, хотя и взволнованным, старший помощник. – Мне не нравится это молчание!

– Согласен, – коротко ответил капитан, приказав: – Начать всплытие! Выбросить радиобуй!

"Зеленоград", рванувшись вверх, выстрелил буй, тянувший к поверхности моря конец сверхнизкочастотной антенны "Параван" – второй конец оставался закрепленным на самой подлодке. Оставаясь на глубине – пусть и не предельной, но достаточной, чтобы чувствовать себя в безопасности – субмарина могла связаться с землей. Конечно, противолодочные самолеты и парящие в безвоздушном пространстве спутники радиотехнической разведки засекут передачу, возможно, даже определять примерные координаты подлодки, но все же риск был не настолько велик, чтобы продолжить плавание, как прежде.

Радисты склонились над консолями, кодируя текст короткой радиограммы, чтобы, пропущенная сквозь процессоры комплекса связи, она превратилась в короткий импульс, практически не обнаружимый средствами радиоперехвата. А акустики "Зеленограда" не отходили от приборной панели гидроакустического комплекса МГК-400 "Рубикон", вслушиваясь в шумы моря. И вдруг по корпусу ракетоносца барабанной дробью ударил акустический импульс перешедшего в активный режим сонара, и тотчас мерный рокот разорвал надсадный вой винтов, возникший словно из пустоты и становившийся все громче, все ближе с каждой секундой.

– Торпеды в воде! Торпедная атака!!!

Это было неожиданно, а потому страшно. Ужас сковал сердца людей, лишив их трезвости рассудка, и пусть вбитые годами тренировок рефлексы взяли свое, было уже поздно – русские моряки проиграли бой в необъявленной войне.

Командир «Луисвилла» отдал приказ открыть огонь, когда между ним и целью, огромной и неповоротливой русской субмариной, оставалось менее восьми миль. Русские увальни так и не смогли услышать своих убийц, оглохнув, должно быть, от собственного шума, и, получив очередной доклад от акустиков, капитан скомандовал:

– Первый и второй торпедные аппараты – огонь!

Две торпеды "Марк-48" буквально вытолкнуло из труб, и пара шестиметровых "рыбин" рванула к цели, пожирая разделявшие из мили. Разгоняясь до пятидесяти пяти узлов, вдвое больше, чем была способна выдать жертва, торпеды мчались на звук, как летят мотыльки на мерцающий вдалеке огонек.

– Торпеды в воде! Дистанция семьдесят кабельтовых, быстро сокращается!

Теперь противник знал, что атакован, но времени принять ответные меры у него почти не оставалось. Русский шкипер, растерявшись, замешкался совсем ненадолго, но это промедление оказалось фатальным. "Луисвилл" ударил снизу-сзади, в уязвимое брюхо врага, способного превратить в атомную пустыню целый континент, но оказавшегося беспомощным в ближнем бою. Торпеды – каждая несла боеголовку в триста пятьдесят килограммов – ударили ближе к центру корпуса. Два взрыва прогремели почти одновременно, эхом разносясь по всему морю, на сотни миль вокруг. Удар был страшен – корпус подлодки буквально переломился пополам, вода, тысячи тонн ледяной воды, под огромным давлением хлынула внутрь, мгновенно заполняя отсеки.

Экипаж "Зеленограда" не мог бороться за живучесть, попросту не имя на это времени. Нескольким матросам удалось добраться до индивидуальных дыхательных аппаратов, но это их не спасло – водяной вал, промчавшийся по внутренностям субмарины, вдавил тела в переборки с чудовищной силой, ломая кости и плюща плоть. Для ста тридцати русских подводников все закончилось очень быстро. Акустики "Луисвилла" еще несколько минут могли слышать скрип и треск переборок, сжимаемых колоссальным давлением, пока мертвая субмарина не коснулась морского дна, навсегда унеся с собой свой экипаж, верный кораблю до конца.

– Отличный выстрел, кэптен! Прямое попадание!

– Упокой, Господи, их души, – с горечью пробормотал командир "Луисвилла", не обращая внимания на восторженные возгласы – его команда искренне праздновала первую победу в настоящем бою. – Прости нам, Боже, если мы еще можем надеяться на твое прощение!

