Текст книги "Вечер потрясения (СИ)"

Автор книги: Андрей Завадский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 122 страниц)

Глава 4
Отчаяние

Москва, Россия

19 мая

Все, что могло летать, было поднято в воздух, устремившись в одном направлении – на восток. Удар был нанесен разом повсюду, и границы, рубежи целой страны просто перестали существовать, уступив натиску, мощь которого не могла не поражать. Огненный шквал сметал все заслоны, свинцовый смывал любые преграды, и лавина вторжения катилась дальше, все дальше, с каждой минутой только набирая силу. В этой игре, полем для которой была одна шестая часть суши, каждый знал свое место, свою цель, которую должен был поразить любой ценой, выбивая еще один кирпичик в стене чужой обороны. Но некоторым выпала особая честь.

– Цель в ста милях, командир, – сообщил штурман стратегического бомбардировщика "Лансер" первому пилоту. – Входим в зону поражения.

– Всем приготовиться, парни, – оскалился командир экипажа, почувствовав, как сердце вдруг застучало учащенно. – Скоро начинаем, джентльмены!

Летчик знал, что в этот миг руки операторов прицельного и оборонительного комплексов, отделенных от передней кабины герметичной переборкой, их тонкие, чуткие, словно у виртуозных пианистов, пальцы коснулись клавиш. Они ждали последнего приказа, точно готовые броситься на ничего не подозревающую добычу охотничьи псы.

Мгновение – и луч укрытого под пластиковым обтекателем в носовой части машины радара пронзит пространство, подсвечивая разбросанные далеко впереди по курсу бомбардировщика, цели, чтобы безошибочно нанести удар. И тотчас оживет система самообороны, готовая выбросить в сторону воздушного противника веер дипольных отражателей и электромагнитных помех, сбивая прицел чужим истребителям, а если те все же выпустят ракеты, то скрытые в подкрыльных гондолах буксируемые цели AN/ALE-50 уведут их в сторону, позволяя выиграть время. В воздушном бою "Лансер" мог лишь защищаться, но делая это более чем эффективно. И командир экипажа был уверен, что они не станут легкой добычей для любого противника, успев еще огрызнуться напоследок.

И также пилот знал, что сердца его подчиненных, его товарищей тревожно затрепетали в предчувствии, быть может, самой важной битвы в их жизни. Не он один испытывал в эти минуты странное волнение – все четверо, оторванные от суматошного мира, замкнутые в капсуле гермокабины стратегического бомбардировщика Рокуэл В-1В "Лансер", скользившего над холмами и лесами русской равнины, разом напряглись. В этой войне цель была у каждого, но им, пилотам Двадцать восьмого бомбардировочного крыла, досталась особая миссия, почетная и ответственная… и до безумия опасная. Во всяком случае, так считал каждый из них, когда бомбардировщики еще только набирали разбег для взлета.

Ожидание, какая-то унылая полудрема для нескольких десятков летчиков оборвалось внезапно. Каждый втайне ждал этого момента, но все равно приказ, бросивший их в атаку, как это и бывает, оказался полной неожиданностью.

Они, сменившие "домашнюю" авиабазу Эллсуорт на хоть и гостеприимный, но все же чужой аэродром в Британии, успели привыкнуть к безделью и устать от него. Авиакрыло, ударный кулак, способный за один вылет "вбомбить" в каменный век какой-нибудь Ирак или Югославию – что они и делали в былые времена – перебралось через Атлантику якобы для участия в маневрах, но за истекшие недели лишь несколько экипажей совершили вылеты в акваторию Норвежского моря, длившиеся считанные часы. Все "полеты" для большинства летчиков, из которых кое-кто имел боевой опыт, успев понюхать пороху не только на полигоне, происходили на земле, на тренажерах. Этому могло быть одно объяснение – и людей, и технику, и даже бомбы, доставленные на временную базу несколькими "Гэлакси", берегли для чего-то, много более важного, чем обычные военные игры даже всеевропейского масштаба. И вот сейчас, на исходе ночи, когда сложный организм военной базы взметнула боевая тревога, все вдруг встало на свои места.

