Текст книги "Вечер потрясения (СИ)"

Автор книги: Андрей Завадский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 91 (всего у книги 122 страниц)

– Вы утверждали, что флот русских уничтожен, – мрачно, вперив тяжелый взгляд исподлобья в министра обороны, вымолвил, будто выдавливая слова из себя, Джозеф Мердок. – Как случилось, Роберт, что после всех победных реляций сейчас, когда наши войска уже на подступах к Москве, произошло подобное? Мы потеряли атомный авианосец, лишившись одной двенадцатой нашей морской мощи. Сотни моряков погибли, ушли на дно вместе с "Авраамом Линкольном"!

– Сэр, это генерал Стивенс… – промолвил, дождавшись, когда президент умолкнет, набирая воздуха в грудь, глава военного ведомства.

Джозеф Мердок, шумно выдохнув, угрюмо нахмурился, хотя больше, казалось бы, уже некуда:

– Что, Роберт? При чем здесь Стивенс? Я спрашиваю вас, так вы и извольте ответить!

– Я могу повторить лишь то, что сообщает генерал Стивенс. Вся разведывательная информация, все донесения с передовой стекаются в Таллинн. В любом случае, вышедший в открытый океан флот, тем более столь многочисленный, как русский, не может быть уничтожен за несколько часов. Нам удалось свести к минимуму собственные потери, гибелью нескольких кораблей заплатив за уничтожение целых эскадр. Это справедливый обмен, господин президент. Мне жаль погибших матросов, а также летчиков и пехотинцев, но их жертвы необходимы. Иным путем победы не добиться!

Президент Мердок замолчал, как будто обдумывая услышанное. Вести из Атлантики пока оставались достоянием лишь нескольких десятков человек, в надежности которых сомнений не было. Но страшно было подумать о том, какой шум поднимет общественность, стоит только заявить во всеуслышание о гибели "Авраама Линкольна", столпа американского морского могущества, олицетворения силы самой страны. И все рассуждения министра, вполне логичные, о неизбежности потерь, не будут значить абсолютно ничего. Обыватели, этот скот, сидящий в своих уютных квартирках перед телевизорами, любят слышать об успехах, но отчего-то терпеть не могу, когда называют истинную цену побед.

– Это самый скорбный день истории нашего флота, – прервав тишину, произнес глава президентской администрации. – Со времен Перл-Харбор страна не знала таких потерь в одном лишь сражении.

– После Таллинна едва ли что-то станет для нашей нации большим потрясением, – хмыкнул министр обороны, заработав в ответ полный неприязни взгляд Мердока. – Чем дальше, тем легче и спокойнее будут восприниматься такие события. Порог страха мы уже преодолели, теперь смерть войдет в привычку. Но победа все равно будет наша, с большими или меньшими усилиями, господин президент!

Катастрофа Таллинна еще требовала осмысления. Люди, рядовые налогоплательщики, те, чью любовь, хотя бы на миг, старались завоевать все политики – и сам президент Соединенных Штатов не остался в стороне – еще только осознавали случившееся, не успев в полной мере поразиться масштабам, и жертвы пока для многих оставались не более чем цифрами. Но вскоре где-то в недрах одноэтажной Америки родится отклик, и буря эта запросто может смести с политического олимпа очень и очень многих. В прочем, сделанного не вернешь, и это понимали все, кто собрался ранним утром на Капитолии.

– Обыватели мало ценят победы, которые достаются ценой крови их родных, – резко ответил Джозеф Мердок. – И мы должны закончить эту войну раньше, чем недовольство, которое уже сейчас растет, примет вполне конкретные формы.

Здесь, в средоточии власти, Овальном кабинете, собрались расчетливые прагматики – романтикам и прекраснодушным мечтателям в большой политике места нет. В принципе, каждому из этих людей было жаль своих соотечественников, погибавших в схватках с русскими, никак не желавшими смириться с неизбежностью, но это была жалось к впустую, нерационально истраченным ресурсам. И каждый, как мог и как умел, пытался выбрать наилучший способ применения тех ресурсов, которые еще оставались в их распоряжении, пусть это была даже человеческие жизни.

