Текст книги "Вечер потрясения (СИ)"

Автор книги: Андрей Завадский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 100 (всего у книги 122 страниц)

– Ромео-один, я Ромео-два, у тебя на хвосте ракеты! Сбрасывай их, Лидер!

Полеты на малых высотах позволяют умелым летчикам незаметно подкрадываться к цели, делая атаку внезапной, но уж попав под ответный огонь, не всякий пилот, не будь он настоящим асом, мастером, пилотажа, способен остаться в живых – слишком мало времени оказывается в запасе для того, чтобы уйти из-под удара, и слишком высока цена любой, в иных условиях самой ничтожно ошибки. Джованни Карузо считал себя опытным пилотом, и сейчас не испытывал страха – все его существо было подчинено одной цели, набрать высоту, жизненно необходимую для маневра, и не потерять скорость.

– Ромео-один, маневрируй! Врубай форсаж, – не унимался ведомый, еще не заметивший две ракеты, настигавшие его машину, уходившую прочь от русской колонны. – Сбрасывай ловушки!

Карузо до упора отжал ручку управления двигателем, выводя свой "Пегасус" на максимальную мощность, но все равно "Харриер" едва мог преодолеть звуковой барьер, и ракеты, ушедшие куда-то в заднюю полусферу, но явно не думавшие пропадать, были намного быстрее. Одно касание приборной панели – и установленные у корня хвоста кассеты AN/ALE-39 выстрелили залпом несколько тепловых ловушек, ложных целей, призванных обмануть системы наведения ракет.

– А, черт! Ублюдки!!!

Джованни Карузо рычал сквозь зубы, вонзая свой штурмовик в полное тьмы небо. Одна из ракет ушла в сторону, обманутая ловушкой, и взорвалась на безопасном расстоянии. Сотни стальных стержней, начинка ее пятикилограммовой боеголовки, пронзили пустоту. Но вторая ракета "держала" истинную цель – помеховый канал наведения, дополнявший инфракрасный и оптический каналы, и отличавший ракету 9М333 от ранних модификаций, позволял выделять тепло двигателя на фоне ложных целей, не оставляя атакованному пилоту почти никаких шансов.

Капитан Карузо выжал из "Харриера" все, на что тот был способен, маневрируя на пределе прочности конструкции. Бочка, иммельман, колокол – фигуры высшего пилотажа сменяли одна другую, перед глазами была то земля, то небо, одинаково полные ночной черноты сейчас, тело ныло от перегрузки, как и стрингеры и лонжероны силового набора AV-8B, а турбина ревела от натуги, вот-вот грозя захлебнуться от потока набегавшего воздуха.

Лишь на миг в поле зрения Карузо показался его ведомый, точно так же крутивший каскад маневров, каждый из которых соврали бы шквал оваций на самом престижном авиа-шоу, а теперь зрителями этого великолепия были только русские зенитчики, кипящие холодной яростью. "Харриер", показывая чудеса маневренности, вертелся во все стороны, точно на него вдруг перестала действовать сила земного притяжения, но вся эта череда маневров не мешала мчавшимся следом за ним ракетам "земля-воздух", факелы двигателей которых были отлично видны в ночном небе.

– Ромео-два, осторожнее, – прокричал в эфир Карузо, чувствуя, что его предупреждение безнадежно запаздывает. – Две ракеты у тебя на хвосте! Вижу еще одну по левому борту! Выполняй противозенитный маневр! Уходи от них! Набирай высоту! А-а, дьявол!!!

Капитан видел, как "Харриер" его напарника взмыл свечой в небо, и рядом с ним, как раз возле кабины, сверкнула вспышка взрыва – одна из зенитных ракет сблизилась с самолетом достаточно, чтобы сработал неконтактный взрыватель, превращая стержневую боеголовку в плазменный шар. Стальные иглы пронзили корпус штурмовика, легко пройдя сквозь тело летчика, и "Харриер", клюнув носом вниз, взорвался, воткнувшись в ровную поверхность степи пылающим болидом.

