355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Андрей Завадский » Вечер потрясения (СИ) » Текст книги (страница 38)
Вечер потрясения (СИ)
  • Текст добавлен: 17 сентября 2016, 20:11

Текст книги "Вечер потрясения (СИ)"


Автор книги: Андрей Завадский



сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 122 страниц)

– Но это значит, что нельзя сидеть здесь, в этой норе, и ждать, пока Россия склонится перед американцами!

– Отчего же? – усмехнулся Греков. – Можно, очень даже можно. Здесь мы находимся в полной безопасности – бункер был создан некогда с расчетом на то, чтобы противостоять даже ядерному взрыву в черте города, так что фугасных бомб нам бояться точно не стоит. Пусть город у нас над головами будет лежать в руинах, щедро посыпанных продуктами расщепления ядер урана, мы этого почти не почувствуем. Здесь у нас есть все, чтобы прожить здесь несколько недель – запасы питьевой воды и пищи, электричество, надежная вентиляция, которая не пропустит в жилые помещения ни радиоактивную пыль, ни газы, ни бактерии. Это настоящая крепость, которая сильна хотя бы тем, что в точности ее местоположение не может быть известно никому за океаном, а бить вслепую, по площадям – слишком дорогое удовольствие, которое потребует огромного расхода высокоточных боеприпасов, а это станет в копеечку даже для таких богачей, как янки. Та же GBU-27, девятисоткилограммовая бомба с лазерно-лучевым наведением, стоит, ни много, ни мало, пятьдесят пять "тонн" в американской валюте, и щедро сыпать такими дорогими боеприпасами над русскими просторами, бить по площадям, никто не сможет слишком долго.

– Вы можете просто ждать, пока янки предложат почтенную капитуляцию, – подхватил Вареников. – Это ваше право, как главы государства, а мы все обязаны будем выполнить даже такой приказ. Но в этом случае я первым сорву с себя погоны, Аркадий Ефимович. Боязливо забиться в нору поглубже простительно для лидера какого-нибудь Ирака, но не для нас, русских.

Взгляды командующего Сухопутными войсками и главы правительства встретились, и в глазах Варенникова Аркадий Самойлов прочитал немой вопрос, а еще – едва сдерживаемый гнев. Генерал пока мог обуздать ярость, порожденную, по большей части, собственным бессилием, но с каждой минутой это становилось все сложнее. И Аркадий вздрогнул, представив, что случится, если то темное бессознательное, что дремлет в душе каждого человека, все-таки победит.

– Так что же делать? Вы всю жизнь посвятили подготовке к этой войне, так скажите же, как должно поступить сейчас.

Самойлов всегда был политиком, искушенным игроком, мастером интриг, не даром же ему удалось пережить нескольких президентов, оставшись в команде Швецова, хотя покойный полковник всюду старался протолкнуть своих доверенных людей. Но то, что происходило сейчас, перестало быть просто политикой. Пришел черед военных действовать. Аркадий Самойлов задал вопрос, почти наверняка зная, что услышит в ответ, и Анатолий Вареников не разочаровал его.

– Наш единственный козырь – ядерное оружие, и только угроза его применения может заставить американцев остановиться. Но как раз такая вероятность почти исключена – из трех пультов, трех "ядерных чемоданчиков", насколько мне известно, один наверняка уничтожен, тот, что находился у начальника Генерального штаба, еще один остался в Министерстве обороны, возле остывающего тела Строгова, а только одного разрешающего сигнала с вашего терминала недостаточно для отключения предохранителей на ракетах.

– У меня нет "чемоданчика", генерал, – глухо буркнул Самойлов, против воли почувствовав некоторое облегчение. – И не было. Самолет из Ростова так и не долетел.