Четверка "Лансеров" взлетела с авиабазы Фэйрфорд с полными баками топлива и бомбовой нагрузкой, сокращенной до двух дюжин тысячефунтовых бомб со спутниковым наведением – всего десять тонн, втрое меньше, чем могла поднять в небо подобная машина. Но и этого должно было хватить с лихвой, ведь точность запросто окупит нехватку боеприпасов, а уж точность бомб JDAM всегда была на высоте.

Три тысячи километров, из них половина – над водами Балтики, были преодолены на одном дыхании. Они мчались над волнами, обгоняя звук, обратившись в скорость – четверка стальных птиц, сжимавших в когтях смерть. За несколько десятков верст до линии границы, там, куда уже почти доставали лучи радаров, бомбардировщики, расправляя крылья, нырнули к самой земле, снизившись до ничтожных полста метров, чтобы, проскользнув под ловчими нитями локаторов, вынырнуть из небытия уже по ту сторону, над чужой территорией, где их никто не мог ждать.

Радиопоглощающее покрытие и тщательно выверенные обводы фюзеляжа, с которых будто соскальзывали, уносясь дальше в пространство, коснувшиеся бомбардировщика лучи чужих локаторов, превращали "Лансеры" для радаров в нечто, почти неосязаемое, лишь немного более крупное, чем крылатая ракета. А несшиеся вослед ударной группе помехи, наглухо "забивавшие" любую РЛС, укрывали самолеты непроницаемой пеленой.

"Лансеры" пересекли границу со скоростью девятьсот пятьдесят километров в час, не слишком много в сравнении с возможностями любого истребителя, но из кабины летевшего в полусотне метров над верхушками деревьев бомбардировщика все равно открывалась фантастическая и пугающая картина, невольно завораживавшая взоры пилотов.

Мгновение – и невидимый рубеж остался во многих милях позади, и под крылом уже простерлась чужая земля, земля, где не ждали непрошенных гостей. Их не заметили, или, быть может, просто не поняли сразу, что видят на своих мониторах, промедлили с донесением, опасаясь навлечь на себя гнев начальства, как всегда, не желающего принимать решения. А потом уже стало поздно.

Бомбардировщики проскользнули в едва заметную брешь, а считанные минуты спустя вдоль всей границы загрохотали разрывы бомб, радары перестали существовать, равно как и эскадрильи перехватчиков, так и не успевшие оторваться от земли. Война началась, и те, кто нанесли первый удар, стремились сделать все, чтобы он стал и последним. В этой схватке у противника не должно было появиться ни малейшего шанса на реванш.

Пересечь границу оказалось самым трудным, а потом, полностью доверившись навигационной системе SKN-2440, полностью автономной, совершенно изолированной от любого воздействия извне, кроме, быть может, электромагнитного импульса ядерного взрыва, можно было расслабиться, отключая сознание, скапливая силы для самого важного. "Лансеры", словно серые тени, бесплотные и смертельно опасные призраки, летели, сохраняя полное радиомолчание, сливаясь с предрассветным сумраком.

Бомбардировщики будто выпали из времени и пространства. Многофункциональные радары AN/APQ-164 работали только в режиме следования рельефу местности, ощупывая своими лучами поверхность под днищем машин, никто не смел выходить в эфир, да это было и не нужно – каждый экипаж четко знал свою задачу, а маршрут полета "помнили" бортовые компьютеры, способные безошибочно вывести бомбардировщики к цели, отстоящей даже за тысячи километров. Но и электроника казалась не нужной сейчас – из иллюминаторов летевших на малой высоте бомбардировщиков невооруженным глазом были видны автострады и линии железных дорог, ведущие, кажется, в единственном направлении – к Москве.

В этом сражении каждый имел свою цель, подчас вовсе ничего не зная о действиях товарищей по оружию из других эскадрилий, да даже из своей собственной – но никто не позволял себе и мысли о том, что кто-нибудь может пребывать в бездействии. На несколько часов на земле не осталось ни одного тяжелого бомбардировщика из состава Стратегического авиационного командования, и каждой машине, каждому экипажу нашлась работа по силам.

