Текст книги "Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий"

Автор книги: Александр Шувалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 94 (всего у книги 113 страниц)

«…Это был, несомненно, праведник и неканонизированный святой… Его пища состояла из чая с черствыми булочками, сыра или соленой рыбы. Часто месяцами Федоров не употреблял горячую пищу. Деньги были для него помехой… Он не хотел владеть каким-либо имуществом и никогда не имел даже теплого пальто. Федоров считал славу и популярность проявлением бесстыдства. Его статьи печатались под псевдонимом. Большую часть из них он не публиковал совсем… Федоров не хотел фотографироваться или оставить свой портрет… Несмотря на свою аскетическую жизнь, Федоров обладал превосходным здоровьем. Он заболел только тогда, когда по настоянию друзей отказался от своих привычек. Федоров никогда не носил шубу и всегда ходил пешком. Однако в 1903 г. в жестокий декабрьский мороз друзья уговорили его надеть шубу и поехать в экипаже. Федоров заболел воспалением легких и скончался». (Лос-ский, 1991, с. 103–105.)

Н.Ф. Федоров стал «не как все», «инакомыслящим» (в широком, а не в политическом смысле этого слова) с момента своего «духовного переворота», произошедшего предположительно в возрасте 25–30 лет. Описания его внешности, мышления и поведения позволяют предположить у него наличие шизотипического расстройства (болезни, граничащей с шизофренией). Мы встречаем у Федорова все основные проявления шизотипического расстройства: странное, чудаковатое поведение и внешний вид; тенденция к уходу от социальных контактов; странные взгляды и мировоззрение, определяющие поведение; транзиторные субпсихотические эпизоды с нарушениями восприятия; метафорическое мышление без выраженной разорванности.

ФЕДОТОВ ПАВЕЛ АНДРЕЕВИЧ (1815–1852), русский живописец и рисовальщик. Родоначальник критического реализма в русском изобразительном искусстве. Писал стихотворения, басни, сочинил несколько романсов и музыку к ним.

Общая характеристика личности

«У него были явно незаурядные способности. Прежде всего – редкая память. “Всякая страница, прочитанная им в то время, по нескольку дней будто носилась перед глазами”, – вспоминал о нем А. Дружинин³'*’, да и сам Федотов (в передаче того же Дружинина) рассказывал так: “Если на экзамене или при повторении уроков мне случалось запамятовать ту или иную подробность, одну или две учительские фразы (в то время еще учеников не убеждали отвечать своими словами), мне стоило только закрыть глаза на минуту, и все забытое, будто откуда-то выпрыгнув, являлось передо мной как написанное на бумаге. Эта способность длилась еще несколько лет после моего выпуска; впоследствии память стала слабеть”… А зрительная память у него была замечательная: он мог, упомянув в разговоре некое, совсем случайно увиденное лицо, скажем, немецкого пастора на чьих-то похоронах, тут же, на клочке бумаги нарисовать его…» (Кузнецов, 1990, с. 31–32, 138.)

К вопросу о психическом заболевании

[Первые признаки психического заболевания стали отмечаться за несколько лет до его резкого проявления. Уже с молодого возраста] «…к головной и глазной боли часто присоединялись… некоторое нервное расстройство и бессонница». (Дружинин. 1918, с. 52.)

[П.А. Федотов страдал также] «…приливами крови к мозгу, частыми головными болями. Друзья тревожились, замечая перемену в наружности и в самом характере художника, старевшего не по летам и становившегося более задумчивым… Впрочем, до весны 1852 г. в натуре Федотова не проявлялось ничего такого, что предвещало бы скорый, печальный конец… Его характер и поведение всегда отличались оригинальностью, а потому несколько новых странностей в его суждениях и поступках не могли внушить никому подозрения, что этот светлый ум готов помрачиться… Мало-помалу из общительного, разговорчивого человека Павел Андреевич превращался в молчаливого мрачного меланхолика. На него стала находить безотчетная, томительная тоска, прежде совсем незнакомая этой бодрой натуре». (Сомов, 1878, с. 16.)

