Текст книги "Вечер потрясения (СИ)"

Автор книги: Андрей Завадский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 79 (всего у книги 122 страниц)

– По машинам, – разнеслись над замершей посреди степной равнины колонной зычные команды ротных и взводных, подхваченные свирепыми и уставшими, а оттого еще более злыми, сержантами. – Выступаем! Вперед!

Взвыли сотнями голосов мощные дизели, выдохнув в чистое небо, накрывшее степь от края до края, клубы выхлопных газов. Почувствовавшие на губах вкус чужой крови, ощутившие сладость победы, своими глазами увидевшие пленных врагов, совсем не таких грозных, какими те казались еще полчаса назад, бойцы, все без исключения, спешили скорее вступить в схватку, чтобы явить всем – и самим себе – силу русского оружия, свою силу, для которой не могло быть непреодолимых преград. Извиваясь меж холмов, полк распадался на части, растекаясь во все стороны ручейками батальонных колонн, как бы охватывая стальными клещами возможно большее пространство, чтобы враг наверняка не смог ускользнуть.

– Выслать вперед разведку, – приказывал Белявский, руководивший своим воинством из чрева командно-штабной машины БМП-1КШ, следовавшей в отдалении от главных сил, танковых и мотострелковых батальонов, которым и предстояло крушить оборону врага… или давить его походные колонны, если противник окажется недостаточно расторопен. – Наступаем с предельной скоростью! Проверить готовность оружия! И, черт возьми, всем смотреть вверх!

Стальная лавина разворачивалась, направляясь навстречу неизвестности, по другую сторону которой ждал враг, возможно, еще не подозревавший о том, что час сражения близится с каждой минутой. Ревущий, лязгающий металлом поток, направляемый волей одного человека, должен был смести противника в могучем порыве, наконец, совершив справедливую месть. Никто не думал о том, чтобы отступить, никто не чувствовал страха, хотя каждый понимал, что, возможно, истекают последние часы его жизни. Чувства отступили на какое-то время, сменившись холодной решимостью, собранностью и закипавшим в сердцах гневом.

Командно-штабная машина, сгусток металла, в недрах которого полыхало пламя сгоравшего в цилиндрах мотора топлива, превратилась в нервный центр огромного, сложного, и чудовищно сильного организма, каким был танковый полк, спаянный сейчас единым желанием скорее вступить в бой и одержать победу, заставив врага обратиться в бегство.

– Первый батальон – в авангард, – приказал полковник Белявский, и радиоэфир, подхватив его слова, домчал их на своих волнах до командирского танка. – Выслать разведку! Будьте начеку – противник близко, и он может видеть нас с неба!

Тридцать танков, тридцать сухопутных броненосцев, кажется, способных проломить своей массой, своей огневой мощью любую оборону, изменили направление движения, превратившись в острие разящего клинка нацелившегося на еще невидимого глазу врага. Танкистам первыми предстояло вступить в бой, и, возможно, погибнув в схватке, расчистить путь к победе для своих товарищей. И к этому они были готовы. Фактически батальону предстояло провести разведку боем, вслепую выйдя на позиции врага, вызвав на себя его огонь, и тем прояснив обстановку для командования, которое уже решит, куда направить мощь оставшихся трех батальонов – мотострелкового и двух танковых – чтобы победа была достигнута.

– Зенитному дивизиону быть наготове, – продолжал напутствовать своих людей Белявский, чувствовавший в эти мгновения дрожь, трепет, охвативший все его существо. – Если появится их авиация, если они налетят слишком рано, вся надежда на вас! Вся надежда – на ближний бой, когда сброшенные их летчиками бомбы будут убивать больше янки, чем наших парней!

– Мы готовы! Пока способно стрелять хоть одно наше орудие, американцев над вашими головами не будет!

