Текст книги "Вечер потрясения (СИ)"

Автор книги: Андрей Завадский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 86 (всего у книги 122 страниц)

– Река едва ли станет серьезным препятствием, – выражая несогласие, помотал головой генерал Камински, хотя его собеседник и не мог видеть этот жест, выражавший, кажется, нечто большее, чем обычное сомнение. – Инженерные части русских быстро наведут временные переправы, у них для этого есть все необходимое – и техника, и немалый опыт. Мы только ненадолго замедлим наступление, при этом оставив значительную территорию врагу.

– Главное, они не смогут войти в Грозный, десантники проживут достаточно, чтобы мы смогли вытащить их из этого пекла. Нам ни к чему территория – русское небо принадлежит нашим парням из ВВС, и это главное!

– Мы пролили уже достаточно крови американских солдат, чтобы уходить с занятых территорий, а потом снова отбивать их. Вы останетесь на занятых рубежах, Элайджа, и остановите русских! Это приказ, и больше я не потерплю возражений!

На алтарь победы было принесено уже достаточно человеческих жизней, и Мэтью Камински думал об участи еще одного батальона со странным спокойствием. Люди окончательно превратились в фишки, и, пожертвовав одной из них, можно было в следующей партии добиться победы. А победа для генерала Камински стала всем.

– Что ж, мы выполним этот приказ, Мэтью, – после недолгой паузы произнес Элайджа Хоуп. – И станем смазкой для гусениц русских танков. Нам не выстоять, – с расстановкой вымолвил он.

– Мне некем вас усилить, – горько, уже не скрывая истинных чувств, сказал в ответ, уставившись в бездонную черноту монитора. – Полагайтесь лишь на себя, да еще на парней из Военно-воздушных сил, Элайджа, а мы все здесь будем молиться, чтобы удача в этом бою оказалась на вашей стороне.

– Верно, Мэтью, если играть против русских по их правилам, на равных, вы бессильны. Но правила должны устанавливать мы! Мы можем уничтожить их гораздо быстрее и с меньшими усилиями, сохранив сотни, тысячи жизней. Вы можете помочь всем, только отыщите в себе ту самую решимость, какой ждете от нас!

Элайдже Хоупу, заговорившему вдруг с мрачным воодушевлением, хватило всего нескольких слов – он звучали, точно удары набата, в полнейшей тишине – чтобы изложить свой план, бесхитростный, жестокий… и эффективный. Спустя несколько минут замысел командира Третьего бронекавалерийского полка был известен командующему операцией "Доблестный удар". Эффект, произведенный им в Вильнюсе, оказался не менее ошеломляющим. А в ставропольских степях продолжала литься кровь.

Тактику «ударил – убежал» американские пилоты в совершенстве освоили еще во время войны на Тихом океане целых шесть десятилетий назад. Более быстрые, чем их противник, они стремительно набрасывались на японских летчиков, и, дав пару очередей, стремительно выходили из боя. Потомки отважных самураев, как правило, тоже выходили – трудно сражаться, когда у твоей машины прострелены баки и мотор, да и как драться врагом, который на треть превосходит в скорости и уже вновь карабкается под облака, набирая высоту для новой атаки. Теперь внуки тех летчиков, что сокрушили Империю Восходящего Солнца, применили тот же прием, атакуя мчавшиеся по ставропольским степям русские танки.

Четверка истребителей F-16C "Файтинг Фалкон" подошла к туго натянутой нити русской колонны на предельно малой высоте – благо, рельеф позволял совершать полеты всего в сотне футов над землей – укрываясь от всевидящего ока радиолокационных станций за невысокой грядой холмов. Пилоты шли к цели вслепую, по командам с земли – противника обнаружил беспилотный разведчик "Предейтор", и экипажам тотчас сообщили координаты, ну а дальше оставалось только полагаться на надежность и точность бортовой навигационной системы.