"Ветераны" В-52Н, барражируя над нейтральными водами, в сотнях миль от русских берегов, расстреливали врага крылатыми ракетами с безопасного расстояния, в то время, как футуристические В-2А "Спирит", похожие на фантастические космопланы, реяли над просторами Сибири, над хребтами Уральских гор, сокрушая ракетный щит великой державы внезапными и дьявольски точными атаками. А экипажам четверки "Лансеров", не столь мощных, как тяжеловесные "Стратофортрессы", и намного менее "невидимых" в сравнении со "Спиритами", выпало ударить в самое сердце. Кто-то уничтожал боевую мощь врага в честных схватках, а шестнадцать пилотов из Двадцать восьмого бомбардировочного крыла должны были совершить нечто намного более важное – разрушить боевой дух.

– Отключить автопилот, – приказал командир экипажа, плотнее сжимая в руках рычаги штурвала. – Переходим на ручное управление. Включить радар!

Они преодолели тысячи миль, следуя к цели по приборам, полагаясь лишь на бортовую навигационную систему, но сейчас точнее и надежнее любого компьютера становился зоркий глаз, пусть и усиленный все той же электроникой, и твердая рука, которой станет послушна весившая больше двухсот тонн крылатая машина.

Антенна локатора, направленная под углом вниз, выбросила вперед по курсу невидимый луч, и так, на экране, пилоты увидели огромный мегаполис. Раскинувшийся на десятки километров город, тысячелетняя столица великой страны, только пробуждалась ото сна – в прочем, были там, внизу, и те, кто лишь смежил веки после бессонной ночи – открытая взорам приближавшихся к ней врагов, уязвимая и беззащитная.

Невозможно было даже предположить еще несколько часов назад, что все окажется настолько просто. Гостей, явившихся с недобрыми намерениями, не встречали на подступах к городу эскадрильи перехватчиков, не взмывали с земли стрелами зенитные ракеты. Только редкие радары лениво шарили по небу своими лучами, но для них противник все еще оставался призраком.

– Начинаю набор высоты, – четко произнес командир экипажа для бортовых самописцев, "черных ящиков", что фиксировали все, происходящее на борту бомбардировщика. – Наш эшелон пять тысяч футов. Крылья на максимальную стреловидность. Скорость – шестьсот узлов.

Вновь разгоняясь до сверхзвука, весь сжавшийся, словно в нервном напряжении, стратегический бомбардировщик взмыл в небо, связанный с землей лишь лучом радара. Цель была теперь невероятно близка, и оставалось лишь преодолеть считанные десятки миль одним стремительным, на пределе возможностей машины, броском, не оставляя противнику времени на ответные действия.

– Двадцать миль до зоны поражения, – доложил по внутренней связи оператор прицельно-навигационного комплекса. Перед ним на электронной карте мерцали, сближаясь, две отчетливо различимые точки, одна из которых все время находилась в движении, неумолимо придвигаясь к другой. – Вижу цель, к атаке готов!

Стая "Лансеров" разделилась, и бомбардировщики, расходясь в разные стороны, ринулись к цели, замыкая ее в кольцо. Машины разделяли теперь десятки миль, но все равно они оставались группой, единым целым, действуя с точностью, выверенной до секунд. У каждого экипажа была своя цель в чужой столице и ее окрестностях, и машины шли к ним, направляемые уверенной рукой своих пилотов.

Сейчас, включив радары, "Лансеры" стали видимыми и с земли, и с воздуха, и, наверное, где-то ревела сирена воздушной тревоги, а по бетонке просыпавшихся аэродромов, взревывая турбинами, мчались, разгоняясь до скорости отрыва, перехватчики. Но время было упущено, ударная группа уже вышла на цель, и ничто не могло помешать пилотам выполнить приказ.

