Текст книги "Вечер потрясения (СИ)"

Автор книги: Андрей Завадский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 61 (всего у книги 122 страниц)

Только люди в униформе – в камуфляже, серых милицейских кителях или робах спасателей – проявляли активность, намного большую, чем обычно. Теперь казалось, что на улицы высыпали сотни тысяч работников специальных служб, солдат, пожарных, хотя их было в действительности не больше, чем обычно. Просто теперь эти люди, прежде неприметные, не терялись в толпе, сразу бросаясь в глаза случайных прохожих. Они работали, действуя слаженно и четко, как и всегда, но в глазах их застыло отчаяние обреченных.

– Основной удар пришелся по объектам инфраструктуры, по всему, что может иметь хотя бы теоретически, военное значение, – докладывал глава московской милиции, взявший на себя руководство спасательными работами и обеспечение порядка в перепуганном городе, по-прежнему населенном десятками миллионов жителей, способных запросто превратиться в неуправляемую толпу, могущую причинить разрушения, много большие, чем тысячи тонн бомб. – Все аэропорты выведены из строя. Уничтожены несколько электроподстанций, в результате часть города остается без энергии, а также без воды. К счастью, обошлось без чрезмерных жертв. Пока обнаружены тела примерно двухсот убитых, в больницы доставлено порядка тысячи человек, пострадавших от бомбежки. Среди них много просто контуженых, серьезных ранений значительно меньше, и медки вполне справляются с ситуацией.

Генерал-лейтенант Симонов находился в городском управлении внутренних дел, которое вовсе не пострадало от неожиданной атаки. Оттуда начальник столичной милиции непрерывно связывался со своими подчиненными, получая самые свежие сводки, а сейчас по защищенному спецканалу, созданному некогда именно для подобных событий, разговаривал с Аркадием Самойловым, докладывая ему обстановку в городе, до размеров которого внезапно, с потерей радиосвязи, сжалась территория огромной страны.

Люди, остававшиеся на поверхности, еще только начали приходить в себя, а в недрах земли лихорадочно соображали, как быть дальше, пытаясь просчитать развитие событий на часы и дни вперед. Там, под землей, в двух сотнях метров под ногами бегущих москвичей, билось истинное сердце столицы, оттуда, из-под защиты многометрового бетонного панциря, руководство России еще пыталось контролировать ситуацию, пребывая в почти абсолютной безопасности и лишь немного меньшей изоляции.

– Я приказываю принять все меры по обеспечению порядка в городе, – потребовал Самойлов. Премьер-министр пытался сохранять мужество, стараясь казаться хладнокровным, и порой он даже сам начинал верить в свою выдержку и спокойствие. – Может начаться паника, а этого допустить нельзя. Пусть ваши люди берут под свою охрану все важные объекты в Москве.

– Я уже отдал необходимые распоряжения. К несению службы привлечен весь личный состав, задействованы подразделения Отдельной дивизии Внутренних войск имени Дзержинского. Я прошу вас придать нам в помощь армейские части – людей, несмотря на полную мобилизацию, может не хватить. К тому же, помимо угрозы беспорядков, я готовился бы и к появлению противника во плоти. Необходимо организовать оборону города, пока у нас есть еще немного времени.

– Этого не может быть, – воскликнул глава правительства. – Авианалет – одно, и совсем другое – вторжение наземных сил. Им потребуются не одни сутки, чтобы оказаться под стенами столицы.

– Городские аэродромы уничтожены, выведены из строя, но это не мешает высадить парашютный десант. И это займет намного меньше, чем даже одни сутки. Мы должны быть готовы, Аркадий Ефимович!

– Согласен, – кивнул Анатолий Вареников, слышавший каждое сказанное главным милиционером столицы слово. – Возможно, американцы не станут тянуть время, продолжая бомбардировки. Хотя это идет в разрез с югославским или иракским сценариями, следует быть готовыми ко всему, тем более, сейчас противник наверняка преследует иные, нежели прежде, цели. Они могут придти сюда, и мы должны быть готовы встретить незваных гостей, как полагается. Пусть, черт возьми, эти выродки узнают наше русское гостеприимство!

