Текст книги "Вечер потрясения (СИ)"

Автор книги: Андрей Завадский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 60 (всего у книги 122 страниц)

Глава 4
Принцип домино

Эр-Рияд, Саудовская Аравия – Вашингтон, США – Москва, Россия – Ленинградская область, Россия

19 мая

Известие о мятеже пришло слишком поздно, свалившись на короля Абдаллу, точно снег на голову. Всесильный правитель одной из богатейших стран мира, еще недавно упивавшийся своей властью, которая, он искренне верил в это, была дарована самим Аллахом, вдруг ощутил себя загнанным зверем, и странно было бы, если бы он иначе воспринял столь явное предательство от тех, в чьей верности ни разу не позволил себе усомниться.

Мрачную весть во дворец принес ни кто иной, как Ахмед Аль Бекри, наследник престола, влетевший в покои короля, словно злой пустынный ветер-самум. ворвался в покои правителя, громко топоча подкованными башмаками по мраморному полу. Принц бежал, придерживая левой рукой съехавший на затылок берет, а правую не снимая с кобуры, точно ожидал встречи с врагом за каждым поворотом. У него была причина спешить, ведь Аль Бекри являлся не только наследником – принц был также командующим Национальной гвардией, бойцы которой, набранные из самых преданных королю бедуинских племен, до сих пор не отринувших многие кровожадные обычаи своих горячих сердцем предков, некогда завоевавших этот край, стояли на страже благословленной Аллахом власти государя.

– Ваше величество, – с порога закричал Ахмед Аль Бекри, растолкав стоявших в карауле солдат, и плечом вышибив дверь в апартаменты владыки. Видеть его здесь таким, облаченным вместо просторной шелковой куффии и бурнуса в пустынный камуфляж, с кобурой на бедре, было странно и непривычно, и одно это заставило короля понять – случилась беда. – Ваше величество, мятеж! Двенадцатая бронетанковая бригада без приказа покинула свои казармы и выступила в направлении Эр-Рияда! Они будут здесь спустя пять часов или даже меньше! Это мятеж!

В этот миг сердце короля Абдаллы и сковали ледяные цепи страха. Ему, рожденному под неумолимым южным солнцем, но знавшему и морозные ночи, никогда не было так холодно.

– Командующий бригадой не отвечает на наши запросы, – немного отдышавшись, продолжил принц. – Они движутся прямым ходом к столице!

Командующий Национальной гвардией должен был чувствовать стыд, ведь о случившемся стало известно слишком поздно. Мятежники успели преодолеть большую часть пути, ведущего к столице, прежде чем о восстании узнали в Эр-Рияде. В прочем, время еще оставалось, но принцу все отчетливее слышался лязг гусениц приближающихся ко дворцу танков.

– Генерал Аль Шаури всегда был верным слугой и отважным воином, – пытаясь убедить себя в том, что ослышался, промолвил король. – Он предан мне, он не может решиться на мятеж! Это, должно быть, ошибка!

Абдалла помотал головой, будто пытаясь отогнать страшные мысли, и полы белоснежной куффии взметнулись за его спиной, точно расправляющиеся крылья.

– Это полторы сотни танков, которые намотают на свои гусеницы весь Эр-Рияд спустя несколько часов. Генерал Аль Шаури поднял мятеж, отец, и он вскоре ворвется в город!

– Так остановите его, – закричал король, чувствуя, как удивление, сперва переросшее в отчаяние, сейчас уже перерождается в гнев. Он был правителем этой земли по воле и благословению Господа, и каждый здесь, если не желал разгневать Всевышнего, был обязан беспрекословно подчиняться каждому слову короля. – Остановите танки! Уничтожьте мятежников сейчас же, немедленно!

– Прошу вашего позволения немедленно поднять по тревоге бригаду Королевской гвардии для защиты дворца и столицы. Мятежники могут пробиться сюда!