– Значит, остается только сидеть и ждать, пока янки израсходуют все свои бомбы, круша нашу оборону. Они уже сумели ошеломить нас, и наверняка всеми силами попытаются дожать, заставив сдаться. Будут неторопливо выискивать цели, бросая против них свою авиацию и волны крылатых ракет. Это тактика, оточенная до мелочей, не раз проверенная в деле, так что навряд ли стоит ждать чего-то иного. Никакого риска, лишь расход времени, но и то в пределах недель, не более. А мы, мы можем здесь переждать бурю, но вот руководить кем бы то ни было в полной мере едва ли способны.

Все, что оставалось Самойлову в эти минуты – просто довериться своим генералам, отступив в сторону. Раз уж он не мог помочь, то теперь старался хотя бы не мешать, пока можно изменить хоть что-то. И офицеры приняли это решение с молчаливой благодарностью.

Оба, и Вареников, и Греков, хорошо изучили противника еще в те времена, когда он считался вечно вероятным без видимых причин изменить этот, в какой-то мере даже почтенный статус. И потому генералы были вполне уверены в том, что их ждет. Ведь не зря же американцы отрабатывали приемы воздушной войны прежде на заведомо более слабых противниках, когда любая ошибка не могла обойтись слишком дорого. Теперь пришел час применить все свои навыки в настоящем деле, а это могло означать только одно – изматывающие монотонные удары с небес, град бомб, сыплющийся на города, нескончаемый свинцовый дождь, и людской плач, доносящийся из старых бомбоубежищ, туннелей метро, просто из подвалов и погребов, в любой миг способных стать братскими могилами.

Генералы не сомневались в будущем, почти смирившись с ним. Но противник смог преподнести неожиданный сюрприз.

– Товарищ верховный главнокомандующий, – старший прапорщик, худосочный мужичок в аккуратно пригнанном, хотя и изрядно потертом камуфляже, вытянулся в струнку перед большезвездными отцами-командирами. – Разрешите обратиться к товарищу генералу армии!

Самойлов сперва опешил, видимо, еще не примирившись с мыслью о том, что именно он отныне, пусть и трижды формально, командует всеми этими людьми, заняв самую вершину армейской иерархии, ту самую, на которую его подняла эта странная война. Прапорщик молча смотрел на министра, тот – на прапорщика, пока, наконец, до Аркадия не дошло, что нужно что-то делать, и глава правительства, будто онемев, как-то испуганно кивнул.

– Быстрее, – нетерпеливо бросил Вареников, повелительно взглянув на прапорщика. – Что у вас?

– Товарищ генерал армии, отчеканил старший прапорщик, совсем не такой, какими рисовала его братию фантазия рядового обывателя. – Товарищ генерал армии, по ВЧ-связи получено сообщение от командующего псковским гарнизоном, принявшего на себя управление войсками Ленинградского военного округа. Со стороны эстонской границы в направлении Санкт-Петербурга движутся американские танковые колонны.

– Что за черт? – Анатолий Вареников, уже вполне готовый к тому, чтобы провести в этом подземелье долгие дни или даже недели, слыша доносящийся сверху гул новых взрывов, ошеломленно помотал головой. – Американцы движутся по суше? Что это еще за новости?

Командующий Сухопутными войсками пребывал в крайней степени удивления. Противник, вместо того, чтобы вести привычную войну, воздушное наступление, когда пилоты, почти ничем не рискуя, выпускают ракеты за сотни верст от целей, как на обычных учениях, бросил в бой своих солдат, жизни которых прежде так берег, стремясь избежать любого намека на потери. Непрерывные изматывающие авианалеты, заставляющие жителей городов испугано втягивать головы в плечи, слыша доносящийся из вышины гул турбин и заунывный вой сирен воздушной тревоги, похожий на траурный плач – привычная и понятная картина, и иначе не могло, не должно было быть. Но было.

Незыблемая догма, лучший, самый эффективный и надежный способ победить, почти не проливая кровь своих солдат, оказалась отринута в пользу… чего? Сотен мертвых тел в пластиковой обертке, караванами транспортных самолетов улетающих за океан? Или те, кто укрылся от опасности под сверхпрочными сводами секретного бункера, видели не всю картину? Оставалось лишь гадать, однозначно было лишь то, что происходило нечто необычное, непредвиденное, а значит, внушающее опасения.