Полдюжины "Тунгусок", уникальных, но все же остававшихся творением человеческих рук, а не дарованным богами чудо-оружием, зенитных установок были единственной весомой защитой от угрозы с неба. "Тунгуски", да еще несколько десятков зенитных ракет "Игла" в руках мотострелков – вот и все, что идущий в решительную, и почти наверняка смертельную атаку полк мог противопоставить всей воздушной мощи врага, мощи, прежде играючи сокрушавшей целые государства, а теперь готовой обратиться против горстки храбрецов. Расчеты зенитных установок были готовы встретить врага точным огнем, но никто не верил всерьез, что бой за небеса удастся свести хотя бы к ничьей. И все же это не имело значения – полк наступал, и трудно было отыскать силу, способную остановить его удар, направляемый не только уверенными приказами командиров, но и сжигавшей бойцов яростью.

– Действовать в максимально высоком темпе, – наставлял своих подчиненных Белявский, с почти ощутимым нажимом произнося каждое слово. – Мы можем создать перевес сил в отдельном бою, хотя на самом деле преимущество на стороне врага, и этим воспользуемся. Опрокинем янки, раздавим их, и пойдем дальше, насколько хватит топлива и снарядов. Шанс уцелеть и победить – только в движении, иначе нас сомнут и уничтожат!

– Нас не хватит надолго, – невесело вздохнул Смолин. – Нет связи даже с командующим дивизией, тем более, с другими подразделениями. Не знаем, что творится слева и справа, не знаем, кто прикрывает наши тылы. Это не затянется долго!

– К черту все! Будем рвать им глотки, сколько сможем! Прихватим с собой побольше ублюдков! А что до тылов – главное знать, куда идти, где враг, а что творится позади, не так уж и важно!

Николай Белявский не нуждался в напоминаниях, чтобы знать, насколько безнадежна их затея. Ни полк, ни целая дивизия не способны действовать в отрыве от тылов, от баз снабжения. Каждая боевая машина несет на себе горючего на один марш и боеприпасов – на одну схватку, после которой, даже победив, превращается в груду железа, неподвижную и бесполезную. В степи уже осталось немало бронемашин – техника не была совсем новой, и бросок по раскаленной солнцем равнине перенесли не все машины. Стальные, они оказались менее стойкими, чем обычные люди из крови и плоти. Но те, что оставались еще на ходу, рвались вперед, к цели.

Полк наступал, вытянувшись в колонну. Торжественные марши заменял лязг гусениц и рев моторов. Выжженная беспощадным солнцем степь летела навстречу, в узких прорезях наблюдательных приборов небо и земля устроили бешеный танец, сменяя друг друга перед глазами водителей. А спустя еще полчаса все звуки заглушила орудийная канонада – полк вступил в бой.

Глава 2
Вкус победы

Ставропольский край

19 мая

«Раптор», жужжа маломощным мотором, промчался над головами яростно вгрызавшихся в сухую степную землю бойцов, и многие из них, услышав донесшийся с небес гул, принялись размахивать руками, провожая ушедший к горизонту беспилотный разведчик. Американские пехотинцы, готовившиеся к встрече с врагом, радовались, точно дети, зная – о них не забыли, их не оставят без поддержки, им помогут, если все обернется совсем скверно.

– Живее, живее, – рычали офицеры и сержанты, и сами, закатав рукава кителей, орудовавшие лопатами. – Русские не будут ждать! Эти ублюдки могут быть уже рядом!

Легкий пехотный батальон окапывался, создавая линию обороны буквально на пустом месте, на южном склоне пологого холма – с севера к нему уже приближался противник. Пятьсот сорок человек, как один, раз за разом вонзали в грунт лезвия лопат, буквально оплетая высотку, которую выбрал для решительного боя их командир, нитью окопов, укрытий и для людей, и для техники.

Они сменили одну войну на другую, оставив Ирак и явившись сюда, на Кавказ. Батальон, как и вся дивизия, даже не успел поменять обмундирование, перекрасить машины, смывая пустынный камуфляж, да этого и не требовалось – теперь, сколько хватало взгляда, до самого горизонта на все четыре стороны от холма тянулась самая настоящая пустыня, пыльная и жаркая, словно бойцы так и не покидали проклятый Тикрит, пропитавшийся кровью американских парней. Это была другая земля, но, как и прежде, принадлежавшая врагу, и вскоре предстояло сойтись с ним лицом к лицу.