В этом вылете, как в прочем, и в предыдущих, летчики принесли маневренность и скорость в жертву нагрузке – вероятность воздушного боя стремилась к нулю, авиацию противника давно уже никто не принимал всерьез, даже если где-то как-то удалось уцелеть паре русских самолетов. Но вот на земле целей было более чем достаточно, и потому каждая машина несла целый арсенал оружия "воздух-земля".

Будучи по-настоящему многофункциональными, сейчас "Сражающиеся соколы" выполняли исключительно ударные функции – под плоскостями каждого "Файтинг Фалкона" было закреплено по две пусковые установки LAU-88 ракет "Мейверик", всего на шесть управляемых снарядов с кумулятивными боеголовками, и по четыре трехзамковых держателя для бомбовых кассет "Рокай" и управляемых бомб с лазерным наведением "Пэйвуэй". В этот раз обошлись даже без подвесных баков – дежурившие в грузинском небе танкеры были готовы щедро поделиться горючим с любым желающим, а от границы до русских позиций было рукой подать. Лишь на торцах крыльев осталось место для пары "Сайдвиндеров" с тепловым наведением, но это так, для страховки. Намного более эффективным средством защиты являлись подвешенные под фюзеляжем контейнеры AN/ALQ-131. Мощные станции радиоэлектронной борьбы могли "ослепить" потоком помех русские радары управления зенитным огнем – именно этот противник, а не перехватчики, представлял наибольшую опасность.

– Всем проверить оружие, – скомандовал лидер, в очередной раз сверившись с данными навигационной системы – противник был рядом, летчики могли увидеть его в любой миг, а уж тогда нельзя будет мешкать. – Полная готовность, мы у цели!

Пилот буквально всем телом ощущал, с какой натугой идет над землей, рассекая скошенными плоскостями крыльев горячий воздух, его истребитель, ставший вдруг непривычно неуклюжим, чудовищно неповоротливым, как никогда прежде. Бомбы и ракеты буквально тянули вниз, каждый маневр превращался в смертельно опасный трюк, и только мастерство летчиков позволяло им сохранять контроль над машинами.

– Начать набор высоты, – приказал командир группы, когда до русских осталось чуть более десятка миль. Еще немного, считанные минуты – и весь смертоносный груз, доставленный из другой части света, обрушится на головы ничего не подозревающим русским. – Начать поиск целей!

Истребители разом выполнили горку, взмыв на полторы тысячи футов, и тут же оказались в поле зрения радара обнаружения целей "Купол-М1", глаз и ушей зенитно-ракетного полка. Увидев внезапно возникшие у самого центра экрана отметки, оператор радиолокационной станции, испуганно-злобно выругавшись, яростно застучал по приборной панели, посылая сигнал на командные пункты огневых батарей, чтобы оттуда уже целеуказание поступило на пусковые установки зенитно-ракетного комплекса "Тор-М1", но время играло за противника.

– Есть захват, – докладывали один за другим пилоты "Файтинг Фалконов", наводя перекрестья прицелов на силуэты русских танков, которые были превосходно видны с высоты четырехсот пятидесяти метров. – Готов к атаке!

Несмотря на охватившую всех горячку боя, который мог завершиться и победой, и гибелью, летчики действовали четко. Цели были выбраны, прошло еще несколько мгновений – оптические головки наведения ракет "запоминали" свои жертвы – прежде, чем эфир взорвала отрывиста, точно выстрел, команда:

– Всем пуск!!!

Все четыре пилота открыли огонь почти одновременно, выпустив по одной ракете в упор, так, чтобы у противника не было ни малейшего шанса. Разогнавшиеся до трехсот с лишним метров в секунду "Мейверики" были в полете считанные секунды, вонзившись в услужливо подставленные борта русских танков. Три боевые машины, целый взвод, перестали существовать в мгновение ока, четвертой повезло чуть больше – динамическая защита "Контакт-5" отразила удар, разрушив ткнувшуюся в борт ракету направленным взрывом прежде, чем сработал ее взрыватель, и кумулятивная струя смогла коснуться брони. Теперь на месте бортового экрана зиял пустой проем – танк стал беззащитен перед следующей атакой, но пока оставался вполне боеспособным.