На глубине все стихло, не оставив напоминаний о стремительной дуэли двух морских хищников. А далеко на суше все только начиналось. Звуки боя были все сильнее, возвещая о решающем сражении в этой войне, уже забравшей многие тысячи жизней.

Воздушный командный пункт Е-8С «Джойнт Старс» дотянул до Тбилиси на остатках топлива, совершив посадку едва ли не с сухими баками. Огромный «Боинг-707» с ревом пронесся над бетонкой, издав пронзительный визг и скрежет, когда катки шасси коснулись посадочной полосы. В иллюминаторе мелькнули ряды выстроившихся вдоль кромки летного поля самолетов, тяжелых транспортников С-141В «Старлифтер» и С-17А «Глоубмастер», штурмовиков А-10А «Тандерболт», использовавших Тбилиси, как аэродром подскока, и истребителей F-15C «Игл», прикрывавших командный пункт от гипотетических русских авиаударов, и продолжавших нести вахту в грузинском небе несмотря на то, что авиация врага уже перестала существовать.

Командующий Десятой пехотной дивизией устало откинулся на спинку кресла, заставив себя не слышать разговоры находившихся возле него операторов, обменивавшихся короткими репликами, что-то колдуя над приборными панелями. Несколько минут передышки ожидало Мэтью Камински, а следом – очередной доклад офицеров его штаба, работавших без перерыва, пропуская через себя огромный массив информации, отсеивая ненужное, выделяя первостепенное, чтобы командующий мог, не теряя времени на "техническую" сторону вопроса, принять наиболее верное решение.

В голосе штабного офицера, докалывавшего последнюю разведсводку генералу Камински, слышался восторг. Взгляд майора, уже не мальчишки, чтобы так веселиться, сиял от радости, и тому были достаточные причины.

– Продвижение противника остановлено на всех направлениях, генерал, сэр, – стараясь сохранять выдержку, торопливо произнес майор. – Спутниковая и авиационная разведка подтверждает – русские остановились или начали отход. Мы переломили им хребет, сэр!

Эйфория в эти минуты охватила всех, кто находился в штабе южной ударной группировки. Казалось, люди были готовы броситься обниматься и целовать друг друга прямо сейчас, забыв о субординации, званиях и чинах. На огромные экраны кто-то догадался вывести "картинку", полученную с многочисленных "Хищников", беспилотных разведчиков RQ-1, что вились над равниной. Сгоревшие русские танки, иногда "изувеченные" до неузнаваемости, вереницы бронемашин с распахнутыми настежь люками, замерших на степных дорогах, когда в баках иссякли последние капли горючего, и толпы русских солдат, покорно ожидавших своей участи, слышавших над головами рокот турбин американских самолетов.

Горючее кончилось, а вместе с ним иссяк и наступательный порыв. Передовые подразделения русских дивизий остановились в считанных верстах от Терека, на другом берегу которого готовились к бою – и гибели – бойцы легкой пехоты, торопливо окапываясь, создавая новую линию обороны буквально на пустом месте. но силы врага закончились раньше, и тогда в бой вступила авиация. Штурмовики и тактические истребители, поддерживаемые вертолетами "Апач", расстреливали замершие колонны, почти не встречая сопротивления, лишь редкие пулеметные очереди да зенитные ракеты летели в их сторону, но и этого оказалось достаточно, чтобы нескольким машинам уже не пришлось вернуться на свои базы. Русские не желали отправляться в небытие в одиночестве.

– Благодарите тех наших парней, что так и останутся в гребаных степях, – с неожиданной мрачностью, даже злостью, процедил Камински, едва сдержавшись, чтобы не добавить пару ругательств покрепче на полузабытом польском. Сейчас для этого было не время и не место, но невозможно было забыть про тех, кто принес себя в жертву ради торжества Америки. – Русские забрали с собой слишком многих, чтобы радоваться такой победе, майор! Мы не можем позволить себе нести и впредь столь высокие потери – это равносильно поражению!

– Но, сэр, все наши люди знают, на какой риск идут, – растерянно вымолвил майор, с лица которого разом слетел весь восторг, стоило только вспомнить о грудах пластиковых мешков, что везли с севера сновавшие туда-сюда вертолеты. – Это война, потери неизбежны, сэр. И все же мы победили, отразили их удар.