– Ройте траншеи, – подгоняли своих солдат офицеры, нервно смотревшие на горизонт, туда, откуда в любой миг мог нагрянуть враг, выиграть у которого сражение нечего было и надеяться, – ройте, вашу мать, а не стойте здесь, как педики на гей-параде, или чертовы русские сами выроют для всех нас могилы!

– Гребаные ублюдки! Высокие технологии, "умные" бомбы, спутниковая разведка – и теперь мы ворочаем чертову землю чертовыми лопатами, чтобы какой-нибудь русский мальчишка-танкист не намотал наши кишки на гусеницы своего гребаного танка!

Огромный, хоть сейчас с национальную сборную по баскетболу, негр, обнаженный по пояс, с яростью вонзил лопату в землю – сталь жалобно зазвенела, скользнув по камням, – словно в плоть того самого русского, для встречи которого и рылись траншеи и капониры. Его грудь, лоснящаяся от пота, ходила ходунов – солдат устал, работая без остановки целый час и успев выкопать несколько сотен ярдов окопов и щелей, где мог укрыть и сам он, и его товарищи, сейчас, как заведенные, орудовавшие лопатами, заменившими вдруг всякий "тактический Интернет". Сейчас жизнь полутысячи людей зависела только от глубины траншей, вырытых в сухой земле на склонах безымянного холма.

– Твари, – с ненавистью прорычал сквозь зубы негр, на скулах которого вздулись желваки. Смачно сплюнул себе под ноги, и добавил, обращаясь куда-то к горизонту: – Гребаные русские выродки! – и вновь ударил лопатой, точно штыком, выворачивая огромный ком земли.

Известие о приближении русских настигло батальон, вырвавшийся далеко вперед главных сил армии вторжения, на марше, среди степи, и времени на то, чтобы принять решение, подготовиться к встрече с врагом, встрече, которой все ждали и страшились одновременно, почти не было. В то, что удастся выиграть предстоящий бой, мало кто верил. Батальон, полтысячи веселых, полных жизни мужчин, всего лишь выполнявших приказ, готовился принять смерть. Но отчаяния не было – злые приказы сержантов и офицеров убивали все чувства, превращая людей в роботов, мерно вонзающих в твердый грунт лопаты.

– Закопаемся поглубже, и тогда черта с два они нас выковыряют отсюда, – пытаясь казаться уверенными, повторяли командиры, словам которых не верил почти никто, в том числе и сами они. – Главное – хорошенько подготовить позиции, чтоб быть готовыми к атаке с любого направления. У нас здесь нет ни флангов, ни тыла, всюду один фронт! Но чертовы русские обломают свои зубы об эту высоту, так что веселее, парни, дружнее работайте лопатами, и на День Независимости точно вернетесь домой, все увешанные медалями!

У них почти не было времени, чтобы создать нормальную оборону, толком укрепив позиции. Разведка сплоховала, враг оказался слишком близко, чтобы сделать хоть что-то серьезное, и все же слаженный труд подгоняемых не столько нервными приказами, сколько собственным страхом, пехотинцев, принес свои плоды. Из спешно вырытых укрытий на север, туда, откуда должен был явиться враг, уставились раструбы пусковых установок противотанковых ракет, мощных "Тоу" и легких "Джейвелин". Из рук в руки передавали увесистые цилиндры ручных гранатометов, змеились под ногами солдат набитые патронами пулеметные ленты, отовсюду звучал грозный лязг затворов. Они сделали все, что могли здесь и сейчас, и теперь оставалось только уповать на Бога и штурмовую авиацию, истово веря, что первый пошлет вторую именно сюда и именно сейчас, позволив простым американским парням прожить еще немного, возможно, даже увидев миг своей победы.

