Текст книги "Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий"

Автор книги: Александр Шувалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 113 страниц)

[Из письма Блаватской к Н.А. Фадеевой] «…Как могло случиться, что я, до зрелых лет, тебе известно, круглый неуч, вдруг стала феноменом учености в глазах людей действительно ученых? Ведь это непроницаемая мистерия! Я – психологическая задача, – ребус и эпигма для грядущих поколений, – сфинкс! Подумай только, что я, которая ровно ничего не изучала в жизни; я, которая ни о химии, ни о физике, ни о зоологии – как есть понятия не имела – теперь пишу обо всем этом диссертации. Вхожу с учеными в диспуты и выхожу победительницей… Я не понимаю, как это делается… Все, что я ни читаю теперь, мне кажется знакомым… Я нахожу ошибки в статьях ученых, в лекциях Тиндаля, Герберта Спенсера, Хекслея и др…У меня толкутся с утра до вечера профессора, доктора наук, теологи. Входят в споры, – и я оказываюсь права… Откуда же все это? Подменили меня что ли?» (Елена Петровна Блаватская…, 1992, с. 407.)

«Когда посвященные не писали ее рукой, они часто помогали ей другими удивительными способами. “Ну, Вера, – говорит она в письме к сестре, – я пишу Изиду'¹², нет, скорее не пишу, а записываю и рисую то, что Она сама мне показывает. В самом деле, временами мне кажется, что древняя богиня красоты самолично ведет меня через все области тех столетий, которые я должна описать. Я сижу с открытыми глазами и, судя по всему, вижу и слышу все реальное вокруг себя и при всем том вижу и слышу то, о чем пишу. Я задыхаюсь, мне не хватает воздуха, но я боюсь сделать легчайшее движение из опасения спугнуть и разрушить чары… Столетие за столетием, образ за образом медленно выплывают издалека и проходят передо мной, словно в магической панораме…” Когда ей нужны были выдержки из какой-нибудь редкой древней книги, книга тотчас же появлялась перед глазами в “астральном свете”, и она могла делать выписки». (Мэрфи, 1999, с. 171.)

Есть общественно-религиозные деятели, в личности которых в большей степени присутствует момент авантюризма, чем свято-emu. Е.Л. Блаватская, возможно, принадлежит именно к этой категории. Знакомство с ее биографией заставляет вспомнить слова папы римского Павла IV (1476–1559): «Vulgus vult decipi, ergo decipiatur» – «Толпа желает быть обманутой, пусть и будет обманута». Будучи очень энергичной и талантливой натурой, открыв буддизму, йоге и медитации путь на Запад, Блаватская смогла, по-видимому, полностью реализовать свой творческий литературный потенциал. Другая грань ее личности была окрашена в яркие истерические тона, которые сопутствовали ей на протяжении всей жизни, привлекая к ее персоне повышенное внимание окружающих. «Сверх нормальные» способности во многом поддерживались заурядными шарлатанскими приемами, что она особенно и не скрывала. Еще одна грань – сексуальная девиация в сторону гомосексуальности – характерна для большинства великих женщин. Сочетание этих неравнозначных граней (среди них в обязательном порядке присутствует и психопатологическая составляющая) и формирует личность общественнорелигиозной деятельницы, которая уверенно занимает в истории и литературе свое особое место. Разумеется, что внимание и доверие к ней общества колебалось в зависимости от состояния и мировоззрения самого общества.

БЛЕЙК (Blake) УИЛЬЯМ (1757–1827), английский поэт и художник, искусство которого тяготеет к фантастике и символизму, философским аллегориям.

«Всю жизнь, любовью пламенной сгорая, Мечтал я в ад попасть, чтоб отдохнуть от рая».

У. Блэйк. «Манускрипт Россетти»

Общая характеристика личности

«Первая его галлюцинация относится к четырехлетнему возрасту, когда в окне комнаты брата ему предстает лик Божий… Его посещают ангелы, персонажи из прошлого, а в иные моменты – “отвратительный призрак блохи”». (Пийеман, 1998, с. 40.)

