Текст книги "Вечер потрясения (СИ)"

Автор книги: Андрей Завадский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 54 (всего у книги 122 страниц)

Третья механизированная дивизия продолжала свое неумолимое движение. Стальной клин все глубже врезался в тело жертвы, вытягивался все дальше и дальше на восток, рассекая территорию России. Батальоны наступали, не сбавляя темпа, не встречая даже намека на сопротивление. Еще не было израсходовано ни одного снаряда, ни один боец из тех, что укрывались под броней боевых машин, не был ранен, никто не получил даже царапины. Все происходило даже проще, чем на учениях, но заслуга в том была не пехотинцев и танкистов, а тех, кто расчищал им путь.

В те минуты, когда первый танк покатился по русской земле, самолеты из первой волны воздушного наступления, четыре десятка крылатых машин F-15E и F-111F, уже выполнили задачу. Успешно отбомбившись по целям, пилоты разворачивали истребители, спеша увести их из опасной зоны, но больше для того, чтобы освободить место для следующей волны, уже накатывавшей со стороны Финского залива, а потом еще одной, и еще и еще.

Град бомб, с каждой минутой, казалось, только усиливавшийся, уничтожал укрепления, аэродромы, склады, но главное – волю тех, кто попал под этот удар, лишая людей выдержки, вселяя в их сердца неконтролируемый страх, ужас, панику, которую невозможно было побороть. Перед танками, катившимися по балтийскому побережью, простиралась лишь выжженная пустыня, над которой витали обреченность и отчаяние.

Шестидесятитонные громады газотурбинных "Абрамсов" рвались к городу на Неве, сопровождаемые свитой стремительных бронемашин "Брэдли", грозно взрыкивавших дизелями "Камминз", работавшими на максимальных оборотах. Гусеничные ленты вгрызались в рыхлую землю, километры летели навстречу, и заветная цель становилась все ближе. Россия сотрясалась от многоголосого рыка, подобного торжествующему реву зверя, могучим ударом ломающего хребет обреченной добыче. Третья механизированная дивизия рвалась к Санкт-Петербургу, и ее победный клич отдавался в самых удаленных уголках Европы.

Бируте Варне не знала о разворачивающейся на подступах к многострадальной северной столицей России – и над ней тоже – битвой, но министр иностранных дел Литвы тоже готовилась к сражению, пусть оружием в нем должны были стать лишь слова и параграфы международных конвенций.

До встречи, относительно которой каждый ее участник питал свои надежды, порой скрываемые ото всех без исключения, оставались еще краткие минуты, как раз столько времени, чтобы обсудить будущее и дать последние указания, основанные, разумеется, на желании только лучшего для всех, вот только благо каждый тоже понимал по-своему. И Антанас Буткус, тот, кто в конечном итоге, отвечал за судьбу целого, пусть и весьма малочисленного народа, старался не потратить предоставленное ему самим провидением время зря.

– Я надеюсь, вы будете сдержаны, – осторожно, но настойчиво произнес президент Буткус. Лидер страны видел волнение, видел гнев, который глава внешнеполитического ведомства уже не в силах была скрывать, измучившись ожиданием. – Американцы – наш стратегический союзник, самый надежный партнер, и мы не должны сейчас вступать с ними в конфликт.

– Наш союзник грубо нарушил наш суверенитет, которого мы так долго, с таким риском добивались для себя, – раздраженно ответила Бируте. – Союзник как минимум, должен проявлять уважение к своим партнерам. Да, мы слабы, но это не значит, что о нас можно вытирать ноги кому и кода угодно, господин президент.

Антанас Буткус хотел сказать еще что-то, но в этот миг в зале заседаний появились опаздывавшие гости. Юджин Уилкинс, глава дипломатического представительства США, вызванный в литовский МИД для консультации, явился не один. Следом за ним чеканя шаг, точно часовой на плацу, крепко сбитый мужчина в парадной форме американской армии с внешностью классического латиноамериканца. Этого человека Бируте знала, хотя прежде не имела чести общаться с ним, и сразу поняла, что военный атташе Соединенных Штатов, полковник Лоренцо, появился здесь не зря, тем более, как раз его никто не желал видеть сегодня.