– Но ведь все было не напрасно, сэр, – глава президентской администрации взглянул на своего босса глазами кристально честного человека. – Мы почти достигли своего. Враг, хотя и огрызается из последних сил, разгромлен, и эти отчаянные атаки не изменят исход кампании, если мы с вами, господа, не утратим былую решимость. Нельзя бояться потерь, ведь противник добивается именно этого. Солдаты живут для того, чтобы умереть, когда прикажет страна, а мы с вами должны сделать все, чтобы каждая смерть не оказалась напрасной. Нельзя, ни в коем случае нельзя останавливаться на достигнутом, сэр! Все эти жертвы нам простят только в одном случае – если мы принесем своему народу победу в войне!

– Благодарю, Алекс, – кивнул Джозеф Мердок. – Вы умеете подобрать нужные слова даже в такой час. Да, потери тяжелы, и мы, вся страна, еще не скоро оправимся от случившегося, но жертв и впрямь могло быть намного больше. Да и враг не долго торжествовал – наши моряки доложили, что атаковавшие эскадру русские подлодки были потоплены.

– Это так, сэр, – поспешно подтвердил Роберт Джермейн, который был рад любой возможности реабилитироваться. – Наш флот уничтожил две атомные субмарины, скорее всего, ударные подлодки класса "Виктор-3", одни из лучших, какими располагают русские. Никто из их команды спастись не смог, господин президент!

– Значит, ублюдкам не пришлось долго радоваться своим победам, – усмехнулся Алекс Сайерс. – Что ж, все справедливо.

Джозеф Мердок только кивнул в знак согласия. Несмотря на все потери, американские войска уверенно шли вперед. Гибель "Авраама Линкольна" при всей трагичности случившегося, в конечном итоге, не решала уже ничего – победа на море была одержана, и теперь все внимание лидера североамериканской державы было приковано к происходившему на суше. На юге, где перемалывали друг друга русские и американские дивизии на подступах к Грозному, и на севере, в считанных десятках миль от российской столицы, где наступала Третья механизированная, решался исход кампании. Там шли на смерть во славу своей родины, лучшие люди двух наций, истребляя друг друга в безжалостных схватках. Ну а "Линкольн"…

Булавочный укол – неприятно, но едва ли по-настоящему опасно. Потеря одного, пусть и самого мощного, корабля, в худшем случае, лишь немного отсрочит неизбежное, но обратить время вспять, пожалуй, не сможет и уничтожение половины флота. Сайерс, как, в прочем, и почти всегда, прав – главное не утратить решимость, быть готовым идти ради великой цели и на большие жертвы. А решимости президенту было не занимать. Джозеф Мердок не сомневался – они дойдут до конца.

Глава 7
Обзеглавлены

Ставропольский край, Россия – Инжирлик, Турция – Тбилиси, Грузия

19 мая

Командир роты аэродромной охраны вздрогнул, услышав донесшийся снаружи, из-за стен казармы, треск автоматных очередей, и, взглянув на радиста, поймал его затравленный взгляд. Младший сержант смотрел на своего командира, словно ждал от того откровения, а рядом отрывисто, взахлеб лаяли «калашниковы», и к их сварливому голосу уже добавилось глухое уханье тяжелых пулеметов и рявканье автоматических пушек. Взрыв грянул неподалеку, и казарма содрогнулась от пола до потолка. Времени оставалось все меньше.

– Сержант, какого черта уставился? – зло рыкнул капитан, от крика которого радист подпрыгнул на месте. – Дай связь, живо!

Творилось что-то невероятное, радио совершенно отказывалось работать, передачи натыкались на помехи, увязая в них. В прочем, после внезапного утреннего авианалета, когда в пару минут оказались сожжены все самолеты и вертолеты, находившиеся в этот час на базе, когда разом оборвались жизни почти сотни летчиков, техников и солдат из роты охраны, проблемы со связью казались просто досадными мелочами. И все же радисту удалось совершить невозможное. Очередной запрос, невесть какой по счету, нашел адресата, коснувшись антенный работавшей на прием рации за десятки, сотни верст от затерянного в степи аэродрома.

