Текст книги "Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий"

Автор книги: Александр Шувалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 100 (всего у книги 113 страниц)

«Писателей, живших в Средние века, открывали и в новое время. Одним из самых значительных таких “открытий” были “Поэмы Роулея” известного английского поэта XVIII века Томаса Чат-тертона. Хотя подлог был быстро разоблачен, эта мистификация считается гениальной по своим литературным достоинствам… В лице Чаттертона… раскрылась нечастая патология полного отождествления себя с обожаемыми старинными авторами». (Носовский, Фоменко. 2000, с. 297–298.)

«Вундеркинд мировой литературы. Отравился мышьяком». (Lange-Eichbaum, Kurth, 1967, с. 345.)

«Я – над могилой юноши, по ком / Звонит набрт в отчаянье глухом. /…плачу, не избегнув размышлений / Над тем, какою смертью умер гений». (Кольридж. «Монодия на смерть Чаттертона».)

«Возможно, что причиной самоубийства был не конфликт с обществом, а венерическая болезнь, а возможно, что это и не было самоубийство: просто, пытаясь лечиться, Чаттертон по ошибке принял слишком большую порцию крысиного яда – обычного тогда средства от сифилиса», (http://www.гusmysl.ru/ 2002IIl/4420/442020aug0 l.html)

Всегда рискованно делать какие-либо диагностические заключения на основании отдельных разноречивых сведений и предположений. Однако приведенная симптоматика психического нарушения настолько выразительна, что можно говорить о двух возможных вариантах: 1) эмоционально неустойчивое расстройство личности с самоубийством на высоте депрессивного эпизода; 2) дебют кататонической формы шизофрении с суицидом в период смены кататонического возбуждения кататоническим ступором. Даже если смерть Чаттертона носила банально-случайный характер, личность его была явно патологической.

ЧЕБОТАРЕВСКАЯ АНАСТАСИЯ НИКОЛАЕВНА (1876–1921), русская писательница, переводчица.

«Федор Кузьмич⁴", наблюдая внимательно за несколько приподнятым настроением Анастасии Николаевны и за ее слишком страстным отношением к мелочам жизни, мог заметить какую-то странную неуравновешенность в характере жены. Революция окончательно подорвала душевные силы Анастасии Николаевны, и незаметная для посторонних ее душевная болезнь стала очевидною для самого Сологуба… В середине сентября 1921 года болезнь Анастасии Николаевны обострилась. 23 сентября, воспользовавшись недосмотром служанки, и тем, что Федор Кузьмич вышел в аптеку за бромом, Анастасия Николаевна убежала из дому и бросилась с дамбы Тучкова моста в реку Ждановку». (Чулков, 1991а, с. 246–247.)

«Кстати, сестра Анастасии Александра Чеботаревская точно таким же образом свела счеты с жизнью». (Безелянский, 1998, с. 221.)

Наследственность, отягощенная аффективными расстройствами (самоубийство сестры), и клиническая картина болезни (смена «приподнятого настроения» суицидом.) позволяют предполагать, что Чебота-ревская страдала биполярным аффективным расстройством.

ЧЕЛЛИНИ (Cellini) БЕНВЕНУТО (1500–1571), итальянский скульптор, ювелир и писатель. Представитель маньеризма.

«Именно таково было обыкновение: не меланхолия, а неистовство, переходившее порою в самые настоящие припадки бешенства, припадки почти патологические, когда у человека туманится сознание, пена показывается на губах и чем-то застилает глаза… “Ярость стала у него хроническим состоянием”, – говорит Сен-Виктор, и это едва ли очень сильно преувеличено. Но нужно сказать, что в таком состоянии он становится способен не только на величайшие преступления, но и на величайшие подвиги и на величайшее напряжение творческой энергии. Всю свою долгую жизнь он жил от одного припадка неистовства до другого. Только с годами они делались реже и слабее. Да и в промежутках между двумя припадками Бенвенуто больше жил инстинктом, чем рассудком… Самые важные решения принимаются под влиянием аффекта… Темперамент и страсть – только один источник этой необычайной чувствительности к малейшим обидам. Есть и другой. Это его необыкновенно высокое представление о своей персоне. Бенвенуто серьезно верит, что какие-то особенные явления провиденциально указывали в разные моменты его жизни на то, что он человек избранный… Нелепыми выходками, капризами, озорством, безумными вспышками полна его жизнь. Но подлинный пафос живет только в одном уголке его души – в том, где любовь к искусству». (Дживелегов, 1998, кн. 2, с. 150–151, 155, 160.)

