Текст книги "Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий"

Автор книги: Александр Шувалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 113 страниц)

КИЧЕЕВ ПЕТР ИВАНОВИЧ (1845–1902), русский поэт, прозаик, театральный критик.

«В 1867 застрелил “из мести” незнакомого студента, ошибочно приняв его за соблазнителя своей сестры; после суда 2 года сидел в Пугачевской башне Бутырской тюрьмы, а затем – в доме умалишенных (автобиографический рассказ “Первый день в доме умалишенных”. В 1872 по решению Московского окружного суда за составление подложных денежных документов Кичеев был лишен “всех особых прав и преимуществ” и сослан в Олонецкую губернию… В 1876 снова предстал перед судом за аналогичное преступление; будучи заключен под стражу, скрылся. Вскоре инсценировал самоубийство, оставив на берегу Яузы одежду с запиской, в которой просил никого не винить в его смерти. В появившейся через несколько месяцев после исчезновения Кичеева корреспонденции… сообщалось, что “в больнице Дамского дружества лежит опасно раненный русский поэт В. Моляревский”; в нем был опознан Кичеев. Последовало распоряжение о его аресте, после выписки из госпиталя он был под конвоем препровожден в Москву, отдан под суд и, признанный экспертами-психиатрами больным, переведен в психиатрическую лечебницу… В 1885 Кичеев покушался на самоубийство… Предпринятые Кичеевым издания… интересно начатые, в силу особенностей неуравновешенного характера Кичеева быстро прекращались… Умер в полном забвении и бедности…» (Гито-вич, 1992, с. 546.)

Вся сознательная (взрослая) жизнь Кичеева полна доказательств его психической ненормальности. Импульсивные агрессивные поступки, инсценированные и реальные попытки самоубийства, правонарушения – все это признаки эмоционально неустойчивого расстройства личности. Важно отметить, что эти психопатические черты характера помешали Кичееву достичь тех успехов, на которые он был интеллектуально способен.

КЛАВДИЙ (Claudius) (полное имя Тиберий Клавдий Нерон Германии) (10 до н. э. – 54 п.э.), римский император с 41 г., из династии Юлиев-Клавдиев.

«…В течение всего детства и юности страдал долгими и затяжными болезнями, от которых так ослабел умом и телом, что в совершенных летах считался неспособным ни к каким общественным или частным делам <…> жил в обществе самых низких людей, усугубляя позор своего тупоумия дурной славой игрока и пьяницы… Кроме всего этого, людей удивляла его забывчивость и бездумность – то, что греки называютрас-сеянностью и незрячестью… В словах и поступках обнаруживал он такую необдуманность, что казалось, он не знает и не понимает, кто он, с кем, где и когда говорит». (Светоний, 1964, с. 129–130, 145.)

«В детские годы он был источником огорчения своей бабушки Антонии; она отзывалась о нем как об уродце, которого природа начала создавать, но не довела свою работу до конца. Позже Клавдия так мучили боли в животе, что он подумывал о самоубийстве, хотя в других отношениях его здоровье с возрастом улучшилось. Словом, с ним всерьез творилось что-то неладное. Его жалобы позднее историки объясняли разными хворями: полиомиелитом, внутриутробным энцефалитом, множественными склерозами и врожденным церебральным параличом. Пожалуй, у него действительно была та или иная форма паралича, которая в ранние годы причиняла ему огромные страдания неприятными внешними проявлениями… Разум Клавдия бурлил полезными идеями, но он не умел облечь их в четко определенную форму и легко поддавался подозрительности, апатии и страху, присущими его характеру». (Грант. 1998, с. 48–49.)

«Страстный любитель выпить и потребитель наркотиков». (Бабоян, 1973. с. 64.)

«В том, что Клавдий страдал некоторыми дефектами, нет никаких сомнений. Вне сомнений и то, что он не был ни слабоумный, ни помешанный. Попробуем суммировать все, что мы знаем в этом отношении о нем:

1. Был болен с рождения.