– Вы для того и носите свои погоны, чтобы этого не допустить, – брызжа слюной, закричал король, впадая в бешенство. Ошеломленный такой яростной бурей, командующий Национальной гвардией попятился, отступая перед натиском своего правителя. – Эти вероломные собаки не должны дойти до столицы! Делайте все, что нужно!

– Я подниму авиацию, – торопливо предложил принц Аль Бекри. Под угрозой оказалась в эти минуты не только жизнь короля, но и его собственная жизнь, его право занять престол, когда Аллах призовет к себе его отца. И потому Аль Берки лихорадочно пытался придумать такой ход, чтобы сокрушить мятежников. – Мы разбомбим их еще на подходе, если безумцы осмелятся продолжить свое движение. Мы уничтожим их!

– Да, уничтожьте! Пусть сдохнут в пустыне, если осмелились посягнуть на своего короля! Но, Ахмед, сын мой, этого безумца Аль Шаури постарайтесь взять живым! Я не верю, что он сам додумался до такой глупости. Это хороший солдат, преданный и исполнительный, и если даже он сюда ворвется, если я окажусь в руках мятежников, что они будут делать дальше? Какое-то безумие! Мустафа Аль Шаури не может действовать по собственной воле. Кто-то руководит им, тот, кому не достаточно имеющейся власти, кто желает получить все. И я должен знать, кто это, чтобы палачи не тосковали без работы. Схватите Аль Шаури и приведите его сюда!

– Я сделаю, как вы желаете, Ваше величество, – командующий Национальной гвардией почтительно поклонился королю. – Ты не должен беспокоиться, отец! Мятежники будут разгромлены, всякий из них, кто не сложит оружие по первому моему приказу, будет убит безо всякого сожаления. Они запятнали свои мундиры изменой, и будут наказаны!

– Сделай это, сын, защити трон, который должен по праву стать твоим! Ступай!

Еще раз поклонившись своему государю, Ахмед Аль Бекри молнией вылетел из покоев, едва не сбив с ног сбежавшихся чуть не со всего дворца бойцов, державших винтовки наперевес. На их заросших курчавыми бородами лицах сейчас, вопреки обыкновению, читалось недоумение и тревога.

– Охраняйте государя, – отрывисто, отбросив былой страх и стряхнув с себя подобострастие, приказал принц. – Никто не должен приблизиться к нему с оружием в руках! Врагом может быть любой! Стреляйте в каждого, кто не подчинится вашим приказам! Этот дворец должен стать твердыней!

Гвардейцы кивнули, отдавая честь своему командиру. Они, те, кому была доверена жизнь самого короля, были безгранично преданы государю, но еще больше – командующему Гвардией, любой приказ которого принимали без раздумий и сомнений.

– Немедленно разыщите моего адъютанта, – продолжал приказывать принц уже на бегу, спеша покинуть дворец – его место теперь было в бою, а не в тиши этих вековых стен. – Свяжитесь с командующим Военно-воздушными силами. И распорядитесь, пусть подготовят королевский вертолет. Возможно, Его величеству придется покинуть дворец в скором времени, и я хочу, чтобы на этот случай все было готово уже сейчас.

– Мой господин, нам придется сражаться со своими братьями?! Ведь такого не должно быть!

– Ваши братья? Это мерзкие изменники, – разъяренно воскликнул принц, сверкающим от гнева взором едва не прожегший насквозь посмевшего усомниться офицера. – Они покрыли себя позором предательства! Если хотите оставаться братьями преступников, можете сейчас же направляться им навстречу. У наших доблестных летчиков просто будет немного больше целей!

Пристыженный майор отступил назад, потупив взор, и Ахмед Аль Бекри, словно уже забыв о незадачливом подчиненном, поспешил дальше, торопясь сделать все, что было нужно. Если даже марш мятежников оборвется среди барханов под бомбами истребителей, вызванных с ближайших авиабаз, стоит предусмотреть и самый худший вариант.

– Свяжитесь с американским посольством, – потребовал принц. – И не нужно сообщать об этом Его величеству. У короля не должно быть лишних поводов для беспокойства, государь и так изрядно взволнован сейчас. Обрисуйте ситуацию, намекните, что нам может понадобиться их помощь в ближайшее время, но не дайте им подумать, что мы в отчаянии.