«Он долго не задерживался нигде и переходил от одного мастера к другому <…> в запальчивости убил одного ювелира и вновь вынужден был бежать, теперь уже во Флоренцию… В 1558 он постригся в монахи, но вскоре изменил решение, чтобы жениться, несмотря на то что ему исполнилось 60 лет». (Комарова, Железнова, 2000, с. 594–596.)

[Всемирную славу Челлини как писателю принесли его мемуары, которые больше напоминают авантюрный роман] «Страницы эти охватывают жизнь Челлини с 1554 по 1562 год (с пропуском 1556—59 гг.) и, видимо, писались в состоянии душевной депрессии в самом конце 1566 – начале 1567 года,… О причинах, побудивших Челлини бросить свои воспоминания, можно только гадать. Кажется лишь, что одной из наиболее вероятных причин является душевная усталость и общая разочарованность в том, что творилось вокруг… [Пропуск в мемуарах Челлини за период с 1556 по 1559 г. возможно обусловлен тем]…что за это время Бенвенуто был подвергнут довольно суровому наказанию за избиение одного золотых дел мастера и за содомию. Видимо, ни того, ни другого Челлини коснуться не пожелал». (Томашевский, 1987, с. 18–19, 492, 494.)

«…Дважды, в 1527 и 1557 гг., привлекали к суду за связи с мальчиками, причем во второй раз он был вынужден признаться и был приговорен к штрафу и четырем годам тюрьмы». (И.С. Кон, 1998, с. 157.)

«Во время заключения в тюрьме дважды перенес помрачение рассудка; пытался совершить самоубийство; имел зрительные и слуховые галлюцинации». (Cabanes, 1900, с. 719.)

«Бионегативная структура личности, пронизанная психотическими компонентами». (Lange-Eichbaum, Kurth, 1967, с. 344.)

«Бенвенуто Челлини единственную в своей жизни поэму писал в тюрьме щепкой, вырванной из двери, а чернила приготовил из толченного кирпича». (Парандовский, 1990, с. 100.)

«Скажу тебе о чуде превеликом: / Пришла мне как-то мысль писать блажная; / Чего не сыщешь в случае толиком: / Хожу в каморке, голову терзая; / Затем, к тюремной двери ставши боком, / Откусываю щепочку у края; / Я взял кирпич, тут бывший ненароком, /Ив порошок растер его, как тесто; / Затем его заквасил мертвым соком. / Пыл вдохновенья с первого присеста / Вошел мне в плоть, ей-ей, по тем дорогам, / Где хлеб выходит; нет другого места». (Б. Челлини)

В данном случае можно думать об импульсивном подтипе эмоционально неустойчивого расстройства личности (то, что раньше называли «эксплозивной психопатией»). Естественно, что с возрастом интенсивность таких «припадков бешенства» снижалась. Следует отметить, что «величайшее напряжение творческой энергии» у Челлини также имело место во время психопатических декомпенсаций. Можно предположить, что не обладай он таким авантюрным характером, вряд ли у него были бы поводы и биографические материалы для сочинения своих знаменитых мемуаров.

ЧЁРНЫЙ САША (наст, имя и фам. Александр Михайлович Гликберг) (1880–1932), русский поэт. С1920 г. в эмиграции.

Наследственность

«Отец часто бывал в разъездах, дети его почти не знали и боялись. Мать, больную, истеричную женщину, дети раздражали. Когда возвращался глава семейства, она жаловалась на них, и он, не входя в разбирательство, их наказывал». (Иванов, 1987, с. 385.)