Вареников лихорадочно размышлял, пытаясь понять, в чем заключается очередная хитрость оказавшихся неожиданно коварными янки, заставить себя думать, как они, вогнать себя в шкуру врага, на минуту самому став этим врагом. А вот его коллега никаких сомнений не испытывал. Михаил Греков вдруг будто смог пронзить мыслью время, сразу поняв, как должно действовать.

– Они осмелились ступить на нашу территорию, будто сами мы давно уже мертвы, а это не так, – твердо произнес командующий танковыми войсками. – Будь я проклят, мы еще живы! И нужно наказать американцев за эту их самоуверенность. Они еще не уничтожили нас, и пусть узнают об этом как можно быстрее. Это шанс, о каком я не смел даже мечтать, – воскликнул генерал, и глаза его сверкнули яростью. – В воздухе мы теперь вряд ли можем тягаться с янки на равных, но не на земле.

Самойлов и Вареников разом взглянули на Грекова, один – с явным испугом, второй просто недоуменно, но без видимого волнения. И командующий танковыми войсками быстро, но без спешки принялся излагать свой план. Он говорил уверенно, будто успел обдумать все не один раз, и у тех, кто слушал Грекова, не осталось иного выхода, кроме как согласиться. Те силы, что ведут каждого смертного по жизни, как бы ни называли их, вновь повернулись к запертым в нутре подземелья людям, дав возможность, не воспользоваться которой было невозможно, просто кощунственно.

Глава 5

Чечня, Россия

19 мая

Под крылом Су-27 проносились, исчезая за горизонтом, увенчанные снежными шапками вершины гор. Кавказский хребет, граница между Европой и Азией, рубеж, который не всякому путнику суждено было пересечь, протянулся от горизонта до горизонта, утопая в пелене облаков, отсюда, с высоты девять тысяч метров похожих на комки белоснежной ваты. Горные пики пронзали эту молочную завесу, словно колонны, подпиравшие сам небосвод.

Человек, сидевший в кабине истребителя, устало прикрыл глаза, откинувшись на спинку катапультируемого кресла К-36ДМ и усилием воли расслабив все тело. Самолетом управляла автоматика, уверенно державшая крылатую машину на заданном курсе, проложенном штабными офицерами параллельно границе, в трех десятках километров к северу от нее. Турбореактивные двигатели АЛ-31Ф, мощные и надежные, наполняли кабину "Журавля" ровным гулом, и при этом звуке сердце любого пилота наполнялось уверенностью. Двадцативосьмитонная машина казалась невесомой, стремительная и верткая, абсолютно послушная воле человека, одновременно ее хозяина и раба, жизнь которого зависела лишь от крепости ее крыльев.

Пилот прилагал немалые усилия, чтобы сохранять спокойствие, но давалось это очень непросто. Нынешний вылет, как и предыдущие, был отнюдь не рядовым. Сейчас любое поспешное решение могло привести к самым скверным последствиям, и гнев начальства, следившего за истребителем с земли, казался не самым худшим из возможного. Прежде это небо, все без остатка, принадлежало лишь ему, сумевшему обуздать грозную стальную птицу, но отныне изменилось многое.

Совсем недалеко от этих гор, по другую сторону границы, свили свое гнездо столь же грозные небесные хищники, с плоскостей которых кровожадно щерились такие же звезды, только белые. Американцы, явившись непрошенными на Кавказ, ревностно защищали чужое небо, поднимая в воздух все, что могло летать в ответ хотя бы на попытку приблизиться к границе.

Летчик не сомневался, что сейчас они видят на экранах своих радаров – первым делом надменные янки развернули локаторы, направив их антенны на север, чтобы знать обо всем, что происходит на сопредельной территории – отметку воздушной цели. Что ж, пока он держится в раках приличий, опасаться нечего, а над своей землей он волен делать все, что угодно. В прочем, генералы, кажется, так не считали, иначе, перед тем, как его машина отовралась от взлетной полосы авиабазы в поволжском Ахтубинске, не было бы столь нервного и щедро сдобренного предупреждениями и угрозами инструктажа.