Встреча – и это было оговорено заранее – проходила в узком кругу, без посторонних, без многочисленных помощников, референтов и всех прочих, кого порой на таких мероприятиях просто не замечают. По обе стороны от президента Литвы расположились лишь самые важные его соратники – глава дипломатического ведомства и министр обороны, которого происходящее касалось еще в большей мере, чем саму Варне. И оппоненты тоже явились с малочисленной, но мощной группой поддержки, воплотившейся в этом крепыше, затянутом в униформу.

– Господа, добрый день, – президент Буткус был само радушие. Он тепло поприветствовал гостей, улыбаясь и расточая комплименты. Варне только поморщилась, немедленно перехватив брошенный на нее искоса взгляд министра обороны Гринюса, на лицо которого словно набежала грозовая туча. – Прошу вас, господа, присаживайтесь. Полагаю, наша встреча не займет много времени.

– Время – самое ценное, что у нас есть сейчас, – невозмутимо произнес Уилкинс. – И потому, господин президент, прошу сразу к делу.

– Собственно, господин посол, на встрече с вами настаивала министр иностранных дел, – Буткус указал на Бируте, подобравшуюся, словно готовая к броску гончая, почуявшая добычу. – Прошу, госпожа Варне, вам слово.

Президент расслабленно откинулся на высокую спинку кресла, приготовившись к зрелищу, словно досужий зевака. Так же держался и Гринюс. Министр обороны только украдкой переглядывался с Лоренцо – с американцем они прежде весьма тесно взаимодействовали на почве перехода литовской армии на стандарты НАТО – и одновременно искоса поглядывая на самого Буткуса за спиной у министра иностранных дел.

– Господа, я хочу высказать вам свое возмущение действиями американских военных, – резко, впервые услышав, насколько визгливый и неприятный у нее голос, бросила Варне. – Я имею в виду рейд американских "коммандос" на русский военный объект, расположенный на территории Республики Беларусь. Вы тайно, не поставив в известность власти Литвы, разместили на территории вильнюсского аэропорта своих солдат, осуществивших агрессию против суверенного государства, точнее, даже против двух государств разом – чтобы атаковать русскую базу, вы без разрешения пересекли границу Беларуси, а плацдармом для агрессии стала наша страна.

Все, чего хотела сейчас Бируте Варне – сдержать свои чувства, не дать собеседникам увидеть переполнявшие ее эмоции, поняв, насколько в действительности перепугана и растеряна глава внешнеполитического ведомства Литвы.

– Это совершенно недопустимо, и я уверяю вас, что мы заявим протест в ООН по поводу столь грубого нарушении международного права, – все еще пытаясь казаться решительной и непоколебимой, продолжала Бируте, взглянув в глаза американскому послу. – Фактически вы поставили всех нас под удар, хотя Литва не имеет отношения к вашей операции против русских.

Юджин Уилкинс, наблюдая за тем, как беснуется глава литовского МИДа, едва сдерживал смех. Если президент Буткус и министр обороны производили впечатление истинных арийцев, какими в свое время их еще представлял полубезумный фюрер германской нации, то Варне ассоциировалась у посла с вяленой рыбой. Какая-то бесцветная, блеклая, бледная, точно привидение, она, казалось, давно уже утратила всю женственность. Самому Уилкинсу больше нравились темпераментные латиноамериканки, и потому он никак не мог избавиться от пренебрежения, граничащего с омерзением.

