Текст книги "Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий"

Автор книги: Александр Шувалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 56 (всего у книги 113 страниц)

«…Гомосексуальность общепризнанно неразрывно связана с его гениальностью». (Расселл, 1996, с. 99.)

«Впервые зеркальное письмо было обнаружено в одной из рукописей Леонардо да Винчи, который, страдая правосторонним гемипарезом, имел это нарушение». (Калижнюк, 1970, с 1566.)

«Зеркальное письмо, которым пользовался Леонардо, в какой-то мере объясняется тем, что он был от рождения левшой, но в это объяснение никак не укладываются всевозможные сокращения, загадочные словосочетания и многостраничные записи, напоминающие шифровки, многие из которых остаются загадкой и по сей день. Есть только одно объяснение: будучи очень подозрительным человеком, Леонардо всегда опасался, что его идеи украдут, используют и тем самым отнимут у него славу и материальный успех». (Гаев. 1999, с. 17.)

Особенности творчества

«…Леонардо многое начинал, но ничего никогда не заканчивал, так как ему казалось, что в тех вещах, которые были им задуманы, рука не способна достигнуть художественного совершенства, поскольку он в своем замысле создавал себе разные трудности, настолько топкие и удивительные, что их даже самыми искусными руками ни при каких обстоятельствах нельзя было бы выразить». (Вазари, 1992, с. 199.)

Леонардо да Винчи принадлежит к той немногочисленной когорте общепризнанных гениев, которые во все времена вызывали к себе самое пристальное внимание ученых, в том числе и психиатров. Исследователи пытались сквозь полутысячелетнюю толщу времени рассмотреть черты его характера, но получающийся портрет, составленный из отдельных штрихов, не дает полного четкого представления о личности Леонардо. Естественно, позволительно по-разному интерпретировать те или иные стороны его личности, но связать их определенным образом с творчеством пока не представляется возможным. Можно, впрочем, предположить, что любознательный ум заставлял Леонардо часто отвлекаться от начатого дела, что производит впечатление некоторой разбросанности. Но такова была особенность его гения.

ЛЕОНТЬЕВ КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ (1831–1891), русский писатель, публицист и литературный критик. В 1863–1873 гг. служил консулом в Турции и Греции. В 1891 г. принял тайный монашеский постриг.

[Отец] «…служил в гвардии, но за участие в каком-то буйстве был оттуда удален». (Н'оноплянцев, 1914, с. 229.)

«С товарищами своими студентами он не сходился. На лекциях он почти всех чуждался и ни с кем не говорил… Начало университетской жизни Леонтьева вообще было крайне тяжелым и печальным временем. Он был тогда беспрестанно нездоров, у него стала болеть грудь, отчего его нестерпимо мучила мысль, что у него чахотка, что он умрет». (Там же. с. 230.)

«В 1851 г. пошел с первым своим сочинением, комедией “Женитьба по любви”, к Тургеневу, который ее одобрил и старался напечатать. Цензура тех лет, однако, не пропустила эту историю душевных метаний и болезненных переживаний юного меланхолика». (Би-бихин, 1989, с. 5.)

[1863 г.] «Начинается почти 10-летняя дипломатическая служба в греческих и славянских областях Турецкой империи. После скандального инцидента (ударил хлыстом французского консула за оскорбительный отзыв о России) Леонтьев назначен в Адрианополь… Поворотным в жизни Леонтьева стал душевный кризис лета 1871, приведший к религиозному обращению». (Бочаров, 1994, с. 324.)

«9 апреля 1871 года состоялось назначение Леонтьева консулом в Салоники… Ночей он настолько страшился, что заперся в темной комнате… В Салониках Леонтьев производил на других странное впечатление, и в городе решили, что русский консул помешался». (Коноплянцев, 1914, с. 237–238.)

«Летом 1871 года внезапно тяжко заболел. За спасением он обратился к Богу, твердо решив, что пострижется в монахи, если провидению будет угодно оставить его в живых. Обещание свое он постарался выполнить сразу же по выздоровлении и, уйдя с консульской должности, поселился на Афоне. Целый год провел среди монахов Пантелеймонова монастыря, но добиться пострижения не смог». (Кочетков. 1992. с. 7.)

