Текст книги "Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий"

Автор книги: Александр Шувалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 54 (всего у книги 113 страниц)

«Шизоидная меланхолическая личность». (Somogyi, 1936, с. 153.)

«Бионегативная, отягощенная наследственной депрессией личность». (Lange-Eichbaum, Kurth, 1967, с. 440.)

«Детская чистая душа и визионер, безвольный безумец и властитель огненных духов, щепка в жизненном море и фантаст, сочинивший свою вторую, идеальную, жизнь вне времени и пространства… Комплексы, депрессии, мании неотделимы от ажурно-хрупких душ, которые не могут помутнеть – они способны лишь разбиться. Да, это был больной человек: вспышка на похоронах епископа Мюнстера¹⁹³, отказ от Регины, вся его жизнь подтверждают это… Воплощение интро-вертированной гениальности… Его философию породили два незначительных факта его биографии: проклятие Бога отцом и разрыв с Региной. “О, если б мы знали, из каких мелочей складывается тот пустяк, который каждый из нас именует мировоззрением”». (Гарин, 1992, с. 105, 121,143, 155.)

Особенности творчества

[Запись в дневнике от июня 1849 г.) «Как тяжко! Сколь часто говорил я сам себе: подобно принцессе из Тысячи и одной ночи я спасал свою жизнь тем, что длил рассказ, то есть сочинительство-вал. Сочинительство и было моей жизнью, Чудовищную тоску, сердечные страдания симпатического свойства – все, все мог я преодолеть, если сочинял. Когда мир обрушивался на меня, то его жестокость, кого-нибудь другого подкосившая бы, меня делала еще более продуктивным. Я забывал абсолютно обо всем, никто и ничто не было властно надо мной, если только я мог писать». (Роде, 1998, с. 219.)

У Кьеркегора оказывается извращенным основополагающее правило, сформулированное еще мыслителями древности: Primum vivere, deinde philosophari – «Сначала жить, а потом философствовать». Это максима подразумевает, что нормальный человек сначала устраивает свою личную жизнь, а потом уже философствует и спорит. Когда эти составляющие меняются местами, то психиатры называют возникающий психопатологический феномен «философической интоксикацией», который очень часто является одним из симптомов шизофрении. Пожалуй, красивый и физически здоровый гений – персонаж в большой степени мифологизированный. Вопреки известной пословице «В здоровом теле здоровый дух» у Кьеркегора отмечается сочетание больного тела и больной души. Если бы дух философа помещался в здоровом теле, вряд ли он оказался бы способным на подобное творчество. Последовала бы, скорее всего, женитьба с массой неотложных бытовых проблем и т. п. Хотелось бы еще обратить внимание на уже отмеченную одним из биографов прямую связь интровертированного характера Кьеркегора с интровертированным характером его мировоззрения. Это вполне закономерное и частое сочетание.

КЭРРОЛЛ (Carroll) ЛЬЮИС (настимя Чарлз Латуидж Доджсон, Dodgson) (1832–1898), английский писатель («Алиса в Стране чудес», «В Зазеркалье»), математик и логик.

Общая характеристика личности

«Во внешности его было что-то странное: легкая асимметрия лица – один глаз несколько выше другого, уголки рта подвернуты – один вниз, другой вверх. Говорили, что он левша и только усилием воли заставляет себя писать правой рукой. Он был глух на одно ухо и сильно заикался… Доктор Доджсон страдал бессонницей. По ночам, лежа без сна, он придумывал, чтобы отвлечься от грустных мыслей, “полуночные задачи” – алгебраические и математические головоломки – и решал их в темноте. Позже они вошли в книгу Кэролла “Математические курьезы”». (Демурова, 1968, с. 53.)

«Те, кто окружал преподобного Ч.Л. Доджсона в Оксфорде, – преподаватели и особенно студенты, – не подозревали, что тихий, застенчивый, страдающий от сильного заикания тьютор (руководитель семинара) живет причудливым тайным бытием <…> ущербность… от природы лишившая художника чувственной любви… Его в этом можно сопоставить со Свифтом, “Приключения Алисы” с “Приключениями Гулливера”, ибо доктор Свифт, как и доктор Доджсон, через всю жизнь пронес несколько тягостных переживаний, связанных с физиологией, созреванием, испытанных им еще в детские годы…» (Урнов, 1969, с. 14, 27–28, 39.)