– Что ж, тогда вам лучше знать, что делать, – вздохнув, вымолвил премьер-министр, кажется, разом постаревший лет на десять. – Действуйте, господа офицеры! И, ради Бога, – устало добавил Самойлов, – направьте кого-нибудь в американское посольство!

– Установим связь со всеми окрестными гарнизонами, стянем к городу технику и побольше живой силы, – начал сыпать предложениями Вареников, не прерывая связь с главой управлений внутренних дел, в распоряжении которого сейчас находилось больше всего бойцов. – Не хотелось бы подвергать опасности мирных жителей, но войска все же лучше разместить в городских кварталах, чтобы американцы с осторожностью применяли авиацию. Также нужно любой ценой связаться со штабами военных округов, командующими армиями и корпусами, особенно теми, что дислоцированы ближе к границам. Возможно, войну в воздухе янки и выиграли, но на земле мы обязаны взять реванш!

Генерал был в своей стихии, строя планы и сыпля приказами направо и налево. Самойлов неожиданно почувствовал себя никчемным и бесполезным, и это чувство ножом резануло по сердцу премьера, привыкшего быть значимым, находиться всегда в центре внимания. Что ж, он уже упустил свой шанс, теперь за все отвечали военные. Оставалось лишь довериться их профессионализму… и молиться, уповая на лучшее.

Противник, не забывавший при планировании своих действий, неважно, располагалась ли цель в горах Афганистана или на балканском побережье, учитывать психологию, не стал изменять себе и ныне, атаковав Москву. Удар, стремительный, дерзкий, сокрушил не только и не столько оборону. Эта внезапная – хотя, что уж там, вполне ожидаемая и логичная, ставшая внезапной лишь из-за нежелания иных верить очевидному – атака поразила волю людей, мгновенно лишив их веры, подорвав их дух, превратив в перепуганное насмерть стадо. В прочем, таковыми стали далеко не все.

Оцепенение, охватившее всех после бомбежки, понемногу отступало, теснимое потребностью действовать. Огромный мегаполис становился похожим на рака-отшельника, укрывшегося в своей раковине, выставив наружу только грозные клешни, способные попортить шкуру любой рыбе, мечтающей полакомиться сладкой плотью. Но для того, чтобы дать отпор врагу, сперва следовало точно знать, где он находится, и, желательно, знать это прежде, чем противник приблизится на расстояние прямого выстрела.

Ремонтная бригада добралась до спутникового ретранслятора через час после того, как стихли взрывы, окончательно уверившись, что в ближайшее время им ничего не грозит. Станция связи, развернутая на северной окраине столицы, почти не пострадала, во всяком случае, огромная тарелка с торчавшим из центра ее штырем передатчика все так же уверенно смотрела в небо, и только пробоины от осколков напоминал о том, что и здесь совсем недавно земля вставала на дыбы от взрывов.

– На выход, – скомандовал старший техник, первым распахнув дверцу потертого "уазика" и спрыгивая на посеченный осколками асфальт. – Живее, мужики, за дело!

Ремонтники, вытаскивая из багажника свое снаряжение, торопились, от спешки отчаянно матерясь сквозь зубы. Связь была необходима тем, кто укрылся от всех опасностей под землей, в тишине секретных бункеров, откуда почти не видна была сейчас настоящая обстановка даже в окрестностях столицы. Противник тщательно выбирал цели, и то, что этот передатчик уцелел, казалось настоящим чудом, упускать которое было попросту преступно.

– Работаем, работаем, – торопил своих товарищей бригадир, тащивший на плече тяжелую бухту кабеля. – Здесь только провода перепаять! Дела на полчаса, мать вашу, так что живее!

Единственным оружием четырех техников были пассатижи, паяльники и мотки изоленты, но сейчас именно эти четверо держали в руках ключ от обороны города. Связь была необходима, это понимали все, и те, кто готовился к обороне, и другие, что наступали, одерживая победу за победой.