– Еще не победили, майор. Наши десантники там, в Грозном, остаются лицом к лицу с намного превосходящими их силами врага. И пусть к русским не придет помощь извне, пусть их дивизии разгромлены, это не помешает ублюдкам разделаться с парнями из Сто первой, и для этого потребуется не так много усилий. И этого допустить мы не в праве!

Грандиозное сражение в ставропольских степях было лишь отвлекающим маневром, призванным оттянуть силы врага от горстки десантников, упорно цеплявшихся за клочок земли в чеченской столице. Земли, уже обильно орошенной кровью американских солдат, готовившихся принять неравный бой, но не желавших сдаваться даже перед лицом многократно превосходящего их в числе и оружии врага. Ну а отступать им тем более было некуда.

– Пора с этим покончить, господа, – решительно произнес Мэтью Камински, глядя в глаза притихших и помрачневших офицеров, вспомнивших, что действительно еще не все закончилось, и что будут еще новые сводки о потерях. – Всю авиацию, все штурмовики и истребители, способные взлететь прямо сейчас – в воздух. Цель – Грозный! Развернуть части Десятой пехотной на юг, пусть направляются к проклятому городу форсированным маршем и вытащат из гребаной мышеловки наших парней. Всем подразделениям Сто первой дивизии – получасовая готовность! Техникам – еще раз проверить вертолеты, баки залить под завязку! Нашим людям нужна помощь, и она придет!

Приказ привел в действие огромную массу людей, много часов до этого томившихся в ожидании. Аэродром Тбилиси охватила нервная суета, и каждый, кто был здесь, понимал, что что-то готовится, что вскоре предстоит произойти решающим событиям. Время сейчас стало самым ценным для тысяч людей, ведь даже минутная задержка могла стоить сотен жизней тех, кто на севере, в Грозном, готовился встретить смерть, мчавшуюся на остриях русских снарядов.

Курившие возле выстроившихся в ряд вертолетов "Блэк Хок" десантники побросали сигареты, увидев бежавшего к ним сержанта Салливана. Командир отделения, как и все, не расстававшийся с оружием, придерживал одной рукой камуфлированную панаму, а другой – висевший на плече карабин М4А1.

– Взвод, становись, – рявкнул сержант, и разом подобравшиеся бойцы выстроились в неровную шеренгу. – Смирно! Получен приказ готовиться к вылету! Готовность полчаса! Мы будем высаживаться в Грозном!

– Вылетаем! Наконец-то! Чего же они так долго ждали?!

Десантники торжествующе переглядывались, на загорелых лицах появились улыбки – люди радовались тому, что их почти наверняка посылали на смерть, но многие их товарищи уже погибли, и потому бойцы спешили разделить их участь… или помочь тем, кто еще оставался жив, оказавшись в кольце врагов. Они ждали этого долго, и теперь торопились оказаться в пекле.

– Отставить разговоры, – рыкнул Джеймс Салливан, чувствовавший, как тело охватывает нервная дрожь, волнение, неизбежное перед боем, но улетучивавшееся сразу, стоит только прозвучать первому выстрелу, и не важно, с какой именно стороны. – Проверить оружие и снаряжение! Мы вступим в бой сразу, как только окажемся на земле! В Грозном находится почти полная русская дивизия, а вдобавок к этому еще и подразделения их полиции. Видит Бог, это будет чертова мясорубка! И я хочу, чтобы вы все вернулись оттуда живыми, парни!

Суета охватила сразу сотни, тысячи людей, всю Сто первую воздушно-штурмовую дивизию Армии США, грозную силу, до сих пор не использовавшуюся по-настоящему. Шесть аэромобильных пехотных батальонов, четыре с половиной тысячи отлично подготовленных бойцов, являлись резервом генерала Камински, его последней надеждой, ожидая приказ все то время, когда степь содрогалась от звуков боя. Им так и не пришлось высаживаться на пути русских танков – с теми сумели справиться, пусть и ценой немалых потерь. И теперь десантникам предстояло довершить то, что начали их товарищи, ступив первыми на русскую землю, на мостовые Грозного.