Командующий Национальной гвардией Саудовской Аравии не знал, чего ждать дальше. Он и сам понимал, что обычный, пусть и высокопоставленный офицер, не станет в одиночку устраивать мятеж. Пускай Аль Шаури и возьмет власть, убив короля, его не признает никто, и участи восставших не стоит завидовать. Но если вслед за танковой бригадой поднимутся и другие армейские – и даже не только армейские, но, быть может, и гвардия – части, во главе которых встанет кто-нибудь из ближайшего окружения государя, такой мятеж будет иметь все шансы на успех. Здесь, в Саудовской Аравии, дворцовые перевороты еще были суровой реальностью, хотя обычно все интриги так и оставались в стенах этого самого дворца.

В посольстве Соединенных Штатов, расположенном не очень далеко от дворца, со сдержанным пониманием выслушали саудовского офицера, сообщившего о вооруженном мятеже. Здесь работали люди, вполне понимавшие специфику загадочного Востока, который они уже почти сумели разгадать. Немедленно было отправлено донесение через океан – любые события в стране, пытавшейся быть наиболее последовательным, исключая, быть может, Пакистан, союзником Америки в исламском мире, считались достаточно важными, чтобы о них узнали в Белом Доме. Но в эти минуты на Капитолийском холме было совсем не до междоусобиц на Аравийском полуострове.

Джозеф Мердок потрясенно молчал, не в силах поверить в услышанное. Каждое сказанное слово испуганной птицей металось в стенах Овального кабинета, звуча в наступившей тишине траурным звоном колоколов. Министр обороны, навытяжку стоявший перед своим президентом, побледнел, уставившись себе под ноги, и был, в свою очередь, не в силах повторить сказанное, еще раз перечитав несколько фраз, содержавшихся в паническом донесении, примчавшемся несколько минут назад через Атлантику.

– По аэродрому Таллинна противником был нанесен удар баллистическими ракетами малой дальности SS-26. Это новейшая система, ранее не испытывавшаяся русскими в реальном бою, ракеты, выполненные по технологии "стеллс". В результате атаки уничтожено и повреждено не менее тридцати самолетов Военно-воздушных сил Соединенных Штатов. Погибло свыше пятисот человек, пилоты и прибывший из Рамштайна технический персонал. Количество раненых превысило полторы тысячи человек. Эстонские власти также сообщили о двадцати убитых и примерно полусотне раненых жителях города. Прилегающие к аэропорту жилые кварталы сильно пострадали, некоторые дома полностью разрушены. Осколки долетали даже до президентского дворца, ранив нескольких человек в центральных районах города. В Таллинне введено чрезвычайное положение. Городской аэропорт в настоящее время не пригоден для приема любых летательных аппаратов.

Глава военного ведомства, медленно, старательно проговаривая каждое слово, читал не донесение с линии фронта – он читал реквием американской военной мощи, вмиг сократившейся до опасно малого уровня, за которым уже было бессилие и почти неизбежное поражение.

– Уничтожены семь самолетов-заправщиков и несколько транспортных самолетов, а также порядка ста тонн авиационных боеприпасов. И восполнить потери в ближайшие часы нам нечем, господин президент, – глухо вымолвил Роберт Джермейн. – Наши наземные части могут лишиться поддержки авиации, и, нет сомнений, противник воспользуется этим немедленно.

– Значит, они все же сумели организовать сопротивление, несмотря на все ваши уверения в разгроме русских?

Президент Мердок старался не думать о потерях – сделанного не вернешь. Сотни американских парней отправятся домой не победителями, под звон оркестра, и обуглившимися кусками мяса, обернутыми в черный пластик. Что ж, они знали, на что шли, однажды подписав контракт с Армией США. И не взмоют в небо боевые самолеты, чтобы вновь и вновь обрушивать бомбы на головы испуганного врага, который оказался не столь уж и потрясенным, дав жуткий ответ, отомстив за гибель своих товарищей, возможно, даже не успевших взять в руки оружие. Для траура настанет свой час, а пока следовало действовать дальше.