– Полчаса, – злобно сплевывали под ноги монтажники, косившиеся на своего начальника. – Да нас тут за пять минут по асфальту раскатают на хрен! Янки вернутся в любой момент!

Все же они успели, хотя, постоянно отвлекаясь, с тревогой поглядывали в небо, которое каждую секунду могло расколоться ревом турбин. Через полчаса, наспех заменив перебитые осколками кабели и залатав "тарелку" отражателя, бригада доложила о завершении работ. Связь была восстановлена, и рак-отшельник, вновь обретя зрение, теперь знал, куда обратить свои грозные клешни.

Движение на улицах Москвы практически замерло – немного находилось автолюбителей, готовых рискнуть, попав под бомбежку, и только ведомственный транспорт, водители которого забыли сегодня о пробках, носился по вымершим автострадам. Автоколонна, состоявшая из полудюжины милицейских «уазиков» и автобуса ПАЗ, битком набитых сотрудниками органов внутренних дел, вдруг ставшими основой обороны родного города, остановилась перед зданием пассажирского терминала столичного аэропорта Внуково.

Милиционеры, толкая друг друга плечами и локтями, указывали на поднимавшиеся из-за зиявшего выбитыми окнами здания столбы дыма. Здесь же, на автостоянке, уже теснились, привлекая внимание ярко-красными бортами, пожарные машины, вокруг которых суетились люди в брезентовых робах. И здесь же, приткнувшись с самого края, стоял, грозно ощерившись в зенит стволами спаренных пулеметов, бронетранспортер БТР-80, надежная машина, не раз на своих восьми колесах вытаскивавшая человеческие жизни из самых скверных передряг.

– Бойцы, внимание, – гаркнул рослый капитан, сидевший в автобусе на переднем сидении, лицом к устроившимся в тесном салоне милиционерам, как никогда сосредоточенным и непривычно молчаливым. "Пазик", взвизгнув тормозами, остановился, и офицер, поднимаясь на ноги, отрывисто приказал: – Все на выход! Бегом!

Старший сержант Колобов, сидевший ближе всех к узкой двери, подхватил оружие и в два прыжка оказался на асфальте, отбегая в сторону. Милиционер чувствовал себя неуклюжим в непривычной амуниции – на плечи давил тяжелый армейский бронежилет, способный удержать даже пулю от "калашникова", по бедру при каждом шаге ощутимо бил подсумок со снаряженными магазинами, и за спиной болтался автомат АКС-74У, разумеется, заряженный и готовый к бою. На фоне этого табельный ПМ, удерживаемый в болтавшейся на поясе оперативной кобуре узким ремешком, казался забавной безделушкой. Пожалуй, для полного счастья не хватало только каски, и Александр усмехнулся, представив вдруг себя со стороны – ему, прежде не бывавшему, подобно некоторым сослуживцам, в "горячих точках", доводилось таскать на себе подобный арсенал только во время службы в армии, целых шесть лет назад.

Пожалуй, все же старший сержант должен был благодарить своих командиров, вплоть до начальника столичной милиции лично, за то, что те думали за него, как за каждого из бойцов, теперь выпрыгивавших из автобуса, выстраиваясь на парковке, как на плацу. Когда повсюду вдруг начинают рваться бомбы, а над головами проносятся на бреющем чужие самолеты, щедро сыплющие смерть, трудно оставаться спокойным, сохраняя хладнокровие и выдержку. И сержант был на грани паники, видя воцарившийся всюду хаос. Но все же привычка подчиняться приказам взяла свое, а потому Александр Колобов, герой-орденоносец, послушно следовал командам старшего офицера, сейчас вышагивавшего перед строем под насупленными взглядами полусотни обычных постовых милиционеров.