– Прием, прием, – хрипло закричал командир роты, слышавший, как тяжелые пули впиваются в кирпичные стены, высекая искры, кроша камень в порошок. – Ведем бой с американской пехотой. Прошу помощи! Повторяю, на аэродроме американцы! Всем, кто слышит, прошу помощи!

– Вас понял, – едва слышно донеслось из динамика сквозь свист и треск помех. – Слышу вас. Повторите ваши координаты!

Скороговоркой сообщив, где он находится, командир роты опрометью бросился к выходу из казармы, и в тот же миг в проем окна – уже без стекол, их выбило ударной волной еще при бомбежке – влетело несколько пуль, разбивших корпус радиостанции и вспоровших наискось грудь сержанта, так и не успевшего добраться до укрытия. Все это осталось где-то за краем сознания капитана, на бегу вставлявшего в горловину приемника АК-74 набитый патронами рожок и уже на пороге резким движением передернувшего затвор.

Выскочившему на свежий воздух офицеру предстала картина, которая прежде не являлась даже в самых жутких кошмарах. На перепахано взрывами, покрытое язвами воронок от бомб летное поле, обрамленное покрытыми копотью фюзеляжами самолетов, погибших на земле, не успев даже начать разбег, выползали американские бронемашины, а за ними, пригибаясь к земле, бежали затянутые в камуфляж непривычных расцветок пехотинцы. Враги.

Возле головы капитана с визгом пронеслись пули, и щеку обдало волной жара. кто-то неподалеку пронзительно закричал, когда в его плоть вонзились свинцовые осы, разрывая ее, вырывая клочья мяса из еще живого тела.

Офицер инстинктивно упал, плюхнувшись на бетонку, и, плотнее прижав к плечу приклад автомата, потянул спусковой крючок. АК-74 в руках командира роты судорожно вздрогнул, словно пытаясь вырваться их крепких ладоней, по ушам стегнул грохот выстрелов, в нос ударила волна пороховой гари, а по бетонному покрытию с тонким звоном покатились еще дымящиеся гильзы.

– Бойцы, занять оборону, – закричал, срывая голос, капитан, вновь встав во весь рост, так, чтобы его мог видеть каждый из нескольких десятков солдат, собравшихся возле казармы. – Открыть огонь!

Прямо на командира роты, рядом с которым было не больше отделения стрелков, грозно надвигался вражеский бронетранспортер, казавшаяся просто громадной восьмиколесная машина, нацелившаяся заостренным носом массивного корпуса на группу солдат. По броне защелкали выпущенные в упор пули, но надежные "калашниковы" теперь оказались совершенно бессильны. Зато враг не мешкал – плоская башня развернулась, и в лицо защитникам аэродрома ударила пулеметная очередь. Поток свинца смел нескольких солдат – командир роты видел, как одному разворотило грудь, а другому оторвало левую руку, и парень, брызгая вокруг собственной кровью, завертелся юлой, истошно вопя от боли и страха.

– А-а-а, суки! – Выскочив перед вражеской бронемашиной, капитан в упор выпустил длинную очередь, расстреляв весь магазин за пару секунд, и тотчас бросился в укрытие, на бегу пытаясь нашарить в подсумке запасной рожок.

Позади затрещали выстрелы, в бетон под ногами вонзились выпущенные вдогон пули, но командир роты уже нырнул за припаркованный на рулежной дорожке тягач, едва не сбив с ног одного из своих солдат, несколькими секундами ранее добравшегося до того же укрытия.

– Стреляй по пехоте, – приказал капитан, взглянув в полные безумия глаза солдата, нервно стиснувшего цевье поцарапанного АК-74. – Отсекай пехоту! Огонь!