«Кэррол много работал, простаивая за конторкой по 13–16 часов подряд. Напряженная работа сказывалась на здоровье: появилась бессонница, головные боли, галлюцинации. И здесь не обошлось без Страны чудес: Кэрролу мерещились крепости с валами и рвами, башенками, флюгерами, подъемным мостом. Это была сторона его жизни, тщательно скрываемая от постороннего глаза». (Данилов, 1974, с. 4.)

«Он был застенчив и заикался, хотя его заикание моментально пропадало в присутствии детей. Он предпочитал компанию маленьких девочек… И хотя достоверным является тот факт, что он умер девственником, у Кэррола было более 100 маленьких подружек. Ему, кстати, совершенно не нравились мальчики… Он прекращал встречи и Всякие отношения со своими маленькими подружками, когда они взрослели. Самым старшим из них было по 16 лет. Кэррол был фотографом-любителем, и вполне естественно, что он очень любил фотографировать маленьких девочек. Он часто фотографировал их в одежде, но еще чаще они позировали ему обнаженными. Кэррол всегда фотографировал обнаженных девочек только с разрешения их матерей, но такое хобби, естественно, вызывало у многих по меньшей мере удивление. Стали появляться всевозможные слухи, и в 1880 году Кэррол внезапно навсегда отказался от своего хобби». (Уоллас и др., 1993, с. 134–135.)

«Он, как многие викторианцы – педерасты и нимфетолюбы, – вышел сухим из воды. Его привлекали неопрятные костлявые нимфетки в полураздетом или, вернее сказать, в полуприкрытом виде, похожие на участниц какой-то скучной и страшной шарады». (Носик, 1995, с. 515.)

«Влечение и связи Доджсона с детьми были вполне естественны и вытека* ли из его положения в семье как старшего с восьмью более молодыми братьями и сестрами. Он также страдал от заикания, которое так никогда полностью и не преодолел… Подобно многим другим, страдающим таким же расстройством, он обнаружил, что был способен естественно и легко разговаривать с детьми. Поэтому не удивительно, что он начать развлекать детей Генри Джорджа Лидделла, декана Церкви Христа, в том числе и его дочь Алису». (CD Britannica 2000.)

Особенности творчества

«А так как имя одной из девочек было Алиса, он выбрал для рассказанной им истории вполне подходящее название: “Алиса в Стране Чудес”. Отложив однажды рукопись в сторону, он как-то позабыл о ней, ибо ему даже в голову не могло прийти, что она может кого-нибудь заинтересовать. Однако спустя несколько лет эта рукопись совершенно случайно попалась на глаза одному из его приятелей. Смахнув покрывающий ее слой пыли, он прочитал ее и, плененный ею, сумел настоять на ее издании. Такое предположение, как ни странно, потрясло и даже оскорбило профессора Доджсона… Каким образом, хотелось бы знать, он, профессор математики Оксфордского университета, может заявить на весь мир о том, что написал вздорную сказку для детей? Ни в коем случае! Это ниже его достоинства. Об этом не может быть и речи! Вот поэтому-то “Алиса в Стране Чудес” и была опубликована под псевдонимом Льюис Кэрролл». (Карнеги, 2001, с. 76.)

«В книгах английского писателя так же, как и в андерсеновских сказках, незримо присутствует личность самого сказочника, одинокого чудака и меланхолика». (Разова, 1974. с. 59.)

Инфантильная сексуальность может удовлетворяться различными способами, в том числе и фотографированием обнаженного тела («ню»). В последнем случае находит свое разрешение и такая, свойственная в основном мальчишескому возрасту, сексуальная аномалия, как вуайеризм (страсть к подглядыванию), которая заменила Кэрроллу нормальную сексуальную жизнь. В связи с этой же инфантильностью можно говорить и о существовании у писателя своеобразного детского страха, которые психоаналитики обозначают как «кастрационный комплекс». (Под ним подразумевают потерю способности получать эротическое удовольствие и неуверенность в своей мужественности). Творческое выражение последнего, кстати, можно увидеть в том сне Алисы, где шахматная королева отрубает головы своим подчиненным. Возможно, Кэрроллу удавалось сублимировать свои неразрешенные сексуальные конфликты и переживания в занятия математикой, что, в свою очередь, избавляло его от явных переживаний по поводу своего холостяцкого одиночества.