– Силы русских нам не известны, – сообщил командир батальона своим офицерам, собравшимся под открытым небом для энергичного инструктажа, который был скорее формальностью, чем необходимостью – каждый и так знал, что их ждет, и что делать. – Возможно, против нас выступит батальон, возможно – дивизия.

– Хватит и меньшего, – фыркнул командир одной из рот, занявшей уже позицию на правом фланге. – Их наводчики просто потренируются на нас, оттачивая свою меткость.

– Нас поддержат с воздуха, – уверенно произнес командующий. – Русским просто не позволят подойти к нашим позициям на дистанцию выстрела. Их вскоре обнаружат и уничтожат, и наше участие едва ли понадобится. Переждем все здесь, а потом двинемся дальше.

– К черту! Если они сунутся, мы их прикончим, сколько бы этих ублюдков ни появилось!

Командир батальона усмехнулся – не без гордости – услышав эти слова. Лучше уж такая безрассудная ярость, чем едва скрываемый страх и отчаяние, которому поддались уже очень многие. Да и могло ли быть иначе, если им, жалкой горстке, оторванной от своих, отделенной десятками миль от ближайшего боеспособного подразделения, предстояло стать заслоном на пути русской армады, быть может, сотен танков и бронемашин, армады, которая проедет по этому холму, даже не поняв, что кто-то пытается его оборонять.

– Готовьтесь к бою, господа, – отрезал командир. – Что бы ни случилось, мы не уйдем с этих позиций по своей воле! Мы сможем переломить этим выродкам хребет!

Бойцы, обливаясь потом, косясь друг на друга и на горизонт, затянувшийся уже колышущейся дымкой – становилось не по-весеннему жарко – продолжали терзать землю лопатам, и лишь несколько человек были избавлены от тяжкого труда. Расчеты противотанковых ракетных комплексов "Тоу" не отходили ни на шаг от пусковых установок, размещенных на надежных "Хаммерах". Четыре боевые машины, один противотанковый взвод, были основой обороны батальона, и на крепость этой обороны никто всерьез не рассчитывал. А рядом с их позициями возвышались над гребнем холма установленные на треножных опорах радары AN/PPS-5A. Портативные локаторы, способные обнаруживать наземные цели за полтора десятка миль, непрерывно посылали сканирующие лучи вниз по склону холма, и операторы до рези в глазах вглядывались в мерцание мониторов, ожидая в любой миг увидеть там отметки, обозначающие вражеские танки.

Работа кипела, и с каждой ушедшей в небытие секундой солдаты, многие из которых, наплевав на все правила, сбрасывали не только бронежилеты, но и всю форму, обнажая жилистые торсы, копали все яростнее. А тем временем беспилотный разведчик RQ-1A "Предейтор" преодолел уже два десятка миль, неторопливо планируя над степью, раскинув узкие прямые крылья. Легкий, почти игрушечный самолет, сделанный не из традиционного дюраля или стали, а из пластика, чем еще больше напоминал игрушку, позволял отслеживать происходящее на несколько миль вокруг.

На самом деле при взгляде с земли казавшийся хрупким и маленьким самолет весил больше тонны, и благодаря сложному комплексу разведывательного оборудования, которое он нес, операторы, находившиеся сейчас на станции управления в Тбилиси, прямо на летном поле столичного аэропорта, могли видеть все, что творилось на земле, в мельчайших деталях. Сейчас, при свете солнца, инфракрасная камера, входившая в этот набор, едва ли могла потребоваться, но две телевизионные камеры DLTV, а, главное, радар, позволяли вести наблюдение не только за техникой, но даже за отдельными людьми.

– Меняем курс, – приказал "командир экипажа", старший из двух операторов, сидевших перед мониторами, сжимая в руках штурвалы, такие же, как в кабинах настоящих самолетов. Только эта кабина, мобильная станция управления, находилась в кузове "Хаммера", над которым топорщились "усы" многочисленных антенн. – Следуем в квадрат Браво-семь.

– Есть Браво-семь. Выполняю!