2. Его внешность была настолько ненормальной, что окружение Клавдия, а вслед за ним и весь Рим считали этого талантливого историка, а позднее и государственного деятеля дебильным существом.

3. Клавдий плохо ходил – речь шла о нарушениях двигательного аппарата.

4. У него подергивались мускулы лица (непроизвольныедвижения), подергивания могли быть и в конечностях (могли нарушать ходьбу).

5. Клавдий плохо говорил, хотя, вероятно, не был заикой, так как вполне связно выступал в сенате.

6. По некоторым источникам, роды матери Клавдия были трудными.

Из всего сказанного можно сделать почти однозначный вывод (во внимание следует принять и тот факт, что Клавдий дожил до пожилого возраста), что речь шла о детском параличе мозга в его – скорее всего – так называемой дискине-тической форме». (Леоны, 1998, с. 59.)

«…Возможно, он тоже перенес энцефалит, в результате которого стал физически слабым и нервным по характеру. Клавдий был человеком, которого императорская семья никогда особенно не принимала всерьез, считая его больным и слабоумным до имбецильности». (Грин, 1917, с. 57.)

«Август прямо выражал сомнения в его умственной полноценности и долго колебался: допустить ли ему Клавдия к прохождению должностей или сразу махнуть на него рукой. Наконец, он отстранил его от всех должностей, кроме авгурства… Клавдий, удалившись от всяких дел, укрывался то в садах, то в загородном доме и имел славу игрока и пьяницы… Тридцать пять сенаторов и более трехсот римских всадников были казнены им с редким безразличием. При этом он был так рассеян, что многих приговоренных к казни и уже умерщвленных он на следующий день звал на совет или на игру в кости. Глупость Клавдия засвидетельствована многими анекдотами, но все же далеко не очевидна. Еще Август становился в тупик перед вопросом: в здравом уме Клавдий или нет, так как явное тупоумие постоянно соседствовало в нем со столь же несомненным здравым смыслом». (Рыжов, 1999а, с. 315, 317.)

Не отрицая наличия у Клавдия соматических заболеваний, органического поражения центральной нервной системы, создается впечатление, что император помимо этого страдал (возможно как следствием этихрас-стройств) умственной отсталостью легкой степени с нарушением влечений и поведения. А его оставшиеся в памяти удачные ответы на фоне «явного тупоумия» могли, разумеется, иногда производить впечатление «несомненного здравого смысла».

КЛАЙВ (Clive) РОБЕРТ (1725–1774), британский колониальный деятель.

«Рос трудным подростком и был вынужден учиться в специальной лондонской школе более строгого режима. В возрасте 18 лет был послан служить в Ост-Индийскую компанию в Мадрасе. Там он постоянно находился в дурном расположении духа, был раздражительным, покушался на самоубийство и однажды дрался на дуэли». (CD Епс. Britannica 97.)

«В самой ранней своей юности, еще будучи простым писцом Ост-Индий-ской компании, Роберт Клейв дважды покушался на самоубийство, и оба раза пистолет, направленный в его голову, осекся… Клейв решил, что осечка свидетельствует о том, что жизнь его предназначена судьбою для свершения чего-нибудь великого». (Булацелъ, 1900, с. 86–87.)

«Обладал “нейропатическим характером”… Темперамент Клайва требовал сильного и постоянного возбуждения, и эту возможность он находил в войнах… Уже находясь в зените славы, он страдал от тяжелой душевной депрессии, и его письма свидетельствуют о больном и беспокойном рассудке их автора. Страдая болями подагрического и ревматического характера, принимал в больших дозах опиум. Обладая фантастическими богатствами, награбленными в Индии, предался сумасбродствам и стал всеобщим посмешищем». (Nisbet. 1891, с. 195–196.)

«… Под влиянием пресыщения и бездействия ои стал чувствовать вновь сильные припадки меланхолии <…> сам лишил себя жизни…» (Булацелъ, 1900, с. 87.)

«Циклоидная бионегативная личность». (Lange-Eichbaum, Kurth, 1967, с. 346.)

«Необходимо отметить, что Роберт Клайв страдал не только маниакально-депрессивным психозом, который в ги-поманиакальные периоды позволял ему развивать сверхчеловеческую энергию и необычайный ум, но и подагрой, причем уже со средних лет…» (Эфроим-сон, 1998, с. 184.)

Биполярное аффективное расстройство (маниакально-депрессивный психоз) тем и отличается от циклотимии, что на высоте маниакального или депрессивного эпизода развивается психотическое состояние. Судя по приведенным биографическим данным (неоднократные покушения на самоубийство в депрессии, «сверхчеловеческая энергия и необычайный ум», «сумасбродства» в маниакальном состоянии) с большей достоверностью можно предположить у Клайва биполярное аффективное расстройство.

КЛЕЙСТ (Kleist) ГЕНРИХ фон (1777–1811), немецкий писатель-романтик, драматург.

Общая характеристика личности

«…Поступил в университет, занялся философией, пришел в ужас от конечного результата философии Канта о непознаваемости вещи в себе, скитался, охваченный беспокойством, из страны в страну, задумал трагедию (“Роберт Гискард”), которая должна была превзойти все созданное раньше в области драмы, разочаровался в своих силах и уничтожил свое произведение <…> мечтал стать крестьянином-хлепопаш-цем, бродил по Франции, носясь с мыслью об убийстве Наполеона…» (Фриче В.М., ЭСГранат, т. 24, с. 301.)

«В Швейцарии Клейст работает и над трагедией “Роберт Гвпскар”, посвященной легендарному полководцу. Виланд, прочитавший пьесу, отзывается о ней как об одном из самых выдающихся произведений немецкой литературы. Однако по приезде в Париж в 1803 писатель сжигает большую часть рукописи в припадке необъяснимой ярости». (Маркин А.В., CD Кирилл и Мефодий 2000.)

«“Приземистый, тридцатидвухлетний человек, круглоголовый, с быстро-меняющимися настроениями, детски добрый, бедный и замкнутый”, – так в 1809 г. Клеменс Брентано¹'¹⁸ в немногих словах описал своего современника <.'..> Странный, исполненный чудовищных противоречий характер… Уже в ту пору (1799 г.) стала проявляться та психическая неуравновешенность, та резкая и необъяснимая смена настроения, которая бросала его от крайности к крайно-сти'и нередко заставляла принимать необдуманные и несвойственные его характеру решения… Через Адама Мюллера^1,1,1 он познакомился с немолодой замужней женщиной Генриеттой Фогель, страдавшей неизлечимой болезнью. Мысль о самоубийстве, не покидавшая Клейста, была поддержана Генриеттой». (Дейч, 1968, с. 81, 83–84, 108.)

«Хронический меланхолик; страстное влечение к смерти; во всем чудовищная безмерность; антипатия к браку; патологическое честолюбие. Гомосексуальный, но только чисто психически и бессознательно… Раннее сексуальное развитие, бисексуальный, повышенно эротичен. Внешне инфантильный. Онанизм с самоупреками. Гиперкомпенсируя свою “нечистоплотность” (мастурбация), стремился к высоконравственной, искренней чистосердечности, вниманию, “чистой” науке. Был застенчив, легко смущался, заикался, быстро краснел… Часто предлагал друзьям умереть вместе с ним. Рассматривая вопрос о душевном заболевании, автор склоняется в сторону пролонгированного истерического приступа… Смерть как сексуальное наслаждение». (Sadger, 1910, с. 48–52.)

«Около 1800 г. половое бессилие… Болезненное пристрастие к наготе». (Rahmer, 1903, с. 63, 128.)

«Психопат». (Heinz, 1928, с. 58.)

«Страдал запоем». (Ломброзо, 1892, с. 19.)

«В последние годы он целые дни проводит в постели с трубкой, пишет, творит, изредка выходит – и то больше всего “в трактиры и кофейни”. Его необщительность становится все более суровой, все меньше места занимает он в памяти людей; когда в 1809 году он исчезает на несколько месяцев, друзья равнодушно считают его умершим. Никто не замечает его отсутствия, и если бы его смерть не была столь мелодраматична, никто не ощутил бы ее, – слишком нем, слишком чужд, слишком непроницаем стал он для мира». (Цвейг, 1992, с. 177.)

«…Под влиянием равнодушного отношения публики к его драмам, позора родной страны, эротической неудовлетворенности и расшатанности психики все чаще носился с мыслью о самоубийстве, в 1811 г. покончил с собой, убив предварительно по ее просьбе экзальтированную Генриетту Фогель». (Фриче В.М., ЭСГранат, т. 24, с. 301.)

«Истина, документированная в судебных архивах в соответствии с показаниями очевидцев… поражает трезвой рационалистичностью поступка и сдержанностью в поведении двух влюбленных. Необычные гости провели последнюю ночь за писанием писем; утром аккуратно и элегантно одетые пошли гулять; после обеда попросили подать им кофе на берег озера. Фрау Фогель принесла в плетеной сумочке два пистолета, закрытые от любопытных взоров белым платком. Когда наступил решительный момент, Генрих фон Клейст зарядил пистолеты точно отмеренным количеством пороха, которого должно было хватить для неминуемой смерти, но которое не обезобразило бы им выстрелом лица… Следует отметить, что все действия Генриха фон Клейста в последние минуты жизни говорят о кристальной ясности сознания… Слава пришла вслед за сенсационной смертью; именно двойное самоубийство спасло от забвения принадлежащие ему произведения». (Вайзънджи, 1977, с. 17.)

«Тяжелейшая ненормальная бионе-гативная личность». (Lange-Eichbaum, Kurth, 1967, с. 441.)

Особенности творчества

«С глубоко подорванным здоровьем он годами переживает мучительную смену изнуряющей творческой сосредоточенности и припадков сумасшествия». (Гупперт, 1931, с. 303.)

«Обычно в человеческой биографии нет необходимости касаться “тайны пояса”, но в данном случае как раз этот пояс скрывает затаенные силы Клейста: несмотря на выдающуюся одаренность, жизнь Клейста предопределена удивительно колеблющейся и все же типично чувственной конституцией <…> быть может, никогда в литературе поэтическое воображение не носило столь явно клинической формы… предвкушающей, разжигающей себя грезами и в грезах себя изнуряющей, исчерпывающей юношеской возмужалости. Обычно объективный, ясный изобразитель, Клейст в эротических эпизодах становится необузданным, восточноцветистым, его видения превращаются во взволнованные чувственные мечтания, соперничающие друг с другом в преувеличениях… В этом у него никогда не было равновесия, никогда у Клейста половая жизнь… не шла по простому и широкому пути здоровой мужественности… Преувеличивая изначальные страсти – а Клейст был художником не только благодаря точности своих наблюдений, но и благодаря превышению меры, – он всякое чувство доводит до патологии. Все, что обычно называется pathologia sexualis, в его произведенияхиоплощается в образах, и притом в почти клинических образах; мужественность он доводит почти до садизма (Ахилл, Веттер фон Штраль), страсть – до нимфомании, волнение крови – до сексуального убийства (Пентесилея), сладострастие женщины – до мазохизма и рабства (Кетхен из Гейльбронна). Искусство, творчество становится принудительной формой его существования… Этим объясняется удивительная принужденность, взрывчатость и разорванность его драм… Итак, естественным образом невольно приходит Клейст к трагедии: только она могла отобразить болезненную противоречивость его натуры (в то время как эпос допускает более спокойные, более мягкие формы, драма требует крайней обостренности, и потому лишь она отвечала требованиям его склонности к преувеличениям и экстравагантности характера). Его страсти с жгучей непреодолимостью влекут его к буйным излияниям, насильно толкают его к драме; они, а не он, создают эти произведения… Его драмы не имеют в литературе ни предков, ни потомков, они не унаследовали и не породили стиля. Клейст был особым случаем, и особым, единичным случаем был его мир; Тут он приближается к Достоевскому больше, чем кто-либо из немцев: образы Клейста перегружены всем нездоровьем перенапряженных нервов, а нервы болезненно соприкасаются с демонизмом природы и вселенной». (Цвейг, 1992, с. 182–185. 200, 206–207.)

«Как все неистовые гении страсти, Клейст отливал свои образы из кусков собственной души. В полном соответствии с идеями Фрейда, он укрощал своих демонов, вытесняя их на страницы своих книг». (Гарин, 1992, т. 1, с. 609.)

Можно предположить, что в данном случае речь идет о биполярном аффективном расстройстве, хотя клинические проявления маниакальных эпизодов отражены в патографии в меньшей степени. Но «задумать трагедию… которая должна была превзойти все созданное раньше в области драмы», а также идея об убийстве Наполеона явно из этого круга психопатологических расстройств. Клиника депрессивных эпизодов, некоторые из которых, видимо, протекали по ажитированному типу, представлена более наглядно. Расширенное самоубийство – логическое завершение нарастающей депрессии. Возможные алкогольные эпизоды – нередкое, сопутствующее депрессиям, расстройство.

Допустимо также предположение и об эмоционально неустойчивом расстройстве личности (пограничный подтип, называвшейся раньше «псевдоневротической шизофренией»). Влияние психопатологических особенностей личности на содержание творчества и его посмертную судьбу отмечено целым рядом авторов.

КЛЕОМЕН (Kleomenes) I ЕВРИСФЕ-НИД, царь Спарты с 520 по 489 г. до н. э.

«Клеомен же, по рассказам, был несколько слабоумен, со склонностью к помешательству… Сами же спартанцы утверждают, что божество вовсе не виновно в безумии царя: общаясь со скифами, он научился пить неразбавленное вино и от этого впал в безумие… Тотчас же по возвращении его поразил недуг, именно безумие (впрочем, Кле-омен уже и раньше был не совсем в уме): так, первому встречному в Спарте царь тыкал своей палкой в лицо. За такие безумные поступки родственники наложили на Клеомена ножные колодки. Уже связанный, Клеомен, увидев, что он наедине со стражем, потребовал нож. Страж сначала не хотел давать, но царь стал грозить, что заставит его потом поплатиться, пока тот в страхе от угроз (это был илот) не дал ему нож. Схватив это железное орудие, царь принялся увечить свое тело, начиная от голеней. Он изрезал мясо (на теле) на полосы: от голеней до ляжек и от ляжек до бедер и паха. Дойдя до живота, Клеомен и его изрезал на полосы и таким образом скончался». (Геродот, V, 42; VI, 75, 84.)

«У спартанского царя Клеомена… припадки бешенства он¹⁷⁰ приписывал продолжительному злоупотреблению спиртными напитками, а не гневу богов». (Ковнер, 1878, с. 144.)

У современников, по всей вероятности, были основания объяснять «припадки бешенства» своего царя злоупотреблением неразбавленным вином. Вероятно, речь идет об алкогольной зависимости, протекавшей с психотическими (делириозными) эпизодами, во время которых больные действительно могут становиться агрессивными. В литературе того времени («Илиада», «Одиссея») болезненные последствия злоупотребления вином изображались достаточно убедительно, и в Древней Греции в VI веке до нашей эры (время жизни Клеомена) преступления, совершенные в пьяном виде, даже наказывались вдвое строже, чем если бы были совершены в трезвом состоянии.

КЛОДЕЛЬ (Claudel) КАМИЛЛА (1864–1943), французский скульптор.

«Отец считает дочь чересчур своенравной, младшая сестра – странной: ей не понять, почему она любит гулять при свете звезд. Камиллу называют одной из первых красавиц городка, но… молодые люди ее побаиваются…» (Филиппов, 2001, с. 162.)

[1895 г.] «Между тем, не приспособленная к жизни, не умеющая легко ладить с людьми, Камилла мечется в поисках выхода. Начинается тяжелая нервная депрессия: ночами женщина бродит под окнами особняка, где живет Роден все с той же Розой Бере, и выкрикивает угрозы, беспокоя соседей; днем окна квартиры Клодель плотно закрыты ставнями – Камилла боится дневного света. Она еще борется – лепит удивительные вещи… Но тьма душевной болезни сгущается над ее рассудком». (Семашко, 1999, с. 286.)

«…Первые признаки душевного расстройства появились у Камиллы сразу после разрыва с Роденом, а к тысяча девятьсот тринадцатому году она уже жила в сумрачном мире, полном злых призраков и вымышленных врагов. Монашка превратилась в затворницу, затворница – в дикарку. Она спала, подложив под руку утыканную гвоздями ручку от швабры, – Камилла была уверена, что Роден подкупил двух натурщиков-итальянцев и они вот-вот влезут к ней через окно и украдут ее скульптуры». (Филиппов, 2001, с. 170–171.)

«10 марта 1913 года к дому на набережной Бурбонов подъехала карета “скорой помощи”, и дюжие санитары отворили дверь обитательницы квартиры на первом этаже. Камилла Клодель с разрешения и при помощи родственников была доставлена в психиатрическую клинику парижского пригорода Виль-Эврар. Оттуда ее вскоре перевезли в другую лечебницу – в Мондеверг, забытый Богом угол на юге Франции, где ей предстояло провести ЗОлет. Была ли она так больна, чтобы заточать ее – пожизненно! – в одно из самых страшных в своем роде заведений, имевших прочную славу “загона для смертников”? Конечно, нет. Просто добропорядочное семейство Клоделей предпочло “похоронить Камиллу в сумасшедшем доме”». (Семашко, 1999, с. 287.)

Камилла Клодель, вопреки мнению последнего автора, была больна именно «ТАК». Судя по описанию ее болезни, речь шла не о «нервной депрессии» (хотя депрессивный синдром мог присутствовать в структуре ее психического расстройства), а, скорее всего, о шизофрении с бредовым (параноидным – бред преследования) синдромом и прогрессирующим затяжным течением. К сожалению, и «добропорядочные семейства» вряд ли в состоянии содержать в домашних условиях острых психотических больных. В психиатрии есть такой термин – «преследуемый преследователь». Он обозначает больного, страдающего бредом преследования, который считает, что его должны убить, и с целью «самозащиты» может совершать агрессивные (вплоть до убийства) действия в отношении подозрительных с его точки зрения лиц. Клодель относилась к такому типу больных.

КЛЭР (Clare) ДЖОН (1793–1864), английский поэт.

«Клэр рос в необыкновенной бедности и в семилетием возрасте уже работал пастухом. Хотя у него было мало доступа к книгам, он обладал потрясающей памятью, а его поэтический талант очень рано проявил себя… Хилый, мечтательный и застенчивый мальчик писал свои первые стихи на мешках из-под сахара… Изданная в 1820 году его первая книга поэм (описания пейзажей и сельской жизни) произвела впечатление в поэтических кругах. Клэр посетил Лондон, где насладился кратким мигом своей знаменитости в фешенебельных кругах… Но вскоре он столкнулся с первыми неудачами. Его второй сборник уже не привлек такого внимания… Получаемая от благотворителей рента не была настолько обильной, чтобы поддержать его многочисленное семейство (у него было 7 детей), так что ему приходилось подрабатывать сельскохозяйственным батраком. Бедность, покровительство, поэзия и спиртные напитки погубили его здоровье. Его последняя книга (1835) хотя и удостоилась похвалы критиков, продавалась плохо. У Клэр стали возникать страхи и галлюцинации. В 1837 его издатель поместил поэта в частную психиатрическую лечебницу, где он оставался в течение четырех лет. Немного поправившись и угнетаемый ностальгией, в июле 1841 г. он убежал из больницы домой. Клэр прошел 80 миль, утоляя голод травой, росшей по обочинам дороги. Он оставил прозаическое описание этого экстраординарного путешествия-. Дома он пробыл приблизительно семь месяцев. В конце 1841 Клэр был признан сумасшедшим, требующим лечения. Последние 23 года своей жизни он провел в убежище для умалишенных в Нортгемптоне и писал такие лирические письма, которые могли бы стать лучшей частью его поэзии». (CD Britannica 2000.)

«В молодости тяга к алкогольным напиткам. С 17-летнего возраста эпилептиформные припадки. В начале 20-х годов появляются депрессивные фазы. Прогрессирующая деменция». (Tennent, 1953, с. 5.)

«…Богатые доброжелатели (в их числе и лорд Мильтон) сочли признаком слабоумия речи поэта, странные для не посвященных в его внутренний мир, и поместили его в лечебницу для душевнобольных». (Ряполова, 1978, с. 117.)

Несмотря на неоднократное упоминание о «тяге» к спиртным напиткам, психическое заболевание Клэра имело явно не алкогольную этиологию. Длительное нахождение в «психиатрической лечебнице» (при первой госпитализации в течение 4 лет!) не характерно для алкогольного психоза. Видимо, речь шла или о каком-то шизофренноподобном заболевании, или о шизофрении.

КЛЮШНИКОВ ИВАН ПЕТРОВИЧ (1811–1895), русский писатель и поэт, участник кружка И.В. Станкевича.

«В 1837 он пережил тяжелое психическое расстройство… В 1838 на страницах “ Московского наблюдателя” начали появляться его стихи, подписанные необычным псевдонимом “0” (первой буквой греческого слова “феос” – бог). Стихи Клюшникова имели успех, но радости они автору не приносили. Его одолевает хандра, он постоянно высказывает неудовлетворенность собой, терзает себя сомнениями в истинности своего поэтического призвания. Клюшников бросается от одного рода занятия к другому – от стихов к истории средних веков, ни в том, ни в другом не находя полного удовлетворения. Житейская и литературная биография Клюшникова представляется крайне сложной, полной загадок и неожиданной». (Машинский, 1971, с. 356.)

«Клюшников неожиданно начал писать стихи в 1838, решив таким образом “отметить свои страдания"… Еще до того как обратиться к поэзии, он пережил душевный кризис, продолжавшийся более полугода (до осени 1837)… Выходом из этой изнуряющей борьбы после очередного приступа ипохондрии был “религиозный экстаз”… Приступы “ужасной хандры” Клюшникова, возобновившиеся с весны 1839, перемежавшиеся периодами экзальтированного просветления, все более начинают принимать форму, близкую к клинической… Он все более замыкается в себе, отдаляется от друзей (попадает под влияние своего брата-врача Петра, такого же “ипохондрика”), пытающихся спасти его от потерянности, безволия, расслабленности и “разложения”. Внутренний кризис, как и психическая болезнь Клюшникова, имеет свои вполне реальные корни… Не ранее, очевидно, весны 1843… Клюшников внезапно уезжает в деревню (около 40 лет живет в своем родовом имении на Украине, где, по-видимому, женится), порывает все связи и остается в полном забвении (многие считали его умершим)… Модель творческого поведения Клюшникова нашла отражение в пародии А.М. Бакунина…: «Приди хандра, мой гений мощный…”, которая местами “прямо метит” в Клюшникова…» (Шмелева, 1992, с. 566.)

«В его поэзии (1838—41 гг.) друзья видели отражение философских идей; но сильнее всего в hoii ноты душевного разлада “лишнего на празднике природы” человека, для которого в прошлом лишь в мечтах была радужность, в настоящем – угнетенность и тоска, в будущем – безнадежность». (ЭСГранат, т. 24, с. 365.)

В 26-летнем возрасте И.П. Клюшников перенес какой-то затяжной психоз с последующей неожиданной для всех творческой активностью. В последующем нарастает приступообразная депрессивная симптоматика, которая сменяется «религиозным экстазом» и «экзальтированным просветлением». В течение пяти лет (до 1843 г.) развивается аутизация личности, разрываются все социальные связи вплоть до «полного забвения». Учитывая выраженность у поэта как шизофренических, так и аффективных симптомов, можно думать о шизоаффективном расстройстве. Отметим, что катализатором поэтического творчества послужило психотическое состояние. Творческая активность Клюшникова продолжалась и во время формирования психической болезни. И лишь когда последняя достигла определенного критического уровня поражения психики, творчество прекратилось.