Прямо по курсу "Лансера", быстро взбиравшегося на заданную высоту, распростерлось поле аэропорта Шереметьево, а дальше, к горизонту, уходили прямоугольники жилых кварталов. Наверное, обитатели столицы, привычные к гулу авиационных турбин гражданских лайнеров, даже не утруждали себя, чтобы лишний раз взглянуть в окно, увидев в небе непривычный остроносый силуэт атакующего стратегического бомбардировщика.

– Двенадцать миль до цели, – сообщил штурман-бомбардир, на несколько минут ставший самым важным членом малочисленного экипажа. – Мы на рубеже атаки. Жду приказа.

Секундная заминка показалась всем вечностью. Неуловимые мгновения командир экипажа собирался с мыслями, понимая, что, быть может, сейчас именно ему предстоит поджечь запал ядерного Армагеддона. Но он получил приказ, и не мог усомниться в нем.

– Атака, – отрывисто произнес первый пилот. – Сбросить бомбы!

Раскрылись створки бомболюков, провернулись барабанные пусковые установки, скрытые в отсеках вооружений, и из черных проемов в днище "Лансера" посыпались, срываясь с замков, управляемые бомбы GBU-31. Полого скользя, будто по невидимому склону, они брызнули в разные стороны, расходясь широкой дугой, накрывая раскинувшийся внизу город.

– Есть сброс, – четко произнес оператор системы оружия, когда последний боеприпас отделился от узлов подвески, облегчая "Лансер" еще на девятьсот килограммов. – Атака выполнена! Hallo, Moscow!

От пилотов требовалось только одно – в нужное время нажать кнопку сброса, и после этого уже ничего от них не зависело. Координаты целей были отлично известны тем, кто планировал атаку – все же спутники не зря наматывали круги, проносясь над поверхностью голубой планеты, да и не те это были объекты, чтобы скрывать место их расположения. Их прежде не считали чем-то исключительно важным, не уделяли особенное внимание их защите, и теперь пришел черед расплачиваться за чью-то беспечность.

Полтора десятка километров, отделявших носитель от мишеней, раскиданных на многих гектарах, были преодолены за десятки секунд. Наводимые по сигналам со спутников "снаряды" шли каждый к своей цели, обрушившись на столицу страны стальным дождем, и среди городских кварталов разом распустились пламенные цветы первых взрывов.

Часть бомб обрушилась на летное поле столичного аэропорта, заливая его огнем. Пилоты бомбардировщика В-1В видели, как заходивший на посадку лайнер, словно изящная птица, раскинувший белоснежные крылья, буквально ткнулся носом в стену пламени, перевернувшись в воздухе, и рухнув на бетон, ломая плоскости. Еще несколько самолетов, оказавшиеся под смертоносным градом, вспыхнули на земле, и куски обшивки громадных лайнеров взлетали высоко в небо, отброшенные сильнейшими взрывами.

Грохот разрывов, поднявшийся над аэропортом, сливался с громовыми раскатами, доносившимися со стороны московской электростанции – эта цель была не менее важной, чем аэродром, и ей досталась свой, не менее щедрая порция управляемых бомб. атака планировалась достаточно тщательно, и достигла своей цели. В течение нескольких секунд электроснабжение громадного мегаполиса оказалось почти полностью нарушено.

– Задача выполнена, – произнес командир экипажа, не отводя глаз от разверзшегося на земле ада. Там, внизу, пламя, кажется, стремилось поглотить все, растекаясь настоящим океаном. – Снижаемся! Лечь на обратный курс. Мы сделали свое дело, пора убираться отсюда, парни!

Освободившись от опасного груза, "Лансер", ощутимо полегчавший, снова нырнул к земле. Русские все же должны были очнуться от спячки, попытавшись если не предотвратить беду – на это их не хватило – то хотя бы отомстить, разделавшись с теми, кто сумел поразить их в самое сердце. Командир экипажа бомбардировщика, хотя и был уверен и в своей машине, и в своих людях, не питал особых надежд на исход схватки с чужими истребителями. Но он все же хотел жить, хотел добраться до своей базы, чтобы услышать заслуженные слова благодарности от командования, и потому делал все, чтобы целым и невредимым убраться с опасной территории.