Истребители, полого скатываясь вниз с невидимой горки, промчались над русской колонной, над головами ошеломленных и испуганных танкистов, многие из которых так и не успели понять, что происходит. Сверху, с высоты нескольких сотен футов, американские пилоты вдоволь могли налюбоваться плодами своих трудов – горящие вражески танки были, как на ладони, этакий монумент образцовому мастерству пилотов, чувствовавших себя не в большей опасности, чем на привычном полигоне в штате Колорадо.

– Отличная работа, парни! Идем на второй заход!

Оказавшись в нескольких милях от цели, летчики выполнили разворот, вновь направляя свои машины в атаку. Русские танки уже скрывались в молочно-белом облаке дымовой завесы – командир роты, пусть и с опозданием, отдал единственно возможный приказ, и гранатометы "Туча" выплевывали во все стороны дымовые снаряды. В эту секунду в кабинах всех "Соколов" разом прозвучали сигналы системы оповещения об атаке, заставившие пилотов похолодеть.

– Захват! Мы в захвате!

– Прекратить атаку, – немедленно приказал командир группы. Жизни его летчиков были слишком ценны, чтобы рисковать ими без веских причин, а для того, чтобы разделаться с уцелевшими русскими танками, время еще найдется. – Отбой, отбой! Выполнить противозенитный маневр! Поставить помехи! Отстрелить ложные цели!

Едва успевшие набрать высоту F-16C рухнули к земле, пытаясь вырваться из узких конусов лучей локаторов, но пришедшие в себя расчеты зенитных комплексов "Тор-М1", пропустившие первую атаку, и теперь пытавшиеся реабилитировать самих себя перед собственными товарищами, не позволили проделать такой маневр. Станции постановки помех американских истребителей "забивали" наглухо диапазоны несущих частот русских радаров, устройства сброса ложных целей залпами выстреливали патроны с дипольными отражателями, но зенитчики, несмотря на это, видели своего врага, и не собирались отпускать его безнаказанным. Перескакивая с частоты на частоту, расчеты зенитно-ракетных комплексов подсвечивали вражеские самолеты узкими, точно игла, лучами радаров управления огнем, указывая цель ракетам.

– Форсаж! – приказал командир группы, понимая, что нагруженным до отказа оружием крылатым машинам не уйти от возмездия. – Сбросить подвески!

Пилоты "Файтинг Фалконов" яростно жали на клавиши, избавляясь от ракет и бомб, от лишнего веса, исключавшего не то что энергичные маневры, какими только и можно было спастись от атаки, но и просто полеты на высоких скоростях. Управляемые ракеты "Мейверик" и бомбовые кассеты "Рокай", вместо того, чтобы разить русские танки, бесполезными кусками железа падали в степь, но даже облегченным до предела истребителям требовалось время, чтобы набрать высокую скорость, но времени этого у их летчиков уже не было.

Пусковые установки "Тор-М1" останавливались, замирая на месте, чтобы автоматика могла просчитать траекторию полета целей без помех, и вслед уходившим от колонны вражеским истребителям взвилась целая стая управляемых реактивных снарядов. Зенитные ракеты 9М331, вдвое превосходившие по скорости вражеские истребители на малых высотах, метнулись вслед американским "Соколам", настигая их уже на самой границе зоны поражения.

– Я атакован! Это "Гонтлет", черт возьми, – раздались в эфире истошные вопли пилотов, оказавшихся в настоящей западне, когда вслед им ударили сразу две батареи. – У русских SA-15! Ракеты на хвосте! А, дьявол!!!

Сразу две зенитные ракеты взорвались в паре метров от одного из истребителей, и осколки насквозь прошили фюзеляж, разрушая турбину и разрывая топливные баки. Горючее вспыхнуло мгновенно, и крылатая машина превратилась в огненный шар, кометой ушедший к земле вместе с пилотом, слившимся в единое целое со своим самолетом в этот последний миг.