– Наша страна является членом международного сообщества, обладая правами, не меньшими, чем любое европейское государство, – продолжала, все больше распаляясь, Варне. – Вы сами не единожды провозглашали всеобщее равенство, и мы желаем, чтобы от слов вы перешли к делу, подтвердив свои заявления. И потому мы не потерпим такого отношения к себе. Я требую уважения нашей территориальной целостности, наших границ, и настаиваю на том, чтобы впредь на землю Литвы не ступал ни один американский военный.

– Сожалею, госпожа Варне, что все случилось именно так, – успокаивающе поднял руки пред собой американский посол. – Но мы действовали в интересах того самого международного сообщества, и вынуждены были соблюдать меры секретности. Сообщи мы вам о готовящейся операции, и о ней тотчас узнали бы русские, с которых станется нанести упреждающий удар. Ядерный удар, целью которого, кроме прочих европейских столиц, мог оказаться и Вильнюс, – растягивая для достижения лучшего эффекта слова, четко, с расстановкой произнес Юджин Уилкинс. – Вы разве хотите, чтобы ваш любимый Вильнюс бомбили, чтобы на улицах рвались русские бомбы? Именно о вашей безопасности, о безопасности Литвы, как и о безопасности всех своих европейских союзников, мы и думали, проводя эту акцию в полнейшей тайне.

– Обеспечить нашу безопасность можно с меньшими усилиями, – скептически усмехнулась Бируте. – Просто не нужно было использовать нашу страну как плацдарм для своих военных операций, гарантировано подставляя ее под удар. Если для вас ваши партнеры по НАТО служат только живым щитом, пушечным мясом, что ж, полагаю, нам стоит немедленно начать процедуру выхода из Альянса, – бесстрастно бросила она в изменившееся лицо американского посла. – Я не считаю возможным подвергать наш народ опасности. Мы не ведем войну против России, не поддерживаем вас, и мне не хочется становиться мишенью просто потому, что когда-то кто-то из моих предшественников опрометчиво назвал Литву союзником и партнером Соединенных Штатов.

– Вот как, – вскинул брови Уилкинс. – Вы готовы зайти так далеко из-за сущего пустяка? Но и мы можем пойти гораздо дальше, госпожа Варне, – покачал он головой. – То, о чем вы говорите, походит более всего на предательство!

– Я думаю, министр иностранных дел слегка погорячилась, – немедленно встрял в беседу президент Буткус. – Разумеется, мы не можем принимать такие решения без всесторонних консультаций, без тщательного анализа. Но все же и мне не по душе, что наша страна фактически стала в глазах русских агрессором, – осторожно произнес Антанас Буткус, пытаясь выбрать верные слова и пребывая в изрядном замешательстве. Но ему, в отличие от Варне, не помогал праведный гнев. – Америка отделена от России океаном, мы же – только условной линий границы, перейдя которую, русские войска могут оказаться в столице в течение нескольких часов.

– Боюсь, они не в состоянии это сделать сейчас, – криво ухмыльнулся полковник Лоренцо – Русская армия понесла огромные потери, управление ею парализовано, высшее командование почти полностью уничтожено. А вот в Эстонии сейчас высаживается в полном составе Третья механизированная дивизия Армии США, и в случае любого демарша с вашей, господа, стороны, вместо Петербурга целью ее может стать и Вильнюс.

– Вы угрожаете нам? – вскинулась Варне. – Это уже слишком. Вы хотите воевать не только с русскими, но еще и с нами? Международное право на нашей стороне, и вас, агрессора, осудит весь мир.

В этот миг посол Уилкинс презрительно расхохотался. Сдерживаться было уже превыше человеческих сил, и американец дал вою чувствам, выплеснув их в истерическом смехе. Посол смеялся больше минуты, содрогаясь, точно в конвульсии, пока из глаз его не брызнули слезы.

