Текст книги "Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий"

Автор книги: Александр Шувалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 96 (всего у книги 113 страниц)

ФОТИИ (до монашества – Спасский Петр Никитич) (1792–1838), русский церковный деятель, архимандрит (с 1822 г.) и настоятель Юрьевского монастыря. В 1817 г. принял монашество. Играл большую роль в политических интригах, влиял на Александра I и проводимую им политику.

Наследственность

«…Его дед по отцу страдал падучей болезнью; отец Фотия злоупотреблял спиртными напитками…» (Чиж, 2002, с. 330.)

Общая характеристика личности

«…Мальчик не только развился очень рано, но и обладал некоторыми способностями, жил по преимуществу духовной жизнью. Ни дома, ни в семинарии он не шалил, не искал развлечений, свойственных детскому и отроческому возрасту. Он не был похож на своих сверстников, искал уединения, жил своей внутренней жизнью… У Фотия, как типического фанатика, было немало патологических явлений, почему только психиатр может вполне понять весь душевный склад этого исторического лица…Этот исключенный с первого курса духовной академии, необразованный и недаровитый монах сыграл значительную роль в истории нашего просвещения… Несомненно, что с Фотием случилось именно то, что случается почти со всеми психопатами – он не закончил своего образований, как не заканчивают его и большинство психопатов… Уже тогда Фотий обнаружил крайнюю самоуверенность и нетерпимость, граничащую с назойливостью и деспотизмом…Несомненные галлюцинации развились у Фотия, если вполне доверять точности его воспоминаний, в 1817 г., то есть на двадцать шестом году жизни… В 1818 г. болезнь проявлялась так сильно и резко, что окружающие сочли его ненормальным, или, по крайней мере, предполагали, что он психически болен… С 1817 по 1821 г. окончательно сложились у Фотия идеи величия и идеи преследования; обманы чувства окончательно убедили его, что он призван совершить великие дела и разрушить козни дьявола, что он великий подвижник, окруженный врагами… Однако и сам Фотий пишет, что и в 1823 г. “многие думали, что Фотий хладнокровен стал от того, что не в настоящем уме находится и потерял рассудок”… Идеи величия у Фотия сочетались с идеями преследования, как то всегда бывает у всех таких больных, и одно и то же обстоятельство он объясняет как доказательство своего величия и как доказательство того, что его преследовали». (Там же, с. 328–329, 331, 334, 335, 347, 350, 352, 358, 373.)

«В то же время Фотий крайне изнурял себя аскетическими подвигами… Скончался Фотий среди тяжких аскетических подвигов и был похоронен в заранее приготовленном им для себя гробе…». (С.Г.Р, 1901, с. 209.)

Особенности творчества

[После 1817 г.] «С первого же года он выступил против господствовавшего в тогдашнем обществе мистического настроения <…> а в своей резкости дошел до того, что в городе стали говорить, будто он помешался. Фотию было сделано внушение, но мало подействовало на него… В 1820 г. после проповеди, произнесенной в Казанском соборе, Фотий был удален из Петербурга…» (С.Г.Р., 1901, с. 207.)

«В самом деле, разве не поучительно, что бесспорно душевнобольной, страдавший обманами чувств, оказал значительное влияние на духовное развитие великого государства, дал толчок к ужасной реакции, был передовым бойцом в серьезной борьбе… Если бы Фотий не был уверен в своем величии, он не был бы так настойчив, так смел в период своей общественной деятельности». (Чиж, 2002, с. 353, 360.)

Если автор (В.Ф. Чиж – крупный русский психиатр, живший в 1855–1914 гг.) приводимых патографических сведений не ошибается в симптомах болезни, то мы имеем дело не с «психопатом», а с больным параноидной формой шизофрении. Бредовые идеи величия и преследования в сочетании с галлюцинаторными расстройствами являются несомненными признаками этого психического заболевания.

ФОФАНОВ КОНСТАНТИН МИХАЙЛОВИЧ (1862–1911), русский поэт.