Командиру группы повезло – одна из преследовавших его ракет ушла в сторону, приняв за истинную цель облако диполей, а еще одна пролетела под днищем, взорвавшись на безопасном расстоянии – пилот успел рвануть на себя рычаг штурвала, и F-16C свечой взмыл в небо. Лишь несколько осколков достигли цели, оставив на обшивке "Файтинг Фалкона" глубокие царапины, память об этом стремительном бое.

– Господи, – скороговоркой бормотал летчик, уводивший свою машину в самое поднебесье, на максимальную высоту, туда, где до нее не дотянется карающая длань русских ракетных комплексов "Гонтлет", где воздух не такой плотный, и его самолет, наконец, сумеет показать, насколько он быстр на самом деле. – Благодарю тебя, Господи! Дай мне только скорость, прошу Тебя!

Пронзив облака, тройка истребителей "Фатйинг Фалкон" развернулась, ложась на обратный курс. С высоты пятьдесят тысяч футов не были видны полыхающие обломки четвертой машины, навсегда теперь прикованной к земле. Рядом с ним догорали три русских танка, но это, в прочем, было слабым утешением. За жизни девяти русских солдат американским пилотам пришлось заплатить всего одной, но никто не посмел бы назвать такой размен справедливым.

– Курс на базу, – приказал командир группы своим ведомым, державшимся по обе руки от его истребителя. – Мы еще вернемся сюда!

Самолеты исчезли за горизонтом, растворяясь в бирюзовой глубине, и вскоре гул турбин окончательно стих, откатившись на юг, и там оказавшись заперт высокими горами. Но на смену им отовсюду уже спешили новые крылатые машины, десятки истребителей, пилоты которых были готовы продолжить избиение своего врага. Целей для них было в избытке, но, несмотря на потери, русские дивизии не останавливались, продолжая наступать.

Мэтью Камински старался избавиться от эмоций, превратив себя в бездушного робота, заставив поверить, что все, что он делает в эти мгновения, он делает только ради победы, во славу своей страны. Исподлобья уставившись в темный глазок объектива видеокамеры, командующий Десятой пехотной дивизией говорил ровно и размеренно, а его собеседник, находившийся на расстоянии тысяч миль, в другой части света, слушал, не перебивая. Слова падали, точно капли в водяных часах, мгновенно уносясь сквозь пространство в далекий город Вильнюс.

– Вы должны понять, Эндрю, что здесь, на южном направлении, назревает кризис, чреватый колоссальными потерями, – настойчиво произнес генерал Камински. – Потери уже исчисляются сотнями, и если мы не примем решение сейчас, забыв о гуманности и прочей чепухе, вскоре счет убитым может пойти на тысячи. Нужно действовать немедленно, чтобы победить, чтобы все жертвы не оказались напрасными!

Эндрю Стивенс выслушал предложение Камински бесстрастно, ничем не выдав своего потрясения. Командующий операцией лишь пару часов назад ступил на литовскую землю, и теперь наблюдал, как штабные офицеры вместе с солдатами из подразделений связи разворачивают на краю летного поля аэродрома Вильнюса командный пункт. Уже уставились в небо "тарелки" спутниковой связи, взметнулись тонкие штыри антенн, а проводов было растянуто, наверное, миль сто, так что запросто можно было споткнуться, сделав один единственный шаг.

– Я понимаю это, обстановка и впрямь напряженная. Но сами вы понимаете, что предложили, Мэтью, – сухо произнес Стивенс, когда его собеседник умолк. – Вы сознаете, к чему это может привести, представляете примерные потери? Это будет бойня! И потом, президент едва ли даст санкцию, ведь именно этого он стремился избежать с самого начала!