Прочь, прочь, как можно дальше отсюда и поближе к границе! Пусть русские пока соображают, что происходит, пусть мечутся в панике под градом бомб. Это позволит выиграть время, хотя бы и несколько минут, чтобы уйти как можно дальше от разоренного осиного гнезда, а там не так далеко останется и до границы, где "Лансеры" наверняка уже поджидают и танкеры, готовые поделиться топливом, и истребители прикрытия.

Бомбардировщик, уходя к земле, плавно развернулся, нацелившись заостренным носовым обтекателем на северо-запад, туда, откуда он и явился, чтобы принести смерть. и три другие машины, почти одновременно разгрузившись над своими целями, спешили последовать его примеру. Они выполнили поставленную задачу, явив во всем смертоносном великолепии свою мощь и силу.

Возможно, внешне ущерб от этой атаки не казался слишком большим, но все же аэродромы, гражданские и военные, что кольцом сжимали русскую столицу, полыхали, как полыхали электростанции. И так же огонь охватил многочисленные гарнизоны, в которых вместо команд дежурного солдат подняли с постели звуки взрывов. Перестал существовать единственный дивизион зенитных комплексов С-400, размещенный в подмосковной Электростали. Боевая готовность была отменена, и новейшие пусковые установки стояли в своих боксах, на которые в этот ранний час и обрушились чужие бомбы.

Оружие, которому не было равных даже по скупому признанию извечных соперников, так и не сумело защитить столицу России. Ни одна ракета "земля-воздух" так и не покинула пусковой контейнер, чтобы собрать с врага кровавую плату за нечаянную удачу. А в Кремле, древней цитадели, оплоте власти, казалось бы, незыблемой и нерушимой, на несколько десятков секунд погас свет, погрузив старинную крепость во тьму.

Люстры в кабинете Аркадия Самойлова, окончательно перебравшегося за кремлевские стены, вспыхнули так же неожиданно, как и погасли, снова залив ярким светом просторный кабинет. Резервные источники энергии были наготове, хотя едва ли кто-то мог предположить, что их придется использовать, однако это ничуть не помешало запустить генераторы, вновь наполняя сеть живительным током. Но мир за те секунды, что пребывал во мраке, изменился невозвратно.

Свет вернулся, а вместе с ним пришли и первые вести. Страшные вести, которых лучше бы и не было. Главе русского правительства редко снились кошмары, но сейчас все ужасы, являвшиеся к нему в ночных грезах, словно разом ожили, ворвавшись в привычную жизнь, ломая ее, сминая его самого, стирая в пыль казавшийся привычным порядок.

– Господин премьер-министр, потеряна связь со штабами большинства военных округов, частями стратегических ракетных войск, – докладывал подполковник, пытавшийся скрыть растерянность и зарождавшийся страх под маской бесстрастного служаки. – Это агрессия, господин премьер-министр. Американцы начали войну и нанесли первый удар по нашей территории.

Аркадий Самойлов, услышав неестественно спокойный доклад офицера связи, в первые же мгновения почувствовал, как сердец нервно дернулось в груди, словно птица, рвущаяся на волю. В глазах министра вдруг потемнело, и Самойлов, действуя на ощупь, тяжело оперся о крышку массивного стола, пытаясь выровнять дыхание. Он прежде никогда не знал, что такое больное сердце, и только теперь смог понять это.

– Американские войска перешли границу Российской Федерации, нарушили неприкосновенность воздушного пространства, нанесли массированные ракетно-авиационные удары по базам флота и штабам военных округов, армий и дивизий, – словно автомат, бесстрастно и четко, чеканя каждое слово, произнес подтянутый подполковник, стоя навытяжку перед новым главой государства. – Американские боевые корабли уже могут находиться в российских территориальных водах. Потеряна связь со многими гарнизонами, министр обороны Строгов покончил жизнь самоубийством в своем кабинете.