– Седьмой, я земля, – голос диспетчера, над которым наверняка нависали, сверкая позолотой на погонах, штабные чины. – Седьмой, доложите обстановку на борту.

– Земля, я седьмой, – послушно отозвался пилот, щелкнув переключателем на приборной панели. – Полет нормальный. Нахожусь в квадрате девять-пятнадцать, следую заданным курсом.

Радио, наверное, не могло передать недовольства, исподволь звучавшего в голосе летчика. Они никогда не занимался медитацией, считая все эти эзотерические фокусы обычной ерундой. Во всяком случае, у опытного пилота на земле хватало забот, чтобы не тратить свое время на пустяки. Но здесь, среди простора небес, он невольно погружался в странное оцепенение, когда сознание словно расслаивалось. Летчик одновременно мог контролировать полет, держа в поле зрения показания всех приборов, и также пребывая в состоянии странного очищения разума, когда открывались все тайны этого странного мира.

Это были мгновения полного катарсиса, сверхъестественного озарения. Над головой – бирюзовая чаша небосвода, внизу – острия горных пиков, пронзающие белоснежные сугробы облаков, отбрасывая длинные тени, силуэтами схожие с клинками. В спину вонзало свои лучи солнце, уже успевшее вскарабкаться из-за горизонта, хотя там, внизу, для многих рассвет еще не наступил. Сердце летчика билось ровно, мощными толчками разгоняя по телу кровь, а слух ласкала полная скрытого могущества песня реактивных двигателей.

Сейчас во всем мире их было лишь двое – пилот и стальная "птица", мощная и абсолютно послушная его воле. Человеку не приходилось прилагать ни малейших усилий, чтобы управлять машиной – автопилот делал все лучше и точнее, всегда, пока дело не доходило до боя. "Сухой" шел над хребтом со скоростью восемьсот километров в час – любой ас минувшей мировой войны умер бы от зависти, узнав, что можно летать одновременно так высоко и так быстро. Но тот, кто сжимал в своих руках ручку управления истребителем, знал, что может мчаться втрое быстрее, намного опережая звук и разя на восемьдесят километров точными залпами управляемых ракет.

– Вас понял, седьмой, – невидимый диспетчер был спокоен, и, видимо, пытался передать свое спокойствие отделенному от него сотнями километров степных просторов летчику. – Мы ведем вас. Посторонних целей в районе границы и по курсу не наблюдаем. Продолжайте полет согласно заданию.

"Сухой" находился в зоне досягаемости многочисленных наземных радаров, цепью протянувшихся вдоль южной границы страны, от черноморского побережья до теплых вод Каспия, и потому бортовая радиолокационная станция была отключена, чтобы хоть так не выдавать свое присутствие. На земле, на командном пункте, видели все, что происходит в небе, и могли направить истребитель, немедленно указав ему врага, если только кто-то осмелится незваным пересечь абсолютно неразличимую здесь, во многих километрах от грешной земли, но столь же неприкосновенную, как и всюду, линию государственной границы.

Полет длился уже больше часа, и пилоту предстояло провести в небе, крепко притянутым к спинке кресла привязными ремнями, еще втрое больше, прежде, чем пневматики шасси снова коснутся бетонного покрытия посадочной полосы "родной" авиабазы. Все привычно до скуки, и только ощущение полной свободы, захватывавшее полностью, без остатка, позволяло смириться со всем прочим.

– Седьмой, я земля, – неожиданно истребитель вновь настиг оклик с земли, с далекой сейчас авиабазы, где в сильном напряжении пребывали десятки людей в погонах с самым разным числом звезд и просветов. – Седьмой, две воздушные цели приближаются со стороны грузинской территории к государственной границе. Квадрат восемь-тридцать шесть, дальность двести. Следуйте на перехват в автоматическом режиме.