В эти минуты нетрудно было испытать шок, и все же оба, и Камински, и Стивенс, оставались, прежде всего, военными, а, значит, были достаточно циничны, чтобы любое, даже самое жестокое предложение, самый кровавый замысел не отметать сразу, просто испугавшись каких-то последствий. Эффективность – вот то, что возвели в абсолют люди в погонах, минимум потерь при максимальном результате. И идея Хоупа вполне отвечала этой простой формуле.

– Соотношение сил на моем направлении не оставляет никаких шансов Хоупу и всему, что еще осталось от Третьего бронекавалерийского, – не менее сухо ответил командующий Десятой легкой пехотной дивизии. Элайджа Хоуп точно так же доверился генералу, как и те пять сотен парней, что приняли смерть под гусеницами русских танков. Но командиру Третьего бронекавалерийского полка и всем его бойцам еще можно было помочь. – Они все погибнут, а через несколько часов русские танки уже будут здесь, в Тбилиси. Решить проблему может только ядерный удар, и я настаиваю на том, чтобы нанести его немедленно, сейчас же, Эндрю! Пара боеголовок, сброшенных на русские колонны, решит исход сражения, частью уничтожив противника физически, а частью деморализовав его, тех, кто уцелеет после бомбардировки.

– Оборвать разом тысячи жизней, пустить в ход то оружие, которое никто и никогда не предполагала всерьез использовать в настоящем бою?! Дьявол, это безумие какое-то! Ни Пентагон, ни Белый Дом никогда этого не допустят. Эта война не должна перерасти в ядерный конфликт ни в коем случае, запомните это!

Противоречивые чувства кипели в затянутой в сукон мундира душе Эндрю Стивенса. С одной стороны, Камински предлагал простой, быстрый и дешевый способ вырвать победу из рук врага, с минимальными жертвами среди своих солдат, да и среди вражеских тоже – увидев вздымающийся в небеса ядерный гриб, мало кто будет готов продолжить бой, стоит только понять, какие силы пришли в действие. Но при этом командующий операцией "Доблестный удар", не только офицер, но и политик – высокий чин обязывал – сознавал и то, что эхо даже одного взрыва докатится и до американских берегов. Генерал Стивенс сомневался, и не мог скрыть свои сомнения, а потому его собеседник, очевидно, все понимая, продолжал свое наступление.

– Убьем тысячи, верно, – согласился Мэтью Камински, лишь удвоивший натиск, поскольку чувствовал, что требуется всего одно, последнее усилие. – Но сохраним жизни десяткам тысяч, в том числе и самим русским. С минимальными потерями мы остановим наступление, прекратим этот кошмар разом! Это будет ограниченный удар, несколько тактических боеголовок, и только, – пытался убеждать он. – Минимум ущерба при максимальном результате. Да разве президенту будет лучше оправдываться перед всей нацией о сотнях погибших американцев, которых повезут через океан в цинковых футлярах? Мы все равно победим, но цена этой победы может быть различной, а лично я не желаю платить слишком дорого, Эндрю! У нас просто нет иного выхода, кроме долгой мясорубки!

– Но вы, черт возьми, и должны отыскать такой выход, – раздраженно ответил Стивенс, впервые не знавший наверняка, как должно поступить. – Вас именно для этого и наделили полномочиями, генерал. Ваш вариант лежит на поверхности, он прост, эффективен, верно, но то, что хорошо на поле боя, не всегда годится в политике.

– И все же вы должны поддержать меня, Эндрю. И мы не можем мешкать – парни генерала Хоупа вот-вот окажутся под огнем русских, и тогда будет поздно!

– Мы свяжемся с президентом, с Белым Домом, Мэтью, – неожиданно согласился Эндрю Стивенс. – Вы правы, время играет против нас. Но вы сами сообщите свой план, а потом пусть президент решает, как быть.

Генерал Камински кивнул, хотя должен был морщиться от омерзения. Стивенс, проявив трусость сейчас, когда это было совершенно недопустимо, снял с себя ответственность, устранившись от проблемы, будто его не касалось то, что сейчас заваривалось в приграничных русских степях. И все же это была победа, командующий Десятой пехотной получил шанс, и теперь должен был рассчитывать только на себя, на свое красноречие, и молиться, чтобы обсуждения не затянулось надолго – в этом случае любое решение окажется уже бесполезным.