«Выйдя в отставку, поселился в Оптиной пустыне, где жил “полумонашеской, полупомещичьей жизнью” в снятом у ограды монастыря отдельном доме <…> Его жена… простая, полуграмотная, не участвующая в интересах мужа, отвечала семейному идеалу Леонтьева; с конца 60-х гг. душевно больна <…> Занимался литературной работой, благословение на которую получал у старца <…> Себя Леонтьев считал диагнос-том-“патологом” современного общества… Писал он и о грядущей “всезем-ной катастрофе” в результате “прогрессивного физико-химического баловства”». (Бочаров, 1994, с. 325–326.)

«Бывают писатели с невыразимо печальной судьбой, неузнанные, непонятые, никому не пригодившиеся, умирающие в духовном одиночестве, хотя по дарованиям, по уму, по оригинальности они стоят многими головами выше признанных величин. Таким был Константин Леонтьев… Он не выносил умеренности и середины и дошел до самого крайнего изуверства, сделался проповедником насилия, гнета, кнута и виселицы… Леонтьев до страсти любил носить маску жестокости и надморальности… За писаниями Леонтьева чувствуется глубокая мука и безмерная тоска. Не нашел он для себя радости, и страдания его вылились в злобной проповеди насилия и изуверства». (Бердяев, 1994, с. 246, 248–249, 253.)

«Спокойная по внешности московская жизнь его почти все время была омрачена постоянными тяжелыми недугами. Он страдал одновременно несколькими мучительными болезнями, большею частию имевшими хронический характер. Эти болезни давали себя знать и раньше, но в Москве они усилились… Болезни, умственное одиночество, неприятная служба, литературные неуспехи не могли не отразиться на настроении Леонтьева. Время его цензорства характеризуется усталостью и упадком его духа и сил». (Коноплянцев, 1914, с. 242–243.)

«Видный гомосексуалист (см. его роман “Египетский голубь”, рассказ “Хамид и Маноли” и другие произведения)». (Карлинский, 1992, с. 106.)

«Воспевал в своих литературных Произведениях красоту мужского тела». (Кон, 1998, с. 292.)

Приведенные сведения позволяют сделать в отношении К.Н. Леонтьева несколько диагностических предположений. В юности мы ясно видим шизоидную личность (уединенность, беспричинная меланхолия, навязчивые ипохондрические идеи). В 40-летнем возрасте он перенес, по-видимому, шизофреноподобный приступ с последующим разительным изменением личности, что может иметь место при развитии шизотипического расстройства. Литературоведы пишут о «парадоксальной оригинальности» его убеждений, о «безумных афоризмах» в его переписке, что может косвенно свидетельствовать о патологически измененном (но отнюдь не ущербном) процессе мышления, который наложил на его литературное творчество «печать неуспеха и неудачи». Писали даже о его «заслуженной неизвестности», которая, скорее всего, объяснялась трудной понятностью его текстов современниками. Однако со временем история расставила все по своим местам.

ЛЕОПАРДИ (Leopardi) ДЖАКОМО (1798–1837), граф, итальянский поэт-романтик.

«Исчез тот последний обман, Что мнился мне вечным».

Дж. Леопарди

«Во всей фамилии Леопарди (18 поколений) необыкновенно много душевных заболеваний. “Святоши и преступники, безумцы и гении”. Сам Леопарди – явный психопат». (Lombroso, 1902-а, с. 148.)

«…Нашему роду / Судьба умереть лишь дает». (Леопарди-Дж. «К самому себе».)

«Рано развившийся, с врожденным уродством ребенок благородных, но, видимо, малочувствительных родителей, Джакомо быстро истощил духовные ресурсы своих наставников… Чрезмерное учение еще больше вредило его здоровью: в конечном счете он ослеп на один глаз, а развившееся цереброспинальное заболевание угнетало его на протяжении всей жизни». (CD Britannica 2000.)

«Вундеркинд». (Saitschick, 1949, с. 178.)

