Текст книги "Вечер потрясения (СИ)"

Автор книги: Андрей Завадский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 81 (всего у книги 122 страниц)

Орудия гаубиц, романтично прозванных "Гвоздиками", отрывисто ухали, вышвыривая в пустоту очередную порцию смерти, почти двадцать два килограмма разрушительной мощи, сжатые в конус снаряда калибром сто двадцать два миллиметра. Удар следовал за ударом, сметая позиции врага, разрушая, стирая в порошок оборонительные позиции, зарывая с таким трудом выкопанные траншеи, а вместе с ними – и защитников этих окопов. Возвышавшийся над степью холм стал похож в эти минуты на извергающийся вулкан, окутавшись клубами дыма, в которых мелькали всполохи пламени.

Гаубицы захлебывались собственным огнем, расстреливая боекомплект по неподвижной мишени, так, как расчетам редко приходилось делать даже во время учений на привычных полигонах. Огненный вал снова и снова накатывал на высоту, перемалывая в порошок все, что находилось на ней. Но это было только начало.

– Полк, слушай мою команду, – произнес из чрева командно-штабной машины полковник Белявский, которого в этот миг слышал каждый экипаж, каждый танк или бронемашина, готовые всей своей мощью обрушиться на врага. – Атака! Первый и четвертый батальоны – в первый эшелон, третий батальон – во второй! Цель – высота сто пятнадцать. Давайте, парни! Полный вперед! Уничтожьте их!

Единый лязгающий сталью, пышущий жаром работающих на полных оборотах двигателей поток распался на ручьи батальонных колонн, по-прежнему направлявшихся на юг. Гусеничные ленты сминали вставшие во весь рост степные травы, а то, что оставалось, опаляли раскаленные клубы выхлопных газов. Боевые машины мчались по равнине, следуя за огненным валом, чтобы, прикрываясь им, словно щитом, ворваться на позиции ошеломленного врага.

Командир пехотной роты орал, до хрипоты сорвав голос, но не был уверен, что его отчаянные крики, полные обреченности призывы о помощи кто-нибудь слышит. И, тем не менее, он вновь и вновь повторял одни и те же слова, поднеся ко рту микрофон полевой радиостанции:

– Атакованы превосходящими силами противника в квадрате Браво-десять! По нам ведет огонь тяжелая артиллерия! Выведено из строя не менее половины батальона! Нам не продержаться здесь, мы все погибнем! Прошу помощи, нужна поддержка с воздуха!

Возможно, рация просто вышла из строя, после того, как ее накрыла взрывная волна, а возможно, сам офицер был контужен, и не слышал ответа. Он просто продолжал кричать, упорно повторяя одно и тоже и, кажется, заглушая даже рев взрывов, не смолкавший над тем, что оставалось от позиций батальона легкой пехоты, так отчаянно вставшего на пути русской армады. Капитан не знал, жив ли кто-то из его командиров, вообще хоть кто-то из офицеров, как не знал, сколько еще суждено оставаться в живых ему самому, и от чего он примет смерть, от направленной недрогнувшей рукой пули, или слепо летящего осколка выпущенного вслепую за десяток миль снаряда.

– Нужно отступать, – надсадно закричал в лицо командиру боец с нашивками сержанта, по лицу которого текла кровь, а форма оказалась испачкана в грязи и, кажется, все в той же крови, возможно, чужой. – Прикажите отступать! Нас всех здесь прикончат!

– Мы останемся здесь, и будем сражаться, пока можем держать орудие в руках! Нам некуда бежать, сержант, так что, черт возьми, остается только погибнуть, как настоящим мужчинам!

Бежать никто не собирался. Четыре десятка оглушенных, растерянных, в большинстве своем раненых, хотя и не тяжело, солдат, все, что осталось от роты легкой пехоты, оставались в окопах. Сжимаясь на дне полуосыпавшихся траншей, бойцы мечтали только об одном – когда же смолкнет свист сыплющихся из поднебесья снарядов и грохот взрывов, когда же, наконец, перестанет раскалываться небо над их головами и земля под их ногами. Они были готовы сражаться, хотя бы потому, что иного выхода не оставалось, но вся решимость, вся выучка – ничто, если враг находится в десятке миль, в полной безопасности, где-то за горизонтом, посылая снаряд за снарядом и уверенно, с какой-то кровожадной неторопливостью перемалывая жалкие остатки подготовленной в такой спешке обороны.