КЮХЕЛЬБЕКЕР ВИЛЬГЕЛЬМ КАРЛОВИЧ (1797–1846), русский поэт, декабрист, Друг А.С. Пушкина.

«А я один средь чуждых мне людей Стою в ночи, беспомощный и хилый».

В.К. Кюхельбекер, 1838

«И фамилия у него была смешная – Кюхельбекер, и весь он был ужасно смешной: длинный, тощий, с выпученными глазами, тугой на ухо, с кривящимся при разговоре ртом, весь какой-то извивающийся, настоящий “глиста”, – такое ему и было прозвище среди товарищей. Еще прозвание ему было – Кюхля. Был вспыльчив до полной необузданности, самолюбив, обидчив, легко возбуждался и тогда терял всякий внутренний регулятор… Но Кюхля и в стихах был так же смешон, как во всем. Ни на кого в лицее не было писано так много эпиграмм, как на него… Однажды за обедом Малиновский вылил ему на голову тарелку супу. Кюхельбекер так был потрясен, что заболел горячкой, убежал из больницы и бросился в пруд, чтобы утопиться. Но у него все делалось нелепо: в пруду не могла бы утопиться и мышь. Кюхлю вытащили, и событие это сделалось тоже предметом злых издевательств школьников». (Вересаев, 1993, т. 1. с. 82–84.)

«…С эксцентрическим умом, с пылкими страстями, с необузданною вспыльчивостью, он, почти полупомешанный, всегда готов был на самые “курьезные” проделки…» (Корф, 1980, с. 287.)

[Лицейская эпиграмма] «Хвала! квадратный исполин / С аршинною душою, / И нос в аршин, и рот в аршин, / И ум в аршин длиною».

«За несколько дней до 14 декабря Рылеев принял Кюхельбекера в Тайное общество. В день восстания Кюхельбекер все время находился на площади среди восставших, в каком-то полупомешательстве метался по площади, потрясал пистолетом, размахивал где-то подхваченным палашом, командовал людям, которые его не слушали, хотел вести в штыки солдат гвардейского экипажа, но они за ним не пошли; навел пистолет на вел. князя Михаила Павловича, но какой-то солдат отвел его, пытался выстрелить в генерала Воинова, но пистолет дал осечку. Он “просто был воспламенен, как длинная ракета”, – писал Дельвиг… О себе и о художественном своем даровании Кюхельбекер был очень высокого мнения…» (Вересаев, 1993, т. 1, с. 86–88.)

«Теперь пора! – Не пламень, не Перун / Меня убил; нет: вязну средь болота, / Горою давят нужды и забота, / И я отвык от позабытых струн». (Кюхельбекер В.К. «19 октября», 1838.)

В самые разные периоды жизни у В.К. Кюхельбекера доминировала одна-единственная черта – незрелость личности, то, что психиатры называют психическим инфантилизмом. Его нозологическая принадлежность может быть различной, но в данном случае речь может идти о дисгармоническом инфантилизме в структуре эмоционально-неустойчивого расстройства личности. Воображение у Кюхельбекера явно преобладало над логикой, бросается в глаза его неуравновешенность и неспособность управлять своим поведением, которое подчинялось, прежде всего, моменту. Шла ли речь о мальчишеской «проделке» в лицейские годы или о восстании декабристов, он всегда в первых рядах и, кажется порою, не очень отличал одно событие от другого. Окружающие относились к нему соответственно его инфантильности: то снисходительно, то ласково, то насмешливо, так, как обычно относится взрослый человек к ребенку. Инфантильный характер носит и его приближавшееся к графомании творчество, к которому он сам относился явно без должной критики и о котором А.С. Пушкин метко, но безжалостно написал:

«…Пусть Бог дела его забудет,

Как свет забыл его стихи!»