Механик-водитель послушно рванул рычаг тормоза, едва услышав приказ, прозвучавший в динамике танкового переговорного устройства Р-124, и командирская машина БМП-1КШ, скрипнув мощными тормозами, замерла, остановившись так резко, что людей, находившихся в десантном отделении, бросило вперед на переборку и друг на друга. И, как только бронемашина замерла, Николай Белявский рывком распахнул тяжелую крышку люка, по пояс высовываясь из довольно тесного проема.

Полковнику Белявскому прежде, еще в те времена, когда он восстанавливал конституционный порядок в одной кавказской республике, довелось лишь раз увидеть, что происходит с танком при прямом попадании кумулятивной ракеты, и потому он знал, что может увидеть сейчас. Громада танка Т-90 замерла в полусотне метров от командно-штабной машины, глыба металла, покрытая пятнами копоти, под которыми едва угадывался причудливый рисунок камуфляжа. Длинный ствол мощного орудия, оказавшегося бессильным против противника, парящего над землей, уткнулся в землю – башню сорвало с погона, когда внутри сдетонировал боекомплект, но, как это частенько случалось, не отбросило в сторону.

– Суки, – прорычал командир полка, представив, как все произошло. Гнев сжигал полковника изнутри, ярость, чувство собственного бессилия, сдавливали грудь, сжимая сердце, стоило только представить последние мгновения жизни трех человек, экипажа грозной боевой машины. Огненная игла, тонкий жгут кумулятивной струи, пронзил бортовую броню, заполнив все внутреннее пространство пламенем, и когда огонь добрался до зарядов, рассованных по всему боевому отделению, боевую машину буквально разорвало изнутри. – Падлы!

Николай знал, что экипаж погиб быстро, возможно, даже ничего не почувствовав, не поняв даже, откуда явилась смерть, хотя порой такие секунды растягиваются в настоящую вечность, полную страшных мук. Чувствовать, как жадное пламя пожирает твою плоть, как от жара плавится кожа, и боль прокатывается по всему телу через еще неповрежденные нервные окончания, достигая мозга прежде, чем сознание милосердно угаснет… Нет, такой смерти Николай Белявский не желал, но знал, что именно такой конец, скорее всего, уготован ему, и ждать придется не долго.

– Они погибли быстро, – мрачно вымолвил Смолин, словно читавший мысли своего командира. Подполковник тоже выбрался из-под брони и теперь жадно всматривался в силуэты навсегда остановившихся боевых машин, стальных саркофагов для своих экипажей. – Все случилось почти мгновенно.

– Они ответят за это, – зло прорычал командир танкового полка, взглянув куда-то в небеса, на горизонт, туда, где растворились в мареве вражеские самолеты, отныне хозяйствовавшие в русском небе безнаказанно. – Они ответят за все, черт возьми!

Три танка замерли корма в корму, выстроившись, точно по линейке. Никто не ожидал атаки, и взвод был уничтожен мгновенно. Сила полка убавилась, каждая потерянная на марше машина, неважно, от вражеского ли огня, или от любых неполадок, означала, что шанс на победу, когда они все же доберутся до позиций врага, становится все меньше, не исчезая, в прочем, окончательно. Надежда еще была жива, надежда быть может даже не на то, что удастся разгромить врага, но хотя бы на славную, достойную мужчин и воинов гибель в бою, когда противник содрогнется от ужаса, ощутив на себе всю мощь их предсмертного удара.

Полковник должен был видеть то, за что он станет мстить, когда враг появится в перекрестье прицела, и потому приказал сделать остановку. Мимо мчался на юг, лязгая металлом, стальной поток, десятки, сотни бронированных машин, все, что оставалось от полка, потрепанного схваткой с вражеской авиацией. Они все еще были сильны, а ярость только росла с каждой пройденной верстой.