Радиокомандная система управления надежно связывала "Хищника", действовавшего почти на пределе дальности, с грузинской столицей, и беспилотник немедленно отозвался на движение штурвала, заваливаясь на правое крыло и выполняя плавный разворот. Беспилотник мог действовать и по заранее заложенной в него программе, выполняя полет по маршруту, но сейчас операторы взяли управление на себя.

"Предейтор" обследовал квадрат за квадратом, кружа над степью. Один виток следовал за другим, беспилотник прочесывал равнину, двигаясь по спирали, основанием которой стал занятый пехотным батальоном холм. Объективы камер, установленных на оснащенной гироскопическими стабилизаторами платформе под фюзеляжем, неустанно шарили своими "взглядами" по серой равнине, затянутой пыльной дымкой. Радар вновь и вновь протягивал свои "щупальца" к земле, словно пытаясь нашарить то, что невозможно увидеть простым взглядом, пусть даже и многократно усиленным и обостренным сложнейшей электроникой.

– Что-то есть, – командир "экипажа" напрягся, увидев мелькнувшую в кадре завесу пыли где-то у самого горизонта. Здесь, в казавшейся абсолютно безжизненной степи, это могло означать только одно. – Подняться на две тысячи футов!

Его напарник послушно потянул на себя штурвал, заставляя воздушного "Хищника" выйти из-под надежной защиты холмов и прочих складок местности, став видимым не только для человеческого глаза, но и для радаров, в том числе тех, что управляли огнем зенитных орудий и ракетами "земля-воздух".

– О, дьявол! – Операторам предстала картина, потрясшая своей масштабностью. По степи, вытянувшись от горизонта до горизонта, ползла стальная лента, состоявшая из множества боевых машин, походивших даже с этой не очень большой высоты на безобидных букашек. Казалось, это перекочевывает многочисленная семья трудолюбивых муравьев, подыскивающих себе новый дом.

– Чертовы русские! Это танки, – вытаращив глаза в монитор, полушепотом произнес второй "пилот", встревожено покосившись на своего командира. – Несколько десятков танков!

– Несколько сотен! И все это вскоре достигнет позиций легкой пехоты!

Огромная масса брони и резины с быстротой, поражавшей воображение, перемещалась на юг, захлестывая невысокие холмы. Из поднебесья ползущие по равнине танки и бронемашины казались крохотными коробочками, безобидными игрушками, но те, кто видел их сейчас, представляли заключенную в их бронированных корпусах мощь.

"Предейтор" не имел прямой связи с позициями пехотного батальона – вся информация шла на станцию управления, и только потом могла поступить к действительно заинтересованным пользователям, чья жизни порой зависели от вовремя увиденной "картинки". На то, чтобы передать данные, требовалось ничтожное по человеческим меркам время, но эти минуты оказались решающими. В тот миг, когда донесение получили в штабе батальона, над головами его бойцов уже гремели взрывы, и раскаленный свинец вспахивал высохшую землю, щедро напитывая ее еще кипящей кровью.

Единственной мыслью, что всерьез беспокоила командира танкового батальона, высланного вперед главных сил полка Двадцать первой гвардейской мотострелковой дивизии, был остаток топлива в баках боевых машин. Танки Т-90 могли преодолевать на одной заправке шесть сотен верст по шоссе, по бездорожью, пусть даже и такому удобному для многотонных машин, как эта степь – несколько меньше, и значительная часть этого пути осталась уже позади.

Баки стремительно и неумолимо пустели, а рассчитывать на то, что удастся наполнить их вновь, было попросту глупо. Тыла отныне не существовало, оставалось полагаться лишь на самих себя, и здесь надежды почти не осталось. И все же танки, рыча дизельными двигателями, упорно продвигались вперед с проворством, почти невероятным для их массы и внушительных габаритов. Этот марш мог прерваться лишь тогда, когда горючее иссякнет окончательно, и тогда танки замрут посреди степи, превратившись в безжизненные куски медленно остывающего металла… и в прекрасные мишени для пилотов американских штурмовиков.