– Вы это серьезно, – сквозь смех спросил он у опешившей от происходящего Варне. – Вы верите, что кто-то станет на защиту маленькой, но гордой Литвы? О, как это забавно! Да неужели вы до сих пор не поняли, что международное право – пшик! Прав тот, кто сильнее, а потому не вам тягаться с моей страной. Мы объявим Литву еще одним американским штатом, и никто, повторяю, никто не посмеет нам перечить. Никто даже не заикнется о вашей независимости. Вы были нужны, чтобы создавать мелкие проблемы для русских, только и всего. Вспомните торжественные марши бывших эсэсовцев, литовских ветеранов-нацистов, вспомните глумление над девяностолетними стариками, ветеранами Красной Армии, которых вы судили, как оккупантов. Разве это соответствовало международному праву? Вам позволялось все, что было в наших интересах, госпожа министр, а сейчас мы заинтересованы в использования вашей территории в качестве плацдарма для операции против России, и мы добьемся своего. Вы грозите нам войной? Отлично, но только подумайте, что сможет ваша жалкая армия, горстка резервистов, против двадцати тысяч американских солдат, прошедших Афганистан и Ирак. Дьявол, как же страшно, целых восемь тысяч кое-как обученных призывников против тех, кто живыми смог вернуться из такого ада, о котором вы не услышите ни на одной проповеди! Хватит и одной механизированной бригады, что там, батальона, чтобы за час разгромить всю Литву, пройдя парадным строем по улицам Вильнюса! Хотите устроить партизанскую войну? Тем лучше, у наших парней будет возможность поупражняться в стрельбе перед тем, как вступить в бой с остатками Российской Армии, если хоть кто-то из русских осмелится оказать сопротивление после того, что для них устроит наша авиация. Мы все равно добьемся своего, а вы можете выбирать – остаться нашим другом, или стать врагом со всеми вытекающими последствиями.

Литовские министры вздрогнули, как от удара. И прежде под вежливой улыбкой порой проскальзывал волчий оскал, но сейчас заокеанский "друг" по-настоящему показал клыки. И это было страшно.

– Я отправляю вас в отставку, госпожа Варне, – сухо произнес старавшийся скрыть страх президент Буткус. Повязанный раз и навсегда, он не осмелился предать, пусть верность "союзнику" и могла обернуться злом для его собственного народа. – В такой важный период вы готовы ввергнуть нас в войну, это недопустимо. Указ будет подписан в течение ближайших минут. Боюсь, вам не по силам больше выполнять свои обязанности в такой сложный период нашей истории!

Молча встав из-за стола, Бируте Варне одернула костюм, так, чтобы не осталось ни одной складочки, и, чеканя шаг, так же как полковник Лоренцо прежде, двинулась прочь из кабинета, сопровождаемая взглядами и своих коллег, и немного опешивших от происходящего американцев. Лишь на пороге она обернулась, смерив оцепеневшего Буткуса полным презрения взглядом.

– Иуда Искариот был бы рад назвать вас своим сыном, господин президент, – холодно произнесла бывшая министр иностранных дел Литвы. – Поверьте, ваши соотечественники никогда не забудут вашу заботу!

Никто ничего не успел сказать, замешкался и сам президент, и Бируте Варне, переступив порог, чтобы никогда больше не возвращаться обратно, с силой хлопнула дверью, так что присутствующие вздрогнули, точно от грянувшего над ухом выстрела.

– Я сожалею, – промолвил растерянный Буткус. – Сейчас, к сожалению, сложно справиться с чувствами. Не все понимают, что нужно держаться вместе, а не порознь, если мы и впрямь надеемся на светлое будущее, господа.

– Сейчас нужно не ссориться, а вместе думать о том, что делать дальше, – подхватил Гринюс. – Русские, как смертельно раненый зверь, могут нанести удар из последних сил, чувствуя безысходность, и нужно защитить наш народ от этой опасности. А с этим, я полагаю, способна справиться только Армия США.