[Первый приступ болезни художника описан биографами довольно подробно] «Весной 1852 г. о Федотове между близкими его знакомыми стали ходить слухи, что он не совсем нормален. Затем мне сообщили, что Федотов пропал из города, забрав деньги, которые заработал, что он сорит деньгами, покупая всякий вздор, и щедро раздавал их направо и налево… Между прочим, он заказал себе гроб и примерял его, ложась в него». (Жемчужников, 1971, с. 112. 114.)

[1852 г.] «В мае его посетил Лебедев’⁷' и был поражен его худобой и задумчивостью, но в особенности его поразила басня “Слон и Попугай”, которую Федотов прочитал ему. Эта басня отличалась, по словам Лебедева, необыкновенной странностью основной мысли и беспорядком в сочетании идей». (Дитерихс, 1995, с. 134.)

[Другой биограф дополняет] «В середине лета недуг Павла Андреевича развился вполне и его ясный наблюдательный ум помрачился. Несколько дней ходил он по петербургским улицам и окрестностям, покупал в разных магазинах драгоценные вещи для какой-то воображаемой свадьбы, загадочно говорил о каком-то своем счастии». (Толбин, 1854, с. 60.)

«Безумие давно уже исподволь подступало к нему, и если бы не обычная федотовская скрытность, это бы заметили гораздо ранее нюня 1852 года… Он делался раздражителен, малейший пустяк мог взорвать его или довести до слез. Он не понимал, что с ним происходит, винил во всем переутомление, но сократить работу был не в состоянии – она его уже не отпускала <…> В конце мая и начале июня появились недвусмысленные симптомы страшной болезни. Прогрессивный паралич… Всегдашняя замкнутость оставила его, он сделался говорлив до навязчивости. Маниакальная идея собственного величия и своей высокой миссии в мире то и дело прорывалась в его лихорадочных речах». (Кузнецов, 1990, с. 298, 300.)

«II. А. Федотов был помещен в “частное заведение для страждущих душевными болезнями” венского профессора психиатрии Лейдесдорфа, расположенное близ Таврического сада, и находился там два месяца. К этому времени относится известное посещение художника его друзьями Л.М. Жемчужниковым и А.Е. Бейдеманом, которые оставили не только воспоминания об этой встрече, но и несколько зарисовок больного П. А. Федотова. Судя по их описаниям, художник испытывал не “тихие и отрадные иллюзии”, а устрашающие галлюцинации, видел “чудо-витцные сцены и образы… Иногда Федотов воображал себя богачом, скликал вокруг себя любимых особ, говорил о том, что нужно превратить Васильевский остров в древние Афины, столицу художеств и веселия, наполненную мраморными дворцами, садами, статуями, храмами, пантеонами”». (Дружинин, 1918, с. 59.)

«Когда состояние больного еще больше ухудшилось, он в сентябре этого же года был переведен в больницу “Всех скорбящих” на Петергофской дороге. При очередном посещении его друзьями их не пустили к Федотову, сказав, что “он в бешенстве кричит и буйствует, носится с мыслями в небесном пространстве с планетами и находится в положении безнадежном”». (Жемчужников, 1971, с. 120.)

«Учитывая свидетельства очевидцев, можно сделать вывод, что клиническая картина болезни у П.А. Федотова определялась грезоподобным фантастическим бредом с обильными конфабуляци-ями. Говоря современным языком, речь могла идти об ориентированном оней-роиде, включавшем в себя элементы “шизофренического реквизита” – бред особого значения, галлюцинации, ощущение зависимости от внешних сил… Важной составной частью онейроидно-го состояния являются кататонические расстройства, которые проявлялись у П.А. Федотова приступами возбуждения с импульсивностью и самоагресси-ей. Острый чувственный бред редко протекает непрерывным длительным процессом, более характерна прерывистость течения, когда больные становятся ориентированными и доступными. В такие светлые промежутки болезни П.А. Федотов радушно беседовал с друзьями, охотно рисовал… Если попытаться вместить приведенную клиническую картину в какие-то нозологические рамки, то можно предположить, что П.А. Федотов болел приступообразной шизофренией с синдромом острого чувственного бреда с онейроидно-ката-тоническими включениями… Все случаи заочной диагностики могут считать лишь весьма условными. Так, существовало предположение ленинградского психиатра И. Ермакова о заболевании П.А. Федотова прогрессивным параличом. И некоторые преморбид-ные данные (“головные и глазные боли”), и первый приступ болезни могут говорить в пользу экспансивной или маниакальной (классической) формы прогрессивного паралича. Однако отсутствие данных о специфической неврологической симптоматике оставляет этот вопрос открытым». (Шувалов, 1995, с. 58–59.)