«Юность провел в доме отца, деспотичного человека, крайнего консерватора. Болезненный от природы, Леопарди увлекался чтением и приобрел громадную эрудицию в истории и древних языках. В 13-летнем возрасте он написал трагедию “Помпей в Египте”, перевел “Войну мышей и лягушек”, песни из “Энеиды” и “Одиссеи”, сочинил на греческом языке две анакреонтические оды, выдав их за подлинные». (Томашевский, 1967, с. 140.)

«…Провел безрадостное детство, чрезмерно усиленными занятиями классической филологией рано надорвал свой организм, сделал неудачную попытку бежать из родительского дома… Разочарование его коренилось в его болезни (горб и связанная с ним цереброспинальная неврастения), в тяжелой обстановке родительского дома, в неудачах любви <…> его пессимизм является в значительной степени чертой фамильной, так как им страдали также его брат и его сестра… Когда Леопарди чувствовал себя физически лучше (напр., в Пизе 1827—28 гг.) или когда в нем пробуждалась любовь, это пессимистическое настроение исчезало, временно уступая место более жизнера-достным переживаниям». (Фриче, ЭС Гранат, т. 27, с. 41.)

«…Я в раздумиях ясных / Постиг, что погасла не только / Надежда, но даже желанье обманов прекрасных». (Леопарди Дж. «К самому себе».)

«Все углублявшаяся слабость здоровья, а затем и неврастения приблизили катастрофу – к 28 годам Леопарди лишился зрения…» (Цейтлин, 1968, с. 157.)

«…С раннего детства воспевавший смерть в своих изысканных стихах, был первым, кто, повинуясь безотчетному страху, бежал из Неаполя, где свирепствовала холера». (Меннингер, 2000, с. 84.)

«Как поэзия, так и проза Леопарди проникнуты безысходным пессимизмом». (Смирнов, 1997, с. 651.)

Вундеркинды встречаются редко, и среди гениальных личностей они также составляют весьма небольшую часть. Вундеркинды – малопонятный биологический феномен. Согласно одной из теорий, ранняя одаренность объясняется участием очень большого числа отцовских и материнских генов в формировании интеллекта будущего ребенка, так сказать, «прямое попадание генов в цель». Впрочем, в случае с Леопарди все несколько яснее. Это не математический или невесть откуда взявшийся музыкальный талант ребенка. Благодаря своей болезненности, психопатологической наследственности, «разрыхлившей» почёу для проявления гениальных способностей, его чрезмерное увлечение чтением при великолепной памяти помогло раннему расцвету литературного Таланта. Наверняка сыграл свою роль и защитный психологический механизм гиперкомпенсации физической неполноценности (горбун, страдавший каким-то неврологическим расстройством, возможно, сифилитической этиологии, приведшей к ранней слепоте), гиперкомпенсации своих вполне объяснимых неудач в любви. Отсюда же проистекает и пессимизм литературного творчества Леопарди.

ЛЕРМОНТОВ МИХАИЛ ЮРЬЕВИЧ (1814–1841), русский поэт-мыслитель, драматург и прозаик.

«Я тот. кого никто не любит».

М.Ю. Лермонтов. «Демон»

Наследственность

[Дед по линии матерп] «…покончил жизнь свою самоубийством – отравился… Мария Михайловна [мать поэта]…с детства была ребенком слабым и болезненным, и взрослая все еще выглядела хрупким, нервным созданием… Мать передала ему необычайную нервность свою… [Отец]…резко патологический самодур; вспыльчивый, жестокий с грубыми и дикими проявлениями характера, кутила и “легкомысленный в своем поведении’’… Некоторых из его родственников можно определенно отнести к шизоидам и ши-зотимикам». (Соловьева, 1926, с. 190–191.)

«Отец его был пьяница, спившийся с кругу, и игрок, а история матери – целый роман». (Тиран, 1989. с. 149.)

«Я сын страданья. Мой отец / Не знал покоя по конец. / В слезах угасла мать моя: / От них остался только я…» (Лермонтов М.Ю., 1831.)