Общая характеристика личности

«Маленький Саша, лишенный материнской ласки, фактически не знал детства. Никто не дарил ему игрушек, а если он приспосабливал для игры какую-нибудь вещь в доме – следовала расправа. Отсюда сочетание в характере скрытности и кротости со своенравием и бунтарством. Пятнадцати лет от роду Саша бежал из дому, последовав примеру старшего брата… Ущербность детства лежит неизгладимой печатью на всей его личности – болезненная ранимость, нежелание быть на виду… Здесь, очевидно, кроется разгадка многих “тайн” Саши Черного и, в частности, отсутствие в печати изображений поэта». (Там же, с. 385–386.)

«И вот тогда, молю беззвучно, / Дай мне исчезнуть в черной мгле, – / В раю мне будет очень скучно, / А ад я видел на земле». (С. Черный)

«…Меньше всего походил он на баловня славы: очень чуждался публичности… С писателями он почти ни с кем не водился, лишь изредка бывал у Куприна и Леонида Андреева, которые душевно любили его. Да и там при посторонних все больше молчал, и было в его молчании что-то колючее, желчно-насмешливое и в то же время глубоко печальное. Казалось, ему в тягость не только посторонние лица, но и он сам для себя… Вообще он держал себя гордо и замкнуто». (Чуковский, 1963, с. 379–380.)

Можно предположить у поэта патохарак-терологическое формирование личности, происхождение которого было обусловлено хроническими семейными психотравмирующими ситуациями и неправильным воспитанием. Мы видим и реакцию пассивного протеста (уход из дома). Таким подросткам свойственно также компенсаторное фантазирование. Во взрослом состоянии патохарактерологическое развитие переходит, как правило, в личностное расстройство.

ЧЕРНЫШЕВСКИЙ НИКОЛАЙ ГАВРИЛОВИЧ (1828–1889), русский революционер и мыслитель, писатель, экономист, философ; один из родоначальников народничества, вдохновитель революционного движения. В 1864 г. приговорен к 7 годам каторги.

Наследственность

[Мать] «…особа болезненная, с психопатическими чертами характера». (Сегалин, 1925а, с. 32.)

Общая характеристика личности

[Выдержки из дневника Н.Г. Чернышевского] «[Май 1849 г.] Пришла новая идея о вечном движении, самая простая, чрезвычайно легко осуществимая, так что соблазняет, не сделать ли самому модель… [Июль 1849 г.] Надежды и желания… через несколько лет я журналист и предводитель или одно из главных лиц крайней левой стороны… уничтожение пролетариатства и вообще всякой материальной нужды… и это будет осуществлено через мои машины… Строил пробу своей машины… В связи с заболеванием пришло желание описать на всякий случай свое изобретение (машину), чтоб не могло погибнуть, и написал… [Январь 1853 г.] Обдумывая устройство клапана к вечному двигателю, “убедился окончательно, что машина не пойдет при таком устройстве”, в связи с чем изорвал письмо в Академию наук и уничтожил рукопись…» (Чернышевская, 1953, с. 51, 53–54, 78.)

[Июль 1872 г.] «Столкновение Чернышевского с жандармским унтер-офицером Ижевским, истолкованное в донесениях последнего начальству как “умопомешательство”». (Там же. с. 400.)

«…Пробыл девятнадцать лет в Сибири, а мог бы пробыть гораздо меньше, если бы написал прошение о помиловании после десяти лет ссылки. Он совершенно не иронизировал, когда говорил о сибирском периоде своей жизни как о самом счастливом… Женившись, Чернышевский дал понять своей жене, что она свободна в отношении соблюдения супружеской верности (и она с охотой изменяла ему)… Ученый из Гарварда Адам Улам говорит, что есть нечто “граничащее с мазохизмом” в том, с каким упорством Чернышевский переносит страдания. Это не так. Это и был мазохизм». (Ранкур-Лаферрьер. 1996, с. 49.)

«Что он до конца сохранил силу своего могучего мозга – это он, впрочем, доказал в последние годы невероятно энергической работой по переводам. Но что у него не “все в порядке” – об этом я слышал еще за несколько недель до его смерти и от людей, которые имели случай видеть его и говорить с ним лично… Чернышевский всегда был немного чудак». (Короленко, 1990, с. 519.)