Страшный гул пульсировал над позициями погибавшего батальона, словно траурный набат. Над вершиной холма пылал огненный вихрь, жадно подиравший человеческие жизни. И из самого сердца этого адского пекла мчались над степными просторами, тревожа радиоэфир, отчаянные призывы о помощи.

Батальонные колонны распались на клинья ротных колонн, но острия их по-прежнему были направлены в сторону врага. Следовавший в первом эшелоне танковый батальон выдвинулся вперед, словно танкисты хотели собой прикрыть следовавших шаг в шаг позади них мотострелков. Мощные Т-90, выбрасывая из-под гусениц сухие комья земли, мчались к возвышавшемуся над степью холму, механикам-водителям не было нужды пользоваться компасами и навигационной аппаратурой – столб дыма, вонзавшийся в небосвод, был лучшим ориентиром, какой можно было представить.

– Атакуем с ходу, – приказал командир батальона. – Вести беглый огонь! Вперед!

Рев мощных танковых дизелей сливался с рыком двигателей боевых машин пехоты, следовавших во второй линии, точно легковооруженные лучники, сопровождавшие закованных с ног до головы в стальные латы рыцарей. Волна брони захлестывала холм, и тем, кто защищал его, оставалось только умереть.

– Огонь!

С дистанции чуть менее двух километров танковые пушки послали в сторону вражеских позиций первые снаряды, и холм словно увенчала корона, каждый зубчик которой был одним из множества взрывов, вгрызшихся в земную твердь.

– Огонь! Огонь! Огонь, – кричал командир батальона, видя, как перед его боевыми машинами встает сплошная стена взрывов. – Предельная плотность огня! Вперед!!!

Громовой голос гаубиц смолк в тот миг, когда танки уже взбирались по склонам вверх, туда, где, вжавшись в землю, закопавшись в нее, насколько возможно глубоко, их ждал враг. В победе никто не сомневался, но неведома еще была ее цена.

Хриплые крики, перемежавшиеся треском помех, звучали в полной тишине, неожиданно опустившейся на штаб группировки в Тбилиси. Все, кто был здесь, под брезентовым полотнищем тента, умолкли, слушая, как просит о помощи командир погибавшей под ударами русского молота пехотной роты. Никто не верил, что горстка легковооруженных солдат сможет выстоять перед той мощью, что обратил против них враг, пусть это будет хоть полк, хоть целая дивизия. Но там верили, что их не бросят, и потому были готовы сражаться до конца.

– Им необходима поддержка с воздуха, – произнес, прервав молчание, генерал Камински. – Иначе наших парней намотают на гусеницы чертовы русские танки. Направьте в этот квадрат все, что у нас есть, всю авиацию, черт возьми! Мы их не оставим!

– На подходе эскадрилья истребителей F-16C "Файтинг Фалкон", – без запинки сообщил офицер с нашивками Военно-воздушных Сил США, в котором в эти минуты воплотились многочисленные американские авиабазы, раскиданные по всей Турции. – Они будут в указанном квадрате через считанные минуты. Мы прикроем наших парней, генерал, сэр!

– Сделайте это, и вас, как и ваших пилотов, нация назовет героями!

Все, что мог сейчас Мэтью Камински, так это наблюдать с безопасного удаления за тем, как гибнут, ощутив на себе мощь ударов вовсе не разгромленной, не деморализованной русской армии, американские солдаты. Сердце боевого генерала пронзала боль, он и прежде видел, как умирают его бойцы, как они уходят за ворота базы, чтобы вернуться с извилистых багдадских улиц в пластиковой обертке. И теперь, когда он мог еще что-то сделать, спасти хотя бы одного человека, он был готов сам мчаться в эти русские степи, если бы это только могло что-нибудь изменить.

А штаб жил обычной жизнью, напряженной, но вполне предсказуемой. Операторы не отходили ни на шаг от своих компьютеров, принимая все новые и новые порции разведывательной информации. Спутник оптико-электронной разведки "Ки Хоул-11" мчался где-то в космической пустоте, обратив объективы к затянутой полупрозрачной пленкой облаков поверхности планеты. Снимки, превращенные в набор электрических импульсов, немедленно уходили к земле, чтобы вновь стать изображением на мониторах. И один из кадров вдруг приковал внимание всех, кто находился в штабе.

– Вот они, ублюдки, – один из офицеров разведки указал куда-то в верхнюю левую часть "картинки". – Чертовы выродки!

Мэтью Камински, стоявший у него за спиной, кровожадно ощерился:

– Раздавим их! Направьте туда самолеты! Я хочу видеть только мертвых русских!