Неудачная служебная карьера в результате постоянных «недоразумений». Неудачная революционная деятельность в результате безоглядного вступления в Тайное общество и последующего детски-испуганного поведения на допросах. Неудачная женитьба в результате подсознательного поиска матери в жене, которой по-детски «боится ей противоречить и беспрестанно просит посредничества». Адаптироваться к суровым условиям ссылки (как это получилось у многих других журналистов) Кюхельбекер не смог и до конца жизни оставался «нищ, неуклюж, болен».

Л

ЛАБЗИН АЛЕКСАНДР ФЕДОРОВИЧ (1766–1825), русский поэт, издатель, религиозный просветитель. Вице-президент императорской Академии художеств (1818–1822). В 1822 г. сослан в Сибирь.

«Постоянная борьба с такими же, как он сам, фанатиками, но противной ему партии, озлобила его, неприятные стороны его характера резче и чаще выступали наружу и были причиной его крушения… Не имея своих детей, Лабзины воспитывали двух сирот…» (Петинова, 1995, с. 591.)

«Страдавший профессиональной болезнью мистиков – эпилепсией, Лабзин был необыкновенно работоспособен. Он первым перевел на русский язык множество книг, начиная с “Женитьбы Фигаро” Бомарше и кончая множеством мистических сочинений». (Эткинд, 1996, с. 149.)

«Эта новая неудача¹⁹⁴ так повлияла на Лабзина, что он стал страдать силь-иыми припадками падучей болезни, а в марте 1819 г. вынужден был взять полугодовой отпуск и уехать для лечения в село Рай-Семеновское… Хотя здоровье Лабзина не поправилось и припадки падучей болезни продолжались, он, однако, вернувшись в Петербург в сентябре 1819 г., продолжал с неослабною энергиею работу в ложе “Умирающего Сфинкса” и трудился над изданием книг в излюбленном им направлении». (Модзалевский. 1914, с. 8.)

[Русский историк литературы М.Н. Лонгинов называл мистицизм Лабзина] «…первым появлением теософического учения в России…» (Миль-дон, 1994, с. 260.)

В конце XIX века религиозность считалась психиатрами одним из характерных признаков эпилептической психики. Правильнее было бы объяснить религиозность не столько самой болезнью, сколько фанатической, сверхценной приверженностью больных эпилепсией (и это мы наблюдаем у Лабзина) определенной системе взглядов (в данном случае – теософских).

ЛАВКРАФТ (Lovecraft) ГОВАРД ФИЛИПС (1890–1937), американский писатель-фантаст, автор «романов-тайн».

Наследственность

«…Вырос практически без отца (когда мальчику было три года, отца поместили в больницу для умалишенных)». (Бауэр и др., 1995, с. 482.)

«Мать Лавкрафта, в связи с ухудшением ее душевного и физического состояния, перенесла нервное расстройство в 1919 г. и была помещена в больницу Батлера, откуда ей, как и ее мужу, так и не удалось выбраться живой». (http://hterature.gothic.ru/hpl/bio.html)

Общая характеристика личности

«Лавкрафт был не по годам развитым ребенком: он декламировал стихи в двухлетнем возрасте, читал в три года, и начал писать в пяти– или шестилетнем возрасте… Его интерес к сверхъестественному был взлелеян его дедом, который развлекал Лавкрафта импровизированными сверхъестественными историями в готическом стиле. В мальчишеском возрасте Лавкрафт был одинок и часто болел, причем многие болезни были, вероятно, психологическими. Он редко посещал школу на Слейтер Авеню, но получал много информации, Читая книги. В 1908 году, за год до окончания учебы, Лавкрафт перенес нервное расстройство, которое вынудило его покинуть школу, не закончив ее, без аттестата об окончании. Этот факт и вытекающий из него провал на вступительных экзаменах в Университет Брауна вызывали чувство стыда у Лавкрафта в более поздние годы, несмотря на то, что он был одним из самых значительных самоучек своего времени. В период с 1908 по 1913 г. Лавкрафт стал настоящим отшельником, едва спасаясь от помешательства своими астрономическими интересами и поэзией. Во время этого периода Лавкрафт находился в слишком близких отношениях со своей матерью, которая все еще страдала от травмы, нанесенной ей болезнью и смертью мужа; у матери развились патологические отношения любви-ненависти со своим сыном». (http://hterature. gothic.ru/hpl/bio.html)

