Текст книги "Вечер потрясения (СИ)"

Автор книги: Андрей Завадский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 122 страниц)

А пилоты штурмовиков словно устроили соревнование, пытаясь превзойти один другого в меткости. Еще один вертолет болидом вонзился в бетон, став жертвой Семенова. Напарник Сергея всадил в легкую "Кайову" десяток снарядов, и горящий винтокрыл, рухнув на землю, подмял под себя нескольких солдат, не сумевших добраться до укрытия. А сам Кукушкин, набрав высоту, едва не протаранил "Блэк Хок", из бортов которого во все стороны торчало множество антенн, похожих на паучьи лапы. Американский пилот попытался уклониться, но пилот штурмовика, мгновенно опознав постановщик помех ЕН-60А, не собирался упускать такую добычу. Гашетка утонула в ручке управления, установленное под фюзеляжем орудие из обоих стволов плюнуло огнем, и напичканные электроникой вертолет, рассыпаясь на куски еще в воздухе, рухнул вниз.

– Андрюха, атакуем вражеский десант, – крикнул в эфир, мгновенно очистившийся от треска и шума, Кукушкин. – Цель в юго-западном секторе. Сбрасываем бомбы, потом работаем из пушек. Поехали!

Одним касанием Кукушкин включил бортовой комплекс самообороны, приводя в действие автоматы отстрела ложных целей, как делал всегда, атакуя очередную банду "духов" в горах. "Грачи", разогнавшись, словно на горке, спикировали к земле, нацелившись заостренными носами на большую группу вражеских солдат. Навстречу штурмовикам протянулись пулеметные трассы, но даже пули пятидесятого калибра грозили лишь царапинами на титановом панцире.

Земля становилась все ближе, и уже без всякого "Шквала" можно было различить метавшиеся по бетонке фигурки вражеских бойцов, пытавшихся отыскать укрытие, чтобы там спастись от разящей с небес смерти. Не обращая внимания на бьющий в лицо огонь, Кукушкин нажал кнопку сброса бомб, и две кассеты РБК-250 отделились от его самолета, сорвавшись с подкрыльевых пилонов. Корпуса пустотелых снарядов раскрылись в полусотне метров над землей, рассыпав вдоль взлетной полосы, превратившейся в плацдарм для наступления, по полторы сотни осколочных гранат, превративших истерзанный аэродром в море огня.

– Второй заход, – скомандовал Кукушин, уводя штурмовик в набор высоты. – Идем на бреющем! Не жалей снарядов!

Это были секунды подлинного триумфа. Кажется, никогда еще самолет не был настолько покорен не движениям рук даже – каждой мысли своего пилота. "Грач" плавно развернулся, описав широкую дугу над аэродромом, и Сергей Кукушкин вновь отдал от себя рычаг управления, нацелив машину на разбегавшихся в ужасе врагов, теперь уже и не пытавшихся сопротивляться, поняв тщетность этих потуг, не способных вызвать ничего кроме смеха у того, кто парил над землей, укрытый килограммами прочнейшей титановой брони. Семнадцатимиллиметровый панцирь, со всех сторон защищавший пилота, мог выдержать многое, и те, кто с земли в ужасе наблюдал за атакующим штурмовиком, поняли это, перестав напрасно тратить патроны.

– Андрей, готов? – Кукушин и не сомневался, что напарник держится рядом. – Давай, проутюжим этих гадов! Огонь!

Огненные трассы протянулись к земле из-под днища штурмовика, и по бетону протянулись фонтаны огня, дыма и осколков. "Грачи", плевавшиеся пламенем, промчались над головами вражеских солдат, щедро делясь смертью, и когда уже Сергей потянул штурвал, выходя из атаки, к его машине, и к машине Семенова, выполнявшего такой же маневр, но с ничтожным опозданием, метнулись с земли огненные стрелы ракет.