Солдаты, подгоняемые воплями сержантов и офицеров, бежали к вертолетам, верным UH-60A "Блэк Хок", а в кабинах "Черных ястребов" уже заняли свои места пилоты. Кое-где техники проводили последнее, невесть какое по счету тестирование систем, проверяя готовность винтокрылых машин к вылету, заливали в баки последние галлоны топлива, чтобы вертолеты наверняка дотянули до чеченской столицы. Несколько минут – и в наушниках сферических шлемов, в которых утопали головы летчиков, прозвучала короткая команда.

– Получено разрешение на взлет, – командир экипажа "Блэк Хока" обернулся, отыскав взглядом сержанта Салливана. – Держитесь, парни, пойдем на предельной скорости! Мы будем над Грозным через час!

Вертолеты взмыли в небо Тбилиси, точно стая металлической саранчи. Десятки винтокрылых машин, каждая из которых несла в своем чреве отделение вооруженных до зубов десантников, разворачивались на север, устремляясь в сторону Грозного, чтобы спустя каких-то полтора часа выбросить людей в самое пекло. А с севера, с берегов Терека, к городу мчались, вздымая тучи пыли, "Хаммеры" Десятой пехотной дивизии. Подразделения легкой пехоты, уже понесшие потери в боях с русскими танкистами и мотострелками, спешили вновь вступить в бой с исступлением настоящих безумцев.

– Во внешнем кольце окружения останется Второй бронекавалерийский полк, – решил Мэтью Камински, сыпавший приказами, приводившими в движение тысячи солдат на пространстве от Каспия до Черного моря. – Задача полка предельно проста – удерживать рубеж обороны по правому берегу Терека, и я не сомневаюсь, что с этим они справятся превосходно. У парней генерала Хоупа достаточно сил, чтобы отразить удар остатков русских войск. А в Грозном нам понадобится каждый боец!

Со всех сторон к городу двигались войска, чтобы взломать кольцо окружения, замкнувшееся вокруг горстки десантников. Но, как ни спешили они, к моменту их появления оборвалось слишком много жизней – в Грозном уже вспыхнул бой.

Две тени скользили среди руин, вздрагивая всякий раз, когда до этих закопченных развалин доносился звук моторов, русских моторов. Один из десантников, припав на колено, вскинул штурмовую винтовку, направив ствол М16А2 во тьму, в которой, казалось, что-то ворочается, что-то сильное и беспощадное – именно таким чудовищем представали вражеские войска, стягивавшиеся к аэродрому Грозный-Северный для решающего удара. И два бойца Сто первой воздушно-штурмовой дивизии должны были этот удар остановить или хотя бы ослабить его.

– Живее, – боец, крепче прижимая к плечу приклад, торопил своего напарника. Ночная тьма даровала защиту двум храбрецам, но она же несла в себе смерть, скрывая русских солдат, которые, возможно, уже крались со всех сторон к паре десантников, замыкая вокруг них кольцо, и потому солдат, не забывая страховать своего товарища, обшаривая окрестности взглядом, очень сильно нервничал. – Поспеши, мать твою! Нужно убираться отсюда!

Второй десантник, ничего не сказав, осторожно опустил на усыпанную битым кирпичом землю кумулятивную мину М4 SLAM. В этом килограммовом куске металла скрывалась мощь, способная прожечь сорок миллиметров стали, достаточно, чтобы вывести из строя любую боевую машину. Мина SLAM являлась универсальным боеприпасом, и могла применяться как противотанковая – противоднищевая или противобортовая – или как обычный подрывной заряд, например, для разрушения вражеских укреплений. Два взрывателя – инфракрасный и магнитный – добавляли ей еще большую универсальность, обеспечивая к тому же высокую надежность, ведь, не среагировав на появление рядом с миной большой массы металла, то есть вражеской боевой машины, детонатор приходил в действие, уловив исходящее от двигателя тепло, и цель в итоге оказывалась уничтоженной.