Рота, ошеломленная бомбовым ударом, смятая внезапной атакой противника, прикрытого броней, все еще пыталась сопротивляться. "Калашниковы" плевались свинцом, в ответ враг молотил из автоматических пушек и спаренных пулеметов, беспощадным кинжальным огнем сметая жидкие заслоны. Сопротивляться было глупо, но о том, чтобы просто сдаться, сложить оружие, не думал никто, то ли веря в скорое появление подмоги, то ли просто не вспомнив о таком варианте.

Командир роты, высунувшись из-за капота тяжелого "Урала", вскинул автомат, почти не целясь выпустив очередь по группе чужих солдат, осторожно передвигавшихся позади своего бронетранспортера. Высокоскоростные пули калибра 5,45 миллиметра впились в грудь одному из врагов, свалив его с ног, легко прошив кевларовый бронежилет. Американец, точно затянутый в камуфляж мешок с картошкой, безвольно растянулся на бетоне, а те, кто был рядом с ним, проворно метнулись в разные стороны, пытаясь укрыться от роя визжащих пуль.

– Получите, суки! – злобно прорычал капитан, поймав в прорез прицела огромного негра с пулеметом наперевес. – Получите!!!

Башня бронемашины развернулась, и автоматическое орудие выплюнуло поток огня и стали. Двадцатипятимиллиметровые снаряды ударили в борт грузовика, прошивая его снопами осколков. Топливные пары, скопившиеся в почти пустом баке "Урала", вспыхнули, и взрыв сбил с ног едва успевшего отбежать на несколько шагов капитана. Удар выбил из легких воздух, обжигая нутро нестерпимым огнем.

На мгновение командир роты просто потерял сознание, а когда снова пришел в себя, то понял, что звуки стрельбы почти стихли. Рядом с грохотом прокатился бронетранспортер, рев двигателя которого заглушил чужую речь. Кажется, кто-то направился к казавшемуся безжизненным телу офицера, и тот вдруг понял, что чего-то не хватает, и почти сразу сообразил, чего именно.

– Сейчас, – захрипел капитан, пытаясь дотянуться до вылетевшего из рук при падении АК-74. – Подождите только, суки! Каждому достанется!

Оружие оказалось слишком далеко, и офицеры попытался помочь себе, оттолкнувшись ногами, и с ужасом понял, что ног больше не чувствует. Не было и боли, и это оказалось самым страшным – капитан понял, что поврежден позвоночник, а это означало остаться инвалидом навсегда. В прочем, быть калекой ему едва ли придется дольше нескольких минут.

Выпростав руку в сторону от себя, капитан потащил свое тело, вдруг ставшее чудовищно непослушным и невероятно тяжелым. Ломая о выщербленный бетон ногти, командир роты продвинулся на пару сантиметров, но этого оказалось достаточно. Ему почти удалось задуманное, кончика пальцев коснулись приклада, но обтянутая тяжелым ботинком с высоким берцем нога придавила запястье к бетону. Над распластавшимся на земле капитаном нависли двое – тот самый негр-пулеметчик в камуфлированной панаме на выбритой до блеска голове, и еще одни, сухощавый и смуглый, похожий на какого-то грека.

– Что вылупились, суки? – прорычал офицер, чувствуя себя беспомощным, как никогда прежде. – Давайте уж, кончайте скорее!

Американцы, стоявшие над поверженным врагом, обменялись несколькими словами, и смуглый двинулся дальше, исчезнув из поля зрения. Его товарищ задержался лишь на несколько мгновений. Поудобнее перехватив массивный пулемет, негр, обмотанный лентами с ног до головы, оскалился, что-то бросив в лицо своей жертве, и нажал на спуск. Грудь опалило огнем, волна боли пронзила все тело капитан, но это длилось лишь неуловимую долю мгновения, а затем наступила легкость во всем истерзанном теле и пришла блаженная тишина.

Капитан Мартинес не оглянулся, услышав, как ожил, ворчливо заговорив в руках сержанта Коула, пулемет М240, выплюнувший короткую очередь. Эти выстрелы оказались последними – звуки боя вокруг стихли, на смену треску очередей и хлопкам гранатных взрывов пришли полны страдания крики раненых, порой заглушаемые ревом моторов. Повсюду на бетонном покрытии летного поля среди россыпей стреляных гильз были разбросаны тела, куски остывающей плоти в обрывках камуфляжа, и после смерти не выпустившие из коченеющих рук оружие.