Общая характеристика личности

«Родился… со всеми признаками тяжелой физической наследственности – упорной золотухи²⁰², рахитизма, повышенной нервности… Из всех этих данных мы видим, что Лермонтов родился физически болезненным ребенком… С раннего детства у него уже проявлялись черты шизоидной натуры: жестокость, наряду с этим необыкновенная доброта и чувство справедливости, страсть к разрушению, раздражительность, капризность, упрямство, склонность к повышенному фантазированию, ранняя влюбленность, аутистическая замкнутость, болезненная чуткость и сознание собственного превосходства… Смерть отца вызвала у него чрезвычайно сильную реакцию, настолько, что повергла поэта в тяжелое состояние скорби. Он уходил в уединенные места, в лес, поле, на кладбище или проводил бессонные ночи, глядя сквозь окно в ночную тьму, а в голове стучала безысходная мысль покончить с собой». (Соловьева, 1926, с. 191–192.)

«Болезненный ребенок. В детстве страдал какой-то длительной и тяжелой болезнью, которая, по-видимому, наложила отпечаток на всю его жизнь. Как это страдание отразилось на его душевной жизни, Лермонтов дает понять в описании детства Саши Арбенина: “ Болезнь имела важные следствия и странные влияния и на ум и характер Саши: он выучился думать. Лишенный возможности развлекаться обыкновенными забавами детей, он начал искать их в самом себе. Воображение стало для него новой игрушкой. В продолжение мучительных бессонниц, задыхаясь между горячих подушек, он привыкал побеждать страдания тела, увлекаясь грезами души…” Он был ребенок чрезвычайно замкнутый, необщительный, к людям относился с презрением, чем отталкивал от себя окружающих». (Се-галин, 1926, с. 91.)

«Заботливость бабушки о Мишеньке доходила до невероятия; каждое слово, каждое его желание было законом… Когда Мишенька стал подрастать и приближаться к юношескому возрасту, то бабушка стала держать в доме горничных, особенно молоденьких и красивых, чтобы Мишеньке не было скучно. Иногда некоторые из них бывали в интересном положении, и тогда бабушка, узнав об этом, спешила выдавать их замуж за своих же крепостных крестьян по ее выбору». (Шугаев, 1989. с. 62.)

«Студент Лермонтов, в котором тогда никто из нас не мог предвидеть будущего замечательного поэта, имел тяжелый, несходчивый характер, держал себя совершенно отдельно от всех своих товарищей, за что, в свою очередь, и ему платили тем же. Его не любили, отдалялись от него и, не имея с ним ничего общего, не обращали на него никакого внимания». (Вистенгоф. 1989, с. 138.)

«Ему не достались в удел ни прелести, ни радости юношества; одно обстоятельство, уже с той поры, повлияло на его характер и продолжало иметь печальное и значительное влияние на всю его будущность. Он был дурен собой, и эта некрасивость, уступившая впоследствии силе выражения, почти исчезнувшая, когда гениальность преобразила простые черты его лица, была поразительна в его самые юные годы. Она-то и решила его образ мыслей, вкусы и направление молодого человека, с пылким умом и неограниченным честолюбием». (Растопчина, 1989, с. 358.)

«В 1834 году юнкера издавали журнал “Школьная заря”. Тут Лермонтов поместил ряд своих поэм, заслуживших ему известность нового Баркова. Произведения эти отличались жаркой фантазией и подчас прекрасным стихом, но отталкивали своим цинизмом и грязью… Психопатия Лермонтова так ярко бросалась всем в глаза, что не могла не быть незамеченной даже не психиатрами. Все критики поэзии Лермонтова, признавая глубоко субъективный и автобиографический характер этой поэзии, отмечают прямо или косвенно ту или иную психопатическую черту Лермонтова. А некоторые прямо говорят о болезненности душевного склада Лермонтова… Таким образом, согласно учению Кречмера, Лермонтов должен быть отнесен к группе гениальных психопатов (шизоидов)». (Соловьева, 1926, с. 195, 199, 206.)