– Чертовы ублюдки! – Бессильная ярость душила Джованни Карузо, но весь его горячий темперамент был бесполезен сейчас.

Ручка управления до упора ушла вперед, и "Харриер" скользнул в крутое пике, чуть-чуть не переходящее в штопор. Могло показаться, что пилот решил совершить самоубийство, врезавшись в вершину невысокого холма, но об этом Карузо и не думал. Зенитная ракета, попавшая в струю раскаленных газов, вырывавшуюся из сопла турбины, сокращала дистанцию, и пилот одним касанием клавиши на четверть опустошил кассеты с ложными целями, разбросав позади себя гроздья тепловых ловушек. Земля стремительно приближалась, все быстрее с каждым мигом, но в последний момент, когда высота составляла футов сорок, а, быть может, и того меньше, пилот рванул штурвал, выходя из пике. Он смог это сделать, и успел увидеть, как ракета, по инерции пролетевшая дальше, врезалась в холм, на секунду рассеяв сумрак вспышкой взрыва.

Издав во весь голос победный вопль – после гибели ведомого никто больше не мог слышать этот крик, полный безумного восторга – Джованни Карузо заставил свой "Харриер" взвиться еще выше, так, чтобы противник оказался далеко внизу, бессильный и уязвимый. Турбореактивный "Пегасус" взревел, толкая короткокрылую машину вверх, в чернильную бездну ночного неба. Внезапно вспышка ударила в лицо пилота, и из той тьмы, что сгустилась над землей, навстречу ему стегнул шквал огня.

Еще несколько часов назад многим, кто служил в рядах Сто восьмой мотострелковой дивизии, могло показаться, что средства противовоздушной обороны безнадежно устарели и едва ли способны защитить бойцов от атаки с неба. Вместо грозных «Тунгусок», уже кое-кем считавшихся устаревающими, службу продолжали комплексы «Стрела-10», всего лишь прошедшие «косметическую» модернизацию, да потрепанные, не раз побывавшие на капремонте «Шилки». Но настал час, и их расчеты показали, на что способно даже не самое новое оружие в умелых руках, которые не дрогнут в нужную секунду.

Плоская широкая башня зенитной установки ЗСУ-23-4 "Шилка" развернулась, провожая "взглядами" четырех связанных воедино стволов промчавшийся над степью самолет, упорно взбиравшийся все выше и выше, уходя из опасной зоны. Исторгнутые "тарелкой" антенны локатора импульсы дробились о фюзеляж "Харриера", указывая его положение наводчику, и, как только самолет оказался в перекрестье прицела, командир орудия коротко, на глубоком выдохе, рявкнул:

– Огонь!

Грохот отдельных выстрелов слился в звучный треск, и поток трассеров вспорол ночное небо. Полсотни выстрелов в секунду, полсотни снарядов весом сто девяносто граммов, частью – бронебойно-зажигательных, а частью – осколочно-фугасных, полсотни разогнанных до тысячи метров в секунду кусков раскаленного металла, создавших стальной занавес на пути американского штурмовика.

"Харриер" метался в конусе луча радиолокационного прицела, точно попавшая в паутину муха. Мерцающие росчерки трассирующих снарядов, намного опережавших скорость звука, мчались к цели, а та немыслимым маневром ускользала из-под огня.

– Сука, – злобно прорычал командир орудия, когда вражеский самолет исчез с экрана локатора, заставив наводчика от досады разразиться потоком брани. – Падла драная!

Им не удалось открыть боевой счет – противник, вынужденный прекратить атаку, оставался еще "на крыле", а значит, мог вернуться в любой миг, проявив очередной раз большую осторожность.

От перегрузки глаза едва не вылетели из орбит, конструкция «Харриера» чудом выдержала воздействие колоссальных сил, жгутом скручивавших самолет, но маневр увенчался успехом – огненные нити протянулись над самой кабиной штурмовика. Зенитные снаряды, вспыхивая, взрывались, когда срабатывал самоликвидатор, и осколки бессильно хлестали пустоту.