[За несколько дней до смерти П.А. Федотов окончательно пришел в сознание, послал сторожа за товарищами, чтобы проститься с ними] «…пожелал приобщиться Святых тайн, прочитал письмо, полученное незадолго от отца, обнял своего верного денщика Коршунова… и долго, долго плакал». (Толбин, 1854, с. 61–62.)

«О возможностях предсмертной ремиссии при шизофрении с появлением живых аффективных переживаний писал немецкий психиатр Вильгельм Майер-Гросс. Следует подчеркнуть, что такие улучшения наступали при наличии крайнего физического истощения, обусловленного чаще всего туберкулезом. Пять месяцев, проведенные в психиатрических лечебницах при плохом уходе, привели к тому, что художник заболел плевритом (вероятно, туберкулезной этиологии), который и послужил непосредственной причиной смерти». (Шувалов, 1995, с. 59.)

Особенности творчества

«Даже в сумасшедшем доме, находясь фактически по ту сторону жизни, он механическим движением карандаша лихорадочно чертил на попавшемся под руку лоскутке бумаги ордена – кресты, звезды, еще кресты: стыдное, потаенное вырывалось наружу… Смерть была уже недалека, и он жил так, словно знал это. Энергия его удесятерилась, и он все успевал, болезнь, сидевшая в нем глубоко и постепенно обострявшаяся, подгоняла его, и сама фантастическая продуктивность Федотова, увы, была одним из признаков этой страшной болезни… Поистине удивительные, ни на что не похожие рисунки, свидетельства той необъятной творческой свободы, которую обрел художник в последние месяцы своей жизни. Ничего хотя бы приближающегося к ним не знало русское искусство ни до Федотова, ни еще долгое время после него <…> Безумие… подчас бывало способно снять или ослабить предрассудки, сдерживающие самовыражение художника». (Кузнецов, 1990, с. 166, 260, 284.)

Психическое заболевание в какой-то степени позволило художнику выйти на новый уровень творческого самовыражения… Все основные живописные полотна П.А. Федотова не несут каких-либо следов психического расстройства, т. к. были созданы до манифестации психотической симптоматики. Но в рисунках, которые он делал в последние месяцы жизни в психиатрической лечебнице, ясно видны его бредовые переживания. Если бы интеркуррентное соматическое заболевание не привело к летальному исходу, то вполне вероятно, что после установления стойкой ремиссии художник попытался бы выразить и на большом полотне свой вновь приобретенный – пусть и болезненный! – опыт нового восприятия мира. Картина «Игроки» подтверждает такое предположение.

ФЕЙЕРБАХ (Feuerbach) АНСЕЛЬМ (1775–1833), немецкий криминалист, один из основоположников классического уголовного права.

К вопросу о психическом заболевании

«Помимо быстрых смен настроения в молодости, он в 23–24 года пережил ипохондрический приступ, в 26 лет – гйпоманиакальный подъем, затем спад, а в 1806 году в 30 лет у него был новый приступ гипоманиакальности, сменившийся в 1807 году ипохондрией. Затем – вновь подъем, и на высоте гипо-маниакального состояния ему удается в ходе аудиенции завоевать доверие и поддержку баварского короля. Но в начале 1811 г. наступает период двухлетней депрессии, доходящей до публичной попытки заколоться ножницами. В конце 1813 г. его охватывает гипоманиа-кальное возбуждение, и он вдохновляет германскую молодежь на борьбу против Наполеона, к большому неудовольствию баварского короля. Затем наступает период депрессии, в ноябре 1815 г. – переход в гипоманиакальное состояние, он совершает множество нелепостей. С января 1818 г. отдается на Iри года необычайно энергичной борьбе по поводу конкордата. В 1819 г. он доходит до зрительных галлюцинаций. Осенью 1820 г. начинается депрессия с идеями преследования, затем снова наступает гипоманиакальность, длящаяся до конца 1823 г., после чего с начала 1824 г. – депрессия с заторможенностью, страхами и меланхолией. Депрессия в 1825 г. подтверждается июньскими письмами. Она длится до весны 1828 г., и только летом 1828 г. наступает временный подъем. В марте 1829 г. Ансельм Фейербах вспыхивает энергией и начинает в самом приподнятом настроении почти маниакально бессмысленное путешествие… После этого последнего взрыва энергии в 53-летнем возрасте наступает спад с глубокой меланхолией, длящейся до самой смерти». (Эфроим-сон. 1998, с. 242.)