КОВАЛЕВСКАЯ СОФЬЯ ВАСИЛЬЕВНА (1850–1891), русский математик, писательница, первая женщина член-корреспондент Петербургской Академии наук (1889).

«Готовится святым страдальческий венец И сердце бьется в ней при мысли, что, быть может, И ей такой на долю выпадет конец» С.В. Ковалевская. «Груня»

«Родители ожидали, что родится мальчик, и были разочарованы, когда опять родилась девочка. “Барыня так огорчились, что и глядеть на нее не хотели…” Благодаря подобным рассказам во мне рано развилось убеждение, что я нелюбимая, и это отразилось на всем моем характере. У меня все более и более стала развиваться дикость и сосредоточенность… К этому же времени моей жизни со мной стало происходить что-то странное: на меня по временам стало находить чувство безотчетной тоски – angoisse… Я думаю, что многие нервные дети испытывают нечто подобное… У меня стали показываться и другие признаки большой нервности, например до ужаса доходящее отвращение ко всяким физическим уродствам… Вообще я была на пути к тому, чтобы превратиться в нервного, болезненного ребенка, но скоро, однако, все мое окружающее переменилось и всему предыдущему настал конец». (Ковалевская, 1974, с. 14–15.)

«…Сонечка росла вольно, как деревце в поле, болезненно ощущая свое одиночество. Ей часто казалось, что в семье ее не любят, что она лишняя. При этом ее самолюбие еще в детстве развилось до невероятных размеров». (Семашко, 1999, с. 250.)

«Наряду с ранним развитием математических способностей росла и страсть к созданию художественных образов… Девочка рано – чуть ли не с пятилетнего возраста – начала писать стихи…» (Нечкина, 1974, с. 490.)

«В 1871 г. много занималась, в связи с чем испортился сон. Она внезапно просыпалась среди ночи и просила подругу¹⁷¹ “посидеть с ней”. Сновидения ее были очень оригинальны и нередко имели характер видений, а сама она приписывала им пророческое значение. “Вообще она, – свидетельствовала Лермонтова, – отличалась крайне нервным темпераментом… Никогда не была спокойна… Эти постоянные изменения настроения в ней, эти постоянные переходы от грусти к радости и делали ее такой интересной… Ни одна из способностей Софьи Васильевны не вызывала такого удивления и восторга, как ее психологическая проницательность, ее умение по жесту, интонации угадать характер и судьбу человека”». (Воронцова, 1957. с. 118, 210.)

«Для Софьи этот жизненный период странным образом ассоциировался с ее понятием аскетизма. Возникали романтические мечты о том, как она, целиком посвятив себя науке, будет жить в маленькой, очень бедной комнатке, занимаясь трудной серьезной работой совсем одна, даже без мужа, потому что с ним – это уже не аскетизм, а счастье!» (Рожков, 2001, с. 180.)

«Забыв поваренную книгу, интегралы, / Магистерство и Коркина диффе-ренцьялы, / Я рифмоплетствую, бешусь и каждый час / Душою уношусь раз десять на Парнас». (Ковалевска С.В. «Шуточное послание В.О. Ковалевскому».)

«Но научные признания только усложняли ее личную жизнь… В октябре 1878 года родилась девочка, которую тоже назвали Сонечкой. Тут и обрушились на них тяжелым прессом бытовые проблемы. Софья Васильевна, будучи талантливым ученым, начисто была лишена малейшего практического умения. Одна из ее подруг писала, что Соне приходилось помогать абсолютно во всем: она не умела купить платья, рассчитаться за извозчика. В Стокгольме, где она прожила пятнадцать лет, знала дорогу только от дома до университета, не могла договориться с прислугой, каждая бытовая мелочь ставила ее в тупик и раздражала». (Семашко, 1999, с. 253–254.)