Беспамятство длилось несколько мгновений, и Эндрю Макгуайр пришел в себя в тот миг, когда русские самолеты уже во второй раз заходили на цель – на его солдат и офицеров, оказавшихся в настоящей западне на летном поле, где невозможно было укрыться от вражеского огня. Полковник осознал себя стоящим на коленях и тщетно пытающимся сделать вдох, наполнив легкие кислородом. Кто-то от души ударил Макгуайра по спине, буквально выталкивая из него застрявший где-то внутри воздух, наполненный дымом. Затем в губы полковнику ткнулось горлышко фляги, и Эндрю сделал глоток, чувствуя, как по обожженной глотке катится живительная влага.

Сперва полковник, сознание к которому до конца так и не вернулось, принял мощный гул, буквально вонзавшийся в уши, лишь за последствия контузии, и только потом, увидев хищные силуэты штурмовиков, понял, что все намного хуже. Пара "Фрогфутов", не узнать которые было просто невозможно, снижалась, нацелившись на группу десантников, суетившихся вокруг минометов.

– Угроза с неба, – раздался пронзительный вопль, кажется, над самым ухом Макгуайра. – Все в укрытие, живо!

Кто-то бросил полковника на бетон, наваливаясь сверху всем своим весом, в тот миг, когда от штурмовиков отделились огненные брызги снарядов. По летному полю прокатился стальной вал, и Эндрю Макгуайр видел, как разрывает на куски тела солдат, оказавшихся на линии огня, как люди, крича от боли, мечутся в панике, зажимая кровоточащие обрубки рук, оторванных осколками.

Человек, придавивший собой полковника, вдруг судорожно затрясся и разом обмяк. Макгуайр понадобилось приложить усилия, чтобы выбраться из-под безжизненного тела, и только тогда он узнал командира роты "Альфа". Осколок перерубил капитану, ценой собственной жизни спасшему командира, позвоночник, убив офицера практически мгновенно. Но сам полковник был еще жив, и не собирался сдаваться слишком легко.

– Где зенитные ракеты? – схватив за грудки первого попавшегося навстречу сержанта, в лицо ему заорал Макгуайр, перекрыв своим криком даже шум пронесшихся над головой штурмовиков. – Развернуть ЗРК! Огонь по русским самолетам!

Приказ полковника запоздал. Рядом бойцы уже взваливали на плечи массивные шестнадцатикилограммовые трубы переносных зенитно-ракетных комплексов "Стингер", единственного средства защиты от воздушной угрозы отрезанных теперь от всего и вся десантников. Несколько секунд ушло на то, чтобы охлажденные жидким аргоном детекторы головки самонаведения "увидели" цель, пышущие жаром турбины "Фрогфутов", рассыпавших вокруг себя гроздья тепловых ракет-ловушек.

В этом огненном аду, где сквозь звуки взрывов отовсюду доносились крики раненых, сложно было оставаться сколько-нибудь невозмутимыми и хладнокровными, но у тех, кто осмелился вступить в неравный поединок с русскими пилотами, иного выхода просто не было. Бронированный штурмовик, изрыгая пламя из турбин и стволов мощной пушки, взахлеб харкавшейся свинцом, пикировал на горстку людей, во весь рост вставших посреди летного поля. Силы были неравны, это видел каждый… кроме тех, кто грудью встречал врага, вступив в поединок с бездушной машиной.

– Цель на двух часах, – командир зенитного расчета рукой указал направление, и второй номер, прижавшийся щекой к прицелу, обратил туда черный зев пусковой установки. – Огонь!

Зенитчик утопил спусковую скобу, приводя "Стингер" в действие. Начали свое бесконечное вращение гироскопы, и охладитель коснулся чувствительных сенсоров головки наведения. Заставив себя побороть страх, стрелки-зенитчики терпеливо дождались сигнала захвата цели, разом нажав на спуск, и стартовые двигатели вытолкнули ракеты из тубусов, подбрасывая их вверх, на высоту, достаточную для включения маршевых турбин.

В прорезавшем эфир голосе ведомого пилота слышался страх, неподдельный испуг, и было отчего:

– Ракеты, – раздался в шлемофоне пронзительный крик Семенова. – Серега, ракеты! Берегись!