Особенности творчества

«В двадцать лет он публикует свою первую юридическую работу… и затем выпускает так же ежегодно по новой книге… Хотя его литературная деятельность прерывается не только в периоды депрессий, но иногда и в периоды мании, но всегда творчество идет циклично. Его литературная деятельность, хотя и волнообразно, но продолжается почти до самой смерти и завершается в последние годы книгами о человеческих страстях, о преступных типах и об истории Каспара Гаузера». (Там же, с. 243.)

В цитируемой патографической справке, написанной профессором В.П. Эфроимсоном, очень выразительно показана циклическая смена аффективных фаз у Фейербаха. Спорить можно лишь по одному поводу: достигали ли эти состояния психотического уровня (тогда можно было бы говорить о биполярном аффективном психозе) или нет (в этом случае правильнее думать о циклотимии). Связь творческого процесса с течением психического расстройства также показана весьма убедительно.

ФЕЙЕРБАХ (Feuerbach) АНСЕЛЬМ (1829–1880), немецкий живописец, мемуарист.

Наследственность

[Дед по линии отца – см. Ансельм Фейербах (1775–1833).]

«Семья уже несколько поколений давала значительных людей; но она обнаруживала также невропатические черты. Отец Фейербаха был нервен, эксцентричен и всю жизнь склонен к меланхолии». (Левенфельд, 1904, с. 50.)

«В психиатрическом отношении надо сказать следующее: брат отца Фейербаха страдал неизлечимым юношеским психозом (вероятно, шизофренией), у отца случались гиперэстетические расстройства настроения. Сам Фейербах был склонен временами к бреду преследования». (Кречмер. 1995, с. 554–555.)

Общая характеристика личности

«На 7-м году жизни перенес тяжелый тиф. После этой болезни он несколько лет подряд страдал кошмарами, повторявшимися почти каждую неделю. У него при этом было такое чувство, будто руки его распухали до огромных размеров (навязчивые ощущения)… В Риме он опять заболел в 1859 г., вследствие продолжительных и тяжелых душевных волнений. У него было, вероятно, нервное истощение, так как… им скоро овладела благодетельная аппатия». (Левен-фельд, 1904, с. 113–114.)

«Оранжерейные условия родительского дома рано развивают его талант, в семь лет он знакомится с “Илиадой” и “Одиссеей”. В основе его характера лежит непостоянство настроения, но все же в этих сменах можно видеть шесть основных гипоманиакальных подъемов со спадами вплоть до легкой меланхолии. Продуктивность его особенно велика в периоды подъемов настроения. [Заболевание сифилисом в 1855 г.]» (Эфроимсон, 1998, с. 244.)

«В Риме произведения Фейербаха не пользовались успехом, его средства к существованию были весьма ограниченными; из-за замкнутого и вспыльчивого характера он почти не имел друзей». (Сарабьянов, 1978, с. 215.)

«Несчастливый психопат из-за патологических колебаний настроения. Суицид». (Heinz, 1928, с. 57.)

«Меланхолический психоз». (Kloos, 1940, с. 269.)

«Представляет собой преимущественно гиперэстетическую аутистическую шизоидную личность с легкими гипоман накальным и колебаниями». (Lange-Eichbaum. Kurth, 1967, с. 360.)

«…У типичных шизотимиков мы обнаруживаем тенденцию к классически красивым формам…» (Креймер, 1995, с. 538.)

«Фейербах видит свои картины готовыми “до последнего мазка” и тогда решается приступить к работе». (Арнау-дов, 1970, с. 497.)