Сейчас мина использовалась в первом варианте – ее задачей, как задачей сотен ее "близняшек" щедро разбрасываемых на подступах к аэродрому, было остановить движение русских танков и бронемашин, ограничить их маневр, облегчив задачу расчетам противотанковых ракетных комплексов. Кумулятивная воронка, скрывавшая мощный заряд взрывчатки, служившая тому, чтобы сконцентрировать силу взрыва, сделать его направленным, то есть еще более мощным, была обращена вверх, к звездному небу, почти безоблачному в этот час. Стоит только русскому танку или бронемашине оказаться над миной – грянет взрыв, и сноп огня прожжет бронированное днище, заживо жаря экипаж боевой машины, не оставляя ни малейшего шанса на спасение.

Боец, действуя с ловкостью и точностью опытного сапера, снял предохранительную крышку с сенсора магнитного взрывателя. Все, теперь мина готова к бою. Напоследок десантник выставил на таймере время самоликвидации – четыре часа. Большего не требовалось, ведь, спустя эти часы, Грозный либо станет американским, если успеет подойти подкрепление, или же горстка окруженных со всех сторон бойцов Сто первой воздушно-штурмовой погибнет под гусеницами русских танков.

– Готово, – наконец сообщил своему обливающемуся холодным потом товарищу подрывник, поднимаясь на ноги. Дело сделано, но у них в запасе еще пять мин, и нужно использовать их с толком, выбрав лучшие места для установки, чтобы чертовым русским пришлось несладко, если они все же предпримут штурм аэродрома. – Движемся дальше. Пошли!

Позиции аэромобильной бригады, сократившейся в числе чуть ли не вдвое, но продолжавшей сражаться, быстро опутывались паутиной минных полей. Ложились на землю кумулятивные мины М4, а рядом с ними сильные но аккуратные руки ставили противопехотные мины направленного действия М18А1 "Клеймор", дистанционно управлявшиеся по проводам и являвшиеся последним рубежом обороны, на который никто не надеялся всерьез. Возможно, поток шрапнели и задержит наступающего врага, но едва ли этого хватит, чтобы остановить русских. А подкрепление все никак не появлялось, и лишь в эфире звучали заверения в том, что помощь близка. В это уже мало кто верил.

Прежде, чем ушедшие в ночь группы минеров доложили о выполнении задачи, прошло немало времени, и немало седых волос прибавилось у командира инженерной роты, приданной аэромобильной бригаде. И лишь убедившись, что все его бойцы вернулись, офицер решился доложить о выполнении приказа своему командиру.

– Полковник, сэр, – вытянувшись по стойке смирно, командир роты негромко – обманчивое спокойствие ночи само заставляло быть тихим и неприметным – сообщил. – Сэр, минные заграждения установлены. Мы выставили более двухсот противотанковых мин на наиболее вероятных направлениях атаки русских. Полагаю, это задержит их и охладит их пыл, сэр.

Это лишь продлит нашу агонию, капитан. Но, конечно, вы и ваши люди отлично поработали, – спохватившись, поблагодарил офицера командир бригады. – Вы прекрасно знаете свое дело, я рад, что мне выпало служить с вами.

Полковник Макгуайр с тревогой взглянул в предрассветный сумрак, а потом инстинктивным движением коснулся нагрудных карманов своего бронежилета. Всего три магазина, и еще один – в его карабине М4А1. Сто двадцать патронов, две сорокамиллиметровые осколочные гранаты для подствольного М203GL, да еще три ручные гранаты М26 – вот и все, что командир батальона, принявший на себя руководство обороной остатков высадившейся в Грозном десантной бригады мог противопоставить собиравшимся для атаки русским. И это еще не самое худшее – все же Макугайру, как офицеру, были положенные кое-какие "бонусы", так что остальные бойцы довольствовались подчас вдвое меньшим боекомплектом. И никто здесь уже всерьез не рассчитывал, что им удастся живыми выбраться из этой западни, в которую они явились сами.

В том, что русские вот-вот ударят, сам Эндрю Макгуайр не сомневался ни на секунду. Об этом говорило не просто его чутье опытного солдата, прошедшего не одно сражение, но и доносившийся из-за ближайших домов рев танковых дизелей. Порой рык становился нестерпимо громким, заглушая все прочие звуки, и тогда занявшие оборону десантники крепче впивались в рукоятки своих винтовок, готовые пустить оружие в дело немедленно. Каждый был готов сражаться до конца, ведь отступать было попросту некуда.