– Капитан, сэр, аэродром наш, – к Энрике Мартинесу приблизился командир одного из взводов, того, что первым ворвался на русскую авиабазу. – Русские не пожелали сдаться, сэр, и почти все были уничтожены. Нам удалось захватить только четырех человек живыми.

– К черту русских! Наши потери, лейтенант?

– Четверо убиты, капитан, сэр, – помрачнев, доложил командир взвода, впервые оказавшийся в бою и так близко, во всей ее неприглядности, увидевший смерть. – Еще семь человек ранены. Санитары стараются сделать все, что возможно, но, боюсь, капралу Бэйнсу осталось недолго, да и еще двое парней совсем плохи, – добавил он с горечью.

Все оказалось не так уж плохо. Энрике Мартинес мог почувствовать гордость за себя и своих людей. Конечно, любые потери, даже самые маленькие, это скверно, но все же, лишившись четырех человек, его рота уничтожила несколько десятков вражеских солдат, за считанные минуты захватив военный аэродром. В конечном счете, все решили боевые машины, прикрывшие наступавших моряков своей броней, поддержавшие точным и мощным огнем автоматических пушек и пулеметов, которым враг просто не мог что-либо противопоставить.

– Спасательная команда в пути, – поспешил успокоить своего подчиненного капитан. – Нашим парням помогут, на "Уоспе" уже готов госпиталь.

Рота капитана Мартинеса наступала в авангарде легкого мотопехотного батальона, оказавшись на острие удара. Бронемашины LAV-25, галлонами поглощая драгоценное топливо, вихрем промчались по горным ущельям, не встречая ни намека на сопротивление, и первыми вырвались на простор ставропольских степей. На одной полной заправке бронемашины были способны преодолеть шесть сот семьдесят километров, и теперь они стальной лавиной летели по свежевспаханным полям, пугая жителей разбросанных по равнине поселков и хуторов, проносясь по автострадам мимо опустевших заправок и придорожных кафе, заставляя в панике съезжать с дороги водителей легковушек и тяжело груженых фур.

Целью наступления батальона – а, значит, и роты Мартинеса – был Ставрополь, очередной русский город, о котором едва ли прежде слышал хоть кто-то из нескольких сотен морских пехотинцев. Оттуда, оказавшись в тылу русских войск, морская пехота сможет нанести удар в любом направлении, обладая полной свободой маневра и высочайшей мобильностью за счет своих бронемашин. Здесь, в сухих степях, не было и намека на русское бездорожье, и потому колесные LAV, хотя и уступая гусеничным бронетранспортерам в проходимости, казались идеально приспособленными для стремительных бросков по пыльным равнинам. Но для того, чтобы воплотить замысел командования, была нужна самая малость – топливо и снаряды.

– Капитан, вертушки на подходе, – сообщил сержант Коул, поравнявшись со своим командиром, бодрой рысью обходившим летное поле. – Время прибытия не больше десяти минут!

– Отлично, – кивнул Мартинес. Капитан, как и любой боец его роты, ждал появления вертолетов, точно ангелов Господних, и был по-настоящему рад. – Старшина, приказывая расчистить посадочную площадку!

– Есть, сэр! – Бенджамин Коул, поправив висевший на правом плече пулемет, вытянулся по стойке смирно, торопливо отдал честь и бегом бросился

Подгоняемые отрывистыми командами свирепого сержанта моряки засуетились, оттаскивая на окраину летного поля тела его защитников. Парни из военно-воздушных сил, уделившие свое внимание и этому аэродрому, неплохо поработали, не жалея бомб, и теперь морпехам пришлось постараться, убирая с летного поля обломки самолетов. Используя бронемашины LAV-25, моряки спешно принялись стаскивать с бетонки разломившийся пополам фюзеляж транспортного самолета – кажется, это был "Антонов" – распластавшийся прямо посреди взлетной полосы.