– Товарищи, – зычно выдохнул капитан, вглядываясь в лица своих подчиненных, похожих друг на друга, как братья-близнецы, в своих бронежилетах и с автоматами в руках. – Товарищи милиционеры, слушай боевой приказ! Командование поручило нам занять оборону в районе аэропорта. Мы должны быть готовы к отражению вероятного воздушного десанта противника. Американская авиация атаковала Москву, и это наверняка только начало. Россия вступила в войну, так что все вы должны быть готовы к бою в любой момент. Нас поддерживает взвод бойцов Внутренних войск, – капитан кивком указал на покрытую пятнами камуфляжа бронемашину, грозный вид которой внушал уверенность и покой. – А также зенитно-ракетный взвод из дивизии имени Дзержинского. Занимайте позиции, товарищи милиционеры, и ждите дальнейших приказов. По местам!

Грохоча башмаками по асфальту, бойцы бросились врассыпную, спеша на позиции, где их уже ждали полностью экипированные, точно прямо сейчас в атаку, "внутряки", нервно тискавшие ложа автоматов, внимательно глядя по сторонам из-под низко надвинутых на лицо стальных касок. Они были здесь не более чем символом, намного менее полезным, чем пожарники и спасатели, с негромкой бранью на устах таскавшие в дальний конец стоянки закутанные в брезент тела – не все бомбы легли точно на цель, испятнав провалами воронок бетон взлетных полос.

– Охренеть, сержант, – старшина Шумилов, злой, не выспавшийся – в прочем, как и сам Колобов, поднятый внезапным звонком спустя два часа после того, как добрался до дома, сдав пост – рысцой бежал плечом к плечу с Александром, придерживая за ремень висевший на правом плече "калашников". Увесистый АКМС все норовил сползти, повиснув на сгибе локтя, и борьба с непослушным автоматом все больше раздражала милиционера. – Собрали всех, кого можно. Вся Москва на ушах!

И впрямь к аэропорту согнали людей из самых разных подразделений, наверное, собирая в колонну всех, кто попадался на глаза. Кроме таких же, как сам Колобов, сотрудников патрульно-постовой службы, в общем строю оказались бойцы отдельного батальона ДПС и несколько крепких парней из столичного ОМОНа – эти выглядели из всех наиболее спокойными и уверенными среди всех прочих, и оружие держали так, словно не расставались с ним с самого рождения.

– Так что же будет?

– Война, мать ее, – зло рыкнул Шумилов, сплевывая себе под ноги. – Война, сержант! – И, обернувшись назад, сипло рявкнул маршировавшим следом милиционерам: – Ну, сынки, подтянись! Шире шаг!

На ходу озираясь по сторонам – отчего-то взгляд все время натыкался на приземистое "тело" бронемашины, – старший сержант Колобов все никак не мог поверить в реальность происходящего. Сознание отказывалось принимать правду о том, что в этот город, такой знакомый, такой ненавистный порой, а иногда такой горячо любимый, как и всякая родина, в эту страну вдруг пришла война, взяв с собою в попутчики горе и смерть. Хотелось искренне верить, что все это – не более чем страшный сон, который вскоре закончится привычным пробуждением и возвращением в нормальную жизнь с обычными заботами, и все же вера с каждой секундой слабела, уступая железной неизбежности. Но пока милиционер, как и его товарищи, лязгавшие затворами впервые за многие месяцы, а то и годы, взятого в руки оружия, готовились к появлению врага, всей душой веря в то, что этого не случится, и через несколько часов они все смогут вернуться в свои дома, другие уже спешили на встречу с ним, желая скорее вступить в беспощадную схватку.

Генерал-полковник Михаил Греков, чувствуя на себе сотни напряженных взглядов, кожей ощущая скопившуюся над плацем тревогу и ожидание, в молчании двигался вдоль строя. За командующим танковыми войсками, так же не смея проронить ни звука, чеканя шаг, ступали командующий Кантемировской танковой дивизией и его начальник штаба. Оба они, как и сотни солдат и офицеров, гвардейцев-танкистов и мотострелков, поднятых с постелей, выгнанных из своих казарм не криком дневального, а грохотом взрывов, ждали, когда же генерал отдаст приказ.

