Текст книги "Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий"

Автор книги: Александр Шувалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 98 (всего у книги 113 страниц)

«Разговор с Хлебниковым был немыслим: полное отсутствие контакта… Погруженный в себя до такой степени, что не слышал ни одного вопроса, он замечал лишь совершенно конкретное и в данную минуту существенное; на просьбу “откушать еще” или выпить чаю отвечал только кивком. Мне помнится, что, уходя, он не прощался. Несмотря на шевелящиеся губы, лицо оставалось неподвижным». (Мандельштам, 1990, с. 81.)

«В Хлебникове поражает его моральная глухота, нравственная нечувствительность. Известен, например, рассказ поэта Д. Петровского³⁹⁷ о том, как он спокойно бросил его, умирающего, в степи, а позже при встрече сказал: “Я нашел, что степь отпоет лучше, чем люди’^-. И добавил: “Сострадание, по-вашему, да и, по-моему, ненужная вещь”». (Калмыков, 1979, с. 36.)

«У Хлебникова беспримерная рассеянность, безумная рассеянность. Нет, это не рассеянность. Это нечто большее: равнодушие ко всему и ко всем… Это подлинный и полный уход человека из мира действительности в мир мысли и мечты… Хлебников всегда молчал. Многим из поэтов, видевших Хлебникова, было неизвестно, какой у него голос». (Грузинов, 1990, с. 663–664.)

«Хлебникова в глаза называли идиотом, и я видел, что он обидного, говорившегося о нем, не слышит и не воспринимает… Хлебников при этом не был “размазней”, напротив, он умел становиться очень решительным, властным, саркастичным, но проявлял эти черты всегда только в плане идеи, в аспекте творчества, а не в плане бытовом. Хлебников был единственным встреченным мною в Жизни человеком, который был абсолютно лишен бытовых реакций и бытовых проявлений. По этой причине он во многих вызывал недоумение: он был не такой, как все, следовательно – “идиот”». (Лурье, 1993. с. 276.)

К вопросу о психическом заболевании

[1919 г. Профессор В.Я. Анфимов] «…подробно описывает свое знакомство с поэтом, состоявшееся в Харьковской психиатрической больнице, куда Хлебников поступил на экспертизу для выяснения. годен он к военной службе или нет. Автор приходит к выводу, что Хлебников не страдал психозом (т. е. не был больным шизофренией, эпилепсией и пр.), побыл психопатической личностью шизоидного типа с выдающимися творческими способностями, происхождение дисгармонии в эмоционально-волевой сфере Хлебникова было обусловлено преимущественно наследственными причинами». (Буянов, 1994, с. 23.)

«Начало психического заболевания Хлебникова можно отнести к 1903 г., когда впервые был отмечен резкий характерологический сдвиг. После этого уже систематически отмечались нелепые поступки. Сформировалась инфантильная, плохо приспособленная к реальной жизни личность. Течение болез-ни носило, видимо, непрерывный характер, и в последующем Хлебников был болен постоянно… Характеристики поэта, описания его внешности, поведения, образа жизни, относящиеся к различным годам, удивительно схожи между собой. Мы практически не видим улучшения или даже просто – изменения психического состояния. Поэтому можно предположительно говорить о вяло-прогредиентном шизоф-реническом процессе, о чем свидетельствует его аутистическое мышление с символизмами, неологизмами, фантастическим бредом реформаторства: нарушения поведения, чудаковатость; волевое снижение с неадекватностью и психическим инфантилизмом». (Шувалов, 1995а, с. 69.)

Особенности творчества

«Он мял и терял свои записи, не имея ни средств, ни угла для упорядочения работы. Черновики его рукописей часто терялись, а беловиков было по нескольку вариантов. Часто из-за недостатка бумаги он на одном и том же листке записывал разно задуманные вещи… Мне привелось сблизиться с В.В Хлебниковым в 1914–1917 годах. Я был покорен прежде всего его непохожестью ни на одного человека, до сих пор мне встречавшегося» (Асеев, 1990, с. 317, 320.)