Посол Юджин Уилкинс кивнул с явным одобрением, а полковник Лоренцо деловито сообщил, торжествующе взглянув на главу Литвы:

– Если вы дадите свое согласие, господин президент, в течение суток на территории Литвы будут развернуты батареи зенитных комплексов "Пэтриот", истребители-перехватчики, летающие радары "Сентри", а также размещены подразделения обеспечения. Мы закроем литовское небо от русских самолетов и ракет!

Президент Буткус и министр Гринюс молча переглянулись, будто о чем-то сказав друг другу без слов, а затем, вновь обратив взгляды на Уликинса и его немногословного спутника, кивнули. Уилкинс и Лоренцо тоже переглянулись, едва сумев скрыть торжествующие улыбки. Они могли возвращаться в посольство с чувством выполненного долга, и почти не сдерживали законную радость – рапортовать об успехах всегда лучше, чем оправдываться в неудачах.

Первый транспортный самолет, громадный С-17А "Глоубмастер", приземлился в Вильнюсе – этой серой громаде едва хватило посадочной полосы – спустя полчаса. Еще через час в столичном аэропорту совершила посадку шестерка истребителей F-15C "Игл", за которыми последовал еще один транспортный "борт", загружены ракетами "воздух-воздух" и запчастями для перехватчиков. Развертывание передовой группировки на новом плацдарме шло все более быстрыми темпами. В Белом Доме могли торжествовать по поводу еще одной важной победы своей дипломатии, но на радость там не было видно и намека – одновременно в других местах происходили и иные события.

За развитием наступления на Санкт-Петербург, первой полномасштабной наземной операцией американской армии за последние пять лет, но несравнимой ни по задействованным силам, ни по целям кампании со всем, что было прежде вплоть до достопамятного сорок четвертого года, пристально, с замиранием сердца, следили не только в Вашингтоне. В кабинетах глав европейских государств, как никто иной отчетливо слышавших отзвуки внезапно начавшейся войны, царило сильнейшее напряжение, понемногу перераставшее в страх, а кое-где – в праведный гнев. И причины для этого были более чем весомыми.

Руки федерального канцлера Германии трясло мелкой дрожью, так что он едва смог с первой попытки опустить телефонную трубку на базу, попав точно в выемки на плоском аппарате, весело подмигивавшем своему хозяину разноцветными огоньками. Больше всего сейчас хотелось схватить телефон и с размаху швырнуть его в стенку, и пусть рассыплется на мелкие куски. Правда, канцлер не был уверен, что это поможет, а сам телефон мог еще пригодиться – новости приходили постоянно, и Краус непременно желал слышать их из первых уст, а не в пересказе своего секретаря.

Этот день, начавшийся раньше чем обычно, не сулили ничего хорошего, и хотелось только дожить до того мига, когда исчезнув за горизонтом на западе, солнце вновь окрасит небосвод на востоке розовым сиянием. Сперва Йохан Краус не хотел верить услышанному, когда из Брюсселя с ним по прямой линии связался немецкий представитель при НАТО, едва досидевший до конца невероятно короткого заседания начальников штабов. Заикаясь и проглатывая слова, генерал сообщил всего лишь о том, что началась третья мировая война.

Это было подобно удару кувалдой по затылку, и грудь вдруг рвануло болью, словно кто-то вонзил острый кинжал в самое сердце. Но шок быстро прошел – любой, кто оказывается в паутине большой политики, невольно становится циником, иначе без этого просто не выжить. Усилие воли, немного валидола – и первое лицо Германии снова в строю, а боль, еще пытаясь перейти в контратаку, медленно угасает, не исчезая совсем, но лишь до поры отступая, чтобы потом напомнить о себе. Но это будет потом. И канцлер начал действовать.

– Герр Мердок, вы не должны были так поступать, – с напором начал Краус, едва президент США ответил на его звонок, всполошивший, наверное, многих по ту сторону Атлантики. – НАТО существует для того, чтобы действовать сообща, а не исполнят ваши приказы, точно цирковая собачка, бегающая по арене на задних лапах. Ваши действия поставили под угрозу безопасность моей страны, безопасность всей Европы, в конце концов, а это сотни миллионов людей, не имеющих к вашей войне ни малейшего отношения. Союзники так не поступают, герр президент!