– Все средства разведки, авиация, спутники, ведут непрерывный поиск русских ракетных установок, действуют в непосредственной близости от границы, – с какой-то неуверенностью продолжил министр обороны, стараясь заполнить возникшую пустоту. – Наши парни обнаружат их и уничтожат в самом скором времени. Врагу некуда бежать, негде скрыться!

– Даже если и уничтожат, – горько усмехнулся Натан Крамер, – даже если им это удастся, русские уже сделали достаточно, чтобы умереть героями, а не трусливыми шавками. И потом, охота на иракские "Скады" в свое время почти не принесла результатов, а ведь ракеты Саддама ездили по пустыне, ровной, как стол, а здесь – леса, в которых можно спрятать все, что угодно.

– Мы задавим их, – упрямо произнес в ответ побагровевший Джермейн, мрачно взглянув на главу разведывательной службы. – Вся наша мощь обрушится на этих ублюдков, и мы их уничтожим!

– Это уже не имеет значения, – покачал головой Алекс Сайерс, будучи гражданским лицом, неизменно присутствовавший на всех подобных совещаниях. – Важно другое – наша противоракетная оборона слаба, а враг все еще силен, несмотря на потери. Наш министр забыл добавить, что дивизион зенитных комплексов "Пэтриот", который должен был прикрывать Таллинн и наших парней от русских атак, тоже был уничтожен ракетным ударом.

– Батарея, господин Сайерс.

– Что, Роберт, – глава администрации непонимающе уставился на министра. – Я не понимаю вас?

– Русскими ракетами была уничтожена лишь одна единственная батарея зенитных ракет "Пэтриот", развернутая для обороны аэропорта Таллинна, – сухо пояснил Джермейн. – Всего шесть пусковых установок.

– Помнится, в девяносто первом, во время войны в Заливе, эти самые ракеты успешно перехватывали иракские "Скады", – заметил президент. – Тогда все были в восторге от наших успехов. Так отчего же сейчас они оказались несостоятельны? И значит ли это, что и все остальные наши объекты, расположенные в восточной Европе, столь же уязвимы теперь?

– Иракцы использовали ракеты "Аль-Хуссейн" с дальностью действия шестьсот километров, – попытался пояснить министр обороны. – Более дальнобойные, чем новейшие русские SS-26, то есть дольше летящие к цели, пусть на считанные десятки секунд, но как раз этого времени и хватало нашим бойцам, чтобы подготовиться к залпу и сбить вражеские ракеты. Сейчас русские не предоставят нам ни мгновения лишнего, отразить очередной их удар будет очень не просто, но и опасность от ракет меньшая – в зоне поражения находится ничтожно малое число действительно важных целей.

– Даже если это первый и последний успех врага, нам нанесен тяжелейший удар, – язвительно произнес Алекс Сайерс. – Это не пощечина, будь я проклят! Русский кулак свернула наш нос, и это, черт возьми, очень больно, господа!

– Предсмертный бросок смертельно раненого зверя, – фыркнул Роберт Джермейн. – Жест отчаяния, и только!

– Но весьма эффектный и действенный, – заметил сумевший преодолеть потрясение президент Мердок. – Этот урок мы забыть не в праве. Что сделано для исключения подобных инцидентов, Роберт? Оказывается, наши передовые силы крайне уязвимы, а ракет у русских, я полагаю, еще достаточно. Противник ударил не по нашим самолетам, а по нашей репутации, и теперь все союзники, вся эта трусливая мразь, могут наслаждаться картиной катастрофического разгрома, причем именно в этом бою враг не потерял, кажется, ни одного своего солдата.

Сухие фразы короткого донесения не могли в полной мере воссоздать картину ужасающих разрушений, но разведывательные спутники "Ки Хоул-11", отвлекшись от наблюдения за территорией России, по которой, точно фигуры по шахматной доске, перемещались поднятые по тревоге русские полки и дивизии, тщетно искавшие встречи с врагом, обратили объективы своих камер к Эстонии, и спутниковые снимки Таллинна легли на стол президента Соединенных Штатов.