«Все творчество Велимира Хлебникова пронизано формалистическим экспериментированием над словом Фактически он и начал свою деятельность с того, что из “старых слов сделал крошево” и приступил к конструированию собственных слов и необычных словосочетаний. В 1908 г. Хлебников опубликовал свои первые “гениально-сумасшедшие” (выражение поэта М. Куз-мина) стихотворения, насыщенные неологизмами: “Крылышкуя золото-письмом / Тончайших жил, / Кузнечик в кузов пуза уложил / Прибрежных много трав и вер. / —Пинь, пинь, пинь< – тарарахнул зинзивер / – О, либедиво! / – О, озари!” (Шувалов, 1995а, с 68)

В творчестве Хлебникова болезненные расстройства психики неразрывно вплетаются в художественное произведение, создавая своеобразное литературное явление. Именно они накладывают на его труд специфическую печать и обусловливают тем самым имеющуюся поэтическую оригинальность… Мышление, измененное по шизофреническому типу, обеспечило поэту некоторый «выигрыш» в случаях поэтического словотворчества, проявляясь в редкой образности и неожиданности ассоциаций, но «такое изменение процессов восприятия влечет за собой значительный „проигрыш“ в большинстве обычных жизненных ситуаций», что и демонстрирует вся биография поэта. Именно наличие нарушений в сфере мышления позволяет считать, что перед нами не шизоидный психопат, а больной шизофренией. Хлебников так и остался плохо понятым для читателей в той степени, в какой непонятен для окружающих каждый больной шизофренией. «Логика» большинства хлебниковских стихотворений была слишком далека от общепринятой логики стихосложения и основывалась на сближении явлений, обычно не связанных друг с другом (так называемая «актуализация заднего плана», благодаря которому у него возникало аспективное новшество)… Этим и объясняется трудность понимания его стихотворений, разорванность их смысловых звеньев: «Я мечте кричу пари же, / Предлагаю чашку Шенье, / Казненному в тот страшный год в Париже,/ Когда глаза прочли: „чай, кушанье“. / Подымаясь по лестнице / К прелестнице, / Говорю: пусть теснится / Звезда в реснице». (В. Хлебников «Мария Дэзес», 1909, 1911.) Можно предположить, что наличие психического расстройства личности привнесло в творчество Велимира Хлебникова нечто новое и своеобразное, позволило ему стать оригинальнейшим русским поэтом, оставившим единственный в своем роде след в молодой советской поэзии.

ХОПКИНС (Гопкинс) (Hopkins) ДЖЕРАРД МЭНЛИ (1844–1889), английский ПОЭТ.

«Через одиннадцать лет, когда поэт принял сан священника, он сжег все написанные к тому времени сочинения… Тщедушный застенчивый человек, обремененный тяжкими обязанностями, – многие из которых он взвалил на себя добровольно, – Хопкинс периодически впадал в меланхолию, которая граничила с сумасшествием… Р. Бриджес³⁹⁸ удержался от публикации стихов своего друга, поскольку не мог сопроводить их биографическими сведениями, которые бы свидетельствовали о чудаковатости умершего». (Дональдсон, 1995, с. 329–330.)

«Хопкинс – создатель необычных ломаных ритмов (sprung rhythm), акцентного стиха; он часто пользуется эллипсами³⁹⁹, вводит неологизмы». (КЛЭ, т. 8, 1975, с. 311.)

Под религиозностью понимают не только возможность взаимного общения с Богом, но и преувеличенную, неадекватную вовлеченность человека в этот процесс, сопровождаемый определенной степенью самопожертвования. Поэтому Хопкинс перед вступлением в орден иезуитов безжалостно сжигает свои стихи, хотя даже небольшой сохранившейся их части оказывается достаточно, чтобы обеспечить ему посмертную славу реформатора английского поэтического языка. В сфере религии, которая пользуется своими понятиями и догмами, врачу всегда трудно нащупать грань между психической нормой и патологией, чему в данной энциклопедии было уже много примеров. Поэтому, чтобы говорить о наличии у Хопкинса психического расстройства, необходимо располагать более подробной информацией.

ХРУСТАЛЁВ ПЕТР АЛЕКСЕЕВИЧ (наст, имя и фам. Георгий Степанович Носарь) (1877–1918), российский политический деятель; в 1905 г. – председатель Петербургского Совета рабочих.

«…Его арестовали при въезде в Россию и по доставлении в столицу возбудили против него обвинение в побеге с поселения <…> Как только я окончательно убедился в том, что Хрусталев страдает манией преследования, пришлось большей частью ограничивать-, ся по его прошениям лишь составлением отчетов о неосновательности возбуждаемых им обвинений… Я лично доложил министру, что, по моему мнению, Хрусталева нужно лечить, а-не карать… Министр читал жалобы Хрусталева на меня и потому не мог не разделить мнения моего, что Хрусталев не в своем уме, но захотел, чтобы сперва душевная болезнь Хрусталева была установлена в порядке следственных дей-ствий… В.Л. Бурцев⁴⁰⁰, теперь редак-тор-издатель “Общего Дела”… удостой верил, что Хрусталев помешался еще в Париже… Хрусталев судом, согласно с заключением экспертов, был признан здоровым… они, – по собственным-их словам, не сочли себя вправе признать сумасшедшим видного деятеля освободительного движения… И Хрусталев только потому, что именовался прежде председателем Совета рабочих депутатов, должен был следовать на каторгу…» (Завадский, 1991. с. 9—12.)

[В 1907 г. бежал из ссылки за гранив цу] «В развертывавшейся за границей идейной борьбе… Хрусталев был совершенно не подготовлен. В нем сразу обнаружилось полное отсутствие как политической, так и нравственной устойчивости… Он сразу почувствовал себя не у дел, стал метаться из стороны в стон рону, выступил из социал-демократии… и в то же время ярко стал проявлять оборотную сторону своего авантюристического темперамента – в разных темных операциях финансового характера. Это окончательно отрезало его от политической эмиграции. Он сам потерял всякое уважение к себе, опускался все ниже и ниже и – может быть, с рассудком, наполовину помутившимся от головокружительных превратностей судьбы, – кончил воровством». (Троцкий, 1990а, с. 168.)

Диагностика психического расстройства у видного политического деятеля всегда приобретает дополнительные сложности, так как в этом случае возникает возможность вероятной симуляции. В этой связи достаточно вспомнить имена хотя бы диктатора Польши Юзефа Пилсудского, профессионального революционера в России Камо или советского наркома иностранных дел Г.В. Чичерина – все они неоднократно госпитализировались в психиатрические больницы (см. данные патографии). Но что там было (и было ли?) от болезни и что от симуляции? Во всяком случае, психиатры признавали их душевнобольными. В подобных случаях даже обильное цитирование биографических сведений не облегчает поиски истины.

ХРУЩЁВ НИКИТА СЕРГЕЕВИЧ (1894–1971), советский государственный и партийный деятель, Первый секретарь ЦК КПСС (с 1953 г.) и Председатель Совета министров СССР (с 1958 г.). Трижды Герой Социалистического Труда, Герой Советского Союза. Смещен со всех занимаемых постов (1964).

«Его отличала эйфория и дионисийская веселость. Его экспансивные порывы проявлялись во вдохновенных речах, жутких каламбурах и братаниях, резкости и моментальной потере самоконтроля… Кажется, уже тогда'⁰¹ врачи в Кремле диагностировали у него начало МДП'*⁰². До этого лишь его жена Нина Петровна знала, что часто за повышенной веселостью ее жизнерадостного мужа следовали периоды меланхолии. В таких случаях она говорила, что он утомился. Хрущев делал усилия, чтобы этого не было видно. Когда он пришел к власти, способность к критике была уже утрачена. Маниакальный юмор его не всегда был веселым. Он внезапно переходил от язвительной иронии к ярости и злобе, но и то и другое не продолжалось. То, что оставалось в промежутках, это прежде всего нервозность и экстравагантность… В коротких бредовых вспышках он задыхался от многословности, наигранной или действительной ярости. Он уже не был хозяином самого себя. У него появились бредовые представления. Затем его окружение с удивлением наблюдало, как он погружается в депрессию… К началу 1960 года Хрущев оказался… в приподнятом настроении, когда в него проникала непонятная потребность разрушать и ничего не создавать. Он спровоцировал Китай и вызвал этим глубокую ненависть Пекина… Второй серьезный провал, который указывал на ухудшение его психических расстройств, произошел в сентябре 1960 года в ООН… В 1963—64 годах он совершает много ошибок. Его мысли путаются, он повсюду видит врагов, сам становится со своей стороны преследователем. Активно и без критики вмешивается в мир литературы и искусства. Болезнь стало невозможно дальше утаивать. Врачи и психиатры сошлись на этот раз в единодушии относительно диагноза и предупредили о возможных последствиях в случаях, когда человек, страдавший МДП, позволяет себе занимать высокий пост». (Аккос, Рентчник, 1997, с. 86–88.)