«Одаренный от природы блестящими способностями и редким умом, Лермонтов любил преимущественно проявлять свой ум, свою находчивость в насмешках над окружающею его средою и колкими, часто очень меткими остротами оскорблял иногда людей, достойных полного внимания и уважения. С таким характером, с такими наклонностями, с такой разнузданностью он вступил в жизнь и, понятно, тотчас же нашел себе множество врагов… В характере Лермонтова была еще черта далеко не привлекательная – он был завистлив. Будучи очень некрасив собой, крайне неловок и злоязычен, он, войдя в возраст юношеский, когда страсти начинают разыгрываться, не мог нравиться женщинам, а между тем был страшно влюбчив. Невнимание к нему прелестного пола раздражало и оскорбляло его беспредельное самолюбие, что служило поводом с его стороны к беспощадному бичеванию женщин. Как поэт, Лермонтов возвышался до гениальности, но как человек, он был мелочен и несносен. Эти недостатки и признак безрассудного упорства в них были причиною смерти гениального поэта от выстрела, сделанного рукою человека доброго, сердечного, которого Лермонтов довел своими насмешками и даже клеветами почти до сумасшествия». (Арсеньев, 1989, с. 56–57.)

«На Кавказе юношеская веселость уступила местр у Лермонтова припадкам черной меланхолии, которая глубоко проникла в его мысли и наложила особый отпечаток на его поэтические произведения». (Растопчина, 1989, с. 362.)

«По нашему современному определению его можно было назвать хулиганом чистейшего типа. Выходки совершенно невозможные и нетерпимые, бретерство самого низшего разбора, нечистоплотная бесцеремонность в обращении с женщинами как-то странно уживалась в нем с подвигами высокого благородства, верностью дружбе… По словам П.П. Вяземского, характер у поэта был крайне неровный и настроение часто и резко менялось: от неудержимой веселости он переходил к мрачной задумчивости и угрюмо сидел молча, еле отвечая на вопросы. И в такие минуты он бывал небезопасен». (Опо-чинин. 1990, с. 40–41.)

«…Был дурной человек: никогда ни про кого не отзовется хорошо; очернить имя какой-нибудь светской женщины, рассказать про нее небывалую историю, наговорить дерзостей – ему ничего не стоило. Не знаю, был ли он зол или просто забавлялся, как гибнут в омуте его сплетен…» (Тиран. 1989. с. 151.)

«В наружности Лермонтова было что-то зловещее и трагическое; какой-то сумрачной недоброй силой, задумчивой презрительностью и страстью веяло от его сумрачного лица, от его больших и неподвижно-темных глаз. Их тяжелый взгляд странно не согласовывался с выражением почти детски нежных и выдававшихся губ. Вся его фигура, приземистая, кривоногая, с большой головой на сутулых плечах возбуждала ощущение неприятное; но присущую мощь тотчас сознавал всякий… Не было сомнения, что он, следуя тогдашней моде, напустил на себя известного рода бай-роновский жанр, с примесью других, еще худших капризов и чудачеств. И дорого же он поплатился за них!» (Тургенев, 1967, с. 80–81.)

«Кажется, он сам, если не сознавал ясно, то более или менее смутно чувствовал в себе это “не совсем человеческое”, чудесное или чудовищное, что надо скрывать от людей, потому что этого люди никогда не прощают. Отсюда – бесконечная замкнутость, отчужденность от людей, то, что кажется “гордыней” и “злобою”. Он мстил миру за то, что сам не от мира сего; мстил людям за то, что сам “не совсем человек”. “И никого-то он не любит” – жаловались на него бабушке». (Мережковский, 1989, с. 44.)

«Душа сама собою стеснена, / Жизнь ненавистна, но и смерть страшна, / Находишь корень мук в себе самом, / И небо обвинить нельзя ни в чем». (Лермонтов М.Ю. «1831-го июня 11 дня».)

[1841 г.] «Оставляя Петербург, Лермонтов был в очень угнетенном состоянии и не переставал уверять своих друзей, что он уже не вернется живым… “Уже не жду от жизни ничего я, / И не жаль мне прошлого ничуть…”…С горькою иронией обращается поэт к Творцу: “Устрой лишь так, чтобы тебя отныне / Недолго я еще благодарил…" [Один из товарищей поэта А.И. Арнольди вспоминает] «Мы все, его товарищи-офицеры, нисколько не были удивлены тем, что его убил на дуэли Мартынов, которому столько неприятностей делал и говорил Лермонтов: мы были уверены, что Лермонтова все равно кто-нибудь убил бы на дуэли: не Мартынов, так другой кто-нибудь…» (Абрамович, 1914, с. 304, 311.)