«Он постоянно находился под опекой своей неврастеничной и пугливой матери (в 1921 году она умерла в доме для нервнобольных). Он жил в унаследованном от деда доме с двумя тетками жизнью эксцентричного чудака, работал, как правило, по ночам, а если и днем, то с тщательно зашторенными окнами… При анализе новелл Лавкрафта бросается в глаза, что в потоке его повествований женский элемент существа почти полностью отсутствует, а если и появляется, то лишь в образе губящих, сталкивающих героев в пропасть злых вампиров и ведьм». (Бауэр и др., 1995, с. 482, 485.)

Замкнутый и чудаковатый писатель, у которого родители были психически больными людьми, общающийся с немногочисленными друзьями в основном с помощью писем и выходящий на улицу подышать свежим воздухом только после полуночи – подходящий персонаж для рассказов ужасов, сочиняемых самим Лавкрафтом. Несмотря на то что личность писателя во многом еще окружена загадками и мифами, можно предположить, что мы имеем дело с шизоидным расстройством личности.

ЛАМАРК (Lamarck) ЖАН БАТИСТ (1744–1829), французский естествоиспытатель, основоположник зоопсихологии, создатель эволюционного учения (ламаркизм), предшественник Ч. Дарвина.

«Одиннадцатый ребенок в семье, он, как водилось в таких случаях, предназначался в духовные и получил воспитание в иезуитской школе в Амьене. Но по смерти отца, увлеченный страстью к военной службе, еще семнадцатилетним юношей… явился в армию прямо к сражению…» (Тимирязев, ЭСГранат, т. 26, с. 399–407.)

[1768 г.) «Военную службу покинул по болезни и поселился в Париже. Здесь занялся естественными науками, вскоре сосредоточившись на ботанике…» (Там же)

«В последующие годы он сделал еще множество открытий в ботанике, так что, несмотря на все его чудачества и странности, при образовании кафедры Национального музея обойти его было неудобно. Да и за многие годы коллеги притерпелись и к его “флюидам”, и к позе непризнанного гения». (Резник, 1978, с. 192.)

«Общественное мнение было восстановлено против Ламарка. Его высмеивали. Вместо славы ученого его стали считать чудаком и безвредным фантастом. Всю остальную жизнь Ламарк провел в крайней нужде. Он ослеп. Умер спустя двадцать лет после опубликования своего крупного труда, в одиночестве и забвении. Его похоронили в общей бедняцкой могиле». (Греб, 1971, с. 61.)

В случае Ламарка мы встречаемся, пожалуй, с самым распространенным вариантом судьбы гения: прижизненное поношение и посмертная слава. Маловероятно, чтобы такие особенности его характера, как «чудачества и странности», были следствием влияния неблагоприятного окружения. Они, скорее всего, являлись чертами его личности, и хотя не достигали степени психотической выраженности, но безусловно сыграли свою роль в его жизни. Можно думать даже о шизоидном расстройстве личности.

ЛАФОНТЕН (La Fontaine) ЖАН де (1621–1695), французский поэт и баснописец, мыслитель и сатирик. Член Французской Академии (1684).

«…В 1647 г. отец женил его и передал свою должность, по он бросил как ее, так и семью, отдался литературе, жил в домах разных меценатов…» (Фриче, ЭС Гранат, т. 26. с. 534.)

«…О семье своей он забывал целыми годами и лишь изредка, по настоянию друзей, ездил на короткое время на родину… На своих детей он так мало обращал внимание, что, встретившись в одном доме со своим взрослым сыном, не узнал его». (ЭСБ Биографии, т. 6, с. 570.)

«Жениться? Как не так? Что тягостней, чем брак? / На рабство променять свободной жизни благо!» / (Лафонтен, «О женитьбе».)