Краус пытался быть сдержанным, более полагаясь на увещевания и уговоры, но его собеседник, давно уже принявший свое решение, оказался не просто глух – еще надменен и беспощаден.

– Германия – член НАТО, по крайней мере, сейчас, и ваш долг сделать все для безопасности остальных участников Альянса, – невозмутимо сообщил Джозеф Мердок, цедя каждое слово сквозь зубы. – Все происходит вполне в рамках устава, и я не понимаю, что вас так тревожит. Мы, Соединенные Штаты, подверглись агрессии, и ваш долг – помочь нам в отражении ее. И все, что нам нужно – ваши аэродромы, мы даже не требуем, чтобы вы рисковали жизнями своих солдат. Все ваши обвинения – чепуха, не более, чем проявление банальной трусости.

Мишень – вот кем ощущал себя канцлер ФРГ после короткого разговора, не имевшего никакого смысла. Мишень, а еще – немощный, ничтожный человечек, о которого запросто вытерли ноги, втоптав в грязь всю словесную шелуху о демократии. А туту еще министр обороны, так и лучившийся от счастья…

– Американцы подняли в воздух всю авиацию, все свои боевые самолеты. Сотни машин в одном вылете, – глаза шефа военного ведомства Федеративной республики Германия сверкнули фанатичным блеском: – Они сокрушат оборону русских за считанные минуты, раздавят их, как гнилой орех, сотрут в пыль их армию! Я не верю, что такой мощи возможно что-то противопоставить, чтоб хотя бы смягчить удар! Внезапность абсолютная, и шансов у русских нет, и не было с самого начала!

Выражение лица министра стало настолько кровожадным, что федеральный канцлер брезгливо поморщился. Перед Йоханом Краусом стоял фанатик, сам, наверное, готовые вскочить в кабину истребителя и умчаться навстречу русским, уничтожая все, что попадется на его пути. В этом человеке, как ни в ком другом, воплотился тевтонский дух, но сейчас эмоции должны были уступить здравому смыслу, ярость – страху.

– Они используют нашу территорию, как плацдарм для наступления, – прервал восторженную речь министра обороны канцлер Германии. – Американцы, не посчитав нужным предупредить нас, согласовать свои безумные действия, поставили всех, всю Европу, перед фактом. Черт возьми, они не оставили нам выбора, и теперь вся Германия, каждый немец могут ответить за это, дорого ответить!

– Господин канцлер, нам нечего опасаться, – упрямо помотал головой глава военного ведомства. – В атаку брошены такие силы, что русские будут уничтожены мгновенно, даже не поняв, что с ними происходит. Американцы все рассчитали, сумели сосредоточить на исходных рубежах огромный флот, лучшие эскадрильи своей боевой авиации, сделав это скрытно для противника. О таком "блицкриге" мечтали наши деды, и вот генералы из Пентагона сумели воплотить его! Россия падет спустя считанные часы. Их солдаты утратят волю к победе, да и как сражаться, если над головой кружат только вражеские самолеты, непрерывно сыплющие бомбами? Все кончится очень скоро, едва успев начаться.

Этот человек знал, о чем говорил, вернее, о чем его устами говорила сейчас банальная зависть. Много лет он сам, пребывая в разных званиях, готовился к войне, каждый день и час ожидая приказа. Но замершие друг против друга посреди Европы армады тогда так и не двинулись с места, а победа была одержана за столом переговоров. Дипломаты врага тогда оказались слабее духом, нежели солдаты и генералы. И вот теперь американцы в одиночку, ни на кого не оглядываясь, и, кажется, всерьез ничего не опасаясь, нанесли удар, сделав то, о чем мечтали военные многих стран – и чего политики прошлого и настоящего боялись превыше всего.