«Мучительно складывались отношения и с женой. В письмах к сыновьям Ольга Сократовна писала, что ей трудно привыкать к Николаю Гавриловичу, в Сибири он даже “есть по-человечески” разучился, оставаясь один, читает наизусть стихи, поет, рассуждает сам с собой. К тому же почти полное затворничество». (Ланщиков, 1987, с. 370.)

Каторга, одиночные заключения, Сибирь – все эти места заключения предъявляют повышенные требования к психике, почему мы и встречаем так много психических расстройств среди революционеров XIX века. У Чернышевского интересно отметить стремление в возрасте 21 года создать «вечный двигатель», хотя Французская Академия наук отказалась рассматривать подобные проекты еще в 1776 году, и это вряд ли было тайной в России. Возможно, что склонность Чернышевского к фантастической идее построения «перпетуум мобиле» способствовала возникновению и не менее утопической идеи «хождения в народ».

ЧЕРЧИЛЛЬ (Churchill) УИНСТОН ЛЕОНАРД СПЕНСЕР (1874–1965), государственный и политический деятель Великобритании, премьер-министр (1940–1945 и 1951–1955), один из инициаторов создания антигитлеровской коалиции.

Лауреат Нобелевской премии по литературе (1953). Почетный гражданин США (1963).

Наследственность

«Нелишне отметить здесь, что в роду Черчиллей пять из семи последних герцогов Мальборо страдали тяжелой меланхолией. Наследственность существенно определяла подъемы и падения настроения этого величайшего английского политика». (Эфроимсон, 1998, с. 173.)

[Отец] «…заразился сифилисом задолго до начала своей головокружительной карьеры… Позднее, при полном параличе, у него начались эйфорические галлюцинации, не раз вызывавшие замешательство и ужас у окружающих в последние два года». (Дональдсон, 1995, с. 339–340.)

[Отец] «…заболел прогрессивным параличом, который и привел его к помешательству и смерти… Старшая дочь покончила жизнь самоубийством». (Трухановский, 1989, с. 29, 443.)

«…Гипоманиакальная депрессия, по-видимому, не кончилась на У. Черчилле, а имела место и у его сына Рандольфа…» (Эфроимсон, 1998, с. 174.)

Общая характеристика личности

«Все, чего я хотел – это согласия с моими желаниями после конструктивной дискуссии». Черчилль

«Родился за два месяца до положенного природой срока… У мальчика был крупный дефект речи: он заикался и шепелявил. Вместе с тем он был страшный болтун и почти непрестанно разговаривал… Уинстон был самым последним учеником в школе. Его считали тупым и неспособным. Однако современники и биографы сходятся на том, что отставание Черчилля в школе объясняется лишь его безграничным упрямством. Обнаружилось, что Уинстон унаследовал от отца превосходную память. Во время обучения в военном училище получил тяжелую травму головы, после которой три дня не приходил в сознание… Для восстановления здоровья потребовался целый год, во время которого у Черчилля и появился интерес к политике». (Трухановский, 1989, с. 3, 14, 26–27.)

«Необычайно многосторонний, даже универсальный, неутомимый в своей деятельности, непрерывно писавший письма, книги и произносивший речи, нетерпеливый, импульсивный и раздражительный, необычайно возбудимый, храбрый до неосторожности, беспредельно властный, он мог работать сутки напролет, даже лежа в постели. Чрезвычайно существенно, что по собственным признаниям Черчилля у него в молодости (когда он был членом парламента) был двухтрехлетний период депрессии с мыслями о самоубийстве. Второй период депрессии был в возрасте 31–32 лет, и затем период очень сильной депрессии в 45 лет, когда он апатично воздерживался от чтения и от разговоров… Зато в период Второй мировой войны, совмещая должность премьер-министра и министра обороны, он проявлял фантастическую энергию и энтузиазм. Даже в возрасте шестидесяти и семидесяти лет он работал большую часть ночи, доводя до истощения секретарей, штат и советников, часто гораздо более молодых, чем он сам». (Эфроим-сон, 1998. с. 172–173.)