Слова генерала, превратившись в емкие строки приказа, прозвучали рублеными фразами диспетчера в кабинах десятка тактических истребителей F-16C "Файтинг Фалкон", едва успевших перевалить через заснеженные хребты кавказских гор. Оставляя величественные пики, увенчанные ослепительно-белыми коронами, за крылом, истребители меняли курс, и их пилоты торопливо щелкали переключателями, приводя оружие в боевую готовность.

– Противник обнаружен в квадрате Чарли-восемь, – сообщил командир эскадрильи, принимавшие данные с командного пункта. – Батарея самоходных орудий ведет обстрел позиций нашей пехоты. Нужно поддержать парней, пока их не раскатали в тонкий блин!

– Сделаем ублюдков! Порвем этих выродков!

Пилоты горели желанием поскорее вступить в бой. Сейчас, когда в небе не осталось больше ни одного русского самолета, война превращалась в рутину, утомительную до скуки, когда вся работа сводилась к доставке бомб в заданный квадрат. В этом случае зенитный огонь превращался в желанное развлечение, внося разнообразие в утомительный труд "рыцарей неба".

– Курс один-один-ноль, – приказал командир эскадрильи. – Опуститься до двух тысяч футов! До цели девяносто миль. Оружие к бою!

Словно соскальзывая с горки, самолеты, выстроившись цепью, мчались, лишь чуть уступая скоростью звуку, к цели, батарее вражеской артиллерии. Самоходные орудия, без устали выбрасывавшие в небо плевки раскаленного свинца, манили пилотов, как пламя свечи притягивает мотыльков. Только сгорать в его искрах американские парни вовсе не хотели.

– Цель прямо по курсу! Двенадцать миль. Включить прицелы!

Невидимые для невооруженного глаза лучи лазерных целеуказателей, встроенных в подвесные прицельные контейнеры "Лайтнинг", вонзились в борта русских самоходных гаубиц, запрокинувших стволы почти в зенит. Пальцы пилотов, обтянутые тканью перчаток, напряглись на кнопках пуска, и командир эскадрильи, не затягивая паузу, приказал:

– Огонь!

Град управляемых бомб GBU-22 "Пэйвуэй" сорвался из-под крыльев истребителей, гул турбин которых, возможно, уже могли слышать русские артиллеристы. Скользя вдоль лазерных лучей, точно по натянутым струнам, бомбы, расправив короткие плоскости стабилизаторов, мчались к целям. Разогнавшись до огромных скоростей, бомбы сперва пробивали тонкую броню "Гвоздик", и уже потом, оказавшись внутри, разрывались.

Сразу полдюжины самоходок буквально разнесло на куски. Мощи пятисотфунтовых боеголовок хватало, чтобы сорвать с погонов и отбросить на много метров в сторону массивные башни, по швам разрывая корпуса

– Ракеты! Огонь!

Земля еще дрожала от взрывов бомб, позиции русских орудий, враз захлебнувшихся собственным огнем, скрылись за стеной взрывов, а вслед за бомбами уже мчались управляемые ракеты. Стая AGM-65E "Мейверик", следуя за лучами лазерных прицелом, обрушилась на уцелевшие самоходки, терзая их стальную "плоть". Взрывы осколочно-фугасных боеголовок весом сто тридцать шесть килограммов вырывали целые куски брони из бортов боевых машин, превращая все, что находилось внутри, в жуткую мешанину металла и человеческой плоти.

Чудовищно мощные в своей стихии, самоходные гаубицы, способные одни, без поддержки пехоты, авиации, танков, сокрушить любую оборону, оказались совершенно беззащитны перед противником, атакующим из иной стихии. Дивизион, застигнутый ударом из поднебесья посреди степи, погибал, не сумев защитить себя, погибал под градом дьявольски точных ракет и бомб, направленных твердой рукой свято веровавших в свою правоту, в свою победу пилотов.

– Цель поражена, – произнес командир эскадрильи, с высоты птичьего полета видевший, как в огне исчезает мощь русской армии, попытавшейся взять реванш. – Мы уничтожили их!

В штабе танкового полка еще не могли понять, почему вдруг прервалась связь с артиллерийским дивизионом. Но это уже не могло ничего изменить – пехотный батальон Армии США стремительно погибал под гусеницами русских танков.