– Sie sind ein Dussel! – внезапно рявкнул Краус, заставив своего собеседника подавиться последними словами: – Русским не нужны часы на то, чтобы придти в себя. Черт возьми, им хватит десяти минут, чтобы нажать кнопки пуска ракет, и тогда, болван, все чертовы авианосцы янки не смогут нас спасти. Schei?e, эти ублюдки, проклятые американцы, сделали нас своим щитом, живым, черт побери, щитом!

Федеральный канцлер вскочил, пытаясь выплеснуть накопившуюся в нем злость и страх в движение, и подскочил к министру обороны. Глава военного ведомства казался настоящим арийцем не только по духу, но и внешне – без малого два метра, грудь колесом, белобрысый ежик на голове и безумный блеск в серо-стальных глазах. Но и министр обороны, почувствовав, какая ярость кипит в душе канцлера, невольно дрогнул, отступив на шаг назад.

– Ответный удар русских придется не только по Соединенным Штатам, но и по нам, немцам, по ничтожным французам, еще Бог весть по кому, а это значит, что самой Америке достанется несравнимо меньше, чем причитается, – торопливо заговорил Краус, выплевывая каждое слово в лицо побледневшему министру. – Мы, вся Европа, поглотим часть той смертоносной мощи, которую обратят русские против своих врагов. Америке будет нанесен страшный удар, но Штаты все же уцелеют, а вот у нас не будет ни единого шанса. Вы что, хотите видеть Берлин, Гамбург или ваш родной Дрезден в руинах, присыпанных радиоактивной пылью? Подумайте, что станет с Германией, со всей Европой, если на нее упадет хотя бы десяток русских боеголовок? Это у русских есть Сибирь, а нам бежать некуда!

Во взгляде министра появился проблеск понимания. Он был солдатом, прошел долгий путь, прежде чем оказался на самой вершине армейской иерархии, и представлял сокрушительную мощь того оружия, которое могло быть обращено против его страны. И так же он понимал, что противник, несмотря на очевидную гибельность такого поступка для всех, мог решиться и отдать приказ, после которого продолжение войны станет попросту бессмысленным, даже если кто-то и сумеет уцелеть по обе стороны фронта. И все же…

– Американцы заверили нас, что ответной атаки русских опасаться не стоит, – пытаясь казаться как можно более уверенным, сообщил министр, опустив взгляд – командующий Бундесвером знал, что в глазах видны лишь сомнения и зарождающийся страх. – В Пентагоне уверяют, что ядерный арсенал русских не будет применен. Президент Швецов был, судя по всему, и впрямь смещен, не передав дела, как полагается, а, значит, не передав и свое право на применение ядерного оружия. А без его разрешения все русские ракеты – просто груда металлолома, который американцы запросто уничтожат на стартовых позициях. Глупцам у власти не место, так что русские не осмелились доверить контроль над ядерным арсеналом только одному человеку, и теперь ответный удар исключен. Поверьте, они способны сделать это, господин канцлер. В Вашингтоне не для того задумали эту войну, чтобы проиграть.