«Его депрессии были тяжелыми и длительными. В периоды же повышенной энергичности он становился очень деятельным, сильным, неутомимым и удовлетворялся очень небольшим временем для сна». (Fieve, 1975, с. 135.)

«Страдал Mati накально-депрессивным психозом». (Гершоп, Ридер, 1992, с. 84.)

«…Он тоже страдал от синдрома навязчивых состояний, причем в классической тяжелой форме: его постоянно мучила мысль о самоубийстве. Он жаловался своему личному врачу, что вынужден отходить как можно дальше от края платформы (“лучше всего встать за какой-нибудь колонной”), чтобы не было искушения броситься под поезд. Черчилль терпеть не мог путешествовать на кораблях (“когда смотришь в воду, секундная слабость может привести к непоправимому”), а также предпочитал спать в комнатах без балкона (“минутноеотчаяние – и конец”). Черчилль не испытывал ни малейшего желания покончить с собой. Как это часто бывает при синдроме навязчивых состояний, последнее, чего он желал, это поддаться своим навязчивым идеям. Как он объяснял своему врачу: “В такие минуты мне вовсе не хочется покидать этот мир. Нет у меня желания смерти, но мысли, неотвязные отчаянные мысли не выходят у меня из головы…”» (Перчикова, 1998, с. 44–45.)

«Написание книги – целое приключение. Сначала это не более чем забава, однако, затем книга становится любовницей, женой, хозяином и наконец – тираном». (Черчилль)

Можно предположить, что резидуальная органическая слабость центральной нервной системы (ЦНС) у Черчилля повлияла на формирование таких специфических черт характера, как раздражительность, импульсивность, навязчивые состояния, упрямство, которые сыграли не последнюю роль в его политической карьере. Маниакально-депрессивный психоз, которым страдал Черчилль, сочетался не только с неврозом навязчивых состояний, но и с органическим мозговым расстройством. Три депрессивные фазы, перенесенные Черчиллем, могли быть спровоцированными истощением ЦНС по органическому типу. Таким образом, вряд ли будет корректно ограничиваться каким-либо одним диагнозом; психический статус английского политического гения был гораздо сложнее.

ЧЕХОВ АНТОН ПАВЛОВИЧ (1860–1904), русский писатель и драматург, почетный академик Петербургской АН (1900–1902).

«Как я буду лежать в могиле один, так, в сущности, я и живу один».

А.П. Чехов. «Из записных книжек»

Наследственность

«Род, во всяком случае, своеобразный, с уклоном иногда и необычным… “Одинокому везде пустыня” – отцовский девиз будет сопровождать Чехова-сына всю жизнь… Братья Александр и Николай – “оба были алкоголики”». (Зайцев, 1991, с. 278, 283, 298.)

Общая характеристика личности

«Чехов родился на берегу мелкого Азовского моря, в уездном городе, глухом в ту пору, и характер этой скучной страны немало, должно быть способствовал развитию его прирожденной меланхолии». (Бунин, 2000, с. 26.)

«Ребенком он был несчастный человек… В зрелые годы своей жизни он не раз говаривал в тесном кружке родных и знакомых:“В детстве у меня не было детства”». (А.С-ий (А.П. Чехов), 1923, с. 31.)

«В психическом отношении Чехов был мальчик “вяловатый” и “сыроватый” (как характеризуют близко знавшие его). Помимо этого, это был мальчик замкнутый, малообщительный и выглядел “букой”. К играм с детьми его не тянуло, и он оставался в стороне. Ни детской резвости, ни подвижности в нем совсем не было. Также учился плоховато». (Сегалин, 1926, с. 92.)

«…Чахоткою А.П. захворал уже в 1887 году, вскоре по возвращении из Бабкина в Москву. К тому же, тогда он очень плохо спал, спал тревожно, скрежетал зубами, видел тяжкие сны. Среди сна его что-то, как он говорил, “дергало”, внутри его что-то с болью обрывалось, и он буквально на пол-аршина подскакивал всем телом над кроватью л в ужасе пробуждался. Впоследствии, чтобы только заснуть, он выпивал на ночь по бутылке подчас дрянного, деревенского, кабацкого пива. Сны ему снились страшные. Один раз, уже в Мелихове, его испугал во сне черный монах, который послужил потом темой для рассказа того же названия». (Чехов М.П., 1923, с. 46.)