– Вперед, – приказал Белявский, ныряя в проем и захлопывая глухо лязгнувший люк. Он вновь оказался в тесноте десантного отсека, превращенного в настоящий штабной блиндаж, где было сосредоточено управление всем полком. – Продолжаем движение! Курс прежний! Полный вперед!

– Так долго не может продолжаться, – осуждающе произнес заместитель командира полка. – На марше потеряем больше машин, чем от вражеского огня. Техника не выдерживает, топлива все меньше!

– С поломавшихся машин снимать все, что может пригодиться, каждый снаряд, сливать каждый грамм солярки. Экипажи – на броню, пойдут в бой, как десант. Мы доберемся до этих ублюдков и прикончим столько, сколько сможем! Вперед, только вперед!!!

Выдыхая едкие клубы выхлопных газов, командно-штабная машина сорвалась с места, догоняя ушедший вперед полк, спеша занять свое место в строю. Подпрыгивая на ухабах, БМП-1КШ мчалась вперед, вливаясь в общий поток, прибавляя еще толику к его сокрушительно мощи, которой, как втайне боялся полковник Белявский, могло не хватить в решающий момент. И все же пути назад уже не было, слишком многое было сделано, чтобы отступить, сложить оружие, признав свое поражение. Полк продолжал наступать, и за его стремительным и неудержимым броском пристально, с замиранием сердца, наблюдали с другого берега Атлантики, лихорадочно пытаясь придумать что-то, чтобы остановить стальную лавину.

Члены совета национальной безопасности не покидали стены Белого Дома уже больше суток, оставаясь рядом с президентом Мердоком, чтобы вместе принимать любые решения, а решать сейчас, когда на другом берегу Атлантического океана ни на миг не прекращались сражения, кипевшие на земле, в небесах, и на морских просторах, приходилось очень многое, и от времени, от каких-то секунд, зависели тысячи жизней. Не было на Капитолии только главы военного ведомства, но линия спутниковой связи надежно соединяла Пентагон, где министр Джермейн находился вместе с главой Комитета начальников штабов, с резиденцией главы государства. Именно поэтому план Элайджи Хоупа, стал сразу известен всем, кому вообще было положено знать об этом.

– Вы там совсем рехнулись? – Президент не стал сдерживать эмоции, с трудом дослушав емкую и экспрессивную речь генерала Камински. – Вы понимаете, что это значит? Ведь мы именно этого стремились избежать еще, когда планировали операцию "Доблестный удар"!

Спутник, паривший на геостационарной орбите, надежно связал берега Атлантики, разные полушария планеты, и, казалось, что командующий Десятой легкой пехотной дивизией находится не за тысячи миль от Вашингтона, а здесь, рядом, в одной комнате с самим президентом. Этот эффект присутствия не нарушала ни задержка изображения, ни даже обыкновенные помехи в вечно возмущенном электромагнитном поле Земли.

– Ядерный удар по русским частям – единственный способ остановить их контрнаступление без чрезмерных потерь, – настойчиво произнес в ответ Мэтью Камински, которого не остановила отповедь главы государства. У генерала была своя правда, и ее он намеревался отстаивать до последнего. – Обстановка на южном направлении крайне опасная. Соотношение сил, даже с поправкой на наше абсолютное господство в воздухе, не оставляет никаких надежд для тех, кому предстоит сражаться, стоя обеими ногами на земле. Против ста двадцати "Абрамсов" генерала Хоупа русские двинули шестьсот своих танков. Такую лавину одними пушками не остановить! Я настаиваю на применении ядерного оружия немедленно, господин президент!