У Фейербаха достаточно четко определяется циклотимия, на которую есть указания в патографии. Если же высшие точки колебания настроения (мания – депрессия) достигали у художника психотического уровня, то корректнее говорить о биполярном аффективном расстройстве. Помимо эмоциональных нарушений у Фейербаха описано расстройство восприятия, которое он перенес в детстве во время заболевания тифом. Психосенсорное расстройство, при котором возникает чувство изменения отдельных частей своего тела, называется парциальной аутометаморфопсией, или «расстройством схемы тела».

ФЕОДОСИЙ ПЕЧЕРСКИЙ (ок. 1030–1074), древнерусский писатель, игумен Киево-Печерского монастыря с 1062 г. Первым ввел на Руси монастырский устав. Влиятельный политический деятель. Автор поучений и посланий.

«Очень жизненно дан портрет матери, с ее страстными переходами от гнева к нежности, с ее внешностью virago¹⁷⁸, “…бе бо и телом крепка и сильна, яко и муж: аще кто и не видев ея, ти слышаша ю беседующу, то начняше мнети мужю суща”… Образ мальчика, уклоняющегося от детских игр, слишком вяжется с его тихостью и кротостью, с некоторым юродством его облика, чтобы быть вымышленным… Св. Феодосий с детства возлюбил худость риз и передал эту любовь всему русскому монашеству… В этом социальном уничижении или опрощении, и единственно в нем, проявилась аскетическая изобретательность первого русского подвижника <…> Мы имеем здесь суровое умерщвление плоти…» (Федотов, 1990, с. 57–59.)

«Он сторонился сверстников, носил ветхую одежду, хотя родителям это не нравилось… Блаженному Феодосию было тогда 13 лет. Он стал еще больше трудиться и работал в поле вместе со смердами. Мать запрещала ему это, требуя, чтобы одевался в хорошую одежду, играл с детьми, чтобы не позорил своим видом себя и свою семью. Но он не слушался. И она приходила в ярость и била его… Мать Феодосия, узнав, что он ушел с паломниками, через три дня догнала его. Избив, привела домой связанным и заперла, а через много дней освободила его, умоляя, чтобы не покидал ее… Попросил святой отрок кузнеца сковать ему тяжелую цепь, опоясался ею под рубашкой и так ходил. Однажды мать это увидела и опять побила его… И лишь иногда, когда немощи телесные того требовали, он короткое время спал, всегда сидя». (Бычков, 1991, с. 35, 38.)

«О самом суровом подвиге само-умерщвления повествуется – конечно, не случайно – в летописи первых годов его пещерной жизни. Обнажившись до пояса, ночью святой отдает свое тело на съедение оводам и комарам, в то время как сам прядет волну и поет псалмы <…> Он носит власяницу, прикрытую верхней одеждой, никогда не спит “на ребрах”, но “сед на столе” (на стуле), не “возливает воду на тело”: все это восточные уроки аскезы. Сухой хлеб и без масла вареные овощи составляют его пищу, но за общей трапезой с братией он всегда весел лицом. Для Феодосия характерна именно потаенность его аскезы… Приближающееся к юродству социальное уничижение пли опрощение с детских лет остается самой личной (и в то же время национальной) чертой его святости». (Федотов, 1990, с. 60–62.)

«Также никогда не видели его моющим свое тело для удовольствия, он омывал водой только руки и лицо… Раз после вечернего пения в пещере Феодосий сел, желая немного отдохнуть. Вдруг раздался страшный вопль.'Казалось, в пещере собралось множество бесов: причем одни ездили на колесницах, другие били в тимпаны, третьи играли в свирели. От шума и голосов содрогалась вся пещера. Слыша все это, преподобный не испугался, не ужаснулся, но оградив себя, как оружием, крестным знамением, встал и начал петь стихи из Псалтири. Землетрясение и шум тотчас прекратились. Но когда после молитвы он опять сел отдохнуть, опять послышался прежний шум голосов бесчисленных бесов. Преподобный, став опять, начал петь, и опять шум прекратился. Так много дней и ночей беспокоили его злые духи, не давая ему заснуть хоть немного». («Жития…», кн. 2, с. 53.)