– Ублюдки, – рассмеялся Джованни Карузо, с трудом выталкивая воздух из легких – казалось, на грудь опустили наковальню, так что ребра едва выдерживали, чудом на превратившись в мелкое крошево. – Черта с два, не достанете!

Полностью послушные воле и каждому движении рук своего пилота "Харриер", скатившись к самой земле, почти вертикально встал на хвост, вновь набирая высоту. Турбина издала победный рев, и сам летчик был готов кричать от восторга – сейчас, кода смерть прошла буквально в считанных футах, жизнь показалась прекрасной штукой, несмотря на случавшиеся неприятные мелочи, и вдруг остро захотелось сохранить ее как можно дольше.

Цифра на альтиметре стремительно росла, земля удалялась, а вместе с ней все более призрачной становилась и опасность, исходившая от врага. Ночь надежно хранила капитана Карузо от любой угрозы, и потому, когда тьма под брюхом AV-8B вспыхнула, и сотни сверкающих светлячков ринулись к самолету, захлестывая его стальной волной, для пилота это оказалось полнейшей неожиданностью. Джованни Карузо к чести своей замешкался всего лишь на пару секунд – он был опытным летчиком, – но это промедление оказалось решающим.

Ярость душила полковника Басова, на глазах которого американские пилоты, чувствуя себя совершенно безнаказанными в чуждом небе, сократили боевую мощь батальона на одну десятую, сократили его шансы, как и шансы всего полка, на победу, когда они все же отыщут врага. Противник, теперь полностью овладевший русским небом, был волен делать все, что пожелает, и те, кто оставался прикованным к земле, почти не могли помешать ему.

– Янки прямо по курсу! – сообщил наводчик, прослушивавший диапазон зенитного дивизиона.

– Батальон, открыть заградительный огонь!

Алексей Басов стиснул рукоятки наведения зенитного пулемета "Утес", прильнув к окуляру прицела. Дистанционно управляемая установка позволяла вести огонь, оставаясь под броней, и полковник, задрав увенчанный конической насадкой пламегасителя ствол вверх до предела, вдавил кнопку электроспуска, заставив оружие судорожно содрогнуться, выплевывая сгустки раскаленного свинца.

Американский штурмовик находился еще слишком низко, чтобы крупнокалиберные пули перестали представляя опасность для лишенной броневой защиты машины. Три десятка стволов разом открыли огонь, выбрасывая в небо десятки килограммов свинца. Тяжелые "Утесы", производившие восемьсот выстрелов в секунду, расстреляли снаряженную полусотней патронов ленту за считанные мгновения, замолкая один за другим, и для того, чтобы продолжить стрельбу, требовалось все-таки покинуть боевое отделение танка, заправляя новую ленту и взводя оружие, но это уже не потребовалось.

Ночная тьма наполнилась мерцанием сотен искорок, взмывших от земли в зенит. «Харриер» на предельной скорости врезался в рой крупнокалиберных пуль, и Джованни Карузо почувствовал, как штурмовик содрогнулся, затрясся в конвульсии, когда разъяренные свинцовые «осы» впились в обшивку фюзеляжа.

– Господи, – пилот рванул штурвал, ввинчивая свой AV-8B в серую мглу небосклона, пытаясь оторваться от пуль. – Нет!!!

Штурмовик вертикального взлета и посадки "Харриер" создавался, как универсальная машина, призванная не только поддерживать огнем морскую пехоту, высадившуюся на чужое побережье, но также и защищать свои корабли от воздушных ударов противника. замысел отчасти удался, но став хорошим в разных ипостасях, самолет не смог быть лучшим в чем-то одном. Лишенный бронирования, в отличие от того же "Тандерболта", AV-8B оказался чудовищно уязвимым от огня даже не самого мощного оружия, и его пилоту не на что было рассчитывать, кроме большой удачи.

Крупнокалиберные пули разорвали тонкие листы обшивки, прошивая топливные баки, "артерии" топливопроводов, разрушая тяги управления рулями и кромсая турбину. Штурмовик превратился в огненный шар, рухнувший из поднебесья к земле, и полет этого рукотворного болида приковал взоры сотен русских солдат, оставивших надежную защиту брони своих боевых машин ради такого зрелища.