Пилот не прикасался к рычагам управления, когда машина, получив команду с земли, изменила курс, сойдя с заранее рассчитанного и утвержденного большими начальниками в штабах, вплоть до штаба округа, маршрута. Летчик, а равно и те, кто находился на земле, пристально следя за ним, еще не знал, что покою и умиротворению приходит конец.

Самолет дальнего радиолокационного обнаружения Е-3А «Сентри», громадный четырехдвигательный лайнер, величаво плывущий над облаками, замкнул очередной, пятый по счету круг, в центре которого находилась грузинская столица. В этот миг на экране радара кругового обзора AN/APY-1, антенна которого, укрытая плоским обтекателем, мерно совершала оборот за оборотом, пронзая пространство невидимым лучом, возникла долгожданная отметка.

– Цель в квадрате Браво-шесть, – сообщил оператор, один из дюжины офицеров, находившихся в чреве громадного АВАКСА. – Удаление сто сорок миль, высота двадцать пять тысяч футов.

"Летающий радар" парил в сотне километров от Тбилиси, на высоте десять тысяч метров. Отсюда его экипаж, а также те, кто на земле принимал сигналы с борат АВКСАа, могли контролировать обстановку в воздухе почти на пятьсот километров, от самого Тбилиси вплоть до Ростова. По многочисленным мониторам ползли, обманчиво неторопливо перемещаясь в небе над Россией, отметки воздушных целей, самолетов, вертолетов, даже такая экзотика, как дельтапланы и воздушные шары, управляемые энтузиастами воздухоплавания. Все это находилось в непрерывном движении, и под постоянным контролем спокойных, расчетливых профессионалов.

Со своей позиции экипаж Е-3А мог держать под контролем воздушные рубежи Грузии на всем их протяжении, управляя, словно искушенные дирижеры, действиями эскадрилий перехватчиков и дивизионов ракет "земля-воздух". Но в этот раз АВАКС отоврался от земли не для того, чтобы стать краеугольным камнем обороны целой страны.

Бортовой компьютер "Сентри", непрерывно связанный с наземным командным пунктом, мог удерживать в памяти положение двухсот пятидесяти летательных аппаратов любого типа, намного больше, чем было в воздухе в эти минуты. И потому электроника мгновенно обнаружила появление нового объекта, известив об этом людей.

– Наконец-то, – удовлетворенно усмехнулся командир экипажа, офицер с полковничьими погонами. – Передай координаты цели "Орлам". Пора начинать, джентльмены!

Операторы подобрались, мобилизуя все силы. Им предстояла трудная, утомительная и способная стать весьма опасной работа, на их плечи ложилась ответственность, равную которой не испытывал, пожалуй, никто, кроме каких-нибудь астронавтов, да и те отвечали, по большей части, за свои собственные жизни. Спустя считанные минуты небо над Кавказским хребтом охватит пламя.

Пилот истребителя F-15C «Игл», взлетевшего с тбилисского аэродрома, бесстрастно выслушал команду оператора. Приказ был предельно ясен, не допуская двойного токования, и летчику не оставалось ничего иного, кроме как отрапортовать:

– Вас понял, "Око"! Квадрат Браво-шесть. Выполняю!

Человек и самолет привычно слились в единое целое, идеальное орудие войны, войны двадцать первого века. Одно выверенное движение руки – и истребитель весом в тридцать с лишним тонн, лихо развернувшись, рванулся на север, к границе, стремительно увеличивая скорость. Еще одно движение – и отключены предохранители управляемых ракет, щерившихся из-под плоскостей грозной "птицы".

– Орел-два, следуй за мной, – приказал командир звена ведомому пилоту. – Включить форсаж!

Сопла реактивных турбин "Пратт-Уитни" F100-PW-220 выплюнули языки огня, и истребители сорвались с места, уносясь в сторону окутанных облачным покрывалом горных вершин. Звено, развернувшись широким фронтом, шло по указаниям с борта "Сентри", подпиравшего тылы истребителей. Луч радара стал путеводной нитью для пары F-15C "Игл", указывая пилотам верный курс. Но финальный акт этой драмы зависел лишь от мастерства и выдержки тех, кто управлял боевыми машинами.