«И видел я пленительные тайны Бессмертного, божественного сна…» К.М. Фофанов, 1883

Наследственность

«Крайняя нервная возбужденность составляет отличительную черту семьи». (Венгеров С.A., CD Брокгауз и Ефрон.)

Общая характеристика личности

«Учился в частных пансионах, но ни один из них не закончил». (Коровин, 1974, с. 707.)

«…Лет приблизительно с десяти и никак не позже четырнадцати, т. е. в возраст совершенно невинный – и особенно у него, вечно вдохновенного, невинный, – он запил странной формой какого-то наследственного запоя, ужасного, непрерывного (кроме редчайших, болезненных для него минут). И этот ужасный запой поставил непроницаемую стену между ним и всею действительностью… Ни о каких “припадках пьянства” я у него не слышал, но – увы – не слыхал и о перерывах пьянства. У него совершенно не было трезвого времени и трезвого состояния». (Розанов, 1995, с. 546–547, 551.)

«Крайняя нервная возбужденность составляет отличительную черту семьи. Фофанов не получил систематического образования и только некоторое время учился в частных пансионах. Уже в 8—10 лет он стал подбирать рифмы». (Венгеров С.А., CD – Брокгауз и ЕфроН-)

«В 1890 году Фофанов заболел тяжелым психическим расстройством, однако продолжал писать». (Коровин, 1974, с. 707.)

«По свидетельству многих современников, на “пятницах” Случевского⁵⁸¹’ первую скрипку играл Фофанов. Но тогда он уже шел к закату, он побывал уже в сумасшедшем доме и уже много и безудержно пил». (Смиренский, 1972, с. 305.)

(Из письма М. Горького от 1926 г.] «Видел часто на улицах Старой Руссы в 904 или 905 годах. Он был невыносимо, до страшного жалок, всегда пьяный, оборванный и осмеиваемый…» (Горький, 1954, с. 461.)

«Умер от белой горячки». (Иванов, 1993, с. 292.)

Особенности творчества

«Поэзия Фофанова представляет собой редкий образчик творчества, почти отрешенного от условий места и времени… Как поэт, он не от мира сего, живущий в своем особом мире неясных видений и смутных настроений… Отсутствие тенденциозности в Фофанове находится в тесной связи с тем, что он – яркий представитель почти бессознательного творчества, отдающегося песнопению, по немецкой эстетической формуле, wie der Vigel singt³⁸⁷. Отдельные фразы и рифмы как бы сами собой у него складываются; часто стихотворения его обуславливаются не содержанием, а музыкальными особенностями того размера, который его в данный момент пленил. Это сказывается и в том, что Фофанов совершенно лишен способности отделывать свои стихотворения; сборники его полны поразитель-йых недостатков и прямых курьезов… Одаренный от природы безусловно оригинальным и самобытным талантом, который, при большей выдержанности, можно было бы назвать огромным, владея по временам стихом с высокой виртуозностью, давая отдельные образы редкой красоты и пластичности, Фофанов почти лишен единства и цельности. Стихотворения его, в огромном большинстве случаев – ряд отдельных аккордов, звучных и красивых, но песня получается очень редко. Вдобавок ему чрезвычайно вредит многописание. Он самый плодовитый русский лирик, написавший более 2000 лирических стихотворений; неудивительно, что он так часто впадает в полнейшую банальность». (Венгеров С.А., CD Брокгауз и Ефрон.)

[В 90-х годах в стихах Фофанова] «…все заметнее начинают выступать и болезненные чувства; реальные картины жизни перемежаются тревожными образами и ощущениями, присутствующими в душе поэта (“Чудовище”, 1893)». (Спасибенко, 1971а, с. 670.)

«По-видимому, он как непрерывно был вдохновенен “в воображении” – так непрерывно был и пьян, полупьян, четверть-пьян, но непременно в какой-нибудь степени пьян!.. Вся поэзия Фофанова есть “видение сна”: и алкоголь ему нужен был для самой поэзии». (Розанов, 1995, с. 551–552.)

Об алкоголизме и творчестве всегда говорят как о взаимоисключающих, антагонистических явлениях. Но существует диалектический закон единства и борьбы противоположностей, напоминающий нам о том, что в жизни все обстоит значительно сложнее, чем может показаться на первый взгляд. Это в полной мере относится к такому непростому биосоциальному явлению, как алкоголизм. Не подлежит сомнению в конечном итоге разрушительное действие алкоголя на психику. Но не менее вероятны также иразличные «зв-ропозитивные» (по терминологии Г.В. Сега-лина) влияния начальных стадий заболевания. Нельзя недооценивать и адаптивную роль алкоголя, помогающего в чем-то ущербной личности функционировать в оптимальном для нее режиме. Разумеется, в каждом индивидуальном случае эта роль различна и требует специального исследования. Например, в отношении К.М. Фофанова философ и литературный критик В.В. Розанов пишет, что «алкоголь ему нужен был для самой поэзии». Другое дело, что муза поэзии крайне редко приносит счастье и благополучие своему любимцу.

ФРАНЦИСК АССИЗСКИЙ (лат. Franciscus Assisiensis) (1181 или 1182–1226), итальянский просветитель, основатель ордена францисканцев, автор религиозных поэтических произведений. В 1228 г. канонизирован.

«Первые двадцать лет своей жизни он вел веселую жизнь богатого наследника… Первые признаки совершившегося в нем переворота можно отнести ко времени перенесенной им тяжелой болезни, от которой он едва не умер. Он излечился, и так как смерть – хороший воспитатель, то встав с постели и передвигаясь по дому с помощью палки, почувствовал отвращение к жизни». («Подвижники», 1994, с. 133, 138.)

«Веселый, жизнерадостный и распутный был обращен к вере и милосердию около 1207 г. сначала опасной болезнью, потом видением, а в 1208 г. окончательно решил посвятить себя служению Богу и людям, оделся в простое платье, опбясался веревкой и начал проповедовать». (НЭС, т. 8, 1899. с. 4988.)

«Внутренний переворот в душе Франциска уже совершился, мир и жизнь получили для него другой смысл, но его еще связывала с миром семья. Разрыв с семьей был уже неизбежен… Однажды Франциск, взяв с собой из отцовской лавки несколько кусков разноцветного сукна, отправился продавать его в соседний город Фолиньо. У дороги за городом была церквушка… И он опять услышал знакомый голос: “Франциск, разве ты не видишь, что обитатель моя разрушается, – иди и восстанови ее”…Обрадованный видением, осенил крестом и поспешил в Фолиньо. Деньги от продажи сукна и лошади он принес священнику и остался при нем». («Подвижники», 1994, с. 140–141.)

«Если судит грубый здравый смысл, а из чувств – только раздражение, какой станет эта история? Молодого дурака, а может, и негодяя, поймали, когда он обобрал отца и попытался продать то, что должен был охранять. В свое оправдание он говорит, что какой-то голос велел ему починить какую-то стену. Затем он объявляет, что по сути своей независим от всякого закона, связанного со стражами порядка, и обращается к милости епископа, который тоже вынужден отчитать его и сказать ему, что он не прав. Он раздевается при всем честном народе, швыряет одежду в лицо своему отцу и говорит при этом, что тот ему не отец. Потом бегает по городу и выпрашивает у всех встречных камни, по-видимому, в приступе безумия, связанного со стеной. Конечно, стены чинить нужно, если они треснули, но не тронутым же, не сумасшедшим! Наконец, порочный юноша скатывается на самое дно, буквально копошится в грязи. Вот как видели то, что делал Франциск, почти все его соседи и приятели. Вероятно, они не совсем понимали, на что он живет. По-видш ому, он просил не только камень, но и хлеб, но всегда заботился о том, чтобы хлеб был самый черствый, а объедки – хуже тех, которые бросают псам. Тем самым он жил хуже нищего, ибо нищий ест лучшее, что может добыть, святой – худшее. Он был готов отказать себе во всем, а это на деле гораздо уродливей, чем утонченная простота, которую вегетарианцы и трезвенники называют простой жизнью». (Честертон, 1991, с. 42.)

«Святой Франциск носил еще мирскую одежду, хотя уже отрекся от мира и был весь жалкий и изможденный от трудов покаяния, из-за чего многими был почитаем глупым, как бы полоумным, и все, родные и чужие, издевались над ним и кидали в него каменьями и грязью, а он, словно глухой и немой, терпеливо сносил всякие обиды и изде-вательства…» («Цветочки святого Франциска…», 1990, с. 5.)

«В этот период жизни Франциска сильно одолевают физические страдания и болезни. В последнее время он уже был не в состоянии ходить, однако продолжал свою деятельность проповедника, передвигаясь на осле. Епитимьи, невзгоды, нищая жизнь, утомление от проповеднической деятельности (в день приходилось посещать по четыре-пять деревень), ночевки на голой земле и плохое питание – все это отразилось на его здоровье… Самоистязание, составляющее такую мрачную сторону монашества, у Франциска совершенно утрачивает всякую черту фанатизма, благодаря его объективности к самому себе. Он смотрел на свое тело как на нечто постороннее, называя его на своем образном простонародном языке “братом ослом, которого нужно нагружать тяжелой ношей, часто бить бичом и кормить плохим кормом”». («Подвижники», 1994, с. 162, 174.)

«Г1о преданию, он отбросил кушак (может быть, с особым пренебрежением, ибо по моде того времени на кушаке висел кошель) и подпоясался первой попавшейся веревкой, как последний бродяга подвязывает бечевкой штаны. Через десять лет эта случайная одежда стала обычной для пяти тысяч человек, а через сто великого Данте похоронили в ней… Даже среди святых Франциск был чудаком, эксцентриком…» (Честертон, 1991, с. 42–43, 53.)

«Обладал невропатической конституцией; в течение первых 25 лет жизни у него наблюдались, по меньшей мере, эпизодические вспышки душевного расстройства… Таков был San-Francesco, которому за два года до смерти было ниспослано чудо, неизвестное до него в истории христианской церкви. – “Стигматизация”… Большинство таинственных фактов из жизни Франциска – его видения, мистические беседы с Христом, борьба с демонами и пр. – находят себе легкое объяснение в тех аналогиях, которые дает нам клиника душевных болезней; то же самое можно сказать и по отношению к только что описанному явлению… В биографии св. Франциска много данных, имеющих глубокий психиатрический интерес. Не претендуя на точную клиническую квалификацию наблюдавшихся у него болезненных явлений, возьмем только то бесспорное, что вытекает из его жизнеописания. Ярко, пластично изображены состояния маниакального возбуждения Франциска. Здесь имеется резкая переоценка собственной личности, резкое двигательное возбуждение. Очень характерны состояния эйфории и глубокий контраст между ними и тяжелыми внешними условиями, при которых они имеют место. Не менее характерно описаны состояния депрессии; острая душевная боль, неспособность реагировать в такие периоды на какие бы то ни было свежие, бодрящие впечатления. Не подлежит сомнению, что Франциск нередко испытывал обманы органов чувств: зрения и слуха, а также общего чувства, и что наплыв обманов органов чувств был связан иногда с состояниями тревоги, страха. Уже после того как у Франциска имели место все описанные явления, когда он был уже отвечен печатью душевного расстройства, он стал во главе религиозного движения, которое носит несомненно признаки психопатической эпидемии». (Топорков, 1912, с. 154, 156–157, 161.)

«[Стигматы]…раны, появляющиеся на телах верующих точно в местах распятиях Христа. Впервые подобное явление произошло со святым Франциском Ассизским в 1224 году во время молитвы. Его биограф Томас Целано писал после смерти Франциска: “Его руки и ноги, казалось, были пронзены гвоздями со шляпками с внутренних сторон кистей и в верхних частях стоп. Более того, на его правом боку был шрам, как от удара копьем, из которого часто сочилась кровь…” Истерическая основа оспаривается, а попытки вызнать стигматы гипнозом приводят лишь к слабому кровотечению». (Гордон Ст., 1999, с. 412–413.)

Истерическими стигмами психиатры называют склонность субъекта к истерическим формам реагирования. Такие больные склонны копировать симптоматические проявления, наблюдаемые ими у окружающих (в случае Франциска Ассизского – из-за его повышенной религиозности – копируются раны Иисуса Христа, нанесенные ему при распятии). Правомерен вопрос и о более серьезной психической патологии у католического святого, так как многолетние катймнести-ческие исследования свидетельствуют о том, что в трети случаев у больных с конверсионными (истерическими) расстройствами в последующем развиваются психические заболевания, чаще других – шизофрения.

ФРЕДЕРИК-ДЕМЕТР (ЕгеФмйек-Lemaitre) (наст, имя и фам. Антуан Луи Проспер Леметр) (1800–1876), французский актер.

«Его отец… по собственным воспоминаниям актера, был вспыльчив, несдержан, и чтобы успокоить его гнев, маленький Проспер часто читал ему стихи…» (Финкельштейн. 1968. с. 20.)

[Фредерик-Леметр представлял собою] «…порыв, ураган, экспрессию, внезапный гнев и искреннее раскаяние, вспыльчивость и нежность, брызжущую через край талантливость, кипение жизни, прорывающее плотины обыденности… Фредерик был меньше всего на свете приспособлен к гладкому, лишенному бурь существованию… Сначала Фредерику приписали все пороки и зьсдаятрияность Роберц Надара³⁸⁸, репутацию беспутного гения. Вера зрителей в подлинность сценических героев актера странным образом оборачивалась против него. Свистопляска клеветы и сплетен предельно осложняла жизнь Фредерика». (Там лее, с. 143, 148.)

«Но характер у него был трудный. Он появлялся на сцене мертвецки пьяный, выходил через суфлерскую будку и мог, ко всеобщему удивлению, играть Бури-дана в зеленых очках. До безумия тщеславный, он всегда считал, что его имя напечатано на афише недостаточно крупными буквами». (Моруа, 1986, с. 135.)

«Был тяжелым пьяницей». (Nisbet, 1891, с. 192.)

Несмотря на краткость характеристики, можно все-таки предположить, что Фреде-рик-Леметр страдал импульсивным подтипом эмоционально неустойчивого расстройства личности; особенно специфичен для него «внезапный гнев и искреннее раскаяние». Наличие личностного расстройства косвенно подтверждает и развившаяся у актера алкогольная зависимость.

ФРЕЙД (Фроид) (Freud) ЗИГМУНД (1856–1939), австрийский ученый, врач-психиатр и психолог, создатель психоанализа. С 1938 г. в Великобретании,

«Если человек начинает интересоваться смыслом жизни или ее ценностью, это значит, что он болен».

Фрейд

Наследственность

«Он делится с невестой неприятным чувством, которое возникло у него при мысли, что среди его родственников имеется один гидроцефал, один душевнобольной и один эпилептик. Фрейд усматривает в своей семье отчетливо выраженную наследственную предрасположенность к неврозам (“neuro-pathologische Belastung”)». (Шерток, Сосюр, 1991, с. 129.)

Общая характеристика личности

«Фрейд поступил в Венский университет осенью 1873 года в возрасте 17 лет. По его собственному признанию, занимался он “весьма небрежно”, так как многие из предметов его мало интересовали… Именно из-за этого он закончил университет на три года позже положенного срока». (Джонс. 1996, с. 37.)

«…Учеба заняла 8 лет, поскольку несколько раз переходил с одного факультета на другой, будучи не в состоянии окончательно решить, какую же профессию ему избрать». (Уоллас и др., 1993, с. 255.)

[Осень 1885 г.] «В этот период Фрейда часто мучили мигрени, иногда его охватывала тоска – словом, он находился в том состоянии, которое позднее назвал неврастенией, посвятив ему отдельное исследование. Изредка, чтобы поднять “тонус”, он прибегал к небольшим дозам кокаина… В 1886 г. Фрейд, говоря о себе самом, так определял этиологию неврастении: “Мое недомогание – это неопасная болезнь, которая называется неврастенией и объясняется переутомлением, тревогами, волнениями последних лет…”» (Шерток, Сосюр. 1991, с. 126.)

«…В течение многих лет Фрейд страдал от периодических депрессий и апатии, невротических симптомов, которые позднее приняли форму приступов беспокойства (до того, как он прибег к помощи самоанализа). Эти невротические реакции были обострены беспорядком в личной жизни, продолжительной нуждой и другими трудностями. Летом 1884 года он находился в состоянии перевозбуждения из-за предстоящего визита к своей невесте. Кокаин ослаблял его волнение и снимал депрессию. Кроме того, он давал ему необычное ощущение энергии и силы». (Джонс, 1996, с. 59.)

«В конце 90-х годов Фрейд перенес тяжелый нервный срыв, вызванный агонией и смертью своего отца и потерей интереса к сексу после рождения своего последнего ребенка». (Уоллас и др., 1993, с. 256.)

«У старика был беспощадный взгляд; не было в мире такой иллюзии, которая могла бы его убаюкать – за исключением веры в его собственные идеи». (Альберт Эйнштейн)

Особенности творчества

«Кокаин (согласно Роберту Байку, Фрейд, вероятно, принимал его в различной дозировке вплоть до 1895 года – времени появления главного сна его книги“ Толкование сновидений” – “сна об инъекции, сделанной Ирме”) наверняка помогал ему преодолевать периоды “застоя” и “тусклой рутины”, которые он называет “депрессиями”. Но особенно кокаин помогал обретению свободы речи, как он об этом часто пишет в письмах к Марте… Не благодаря ли этому развязавшемуся языку, плавающей, скользящей речи, способности играть со словами и их смыслом, этому первому растормаживанию – возникло поле для другой игры слов и смог появиться род психоаналитической беседы? Но не имел ли кокаин еще более важных последствий, послужив причиной мощного энергетического толчка, “подъема”, “умственной экзальтации” важнейшей составной части главного труда Фрейда…» (Дадун, 1994, с. 63.)

«Сексуальное воздержание Фрейда в период его жизни во Франции продолжалось затем в течение четырех лет от помолвки до свадьбы. И тот факт, что зародыш “new psychology”, которой суждено было наложить печать на всю западную цивилизацию, развился и обрел форму за время этого долгого периода фрустрации, не был простой случайностью». (Шерток, Сосюр, 1991, с. 130.)

«В 1897 году с целью исследовать этот конфликт и, возможно, таким образом излечиться Фрейд провел самоанализ, в результате которого его душевное состояние улучшилось. Джонс справедливо указывает, что период, когда Фрейд больше всего страдал от своего невроза, совпал с годами самой плодотворной творческой активности… Возможно, что и подобные страхи тоже способствовали обращению Фрейда к изучению психопатологии». (Там же, 1991. с. 129. 176.)

«Есть обширные свидетельства того, что в течение десяти лет или около того – охватывающих приблизительно 90-е годы – Фрейд страдал от очень сильного психоневроза… И все же именно в эти годы, когда его невроз достиг крайнего предела (1897–1900), Фрейд выполнил свою самую творческую работу. Между двумя этими фактами существует несомненная связь. Невротические симптомы должны были являться одним из тех путей, по которым пытался выйти наружу бессознательный материал, и без такого давления было бы сомнительно, чтобы Фрейд добился того прогресса, который имел у него место… Фрейд, конечно, осознавал у себя невроз <…> и позднее он, несомненно, классифицировал бы свой случай как истерию страха. Она в основном заключалась в крайних сменах настроения, и единственными пунктами, в которых локализовался этот страх, были его случающиеся время от времени приступы боязни смерти (Todesangst) и тревоги перед дальней дорогой (Beisefieber)… Изменения настроения наблюдались между периодами приподнятого настроения, возбуждения и уверенности в себе, с одной стороны, и периодами тяжелой депрессии, сомнений и внутренних запретов – с другой. Во время своих депрессивных состояний духа он не мог ни писать, ни сконцентрироваться на своих мыслях… Иногда имели место приступы, когда сознание значительно суживалось: состояния, которые трудно описать, с такой пеленой, которая вызывала почти сумеречное состояние рассудка». Джонс, 1996. с. 169–170.)

[Из письма от 8. И. 1895 г.] «“Мне непонятно состояние духа… в котором я находился, когда занимался “Психологией”… Мне кажется, это было нечто вроде душевного расстройства…” 11али-чие рака в теле Фрейда и во всем его существовании, чрезвычайно осложняющего жизнь, все более усугубляющегося со временем, вызываемые им страдания, постоянная угроза смерти – одного этого было бы достаточно, чтобы придать особую окраску биографическому исследованию. Но, кроме того, нельзя не увидеть связи этих органических изменений, вылившихся в своего рода явление культуры, и своеобразных и глубоких размышлениях Фрейда на тему влечения к смерти, Танатос³⁸'¹, получивших в современном мире такой широкий отклик, о каком он и не помышлял». (Дадун, 1994, с. 71, 223.)

Нет ничего удивительного в том, что при анализе патографии Зигмунда Фрейда легко применимы его собственные теории психологической интерпретации творческого процесса. Биографы ученого прямо объясняют ими происхождение некоторых научных открытий: методику психоаналитической беседы, процесс сублимации (активизация творческой деятельности в период сексуального воздержания), невротический механизм творчества. И это естественно, т. к. указанные теории Фрейда были разработаны им в результате вдумчивого самоанализа и глубокого проникновения в первую очередь в истоки собственных мыслей и чувств.

ФРИДРИХ II Великий (1712–1786), прусский король с 1740 г., из династии Гогснцоллернов, военачальник и полководец.

«Мы с моим народом пришли к соглашению: они будут говорить, что пожелают, а я буду делать, что пожелаю».

Фридрих Великий

Наследственность

[Отец – Фридрих Вильгельм Прусский предавался] «…разврату и пьянству, питал без всякой основательной причины страшную ненависть к своей старшей сестре, а также к своему сыну, впоследствии Фридриху Великому. Он заставлял их обоих есть самую отвра; тительную пищу, в которую он сам при этом постоянно плевал… Известно, что этот король часто имел жестокие приступы мрачного настроения духа и во время одного из них покусился на самоубийство». (Винслов, 1879. с. 143.)

[Отец] «…демонстрировал эксцентричность, граничащую с умопомешательством». (Nisbet, 1891, с. 206.)

Общая характеристика личности

«…Из-за вспыльчивости характера Фридрих часто ссорился со своим отцом… В 18 лет будущий король убежал из дворца вместе со своим другом фон Кате; когда они были пойманы, последний был казнен, а Фридриха заключили в замок Кюстрин, где он находился до тех пор, пока не согласился подчиниться воле отца» (МЭБ. т. 11. 2003. с. 169.)

«Король одержим был болезнью, которая через шесть месяцев после свадьбы потребовала хирургической операции. Благодаря последней он стал неспособен к коитусу. Король очень стыдился этого и готов был сделать все, лишь бы его не считали евнухом… Так как мнение, что он оскоплен, могло быть лучше всего опровергнуто половым сношением с мужчинами и женщинами, то он старался таковые сношения выставить, так сказать, напоказ». (Моллъ, 1907. с. 141.)

«С 22-летнего возраста испытывал только гомосексуальные стремления». (l-itchs. 1903. с. 729.)

«Определенная психопатия». (Ланге. 1928, с. 20.)

«Среди выдающихся людей, защищавших самоубийство, следует поместить Фридриха Великого, который всегда носил с собой скляночку со смертельным ядом и неоднократно в письмах и беседах с друзьями высказывал свое намерение покончить с жизнью, есл и он убедится в том, что сделался игрушкой судьбы». (Булсщелъ, 1900, с. 100.)

«Как все великие люди, и Фридрих имел свои странности. Он ненавидел новое платье и носил мундир до тех пор, пока на нем делались прорехи, и тогда только, с большим сокрушением, решался с ним расстаться». (Бони, 1997, с. 511.)

«Венценосный нечестивец осквернял даже святыню могил, возводя мавзолеи своим собакам; он завещал похоронить себя рядом с ними…» (Шато-бриап, 1995, с. 63.)

Психопатологически отягощенная наследственность и дефектное воспитание не могли не наложить свой патологический отпечаток на личность Фридриха II, которая, безусловно, была психопатической. Тем неменее психические отклонения не помешали королю превратить страну из небольшого государства на севере Германии в крупнейшую европейскую державу.

ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ IV (1795–1861), король Пруссии с 1840 г., из династии Гогеицоллериов.

«Это была странная, сложная натура… I критические воззрения его носили отпечаток мистицизма <…> мягкосердечие и слабость характера мешали ему быть последовательными». (Энгельгардт, 2000, с. 323–324.)

«Его нервная натура не находила себе удовлетворения в спокойном течении государственных дел. Сделавшись королем, он постоянно жил в каком-то возбуждении, нагромождал один проект на другой и очень скоро водворил в управлении страной путаницу и анархию… Подавлением восстания в Бадене в мае – патле 1849 г. германская революция завершилась. Однако потрясения этих лет не прошли для Фрпд-риха Вильгельма бесследно. Здоровье его значительно ухудшилось, психическая неустойчивость перешла в душевное расстройство. В 1857 г. король перенес несколько припадков умопомешательства, окончательно разрушивших его разум и волю. В 1858 г. Фридрих Вильгельм должен был передать дела правления брату Вильгельму». (Рыжов, 1999. с. 600. 602.)

Трудно сказать, каким именно психическим расстройством страдал прусский король, но начало заболевания в 45-летнем возрасте с маниакального синдрома и с последующим полным распадом психики позволяет говорить или о поздней шизофрении, или об органическом поражении центральной нервной системы (возможно, и сифилитической этиологии – например, прогрессивный паралич). Последнее менее вероятно, так как симптомы паралича были хорошо известны и обычно упоминались биографами.

ФУКО (Foucault) МИШЕЛЬ ПОЛЬ (1926–1984), французский философ, историк культуры и наук, создатель концепции «археологии знания».

[Отец] «…был известным в округе хирургом, которому хотелось, чтобы сын пошел по его стопам. Когда же выяснилось, что юный Фуко – задумчивый, замкнутый ребенок с наклонностями малолетнего преступника, отец направил его на учебу в колледж Святого Станислава». (Расселл, 1996, с. 158.)

[После поступления в Эколь Нормаль в 1946 г.] «Даже в этой атмосфере Фуко выделяется и своей недюжинной работоспособностью, и эрудицией, и злой ироничностью, с какой он высмеивал своих соучеников, придумывая им' обидные прозвища и т. п., и постоянными задиристыми спорами. Вскоре он оказался окруженным почти всеобщей нелюбовью и заслужил репутацию свихнувшегося. Он замкнулся в скорлупе своего одиночества. Проблема отношений с соучениками осложнялась тем, что по традиции Эколь Нормаль он жил в общежитии, в одной комнате с пятью другими студентами. Но к такому коллективному существованию этот одинокий, замкнутый, конфликтный юноша был совершенно не приспособлен. Жизнь превратилась в сплошное мучение. В 1948 г. он предпринял попытку самоубийства. После этого отец отвел его в госпиталь Св. Анны на прием к одному из известнейших тогда психиатров… Говоря о психической нестабильности и психологическом срыве молодого Фуко, нельзя не затронуть тему гомосексуальности… В молодости он переживал свою гомосексуальность весьма тяжело». (Сокулер, 1997, с. 7–8.)