Джованни Карузо почувствовал, как пламя заполняет тесную кабину, лизнув ноги, обдав своим дыханием лицо, тотчас покрывшееся волдырями. Ладонь, обтянутая тканью перчатки, легла на рычаг катапульты – спасительную соломинку, на которую было ничтожно мало надежды. Пиропатроны сорвали фонарь кабины, встречным потоком воздуха тотчас отброшенный назад, и пороховой ускоритель соврал с креплений кресло "Стенсел-1" с прочно притянутым к нему полубесчувственным телом летчика, едва ли действовавшего осознанно.

Лезвие киля вспороло воздух в опасной близости от пилота, оказавшегося во власти системы катапультирования, и вот уже объятый пламенем "Харриер", лишившийся управления, уносится вниз, пронзая ночную мглу. С хлопком над головой Джованни Карузо развернулся купол парашюта, и падение замедлилось. Внизу во тьме смутно угадывались плоские, точно срезанные великанским ножом, вершины холмов. Там, среди этих высоток, американскому пилоту предстояло дать свой последний бой.

Высунувшись по пояс из люка, Алексей Басов, не сдержавшись, соврал с головы прилипший от пота танковый шлем, радостно закричав во весь голос. Он видел, как видели десятки танкистов, как свечой ушедший в небо американский штурмовик, окутавшись пламенем, рухнул на землю.

– Сука! Получил, тварь! Ура!!!

Десятки луженых глоток разом исторгли полный ликования вопль, от которого содрогнулась степь. Враг был наказан за свою надменность, залпы мощных и надежных "Утесов" поставили точку в полете американского "коршуна", скинув его с русских небес. Но за несколько мгновений до того, как AV-8B "Харриер" врезался в землю, за несколько мгновений до того, как в небо взвился столб огня, мелькнуло белое полотнище парашютного купола – самолет был сбит, не сумев уйти от шквала зенитного огня, но его пилот ускользнул от возмездия.

– Выродок еще жив, – наводчик, без приказа оставивший свое место возле орудия, и тоже наблюдавший за тем, как гибнет враг, взглянул на полковника с какой-то странной обидой. – Чертов янки выпрыгнул с парашютом!

– Ему не уйти далеко, – оскалился Басов. Натянув шлемофон, он срывающимся голосом крикнул в эфир: – Третий, я первый, прием! Ответь первому, третий!

– Третий на связи, – раздался в ответ едва узнаваемый голос командира мотострелкового батальона, следовавшего за колонной Т-80У. – Слушаю тебя, первый.

– Третий, слушай приказ. Километрах в пяти к северо-востоку от меня катапультировался пилот американского штурмовика. Вероятно, он еще жив, возможно, ранен. Приказываю найти его и доставить ко мне. Живым его притащи, Третий!

– Приказ понял, выполняю!

Командир мотострелкового батальона не скупился – три боевые машины пехоты БМП-2, облепленные десантниками, полнокровный мотострелковый взвод, "выпали" из лязгавшей и рычавшей колонны, уходя в степь. Развернувшись широким фронтом, они мчались во всю мочь к месту падения "Харриера", чтобы оттуда начать поиски его пилота. Ищейки шли по следу, и каждый из них стремился сделать все, чтобы первым настигнуть жертву.

– Командирам рот и взводов доложить о потерях, – приказал Басов, ни на миг не забывавший об основном приказе. Противник, о котором стало известно только чудом, мог быть уже совсем близко, и только вплотную сойдясь с ним, можно было избежать гибели от американских бомб, сброшенных из поднебесья остающимися в полной безопасности пилотами.

Внезапный удар с воздуха почти не достиг цели – батальон лишь немного замедлил движение, но ущерб оказался намного меньшим, чем мог представить мало что видевший из-под брони Алексей Басов.

– Всего три машины, – мрачно произнес полковник, выслушав торопливые доклады своих офицеров. – Чертовы янки меня разозлили! Приказываю продолжать движение на максимальной скорости! Они сильны в небе, но на земле нам нет равных. Батальон, походными колоннами – вперед!