Небо над авиабазой Инжирлик раскалывалось от рева турбин. Один за другим, взмывали в небо, разбегаясь по ровной, как стол, протянувшейся от горизонта до горизонта взлетной полосе, истребители, тяжеловесные F-15E «Страйк Игл» и легкие, юркие F-16C «Файтинг Фалкон». Крылатые машины тяжело, с ощутимой натугой отрывались от земли, когда тяга турбин становилась достаточной, чтобы превозмочь массу управляемых ракет и авиабомб, гроздьями свисавших из-под крыльев.

В воздухе уже находилось полсотни самолетов, все круживших и круживших над аэродромом, и экраны радаров, развернутых по периметру военной базы, пестрели отметками воздушных целей, дружественных, и смертельно опасных для того, кого стратеги из Пентагона вдруг назвали врагом, отдав единственно возможный в этом случае приказ.

– Все "птички" уже в воздухе, генерал, – произнес, прижав к щеке трубку спутникового телефона, командир базы, с диспетчерской вышки наблюдавший за тем, как взмывает армада, пока целиком послушная его воле. – Мои парни готовы и ждут вашего приказа!

– Великолепно, – раздался в ответ ровный голос генерал-майора Камински. – Все по графику. Я принимаю командование. Настал час для окончательного решения!

Командир авиабазы не был в восторге при мысли, что его пилотам предстоит выполнять приказы какой-то сухопутной крысы, пусть и с генеральскими звездами на плечах, сидевший сейчас в штабе под Тбилиси. Но офицер, будучи честен перед самим собой, понимал, что только так, сконцентрировав всю мощь в руках одного человека, наделив его всей полнотой власти и возложив одновременно весь груз ответственности, и можно добиться победы над нынешним врагом. В этой войне нет, и не может быть времени для обсуждений, победа здесь достанется тому, кто смел в мыслях, у кого вернее интуиция, кто мыслью способен приближать будущее, превращая желаемое в реальность.

Напряжение повисло в воздухе, скопившись над военными базами и гарнизонам, раньше обычного поднятыми по тревоге. Солдаты и офицеры, не выспавшиеся, злые, нахохлившиеся, словно усевшиеся на проводах птицы, ждали, чувствуя, как нервная дрожь колотит тренированные тела.

– Все на исходных позициях, генерал, сэр, – звенящим о напряжения голосом произнес казавшийся непростительно юным лейтенант, подобострастно взглянув на Мэтью Камински, замершего посреди штабной палатки с телефонной трубкой в одной руке и чашкой кофе в другой. – Генерал? Какие будут указания, сэр?

Генерал-майор Камински не спешил с ответом, словно что-то останавливало его, удерживало от неизбежного шага. Осознание того, что в его руках, полностью послушная сейчас лишь его воле, сосредоточена колоссальная мощь, сотни самолетов, десятки тысяч солдат, рвущихся в бой и свято верящих в свою победу, невольно внушали гордость, чувство собственного всемогущества. Но при мысли о том, что именно его волей вся эта армада, великолепный в своем смертоносном совершенстве механизм войны, будет брошена в кровавую мясорубку, которая для многих, не было причин сомневаться в этом, обернется пластиковым мешком, офицера невольно охватывал страх, страх ответственности и страх неизбежности, ибо не в его воле было отменить решение, принятое в тишине кабинетов Белого Дома.

– Генерал, сэр, – нетерпеливо окликнул своего командира лейтенант, стоявший навытяжку, точно туго натянутая струна, вот-вот могущая лопнуть. – Сэр, мы ждем вашего приказа!

Командующий Десятой пехотной дивизией Армии США неторопливо отхлебнул свежесвареный кофе, чувствуя, как ядреный, черный, точно деготь, напиток горячей волной омывает изнутри его тело, и отрывисто, до невозможного сухим и бесчувственным голосом выдавил:

– Всем эскадрильям лечь на боевой курс! Начинаем, джентльмены!