[По мнению Щеглова⁴¹², Чехов] «…стал меняться со смерти брата Николая с 89-го года⁴¹³, затем поездка на Сахалин в 90-м году, и вот теперь эта болезнь – все усиливало “меланхолически-религиозную” ноту в нем, обостряло лучшие его черты и возвышало писание. Вспоминает Щеглов и мнение Гоголя о значении болезней – примечательно, что Чехов, не считая себя религиозным, крест болезни нес безропотно, покорно, мужественно: это облагораживало, одухотворяло. Щеглов верно заметил, что он лучше стал и писать». (Зайцев, 1991, с. 353.)

[Из письма к А.С. Суворину от 25.11.1892 г.] «Не я виноват в своей болезни и не мне лечить себя, ибо болезнь сия, надо полагать, имеет свои скрытые от нас хорошие цели и послана недаром…» (Чехов А.П., 1977, с. 134.)

[Из письма к А.И. Эртелю от 4.03.1893 г.] «Что касается моего участия в литературном вечере, то не тревожьте моего праха. Я читаю отвратительно, но это бы еще куда ни шло. Главное – у меня страх. Есть болезнь “боязнь пространства”, так и я болен боязнью публики и публичности. Это глупо и смешно, но непобедимо. Я отродясь не читал и никогда читать не буду. Простите мне эту странность. Когда-то я играл на сцене, но там я прятался в костюм и в грим, и это придавало мне смелость». (Там же, с. 181.)

«Он не был по природе своей ни добр, ни мягок, ни щедр, ни кроток, ни даже деликатен (достаточно почитать его жестчайшие письма к жалкому брату). Он искусственно, огромным усилием своей могучей воли, вечным изнурительным надзором за собой делал себя тишайшим, скромнейшим, добрейшим, грациознейшим… И какой же злобой прорывался он порой по ничтожным обстоятельствам – вот тут он был искренен. Но литературные богомазы щедро приписывают все проявления его настояще-сложной и страстной натуры тяжелой болезни». (Нагибин, 1995, с. 241–242.)

«Тем, кто знает жизнь Чехова-человека не по официальным версиям и парадным биографиям… не может не броситься с глаза тот факт, что… медицинское описание психастенического типа одновременно является и точным, и удачным, хотя, может быть, и несколько заостренным, житейским портретом Чехова. Без какого-либо зазора в психастенический тип вписываются и чеховское раздражение на бесчисленных, будьте мелиховских или ялтинских гостей, многих из которых он сам накануне с настойчивостью радушного хозяина-хлебосола приглашал к себе, и его упорное (и, конечно, необъяснимое одной только скромностью) нежелание участвовать в помпезно-тожественных мероприятиях, где требовалось публично произносить речи. Что касается частых чеховских упоминаний в письмах о своем здоровье, а точнее нездоровье… то собранные вместе… они по-настоящему впечатляют и, по научной классификации, оказываются свидетельствами “типичных для психастении ипохондрических и вегетативных расстройств”, кстати… появившихся у Чехова “задолго до чахотки”. Из психастенического характера писателя, из его стремления охранить свой душевный мир, мир творческой личности, единственный мир, где он чувствовал себя самим собой, вытекает и его страх перед женитьбой, и отношения с влюбленными в него женщинами, которых, “как истинный творческий психастеник”, он “измучивал”, ведя с ними двойную игру и всегда “смешно уходя от прямых вопросов”». (Тихомиров, 1999, с. 25.)

«Жизнь расходится с философией: счастья нет без праздности, доставляет удовольствие только то, что не нужно». (Чехов А.П. «Записные книжки».)

Особенности творчества

[Из письма к А.С. Суворину от 4.05.1889 г.] «…Для литературы во мне не хватает страсти и, стало быть, таланта. Во мне огонь горит ровно и вяло, без вспышек и треска, оттого-то не случается, чтобы я за одну ночь написал бы сразу листа три-четыре или, увлекшись работой, помешал бы себе лечь в постель, когда хочется спать, не совершаю я поэтому ни выдающихся глупостей, ни заметных умностей». (Чехов А.П., 1976, с. 203.)

«В. Тихонов подметил в Чехове характерную черту, – “он всегда думал, всегда, всякую минуту, всякую секунду. Слушая веселый рассказ, сам рассказывая что-нибудь, сидя в приятельской пирушке, говоря с женщиной, играя с собакой, – Чехов всегда думал. Благодаря этому он сам обрывался на полуслове, задавал вам, кажется, совсем неподходящий вопрос и казался иногда рассеянным. Благодаря этому он среди разговоров присаживался к столу и что-то писал на своих листках почтовой бумаги”. Я тоже это уже отмечал, что он думает всегда о своем». (Бунин, 2000, с. 165.)

«Чехов писал почти походя, т. е. между посторонним делом и разговором, мог подойти к столу и подвинуть начатый рассказ на 2–3 строки». (Сегалин, 1926а, с. 59.)

«…Однажды Чехов выбежал из дома взволнованный бледный: “Я видел сейчас страшный сон. Мне приснился черный монах…” Успокоился лишь потом, когда написал свой известный рассказ». (Лютов, 1999, с. 479.)

«С особенностями психологической конституции Чехова связано и своеобразие его комизма: это никогда, даже в ранних произведениях, не “жизнелюбиво-беззлобный” сангвинический юмор, это смех-исследование, сочетающий ироническую отстраненность с “теплым” сочувствием-состраданием». (Тихомиров, 1999, с. 25–26.)

«От расстройств настроения Чехов спасался прежде всего творчеством, творя, высвечивая в рассказах, повестях, пьесах свою индивидуальность и отодвигая, устраняя таким образом “безличное и безвольное состояние”». (Бурно, 1999а, с. 216.)

На фоне таких писателей, как Гаршин, Гоголь, Достоевский и др., А.П. Чехов выглядит практически здоровым с психиатрической точки зрения. Но более внимательное ознакомление с биографией писателя выявляет некоторые клинические особенности. 1) Психопатологически отягощенная наследственность: отец – психопат, братья – алкоголики. 2) Чехов не смог устроить свою семейную жизнь: он не имел детей, женился лишь незадолго перед смертью и то под влиянием настойчивых советов друзей иродных, да еще оговорив себе ряд условий раздельного проживания с будущей супругой. 3) Учитывая жизненный «сценарий» Чехова, интровертиро-ванностъ личности, можно допустить, что сам писатель представлял собой по меньшей мере акцентуированную психастеническую личность. Кстати, психофизиологически ин-тровертированностьмогла способствовать развитию такого заболевания, как туберкулез. Начав свое творчество юмористом (как и многие ипохондрики и депрессивные личности – Гоголь, Салтыков-Щедрин, Зощенко), Чехов постепенно перешел на меланхолическую лирическую прозу, которая больше соответствовала возрастной трансформации его психики.

ЧЕХОВ МИХАИЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ (1891–1955), русский актер, режиссер, педагог; заслуженный артист Республики (1924). С 1928 г. жил за рубежом.

Наследственность

«…Его родной отец Александр Павлович (родной брат Антона Чехова) был запойным пьяницей, периодами на него находило нечто, и он неделями пил, пил, пил… Мать М. Чехова была женщиной очень впечатлительной и мнительной, в старости она заговаривалась и плохо соображала, хотя, когда умерла, ей было чуть больше 60… Отца Михаила Чехова многажды и безуспешно лечили от пьянства». (Буянов, 1994, с. 66.)