Капитан Кукушкин скорее не увидел, но почувствовал устремившиеся к его машине со всех сторон зенитные ракеты. Не менее полудюжины "Стингеров", запущенных разом, рванулись к оказавшемуся в огненном кольце самолету, но пилот и не думал паниковать. Раз он проиграл такую схватку, уступив немытым боевикам, но теперь намеревался остаться победителем. Сергей бросил "Грача" в крутой вираж, разворачиваясь кормой к взмывавшим с земли ракетам, и рывком отжал до упора ручку управления двигателями, заставляя турбины выдать всю возможную мощность.

Автоматы отстрела ложных целей выбросили навстречу приближавшимся ракетам град трассеров, ослепивших тепловые головки наведения, а установленная в корме лампа "Сухогруз", вдруг замерцав, внесла в электронные "мозги" ракет FIM-92B еще большее смятение. Несколько снарядов изменили курс, уходя вслед ложным целям и взрываясь в стороне от "Грача", но часть ракет по-прежнему висела на хвосте. Чувствительные головки наведения "видели" цель в инфракрасном и ультрафиолетовом спектре одновременно, почти безошибочно выделяя истинную цель на фоне множества "обманок".

– Серега, у меня две на хвосте, – донесся до Кукушкина панический вопль. – А, черт, не могу стряхнуть их!

– Маневрируй, Андрюха! Отстреливай все трассеры!

Все, чем мог помочь капитан своему товарищу – совет, не имевший смысла. Сергей и сам оказался в клещах, уже не думая о продолжении атаки. Бросая своего "Грача" из виража в вираж, Кукушкин старался подставлять ракетам хвост, зная, что так даже в случае попадания успеет воспользоваться катапультой. "Стингеры", доставившие немало хлопот пилотам еще первых Су-25, появившихся в небе Афганистана, были, наверное, самым опасным противником, перед которым нередко пасовали все ухищрения конструкторов.

Капитан Кукушкин не видел, как ракеты настигли машину его напарника, но слышал его крик, полный страха безысходности, и от этого вопля кровь застыла в жилах.

– Я подбит, – закричал Семенов, когда ракета FIM-92B боднула в днище его самолет. – Прямое попадание! Машина горит! Перебиты тяги управления стабилизаторами! Я падаю!!!

Все видели, как штурмовик Су-25Т, оставляя за собой шлейф горящего топлива, сорвался с небес, получив смертельную рану. В последний миг пилот пытался спастись, рванув рычаг катапульты. Пиропатроны разрушили крепления фонаря, отбрасывая в сторону плексигласовый купол, но время истекло, и едва кресло отделилось от самолета, "Грач", врезавшись в крышу ангара, взорвался. Сноп осколков настиг Семенова в полете, растерзав притянутое ремнями к спинке тело и распоров едва раскрывшийся купол парашюта.

– Андрюха, – зарычал Кукушкин, вцепившись в рукоятки штурвала. – Андрюха! Ну, суки!

Ему некогда было скорбеть о друге, исчезнувшем в пламени взрыва, погребенном под обломками своего самолета, как вожди древних викингов находили последний приют на пылающих палубах своих дракаров. Зенитные ракеты "Стингер" почти не оставляли следов, превращаясь в неразличимые росчерки, но Сергей знал, что два снаряда идут за его штурмовиком, уверенно сокращая расстояние. Несколько секунд, несколько лихорадочных маневров – и грянувшие разов взрывы пары трехкилограммовых боеголовок сотрясли "Грача".

– А, черт! – напрягшись до боли в предплечьях, Кукушкин схватил штурвал, удерживая машину на курсе, не позволяя ей сорваться, уходя в губительное пике сейчас, когда до земли было всего-то полторы сотни метров.

Осколки пронзили обшивку, увязая в слое полиуретанового наполнителя, устилавшего изнутри топливные баки. Полимер, соприкоснувшись с воздухом, мгновенно разбух, заполняя пробоины, мешая топливу вытечь наружу, вспыхивая просто от трения воздуха, от тепла, что излучала нагревшаяся обшивка мчавшегося с максимальной скоростью штурмовика.

– Ублюдки, – прорычал Кукушкин, разворачивая машину. – Все, пиндосы, держитесь!

Первая схватка осталась за капитаном, и Сергей не желала медлить с реваншем. Самолет был все так же послушен каждому жесту пилота, вновь пикируя к земле, нацеливаясь суженым носом на группу людей в камуфляже. Американские десантники торопливо распаковывали новые ракеты, но все решали секунды, и Кукушкин первым занял позицию для удара. Движение пальца, коснувшегося приборной доски – и огненные стрелы неуправляемых ракет С-8 вырвались из остроконечных блоков, устремляясь к цели.

Волна взрывов смела горстку вражеских солдат, заливая огнем летное поле, снова уподобившееся извергавшемуся вулкану. "Грач" промчался над землей, медленно набирая высоту, и капитан Кукушкин увидел, как на бетон выскочили, мгновенно открыв огонь, несколько бронемашин. Помощь все же подоспела, когда ее уже не ждали.

Стены домов расступились, и боевые машины пехоты БМП-2, облепленные бойцами, на полной скорости вылетели на летное поле, густо усеянное обломками еще полыхавших вертолетов и самолетов. И там, между обгоревшими остовами, среди разрушенных подчас до самого основания ангаров, казарм, еще каких-то строений, метались многочисленные фигурки, с расстояния в полкилометра казавшиеся не крупнее оловянных солдатиков.

Рев турбин на миг оглушил стрелков, инстинктивно запрокинувших головы и увидевших летящий над самой землей штурмовик Су-25, за которым вытянулся длинный шлейф огня. Охваченный пламенем "Сухой" прошел над самыми головами мотострелков, невольно прижавшихся к броне, словно пытаясь увернуться от столкновения, и исчез за стоящими поодаль домами, чтобы взметнуться к небу спустя секунды черно-оранжевым клубом огня.

– Ах, вы, суки, – простонал генерал Буров, и, почувствовав внезапную ярость, бешенство, которым уже почти невозможно было управлять, закричал: – В атаку, сынки! Вперед! Ура!

Бронемашины рванулись вперед, и стволы тридцатимиллиметровых пушек 2А42 выбросили навстречу не ожидавшим такого поворота событий американцам поток огня, в один миг смахнувший несколько десятков человек. орудиям вторили спаренные пулеметы, от которых куда-то к горизонту протянулись мерцающие росчерки трассирующих пуль, и во всю эту какофонию вплеталось отрывистое тявканье автоматов.

– Все с брони, – приказал Сергей Буров, первым спрыгивая на бетон и отступая за корму продолжавшей движение боевой машины. – За мной, ребята! Вперед!

– Ура!!!

Буров надавил на спусковой крючок, и автомат в его руках ожил, выплевывая раскаленный свинец. Отдача, показавшаяся неожиданно сильной, ударила в плечо, но сейчас генерал, вместе со всеми бежавший следом за бронемашинами, не обращала на это внимания. Впереди был враг, был бой, которые нужно выиграть, во что бы то ни стало, а все остальное сейчас казалось абсолютно неважным.

Стреляли все. Десятки стволов разных калибров выбрасывали огонь, умолкая лишь на те краткие секунды, что требовались для смены опорожненных магазинов. Сам Буров опустошил первый рожок за несколько секунд, не снимая пальца со спускового крючка до тех пор, пока не умолк его АКМ, мгновенно раскалившийся от столь интенсивной стрельбы. Торопливо заменив магазин, генерал, бежавший на врага вместе со своими бойцами, что-то яростно и невнятно кричавшими и точно так же палившими, куда глаза глядят, передернул затвор и снова открыл огонь. Сергей видел, как падают застигнутые врасплох американцы, срезанные выпущенными в упор очередями. Горстка вражеских солдат, всего лишь отделение, не успела сделать ни одного ответного выстрела, погибнув мгновенно.

Странно, в эти секунды генерал Буров не воспринимал противника, как живых людей. Командующему казалось, что перед ним лишь фанерные мишени, как на стрельбище, и тем важнее казалось вогнать как можно больше пуль в центр каждой из них, чтобы уж наверняка засчитали победу.

Боевые машины пехоты, оказавшиеся на острие атаки, своим огнем буквально прогрызали оборону противника, кажется, окончательно впавшего в панику, принимая своей броней летевшие в ответ пули. Буров не завидовал тем парням, что управляли сейчас бронемашинами, слыша, как стучат по бортам кусочки раскаленного свинца, которых становилось все больше с каждым мигом. Но пока американские десантники поливали огнем из своих штурмовых винтовок БМП, следовавшие за теми стрелки методично уничтожали самих десантников. Казалось, враг дрогнул и вот-вот обратится в бегство, впервые ощутив на себе ярость русских солдат.

– Радист, ко мне, – крикнул Буров, останавливаясь и припадая на колено, чтобы стать чуть менее заметной целью для вражеских солдат. – Живее, сюда!

Ефрейтор, тащивший на спине массивную полевую радиостанцию, казавшуюся жутко древней, но вполне надежную, подскочил к генералу, тоже прижимаясь к земле. Над головой его просвистела пуля, выбившая фонтан искр из полуобвалившейся стены какого-то строения, стоявшего рядом, и Сергей Буров невольно сильнее прильнул к опаленной земле.

– Выходи на связь с танкистами, – приказал генерал. – Пусть немедленно выдвигаются сюда, на аэродром! Пускай направят сюда все, что есть!

– Слушаюсь, товарищ командующий!

Ефрейтор вцепился в верньеры своей радиостанции, что-то пронзительно закричав в микрофон, но его голос потонул в грохоте взрыва. На глазах у Бурова и еще трех десятков бойцов взорвалась одна из бронемашин, буквально разлетевшись на куски, а затем ее участь постигла и вторую БМП, у которой взрывом боекомплекта соврало с погона башню, отбросив ее на полсотни метров в сторону.

– Черт возьми, – растерянно пробормотал генерал, услышав протяжный вой, донесшийся откуда-то с неба. – Мины! Все в укрытие!

Заунывный стон, становившийся все более тяжким, оборвался грохотом взрывов, и мир вокруг Сергея Бурова вспыхнул, исчезнув в море огня.

Выпущенные русским пилотом ракеты легли чуть в стороне, и взрывная волна, добравшись до Эндрю Макгуайра, заметно ослабла. Основной удар пришелся на минометную батарею роты «Браво», уничтоженную сразу и полностью. Среди выгоревших проплешин и неглубоких воронок, выгрызенных на бетоне взрывами неуправляемых ракет, были видны раскиданные тела бойцов, замерших в причудливых, совершенно неестественных позах. Одному из солдат труба миномета, упавшая на грудь, вмяла ребра, буквально расплющив тело.

– Санитаров туда, быстрее, – приказал полковник Макгуайр, растирая по лицу хлеставшую из носа кровь – командиру батальона тоже изрядно досталось, но все-таки он еще твердо стоял на ногах, и руки, сжимавшие карабин, не дрожали, не утратив былой твердости. – Перенесите раненых в безопасное место!

Кто-то, услышав приказ, кинулся туда, где среди гари и крови, порой – собственной, ползали изувеченные, но еще живые десантники, чудом избежавшие гибели. В прочем, это явно не должно было продлиться долго – "Фрогфут", вновь набирая высоту, уже разворачивался, чтобы атаковать вновь, беспощадно расстреливая из своего арсенала метавшихся внизу людей. Штурмовик кружил, точно стервятник над своей добычей, заставляя, забыв обо всем, бежать, прятаться, забиваясь в любую нору, первую попавшуюся щель, надеясь, что там тебя не достанут ракеты и снаряды, огненным ливнем сыплющиеся на растерзанную землю.

Самолет был еще далеко, слишком далеко, чтобы вести прицельную стрельбу, и полковник Макгуайр, увидев протянувшиеся по летному полю цепочки разрывов, каким-то шестым чувством понял, что в игру вступила новая сила. Из-за ближайших зданий на бетонное покрытие взлетной полосы не выползли – выскочили две бронемашины, следом за которыми бежали, пригибаясь к земле и непрерывно стреляя, скорее всего, просто в пустоту, русские солдаты.

– Противник, – крикнул Эндрю Макгуайр, привлекая внимание находившихся рядом бойцов. – Правый фланг! Отходим! Все назад, черт вас дери!

Русские бронемашины – полковник без труда опознал боевые машины пехоты БМП-2, сравнительно слабо защищенные, но хорошо вооруженные, особенно для столкновения с лишенной брони пехотой – открыли шквальный огонь, поливая летное поле очередями из пушек и спаренных пулеметов. Выстрелы, звучавшие невероятно часто, сливались в какой-то треск, в котором безнадежно тонули слова команд и крики ранены. Полковник видел, как пули прошивали тела солдат, валившихся под гусеницы бронемашин, как близкими взрывами тридцатимиллиметровых снарядов людей буквально разрывало на куски.

– Не высовываться, – надрывался полковник Макгуайр, сам прижимавшийся к шершавому бетону, выщербленному ударами пуль и осколков. – Перегруппироваться! Открыть ответный огонь!

Повинуясь инстинкту, Макгуайр вскинул карабин, надавив на спуск. Приклад ударил в плечо, под ноги посыпались гильзы, еще дымящиеся, распространяющие вокруг кислый запах сгоревшего пороха, и рой малокалиберных пуль, преодолев несколько сотен метров, вонзился в бронированные борта ближайшей БМП, высекая из стальных листов фонтаны искр. А вслед за ними умчалась и осколочная граната – когда патроны в магазине кончились, Эндрю Макгуайр, перехватив карабин под цевье, нажал на спусковую скобу подствольного гранатомета.

Стрелял не один только полковник – все, кто видел противника, открыли ураганный огонь по бронемашинам. Десятки стволов – автоматические винтовки, пулеметы – выплевывали раскаленный свинец, расчерчивая воздух над летным полем мерцающими нитями трассеров. Сотни пуль калибра 5,56 и 7,62 миллиметра с дробным стуком впивались в броневой панцирь, будучи не в силах остановить движение машин.

Наверное, те, кто находился под броней в эти секунды, испытали немало неприятных ощущений, но и только – пусть БМП-2 и считались трижды слабозащищенными, не пуль стоило бояться их экипажам. Механики-водители, наблюдая за окружающим миром сквозь мутноватые триплексы, уверенно вели бронемашины вперед, туда, откуда навстречу им мчались трассеры, а стрелки, прильнув к прицелам, вращали башни, выбирая одну цель за другой и методично уничтожая все, что оказывалось в досягаемости их бортового оружия.

А высадка десанта продолжалась даже под огнем. Две роты уже оказались на земле, вцепившись в бетонные плиты, устилавшие летное поле и отстреливаясь из всех стволов, пока за спиной их один за другим опускались, как бы приседая, вертолеты, доставлявшие все новых бойцов, оружие, и, самое главное, боеприпасы, которые были сейчас на тот самый пресловутый вес золота. Можно сражаться без сухих пайков и даже без воды, без перевязочных пакетов тоже как-то модно продержаться, хоть и не долго, но без патронов, гранат, управляемых ракет один танковый взвод сомнет батальон. Это понимали все, и бойцы, что залегли сейчас на летном поле, старались сделать все, отвлекая огонь русских на себя. Не получилось.

"Блэк Хок" лишь успел коснуться шасси посадочной площадки, как широкая дверь в его борту откатилась назад, и на землю спрыгнул десантник, тотчас протягивая руки, чтобы принять ствол миномета М29А1, дабы тот поскорее занял подобающее место в системе огня батальона. Единственный тридцатимиллиметровый снаряд промчался над головой бойца, влетев в десантный отсек и там, ткнувшись конусом детонатора в противоположный борт геликоптера, взорвавшись.

Вертолет подбросило, заваливая на левый борт, и лопасти винта, встретившись с бетоном, обломились. Вращение ротора придало им колоссальное ускорение, и осколки, разлетаясь веером, косой прошли по находившимся рядом солдатам, отсекая головы, разрубая тела напополам.

– Дьявол, – с ужасом закричал солдат, находившийся возле Макгуайра, когда кусок лопасти упал ему под ноги. – Черт, мы потеряли еще один "Ястреб", сэр! Все погибли! О, Боже!

Вертолет, охваченный огнем, искореженный, лишившийся винта, несколько раз перевернулся, перекатываясь по земле, и застыл на самом краю летного поля. Многие видели, как из кабины вывалился пилот, без чувств растянувшийся возле своей машины. Может, он был еще жив, а, возможно, душа его покинула тело, едва то коснулось бетона. Проверять это никто не спешил.

– Огонь по пехоте, – приказал Макгуайр, первым, наверное, поняв, что вся эта стрельба по бронированным монстрам, какими сейчас представали застигнутым атакой на открытой местности десантникам четырнадцатитонные БМП, есть лишь жест отчаяния. – Отсекайте пехоту! Прижмите их к земле, проклятье!

Русские пехотинцы атаковали под прикрытием бронетехники в буквальном смысле, держась за кормой бронемашин, принимавших на себя огонь растерявшегося противника. Около трех десятков солдат, развернувшись цепью, какой-то скомканной, нестройной, шли следом, и автоматы в их руках не умолкали ни на секунду, плюясь огнем.

Приказ полковника был услышан и, как ни странно, исполнен немедленно и в точности. Припавший к прикладу ручного пулемета М249 SAW стрелок повел стволом, и длинная очередь косой прошлась по пехотинцам, стегнув по цепи свинцовым хлыстом. Полковник видел, как несколько русских, согнувшись пополам, словно переломившись, повалились на бетон, а за ними следом попадали и остальные, но те были вполне живы, что и подтвердили, открыв еще более плотный огонь.

– Уничтожить бронемашины, – приказал Макгуайр. – Где гранатометы, черт возьми? Развернуть РПГ! Дайте целеуказание авиации! Дьявол, нам нужна поддержка с воздуха!

В первую линию боевого порядка выдвинулись несколько десантников, тащивших массивные трубы противотанковых гранатометов М136. Опустившись на колени, бойцы вскинули пластиковые контейнеры на плечи, развернув стволы, запечатанные герметичными мембранами, в сторону целей. Силуэт первой бронемашины заполнил кольцо диоптрического прицела, и один из стрелков нажал на спуск, выстреливая в сторону врага кумулятивную гранату "Бофорс". И одновременно над головами прижатых огнем к земле десантников промчались болидами управляемые ракеты "Хеллфайр".

Обе БМП взорвались почти одновременно, едва не разлетевшись на куски. Тонкая броня не выдержала встречи с кумулятивными боеголовками, уступая струям раскаленных газов, мгновенно наполнивших пламенем заброневое пространство. От повысившейся до сотен градусов температуры взорвался боекомплект, разрывая корпуса боевых машин изнутри.

– Минометчики, – последовал новый приказ Макгуайра, мгновенно воспрянувшего духом после уничтожения русских бронемашин. – По пехоте противника – огонь!

Первыми опомнились расчеты легких М224 из роты "Альфа". В распахнутые зевы стволов, уже установленных на опорные плиты, скользнули мины, накалываясь капсюлями на ударники, укрепленные в казенной части труб, и двухкилограммовые снаряды с громкими хлопками умчались едва не в зенит, чтобы, выполнив полет по крутой параболе, обрушиться на головы русских солдат.

– Огонь, огонь, – надрывался Макгуайр, одновременно меняя опустевший магазин, чтобы спустя секунды выпустить новую очередь по противнику, азом утратившему всю свою грозную мощь. – Подавить их немедленно!

Первые взрывы грянули на дальнем конце летного поля, и осколки посыпались на спины русских. А тем временем наперебой заговорили уже и два из четырех М29А1 калибра восемьдесят один миллиметр, все, что осталось от минометного взвода батальона. Выплевывая по одному девятифунтовому "гостинцу" каждые пять секунд, они почти мгновенно возвели свинцовую стену, отгородившую противника. Шквал огня стал вдруг невероятно плотным, и теперь уже полковник не сомневался, что русским осталось жить считанные минуты. И когда над головами десантников промчались неуправляемые ракеты, выпущенные откуда-то из поднебесья, уверенность эта стала совершенно непоколебимой.

Лейтенант Танака видел, как разом взорвались обе русские бронемашины, в одну из которых влепил свой «Хеллфайр» и сам он. Наверное, пилоты «Апачей» просто перепугались, иначе с чего бы разом пяти экипажам вести огонь по единственной БМП, расходуя, к тому же, чертовски дорогие ракеты. Что ж, зрелище, особенно отсюда, с высоты птичьего полета, получилось более чем внушительным.

Пять ракет, наводимые на отсветы лазерных лучей-указок, ударили одновременно, выбросив кумулятивные струи. Модернизированные AGM-114K с тандемной боеголовкой могли пожечь метровый лист стальной брони, и потому тонкие, точно жесть консервной банки, борта боевой машины пехоты не смогли удержать огонь даже на долю секунды. Корпус буквально разорвало изнутри, и одновременно десантники из ручных гранатометов подожгли вторую машину, разом уравняв шансы.

– Ух, ты, черт возьми, – воскликнул уорент-офицер Мерфи, наблюдая, как на миг замерла в воздухе подброшенная верх на десяток метров башня, достигнув высшей точки своей траектории. – Эти жестянки ничего не стоят в бою!

– Наши парни там, внизу, думаю, могли бы с тобой поспорить, – усмехнулся Эд Танака, и сам гордый оттого, что сейчас находился в небе, будучи хозяином положения, а не вжимался в обильно политый кровью бетон, пытаясь укрыться от русских пуль. – Джимми, там еще остались русские пехотинцы, и они могут доставить нашим парням немало проблем. На одиннадцати часах, дальность – две тысяч ярдов. – И отрывисто приказал: – Из пушки – огонь!

Следуя за взглядом оператора вооружения, установленная под днищем боевого геликоптера пушка М230 развернулась, уставившись провалом ствола на горстку русских солдат, теперь отступавших под ураганным огнем десантников. Мгновение – и орудие выплюнуло порцию свинца, и там, вдалеке, взметнулась стена разрывов.

– Прикончи их, Джимми, – с азартом воскликнул лейтенант. – Расчисти дорогу нашим ребятам. Выпускай ракеты!

Вертолет, зависший над пригородами Грозного, плавно развернулся, и из цилиндрических блоков, подвешенных под короткими крылышками, вырвались огненные змеи ракет, последних, еще не израсходованных прежде. Спустя несколько секунд на земле вновь, в который уже раз за этот едва начавшийся день, разверзся ад.

Небо обрушилось на голову генерала Буров сразу и без остатка. Казалось, воздух вокруг мгновенно уступил место раскаленному свинцу, так что трудно было просто сделать вдох. С воем падали мины, шелестели над головой неуправляемые авиационные ракеты, прилетавший откуда-то из-за горизонта, свистели, то глухо ударяясь в бетон, то влажно шлепая при встрече с человеческой плотью, пули.

– Отходим, – крикнул, взмахнув рукой, полковник Толмачев. – Назад! Все назад!

Крикнул, и тотчас подавился воплем, приняв кусок свинца, разогнанного до сверхзвуковой скорости. Сергей Буров видел, как побледневший, закусивший нижнюю губу офицер осел на бетон, сжимая развороченное плечо, и между пальцев его потекли тонкие ручейки крови.

Бронемашины уже не горели – их развороченные изнутри остовы чадили черным дымом, струйки которого свивались над чудовищно перекрученными листами брони, словно капризный великан скомкал в могучем кулаке куски бумаги. Полдюжины молодых ребят приняли смерть мгновенно, но едва ли гибель их можно было назвать милосердной. И тех, кто еще огрызался короткими очередями из раскалившихся докрасна "калашей", ждала та же участь лишь с краткой отсрочкой.

Приказ Толмачева был единственно верным сейчас, когда ничтожное превосходство контратакующих оказалось сведено на нет. По горстке русских солдат вели огонь десятки стволов, от ручных пулеметов до автоматических пушек висевших в нескольких километрах от места боя "Апачей", пилоты которых, забавляясь, расстреливали отдельных людей. Снаряды впивались в камень, выбивая град осколков, оказавшихся еще опаснее свинца. На одной ноте, захлебываясь пламенем, рявкали пулеметы, отрывисто ухали минометы, выплевывая в зенит одну мину за другой, трещали штурмовые винтовки. И все же что-то мешало генералу просто вскочить и броситься назад, спасаясь от разящего в спину огня.