Неуловимые секунды – и парившая над Инжирликом стая стальных птиц, подстегнутая непоколебимой волей командующего Десятой легкой дивизией, ныне ставшему во главе всей военной машины, развернутой против южных границ России, устремилась на север.

Система автоматического управления САУ-10, непрерывно получая команды с земли, с пункта управления, расположенного в Ахтубинске, вывела Су-27 в заданную точку с отклонением, ничтожно малым, когда речь идет о скоростях в сотни километров в час. Цепь радаров, развернутых вдоль кавказского хребта, снабжала диспетчера точными координатами и своего, и чужих самолетов, словно нарочно стремившихся в одно и то же место, в центр вычерченного на карте квадрата, разделенного линией границы как раз поровну. Но автоматика была не всесильна.

– Перейти на ручное управление, – скомандовал оператор. – Начать поиск цели в пассивном режиме! Как понял, Седьмой?

– Принято, – доложил пилот "Сухого", привычно сжимая рычаг управления обтянутой перчаткой ладонью. – Автопилот отключен.

В эти секунды никто не верил, что обычный облет границы может обернуться чем-то большим, чем-то действительно опасным. Как в старые добрые времена, военных двух держав, одна из которых была и оставалась великой, а другая пыталась ею казаться, играли на виду друг друга мускулами, грозно бряцая оружием. Но именно они были последними, кто решился бы открыть огонь на поражение – люди в погонах всегда лучше прочих осознавали, какая силу может быть спущена с цепи из-за чьей-то глупой ошибки. Но не они принимали окончательное решение.

Радара истребителя Су-27 по-прежнему был отключен – хватало и данных с наземных локаторов, ни на миг не выпускавших летевшие на большой высоте цели из поля зрения. Но пилот, в распоряжении которого была до сих пор не знавшая аналогов техника, мог видеть противника и сам, напрямую, ничем не выдавая себя. Теплопеленгатор ОЛС-27 оптико-электронной прицельной станции ОЭПС-27 уловил испускаемое находившимися пока по ту сторону границы самолетами тепло, исходившее от двигателей, работавших на полную мощность, и от обшивки, раскалившейся при трении о воздух, наверняка выдававшее положение незваных гостей.

– Вижу две воздушные цели, – бесстрастно, хотя сердце его в эти мгновения волнительно затрепетало, сообщил на землю пилот "Сухого", поглаживая большим пальцем кнопку пуска ракет. – Дальность пятьдесят, высота девять тысяч. Следуют встречным курсом. Жду указаний, земля!

Истребитель нес полный боекомплект. С внешней подвески грозно уставились на горизонт заостренными обтекателями четыре ракеты "воздух-воздух" Р-27Р и столько же Р-73 с тепловым наведением, предназначенных для боя накоротке, а патронный ящик тридцатимиллиметровой пушки ГШ-301 был до отказа набит снарядами. Сдержать себя было не просто даже для такого профессионала, каким был пилот истребителя. Он знал, что никогда не получит такой приказ, но сейчас, когда противник был так близок, так уязвим желание выяснить кому же владеть этим небом, было сильнее, чем когда-либо прежде.

– Продолжайте сопровождение. На провокации не отвечать, в случае попытки войти в воздушное пространство России немедленно сообщать на командный пункт. Не предпринимать никаких самостоятельных действий, Седьмой!

Там, на земле, нервничали, и это было понятно. Пожалуй, прежде военным двух великих государств почти не доводилось сходиться лицом к лицу так близко, проверяя на прочность нервы, собственные, и соперников. И никто сейчас не хотел допустить ошибку, своей поспешностью, невыдержанностью поставив под угрозу свои и чужие жизни или хотя бы карьеру.

– Приказ понял, – с ленцой произнес пилот, не сводя взгляда с экрана, по которому ползли, неуклонно сокращая расстояние, отметки американских самолетов. – Сопровождение целей продолжаю. Ожидаю дальнейших указаний.