Черную проплешину, протянувшуюся, кажется, на несколько миль, слизнув жилые кварталы, превратив добротные дома в груды битого кирпича, пятнали язвы воронок, следы обрушившихся с небес боеголовок. Там смешалось все, земля, камень, металл, и глупо было искать останки тех несчастных, что оказались не по своей воле возведены на этот алтарь, посвященный богам войны. Слой пепла, точно снег в разгар зимы, саваном покрыл все разрушения, очень многое скрывая даже от чутких объективов.

Поднявшиеся высоко в атмосферу клубы тяжелого дыма горящего топлива относило как раз в стону города, и большую часть талина можно было скорее не рассмотреть, но угадать на этих снимках, исподволь радуясь, что город все же уцелел. И уж тем более, невозможно было увидеть, несмотря на высочайшее качество оптики, сотни пожарных машин и карет скорой помощи, съехавшихся к месту катастрофы со всей Эстонии, выстроившись неровной шеренгой вдоль бывшей границы летного поля.

– Враг убедился, что мы уязвимы, – с гневом промолвил Джозеф Мердок, пытаясь заставить себя забыть, что многочисленные цифры донесения были не более и не менее, чем человеческими жизнями, оборвавшимися в одно мгновение. – Мы позволили считать себя слабыми отныне, и поплатимся за это. Мы сами готовы поверить в собственную слабость!

– Верно, сэр, это удар по умам и сердцам, и боеспособность наших войск может оказаться подорванной, если, после кажущейся легкости первых часов наступления, мы понесли столь высокие потери, – кивнул Алекс Сайерс, лучше многих из присутствовавших разбиравшийся в вопросах психологии. – На обывателей здесь, в Штатах, разом обрушиться слишком много дурных вестей. Сперва атака "Авраама Линкольна", после которой авианосцу место даже не в доке, а на переплавке, а теперь еще более мощный удар – Таллинн.

Услышав про обывателей, Джозеф Мердок только и смог, что досадливо поморщиться. Президент, все еще надеявшийся остаться в памяти свое нации едва ли не мифическим героем, принесшим Америке звание самой могущественной державы в истории человечества, понимал, что рейтинг его резко обрушится, и многочисленные политические противники, разом превратившись в поборников мира, немедленно выступят с осуждением войны и лидера, развязавшего ее. А терять власть Мердоку не хотелось любой ценой.

– Нет войны без потерь, это аксиома, – недовольно произнес Роберт Джермейн, косившийся на Сайерса с неприязнью, точно на своего противника. – Тем более, нельзя обойтись без жертв, вступив в схватку с таким противником, господа. Но сейчас наши потери минимальны, особенно в сравнении с достигнутыми результатами. Все эти контрудары русских – частные успехи, и мы не допустим их повторения. Генерал Форстер, из Пентагона руководящий операцией, уже отдал приказ о развертывании в Европе, на наших базах в Британии и Прибалтике, дополнительных батарей зенитных ракет "Пэтриот", в том числе и подчиненных Национальной гвардии. Установлен непосредственный обмен информацией между спутниками системы предупреждения о ракетном нападении и штабом передовой группировки сил генерала Стивенса. Время реакции средств противовоздушной обороны сокращается до полутора минут, и если русские повторят попытку, во-первых, все их ракеты будут сбиты задолго до того, как накроют цель, что бы ею ни было, и, во-вторых, мы немедленно обнаружим их стартовые позиции и нанесем по ним массированный авиационный удар, используя, возможно, и "Томагавки" с наших кораблей, вошедших в Балтийское море. Мы их раздавим, господин президент!