– Товарищи бойцы, – командующий танковыми войсками, дойдя до середины строя, остановился, взглянув на замерших в шеренгах людей. – Товарищи бойцы, страна, которой вы дали присягу, поклявшись в верности, подверглась нападению. Американская армия внезапно, подло атаковала нашу территорию, нанеся бомбовые удары по русским городам, напав без объявления войны, без предъявления претензий. Враг ударил первым, но наш боевой дух не сломлен, несмотря не на что. Руководство страны готово сделать все, чтобы отстоять нашу независимость, защитить жизни наших соотечественников, ставших мишенями для американских ракет и бомб. Мы будем сражаться, и мы победим!

Михаил Греков прибыл в Наро-Фоминск, в расположение дивизии, всегда считавшейся "придворной", особо приближенной к Кремлю, призванной защищать не страну, а непосредственно ее первых лиц, в том числе и от внутреннего врага, проделав половину пути под землей. Секретные линии "Метро-2", протянувшись под жилыми кварталами столицы на глубине, недосягаемой даже для ядерной боеголовки, выпростались далеко за пределы городской черты, позволяя при необходимости покинуть Москву, в случае настоящей, "большой" войны превращающуюся в первоочередную мишень, выбравшись на поверхность на безопасном расстоянии. Но командующий танковыми войсками был далек от того, чтобы просто бежать, спасая свою жизнь.

Поднятая по тревоге Четвертая гвардейская Кантемировская танковая дивизия должна была стать тем инструментом, с помощью которого генерал-майор Греков намеревался взять реванш, вышвырнув прочь зарвавшегося, исполнившегося непомерного нахальства врага со своей земли, а если придется – просто уничтожив его, истребив до последнего человека без малейшей пощады. И сейчас, всматриваясь в серьезные лица солдат и офицеров, замерших в ровных, словно по линейке вычерченных рядах шеренг или возле боевых машин, готовых сорваться с места по команде в любой миг, командующий обретал все большую уверенность в том, что не ошибся в своем решении. Пусть Самойлов и Вареников покорно ждут в своей норе, когда же янки решат их участь, а он, Михаил Греков, предпочитает действовать, вырвав у врага сперва инициативу, а уж затем и самые его жизни.

– Бойцы, вам выпала высокая честь нанести ответный удар, сокрушив врага, высокомерно полагающего, что русская армия уже перестала существовать, разбежалась в страхе, напуганная его превосходящей боевой мощью, – надрывая связки, выкрикивал ощущавший все большую злость, клокотавшую в груди, Михаил Греков, и его слова гулко разносились над плацем, на котором собрались тысячи офицеров и солдат, те, кого ему предстояло вскоре повести в атаку. – Погибая в неравном бою, наши товарищи, первыми вступившие в схватку с противником, успели сообщить о продвижении его частей, направлении главного удара. В эти минуты американские танки рвутся к Санкт-Петербургу, сметая все, что уцелело после сокрушительного удара их авиации. Там, на западных границах нашей страны, уже не осталось силы, способной задержать наступление врага, защитив город на Неве. Но вы, все мы вместе, станем этой силой, мы переломим врагу хребет!

Многие полагали, что Кантемировская дивизия, в разные времена обласканная всеми без исключения правителями страны, была способна лишь красиво маршировать на парадах, но Михаил Греков точно знал, что это не так. Да, эти "преторианцы" двадцатого века более запомнились своим участием в известных событиях начала девяностых голов в Москве, снискав себе неоднозначную славу надежной опоры власти, чем победами в настоящей войне не с собственными братьями, а с подлинным врагом. Но не их беда, что дивизию так берегли, сдерживали удила, почти не позволяя "кантемировцам" раскрыться полностью, проявив свое воинское умение в реальных схватках с настоящим противником, которого им было, чем поразить во всех смыслах этого слова.