Офицер смотрел не на Самойова, а куда-то сквозь его, поверх головы министра, словно так пытался отстраниться от происходящего, всячески подчеркивая, что он – не более чем одушевленный механизм, от сих до сих исполняющий заложенные в него функции. На все это побледневший и тяжело дышавший премьер просто не обращал внимания, пытаясь понять, не почудились ли ему страшные слова.

Этого не могло быть, не могло происходить наяву, и сейчас Самойлову больше всего хотелось проснуться. Проснуться, пусть в холодном поту, но в привычном мире, где все баталии ведутся лишь за столом переговоров, где не сыплются с неба бомбы на русские города. Он привык к этому миру, миру, когда каждый прожитый день похож на очередной ход в нескончаемой шахматной партии. Ему самому случалось порой проигрывать, а иногда Аркадий уступал сопернику осознанно, для того, чтобы, воспользовавшись чужой беспечностью, самоуверенностью, следующим ходом сбросить его с занятых рубежей. Это было понятно, пусть и отнюдь не просто. Но это была его жизнь, и теперь она рассыпалась на осколки, и не у кого было просить совета, не от кого вдруг стало ждать помощи. И когти отчаяния, животного страха все глубже вонзались в истекающее кровью сердце, стальной хваткой пережимая глотку.

– Управление войсками полностью нарушено, командование, скорее всего, почти полностью уничтожено, – ввинчивался в сознание Аркадия Самойлова лишенный эмоций голос офицера. Один Бог ведает, чего стоило подполковнику из войск связи это нечеловеческое спокойствие, но эффект от этого получался колоссальный. – Господин премьер-министр, как временный глава государства, вы должны принять командование вооруженными силами страны. Россия подверглась агрессии, и нужно защищать нашу страну.

Словно впервые обнаружив присутствие постороннего, Самойлов выпучил глаза, с удивлением и страхом взглянув на него:

– Защищать, – переспросил министр внезапно севшим голосом. – Командовать? – И вдруг закричал так громко, что хрусталь роскошной люстры жалобно зазвенел: – Кем, мать твою, мне командовать?! Все уже кончено! Что, не видишь? Дайте мне связь с американцами, как угодно, но дайте! Нужно немедленно начать переговоры о капитуляции, о прекращении огня. Нужно выслушать их условия, принять любые требования, чтобы, черт побери, прекратить этот кошмар!

Это было предательство, которого Аркадий не ждал. Американцы обещали, гарантировали, и но, выполнив их условия, вполне оправданно наделся, что янки сдержат слово. Что ж, быть честным с тем, кто готов предать собственного вождя, видимо, оказалось ниже их достоинства.

– Ублюдки, – вскричал вдруг Аркадий, от избытка чувств схватив со стола хрустальный графин и швырнув его в стену. Офицер, не тронувшийся с места, лишь вздрогнул, передернув лицом, а в кабинет заглянули обеспокоенные крепыши из бывшей президентской охраны, по наследству доставшиеся теперь главе Правительства. – Вероломные твари! Они же обещали, обещали, черт возьми! Ничего, мы еще ответим, так ответим, что весь мир услышит. Я приказываю нанести по территории США ракетно-ядерный удар. По городам, военным базам, по любым целям!

Наверное, он все же вполне отдавал себе отчет в собственных словах, вдруг увидев спасение. Но бесстрастный, похожий на сошедшего с подставки манекена, подполковник развеял все надежды несколькими словами:

– Это невозможно. Обычные линии связи выведены из строя на девяносто процентов, а пульта дистанционного управления ядерным арсеналом "Казбек" у вас нет, господин премьер-министр. Мы не получили подтверждения, что самолет из Ростова прибыл в Москву.

Самойлов уже не ощущал отчаяния, и страх тоже куда-то подевался, наверное, его стало слишком много, чтобы ощущать так же ярко, как и поначалу. Сердце просто вдруг провалилось куда-то, и в груди возникла сосущая пустота. Тело затрясло мелкой дрожью, а спустя секунду зазвенели двойные стекла в узком стрельчатом окне, и Аркадий понял, что дрожит он вовсе не от волнения. Это было похоже на гром, но министр понял, что рокот, проникший в его кабинет даже сквозь толстые стены президентской резиденции, был порождением не стихии, но расчетливой и изощренной человеческой воли.