В голосе Роберта Джермейна звучала неподдельная уверенность. Не будучи профессиональным военным, но являясь, скорее администратором, менеджером на государственной службе, министр вполне доверял доводам главы Комитета начальников штабов, и Дональд Форстер сумел убедить своего шефа, что все случившееся, в конечном итоге, было результатом случайного стечения обстоятельств. Ну и, если быть честным хотя бы перед самим собой, такой типичной как раз для сумевшего воспользоваться удачным моментом противника безалаберностью и самонадеянностью некоторых высших офицеров.

Да, задумай враг ударить по тому же Рамштайну, превращенному в настоящую крепость, скорее всего, жертв было бы в десятки раз меньше, или вовсе бы не было. Но Таллинн защищало лишь две батареи зенитных ракет "Пэтриот" – больше доставить из Германии попросту не успели, не хватило времени. Нехватка времени же была главной причиной, по которой не удалось установить непрерывную связь с командным пунктом НОРАД, противовоздушной обороны Северной Америки, куда стекалась вся информация о пусках ракет на всей территории планеты. Спешка, с которой американцы покидали немецкую землю – вот источник всех бед. Все же министр обороны верил, что как таковой вины военных в случившемся нет, а те, кого можно было считать хотя бы косвенно ответственными за разгром, первыми же и приняли смерть от русского оружия. Но вот убедить в этом самого президента теперь было отнюдь не просто.

– Пять сотен смертей за несколько минут, – раздраженно, с горечью и гневом вскликнул Джозеф Мердок, потрясенно мотая головой. – Пять сотен! И не на передовой, где это еще можно считать нормальным ходом событий, а в тылу! "Авраам Линкольн" получил повреждения в бою, нанеся врагу тяжелейший урон, фактически уничтожив русский флот, но здесь наши солдаты гибли без всякой пользы, не имея возможности сопротивляться. Никогда, повторяю, никогда подобное не должно повториться, господа!

Все, кто в молчании внимал прочувствованной речи президента, кивнули, хотя именно от них ход кампании теперь, когда шпионские игры и дипломатические комбинации уступили место прямому столкновению военных машин двух держав, зависел в наименьшей степени. Отсюда, из Белого Дома, спустив с цепи своих псов войны, и президент и его окружение могли лишь бессильно наблюдать принимая любой исход, сколь бы тяжким он ни был. В прочем, все вполне верили в грядущий успех.

– Возможно, кого-то из наших солдат и офицеров даже весьма высокого ранга внезапный удар русских и вверг в ужас, заставив страшиться теперь за свои жизни, – заметил министр обороны, взглянув в глаза Мердоку и с трудом выдержав брошены в ответ испытующий взгляд. – Наверное, таких теперь не мало. Но намного больше среди наших бойцов тех, кто сейчас охвачен жаждой мести, кто готов зубами рвать глотки врагу за своих товарищей, принявших смерть на летном поле таллиннского аэропорта. И они теперь будут биться с удвоенной яростью и, несмотря на смятение союзников, принесут нам победу. Генерал Эндрю Стивенс, своими глазами видевший Таллинн после ракетной атаки, полон решимости сражаться до конца, не считаясь с потерями.

– А что союзники? Какова их реакция на случившееся?

Джозеф Мердок понимал, что катастрофа в Эстонии отзовется гулким эхом в кабинетах правителей европейских держав, тех, что еще, пусть больше на словах, нежели на деле, сохраняли преданность. Германия, находившаяся вне досягаемости русских ракет, закрыла свое воздушное пространство, взяв в осаду американские базы, размещенные на ее территории, и теперь группировка вторжения, фактически прижатая к западной границе России, оказалась в положении почти беззащитной – несмотря на все заверения Джермейна и Форстера – мишени.

– Британцы только выразили соболезнования, – пожал плечами министр обороны. – А вот насчет эстонцев у меня лично возникают определенные сомнения. Их слишком мало, и потому они сильнее ценят свои жизни.

– Ни в коем случае нельзя терять базы в Эстонии и других бывших советских республиках в этом регионе. Британия и Исландия расположены слишком далеко, чтобы оперативно реагировать на изменения обстановки на фронте. Возможно, следует обратиться и к полякам, – добавил Джозеф Мердок. – С их территории мы можем продолжить массированное наступление, используя оставшиеся еще со времен социализма объекты военной инфраструктуры и их ресурсы вдобавок.