– За дело, парни, – торопил Коул, появляясь то здесь, то там, и всюду в этот миг работа начинала продвигаться как будто бы вдвое быстрее. – Дружнее! Шевелитесь, черт вас возьми!

В тот самый миг, когда работа была почти закончена, на аэродром, на котором еще что-то дымилось, догорая после боя, обрушился мерный рокот турбин. Полдюжины тяжелых вертолетов СН-53Е "Супер Стэльен" пронеслись над летным полем, один за другим опускаясь на очищенные от мусора и обломков пятачки. Несмотря на отделявшие их друг от друга сотни миль пилоты, пользуясь спутниковой навигационной системой НАВСТАР, могли безошибочно отыскать в казавшихся бескрайними степях не то, что батальон, а любой взвод, стоило только пожелать. За тем, как развивалось наступление морских пехотинцев, пристально наблюдали из космоса, над головами время от времени проносились беспилотные разведчики, и командование, оставшееся на десантных кораблях, точно знало, куда и когда доставить очередную партию припасов, так что оторванность батальона от баз снабжения была лишь кажущейся. Сейчас, когда русских сбросили с их собственного неба, воздушный мост между "Уоспом" и батальоном действовал бесперебойно.

– Приступить к разгрузке, – рыкнул капитан Мартинес, указывая на зависший над забетонированной площадкой тяжелый геликоптер. – Живее! У нас мало времени!

Под днищем винтокрылых машин, способных без проблем доставить девять тонн груза за пятьсот миль, были прицеплены поддоны с бочками и ящиками, и моряки, встречавшие вертолеты, торопливо принялись освобождать их от груза, отцепляя сети и тросы. Порции доставленного с десантных кораблей топлива предстояло спустя считанные минуты исчезнуть в опустевших наполовину баках, снаряды и набитые патронами ленты тоже разделят поровну между бронетранспортерами, и рота, не задерживаясь, сорвется с места, растворяясь в степи. Враг был все ближе, неосторожно подставив морским пехотинцам беззащитный бок своего бронированного клина, и Энрике Мартинес намеревался как можно быстрее впиться в него.

– Раненых грузите в вертолет, – приказал командир роты, пробегая мимо санитаров, по самые глаза забрызганных чужой кровью. – Пленных тоже. Выступаем через тридцать минут!

– Сэр! Есть, сэр!

Широкая дверь в борту "Супер Стэльена" распахнулась, и крепкие руки пилотов бережно приняли носилки, поданные с земли морпехами. Раненых, одного за другим, втащили внутрь, чтобы через полтора часа доставить прямиком в санчасть универсального десантного корабля "Уосп", едва ли уступавшую лучшим гражданским госпиталям.

Следом за ранеными на летное поле вытолкнули нескольких человек в грязном камуфляже, повисшем живописными лохмотьями. Пленные русские солдаты, со всех сторон окруженные настороженными морпехами, покорно забрались в вертолет, безропотно выполняя любой приказ. Их воля была окончательно подавлена, так что штабным офицерам все на том же "Уоспе" не придется прилагать много усилий, чтобы вести допрос. В прочем, Энрике Мартинес сомневался, что эти вояки из заштатного гарнизона смогут сообщить что-то ценное.

– Готово, сэр, – доложил сержант Коул. – Раненые на борту, пленные тоже. Машины заправлены, боекомплект пополнен. Мы готовы продолжать движение, сэр!

– Превосходно, сержант! Выступаем немедленно. Курс тот же. Держать предельную скорость!

Дюжина дизельных двигателей взревела хором, и бронемашины сорвались с летного поля русского аэродрома, оставляя позади себя только трупы и руины. Вертолеты тем временем взмыли в небо, разворачиваясь на запад и исчезая на горизонте, но только для того, чтобы несколько часов спустя появиться вновь, уже в другом месте, там, где окажется стремительно наступавшая рота. Капитан Энрике Мартинес был уверен, что противник так и не догадается о появлении морской пехоты, до той самой секунды, когда заговорят их орудия, сметая русских шквалом свинца. Но в этом он заблуждался.