Газотурбинные двигатели ГТД-1250 танков Т-80У взвыли во все свои тысячу двести пятьдесят лошадиных сил. Благодаря удельной мощности, большей, чем у единственного своего аналога, американского танка М1А2 "Абрамс", также оснащенного не традиционным дизелем, а турбиной, русские "реактивные" танки будто летели над степью, едва касаясь земли клыкастыми лентами гусениц. Стальной поток хлынул на запад, к побережью, накатывая на позиции врага, вонзившего клинья механизированных рот глубоко в тело чужой страны, слишком глубоко, чтобы всерьез полагаться на поддержку. Танковый батальон оставался такой же грозной силой, как и раньше, даже еще более грозной теперь, когда танкистам было, за кого мстить, когда они увидели покрытые копотью боевые машины, ставшие добычей врага, могилами для своих экипажей, даже не успевших понять, что погибают.

Рокот турбин над головой стих, и Энрике Мартинес нырнул под броню, захлопнув за собой крышку люка командирской бронемашины LAV-C. Все, что он мог – пожелать удачи пилотам, которым первыми предстояло вступить в бой с русскими, и помолиться за то, чтобы парни живыми вернулись на свой корабль, а затем и в свои дома по другую сторону Атлантического океана.

Батальон, не распадаясь на части, но сжавшись в кулак, удар которого выдержала бы не всякая оборона, продвигался на восток, все дальше от берега, до сих пор не встретив ни намека на сопротивление. Катились по степи бронемашины LAV, мчались приземистые "Хаммеры", ползли громады танков М1А2 "Абрамс", главной ударной силы батальона – танковый взвод, всего четыре боевые машины, стоил всего остального, что было в распоряжении полковника Райса, возглавившего наступления своего подразделения. Но пока молчали орудия "Абрамсов", как молчали пушки бронетранспортеров и установленные на "Хаммерах" тяжелые "Браунинги" и автоматические гранатометы "Марк-19". Русские словно испарились, и эта тишина действовала все более угнетающе с каждой прошедшей минутой.

– Капитан, сэр, командир батальона на связи, – радист, расположившийся со своей аппаратурой в кормовой части десантного отделения бронетранспортера, превращенной в мобильный штаб, откуда можно было управлять действиями едва ли не каждого отдельного бойца, окликнул Мартинеса, тотчас насторожившегося.

– Лидер, я Браво-один, – произнес капитан в микрофон.

– Браво-один, воздушная разведка обнаружила подразделения противника в полусотне миль к юго-востоку. Вероятно, танковый и моторизованный батальоны, возможно, еще что-то. Их походные порядки сильно растянуты. Туда уже направили авиацию для подтверждения разведданных и огневого удара. Приказываю вашей роте выдвинуться вперед в качестве боевого охранения. Приказ ясен, Браво-один?

– Так точно, Лидер, – не колеблясь, отозвался Энрике Мартинес, понимавший, что его подразделению отводится роль живого щита. Остановить удар двух тяжелых батальонов силами одной роты невозможно в принципе, но, погибая, они дадут остальным достаточно времени, чтобы подготовиться к бою, встретив врага точным огнем. – Задача ясна!

– Для поддержки передаю под ваше командование противотанковый взвод из роты оружия, Браво-один. Выдвигайтесь вперед, сохраняйте дистанцию между собой и основными силами батальона не менее пяти миль. В случае необходимости вас поддержат вертолеты и "Харриеры".

– Слушаюсь, Лидер!

Получив приказ, рота Мартинеса рванула вперед, удаляясь от главных сил батальона. Дюжина бронемашин LAV-25, подскакивая на ухабах, мчалась по бездорожью с завидным проворством, наглядно демонстрируя всем, что для решительных бойцов русские дороги никогда не станут серьезной помехой на пути к победе. А следом за бронетранспортерами, в десантных отсеках которых, сжавшись в три погибели, теснились вооруженные до зубов морпехи, двигались самоходные противотанковые установки LAV-AT, ракеты "Тоу-2" которых были пока главной и единственной надеждой командира роты на победу в том случае, если им придется столкнуться с русскими лоб в лоб.

Командиры русского полка и американского батальона подгоняли своих бойцов, желая как можно быстрее встретиться с противником, в короткой, но яростной схватке решив раз и навсегда, кто – лучший боец. Две бронированные лавины мчались навстречу друг другу, и первые снаряды уже покоились в стволах орудий. И лишь капитан Джованни Карузо, наверное, был единственным американцем, кто оказался бы счастлив, не повстречай он русских хотя бы еще несколько часов. Пилот сбитого «Харриера» знал, что встроенный в катапультируемое кресло радиомаяк на аварийной частоте уже послал сигнал бедствия, который не могут не услышать на «Уоспе», а, значит, спасатели уже в пути. Все, что требовалось от летчика – спрятаться и ждать, ничем не выдавая себя, и тогда уже очень скоро он окажется на своем корабле.

Пилота учили выживать – не желая оказаться сбитым, каждый летчик должен быть готовым к тому, чтобы оказаться на враждебно территории, один против всех. В прочем, в этом случае вступать в бой пилоту было бессмысленно – отлично подготовленный боец мог запросто стать жертвой какого-нибудь феллаха с древним мушкетом, а это слишком неравноценный размен. И потому не зря ради спасения одного человека приходилось рисковать собой десяткам – пилотам вертолетов поисковой службы, бойцам "коммандос", но только не в этот раз.

– Контр-адмирал, сэр, мы определили координаты радиомаяка сбитого пилота, – докладывал командующему десантным соединением вахтенный офицер. – Мы уверены, что летчик еще жив, сэр.

– Где он сейчас, лейтенант?

– Квадрат Эхо-семь, сэр! – Вахтенный очертил круг на карте.

– Проклятье, это в тылу у русских, – мрачно выругался Уинстон Битти. Известие о потере звена "Харриеров" адмирал воспринял, как личную обиду, но теперь он не знал, стоит ли радоваться тому, что один из летчиков смог уцелеть.

– Сэр, нужно вытащить нашего парня оттуда, пока его не отыскали сами русские, – встревожено заметил вахтенный офицер, как и все, кто находился на боевом информационному посту универсального десантного вертолетоносца "Уосп", с надеждой смотревший на адмирала. – Они наверняка не упустят такую возможность.

– Слишком далеко, слишком опасно, – покачал головой Битти. – Эти ублюдки запросто могут устроить засаду. Я запрещаю проведение спасательной операции, пока не будут уничтожены наземные силы русских. Тереть еще людей – слишком большая роскошь.

– Мы что же, бросим его там, адмирал, сэр?! Мы должны спасти этого парня!

– Он – профессионал, прошедший курс выживания в любых условиях, и сможет продержаться несколько часов, а там с русскими будет покончено, – отрезал командующий, чувствуя сгустившееся вокруг напряжение. Адмирал Битти только что подписал приговор пилоту, оставленному во власти врага за сотни миль отсюда, и офицерам с трудом удалось сдержаться – то, что происходило, было несправедливым, но единственно правильным сейчас: – Русские танки – вот наша основная цель, господа, и я не позволю отвлечь от этой задачи ни одного человека, ни один вертолет! Мы должны покончить с русскими любой ценой!

А далеко на востоке те самые танки лавиной накатывали на позиции морских пехотинцев, взрывая ночь воем турбин и металлическим лязгом. Но далеко не все русские солдаты были заняты в этой атаке – некоторые уже охотились на вполне живого, реального врага, устроив в степи настоящую облаву на спасшегося американского летчика.

Боевая машина пехоты вскарабкалась на пригорок, и тотчас ехавшие по давней привычке на броне мотострелки соскочили с нее, рассыпаясь редкой цепью. И первым, что они увидели, был скомканный купол парашюта, а рядом с ним – катапультируемое кресло. Пустое.