– Боже, – прошептал трясущимися от ужаса губами Аркадий, увидев, как над крышами высоток медленно вспух клуб черного, будто смоль, дыма, медленно поднимаясь в зенит. – Господи, этого не должно, не может быть!

– Господин Самойлов, – ворвавшийся в кабинет начальник охраны, выпучив глаза, не иначе, как от служебного рвения, подскочил к главе правительства. – Господин Самойлов, нужно срочно проследовать в бункер. Противник нанес бомбовый удар по аэропорту!

И, словно для того, чтобы придать большую весомость его словам, сквозь стены проник, заставляя сердце в страхе сжиматься, протяжный вой сирен. Впервые за почти семь десятилетий над тысячелетней столицей России вновь раздался страшный сигнал воздушной тревоги, но и эта попытка спасти хоть что-то безнадежно опоздала. Противник появился внезапно, будто вынырнув из какого-то подпространства, и нанес кинжальный удар по нервным центрам, по тем самым кирпичикам, на которых держалась вся оборона города. Никто не собирался бомбить жилые кварталы, погребая тысячи людей под руинами их собственных домов. Нет, целью этой атаки был боевой дух, сама готовность сражаться, таявшая с каждым мгновением.

Это был шок, оправиться от которого сумел бы далеко не каждый. Враг бомбил Москву, безнаказанно, нагло. Боль вдруг пронзила грудь Самойлова, дыхание перехватило, и глава правительства почувствовал, что стремительно падает в черную бездну. Аркадий покачнулся, неловко шагнув к массивному столу, но в следующий миг ноги отказались слушаться его.

– О, дьявол, – начальник охраны, оттолкнув застывшего соляным столбом офицера связи, выскочил в коридор. – Врача, срочно! Живее сюда, вашу мать!!!

Появившийся спустя полминуты доктор, точнее, целая бригада медиков, готовых ко всему, и постоянно находившихся возле первого лица государства, кто бы таковым ни был, застали жуткую картину. Самойлов, опиравшийся обеими руками о край стола, медленно сползал на пол, опускаясь на колени. В тот самый миг, когда врачи ворвались в кабинет, Аркадий упал, заваливаясь на бок, вскрикнул и затрясся частой дрожью. Глаза его закатились, и кровь отхлынула от лица.

– Черт, да у него судороги, – растерянно произнес начальник охраны. – Помогите же мне!

Подскочив к трясущемуся в корчах Самойлову, телохранитель рванул на его груди рубашку, всем весом наваливаясь на бесчувственного главу правительства. Нажатие, еще одно – лишь бы заставить замершее сердце вновь сократиться, разгоняя по жилам кровь, несущую живительный кислород к мозгу.

– Сердечный приступ, – констатировал доктор, склонившись над тяжело дышавшим министром, побледневшим, точно полотно. И добавил, криво усмехнувшись: – Переволновался. Работаем!

Жизнь главы государства, пусть и трижды временного, ценилась намного больше, чем жизнь любого другого гражданина. Самойлов попал в руки настоящих профессионалов, не растерявших хватку несмотря на то, что прежде Алексей Швецов никогда не прибегал к их услугам. Треснул шелк рубашки, манжета тонометра обхватила предплечье, а в вену вонзилась тонкая игла.

– Что происходит, – едва слышно прошептал Аркадий, открыв глаза и вперив расфокусированный взгляд в потолок, откуда роняла яркие лучи громадная хрустальная люстра. – Что это было? Где я?

– Аркадий Ефимович, у вас был сердечный приступ… – начал, было, доктор, но его тотчас оттеснил начальник охраны:

– Господин министр, ситуация критическая. Американцы нанесли авиационный удар по Москве. Это война. В Кремле оставаться опасно. Вам срочно нужно в укрытие. Нельзя медлить!