«Как все великие поэты, он рано проявил свой дар: в десять – вполне зрелые стихи, в 14 – мастерские гравюры, в 16 – необычные мелодии; ни одна не сохранилась – он не знал нот. Говорят: он пел свои стихи. На жизнь он зарабатывал гравировкой – единственный случай, когда рабочая профессия обогатила поэзию: не имея средств публиковаться, он вгравировывал стихи в рисунок – получалось нечто беспрецедентное: текст и изображение взаимно углубляли друг друга… Крайне неприхотливый и непритязательный, но знающий свою меру, он стойко воспринимал собственную безвестность и чужое злопыхательство. Его непреклонный характер проявился уже в детстве. Он был столь нетерпим к ограничениям и наставлениям, что отец не рискнул пустить его к учителю. Так что он “сделал себя” сам: образовал, обучил, научил самостоятельно мыслить. Чрезмерная категоричность и нонконформизм затрудняли общение и вообще мешали жить. Но они же позволили стать автором великих книг». (Гарин, 1992, т. 1, с. 401–402.)

«Был очень маленького роста. Всегда находился в дурном расположении духа. Мистик, живущий жизнью отрешенного мечтателя, страдал слуховыми галлюцинациями, – с ним говорили божественные голоса. Постепенно возникли и зрительные галлюцинации. Его окружали образы давно умерших поэтов, героев, принцев. Эти нарушения восприятия он объяснял не работой своей фантазии или воображения, а откровениями, снизошедшими на него, которые он и передает публике… В видениях ему являлись Моисей, Гомер, Вергилий, Данте и Мильтон». (Nisbet, 1891. с. 76–77.)

«Если не душевнобольной, то все-таки с несомненными симптомами душевного заболевания, проявившимися в его живописи». (Ireland, 1889. с. 134.)

«Своим заболеванием походил на Сведенборга, Ньютона, Сваммердама⁴³: “идиопатическая галлюцинаторная паранойя”. Идеи преследования, галлюцинации зрения и слуха». (VIeuten, 1907, с. 363.)

«Если не психопатически параноидный, то все-таки самое меньшее – сильно невротическая, бионегативная личность». (Lange-Eichbaum, Kurth, 1967, с. 335.)

«Страдал маниакально-депрессивным психозом». (Гершон, Ридер, 1992, с. 84.)

«Парафрения». (Ланге, 1928, с. 17.)

Особенности творчества

«Истину нельзя объяснить так, чтобы ее поняли;

надо, чтобы в нее поверили».

У. Блэйк

«Однажды увидел я объятого пламенем Дьявола, который предстоял Ангелу, восседавшему на облаке; и говорил Дьявол…» (Блейк, 1993, с. 207.)

«Он консультировался с духом своего умершего брата и получил от него,

как говорил позже, ценные секреты искусства, например прекрасный и оригинальный способ, применяемый им при гравировке и окраске своих произведений». (Nisbet, 1891, с. 76.)

«С 1787 г. начинается мистический период творчества Блэка в связи с душевным потрясением, которое он испытывал вследствие смерти нежно любимого брата Роберта, оставившего также несколько фантастических рисунков». (Бенуа, 1992, с. 309.)

«Непризнанный художник, похороненный как босяк, неприспособленный к жизни художник, стихийный философ и музыкант, ясновидец, а в глазах современников – несчастный безумец, которого можно оставить на свободе только по причине его безвредности… Мощь таланта этого несчастного безумца, необузданность его воображения, мифологичность его мировоззрения, мистическая игра его фантазии позволили ему не просто прозреть грядущие судьбы народов, но и предвосхитить грядущую культуру: символизм и сюрреализм, чистое искусство и автоматическое письмо… “Видения” Блейка– это не болезнь обостренного восприятия, но – поэтический принцип: искатели сокровенной истины должны развивать свое воображение до сверхчувственного предела. Блейк не доверял рассудку и скептически относился к непогрешимости чувств. Воображение, интуиция были для него главным инструментом поэтического познания, направляемым самим Богом… То, что называют болезненными видениями Блейка, оказалось явью грядущего». (Гарин, 1992, т. 1, с. 396, 398', 405.)