«Пусть паду как ратник в бранном поле. / Не оплакан светом буду я, / Никому не будет в тягость боле / Буря чувств моих и жизнь моя». (Лермонтов М.Ю. «Стансы», 1831.)

Особенности творчества

«Для пас важен самый факт непримиримых столкновений между матерью, отцом и бабушкой Лермонтова: ведь эта вражда предопределила появление некоторых трагических мотивов в творчестве, Лермонтова… Ранняя смерть матери, полный разрыв между отцом и бабушкой, рассказы о самоубийстве деда на новогоднем балу в Тарханах – все это, несомненно, отразилось на характере подрастающего поэта, а, следовательно, и на его творчестве». (Гиллельсон, 1989, с. 12.)

«…В 15 лет первая редакция “Демона” и “Испанцы”, в 16 лет – “Маскарад”». (Эфроимсон, 1998, с. 340.)

«Уже в самых ранних произведениях Лермонтова сказывались все характерные черты его музы; грусти ранняя печать, жизни тяготенье, жажда забвенья; бесплодное раскаянье, мятежная тоска, буря тягостных сомнений… мрачные предчувствия рокового конца… Среди людей он чувствует себя, как “дуб в стране пустынной”… как “лист, грозой оборванный”, как “беспечный странник, для мира и небес чужой”, как “шести досок жилец уединенный… оставленный, забвенный”. Поэта не оставляет предчувствие, что свет не поймет великого, и он погибнет “в цвете лучших дней”, “без цели, оклеветан, одинок”. Жизнерадостные нотки звучат чрезвычайно редко… Лучший показатель душевного настроения поэта, по его собственным словам, – стихотворения “Для чего я не родился” и “Что толку жить!”» (Абрамович, 1914, с. 272–273, 278.)

«Миссий Лермонтова – одна из глубочайших загадок нашей культуры. С самых ранних лет – неотступное чувство собственного избранничества, какого-то исключительного долга, довлеющего над судьбой и душой; феноменально раннее развитие бушующего, раскаленного воображения и мощного, холодного ума; наднациональность психического строя при исконно русской стихийности чувств… высшая художественная одаренность при строжайшей взыскательности к себе, понуждающей отбирать для публикации только шедевры из шедевров… Вся жизнь Михаила Юрьевича была, в сущности, мучительными поисками, к чему приложить разрывающую его силу». (Андреев, 1992, с. 368–369, 371.)

«Ты затаил, о чем томилась дума. / И вышел к нам с усмешкой на устах. /

И мы тебя, поэт, не разгадали, / Не поняли младенческой печали / В твоих как будто кованых стихах!» (Брюсов В «К портрету М.Ю. Лермонтова».)

Можно согласиться с теми авторами, которые находили у Лермонтова черты шизоидной психопатии. Соматическое неблагополучие, фактическое отсутствие родителей в детстве, гиперопека и уродующее личность воспитание бабушки, усугубленные внешней «некрасивостью» и обусловили развитие шизоидного расстройства личности. Не только все основные (и лучшие!) произведения Лермонтова овеяны холодным ветром Танатоса, но и вся его жизнь прошла под этим знаком. Поэт искал раннюю смерть и нашел ее. А личность конкретного исполнителя его подсознательного влечения уже не имела никакого значения; как говорили современники: «не Мартынов, так другой кто-нибудь».

ЛЕСКОВ НИКОЛАЙ СЕМЁНОВИЧ (1831–1895), русский писатель («Левша», «Леди Макбет Мценского уезда»), публицист и литературный критик.

«Всего испытать самому нельзя, и чужой опыт людей, сколько-нибудь стоящих веры, – всегда выгоден».

Н.С. Лесков

Наследственность¹

«Лесковы разорялись, чему способствовала и некоторая беспечность отца… [Брат Василий]…разительный пример человека-неудачника, – умер в далеком Ташкенте в полном одиночестве». (Семенов, 1981, с. 7.)