Грохот разрывов над высотой вдруг стих, и сперва командиру роты показалось, что он просто оглох, такой невероятной была эта тишина. Несмело поднявшись на ноги, выпрямившись в полный рост, офицер окинул взглядом истерзанную землю, перепаханную вдоль и поперек, изрытую воронками, щедро сдобренную свинцом и человеческой плотью.

– Кончилось? Они отступили?

Вертевшие головами солдаты неуверенно смотрели друг на друга и на своего командира. Их оставалось совсем мало, три дюжины, может, чуть больше, и их боевой дух, их пыл давно угас, еще вместе с первыми залпами русских орудий. Но пути назад уже не было.

– Кончилось? – зло прорычал командир роты, увидев движение где-то на самом горизонте. – Какого черта кончилось?! Противник! Атака по фронту!

С севера, летя над пропахшей дымом и пороховой гарью степью, надвигались русские танки, и их было очень много. Рев моторов, сопровождаемый лязгом гусениц, нарастал, и уже приходилось кричать, чтобы слышать друг друга.

– На позиции! К бою, – срывающимся голосом завопил капитан, подхватывая свою винтовку. – Все на позиции, вашу мать! Приготовить ракеты! Огонь!

Они еще могли сражаться, хотя и видели, какие силы бросил в эту вторую атаку враг, и не собирались погибать без боя. Цепь танков была уже в какой-то миле, а следом за ними ползли боевые машины БМП-3, и стволы их орудий были направлены на высоту.

Прыгнувший в окоп рядом с командиром боец вскинул на плечо пусковую установку ракетного комплекса "Джейвелин", повел массивной трубой "ствола", скрывавшего готовый к бою управляемый снаряд, выбирая цель, и нажал на спуск. Ракета с шелестом, выбрасывая клубы дыма, выскользнула из пускового контейнера, взмывая в зенит и затем с высоты обрушиваясь на вражеские танки. Вслед за ней взмыло еще несколько ракет, полдюжины, даже меньше, рванувшись через "нейтральную полосу". Единственная уцелевшая установка "Тоу" и несколько "Джейвелинов" напомнили о своем существовании, но то, что выгорело против одного батальона, оказалось пустяком для целого полка. Стальная лавина русских поглотила их без видимого ущерба, кажется, ни одна боевая машина даже не остановилась. А затем высота вновь содрогнулась от упавших на перекопанную землю снарядов.

Танковые пушки рявкнули вразнобой, выпуская клубы дыма, и тотчас открыли огонь боевые машины пехоты. БМП-3, настоящие машины смерти, следовавшие за танками, палили из всех стволов, изрыгая пламя, точно вулканы. Уханье стамиллиметровых орудий сливалось с частым стуком спаренных с ними тридцатимиллиметровых автоматических пушек, совершенно заглушая треск пулеметов ПКТ – три ствола калибром 7,62 миллиметра на каждой – заходившихся длинными очередями. Шквал раскаленного свинца, ударивший в лица американским пехотинцам, смел жидкий заслон в мгновение ока, сбрасывая немногочисленных защитников высоты к ее подножью, скидывая вниз по склону, не оставляя ни секунды, чтобы придти в себя.

– Все назад, – прокричал сквозь рев сражения командир роты, которого едва ли кто-то сейчас слышал – все были слишком напуганы, чтобы сохранять рассудок, сознавая, что происходит вокруг них, и это было простительно тем, кто вдруг оказался в самом сердце ада. – Отступаем! Всем отходить!

– Назад, – подхватил кто-то приказ, и люди, бросая оружие, кинулись вниз, спотыкаясь, падая, и уже кубарем скатываясь с изрытых оспинами воронок склонов. – Бежим!

Бойцы легкой пехоты встретились с противником, который был им не по силам, и теперь бежали, спасая свои жизни. Американцы отступили, не думая удерживать позиции, а в спины им сверху, с гребня высоты, уже мчался с визгом поток пуль, безжалостно терзавших плоть. Добраться до подножья холма не сумел никто.

Боевые машины пехоты буквально взлетели на вершину холма, гусеницами довершая то, что не смогли сделать снаряды гаубиц, все же проложивших мотострелкам путь к победе – зарывая оставшиеся окопы, в которых еще пытались найти спасение американские солдаты. Восемнадцатитонные машины, точно катки, заравнивали воронки, погребая заживо оказавшихся на дне их вражеских солдат. Никто не стрелял в ответ, никто не пытался дать отпор, и пехотинцам даже не пришлось покидать боевые машины, лишь для вида, для порядка, просто чтобы сделать хоть что-то, выпуская короткие очереди сквозь бойницы в бортах БМП-3. Этот бой выиграли не они.