– Алмаз, я Гранит, – щелкнув тангеткой радиостанции Р-163-50К, произнес командир, приблизив ко рту микрофон. – Покидаю квадрат десять-сорок один, следую на юг. Противника не наблюдаю! Как понял меня, Алмаз? Прием!

Коротковолновая радиостанция, которой был оснащен командирский танк Т-90К, позволяла вести переговоры с теми, кто находился в двух с половиной сотнях километров, и офицер был почти уверен, что его услышат. Расчет оправдался полностью – даже теперь, когда шквал помех, забивших эфир, не ослабевал, а, напротив, кажется, становился все сильнее, сообщение дошло до адресата.

– Гранит, слышу тебя нормально. Продолжай движение. Будь осторожен – противник не может быть далеко!

Командир батальона не знал точно, слышал ли он самого полковника Белявского, или кого-то из его заместителей, или даже обычного радиста-ефрейтора, в лучшем случае – сержанта. Да это было и не важно, ведь оставался приказ, а также оставалась уверенность, что о нем помнят, что его действия важны. И короткого радиообмена, нескольких слов, едва не потонувших в трясине помех, было вполне достаточно. Так оно и было – батальон вел разведку, разведку боем, наступая вслепую, чтобы, вызвав на себя огонь врага, выдать его расположение главным силам полка, следовавшим на весьма небольшом отдалении в готовности немедленно, как только враг будет обнаружен, вступить в схватку.

– Всем ротам – вперед, – приказал комбат, переключившись на частоту батальона. – Смотреть в оба, сынки!

Опытные механики водители, откатавшие на полигоне – пусть только на полигоне, но и это стоило многого – сотни часов, сумевшие почувствовать свои машины, слиться с ними в единое целое, монстров из холодной стали с человеческим разумом, вели танки на юго-восток, туда, где степи, вздымаясь горными хребтами, затем обрывались морским простом Каспия. В прочем, до побережья оставались еще сотни километров, а пока батальон двигался по сухой степи. Танки то сползали в лощины, то вскарабкивались на плоские вершины словно бы стершихся холмов, так что оттуда можно было видеть окрестности на много верст даже сквозь триплексы приборов наблюдения, единственной связи с внешним миром для запертых внутри своих подвижных крепостей экипажей.

Командир батальона прильнул к окулярам прицельно-наблюдательного комплекса ПНК-4С, позволявшего не только обнаруживать цель днем и ночью, но и управлять огнем орудия вместо наводчика – порой это было необходимо, чтобы не тратить драгоценные секунды на всяческие команды, а самому нажать на курок. Создатели танка постарались на славу, но все равно мир, сжатый до узкой щели, представал обращенному из-под брони взгляду каким-то ненастоящим, слишком ограниченным. И потому командир батальона не смог сразу понять, откуда вдруг взметнулась огненная искорка, устремившаяся навстречу ему. А затем танк, сорок шесть несокрушимых тонн броневой стали, содрогнулся от взрыва.

– По нам стреляют, – закричал ошарашенный наводчик, не веря в реальность происходящего. – Стреляют!

Все произошло так быстро, что никто не успел не то, чтобы испугаться, но даже просто сообразить, что экипаж, три человека, спаянные единой целью, укрытые под одной броней, оказались на волосок от смерти. Противотанковая ракета вонзилась в левую скулу башни Т-90К, обрушившись чуть сверху, с пологого пикирования, и ткнувшись штырем взрывателя как раз в пластину элемента динамической защиты, один из семи блоков, опоясывавших лобовую часть башни танка.

Для человеческого сознания и одна секунда – ничтожно малый промежуток времени, почти неощутимый в обычных условиях, теперь же происходящее сжалось до тысячных долей секунды. Как только взрыватель ракеты BGM-71D "Тоу-2" коснулся преграды, мгновенно сработал датчик комплекса динамической защиты "Контакт-5", и заряд взрывчатки, скрытый в навешенном на башню танка контейнере, превратился в поток раскаленных газов, отбросивших ракету, разрушая ее еще до того, как кумулятивная струя смогла лизнуть корпус Т-90К, расплавляя его броню. Направленный взрыв просто уничтожил управляемый снаряд, не позволив тому причинить хоть какой-то вред, и именно этот взрыв почувствовали танкисты.