Общая характеристика личности

«После пяти лет пребывания в гимназии Лесков навсегда бросает ее в 1846 году… Этот неосторожный шаг закрыл перед ним дорогу в высшее учебное заведение…» (Семенов. 1981, с. 11.)

«Обладая решительным характером, молодой литератор показал себя полемистом и художником одновременно, причем полемист иногда делал опрометчивые шаги, которые не могли не отразиться и на художественном творчестве, и на самих жизненных перипетиях его трудной судьбы. Надолго осталось у Лескова твердое убеждение, что против него существует настоящий заговор. Любое недоразумение он готов объяснять только кознями литературных противников, своих же цеховых собратьев… Но особенно тяжелым было литературное отчуждение… Круг его журнальных знакомых резко сужался. Печататься было совершенно негде». (Там же, 1981, с. 63–65.)

«…Это была бурная, при своих с лишком пятидесяти годах неуравновешенная натура». (Макшеева, 1991, с. 266.)

«Все окружение Н. Лескова не вылезало от психиатров». (Буянов, 1996, с. 63.)

Особенности творчества

«О своей работе над повестью Лесков говорил: “А я вот, когда писал свою “Леди Макбет”, то под влиянием взвинченных нервов и одиночества чуть не доходил до бреда. Мне становилось временами невыносимо жутко, волос поднимался дыбом, я застывал при малейшем шорохе, который производил сам движением ноги или поворотом шеи. Это были тяжелые минуты, которых мне не забыть никогда. С тех пор избегаю описаний таких ужасов”. Насколько он был резок в письмах, в личных беседах с близкими ему людьми, настолько решителен в художественных произведениях». (Семенов, 1981, с. 60, 218.)

В данном случае представляется интересным механизм самовнушения при творческом процессе. Нечто подобное (только в другой форме) встречалось у Горького и Флобера (см.). Роль самовнушения в жизни огромная; оно может как вызывать болезненные явления (вплоть до судорог и параличей), так и устранять их. В творческом процессе в полном соответствии с максимой «Искусство требует жертв» в результате самовнушения чаще возникают болезненные проявления.

ЛЕССИНГ (Lessing) ГОТХОЛЬД ЭФРАИМ (1729–1781), немецкий драматург, теоретик искусства и литературный критик-просветитель. Основоположник немецкой классической литературы.

«По обыкновению Лессинг писал десять вещей сразу. Он сочинял басни, писал трактат о басне, составлял комментарии к песням Глейма²⁰³, работал над литературными письмами…Потеря друга²⁰'¹ и собственные неудачи довели Лессинга до крайне возбужденного состояния, и он лихорадочно взялся за работу, чтобы забыть об окружающем… При щедрости, не знавшей разумных границ, неудивительно, что Лессинг легко увлекался азартными играми. Сам Лессинг весьма правильно объяснил причину своего увлечения картами: это был род искусственного возбуждения для его совершенно расстроенных нервов. “Я нарочно играю так страстно, – говорил он. – Сильное возбуждение приводит в действие мою остановившуюся машину; оно избавляет меня от физического страдания, которое я часто испытываю”». (Филиппов, 1999, с. 48–50.)

«Депрессивно-ипохондрический характер». (Luxenburger, 1928, с. 344.)

Мы видим, казалось бы, два противоречивых портрета: один биограф утверждает, что характер Лессинга был депрессивно-ипохондрический, а другой достаточно подробно описывает нам явно гипоманиакальную личность с повышенной деятельностью. Примирить различные характеристики можно одним способом: допустить, что немецкий драматург страдал циклотимией, т. е. состоянием хронической нестабильности настроения с чередующимися эпизодами лёгкой депрессии и лёгкой приподнятости настроения^

ЛИ (Leigh) ВИВЬЕН (наст, имя и фам. Вивиан Мэри Хартли) (1913–1967), английская актриса (премии «Оскар» в 1939, 1951 гг.).