Общая характеристика личности

«Единственной причиной, омрачавшей мои отношения с матерью, было то, что, несмотря на мой возраст, я довольно много пил. Пить я научился во время моего пребывания с отцом в периоды его болезни. Я чувствовал, как тяжело матери видеть меня пьяным и как тяжесть эта возрастала, когда болел отец и мы оба просиживали ночи за пивом. Зная, как страдает от этого мать, я все же не мог побороть страсти к опьянению, и моя безмерная любовь к матери стала приобретать оттенок боли… Любовь к матери превратилась в сплошйую боль и страх за нее. У меня образовались десятки всевозможных примет, которые выполнялись мною в целях предохранения матери от опасностей. Чувство страха росло и становилось моим основным настроением… Я замкнулся в круг определенных представлений и не мог да и не хотел выходить из этого круга, хотя пребывание в нем доставляло мне много мучений. Первые признаки накопления в моем сознании гнетущих представлений появились еще в детстве, полного развития они достигли во мне, когда мне было уже двадцать четыре – двадцать пять лет. Я заболел нервным расстройством». (Чехов М.А., 2001, с. 21–22.)

«Немало тяжелого он вынес уже из своего детства. В книге “Путь актера” Чехов посвящает много страниц постепенному нарастанию своего безысходного мрачного психического состояния… Очень рано он начал пить – под влиянием отца – и стыдился своего поведения… Смертью отца сын был совсем раздавлен… Он стал пить больше, огрубел в своих отношениях с людьми. Физическое здоровье резко ухудшилось, начался туберкулез легких». (Громов, 1970, с. 43.)

«Страдавший в молодости тяжким нервным расстройством, не доверявший психиатрам и лечивший себя работой в театре, чтением, алкоголем и антропософией, Чехов рассказывал, как в тяжкие минуты на его столе появляется кто-то из “трех старцев” – Шопенгауэр, Дарвин или Фрейд… По его воспоминаниям, его мучили тяжелые, близкие к паранойяльным переживания, которые он умел скрывать на людях, но был близок к самоубийству… Чехов лечился у П. Каптерева и еще нескольких гипнотизеров, консультировался у известного психолога Г. Чел-панова'^и''‘ (который советовал ему больше интересоваться религией и оставить философию с психологией), но ни то, ни другое не помогало. На пике болезни красавица-жена после четырех лет совместной жизни ушла к заезжему гипнотизеру. К.С. Станиславский, с которым работал Чехов, направил к нему консилиум знаменитых московских психиатров». (Эткинд, 1993, с. 148.)

[1917 г.] «Так начался острый период моего нервного расстройства. В течение целого года я почти не выходил из дома. Дни Октябрьской революции я воспринимал уже больным, страдая от сердечных припадков. Восприятия моих чувств обострились до крайности: мне казалось, например, что я мог слышать на любом расстроянии. Я направлял свой обострившийся слух в разные пункты Москвы и воспринимал уличный шум и голоса толпы… О театре я забыл совершенно… Вообще представление мое о будущем было туманным и завершалось мыслью о самоубийстве… Я продолжал пить и под влиянием вина писал различные сочинения на невероятные темы». (Чехов М.А., 2001, с. 63, 65.)

«До конца 1917 г. – период глубокой депрессии». (Громов, 1970, с. 45.)

«Это был тяжелый хронический алкоголик, который месяцами не приходил в себя, его лечили психиатры обеих столиц, но безуспешно. Такого психастеника от алкоголизма не вылечишь, его нечем лечить, надо терпеливо ждать, когда ему надоест пить, когда он вновь начнет поиски идеала. Часто разуверившись в алкоголе и не обладая большим запасом самокритики и поэтому юмора, такие люди обращаются к Богу. Так произошло и с Чеховым: прожив долгие годы подзаборным пьяницей, он после 35 лет постепенно все больше интересовался религией, увлекся теософией и во многом благодаря этому покинул СССР, чтобы посвятить себя общению со своими братьями по вере. Как и положено психастенику, он перестал пить и хулиганить, а стал примерным верующим… Естественно, что обладатель множества йавязчивых страхов, раздираемый внутренними противоречиями, Чехов не мог не попасть к психиатрам. Бесчисленные, помимо воли возникающие страхи (например, страх толпы, пространства, публичного выступления, лишающий актера его профессии), заливаемые вином, что приводило на грань самоубийства из-за гипертрофированного у психастеников-алкоголиков болезненного чувства вины перед собой и окружающими, заставляли Чехова обращаться ко многим врачам… Личностные особенности М. Чехова были конституционными, он родился с таким характером…» (Буянов, 1994, с. 65.)