Безгранична фантазия сексуальных мазохистов. Однако, самый тяжелый тип мазохизма (и по длительности, и по интенсивности) – мазохизм «по идейным соображениям». Присутствие этой душевной аномалии у святых и юродивых – часто встречающийся и вполне объяснимый факт (см. патографии Авраамия Смоленского, св. Андрея, Екатерины Сиенской, Кирилла Белозерского, Серафима Саровского). Очень интересна социальная значимость мазохизма в каждом конкретном случае творчества, каким бы узко специфическим оно не представлялось. Возможно, с помощью мазохизма Феодосию Печерскому удавалось «нейтрализовать», «гасить» все посторонние и мешающие религиозному творчеству влияния и реализовать, в конце концов, свой духовный потенциал.

ФЕРДИНАНД (Fernando) VI (1713–1759), испанский король с 1746 г.

[Об отце см. Филипп И.]

«…Страдал от все той же изнурительной психической болезни. Поэтому в Испании целое столетие не было монарха, физическое и психическое здоровье которого отвечало бы потребностям управления государством <…> Он был угрюмый, подозрительный и нерешительный, и, как и отец, во времена депрессий каждый день ожидал насильственной смерти». (Грин, 1997,с. 272, 282.)

«После смерти своей жены Марии-Варвары Португальской³'⁹ впал в меланхолию и умер бездетным». (ГЭС,

т. 8, 1899, с. 4932.)

«Потеря жены тяжело сказалась на душевно и эмоционально неустойчивом короле. В припадке черной меланхол пи Фердинанд VI удалился в Вильявись-ос-де-Одон и о государственных делах больше не помышлял. Только его младший сводный брат… имел еще доступ к нему. Состояние Фердинанда настолько’ухудшилось, что в конце концов он отказался от пищи». (Пипер, 1998, с. 218, 232.)

«Казалось, ее смерть ускорила погружение мужа в маниакальную депрессию. Он оставался в уединении во дворце Вильявисьоза де Одон, избегал общества, не ел, питаясь только супом, и не спал… “Король, – замечал английский посол лорд Бристоль, – погружен в меланхолию, от которой ничто не может его отвлечь, и постоянно молчит, так что нельзя получить никаких указаний, и не издаются никакие приказы… Он не бреется, ходит безо всякой одежды кроме сорочки, которую не менял поразительное время, и в ночной рубашке. Он не ложился спать десять ночей, и думают, что он не спал п пяти часов со второго числа этого месяца, а только урывками по полчаса. Он не хочет ложиться, потому что воображает, что тут же умрет”. Фердинанд ненадолго пережил свою жену. Он пытался покончить жизнь самоубийством при помощи ножниц, просил яда, но, в конце концов, умер естественной смертью на сорок седьмом году жизни…» (Грин,1997, с. 282–283.) '

«Под конец жизни Фердинанд впал в безумие, сопровождавшееся эпилептическими припадками». (Рыжов, 1999, с. 509.)

«Фердинанд VI… безусловно, не был блистательным монархом… Последующие поколения также скорее негативно высказывались о его правлении, которому, по их мнению, недоставало военного блеска. Но в противоположность своему отцу он действительно претворил в жизнь начатые внутренние административные реформы и оградил свою обескровленную страну от войн». (Пипер.1998, с. 232.)

Так как в патографической справке нет даже намека на состояния повышенного настроения или веселого двигательного возбуждения, а доминируют только ссылки на приступы депрессии, достигающие порой психотической степени, то можно согласиться с биографами, что король страдал рекуррентным депрессивным расстройством.

ФЕТ (наст. фам. Шеншин) АФАНАСИЙ АФАНАСЬЕВИЧ (1820–1892), русский поэт. Член-корреспондент Петербургской АН (1886).

«Но если жизнь – базар крикливый бога, То только смерть – его бессмертный храм».

А.А. Фет. «Смерть», 1878

Наследственность

«Мать по временам страдала истерическими припадками. [Сестры поэта Каролина и Надежда – душевнобольные]». (Фет, 1983, с. 56, 322, 481.)

«Что касается мрачности Фета, то она усугублялась тяжелой психической наследственностью, четверо из его пяти братьев и сестер были в той или иной степени душевнобольными». (Кушнер, 1990, с. 5.)

Общая характеристика личности

«…По обнаружении неверности записи уже в 14-летнем возрасте был лишен фамилии Шеншина, дворянства, наследственных прав, русского подданства и с тех пор носил фамилию Фет… В 1873 ему удалось добиться причисления к роду Шеншиных “по высочайшему повелению”». (Бухштаб, 1971, с. 664.)

«Ему всегда нужна была деятельность; он не любил бесцельных прогулок, но любил оставаться один; когда же имел собеседников, был неистощим в речах, исполненных блеска и парадоксов». (Трубачев, 1901, с. 64.)

«“Я не видал человека, которого бы. так душила тоска, за которого бы я более боялся самоубийства…” – таково свидетельство друга молодости Фета – Аполлона Григорьева³⁸". Фет умер мгновенной смертью, от разрыва сердца. но, со слов его секретарши, разрыв сердца наступил при попытке к самоубийству: Фет… “добровольно”, как он написал в своей предсмертной записке, пошел навстречу смерти, схватив для этого нож… “По твоим стихам невозможно написать твоей биографии…”, – писал Полонский³⁸¹ Фету. Как безоблачны эти стихи!» (Кушнер, 1990, с. 5.)

[Покончил жизнь самоубийством] «О самоубийстве Фета обычно не говорится». (Лосев, 1990, с. 78.)

«Он был старик давно больной и хилый; / Дивились все – как долго мог он жить… / Не скрыл он в землю дар безумных песен; / Он все сказал, что дух ему велел…» (В. Соловьев. «Памяти А.А. Фета», 1897.)

Особенности творчества

«Фет писал: “Случалось и мне во сне сочинять стихи, казавшиеся мне способными своей силой столкнуть с места земной экватор, но утром они оказывались недосягающими даже обычного моего лирического уровня”». (Арнаудов, 1970, с. 380.)

Предполагаемый психиатрический диагноз у Фета – рекуррентное депрессивное расстройство, так как никаких указаний на маниакальные (или гипоманиакалъные) эпизоды мы не встречаем. В свете этого диагноза самоубийство поэта представляется еще более вероятным.

ФИЛИПП (Philippos) III АРРИДЕЙ, царь Македонии в 324–317 гг., сводный брат Александра Македонского.

«Арридей, сын Филиппа от распутницы Филинны, был слабоумным из-за телесного недуга. Недуг этот не был врожденным и возник не сам собой: рассказывают, что, когда Арридей был ребенком, у него проявлялись добрые и благородные наклонности, но потом Олимпиада при помощи всяческий зелий довела его до того, что он лишился рассудка». (Плутарх, т. 2, 1987, с. 436.)

«Вторым наследником был Арридей, незаконнорожденный сын Филиппа и Филинны, единокровный брат Александра. Но из-за слабоволия и некоторого слабоумия – да к тому же он был эпилептиком – его вообще не считали претендентом». (Шахермайр, 1984, с. 349.)

«Тем не менее, несмотря на свое слабоумие, Арридей был после смерти Александра провозглашен царем… Первоначально Арридей находился в полной власти Пердикки’⁸², который фактически управлял страной». (Рыжов. 1990а, с. 546–547.)

В данном случае неуместно говорить о гениальности. Речь идет о другом, не менее важном психосоциальном явлении. Наследник, в силу психического расстройства страдающий слабоумием и заведомо неспособный управлять государством даже номинально, тем не менее провозглашается царем. У Филиппа ШАрридея, по-видимому, имело место какое-то органическое повреждение центральной нервной системы, которое проявлялось судорожными припадками и умственной отсталостью. Впрочем, можно предположить и неблагоприятно протекающую эпилепсию.

ФИЛИПП IV Красивый (1268–1314), король Франции с 1285 г. из династии Ка-петингов. Поставил папство в зависимость от французских королей (Авиньонское пленение пап). Добился от папы упразднения в 1312 г. ордена тамплиеров.