– Суки, – растерянно, с какой-то обидой, выругался механик-водитель, ощутивший, как и все, дрожь корпуса. – Чуть не подбили же!

– Тревога, – рявкнул командир, но не своим бойцам, не тем, кто был рядом, а всем тридцати экипажам его батальона, гаркнув так, что слышно было бы, наверное, и без радио. – Развернуться в боевые порядки! Орудия к бою!

Колонна, мчавшаяся прямиком к тому холму, где занял позиции американский батальон, не прекращая движения, распалась, перестраиваясь в цепь, а навстречу танкам уже летели огненные стрелы ракет. Американцы, несмотря на спешку, смогли подготовиться, замаскировав свои позиции, и теперь увлеченно расстреливали русские танки, точно на полигоне. Наводчики спокойно целились, захватывая в перекрестья прицелов массивные силуэты Т-90, нажимали на спуск – и управляемые ракеты, стремительные "Тоу" и "Джейвелин", взмывали в небо, пикируя на боевые машины врага. На этом, в прочем, сходство с полигоном и заканчивалось.

Задирая вверх казавшиеся обманчиво тонкими и хрупкими стволы мощных гладкоствольных орудий 2А46, русские танки взбирались по склону, и стальные клыки грунтозацепов глубоко врезались в каменистую почву. В лица наводчикам и механикам-водителям бил настоящий поток огня, мчался шквал ракет, бессильно разбивавшийся о надежную броню. Гремели глухие взрывы блоков динамической защиты, и управляемые снаряды, выпущенные американцами практически в упор, сносило прочь, уничтожая еще в полете, а те, что проникали-таки сквозь эту защиту, беспомощно взрывались, и пламя кумулятивных боеголовок, скрученное в тонике жгуты, лишь оставляло глубокие каверны-язвы в толще брони мощных и неудержимых Т-90.

– Противник прямо, – доложил наводчик, ставший единым целым со своим прицелом 1Г46. – На холме! Две с половиной тысячи!

– Осколочным, – прорычал командир батальона, чей танк вдруг оказался на острие удара. – Заряжай!

Наводчик в одно касание оживил автомат заряжания, выбрав тип боеприпаса, а остальное предоставив делать надежному механизму. Провернулись спаренные кассеты с уложенными в них горизонтально стадвадцатипятимиллиметровыми снарядами и картузами с пороховыми зарядами, выводя нужный на линию досылания. Автомат захватил сперва снаряд, осколочный 3ОФ26, ловко извлекая его из укладки и точным, намного более точным, чем было доступно человеческой руке, движением заталкивая в жадно раскрытый казенник орудия. Мгновение спустя механизм досылания загнал в ствол заряд, набитый порохом цилиндр, и на пульте вспыхнул сигнал готовности.

– Целься!

Противник почти не был виден, и танкисты били почти наугад, зная лишь общее направление. Наводчик командирского Т-90К захватил в перекрестье прицела нечто, возвышавшееся над гребнем холма, не распознав, но скорее угадав рукотворный объект, которого здесь не должно было оказаться. Система управление огнем тотчас рассчитала расстояние, внеся поправку на ветер, на скорость и направление движение танка, и башня сама довернулась на нужный угол, взяв необходимое упреждение. Окутанный теплоизоляционным кожухом – чтобы разогревшийся до белого каления металл не деформировался даже при самой интенсивной стрельбе – ствол чуть опустился, уставившись черным жерлом на закопавшегося в землю врага.

– Огонь!

Наводчик плавным движением утопил кнопку спуска, и боевая машина ощутимо содрогнулась от выстрела, а по ушам экипажа, проникая под шлемофоны, ударил отрывистый грохот. Первый снаряд, скользнув по трубе орудийного ствола, умчался к позициям врага, чтобы спустя считанные секунды взметнуть над ними фонтаны земли, камня и огня. Бой начался, но едва ли именно так, как предполагали по обе стороны линии фронта.