«…Стала жертвой маниакально-депрессивного психоза. За годы их совместной жизни с Лоренсом Оливье²⁰³ она время от времени впадала в безумие, а во время натурных съемок, проходивших на Цейлоне, у нее начались галлюцинации. К моменту возвращения в Голливуд для завершения работы над картиной в звукооператорской Вивьен Ли была уже не в состоянии делать что-либо». (Келли, 1998, с. 129–130.)

[Февраль 1953 г.] «…Доктор Ф. Макдональд обнадеживал: “Ее нервные припадки ни в коем случае не следует смешивать с безумием. Это временное помрачение”… [Май 1961 г.] Однако после сеансов шокотерапии Вивьен Ли не только подготовилась к тяжелой поездке, но и набралась бодрости». (Ути-лов, 1980, с. 152, 180.)

Если колебания настроения у Ли достигали психотического уровня («начались галлюцинации»), то действительно можно говорить о маниакально-депрессивном психозе (по новой классификации – биполярное аффективное расстройство). В промежутках между обострениями этой болезни происходит полное возвращение к нормальному состоянию психики. Электросудорожная терапия («шокотерапия») является одним из эффективных методов лечения тяжелых депрессий, особенно когда другие лекарства не оказывают ожидаемого улучшения.

ЛИБИХ (Liebig) ЮСТУС (1803–1873), немецкий химик, один из основоположников органической химии, основатель агрохимии. Открыл изомерию (1823). Президент Баварской Академии наук (1860).

«Разум и фантазия одинаково необходимы для наших знаний и равноправны в науке».

Юстус Либих

«Учителя гимназии, куда был отдан Юстус, серьезно сомневались, можно ли вдолбить что-нибудь в голову столь тупого юнца». (Красногоров, 1980, с. 7.)

«. Должен был “по неспособности” оставить школу в четырнадцать лет, что не помешало ему в двадцать один год стать профессором в Гиссене». (Эфро-имсон, 1998, с 408.)

«Он всю жизнь жаловался на усталость. “Мое физическое состояние невыносимо… Я устал от жизни, и мысли о том, чтобы застрелиться, кажутся мне порой весьма успокоительными… Малейшее умственное напряжение причиняет мне такие мучения, что я должен от этого полностью отказаться”. Эти слова написаны им всего в двадцать девять лет». (Красногоров, 1980, с. 4.)

[Из письма от мая 1832 г.] «“Я вынужден отказаться от всякого общества… Коротко говоря, я почти устал от своей жизни и могу представить себе, что в иных случаях выстрел или веревка являются прохладительными средствами…” Симптомы начинающейся неврастении, плохое пищеварение и мнительность… [Из письма от 1837 г.] “Не будь я женат и не имей я троих детей, порция синильной кислоты была бы мне приятнее, чем жизнь. Заключите отсюда, как мне тяжело. Никакого сна!”» (Оствальд, 1910, с. 170–171.)

«Полемика с десятками противников, которых он должен был терпелйво убеждать в правильности своих идей, тяготила его. Быть мотет, в этом и заключалась причина' мучительней бес-сонницы, которая подрывала его силы». (Манолов, т. 1. 1985, с. 389.)

Чтобы всю сознательную жизнь (во всяком случае, е 29 лет) жаловаться, быть недовольном жизнью и думать о самоубийстве, но вместе с тем прожить достаточно плодотворно 70лет (!), необходимо страдать дистимией – хронически протекающим депрессивным настроением. Такие симптомы, как расстройство сна, «бегство в работу», недовольство собой и окружающими, входят в рамки этого психического заболевания, которое некоторые психиатры называют еще «невротической депрессией».

ЛИ БО (701–762), китайский поэт.

«Говорю я тебе' от вина отказаться нельзя, – Вётерок прилетел и смеется над трезвым тобой».

Ли Бо. «За вином»

«С тйности мечтая о помощи людям, он избрал путь, странный для молодого человека его поколения: не держал экзаменов, ушел из дому, жил в стороне от жилищ, странствовал, увлекался даосским уединением… Ли Бо выделялся своей необычностью среди современников. Он чувствовал собственную незаурядность и верил в свое предназначение..» (Желоховцев и др., 1984, с. 121.)