Все, кто слышал эти слова, отнеслись к ним по-разному. Энтони Флипс, вся дипломатия которого оказалась выброшена на свалку, едва над Россией разорвалась первая бомба, просто выругался вполголоса. Николас Крамер поперхнулся, и еще долго не мог прочистить горло. Глава АНБ словно впал в ступор, застыв на краешке кресла, и лицо его, вмиг окаменев, превратилось в маску какого-то древнего истукана. И только глава администрации президента внешне оставался вполне спокойным, хотя бы внешне, чего никак нельзя было сказать о его шефе, не скупившемся на крепкие выражения.

– Ваша позиция мне предельно ясна, генерал, – сухо, едва сдерживая гнев, процедил сквозь зубы глава государства. – А что можете сказать вы, Эндрю, – президент взглянул на экран, на котором застыло увеличенное раза в три лицо Стивенса, выражавшее не больше чувств, нежели картонная маска. – Каково ваше мнение?

Мэтью Камински замер в эти мгновения, и даже сердце, кажется, стало биться в несколько раз реже. От того, что и как скажет сейчас человек, непосредственно воплощавший в жизнь чудовищный по своему масштабу замысел, тот, кто руководил всей операцией, зависело столь многое, что трудно было описать это обычными словами.

– Господин президент, сэр, я всей душой против того, чтобы сразу прибегать к крайним мерам, таким, какие предлагает генерал Камински. Но в сложившейся ситуации использование ядерного оружия – это то, что может принести нам победу, иначе в кровавой бойне погибнут сотни наших солдат, и никакой успех не позволит оправдать настолько высокую цену. Атомный же удар позволит решить проблему быстро и эффективно. И я полагаю, такой сценарий следует рассматривать со всей серьезностью, но решение, разумеется, за вами. Конечно, это не единственная возможность, можно продолжить нанесение авиационных ударов по русским войскам, задействовав еще больше самолетов, на ближних подступах применить артиллерию, но, ведя войну обычным оружием, мы не сможем избежать больших жертв.

Каждый, кто слышал эту осторожную речь, понимал, что генералу Стивесну стоит немалого труда подбирать нужные слова, все еще пытаясь остаться в стороне, переложив всю ответственность за последствия, какое бы ни было принято решение, на кого-нибудь другого. И эта осторожность неожиданно вызвала настоящий взрыв.

– Выбросьте из головы всю эту чушь, генерал! Даже на стадии планирования применение в этой операции ядерного оружия было исключено, – с напором повторил Джозеф Мердок. – Этого просто не должно быть, генерал, черт вас дери! Ваше обучение в Вест-Пойнте обошлось стране не дешево, так покажите, что стоит вложенных в вас средств. Справляйтесь со своими проблемами тем, что есть! Начнете с тактических боеголовок, а что потом? Требование нанести термоядерный удар по Москве?

– Простите, сэр, при всем моем почтении, это как раз ваши проблемы, – скривился командующий операцией "Доблестный удар". – Эта война – целиком и полностью плод вашей политики. Вы отдали приказ, и мы исполняем его, и если вы, господин президент, твердо намерены выиграть эту войну, то теперь нам решать, какими средствами ее вести. Неужели вы не понимаете, что каждое лишнее мгновение сейчас, каждая секунда это бессмысленной дискуссии, обходятся жизнями американских солдат, тех парней, что дали присягу стране и вам, господин президент, и теперь своей кровью расплачиваются за вашу медлительность и осторожность? При всем моем уважении, обдумывать все следовало раньше, намного раньше, пока еще войска оставались в казармах, сэр, а сейчас время действовать, не считаясь ни с чем. Потери уже превышают все допустимые пределы, страна погрузится в траур на недели, на месяцы, и лично я не желаю делать усугублять положение! Отдайте приказ сейчас, сэр, если не хотите, чтобы наши парни на Кавказе оказались в мясорубке! Ситуация критическая, но выход есть, и в вашей власти спасти сотни, тысячи жизней!

Многие лишились дара речи в эту минуту – президент от неожиданно яростного напора, к которому не был готов, а Мэтью Камински – оттого, что Стивенс все же поддержал его, хотя, кажется, еще несколько секунд назад тот и сам не смел даже подумать о чем-то подобном.