Полный беспокойства и откровенного страха оклик заставил командира пехотного батальона, обходившего позиции, со всех ног кинуться к возвышавшейся над россыпью камней треноге, увенчанной решеткой антенны радара. Локатор разведки наземных целей AN/PPS-5A, обращенный на север, казался дозорной башней, с которой часовые до рези в глазах вглядывались в горизонт, где в клубах пыли вот-вот должна была появиться конница каких-нибудь апачей или других кровожадных выродков, которые только и хотели, что повесить над входом в свои вигвамы скальпы славных американских парней.

– Сэр, что-то движется к нам, – темнокожий капрал, по щекам которого скатывались к шее и дальше, под воротник запыленного кителя, бисеринки пота. – На двух часах, сэр!

Один короткий взгляд на экран – и командир батальона увидел скопление быстро ползущих по монитору отметок, пульсирующих точек, наверняка направляемых на юг, как раз к этой самой высоте, человеческой волей.

– Дьявол! Далеко?

– Миль пять, сэр, – ответил изрядно перепуганный капрал, одним из первых ощутивший присутствие рядом противника. – Полагаю, это танки, майор, сэр!

– Пять миль? – переспросил командир. – Что ж, еще есть время, чтобы хорошенько подготовиться к встрече с ублюдками!

Команда "К бою!" эхом, от одного окопа к другому, прокатилась по позициям пехотного батальона, успевшего вгрызться в вершину холма настолько крепко, насколько это было возможно. Бросая лопаты, бойцы, подстегнутые отрывистыми приказами, ныряли в только что отрытые траншеи, подхватывая винтовки и пулеметы. Они мало что могли противопоставить танкам, этим стальным махинам, неумолимо надвигавшимся с севера, но ощущение тяжести оружия в руках придавало уверенности, а одно это стоило очень многого.

– Держаться до последнего, – приказал командир батальона, обращаясь к своим солдатам и офицерам. – Эти позиции должны остаться за нами, пока хоть один из вас жив! Русские ублюдки ничего здесь не получат, кроме того свинца, которым мы заткнем их вонючие глотки! Мы остановим их и отбросим назад, а потом спустимся вниз и добьем выродков! Позиций не покидать, выполнять приказы старших командиров – и мы еще выпьем за победу, парни!

Операторы радаров, развернутых вдоль всей линии обороны, теперь казавшейся еще более хрупкой и ненадежной, чем хотя бы парой минут ранее, не отрывались от экранов, наблюдая, как приближаются отметки целей, которых оказалось уже очень и очень много.

– Не меньше двух дюжин, сэр, – ответил на нетерпеливый вопрос майора юный капрал, старавшийся изо всех сил выглядеть уверенным и хладнокровным. – Движутся в походных порядках.

– Эти ублюдки что, не знают, что мы рядом? Что ж, тем хуже для них, – усмехнулся командир батальона. – Не дадим им времени, не оставим ни малейшего шанса. Обрушим весь огонь, как только увидим чертовых русских!

Пехотинцы замерли, сжавшись на дне окопов, и только расчеты противотанковых ракетных комплексов суетились вокруг пусковых установок. Расписанные зелено-коричневыми разводами камуфляжа "Хаммеры", зарытые на обратном склоне холма, были вовсе не видны, и только массивные раструбы ракетных установок возвышались над гребнем, грозно уставившись на север. Комплексы "Тоу" были самым мощным оружием батальона, который по всем существовавшим наставлениям не должен был, не мог ни при каких условиях, вести бой против вражеских танков. Сила легкой пехоты заключалась в подвижности, возможности быстрого маневра там, где не прошла бы тяжелая техника, но не в огневой мощи. Не важно, какие силы русских приближались к высоте, батальон ли, или же только рота – соотношение в любом случае не оставляло оборонявшимся почти никакой надежды. Но отступать было поздно, да и некуда.