Полет продолжался, заставляя летчика целиком погрузиться в управление машиной, лишь краем сознания следя за перемещениями отметок чужих самолетов – те оставались по другую сторону границы, и оттого как будто не существовали сейчас. На передовом командном пункте американской армейской группировки, развернутом прямо на летном поле тбилисского аэродрома, в этот момент отсчитывали последние секунды повисшей над границей тишины.

Расстояние до границы сократилось, сжавшись до каких-то полутора десятков миль. «Сентри», команды с борта которого и вели пару истребителей «Игл», сделал свое дело, и командир звена, бросив взгляд на индикатор навигационной системы, отдал приказ:

– Включить радар!

Лучи бортовых локаторов AN/APG-63 метнулись вперед, пронзая пространство, и спустя мгновение, наткнувшись на некое препятствие, поднятое неведомой силой на высоту добрых пяти миль, вернулись, превратившись в пульсирующую точку на экранах.

– Есть контакт, – сообщил командир звена. – Вижу цель. Дальность – тридцать миль. Готов к атаке.

– Это "Фланкер"! Оружие к бою. Уничтожить цель!

Пилоты, словно заправские роботы, одно целое со своими самолетами, мощными и смертоносно опасными для всего, что способно летать, не ведали сомнений. Они делали свою работу, и делали ее почти идеально. В кабинах одновременно прозвучал звуковой сигнал, и ведомый, коснувшись переключателя на приборной консоли, четко произнес в эфир:

– Есть захват! Русский у меня на мушке! Ракеты наведены!

– Огонь!

Одно движение, клавиша плавно погрузилась в приборную панель, и две ракеты AIM-120A, одна следом за другой, соскользнули с пилонов истребителя, исчезая за горизонтом. Лучи бортовых радаров замкнули своими сузившимися до предела конусами цель, и бортовые компьютеры истребителей непрерывно посылали вдогон ушедшим ракетам координаты чужой машины.

Росчерки ракет сверкнули над облаками. Расстояние стремительно сжималось, миля за милей сгорали в пламени твердотопливных двигателей, и вот активные головки наведения сами, наконец, "увидели" цель. С этой секунды изменить что-либо не в силах были и американские пилоты.

Система предупреждения об облучении СПО-15 «Береза» подала голос внезапно, заставив пилота вздрогнуть. Кабина «Сухого» наполнилась мерзким визгом, ввинчивавшимся в уши, отзывавшимся тянущей болью в зубах, будто летчик набил рот арктическим льдом.

– Какого черта? – пилот пробежался чуткими пальцами по переключателям, с паническими нотками произнеся в эфир: – Земля, я в захвате! Повторяю, американцы взяли меня на прицел! Они наводят ракеты! Земля, отвечайте!

Любой пилот знал, что означает этот противный, монотонный писк. Невидимая нить, луч радара, связал два самолета, находящиеся по разные стороны границы, словно не существовавшей здесь, высоко в небе. И по этому лучу, точно по струне, могли помчаться, опережая звук и саму мысль, несущие смерть ракеты.

– Земля, какого черта происходит? – не скрывая волнения, неуклонно перерастающего в нечто большее, кричал в эфир пилот. – Земля, ответьте же!

Четыре искры, четыре рукотворных болида скользнули над облаками, метнувшись к истребителю, судорожно дергавшемуся в перекрестье лучей чужих радаров, точно угодившая в паутину муха.

– Земля, по мне выпущены ракеты, – кричал пилот, чувствуя, как перегрузка наполняет его тело непривычной свинцовой тяжестью, вдавливая в спинку катапультируемого кресла. – Я атакован! Выполняю противоракетный маневр!

Не верилось, что это происходит не в ночном кошмаре, а наяву. Американцы атаковали, коварно, подло, ударив внезапно, заведомо лишив противника шанса увернуться от этой атаки – они били наверняка. Линия границы не стала преградой для их ракет, со скоростью, вчетверо превышавшей звук, сближавшихся к мгновенно превратившимся в беспомощную мишень "Сухим".


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю