Текст книги "Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий"

Автор книги: Александр Шувалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 113 страниц)

«После войны Гамсуна хотели судить (как и Квислинга⁸⁷), но сжалились; даже не врачам было понятно, что писатель давно уже впал в состояние старческого маразма». (Буянов, 1989, с. 96.)

[Судебное постановление по делу Гамсуна от 19.12.1947 г.] «В заключении суд считает необходимым заметить, что Гамсун осенью и зимой 1945 года проходил обследование в психиатрической клинике. В медицинском заключении <…> говорится, что Кнут Гамсун не является психически больным и не был им в период войны». (Будур, 1999, с. 462.)

«В 1949 году, когда Гамсуну было 90 лет и он уже больше трех лет числился неизлечимым больным с признаками старческого слабоумия, а потому освобожден от наказания за прогитлеровские симпатии, вышли мемуары “На заросших тропинках”, охватывающие его жизнь с мая 1945 по июнь 1948 года.

Казалось бы, воспоминания, созданные в таком возрасте, да еще в стенах психиатрической лечебницы, куда Гамсун был заточен своими бывшими читателями… должны были показать если не старческий маразм, то хотя бы угасание таланта. Ничего подобного – все написано так, словно автору не 90, а по мень-шей мере 45 лет». (Буянов, 1996, с. 159.)

Особенности творчества

[Из письма К. Гамсуна от 1909 г.[ «Известная часть того, что написал, возникала ночью, после того как просплю несколько часов и проснусь. Тогда у меня ясные мысли, и я очень чувствителен. У постели всегда лежит бумага и карандаш, никакого освещения не зажигаю, но начинаю писать тут же в потемках, как только почувствую прилив вдохновения. Это у меня стало обычаем, и мне не трудно утром прочитать написанное». (Цит. по Арнау-довМ., 1970, с. 373.)

Мы встречаемся с противоречивыми па-тографическими сведениями. С одной стороны, в старческом возрасте о Гамсуне, казалось бы вполне обоснованно, говорят как о человеке, впавшем в состояние маразма и слабоумия. С другой стороны, именно в эти годы (1945–1948) престарелый писатель пишет свою очередную книгу мемуаров. Подобная нестыковка говорит о некорректности данных определенных авторов. Скорее всего «слабоумие» Гамсуна было весьма относительным и ограничивалось обычными для преклонного возраста старческими изменениями личности. Кстати, и официальное медицинское заключение психически больным его не признало.

ГАНДИ МОХАНДАС КАРАМЧАНД (1869–1948), индийский политический деятель, руководитель национально-освободительного движения, философ. Прозван Махатмой («Великой душой»); убит членом экстремистской организации.

«Мне шел тогда двенадцатый год. Не помню, чтобы я хоть раз солгал учителям или школьным товарищам. Я был очень робок и избегал общества детей. Единственными друзьями были у меня книги и уроки… Я… терпеть не мог с кем-нибудь разговаривать… Кроме того я был трусом… Я не решался выйти ночью из дому. Темнота приводила меня в ужас. Я не мог спать в темноте… Поэтому я спал только при свете». (Ганди, 1969, с. 41, 52.)

«Однажды, поддавшись на уговоры друга, он пошел с ним в публичный дом, но там внезапно оглох и ослеп, так и не совершив греха. Это случилось не потому, что он боялся женщин: как и все члены его касты, Ганди женился в тринадцать лет, но ни разу не изменил своей жене». (Вандерхилл, 1998, с. 448.)

«…Углубляясь в созерцание и размышление, пил экстракт из корня рау-вольфии, чтобы отрешиться от мира и целиком уйти в глубины своих мыслей». (Григорьев, Мархасев, 1973, с. 126.)

«Образ жизни находился под влиянием раувольфии (резерпина), лекарства, которое Ганди принимал на протяжении многих лет из-за повышенного давления. Как следствие этого – вдумчивость и кротость в поздние годы. Сниженная сексуальная потребность обусловлена вегетарианским питанием». (Fabricant, 1960; цит. по Lange-Eichbaum W., Kurth W., 1967, c. 365.)

«Вегетарианец, вследствие чего можно предположить вытеснение первоначальных агрессивных каннибалисти-ческих тенденций». (Hitschman, 1945, с. 208–209.)

«Не будь у меня чувства юмора, я бы давно покончил с собой». (Ганди)

«Внезапность» глухоты и слепоты, наступивших у Ганди при посещении публичного дома, является классическим примером психогенной (истерической) слепоты и глухоты, или (по новой Международной классификации болезней) диссоциативным расстройством ощущений, потери чувственного восприятия.

ГАРВЕЙ (Харви) (Harvey) УИЛЬЯМ (1578–1657), английский врач, основатель современной физиологии и эмбриологии. В 1623 г. назначен придворным врачом. Описал большой и малый круги кровообращения (1628). Подвергался гонению со стороны современных ему ученых и церкви.

«Взгляды Гарвея встретились с острой критикой со стороны многих врачей, прежде всего со стороны анатомов. Поскольку Гарвей рассматривал проблему кровообращения, или по-латыни, circulatio sanquinis, противники прозвали его “circulatior”. Прозвище весьма обидное, так как по-латыни оно значит “шарлатан”, “обманщик”. Споры о кровообращении вышли далеко за пределы круга специалистов и стали темой комедии Мольера “Мнимый больной”». (http://www.n-t.org/ri/fd/ pml5.htm)

«Ученый почти 30 лет проверял и обдумывал результаты исследований, прежде чем в 1628 г. изложил свою теорию кровообращения в книге “Анатомическое исследование о движении сердца и крови у животных”. После выхода книги в свет Гарвей подвергся жесточайшим нападкам. Ведь церковь и тогдашняя медицина запрещали даже сомневаться в правильности учения Галена. Гарвей пережил преследования церкви, клевету современников, потерю состояния и врачебной практики. И все же он дожил до признания своей правоты. Многолетние гонения не сломили Гарвея. Он снова рискнул опровергнуть общепринятые мнения. В то время ученые допускали возможность самозарождения живых организмов из неживого – лягушек из ила, червей из грязи и пр. Наблюдения Гарвея свидетельствовали о том, что зародыши всех исследованных им животных – беспозвоночных, птиц и млекопитающих – развиваются не из неживых веществ, а из яйца. В 1651 г. вышел его труд “Исследования о зарождении животных”, положивший начало эмбриологии, в котором Гарвей утверждал: “Все живое из яйца”, отвергая идею самозарождения». (http://dyno.nm.ru/bl6.html)

«Последние годы Гарвей жил уединенно. Уже не надо было бороться за свое открытие. Новое поколение английских физиологов и врачей видело в нем своего патриарха; поэты… писали в его честь стихи». (Самин, 2000, с. 59.)

«С 1654 г. Гарвей жил в доме своего брата в Лондоне или в предместье Рохам-птон. Был избран президентом Коллегии врачей, однако отказался от этой почетной должности, сославшись на преклонный возраст», (http://krugosvet.ru/ articles/36/1003636/1003636al.htm)

«Гарвей был женат, но не имел детей». (http://www.100top.ru/encyclo-pedia/article/? Articleid=308 73).

«Обладал раздражительным и чрезвычайно эксцентричным характером. Страдал подагрой». (Nisbet, 1891, с. 230.)

«Ранимая и депрессивная натура». (Ланге, 1928, с. 21.)

Резко отрицательное отношение современников к крупному открытию – явление довольно обычное в научном мире. Не каждому ученому оказывается по силам выдержать столь жесткий прессинг (см. Земмельвейс). Поэтому раздражительность и «ранимость натуры» Гарвея вполне понятны, а слух об «эксцентричности» его характера, скорее всего, родился в результате смелого и оригинального научного мышления английского естествоиспытателя.

ГАРСИА ЛОРКА (Garcia Lorca) ФЕДЕРИКО (1898–1936), испанский поэти драматург; расстрелян фашистами.

«За маской Любви всегда прячется Смерть».

Гарсиа Лорка

Общая характеристика личности

«Детство – в доверчивости, беззащитности и в полном неумении вести практические дела, в покоряющей естественности и фантастических выдумках, о которых вспоминают друзья. И в том, что он не стремился печатать свои стихи: на книжном листе стихотворение казалось ему мертвым. А читать любил, и читал всегда, когда просили. И еще любил дарить стихи – беспечно, не оставляя себе ни черновика, ни копии». (Малиновская, 1986, с. 6.)

«В 21 год он несколько часов рыдал дома от унижения и отчаяния, узнав, что один из “закоулочников” назвал его гомиком. Он так прятал “позорный недостаток”! Не позволял себе вольностей. В его облике ведь нет ничего женского». (Некрасова, 2001, с. 182.)

«По меньшей мере пять раз на день поминал Лорка о своей смерти. Ночами он не мог заснуть, если мы все вместе не шли его “укладывать”. Но и в постели он все равно умудрялся до бесконечности продолжать самые возвышенные, исполненные духовности поэтические беседы, которые знал нынешний век. И почти всегда кончались они разговорами о смерти, и прежде всего – о его собственной смерти. Лорка изображал и напевал все, о чем говорил, особенно все, что касалось его кончины». (Дали, 1991, с. 111.)

[Из интервью от 10.03.1934 г.] «Смерть… Все напоминает о ней. Безмолвие, покой, умиротворенность – ее предвестники. Она властвует. Все подчинено ей… Я не могу и на минуту прилечь на постель в туфлях… Когда я смотрю на свои ноги, меня охватывает предчувствие смерти. Ноги, когда они лежат – вот так, опираясь на пятки, ступнями вперед, напоминают мне ноги мертвых, которые я видел ребенком. Так они и лежали – недвижные, одна подле другой… Это сама смерть». (Гарсия Лорка, 1986, с. 444.)

«Донья Смерть ковыляет / мимо ивы плакучей, / с нею старые бредни / вереницей попутчиц». (Гарсиа Лорка. «Луна и Смерть», 1921.)

«Страх смерти никогда не отпускал его. Когда мы выходили в море на лодке – при полном штиле, – Федерико боялся смотреть на воду: у него кружилась голова, ему казалось, будто лодка вот-вот перевернется и мы потонем. Если же море хоть чуточку волновалось, Федерико опасался, что лодку захлестнет и мы захлебнемся. А когда вся компания шла купаться и мы с Сальвадором уплывали довольно далеко, Федерико оставался на берегу. Он и не приближался к воде, если нас не было рядом, – волна, даже крохотная, вызывала в нем священный ужас. Он боялся, что “море поглотит его”. А если и соглашался войти в воду – на полшага от берега, не дальше! – то при одном условии: я должна была держать его за руку. Он боялся, что утонет». (Дали, 1997, с. 252–253.)

«Вытянувшись на кровати, Федерико придает своему лицу “страшное и обреченное” выражение. При помощи одной только мимики, совершенно молча, он изображает смерть и – стадия за стадией – длительное разложение… Затем Лорка показывает, как изъеденное червями тело кладут в гроб, закрывают крышку, а потом – процессия медленно тянется по улицам Гранады… Дали рассказывает, что, когда напряжение собравшихся достигало предела, поэт разражался резким смехом, выталкивал приятелей из комнаты, не переставая смеяться, укладывался и спокойно засыпал. С помощью этого необычного фарса Лорка, которого постоянно мучил страх смерти, как бы отводил ее от себя и получал короткую передышку в непрестанной борьбе с паническим ужасом». (Рохас, 1998, с. 47–48.)

«Рекою душа играла / под синей ночною кровлей. / А время на циферблатах / уже истекало кровью». (Гарсиа Лорка. «Ноктюрны из окна».)

«…В 1956 году некто Шонберг… выдвинул гипотезу, согласно которой Гарсиа Лорка стал жертвой соперничества людей с отклонениями в сексуально-эмоциональной сфере. Среди них автор называет самого поэта, Руима Алонсо, гранадского художника Габриэля Морсильо и Луиса Росалеса… Трескастро воскликнул: “…Нам порядком надоели педики в Гранаде”». (Гибсон, 1983, с. 228, 239.)

«Немолчное сердце – / источник желаний – / иссякло. / Пустыня – / осталась». (ГарсиаЛорка. «Апотом…», 1921.)

Особенности творчества

«В одном из самых печальных и серьезных своих писем он говорит другу: “Следи, чтобы твои обстоятельства не просочились в стихи, иначе поэзия сыграет с тобой скверную штуку и сокровенное выставит напоказ”». (Малиновская, 1986, с. 7.)

«Лорка – и это подтверждают опубликованные недавно нежные и чувственные письма их друг к другу – был безумно и безутешно влюблен в молодого Дали⁸⁸, который отвечал ему взаимностью, хотя опасался прослыть гомосексуалистом». (Верников, 1994, с. 7.)

«Гомосексуальный характер этой дружбы никого не интересовал бы, не появись в результате крупнейший поэт и крупнейший художник Запада XX века». (Рохас, 1998, с. 8.)

Все отмененные психические нарушения поэта не выходят за рамки невротических расстройств и отклонений сексуального предпочтения. Но если гомосексуализм не является психическим заболеванием, то различные фобии, навязчивые представления и действия Iapcuu Лорки уже определенно относятся к неврозам (невроз навязчивых состояний, специфические фобии и т. п.).

ГАРШИН ВСЕВОЛОД МИХАЙЛОВИЧ (1855–1888), русский писатель. Для его творчества характерно обостренное восприятие социальной несправедливости. Покончил жизнь самоубийством.

Наследственность

[Дед по линии отца] «…на всякое горе реагировал тем, что спал по несколько дней. Шизоид. Бабушка… страдала циркулярным психозом. Говорили, что она “внесла безумие в род Гаршиных”… Двоюродный брат – Федор Николаевич Гаршин – 42 лет, узнав о том, что брат его отдан под суд за растрату, отравился. Двоюродный брат – Сергей Николаевич Гаршин – моряк, любитель женщин, сильно пил. Умер от прогрессивного паралича. Двоюродный брат – Леонид Николаевич Гаршин – нигде не мог кончить курса, глупый, ни к чему не способный. Тетка – Александра Егоровна К-a, урожденная Гаршина. С большими странностями, совершенно несдержанная, видела во всем то, чего не было: подозревала окружающих родных и знакомых во всяческих преступлениях любовного характера (изнасилование, кровосмесительство, незаконные и противоестественные связи)… Бездетная.

Тетка – Мария Егоровна (ур. Гаршина). Страдала пляской св. Витта… Среди ее детей несколько больных алкоголизмом. Тетка – Василиса Егоровна (ур. Гаршина)… ее дети покончили с собой… Дядя – Иван Егорович… умер в психиатрической больнице. Тетка – Ольга Егоровна (ур. Гаршина)… умерла в состоянии глубокого слабоумия. Сын Ольги Егоровны… истеричный (припадки), страдал агорафобией и циркулярным психозом… Отец – Михаил Егорович Гаршин: добрый и кроткий, слабовольный, картежник. Страдал циркулярным психозом… Назывался “Мишель странный”. Под конец жизни страдал каким-то видом умственного расстройства… Брат Гаршина – Георгий Михайлович Гаршин – очень способный, талантливый адвокат; сильно пил, отличался неукротимой дерзостью, вел вообще очень бурную жизнь, был женат 3 раза. 50-ти лет застрелился в 1895 году в стадии депрессии… Брат Евгений Михайлович Гаршин… добрый, мягкий, но крайне слабохарактерный, с колебаниями настроения… Его дочь… с 14,5 лет страдает циркулярным психозом. Несколько раз находилась в психиатрических больницах. Во время психоза наблюдались кататонические явления». (Сега-лин, 1925а, с. 65–68.)

«В автобиографии В.М. Гаршина содержатся подтверждение этим фактам: “В это… время (30 декабря 1873 г.) застрелился мой второй брат (Виктор Михайлович)”. Через несколько лет после гибели Всеволода Гаршина покончил самоубийством и старший брат писателя – Георгий Михайлович». (Самосюк, 1977, с. 234.)

Общая характеристика личности

«…С детства отличался большой впечатлительностью и наклонностью к грусти». (Зиновьев, 1927, с. 128.)

«В 1864 г. Гаршин поступил в 7-ю С.-Пб. гимназию… Сам Гаршин говорит, что учился он довольно плохо… много времени у него уходило на постороннее Чтение, и прибавляет, что во время курса он два раза болел и раз “остался в классе по лености”, так что семилетний курс превратился для него в десятилетний». (Давыдова, 1914, с. 247–248.)

«Ранней весной 1867 г., перед самой Пасхой, Всеволода, ввиду его крайне болезненного вида и общей слабости, взяли домой от экзаменов при переходе в третий класс, предпочитая, чтобы он окреп физически… С большим трудом, вследствие своей болезненности, он завершил свое среднее образование получением соответственного диплома, с которым в руках осенью 1874 года он поступил в Горный институт». (Гаршин, 1977, с. 23, 27.)

«Слово “бродить”, впрочем, не подходит к его прогулкам: он не бродил, а бегал, быстрой и неровной, слегка качающеюся походкою. Его походка и еще более его манера вообще гулять, его странные привычки при этом хорошо отражали на себе его характер, болезненное беспокойство и напряженность его духа… Его планы изменялись постоянно, и, выходя с ним из дому, я уже привык заранее знать, что совершенно неизвестно, где мы будем и когда вернемся домой». (Фаусек, 1977, с. 56.)

«Гаршин не реагировал на зло в его корне, а хотел лишь страдать со всеми. В нем была потребность жертвы – потребность отдать себя другим». (Батюшков, 1977, с. 166.)

«Известно, что Гаршин обладал совершенно исключительной памятью… Не будучи особенным поклонником Фофанова⁸**, он, однако, всего его знал наизусть, потому что раз прочел. Эта память была и большим несчастьем для Гаршина, ведь он помнил все до мельчайших подробностей, что с ним происходило в болезненные периоды!» (Пантелеев, 1977, с. 206–207.)

К вопросу о психическом заболевании

«В конце 1872 г., когда Гаршин перешел уже в последний класс, впервые проявился у него тот тяжелый психический недуг, который периодически охватывал его впоследствии, отравляя ему жизнь, и привел к ранней могиле. Первые признаки болезни выразились в сильном возбуждении и в повышенной лихорадочной деятельности. Квартиру своего брата Виктора Гаршин обратил в настоящую лабораторию, опытам своим придавая чуть ли не мировое значение, и старался привлечь к своим занятиям как можно больше лиц. Наконец, припадки его нервного возбуждения обострились настолько, что его пришлось поместить в больницу Св. Николая, где к началу 1873 г. его состояние настолько ухудшилось, что к нему не всегда допускали лиц, желавших его навестить… Все последующие припадки болезни протекали у Гаршина приблизительно при тех же явлениях, ощущениях и переживаниях. Когда Гаршин почувствовал себя немного лучше, то из лечебницы Св. Николая его перевезли в лечебницу д-ра Фрея, где, благодаря внимательному умелому уходу и разумному лечению он совершенно оправился к лету 1873 г., так что в 1874 г. успешно окончил курс училища». (Давыдова, 1914, с. 249.)

[Октябрь 1879 г.] «У него развивалась меланхолия. Он находился в том состоянии неопределенной и мучительной тоски, которое впоследствии находило на него каждое лето и свело его, наконец, в могилу. Делать он ничего не мог; он чувствовал страшную апатию и упадок сил… Всякое, самое простое действие требовало от него напряжения душевных сил, совершенно непропорционального значению действия и физической работе, с ним сопряженной. Душу его угнетала постоянная тоска. Он изменился и физически; осунулся, голос стал слабым и болезненным, походка вялая; он шел, понуря голову, и, казалось, даже идти было для него неприятным и болезненным трудом. Его мучила бессонница. Целый день он не мог ничего делать, а по ночам лежал до 4, до 5 часов и не мог заснуть… Ничто не могло доставить ему удовольствия или обрадовать его. Самое ощущение удовольствия стало для него недоступно; все душевные проявления были для него болезненны». (Фаисек, 1977, с. 58.)

[Февраль 1880 г., после покушения на Лорис-Меликова⁹⁰] «Охрипший, с глазами, налитыми кровью и постоянно затопляемыми слезами, он рассказывал ужасную историю (своего визита к диктатору), но не договаривал, прерывал, плакал и бегал в кухню под кран пить воду и мочить голову… Накануне весь день он был в таком же состоянии и перед тем, как отправиться к Лорис-Меликову, тоже пил вино (которого совсем не пил ранее.) После этого он несколько дней страшно страдал, плакал и, наконец, совершенно расстроенный, уехал из Петербурга, очутился в Тульской губернии, бродил пешком и верхом на лошади, попал к Толстому в Ясную Поляну. Закончилось это тем, что родные разыскали его и он попал в харьковскую больницу для душевнобольных (т. н. Сабурова дача)… Это был один из самых тяжелых припадков психоза, потрясший его так сильно, что Гаршину потребовалось целых два года спокойного пребывания вдали от жизненных впечатлений на бугском лимане, чтобы прийти в относительное равновесие». (Короленко, 1990, с. 668–669.)

«Тяжкий недуг, которым по временам страдал Гаршин, после его женитьбы заметно смягчился, характер заболевания уже не имел той острой формы, как прежде, но за последние годы почти каждую весну, месяца на два, хандра и апатия ко всему овладевали им; осенью же и зимою он опять был совершенно нормален, полнел, молодел и чувствовал себя отлично». (Малышев, 1977, с. 45.)

«На его лице лежала такая печать обреченности, что именно с него Репин стал рисовать лицо царевича Ивана, смертельно раненного Иваном Грозным. И вместе с тем в периоды подъема он мог творить чудеса, создавать замечательнейшие произведения». (Эфро-имсон, 1998, с. 165.)

«Маниакально-депрессивный психоз». (Сегалин, 1926а, с. 49.)

«Последнее заболевание Веев. Мих. началось с первых чисел июня месяца 1897 г… Началось обострение Веев. Мих. плохим сном, пониженным, удрученным настроением, апатией. Веев. Мих. ничего не был в состоянии делать, не мог ходить на службу, мог только читать какие-нибудь пустяки. Еще в Эти периоды он не выносил табак и сразу бросал курить… Так продолжалось до 1888 г… 18 марта, в пятницу, мы решили с ним поехать к психиатру, его любимому Александру Як. Фрею, стем, чтобы просить его принять Веев. Мих. в его лечебницу. Но все наши слезные просьбы принять Веев. Мих. в его лечебницу оказались безрезультатны. Даже на заявление Веев. Мих., что он боится возвращения безумия, что у него появляются какие-то дикие, бредовые мысли, Фрей отвечал только тем, что успокаивал, уговаривал и уверял его, что ему нужно как можно скорее поехать развлечься, что дорогой он успокоится и что в лечебнице для него нет никакой необходимости». (Королева. 1976, с. 59–60, 62.)

«Доктор еще надеялся на улучшение и уговаривал его немедленно уехать. У него стали, как кажется, проскальзывать безумные идеи – так как в последние дни у него вырывались замечания и слова, непонятные для слушателей, он чувствовал, вероятно, приближение безумия, не выдержал страшного ожидания и, накануне назначенного отъезда, когда все уже было готово и вещи уложены, после мучительной бессонной ночи, в припадке безумной тоски, он вышел из своей квартиры, спустился несколько вниз и бросился с лестницы. Он не убился до смерти; его подняли разбитого, с переломленной ногой и перенесли в квартиру». (Фаусек, 1977. с. 85–86.)

«Целых два часа он был в полном сознании и рассказывал…следующее: “Вдруг я просыпаюсь и чувствую, что невидимая, всемогущая сила велит мне встать и идти на лестницу. Я шел, как во сне, и спустился этажом ниже. Тут меня непреодолимо потянуло через перила. Я перелез их, повис, держась руками за железные прутья, и хотел уже сброситься. Как мне стало совершенно ясно, что я делаю не то, что следует. Но силы меня оставили. И я грохнулся вниз… О, как мне стыдно! Все теперь скажут, что я покушался на самоубийство!..”. И он несколько раз прижимал руку к сердцу. После этого он лишился сознания». (Фидлер, 1977, с. 144.)

Особенности творчества

«Творчество Гаршина имеет крайне субъективный характер. Внутренний облик Гаршпна-человека так тесно связан и так гармонирует в нем с личностью писателя, что писать о его творчестве, не коснувшись его личности, его характера и взглядов, менее возможно, чем о каком-либо другом писателе». (Давыдова, 1914, с. 254.)

«Психический недуг Гаршина был страшным проклятьем всей его жизни; он также был несчастьем русской литературы, ибо отнял у нее в полном расцвете сил одну из ее надежд. Но этому же недугу мы обязаны в своем роде единственным художественным произведением… – “Красным цветком”». (Баженов, 1903, с. 120.)

«В ту пору он никогда никому не рассказывал своих замыслов, и уже совершенно готовые образы быстрым, до крайности неразборчивым почерком передавал на бумагу. Исписанные листы поступали к нашей – покойной матери, Екатерине Степановне. Эта женщина, со значительным литературным дарованием, типичная шестидесятница первого призыва, любовйо переписывала строки обожаемого сына, писательским чутьем угадывая каждый крючок причудливого письма Всеволода, и таким образом получался манускрипт, в котором уже не требовалось никаких помарок, никаких исправлений… К тому же органическое расположение к душевному’недугу, в резкой форме обнаружившееся впервые уже на семнадцатом году жизни (в 1872 г.), постоянно давало себя знать. Нацдет беспредметная тоска, расшатаются нервы. И вдруг целая повесть, так пластично сложившаяся в поэтическом воображении, улетает из головы, не оставляя никакого следа. А сознание продолжает работать, раскрывая весь ужас несбывшегося замысла». (Гаршин, 1977, с. 33, 35.)

[Из письма от 1881 г.] «Мое умение писать унесла болезнь безвозвратно. Я уже никогда ничего не напишу. А кроме этого – на что я способен!., но что я писал в самом деле одними своими несчастными нервами и что каждая буква стоила мне капли крови, то это, право, не будет преувеличением». (По-рудоминский, 1986, с. 282.)

Если гипомания встречается у многих великих людей и сопутствует или является причиной интенсификации их творческой деятельности, то маниакально-депрессивный психоз – заболевание само по себе более тяжелое и не очень часто встречающееся. Это психическое расстройство протекает в виде аффективных фаз (депрессивных и ма-ниакалъных), разделенных светлыми промежутками психического здоровья. У В.М. Гаршина описаны как маниакальные фазы (1872—73 гг.), так и депрессивные; последняя депрессия закончилась весьма типично – суицидальной попыткой. Достаточно ясно показано в воспоминаниях и двойственное (в чем-то позитивное, в чем-то негативное) влияние психического расстройства на литературное творчество.

ГАШЕК (Hasek) ЯРОСЛАВ (1883–1923), чешский писатель-сатирик. Участник Первой мировой войны; в 1918 г. вступил в РКП(б) и в Красную Армию.

«Для будущих подвигов силу и волю Мы черпали больше всего в алкоголе».

Я. Гашек

«Для обстановки детства Гашека весьма характерны частые переезды с места на место… Еще ребенком ему довелось познать ощущение неуверенности в завтрашнем дне, а постоянные переезды стали в чем-то предзнаменованием его бродяжьего будущего… Необузданность Гашека в самом деле иногда походит на свойственное подросткам стремление чем-нибудь отличиться, шокировать окружающих, поразить их неожиданными идеями, необыкновенными выходками». (Пытлик, 1977, с. 24–26.)

[1903 г.] «В обществе бродяг он приобрел склонность к сливовице и другим крепким напиткам. Привык много курить и – что особенно поражало – начал жевать табак. Его грубые манеры шокировали даже богемную среду… Его богемной репутации способствовали и неустанные стычки с полицией». (Там же, с. 44–45, 47.)

«В юности Гашек путешествовал каждый год… Все эти странствия совершались по большей части пешком. Иногда он путешествовал в обществе друзей-сверстников, чаще в компании случайных попутчиков, сезонных рабочих, нищих, бродяг… Были случаи, когда его задерживали за бродяжничество и отправляли домой… Собственная жизнь Гашека складывалась нелегко. Его преследовали неустроенность и вечные поиски постоянной работы, которые осложнялись его нежеланием приспосабливаться к мещанскому образу жизни… После этого он жил один, сотрудничал в разных журналах и газетах и не имел постоянного угла. Иногда он ютился даже в редакциях, в которых служил, или поселялся у кого-нибудь из друзей». (Никольский С.В., 1985, с. 5, 9.)

«В личной жизни Гашек тоже был импульсивен и не слишком ломал себе голову по поводу возможных последствий своих поступков. Это доставляло ему немало неприятностей. Очень легко свыкаясь с новой, незнакомой средой, он ни при каких обстоятельствах, совершенно не умел приспосабливаться к среднему уровню, к образу мышления и поведения так называемых порядочных людей». (Пытлик, 1977, с. 79.)

«10 февраля 1911 года в газете “Ческе слово” появилось следующее сообщение: “Нынешней ночью собирался прыгнуть с парапета Карлова моста во Влтаву 30-летний Ярослав Г…Полицейский врач обнаружил сильный невроз. Вышеназванный был доставлен в

Институт для душевнобольных”». (Там же, с. 118.)

[Декабрь 1913 г.] «Поэтому решили, что будет лучше всего, если…установят над Гашеком нечто вроде опеки. Он же, как недееспособный, будет получать на руки лишь мелкие суммы на повседневные расходы… В главе, названной “Галерея гашековских друзей и знакомых” мы почти не встречаем имен тогдашних поэтов и литераторов. Гораздо больше притягивали его люди сумасбродные, эксцентричные, разного рода авантюристы и бродяги… Как свидетельствуют документы, Гашек прибыл в роту с нелестной аттестацией: “…Аферист и обманщик”». (Тамже,с. 162, 165, 175.)

«Пока Гашек находился в России и принимал участие в революции, он вынужден был держаться как взрослый человек. Как только он вернулся на родину, продолжилось все то, что было до 1914 года: безмерное пьянство, шутовство, хулиганство, отсутствие стойких социальных контактов. Только в 1921 году Гашек был физически куда уже не тот, что в молодости: пьянство быстро убило его». (Буянов, 1994, с. 68.)

«Но вот Гашек возвращается в Прагу (это произошло за два года до его смерти.) Он снова стал прежним бродягой и завсегдатаем богемных кружков. Все, что Гашек приобрел в России, идет насмарку – опять пьянство, конфликты, безответственность, перепады настроения, мысли о самоубийстве, постоянное недовольство собою и окружающими, беззаботность, безволие, равнодушие ко всему, что не приносит немедленного удовольствия. Это тот же Гашек, который до войны куролесил по Праге, сидел в психиатрической больнице, изводил своими проделками таких же, как он, анархистов… 3 января 1923 года ожиревшее от бесконечного пьянства и слабое от природы сердце (Гашек страдал эндокринными расстройствами, которыми, кстати, и можно кое-что объяснить в психическом складе этого незаурядного человека) остановилось навсегда…» (Буянов, 1995, с. 99–100.)

«Не был дописан и “Швейк”. Возможно, Гашек закончил бы свое произведение, если бы больше заботился о Здоровье, изменил образ жизни. Но тогда это, вероятно, был бы уже не тот Гашек, и, пожалуй, даже не тот “Швейк”». (Нытлик, 1977, с… 272.)

Диссоциальное расстройство личности (раньше этот вид нарушений психики назывался «антисоциальной психопатией») характеризуется несоответствием поведения доминирующим социальным нормам и чаще встречается у мужчин. У Ярослава Гашека обнаруживаются основные диагностические критерии этого расстройства: пренебрежение социальными нормами и правилами, неспособность поддерживать устойчивые отношения с людьми при легкости их установления, неспособность извлекать уроки из негативного жизненного опыта, склонность к алкоголизации. Некоторые пациенты при этом могут обладать специфическим поверхностным шармом, который производит впечатление в основном на лиц противоположного пола. Подобным обаянием писатель наградил своего неунывающего героя Швейка.