«Ему не было отказано ни в заботе и участии родных, особенно жены, Кэтрин Блейк, ни в восхищении узкого кружка почитателей и учеников. Вне этого кружка Блейка именовали “безумцем”, а чаще просто игнорировали… По свидетельствам, “пророческие видения” посещали поэта еще в детстве, и уже тогда его внутренняя жизнь отличалась необычным своеобразием и глубиной… Как и любой художник, Блейк тяжело переживал отсутствие понимания у современников, но в определенном смысле эта вынужденная изоляция сослужила ему добрую службу: его творчество всегда оставалось ориентированным исключительно на внутреннее “поэтическое видение”, безо всяких поправок на вкусы и интересы публики. Над Блейком смеялись, но он до самого конца не разуверился в своем пророческом даре и сохранил приверженность своим духовным идеалам». (Глебовская, 1993, с. 6–8.)

«…Представляет пример того, как под влиянием болезни происходит сдвиг психо-эвротической пропорции: он делается художником, не будучи им до болезни, причем особенность его творчества была та, что все его произведения живописи были плодами его галлюцинаций… Блэку служили моделью его галлюцинации. Точно так же, как галлюцинации зрительные служат ему моделью в живописи, так и галлюцинации слуховых органов служат ему источником поэтического творчества… Его стихи как бы притекают откуда-то извне, со стороны какого-то другого источника, он только их слышит и записывает. Об этом он писал в письме от 25.IV. 1803 г., где он сам объяснял, – каким образом создано было одно из больших его произведений. Он пишет: “Я писал это произведение непосредственно под диктовку по 12, а иногда по 30 стихов за раз, без всяких обдумываний и помимо моей воли”». (Сегалин. 19256, с. 209–210.)

Когда пытаешься понять творчество такого гения, как Уильям Блейк, являющегося к тому же еще мистиком и провидцем, невольно испытываешь некоторую неловкость. Вроде бы все понятно и просто: это зрительные и слуховые галлюцинации душевно больного человека, воплощенные им в художественном и поэтическом творчестве. Но всякий раз возникает непреодолимое сомнение в своей естественнонаучной уверенности… В экспериментальных условиях возможно достижение такой же формы визионерства, каковая наблюдалась у Блейка, путем употребления галлюциногенных средств. Поэтому отмечаемые у поэта галлюцинаторные состояния психики нельзя назвать чем-то совершенно недостижимым и непостижимым. Вопрос в другом: могут ли некоторые люди являться визионерами вне зависимости от действия галлюциногенов и психических расстройств? В нашем аспекте особенно ценна способность поэта-художника выражать в художественных образах свои необычные переживания. Помимо прочего Блейк узаконил уже существовавшую традицию, в соответствии с которой, любое произведение искусства создается при участии беса: искусство – демонично, вдохновение – инфернально.

БЛОК АЛЕКСАНДР АЛЕКСАНДРОВИЧ (1880–1921), русский поэт, начинал в духе символизма, постепенно пришел к идее неизбежности «возмездия». Разочарование в революции привело к глубокому творческому кризису.

«Мы – дети страшных лет России…» АЛ. Блок

Наследственность

[По ли нии отца] «Прадед поэта, Александр Львович Черкасов, судя по скудным сведениям, дошедшим до нашего времени, слыл человеком из ряда вон деспотичным и жестоким. Дед, Лев Александрович, умер в психиатрической больнице… Отец, Александр Львович, был непригоден к семейной жизни по какой-то атавистической, ненормальной жестокости, вероятно, унаследованной им от предков со стороны его матери, урожденной Черкасовой». (Бекетова, 1990, с. 21, 298.)

«Отец… был человек неуравновешенный… он держал свою жену впроголодь, бил ее; это послужило причиной их развода через год после свадьбы. Был в то же время выдающимся музыкантом и тонким стилистом». (Минц, 1928, с. 45.)

«Отец поэта, блестящий юрист и музыкант, был клиническим садистом, мучившим двух жен и окончившим свои дни одиноким неопрятным душевнобольным». (Эткинд, 1996, с. 72.)

[Записи 1918 г. сестры матери, М.А. Бекетовой о себе] «В середине этой трудной зимы я заболела от истощения, а весной у меня обнаружилось острое психическое расстройство. Вначале меня поместили в клинику душевнобольных…» (Бекетова, 1990, с. 177.)

[Мать] «Александра Андреевна была очень нервная, истеричная девочка, капризная и непокорная. Нередко находили на нее припадки беспричинной злобы… Ее детские болезни всегда проявлялись резко: сильным жаром, бредом, беспамятством, острыми болями… В натуре ее замечались странности, которые проявились в четырнадцатилетием возрасте… В 1896 году… мрачное настроение приняло угрожающие размеры, являя все признаки нервного расстройства. У Ал. Андр. стали делаться припадки эпилептического характера, которые сопровождались предварительным периодом прозрения, начинались с краткого беспамятства и кончались мучительным состоянием безысходной тоски и близкого к безумию чувства оторванности от остального мира. Вечная тревога, меланхолия, доходящая до мании самоубийства, и склонность к трагическому восприятию всех явлений жизни – вот картина ее тогдашнего состояния… Три раза покушалась онд на свою жизнь, но по разным причинам это ей не удавалось». (Там же, с. 29, 284, 306–307, 314.)

Общая характеристика личности

«Ты твердишь, что я холоден, замкнут и сух,

Да, таким я и буду с тобой

Не для ласковых слов я выковывал дух,

Не для дружб я боролся с судьбой».

А.А. Блок, 1916

«С раннего детства проявлял он нервность, которая выражалась в том, что он с трудом засыпал, легко возбуждался, вдруг делался раздражителен и капризен… Одной из его главных особенностей, обнаружившихся уже к семи годам, была какая-то особая замкнутость». (Бекетова, 1990, с. 213, 224.)

«При первой встрече с Блоком всех поражала неподвижность его лица. Это отмечено многими мемуаристами. Лицо без мимики». (Блок, 1980, в. 105)

«…Всегдашнее Сашино “нормальное” состояние – уже представляет громадное отклонение от простого человека, и в том – было бы уже “болезнь”. Его смены настроения – от детского, беззаботного веселья к мрачному, удрученному пессимизму, несопротивление, никогда, ничему плохому, вспышки раздражения с битьем мебели и посуды…» (Блок, 1980, с. 185.)

«Александр Александрович всегда страдал от холода. Это была зябкость, свойственная нервным людям. Зимой вообще Александру Александровичу жилось гораздо труднее, особенно в темное время – в октябре и ноябре: темнота его удручала и сильно действовала ему на нервы. Это легко проследить по его стихам, написанным в это время года». (Бекетова, 1990. с. 180)

«Эпилептический припадок произошел в возрасте 16-ти лет. Помимо эпилептического припадка имели место приступы психических эквивалентов… В 1911 году у поэта наступает период разочарования в своих мечтах и ожиданиях. Врач констатирует резкую неврастению и лечит его спермином. С мая 1911 года начинается сильная длительная тоска и период запоя… До 1916 г. в личной жизни поэта ничего особенного; продолжается мистическое настроение, тоска и пьянство… С 1918 г. творчество Блока обрывается. Поэт делается замкнутым, им все больше овладевает тоска и мрачность, появляются признаки тяжелой болезни. Врач Пеке-лис, лечивший Блока, был поражен сходством болезни поэта с болезнью его матери. Мы помним эпилепсию у матери Блока, прогрессирующее эпилептическое изменение ее личности. В апреле 1921 г. поэт уже тяжело болен: начал “омрачаться его рассудок”… Физическая конституция поэта соответствует эпилептической личности: диспластик гипогенитального типа. С самого начала творчество поэта принимает мисти-чески-религиозное направление. Преобладающий мотив его стихов – таинственные дали, чувство гибели мира, грядущей катастрофы… Блок страдал эпилепсией, гл. обр., в форме психоэпилепсии. Шизоидный элемент личности, отмеченный еще с детства, к концу жизни проявился ярче: последние годы Блок стал замкнутым, апатичным и угрюмым. Эти шизоидные черты отразились и на символическом характере творчества поэта». (Минц, 1928, с. 48, 50–53.)

[1919 г.] «Блок аккуратен до болезненности. У него по карманам рассовано несколько записных книжечек, и он все, что ему нужно, аккуратненько записывает во все книжечки: он читает все декреты, те, которые хотя бы косвенно относятся к нему, вырезывает, – сортирует, носит в пиджаке… Блок па-тологически-аккуратный ч<еловеж. Это совершенно не вяжется с той поэзией безумия и гибели, которая ему так удается. Любит каждую вещь обвернуть бумажечкой, перевязать веревочкой; страшно ему нравятся футлярчики, коробочки… Все, что он слышит, он норовит зафиксировать в записной книжке – вынимает ее раз двадцать во время заседания, записывает (что? что?) – и, аккуратно сложив и чуть не дунув на нее, неторопливо кладет в специально предназначенный карман». (Чуковский, 1991, с. 115, 124.)

«Семейная жизнь Блоков в немалой степени была экспериментом по проверке идей Вл. Соловьева о сверхчеловеческой любви, отвлекающейся от плотского начала – экспериментом, давшим удручающие результаты. Начавшись с философского отрицания сексуальных отношений во имя “белой любви” и практического их избегания Блоком, супружество с годами превратилось в серию взаимных измен и тяжелый конфликт между женой и матерью поэта… Психоаналитик Ю. Канна-бих ставил в апреле 1917 года Блоку диагноз “нейрастения” и, конечно, предлагал лечение». (Эткинд, 1993, с. 14.)

Заболевание, приведшее к смерти

«Под шум и звон, однообразный,

Под городскую суету Я ухожу, душою праздный, В метель, во мрак и в пустоту».

А.А Блок, 1909

[Во время последнего заболевания] «…он почти никого не допускал к себе, кроме жены. Резко обострилась его всегдашняя нервность, внезапные перемены настроения, усилились вспышки раздражения. Летели на пол, вдребезги разбивались о стенку пузырьки с лекарствами. Блока стали вдруг приводить в исступление вещи. Он в щепы сломал несколько стульев, разбил кочергой стоящий на шкафу бюст Аполлона». (Турков, 1969, с. 304.)

«В конце июля 1921 года прибежал ко мне Алянский⁴⁴ и сообщил, что Блок теряет рассудок и что положение его безнадежно». (Анненков, 1991, т. 1, с. 93.)

«Было ясно, что Блок болен не только физически, но и душевно, в болезни его было нечто особенно жуткое. Болезнь гения страшнее болезни простого смертного». (Голлербах, 1990. с. 161.)

«Поэт страдал той же болезнью, от которой умерли любимые им Ницше и Врубель и которая так страшно воплощает в себе таинственную связь любви и смерти; согласно Чуковскому) болезнь Блока начала прогрессировать сразу же после окончания “Двенадцати”… Блок скоро умер в психотическом кризисе, сравнимом только с ужасным концом Ницше». (Эткинд, 1996. с. 71, 224.)

Особенности творчества

«Он говорил: – Я пишу стихи с детства, а за всю жизнь не написал ни одного стихотворения, сидя за письменным столом. Бродишь где-нибудь – в поле, в лесу или в городской сутолоке… И вдруг нахлынет лирическая волна… И стихи льются строка за строкой… И память сохраняет все, до последней точки. Но иногда, чтобы не забыть, записываешь на ходу на клочках бумаги. Однажды в кармане не оказалось бумажки – пришлось записать внезапные стихи на крахмальной манжетке. Не писать стихов, когда нет зова души, – вот мое правило». (Карпов, 1991, с. 309.)

«Все сказано – и все сокрыто. / Совсем прозрачно – и темно. / Чем больше имя знаменито, / тем неразгаданней оно». Эти строчки Беллы Ахмадулиной относятся к А.А. Блоку только по праву посвящения. С равным успехом их можно было бы отнести к огромному числу знаменитостей. На первый взгляд кажется парадоксальным, что чем больше мазков в портрете, тем расплывча-тей изображение, чем разнообразнее смальта, тем неопределеннее общий мозаичный рисунок. Один мазок кисти показывает тонкую любовную лирику, а другой – демонстрирует невообразимо нелепую личную жизнь; еще один мазок – и мы видим интеллигента, аристократа духа, другой же – показывает неврастеника, кокаиниста и запойного алкоголика; еще мазок – председатель Петроградского отделения Всероссийского союза поэтов, следующий – психически тяжело больной человек. Ичем больше этих мазков и черточек, тем больше теряемся мы в попытках одномерного определения противоречи-вой и сложной души человека, которого коротко и четко можно было бы обозначить одним словом – Гений.

БЛЮХЕР (Bliieher) ГЕБХАРД ЛЕБЕ-РЕХТ (1742–1819), прусский генерал-фельдмаршал, князь Валыитатт. В 1813–1814 гг. главнокомандующий русско-прусской Силезской армией в войне с Францией, в 1815 – прусской армией, участвовавшей в сражении при Ватерлоо.

Наследственность

«В семье многочисленные случаи маниакально-депрессивного психоза, самоубийств и т. д. Его прадед был обезглавлен из-за совершенного убийства (маниакальная вспыльчивость и алкоголизм). Брат – психопатический кверулянт». (Haberkant, 1926.)

«…У него был душевнобольной сын, вероятно шизофреник». (Кречмер, 1995 с 548.)

Общая характеристика личности

«Блюхер принадлежал к тем людям, которые чувствовали себя хорошо только в борьбе и, как древние германцы, считали созерцательность и отдых чем-то достойным презрения. Гарнизонную службу он называл “мучительной бездеятельностью”. В мирные времена он возмещал отсутствие стимулов высокими ставками в азартных играх, которым предавался с такой страстью, что терял из-за них большие суммы. Его талант военачальника имел характер нетерпеливого и отважного гусарства». (Kretschmer, 1931, с. 157.)

«Сильная аффективная возбудимость. Периодические приступы меланхолии маниакально-депрессивного происхождения. При Лаоне (март 1814 г.) испытывал меланхолическую заторможенность, которая приобрела всемирно-историческое значение. В противном случае Наполеон был бы побежден раньше». (Mayer К.Е., 1918: цит. по Lange-Eichbaum, Kurth, 1967, с. 335.)

«Циклотимия (циклофрения.) В нормальном состоянии – гипомани-акален. Вторичный алкоголизм как следствие конституциональной возбудимости». (Heinz, 1928, с. 11.)

«Казалось бы, совершенно невозможно сочетать маниакально-депрессивный психоз с требующей каждодневного острейшего ума деятельностью полководца. Но фельдмаршал Блюхер сочетал периоды депрессий (1808, 1814–1816, в частности, поражение при Лаоне в марте 1814 г. было связано с его депрессией) с приступами гипоманиакальной энергии, в ходе которых проявлял необыкновенную живость и способность увлекать за со-бой массы (Кацбах, Вартенбург, Ла Ротьер, Ватерлоо). Историк Дельбрюк удостоверяет временные приступы безумия полководца. Состояние глубокой депрессии у человека, чья инициатива, решительность, энергия спасли Европу от нового цикла наполеоновских войн – само по себе явление поразительное, тем более, что и в пожилом возрасте он переживал периоды подъема, во время которых он вел себя совершенно по-юношески. Однако в 1819 году в состоянии депрессии он отказался от пищи и умер». (Эфроимсоп, 1998, с. 147.)

Блюхер – хороший пример клинической картины биполярного аффективного расстройства (маниакально-депрессивного психоза). Заболевание чаще начинается в зрелом возрасте и наследуется по доминантному типу. Главные признаки – периоды депрессивного и повышенного настроения, разделенные светлыми промежутками. Интеллект при биполярном аффективном расстройстве не страдает, а нарушения мышления носят в основном «количественный» характер (оно ускоряется при маниакальном состоянии и затормаживается при депрессии), отражаясь соответствующим образом на поведении человека. Бели фазы аффективных колебаний не достигают психотической степени, то сохраняется определенным образом изменен– ная работоспособность. Так, психическое расстройство Блюхера сыграло свою «всемирно-историческую роль», поскольку его полководческие успехи напрямую были связаны или с протекающей аффективной фазой болезни, или с ремиссией.

БОБРИЩЕВ-ПУШКИН НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ (1800–1871), русский поэт;

декабрист, член Южного общества. Осужден на вечное поселение в Сибири.

«Николай Бобрищев-Пушкин – живой, гордый, легко ранимый, не выдерживает уготованных ему в Сибири испытаний: психический надлом, наметившийся еще в Петропавловской крепости, перерастает в неизлечимую душевную болезнь». (Колесникова, 1991, с. 96.)

«…В Николае Сергеевиче уже наметился некоторый психический надлом: строгая логичность и ясность доводов и умозаключений первых показаний (включая и 29 марта) сменяется витиеватостью и невнятностью изложения. Он часто теряет главную мысль, или мысль эта трудно понимаема из-за множества незначительных и ненужных подробностей. Однако не заметят этого тогда, в апреле – июне 1826 года, и жертвой монарха будут считать его с мая 1827 года, когда явно и грозно явится уже необратимое психическое расстройство и немалое беспокойство причинит Н.С. Бобрищев-Пушкин множеству людей». (Колесникова, 2002, с. 55.)

«20. 5. 1827 ген. – губ. Вост. Сибири Лавинский донес, что он находится “в помешательстве ума”; с высочайшего разрешения по собственному желанию поступил в Троицкий монастырь близ Туруханска. В 1829 по распоряжению Синода переведен в енисейский Спасский монастырь. В 1829 находился на излечении в енисейской городской больнице, после освидетельствования переведен из монастыря в дом умалишенных в Красноярск – 28. 9. 1831. В 1833 в Красноярск прибыл на поселение его брат, Павел Сергеевич, которому было разрешено держать больного на частной квартире; указом 6.12.1839 разрешено перевести обоих братьев в Тобольск, куда они и прибыли в феврале 1840, причем Николай помещен в дом умалишенных». (Нечкина, 1988, с. 24–25.)

«…До конца жизни страдал тяжелым психическим расстройством; с 1833 находился под опекой брата». (Илюшин, 1989. с. 291.)

«Сидел, нахохлившись, копной и бормотал что-то про себя, отрывисто и быстро выпуская слова. На коленях держал большой, старый дождевой зонтик, с которым никогда не расставался. На остром конце был прикреплен проволочный крест, сбивавший с толку непосвященных.

– Что это у вас, Николай Сергеевич?

Часто тот ограничивался в ответ одним сердитым бурчанием, но иногда соблаговолит и разъяснить:

– Это моя походная церковь.

Я не знаю, служил ли зонтик для обыкновенной цели. Значение его было скорее символическое, и он распускался в разных случаях жизни. В “походную церковь” Николай Сергеевич удалялся в силу духовной потребности. Будучи человеком религиозным, он иногда нуждался в уединении и, не стесняясь присутствием людей, распускал зонтик. Из-под шатра этой скинии раздавалось затем пение псалмов, и в эти минуты уже нельзя было обращаться ни с чем к Николаю Сергеевичу. Или не ответит вовсе, или не на шутку рассердится, что ввиду его, хотя и редких, буйных припадков было небезопасно». (Соломин, 2002, с. 414.)

Бросается в глаза существование большого количества лиц с психической патологией среди революционеров вообще и декабристов – в частности. И этот факт не вызывает удивления. Есть все основания полагать, что большинство наиболее активных деятелей любой революционной ситуации в силу объективной необходимости должны обладать как минимум психопатичностъю. Об этом в свое время очень образно писал А.Б. Луначарский, сравнивая человечество, с клавиатурой фортепиано: «…Здоровые эпохи… не нуждаются в психопатических выразителях… В эпохи неуравновешенные в культурном и в бытовом отношении, в эпохи распада, когда всякий нормальный человек страдает от противоречий и ищет глашатаев, которые противоречие особенно тонко чувствуют и умеют особенно экспансивно, зажигательно выразить переживания отрицательные, – в эти эпохи история ударяет своей рукой виртуоза как раз по патологическим клавишам». Поэт и декабрист в одном лице (вспомним еще Кондратия Рылеева, Федора Глинку⁴⁵ и др.) – и есть та самая патологическая клавиша.

БОГДАНОВ АЛЕКСАНДР АЛЕКСАНДРОВИЧ (псевд.; наст, имя и фам. Малиновский) (1873–1928), русский ученый, политический деятель и писатель. Член РСДРП в 1896–1909 гг., большевик, с 1905 г. член Руководства группы «Вперед». Выдвинул идею создания науки об общих принципах организации – тектоло-гии, предвосхитил некоторые положения кибернетики. С 1926 г. организатор и директор Института переливания крови.

«Благодаря фотографической памяти, позволявшей воспроизводить в мельчайших деталях тексты или произвольные ряды цифр при беглом знакомстве с ними, он, будучи учеником… очень скоро привлек внимание своими редкими способностями… В 1915 г. едет в Москву… по поводу вегетоневроза лечится в клинике профессора Е.К. Сеп-па». (Белова, 1974. с. 6, 30.)

«В то время меня уже считали “идеалистом”, проникнутым метафизическими исканиями. Для А. Богданова это было’совершенно ненормальным явлением. По первоначальной своей специальности он был психиатр… Выяснилось, что склонность к идеализму и метафизике он считает признаком начинающегося психического расстройства, и он хотел определить, как далеко это у меня зашло. Но вот что интересно. У самого Богданова впоследствии было психическое расстройство, и он даже некоторое время сидел в психиатрической лечебнице… Я не был психиатром, но сразу заметил, что у Богданова была какая-то маниакальность. Он был тихий и незлобивый помешанный, помешанный на идее». (Бердяев, 1990, с. 118–119.)

«Умер в результате эксперимента по переливанию крови, поставленному на самом себе». (Рюриков. 1962, с. 653.)

«В результате проведенного 11-го обменного переливания крови у А.А. Богданова уже через 3 часа началась тяжелая трансфузионная реакция, вызванная гемолизом, вследствие которой на 15-й день болезни при явлениях уремии наступила смерть». (Белова, 1974, с. 53.)

«И выбор тяжелый: уйти ли из жизни, / Где все оскорбляет мой взгляд, / С мечтою о дальней прекрасной отчизне, / Где братство и разум царят? / Иль жертву тоски и мучительной боли / Для жизни чужой принести…» (Богданов)

Среди талантливых и гениальных ученых психические расстройства встречаются не реже, чем среди представителей искусства. А.А. Богданов обладал весьма разносторонними (помимо научных) интересами. Увлечение революционной работой часто является своеобразными маркером психической неустойчивости. Поэтому обычный вундеркинд со временем превращается во взрослого невротика. Скорее всего, эксперименты Богданова по переливанию крови были не авантюрами с надеждой на «авось», а вполне продуманными поступками, сознательно допускающими возможность летального исхода. Подобная жертвенность должна иметь в своей основемазохистический или скрытый депрессивный компонент. Происхождение последних, в свою очередь, имеет явно психопатологические корни, что и подтверждается воспоминаниями современников.

БОДЛЕР (Baudelaire) ШАРЛЬ (1821-67), французский поэт, участник Революции 1848 г. Предшественник французского символизма. Писал классически стройные, но с эпатирующими темами и образами стихотворения.

«Всегда надо быть пьяным. В этом все, это единственная задача. Что бы не чувствовать ужасной тяжести Времени, которая сокрушает ваши плечи и пригибает вас к земле, надо опьяняться без устали.