Они не останавливались больше, чем на несколько минут, только для того, чтобы залить в жадно распахнутые горловины топливных баков еще горючего да хотя бы чуть-чуть остудить работавшие на пределе возможностей моторы. Они – это передвижной штаб военного округа, несколько автомобилей и бронемашин, на которые теперь замыкались нити управления всеми еще сохранившими боеспособность подразделениями. Таковых, в прочем, осталось ничтожно мало, и большая часть их никак не могла связаться с командованием – сменявшие друг друга в небе над кавказским хребтом вражеские самолеты-постановщики помех «забивали» целые диапазоны, заставляя злых радистов раздраженно материться, тщетно терзая панели настройки. И все же опутавшая эфир завеса, хотя и плотная, не была сплошной, и одна из передач, обращенная буквально в пустоту, чудом достигла адресата.

– Товарищ командующий, – выслушав перемежаемое треском помех сообщение, оператор мобильного пункта связи "Артек-1-КВ" обернулся к сидевшему рядом, буквально плечом к плечу с ним, в фургоне радиостанции, командующему Северо-Кавказским военным округом. – Товарищ командующий, принята радиограмма с одно из вспомогательных аэродромов, расположенного западнее Ставрополя. Оттуда докладывают, что вступили в бой с американской моторизованной пехотой.

– Западнее Ставрополя? – переспросил Юрий Логинов. – Точнее, капитан, точнее!

– Вот, – командир радиостанции указал на карту. – Квадрат девять-тридцать четыре, товарищ генерал армии!

– Уточните обстановку! Что за пехота, какая численность?

Указанный капитаном район находился в глубоком тылу, взяться там противнику было попросту неоткуда, и, зная, каков технический уровень врага, Логинов тотчас заподозрил радиоигру, имеющую целью ввести в заблуждение его лично и все войска, заставив ждать удара оттуда, откуда его не может быть в принципе.

– Невозможно, товарищ командующий, – пожал плечами капитан. – Связь прервалась, на наши запросы аэродром не отвечает. Возможно, помехи…

– Возможно, – кивнул задумавшийся генерал. – Возможно.

Что бы ни происходило там, в степях близ Ставрополя, это требовало немедленного решения. Да, скорее всего, это дезинформация, возможно, ошибка радиста, неверно принявшего координаты, но все же оставалась вероятность того, что сведения верные, а это в корне могло изменить ситуацию, причем отнюдь не в лучшую сторону.

– Кажется, янки хотят нанести фланговый удар, – беседуя сам с собой, задумчиво, но с напряжением в голосе, произнес генерал Логинов, обратив взгляд к карте. – А, может, они хотят ударить и по нашим тылам. Черт возьми, если все это – правда, дело оборачивается скверно. – И уже радисту, терпеливо слушавшему рассуждения командующего: – Связь со штабом Двадцать первой дивизии! Немедленно!

Командующий военным округом оказался в непростом положении. От всего округа осталось, по сути, одно название, бледная тень былой мощи. Разрозненные, лишенные связи подразделения метались по степи, действуя на свой страх и риск, без поддержки, не зная точно, что творится у них на флангах и в тылу, не зная, что ждет впереди – пустота или позиции заранее подготовившегося к обороне противника. И все же связь, хоть и не без проблем, но работала – врагу не удалось заглушить абсолютно все, а потому нити радиоканалов, непрочные, готовые оборваться в любой миг, связывали штаб округа с командирами хотя бы некоторых подразделений, еще сохранивших боеспособность.

Генерал Артемьев, как и его начальник, запретил делать остановки продолжительностью более пяти минут. Командующий Двадцать первой гвардейской мотострелковой дивизией понимал, что противник, обладая господство в воздухе, наверняка прослушивает эфир и готов навести авиацию на любой работающий передатчик. А потому выживать можно было, лишь постоянно меняя позицию, постоянно находясь в движении, стремясь нагнать ушедшие вперед батальоны, несмотря ни на что, продолжавшие самоубийственное контрнаступление.