«Согласно другой версии… Лафонтен был будто бы своего рода рассеянным сомнамбулом, витавшим по преимуществу в мечтах, чуждавшимся систематического труда, творившим по наитию, и именно поэтому нуждавшимся в неусыпном руководстве и опеке». (Виппер, 1987, с. 152–153.)

«В литературу Лафонтен вошел поздно… Лафонтен получил пенсию, за которую обязался сочинять по стихотворению в месяц. Так появились многочисленные сонеты, баллады и мадригалы, воспевавшие мелочи светской жизни в свободном, непринужденном тоне». (Мокулъский. 1932, с. 117.)

«Говорят, что во время сна Лафонтен сочинил басню “Два Голубя”…» (Лом-брозо, 1892. с. 17.)

«Неврастения, быстрое утомление и истощение». (Cabanes, 1930. с. 31.)

«Кончил власяницей и отказом от собственных “безбожных рказок…”» (Гарин, 1994, т. 3, с. 112.)

Удивляет многоликостъ гениального человека, из которой и проистекает полярность его характеристик. То ли «творил по наитию», то ли «обязался сочинять по стихотворению в месяц» – совершенно разные вещи. Впрочем, и произошедшая с Лафонтеном эволюция образа жизни от богемного литератора до религиозного аскета явно выходит за рамки нормального развития личности.

ЛЕВИТАН ИСААК ИЛЬИЧ (1860–1900), российский живописец-передвижник, создатель «пейзажа настроения».

Общая характеристика личности

«Левитан сильно нуждался, про него ходило в школе много полуфантасти-ческих рассказов. Говорили о его большом даровании и о великой его нужде. Сказывали, что он не имел иногда и ночлега. Бывали случаи, когда Исаак Левитан после вечерних классов незаметно исчезал, прятался в верхнем этаже огромного старого дома Юшкова… Вот здесь-то юный Левитан, выждав последний обход опустелого училища солдатом Земляникиным… оставался один коротать ночь в тепле, оставался долгий зимний вечер и долгую зимнюю ночь с тем, чтобы утром, натощак, начать день мечтами… Талант в самом деликатном возрасте своем встретился с жестокой нуждой». (Нестеров, 1956, с 122.)

«Левитан был неотразим для женщин, и сам он был влюбчив необыкновенно. Его увлечения протекали бурно, у всех на виду, с разными глупостями, до выстрелов включительно». (Чехов, 1956, с. 160.)

[Весна 1881 г. – голодовки, недомогания] «Левитан выбивался из сил, пришла тоска, уныние, разочарование. Меланхолия владела им по нескольку дней, мучительная, с ночными кошмарами, художник просыпался от удушья, порой думал о самоубийстве». (Евдокимов, 1959, с. 140.)

«Смерть пугала Левитана с юности, будто он предчувствовал свою будущую раннюю кончину. Страх смерти болезненно развивался в нем, поэтому главными чертами личности Левитана на все последующие годы стали тоска, приступы отвращения к жизни, внутренний разлад с самим собой». (Безелянский. 1999, с. 203.)

«Иногда, впрочем, он все бросал, брал ружье, собаку и исчезал на целые дни. Большею частью это бывало, когда вдруг его охватывала какая-то мучительная тоска. В этих приступах мрачного настроения было что-то болезненное и ненормальное. Они наступали без всякой причины, без всякого повода, как-то вдруг… Антон Павлович видел в этих настроениях нечто больное, не приходящее извне, а поднимающееся изнутри человека. В дни таких настроений Левитан бывал невыносим… Но проходило два-три дня, и Левитан снова был весел, с полной энергией брался он за работу, снова дурачился с нами…» (Чехова. 1956, с. 157.)

[Из письма, май 1885 г.] «Со мной живет художник Левитан… С беднягой творится что-то недоброе. Психоз какой-то начинается… В конце апреля вернулся откуда-то… Хотел вешаться…

Взял я его с собой на дачу и теперь прогуливаю… Словно бы легче стало». (Чехов, 1956, с. 130.)