– Возможно, американцы и выиграют, – зло усмехнулся Краус. – Я даже почти уверен в этом – в Пентагоне сидят умные люди, они все просчитывают на десять ходов вперед. Но вот выиграем ли мы, господин министр? То, как поступили американцы, использовав нас в качестве трамплина для своего броска на Восток – просто подлость, которой не должно быть места между теми, кто называет себя партнерами, союзниками и едва ли не друзьями. И в любом случае, я не верю всем обещаниям этих янки. Какова наглость, – возмущенно воскликнул Йохан, отступив от застывшего министра и принявшись расхаживать по кабинету, меряя широкими шагами огромный ковер. – Американцы просто не считают нужным о чем-то разговаривать с нами, не считают нас равными себе и демонстрируют это всякий раз, как только возможно. Для чего было создавать НАТО, придумывать уставы, разрабатывать всякие процедуры, если в нужный момент никто даже не попытался посоветоваться или хотя бы заранее предупредить нас? Россия нам не враг, но из-за горячности этих ковбоев в Москве будут полагать – и окажутся правы по большему счету – что мы поддерживаем эту агрессию, ведь американские самолеты взлетают с немецких аэродромов, чтобы бомбить русские города, убивать русских людей. Возможно, враг и дрогнет, ощутив на себе мощь ударов американской военной машины, но, быть может, увидев, как гибнут их товарищи, как в огне горящих городов исчезают их семьи, русские просто озлобятся и пойдут напролом. Нет, русские раз уже пришли на нашу землю, и я не желаю, чтобы это повторилось. Американцев нужно поставить на место, и я, видит Бог, сделаю это!

Ноздри Крауса гневно вздувались, лицо налилось кровью, а глаза горели бешеным огнем. Министр обороны, не ожидавший от этого спокойного человека такой бури ярости, поежился, ощутив наполненную злой решимостью ауру собеседника.

– Американцы наплевали на НАТО, подставили под удар своих союзников, как пешек, как разменную монету, – переходя на свистящий шепот, произнес канцлер. – Что ж, пусть так! – Йохан Краус злорадно усмехнулся, буквально придавив своим тяжелым взглядом к покрытому персидским ворсом полу министра обороны: – Если в Вашингтоне не считают более, что наш альянс может служить чем-то иным, нежели пушечное мясо и удобные плацдармы для американской агрессии, Германия с этой минуты не будет считать себя членом НАТО. Пусть другие рискуют, раз так хотят, но немцы – не марионетки! Наших дедов, в конце-то концов, победили русские, советские, а янки тогда явились на все готовое, и до сих пор ведут себя на нашей земле, словно завоеватели.

– Господин канцлер, – робко, что было ему совсем не свойственно, промолвил глава военного ведомства. – Господин канцлер, поймите, ведь у американцев просто не было времени на долгие обсуждения и согласования. Они вынуждены были действовать так быстро, отбросив дипломатию и протокол.

– Не было времени? Что за чушь! Едва ли не за месяц американцы начали стягивать в Европу свои войска, подвели свой флот к русским берегам. А Грузия? Две дивизии, развернутые там, это, по вашему, чистая случайность? То-то сейчас они могут в один миг перемахнуть через Кавказ и идти прямым маршем хоть на Москву!

– Но ведь все эти войска принимали участие в маневрах… – министр обороны невольно пытался оправдать американцев, своих собратьев-военных. Сейчас он едва ли понимал, что сам себе противоречит, прежде с таким воодушевлением расхваливая умение союзников проводить подготовку к операции подобного масштаба скрытно.

– В маневрах, которые, неведомо отчего, затянулись на много дней против изначально оговоренного срока, – саркастически усмехнулся Краус. – Американцы знали, что будет война, в отличие от русских, и сумели к ней неплохо подготовиться. Да, это верно стратегически, но почему наши "союзники", утаив приготовления от врага, не сообщили о своих намерениях нам, своим партнерам.

– Все же русские атаковали первыми, уничтожили американскую субмарину в Атлантике.

– Не сомневаюсь, что так и было, только вопрос, что эта подлодка делала у берегов России. Да, это большая потеря, но ради такой победы американские правители, не сомневаюсь в этом, рискнут и много большим, принудив врага сделать первый ход, чтобы потом предстать всему миру спасителями человечества и защитниками свободы. Так, например, сейчас они рискуют нами. Но я положу этому конец, с вами или без вас.

– И что же вы планируете делать? – настороженно поинтересовался министр обороны.

Глава правительства Германии усмехнулся, демонстрируя нескрываемое превосходство перед своим собеседником. Этого вопроса Йохан Краус ждал и ответ на него у канцлера давно уже был готов.