– Использовать в качестве передовой базы Таллинн сейчас в любом случае невозможно, и эстонское руководство здесь не при чем, – усмехнулся Джермейн. – Штаб операции "Доблестный удар" пока развернут в Вильнюсе, туда же прибывают покидающие германию войска и обслуживающий персонал. Кроме того, что и Литва весьма уязвима для русских ракет, остается проблема со снабжением боеприпасами и, главное, топливом. Если бы саудовцы сняли эмбарго, то, используя внутриевропейские трубопроводы, можно было бы качать нефть от месторождений через Турцию едва ли не на театр военных действий, на месте производя все необходимые виды горючего.

– Поведение саудовцев, равно как и лояльность прибалтийских партнеров по НАТО – в значительной степени забота Госдепартамента, – покачал головой Мердок. – Кстати, Энтони Флипсу пора уже появиться. Его мнение мне кажется заслуживающим внимания.

В то мгновение, когда американский президент, отвлекшись от горестных вестей, вспомнил о главе внешнеполитического ведомства, присутствие которого было не более значимым, чем того же главы администрации, Флипс, едва не с ноги распахивая двери, почти бежал по коридорам Белого Дома, заставляя нервно напрягаться, невольно касаясь оружия, неподвижно стоявших повсюду, точно манекены, агентов Секретной Службы. И госсекретарь Соединенных Штатов спешил к своему президенту с не менее шокирующими новостями.

Охранник распахнул двери, впуская главу Госдепартамента в Овальный кабинет, и сосредоточенные взгляды тех, кто был наделен властью направлять всю мощь величайшей державы, сошлись на Энтони Флипсе.

– Господин президент, – госсекретарь попытался изобразить легкий поклон. – Господа. Я понимаю, что все вы, равно как и я, озабочены событиями в Эстонии, но это, прежде всего, проблема военных, которым мы не должны диктовать, что и как делать.

– И что может нас отвлечь от Таллинна? – со внезапной сухостью спросил президент Мердок, подозрительно взглянув на Флипса.

– Саудовская Аравия, сэр. Пару часов назад с нашим посольством в Эр-Рияде связались люди из окружения короля, сообщив о волнения среди местных военных и явно намекнув, что им может понадобиться наша помощь в ближайшее время. У нас пока очень мало информации, чтобы делать конкретные выводы, но мое мнение таково, господа – у саудовского короля появились серьезные проблемы.

– Что за чертовщина, – нахмурился Джозеф Мердок. – Какого дьявола там происходит? И на какую помощь они рассчитывают?

– Думаю, власть Его величества Абдаллы может опасно пошатнуться без опоры на наши штыки, господин президент. И нам, пожалуй, следует подготовиться к возможному вмешательству во внутренние дела королевства в самом скором времени.

Глава Центрального разведывательного управления и министр обороны выразительно взглянули друг на друга, непонимающе вскидывая брови. Алекс Сайерс подозрительно нахмурился, почти точь-в-точь копируя гримасу своего президента.

– Совет национальной безопасности собирается через час, – решительно произнес Джозеф Мердок. – Сообщите Бейкерсу, он должен быть здесь. И, черт побери, где мой советник по национальной безопасности?

Присутствующие переглянулись, пожимая плечами – только сейчас они заметили, что Натан Бейл куда-то исчез.

В Москве те, кто попытался укрыться от всех опасностей на двухсотметровой глубине, отгородившись от мира бетонными сводами специального убежища, раскинувшегося на много километров под встревожено гудевшими, будто разоренный осиный улей, кварталами Раменок, не знали, и даже не пытались гадать, о чем могут размышлять по другую сторону Атлантики. Здесь просто радовались наступившему затишью – в город вновь вернулся мир, хотя на каждом шагу остались напоминания о том, что прежние спокойные дни отныне не скоро повторятся.