Нынешний глава охраны первого лица государства еще несколько дней назад был едва ли не рядовым телохранителем, одним из многих бойцов Федеральной службы охраны. Наверное, этот человек и сам не вполне уверенно ощущал себя, взлетев на такую высоту, на самую вершину карьерной лестницы. Но менее всего Самойлов мог сейчас доверять тем, кто был прежде близок к самому Швецову, таким, например, как пропавший без вести Крутин, и потому оставалось полагаться лишь на этих служак, веря, что они не забудут того, кому обязаны своим возвышением.

– Господи, – только и смог пробормотать лежавший, растянувшись поперек огромного ковра, Самойлов. – Боже мой! Этого не может быть!

– Мы ни с кем не можем связаться, господин министр, – с некоторой растерянностью сообщил шеф охраны, на удивление собранный и уверенный. То ли это сказались частые тренировки, то ли просто природная крепость духа, но сейчас его сознание было предельно ясным. Этот человек знал, что делать, и, хотя раньше не верил, что придется применять свои навыки в реальной обстановке, теперь не мешкал ни секундой дольше, чем возможно: – Нужно перейти в более безопасное место. Я предлагаю воспользоваться системой Метро-2.

Аркадий не колебался ни секунды. Сейчас им двигал страх, и он оказался отменным помощником в те мгновения, когда здравый смысл и привычная справедливость вдруг словно перестали существовать. Все проблемы отступили перед одной, самой важной – спасти свою жизнь. Сейчас тот, кто еще несколько минут назад ощущал себя правителем второй по силе державы, и самой могущественной, несмотря ни на что, на евроазиатском материке, теперь был готов на все, лишь бы остаться в живых. Бежать, прятаться, зарыться в глубокую нору, туда, где его не достанет льющийся с неба огонь.

– Живее, – подгонял Самойлова начальник охраны, поддерживая министра под руку. – Нужно спешить. Они могут ударить по Кремлю в любой миг!

Окруженный со всех сторон настороженными, едва скрывавшими рвущийся наружу страх телохранителями, Аркадий Самойлов даже за их широкими спинами не чувствовал себя в безопасности, не мог убедить себя в этом, как ни старался. Все происходило словно не с ним. Министр, будто со стороны, видел, как они почти бегут по узким лестницам, о существовании которых знали считанные люди во всей кремлевской обслуге, вниз, все время вниз, в слабо освещенный испускавшими тревожный мерцающий свет люминесцентными лампами туннель, уводящий куда-то во тьму подземелья.

Телохранители буквально внесли главу правительства, едва перебиравшего ногами, на станцию, которая не существовала для всего остального мира. А там, на путях, своего единственного пассажира уже ждал вагон, сорвавшийся с места в тот же миг, как только Аркадий вошел в салон. Со стуком сомкнулись двери, и грохот взрывов, завывание сирены остались где-то позади, отделенные от перепуганного, не помнящего себя Самойлова все большим расстоянием.

Лязгали по утопленным в бетонный пол рельсам – чтобы не только поезда, но и самые обыкновенные автомобили могли передвигаться по этим подземельям – диски колес, навстречу неслась темнота, лишь кое-где разгоняемая тусклыми светильниками. Туннели, само существование которых многие десятилетия являлось тайной, пронизывали всю столицу, позволяя перемещаться по огромному городу, не поднимаясь на поверхность. Система ходов соединяла самые важные объекты, те, которые были краеугольными камнями в обороне не только Москвы, но и всей страны. Штабы, центры связи – все это было замкнуто в единую систему, и глава государства мог за считанные минуты оказаться там, откуда возможно было управлять едва ли не всей Россией. Или, если все станет слишком плохо, выбраться на поверхность земли на летном поле аэродрома Внуково, там, где всегда, несмотря ни на какие обстоятельства, стоял заправленный, многажды проверенный авиалайнер, экипаж которого, находившийся на своих местах неотлучно, был готов действовать в любую секунду, едва получив команду на взлет от первого лица державы. Воздушный командный пункт Ил-80, переоборудованный из сугубо "мирного" аэробуса Ил-86, позволял из поднебесья управлять ядерными силами страны, отдав, если иного выхода не останется, приказ на ответный удар, способный испепелить целый континент.