«Нас, впрочем, больше интересует изменчивость его настроений, о которой говорит почти каждое свидетельство современников Филиппа. Эта изменчивость вполне определенно свидетельствует о том, что Филипп Красивый был циклотимного склада и имел склонности к маниакальной депрессии. Можно даже сказать, что речь шла о легкой форме маниакально-депрессивного психоза, которая еще не требует специальной психотерапии. В маниакальном состоянии он был говорлив, обладал чувством юмора и решал государственные дела с уверенностью истинного правителя. Зато в состоянии депрессии (более продолжительной, чем обычно) был молчалив до апатии, и за него решали другие. Эта смена королевских настроений наверняка не прошла незамеченной, и ею умело пользовались его советники… Легкий тип маниакально-депрессивного психоза с изменчивостью настроений, впрочем, лучше всего объясняет поведение короля. На этой – скажем – слабости Филиппа IV основывалась власть его советников, и от нее зависели порой судьбы Франции». (Лесны, 1998, с. 133–134.)

«Современники не любили Филиппа Красивого, близкие к нему люди боялись рассудочной жестокости этого необыкновенно красивого и удивительно бесстрастного человека. Насилие над папой вызвало возмущение во всем христианском мире. Крупные феодалы были недовольны ущемлением их прав и усилением центральной администрации, состоявшей из людей безродных». (ХаритоновичД.Э., CD Кирилл и Мефодий 2000.)

Автор патографической заметки очень точно описал то психическое расстройство, которое квалифицируется в настоящее время как циклотимия, и которое действительно похоже на «легкую форму маниакально-депрессивного психоза».

ФИЛИПП (Felipe) V (1683–1746), испанский король с 1700 г.

[Об отеце см. Карл II.]

«Страдал тяжелыми приступами меланхолии. Однажды во время очередного припадка к королю пригласили знаменитого итальянского певца Фаринелли, бывшего в то время в Мадриде, и попросили его, спрятавшись в комнате, соседней с покоями короля, пропеть какие-нибудь экспрессивные, бодрящие и патетические мелодии. Услышав пение Фаринелли, Филипп V, уже несколько недель не бравшийся за государственные дела и погруженный в какое-то полулетаргическое состояние отрешенности, вновь ощутил прилив сил, оставил затворничество и вернулся к нормальному образу жизни». (Лисицын, Жиляева, 1974, с. 13.)

«Филипп оказался жертвой глубокой меланхолии, от которой его трудно было отвлечь. Первый действительно серьезный приступ случился, очевидно, осенью 1717 г., когда он жаловался, что чувствует, как будто его пожирает яростный внутренний огонь, как будто солнце било ему в плечи и посылало острый луч в самый центр его тела. Когда его осмотрели врачи, они не нашли ничего угрожающе го и предположили, что это бред. Король стал еще более иступленным, объявив, что только смерть докажет, кто прав, он или его врачи… Ипохондрический бред, который его мучил, а также убеждение, что теперешние несчастья являлись божественным наказанием за его личные недостатки – это симптомы маниакально-депрессивного психоза. “Последние восемь месяцев, – замечает его главный министр Альберони, – он проявляет симптомы ненормальности, его воображение заставляет его думать, что ему суждено немедленно умереть, и он считает, что болен самыми разными болезнями…” Еще до конца 1723 г. слухи поползли по Парижу, что у Филиппа религиозная мания и что он собирается отказаться от престола <…> По-прежнему случались маниакально-депрессивные припадки, которые на самых серьезных стадиях легко могли скатиться к безумию. Он снова серьезно заболел весной 1727 г., временами был апатичен, временами нервным и беспокойным, буйно вел себя с врачами и с духовником… Он визжал и пел и даже кусал сам себя. Его также мучила острая бессонница и потеря аппетита, он ел только сладости. Ранее тучный, он похудел. Его начал мучить бред, он воображал, что не может ходить, потому что ноги у него разной величины, не хотел стричься, из-за чего трудно было носить парик, и бриться… К Пасхе 1733 г. появились признаки возвращения разума… Его возвращение к здравому смыслу было кратким. В начале 1738 г. о нем говорили как о “помрачившемся в разуме”. Он оставался молчаливым и замкнутым, хотя время от времени крики из его покоев выдавали бред». (Грин, 1997, с 274–280.)