– Нашли, нашли, – солдаты бросились во все стороны, буквально обнюхивая сухую каменистую землю склона в поисках следов. – Он должен быть рядом!

– Рассредоточиться! Осмотреть здесь все! Смотреть в оба – американец не с водяным пистолетом сюда прилетел!

Бойцы, деловито щелкая затворами автоматов, двинулись по склону вниз, в тесную лощину, где так удобно было укрываться от чужих взглядов. Спускались осторожно – на круче, споткнувшись, можно было запросто сломать ноги, и потому никто сперва не удивился, когда один из бойцов с криком покатился вниз, выронив автомат. А из сумрака загрохотали выстрелы.

– Сука! Серегу подстрелил!

– Он внизу, – командир отделения нырнул за валун, услышав, как над головой просвистела неточно выпущенная пуля. – Открыть огонь! Прижмите гада, не дайте поднять головы!

Полдюжины стволов разом плюнули раскаленным свинцом во тьму, в которой мерцали вспышки выстрелов. Залегшие на склоне бойцы обрушили на противника, остававшегося невидимым, огненный шквал, вдавливая американского пилота в землю, заставляя искать укрытия.

– Дроздов, Терехин, прикройте огнем, – приказал командир отделения, по-пластунски переползая от валуна к валуну, вниз по склону. – Остальные – вниз, взять ублюдка! Пошли, парни! За мной!

Слыша, как над головой часто свистят пули, летевшие сейчас в обе стороны, мотострелки, пригибаясь и посылая перед собой кроткие очереди, двинулись вниз, построившись редкой цепью. Автоматы АК-74 в их руках судорожно вздрагивали, изрыгая свинцовый град, а ответные выстрелы звучали все реже.

Джованни Карузо подписал себе приговор в тот миг, когда первым же выстрелом свалил одного из русских, чей силуэт так отчетливо был виден на фоне предрассветного неба. Все шансы на спасение сбитого пилота сейчас воплотились в килограммовом куске металла, девятимиллиметровом пистолете М11, «клоне» швейцарско-германского «Зиг-Зауэр» Р228, надежной машинки с отличной точностью боя, но явно не состоятельной против доброго десятка «Калашниковых».

Катапультируемое кресло "Стенсел-I" отделилось от объятого пламенем, окончательно потерявшего управление "Харриера", распоротого от носа до хвоста крупнокалиберными пулями русских пулеметов, на высоте не более двухсот футов. Парашютный купол даже не раскрылся полностью, гася скорость падения, когда пилот достиг земли. От удара потемнело в глазах, в голове зазвучал колокольный звон, и несколько долгих минут ушло лишь на то, чтобы Джованни Карузо пришел в себя. А, придя, он тотчас начал действовать, и, сделав первый шаг, взвыл от боли – при падении летчик повредил ногу, возможно, что-то вывихнув, а, быть может, даже сломав.

Вмонтированный к кресло радиомаяк начал посылать тревожные сигнал в тот миг, когда сработала система катапультирования, и пилот был уверен, что спасатели, получив точные координаты, уже вылетели за ним. Нужно было лишь немного переждать, укрывшись от врага, спутав следы, всего пару часов, пока вертолеты с "Уоспа" доберутся до этих мест. Едва ковыляя, летчик, прихватив с собой спрятанный в кресле аварийный запас – оружие, аптечка, и даже немалая сумма денег, разумеется, в долларах – двинулся прочь от места приземления, уже слыша вдалеке рев моторов. Противник, не удовлетворенный победой, пытался получить все, что можно, и капитан Карузо понимал, что по его следу уже движутся охотники, и они очень быстро обнаружат парашют, а затем и парашютиста. Пилот успел пройти не более мили, превозмогая боль, бранясь вполголоса сквозь зубы, но упорно шагая вперед, когда его все же настигла погоня.