Небо над российской столицей очистилось. Утих, растворившись где-то на горизонте, грозный гул мощных турбин, смолк и грохот разрывов бомб, заставлявший нервно вздрагивать, сжимаясь в комок, сотни тысяч людей, затаившихся в своих домах в надежде на лучший исход. Дожить до того мига, когда на город упала долгожданная тишина, удалось не всем. Но все кончилось, кажется, едва успев начаться. И все же тревога не оставляла сердца тех, кому предстояло определить судьбу своей страны.

– Как будто выдохлись, – произнес Аркадий Самойлов, когда грохот разрывов окончательно смолк, по очереди глядя на своих соратников, вместе с ним скрывшихся в этом бункере за спинами многочисленной охраны, под тоннами грунта и брони. – Я ждал чего-то большего.

– Это лишь первые аккорды, – невесело усмехаясь, заметил Анатолий Вареников. – Американцы лишь обозначили свои намерения, Аркадий Ефимович. Предупредительный выстрел – я бы так назвал эту атаку. Если не захотим становиться послушными, будем наказаны. Все повторится в несравнимо больших масштабах.

Он сидели друг напротив друга, разделенные только столом, и никто не осмеливался потревожить покой высших лиц страны, вернее, тех из них, кто смог добраться до этого укромного места. Способный вместить несколько тысяч обитателей, обеспечив им минимально возможный комфорт на много недель, подземный город сейчас был почти пуст, если не считать относительно малочисленную охрану. Гулкое эхо носилось по длинным коридорам и просторным залам, рикошетом отлетая от герметичных дверей, способных выдержать колоссальное давление. Даже если над головами, на поверхности, взорвется термоядерная боеголовка, обитатели этой подземной крепости, скорее всего, уцелеют, и неважно, что жилые кварталы на поверхности обратятся в пепел.

– Американцы вернутся, они не могут не вернуться, – убежденно заявил командующий Сухопутными войсками, ныне почти утративший возможность руководить кем бы то ни было, но не потерявший, однако, уверенность, вернее, не лишившийся ее полностью. – Но перед этим пройдет некоторое время, достаточно долгое, и я полагаю, будет непростительно ошибкой не использовать эту отсрочку, господин премьер.

Легко было податься отчаянию в эти часы, понимая, что произошло, пожалуй, самое страшное, что только возможно. Даже смерть в атомном пламени начинала казаться не худшим вариантом – это была быстрая и легкая смерть, не в пример тому бессильному ожиданию своей участи, которое оставалось запертым в подземельях людям, вместо твердыни явившимся в собственный склеп. И это не было преувеличением – царившая в подземном лабиринте тишина воистину заслуживала названия гробовой. Только тяжелые шаги патрулей да немногословных работников обслуживающего персонала, безликих сотрудников Главного управления специальных проектов, и ведавшего бункером, нарушали безмолвие, с каждой минутой становившееся все более тягостным.

Но все же Анатолий Вареников старался держать в узде собственный страх, не позволяя отчаянию победить, убив волю к борьбе. Пока он был жив, пока еще можно было что-то сделать, что-то изменить, следовало действовать. И там, на поверхности, кое-кто уже перешел от пустых слов к делу, стараясь в меру своих сил и возможностей.

Москва, разбуженная, растревоженная налетом бомбардировщиков, замерла, словно оцепенев. Тишина, сковавшая ее улицы, больше походила на безмолвие могильного склепа, хранящего давно истлевший прах. Дороги опустели, неведомо куда исчезли тысячи автовладельцев со своими железными конями, и знаменитые столичные пробки, набившие оскомину и ставшие темой для анекдотов, просто перестали существовать. Никогда еще улицы и проспекты огромного города не казались столь просторными. Поток машин иссяк, по тротуарам больше не спешили по своим делам – оказавшимся вдруг ничтожными в сравнении с тем, что постигло мегаполис – многочисленные пешеходы, а те, кто все же рисковал, выбираясь из своих квартир, дававших обманчивое ощущение безопасности, держались ближе к стенам домов, при любом шуме испуганно задирая головы и пытаясь увидеть парящую в вышине смерть.