Командно-штабная машина полковника Белявского двигалась вслед за батальонами, и накатанная танками и бронемашинами колея указывала путь лучше любых карт. Полк, не останавливаясь ни на минуту, уходил на юг, туда, где его должны были ждать главные силы врага, где и предстояло решить окончательно, кому принадлежат отныне эти просторы, ведь пускай битва за небеса и была проиграна, спор за землю едва начался.

– Высота наша, товарищ полковник, – доложил командир мотострелкового батальона. – Потерь нет. Пленных тоже нет, только трупы. Они все погибли здесь!

– Артиллерия опустошает, а пехота занимает, – неожиданно произнес Белявский, вспомнив девиз, родившийся почти столетие назад, когда мир так же содрогался от великой войны. Тогда казалось, что ничего более страшного человечество уже не увидит.

Выбравшись из нагревшегося нутра бронемашины, Николай Белявский, приставивший в бровям мозолистую ладонь, осмотрелся, мрачно присвистнув – увиденное едва ли могло кого-то оставить равнодушным. Холм как будто срыли одним взмахом великанской лопаты уменьшив втрое, это потрудились самоходные орудия, расчеты которых не старались экономить боекомплект. Наверное, за какие-то пять минут на эту высотку высыпалось не меньше семи тонн снарядов, и артиллеристов могли ощутить себя ныне сродни самому Творцу, так легко изменяя ландшафт, который природа создавала веками.

Обуглившаяся от бушевавшего здесь недавно пламени земля еще дымилась. Дым курился над провалами воронок, испещривших склоны холма, сизой пеленой заволакивая разбросанные повсюду трупы в обрывках чужого камуфляжа, знакомого только по рисункам в учебных пособиях да некоторым заокеанским фильмам, тем, создание которых было одобрено высокими чинами из Пентагона, разрешившими и использование настоящей, а не бутафорской формы. Трупов было много, десятки, и это только те, кого не засыпало земле, похоронив в воронках без участия людей.

– Осмотрите здесь все, но быстро, – приказал Белявский командиру батальона. Танки без поддержки пехоты растеряют две трети своей боевой мощи, и нельзя было распылять силы, но и просто идти дальше, не думая о том, что осталось за спиной, не стоило. – Соберите документы, если найдете что в этом месиве. Трупы… – командир полка задумался, замолчав на несколько секунд под нетерпеливым взглядом своего офицера, а затем все же решил: – Трупы закопайте по-быстрому. Не стоит им просо так здесь гнить. И немедленно продолжайте наступление! Передышка будет не раньше, чем выйдем к Границе и вышвырнем янки из Грозного. Чечня, не Чечня, это часть России, и американцам на нашей земле места нет!

– Есть, товарищ полковник! – командир батальона приложил ладонь к сбитому на затылок шлемофону, четко отдав честь. – Собрать документы, убитых похоронить, продолжать движение!

Торопливо козырнув в ответ, полковник Белявский вскочил на крышу командно-штабной машины БМП-1КШ, приземистой, словно сплющенной мощным нисходящим ударом, утыканной штырями антенн, вонзавшимися в самое небо. Командир полка нырнул в проем люка, захлопывая за собою тяжелую крышку, не способную, в прочем, обеспечить действительно надежную защиту, и об этом знали все офицеры штаба. Тонкая броня, способна остановить пули и легкие осколки, давала лишь видимую безопасность, а в бою именно штабным машинам могло достаться больше всех остальных, против них будут брошены большие и лучшие силы – враг давно уяснил простую истину, заключавшуюся в том, что самая сильная армия, лишившись управления, переставала быть угрозой.

– Трогай, сержант, – коротко приказал Белявский своему механику-водителю, не снимавшему рук с рычагов управления. – Поехали. Вперед!

Дизельный двигатель УТД-20 взревел, вкладывая все свои три сотни лошадиных сил в то, чтобы стронуть бронемашину с места, едва только командир полка оказался на своем месте, и никто из находившихся рядом с ним офицеров не услышал донесшийся из-за горизонта гул турбин. Роты и батальоны, вновь перестраиваясь в походные колонны, уходили на юг, оставляя за собой поле выигранного сражения, а навстречу им, низко стелясь к земле, мчалась штурмовая авиация врага. Призыв командира американской пехотной роты был услышан, но сам он, уставившийся в небо остекленевшими глазами мертвеца, этого уже не видел.