Страх, охвативший пилота в тот миг, когда на гребне холма появились русские солдаты, посланные за ним, Джованни Карузо, была так силен, что капитан машинально нажал на спуск. И немедленно в ответ к нему устремился поток пуль, с визгом высекавших искры из камней, свистевших в считанных дюймах, мешая теперь уже целиться, заставляя впустую тратить драгоценные патроны. Никто и никогда не рассчитывал, что летчику, оказавшемуся на враждебной территории, придется вести такой ожесточенный бой – напротив, следовало затаиться, спрятаться как можно надежнее до прибытия спасателей. Капитан Карузо не смог справиться с собой, и теперь с ужасом считал оставшиеся патроны, паля наугад куда-то вверх и даже не надеясь, что эти выстрелы остановят врага. Мысль была только одна – лишь бы не бросили вниз пару гранат, быстро и эффективно разобравшись с проблемой.

Удерживая пистолет обеими руками, опираясь на локти, Карузо раз за разом нажимал на спусковой крючок, чувствуя толчки отдачи. Он не сумел затаиться, чтобы русские просто прошли мимо, и теперь оставалось только одно – принять бой, подороже продав свою жизнь. В очередной раз нажав на курок, пилот услышал лишь сухой щелчок бойка – тринадцатизарядный магазин опустел слишком быстро. Заученным движением Джованни Карузо выщелкнул пустую обойму, быстро вставив новую, вторую и последнюю из тех, что входили в снаряжение летчика, но взвести затвор он уже не успел.

Автоматная очередь – выпущенная сзади, в спину – ударила чуть правее вжавшегося в каменистую землю пилота, и тот, развернувшись, увидел стоящего во весь рост русского солдата, совсем еще мальчишку в казавшейся непомерно большой каске, почти сползавшей на глаза. Русский что-то крикнул, и в голосе его звучал испуг, растерянность, но "Калашников" в его руках был направлен точно в грудь пилоту, и руки эти не дрожали.

– Вот черт! – с досадой бросил Джованни Карузо, видя, как со всех сторон к нему бегут вражеские солдаты с оружием наизготовку. – Проклятье!

Пистолет с лязгом упал на землю – американский пилот понял, что очень боится умереть, а это сейчас под пристальными "взглядами" полудюжины автоматных стволов, было проще простого. Покорно бросив оружие, Джованни Карузо поднялся на ноги, не забыв поднять руки повыше над головой. Он двигался так медленно, как только мог, понимая, что взвинченные до предела русские в ответ на любое резкое движение, едва почувствовав опасность, просто изрешетят его на месте.

– Я сдаюсь, – крикнул Карузо, не представляя, владеет ли хоть кто-то из его противников английским языком. – Не стреляйте! Я безоружен!

Русские солдаты переглянулись, затем один из них что-то отрывисто приказал, и другой подобрал лежавший у ног американца "Зиг-Зауэр". Толчок ствола в спину был красноречивее и доходчивее любых команд, и пилот, по-прежнему окруженный настороженными врагами, двинулся в указанном направлении.

Гул турбины обволакивал со всех сторон, довлея над прочими звуками, заглушая их, да и трудно было звукам проникнуть под многослойную броню танка Т-80УК. Создатели боевой машины постарались на славу, втиснув в сорок шесть тонн веса мощное вооружение – даже противотанковые ракеты – обеспечив надежную защиту, высокую подвижность на любой местности, но о комфорте для экипажа не то, чтобы забыли совсем, но явно думали уже напоследок. И все же, несмотря на шум, тесноту, отсутствие кондиционера – для американцев, наверное, вовсе немыслимый факт – полковник Алексей Басов не променял бы свою «восьмидесятку» ни на какой «Абрамс» или «Леопард». Реклама, она и есть реклама, кто знает, каково в бою чудо американской или немецкой технической мысли, а вот на Т-80 Басов сам ходил в атаку, когда в лоб разом лупило по полдюжины гранатометов «Муха» и управляемых ракет, порой выпущенных с сотни метров и даже меньше, и точно знал, чему обязан тем, что остался жив в той мясорубке.

– Первый, я третий, – в шлемофоне раздался искаженный помехами голос командира мотострелкового батальона. – Мы захватили американского летчика. Понял меня, первый?

– Принято, третий. Американец живой? Доставить его ко мне, немедленно! Я сам буду вести допрос!