Элитное в самом лучшем смысле этого слова подразделение Российской Армии, каждый боец которого был отлично обучен, спаянное воинским братством, скованное железной дисциплиной, дивизия должна была стать ударным кулаком, способным смести в воды Балтики вторгшегося врага, а затем, кто знает, возможно, ее батальоны еще смогут пройти по улицам Таллинна, Вильнюса или Риги. Михаил Греков, немало времени посвятивший изучению разведывательных сводок, составляемых ГРУ и лично генералом Аляевым, представлял, что может ждать его гвардейцев под Питером. Американцы, полагаясь на господство в воздухе, едва ли смогли быстро перебросить через пол-Европы "тяжелые" соединения, а это означало, что на город наступают, скорее всего, десантники, легкая пехота, которая и получаса не выдержит, ощутив на себе всю мощь бронированного кулака, уже сжавшегося для карающего удара. Три сотни танков, мощных и надежных Т-80 последних модификаций, сотни бронемашин, самоходных гаубиц "Акация" и "Мста-С", реактивные установки "Град", вся эта чудовищная сила, ведомая не знающими страха и сомнений командирами, могла разом изменить ход едва начавшейся войны, и оставалось лишь отдать приказ.

– Гвардейцы, – кричал, всего себя вкладывая в каждое срывавшееся с высохших от волнения губ Греков. – Гвардейцы, я верю в вас, в ваше мужество и преданность своей великой родине! И потому я приказываю наступать немедленно. Мы будем двигаться на Петербург, так быстро, как это возможно, и если враг осмелится встать на нашем пути, уже через несколько часов мы вступим в бой и уничтожим его! Мы будем драться и вышвырнем американских агрессоров прочь с нашей земли! Победа будет за нами!

Слова, отрывистые, злые, плыли над строем, проникая в души солдат. Глаза бойцов, не шелохнувшись, стоявших на плацу плечом к плечу со своими товарищами, загорались яростным огнем. Они ждали лишь приказа, готовые устремиться в бой, навстречу своей славе и смерти. И Михаил Греков явился как раз для того, чтобы дать им такую возможность.

– Товарищ генерал, – Греков обернулся к командующему дивизией, безмолвной и послушной тенью следовавшему за главкомом. – Товарищ генерал, действуйте!

– Бойцы, слушай мою команду, – взвился над строем могучий рык комдива. – По машинам! Выступаем через десять минут! Бегом, марш!

Тысячи подкованных ботинок разом ударились о бетон, и ровные шеренги в мгновение ока рассыпались. Солдаты, обгоняя друг друга, мчались к ожидавшим их перед воротами боксов танкам и бронетранспортерам, уже сдержанно рычавшими запущенными на холостом ходу двигателями. Бойцы буквально взлетали на башни, ныряя в зияющие проемы люков, захлопывая за собой бронированные крышки, на долгие часы отрезавшие людей от окружающего, полного опасностей мира.

– Товарищ командующий, – к Грекову подбежал затянутый в танкистский комбинезон майор, лихо заломивший шлемофон на затылок. – Товарищ командующий, машина готова! Следуйте за мной, прошу!

Взглянув в указанном направлении, Михаил увидел тупоносый "газик", командно-штабную машину Р-142Н, над цельнометаллическим кузовом которой возвышался целый лес антенн, штыревых и поручневых, на все случаи жизни. Место командира всегда было над схваткой, там, откуда видна вся картина, вопреки заявлениям отдельных храбрецов-"рубак", попросту не умевших руководить чем-то большим, нежели взвод или рота. Но находиться в тылу вовсе не означало оказаться в стороне от схватки – именно штаб, нервный узел, мозг дивизии, и станет важнейшей целью врага, когда начнется схватка, и тогда уже тонкие борта фургончика ГАЗ-66 не спасут офицеров от пламени и свинца. И все же Михаил Греков точно знал, что без колебаний пойдет в бой, тот самый бой, которого ждал всю свою жизнь, и разделит участь своих солдат, приняв равно и смерть, и почести, положенные победителю. Как бы то ни было, смерть в бою – достойный конец для того, кто отдал всего себя служению родине, как бы высокопарно и напыщенно это не звучало.