«Но все чаще и чаще повторялись приступы беспричинной тоски, отчаяния… Он не справился с печалью душевной и пытался повеситься. Спасли друзья, следившие за слишком долго угнетенным художником». (Евдокимов, 1959, с. 217.)

[1886 г., из письма к А.П. Чехову.] «Нервы расходились, просто смерть!.. Меня не ждите – я не приеду. Не приеду потому, что нахожусь в состоянии, в котором не могу видеть л]одей. Не приеду потому, что я один. Мне никого и ничего не надо. Рад едва выносимой душевной тяжести, потому что чем хуже, тем лучше и тем скорее приду к одному знаменателю». (Там же, с. 266–267.)

«Уже при первом моем обследовании Левитана, когда он обратился ко мне за медицинским советом (это было в 1894 году), я констатировал тяжелое заболевание аорты, что было совершенно неожиданно в его возрасте и при его правильном образе жизни. Затем я отметил у него значительную нервность и наклонность к меланхолическому настроению. И вот совершенно неожиданно какое письмо я получил от него 13 июля 1895 г.: “Вам я могу, как своему доктору и доброму знакомому, сказать всю правду. Знаю, что это дальше не пойдет. Меланхолия дошла у меня до того, что я стрелялся. Остался жив, но вот уже месяц, как доктор ездит ко мне промывать рану и ставить тампоны”». (Ланговой, 1956,с. 184.)

[1895 год] «…Был одним из самых сложных и противоречивых в жизйи Левитана. В этом году он испытывает страшнейшие припадки меланхолии и отчаяния, в один из которых, в июне месяце, находясь в Горке и запутавшись в сложных отношениях с Турчаниновой и ее старшей дочерью, пытается покончить жизнь самоубийством… Такими приступами меланхолии Левитан страдал всю жизнь и вечно жаловался на тоску и бессмысленность своего существования. В основе этого лежала как болезнь сердца, так и все развивавшаяся неврастения. Теперь эти тяжелые переживания стали особенно острыми, и припадки участились». (Федоров-Давыдов, 1966, с. 197–198.)

Особенности творчества

«Как раз наоборот, в год, который отмечен этими ужасными приступами тоски и меланхолии, Левитан создает замечательные, полные светлой радости полотна “Март”, “Весна. Последний снег”, “Золотая осень” и “Свежий ветер. Волга”… Такая же история повторяется в октябре, когда Левитан сначала пишет Поленову, прося разрешения приехать к нему в Бехово, так как он не в силах перенести в городе в одиночестве “приступ меланхолии”, а затем через две педели извещает Поленова, что он не приедет, потому что его “страстно потянуло работать” и что “вместе с тем, как я стал работать, и нервы стали покойнее, и мир не стал так ужасен”». (Федоров-Давыдов, 1966, с. 199.) г. «Левитан работал быстро, скоро усваивая то, на что другие тратили немало усилии… Последние годы – два-три – Левитан работал под явной угрозой смерти, вызывавшей в нем то упадок духа, то небывалый подъем творческих сил». (Нестеров, 1956. с. 123, 127.)

«Странно то, что он избегал в пейзаже человека. Прекрасный рисовальщик и живописец, он просил моего брата Сергея написать в его картине “Аллея осенью” фигуру сидящего на скамейке. Левитан как-то сторонился людей. Его мало кто интересовал». (Коровин, 1999, с. 138.)

Повышенная влюбчивость, истероподобное поведение и «дурачества» в гипоманиакаль-ном состоянии; суицидальные мысли с повторными попытками самоубийства, «мучительная меланхолия» и приступы «беспричинной тоски, отчаяния» в депрессивном состоянии; постепенное утяжеление и учащение депрессивных эпизодов – все это позволяет довольно уверенно говорить о наличии у И.И. Левитана биполярного аффективного расстройства (маниакально-депрессивного психоза). Сложнее ответить на вопрос о влиянии данного психического заболевания на художественное творчество живописца. «Подъем творческих сил» отмечается не столько в ги-поманиакалъной фазе (типичный вариант для большинства творческих личностей), сколько в состоянии депрессии. Последнее, впрочем, тоже не редкость: достаточно вспомнить «голубой период» у П. Пикассо (см.).