– Товарищ командующий, я не могу выделить силы для прикрытия флангов, – ответил Артемьев, едва дослушав сообщение Логинова. – Боевые порядки дивизии сильно растянуты. Мои полки ушли далеко на юг, разворачивать их – значит впустую терять время. К тому же я могу лишь изредка устанавливать связь со штабами полков – в эфире творится какой-то кошмар, сплошные помехи! Я почти не способен управлять своей дивизией, – с горечью признался он. – Да и нечем скоро уже будет командовать. Американцы, кажется, бросили против нас всю свою авиацию, они вьются над головами постоянно. Командиры полков и батальонов докладывают о высоких потерях, а та техника, что еще остается боеспособной, вскоре просто встанет из-за нехватки топлива. Необходимо организовать снабжение наступающих частей!

– Пока сделать это не представляется возможным. Американцы разбомбили все мосты через Волгу и Дон. Наведение новых, временных переправ – дело не быстрое. Но мы сделаем все, что необходимо, поверьте.

– Мне не нужны заверения, мне нужна реальная поддержка, – раздраженно ответил Артемьев. – Помогите хоть чем-нибудь, но не кормите обещаниями! Мы полностью во власти врага, его авиация делает с дивизией, что захочет, и мы почти не можем противостоять не прекращающимся ударам с воздуха. Нас просто разгромят на марше.

– Ваша дивизия – самое боеспособное подразделение во всем округе, и не вам просить о помощи. В прочем… – Генерал Логинов на мгновение задумался, решительно произнеся затем: – Мы вас не оставим. Отчасти проблема с американской авиацией может быть решена. Вы же продолжайте наступление, продвигайтесь вперед, пока возможно!

Срочный приказ умчался, прорываясь сквозь паутину электромагнитных помех, достигнув гарнизона радиотехнических войск, с которым совсем недавно удалось восстановить связь. А уже спустя несколько минут над военным городком раздалось недовольное ворчание разогревавшихся дизелей, распахнулись ворота боксов, и вереница расписанных пятнами камуфляжа грузовиков "КамАЗ-4310" умчалась в степь, следуя прямым курсом на юг. Спустя считанные часы колонне предстояло соединиться с наступавшими частями Двадцать первой гвардейской мотострелковой, попытавшись склонить весу победы на свою сторону.

Это была странная ситуация, управляемый хаос, когда каждый знал только общую цель, общее направление, сам разрабатывая и воплощая в жизнь подробные планы. И все же бронированная волна упорно мчалась вперед, сминая редкие подразделения врага, оказывавшиеся на ее пути. А в тылу у наступавших дивизий из пустоты возникла вражеская группировка, способная двинуться куда угодно, в том числе и на севере, к Волге и Дону, туда, где трудились без устали бойцы инженерно-саперных батальонов, наводя понтонные мосты, по которым уже готовы были двинуться вслед наступавшим войскам колонны грузовиков и заправщиков, скапливавшееся севернее слияния двух могучих водных потоков.

Командующий военным округом отлично понимал то отчаяние, что овладело генералом Артемьевым. Юрий Логинов тоже не мог теперь ничем командовать – военный округ для него сжался до трех машин, хотя и этого могло оказаться достаточно… в иных условиях. Из фургона тяжелого армейского "ЗиЛ-131", служившего базой для мобильного комплекса связи "Артек-1-КВ", генерал Логинов мог с легкостью направлять действия полков, дивизий и целых корпусов, дотягиваясь своими приказами за сотни километров, приводя в движение людскую массу и боевую технику. Несмотря на убедительную победу американцев в воздухе, на земле соотношение сил при всех потерях минувших часов было отнюдь не в пользу агрессора, и это понимал, без сомнений, и сам враг тоже. Нужно было немногое – собрать уцелевшие части в кулак, указать им направление удара и "спустить с цепи", бросая в атаку, и тогда уж наглым янки не на что будет надеяться. Но для того, чтобы воплотить такой нехитрый замысел, требовалось одно – надежная и устойчивая связь.