Втиснувшись в узкую дверцу и оказавшись в боевом отделении-фургоне штабной машины, ощетинившейся длинными, взметнувшимися в небо "усами" антенн, Михаил Греков натянул на голову такой же, как у сопровождавшего его майора, шлемофон, и в эфир унеслась единственная команда, одно только слово:

– Вперед!

Приказ был услышан всеми, и взвившийся над опустевшими казармами высокий вой газотурбинных двигателей, утробный рев дизелей возвестили о начале наступления. Распахнулись украшенные алыми звездами тяжелые створки широких ворот, и стальной поток, лязгая гусеницами, выплеснулся из военного городка, захлестывая могучими бронированными волнами тянувшиеся на север шоссе, сметая с них все, что попадалось на пути, разворачиваясь в сторону далекого Санкт-Петербурга, вновь, как шестьдесят лет назад, ощутившего сжимающееся кольцо блокады. Михаил Греков, однако, верил – на этот раз все будет иначе, и проклятые американцы еще искупаются в водах Финского залива, отнюдь не по собственной воле. Противник, уже не верящий, что встретит решительный отпор на чужой земле, вскоре жестоко поплатится за самонадеянность, стократно заплатив кровавую виру, как в стародавние времена, за отнятые русские жизни.

– Двенадцать часов, – стискивая челюсти, произнес генерал-майор Греков, обращаясь к сидящему напротив него в тесном отсеке командно-штабной машины командиру дивизии. – Эта война закончится через двенадцать часов, когда мы выйдем на побережье Финского залива.

– Верно, закончится, – кивнул комдив, который, как и сам Греков, понимал, что через двенадцать часов, или намного раньше, если американцы вовремя обнаружат походные колонны, всех их может уже не быть в живых. Что ж, они хотя бы попытаются, показав пример. – Будем двигаться на предельной скорости кратчайшим путем, товарищ командующий. Отставших ждать не станем – лишняя рота или батальон все равно ничего не изменят. Вступим в бой сходу и свернем этим выродкам шеи!

– Американцы не окажут серьезного сопротивления, – убежденно сказал Греков, взглянув в глаза своему соратнику и подчиненному, готовому, словно цепной пес, выполнить любой приказ, бросая своих бойцов в настоящую бойню без всякой надежды на спасение. – Там наверняка только легковооруженные подразделения, аэромобильные части, воздушный десант. Они рассчитывают лишь на поддержку с воздуха, и, если сойдемся с янки вплотную, боя накоротке они не выдержат. Мы раскатаем этих ублюдков по всей Прибалтике!

Генерал-майор Михаил Греков ошибался, не зная точно, сколь многое изменилось за последние часы, с той самой минуты, когда первые бомбы упали на беззащитную Москву. Он вел дивизию навстречу неизбежной гибели. Но это не имело значения для того, кто уже считал себя мертвецом, перестав бояться за собственную жизнь. И все же судьба дала генералу последний шанс.

Разведывательный спутник, совершая очередной, Бог знает, сколькитысячный виток по низкой орбите над голубым шаром, окутанным облачной периной, бесстрастно запечатлел колонны техники, заполонившие уводящие от Москвы на север дороги, все, какие были, от федеральных трасс до заштатных проселков. Бортовой компьютер, не способный удивляться, вообще не испытывающий чувств – да и странно было бы обратное – следовал заложенной программе, и поток информации, важность которой процессор, даже самый совершенный, также не способен был оценить, ушел в центр управления.

Направленные к земле антенны послали вниз импульс, превратившийся на мониторах во вполне понятное изображение, а орбитальный аппарат уже умчался к горизонту. Техника сделала свое дело, но решать предстояло людям. В прочем, у тех хватало разных забот, и Михаил Греков получил время, столь важное сейчас. Дивизия уходила к Петербургу, чтобы там, возникнув из небытия, вступить в своей первый и самый важный бой этой войны.