ЛЕВИТОВ АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ (1835–1877), русский писатель.

Наследственность

[Мать] «…отличалась, по отзывам знавших ее, “впечатлительностью и нервностью натуры”. Сильное влияние на Левитова в его детские годы оказал… [брат матери]…семинарист Андрей Прокофьевич Кузьмин, “идеалист”, “романтик и стихотворец”, впоследствии спившийся…» (Чанцев, 1994, с. 304.)

Общая характеристика личности

«В семинарии Левитов начал писать юмористические стихотворения; инспектор стал его преследовать и за чтение иностранных авторов и за “сочинительство”, запрещал то и другое. Застав однажды Левитова с товарищами на квартире за чтением “Мертвых душ”, инспектор высек его. Это так подействовало на юношу, что он заболел». (РБС, т. 10, с. 144.)

«…Завел знакомства с людьми, все развлечения которых состояли в отчаянных попойках и картеже. Это развило в нем вынесенную еще из семинарии привычку к вину, превратившую жизнь Левитова в истинно-мученическую борьбу с неумолимым недугом. В своем отчаянии Левитов обращался даже к помощи знахарей, лечивших от запоя, и на время как будто получал облегчение. Но проходил месяц, другой, недуг возобновлялся с неудержимою силою, и он снова, по собственному выражению, начинал “зверски жрать водку”, доходя при этом до того, что полиция подбирала его на улице в состоянии белой горячци. Несчастная слабость Левитова отразилась и на его творчестве. Добрая половина его произведений посвящена “запнвойству”, игре пьяного воображения, пьяным галлюцинациям и т. д.». (Венгеров, 1997, с. 593.)

«Рано брошенный в самостоятельную жизнь, рано прошедший пешком по России тысячи верст, испытавший на себе мучительную и привлекательную сторону бродячей жизни, с ее неуверенностью в завтрашнем и даже в сегодняшнем дне, с ее переменами настроений, постоянной тревогой и постоянными угрозами, он перенес эту тревогу, эти опасения и надежды, эту заманчивую сторону неизвестности в свои лучшие произведения». (Игнатов И.Н., ЭСГранат, т. 26, с. 566.)

[1856 г., ссылка в Вологду] «Именно тогда, угнетенный и озлобленный, Левитов уступил наследственной предрасположенности к пьянству, доходившей у него до алкоголизма, и пристрастился к карточной игре… “Степные очерки” сделали Левитова широко известным писателем… но как раз с этого времени его алкоголический недуг (способствовавший развитию туберкулеза) приобрел необратимый характер». (Чанцев, 1994, с. 304, 306.)

«Но уже к середине 60-х гг. Левитов окончательно превращается в неисправимого бродягу, мечущегося в безысходной тоске, вечно кочующего из Петербурга в Москву и обратно… Особенно мучительны были последние пять лет жизни Левитова. Заработок был ничтожен, здоровье окончательно надломлено, литературное положение подорвано вечными авансами из редакций, в уплату которых Левитов давал одни наброски и отрывки». (Венгеров, 1997, с. 593.)

«Он часто рисует не только психологию, но и физиологию опьянения, борьбу сознания с обволакивающими его парами и конечную победу вина. Оно должно породить искусственный праздник, но в действительности только усиливает будни. И все ниже и ниже опускает Левитов голову и погрязает в омуте принципиально пьяных людей». (Айхенвальд, 1998, т. 1, с. 297.)

Никакая форма алкоголизма не способна превратить заурядного человека в талантливого. Но талантливый человек (подтверждая гипотезу о врожденности гениальных способностей), заболевший алкоголизмом, может перенести «в свои лучшие произведения» свою «тревогу», свои «опасения и надежды», «борьбу сознания с обволакивающими его парами». К сожалению, как и любое другое деструктивное заболевание, алкоголизм рано или поздно разрушает личность, предъявляя свои счеты. И не на последнем месте в этом списке стоит потеря качества творческой продукции. Левитов не первый и далеко не последний русский писатель, в жизни и творчестве которого алкоголь полностью сыграл свою роковую мелодию до конца, со всеми ее плюсами и диссонансами.