Удивительно, но по другую сторону океана многие уже давно перестали интересоваться творившимся в России и возле ее границ, в том числе и новоиспеченный советник американского президента по национальной безопасности. Натан Бейл, вполне справедливо решив, что свою задачу он выполнил, удалился в загородное имение, позволив себе недолгий отдых, пока люди в погонах, не зная покоя, претворяли в жизнь начатое им, перемалывая русскую военную машину. И тем неожиданнее для бывшего заместителя директора ЦРУ был срочный вызов, подчиняясь которому, он немедленно направился в Белый Дом. Там, едва ли не на пороге, Натан и встретился с главой АНБ.

– Какого дьявола мы все вдруг понадобились Мердоку, – со смесью недоумения и раздражения спросил Бейл, будучи еще не в силах простить так грубо прерванный уик-энд. – Что, наши вояки в России никак не могут обойтись без мудрого совета? Я думал, теперь за все отвечает армия, черт возьми!

– У Стивенса достаточно проблем, но он сам справится с ними, – покачал головой Реджинальд Бейкерс. – В Таллинне сейчас настоящий ад, но президент хочет видеть нас вовсе не из-за этого – все, что зависело от нас, мы давно сделали, Натан.

– Тогда какого черта мы здесь в такой спешке?

Они шли рядом по просторным коридорам президентской резиденции, ставшим уже привычными и знакомыми, точно родной дом – члены совета безопасности последние недели и впрямь проводили больше времени здесь, чем в своих спальнях, под боком у жен или хотя бы любовниц. Рослый, подтянутый Бейкерс и невысокий, заплывший жирком – и это еще мягко сказано – Бейл являли собой разительный контраст, но вместе, объединив свои способности и влияние, становились решающей силой, противиться которой не мог и сам президент.

Морские пехотинцы, статные, точно манекены, и такие же безжизненные, и сменившие их во внутренних помещениях Белого Дома агенты Секретной Службы без лишних вопросов открывали двери перед помощниками президента, лишь провожая их настороженными цепкими взглядами. Телохранители президента не теряли бдительность никогда, исподволь видя угрозу в каждом, кто приближался к охраняемому лицу, и эта подозрительность тоже была привычна для отозванных из своих заслуженных отпусков главы разведки, бывшие и нынешние.

– Из Саудовской Аравии приходят настораживающие известия, – сообщил Бейкерс, не глядя на своего собеседника. – Кажется, там назревает вооруженный мятеж, и люди из окружения короля не скрывают, что рассчитывают на нашу помощь.

– Мятеж? Кто же, и с какими целями?

– А цель всегда одна и та же – взять в свои руки побольше власти, а лучше всю без остатка, для верности просто избавившись от Абдаллы. Старый король многим стал мешать, и тем, кто хочет вернуть прошлые времена, восстановив всеобщий диктат ислама, и тем, кто желает впустить в Аравию прогресс.

– И кто же взялся за оружие на этот раз? Реджинальд, уж ты-то должен знать! У тебя ведь есть свои люди в Эр-Рияде, информаторы, или просто те, кто хочет, чтобы Саудовская Аравия и впредь оставалась нашим союзником?

– Агенты? Информаторы? С чертовыми арабами невозможно работать! Они вполне преданы своим хозяевам, но также любят деньги, и берут их у всякого, кто предлагает, – с презрением воскликнул, рассмеявшись, глава АНБ. – А потому никогда нельзя верить тому, что они сообщают, это может оказаться как истиной, так и дезинформацией. Мне нравилось в былые времена работать с коммунистами – раз сменив свои убеждения, они были готовы прилагать огромные усилия, помогая уничтожать собственную родину, и у меня прежде не было причин сомневаться в их верности. Вот уж идеальные агенты, преданные до фанатизма! Но арабы… С ними всегда как на минном поле, никогда не знаешь наверняка, чему именно можно верить.