«Никита Сергеевич стал жертвой не только среды, но и собственного нрава. Торопливость, скоропалительность, эмоциональность были непреодолимыми его чертами». (Лапценок, 1998, с. 271.)

УН.С. Хрущева более вероятен диагноз не маниакально-депрессивного психоза, а непсихотического биполярного расстройства в связи с сосудистым заболеванием головного мозга, развившегося у больного с циклотимически преморбидной личностью.

ХУАНА БЕЗУМНАЯ (Juana la Босса) (1479–1555), королева Кастилиис 1504 г. и Арагона с 1516 г. Мать императора Карла V (см.). В царствование душевнобольной Хуаны Безумной фактически правили регенты.

«…Помешалась после смерти своего мужа… оцепенела над его трупом в ожидании, что он еще оживет… По мнению Г. Бергенрота, изучавшего Испанские архивы и давшего специальную статью о помешательстве несчастной королевы – помешательство ее вымышлено и умышленно поддерживалось ее матерью, отцом, мужем и в конце концов ее сыном… Робертсон говорит, что еще задолго до заключения Иоанны у ней замечалась“ глубокая и молчаливая меланхолия’’… Она провела 35 лет в своем вторичном заключении. Неудивительно после этого, что ее разум слабел. В последние годы своей жизни она верила, что в нее вселился злой дух, который и не дозволял ей ни быть доброй, ни любить своих детей, ни исполнять обряды Римской церкви. Ей казалось, что она видела, как большой кот раздирал на части сердца ее отца и ее мужа. Но эти дикие видения нередко прерывались периодами спокойного и здравого суждения. Физически она дошла почти до животного состояния. Неделями и месяцами она не вставала с кровати, в которой производились все отправления ее тела, при чем постель ее ни разу не очищалась». (Айрлэнд, 1887, с. 119–112.)

«Мучаясь неукротимой ревностью, для которой Филипп давал много поводов, Иоанна после рождения (1503) второго сына Фердинанда (также будущего императора) стала обнаруживать признаки жестокого умопомешательства… Филипп Красивый умер в 1506 г., и безутешное жгучее горе погрузило Иоанну в полное мрачное безумие. О долгой ее страдальческой жизни предание рассказывает много трагического». (ЭСВ Биографии, т. 5, с. 393.)

«В бреду к ней приходила кошка и коготком медленно вынимала у нее глаза, а потом мозг. А потом приходили души отца, мужа и сына и смеялись, толкаясь. Она потеряла человеческий облик, ходила под себя, кожа и волосы ее шевелились от насекомых. Иногда к ней возвращалось сознание. Этих редких промежутков с садистским терпением ждал маркиз Дениа – и тогда он ее пытал». (Травинский, 1975, с. 47.)

«…Если даже ее помешательство было преувеличено, то во всяком случае она отличалась причудливым нравом и болезненной чувствительностью. Она была подвержена “устрашающим галлюцинациям”». (Рибо, 1884, с. 106.)

«Болезненный культ трупа своего мужа Филиппа, который она в течение многих лет держала при себе». (Bird, 1948, с. 156.)

«Точная природа ее болезни ставит историков в тупик. Некоторые утверждают, что она никогда не была сумасшедшей, а просто беззащитной жертвой жестокого обращения со стороны мужа, отца и даже сына. Другие считают, что она страдала от припадков шизофрении, но более вероятным кажется, что она была подвержена депрессии, которая, в конце концов, довела ее до хронического маниакально-депрессивного психоза. Ее помешательство повлекло неисчислимые последствия в мировой истории, так как именно оно дало возможность ее сыну Карлу⁴⁰⁵ взойти на престол и править долго». (Грин, 1997, с. 156.)

«По-видимому, страдала параноидной формой шизофрении». (Сиуtits, 1912, с. 107.)

Можно спорить о форме шизофренического процесса (параноидная? кататоническая?), но диагноз самой шизофрении вполне вероятен. За это предположение свидетельствуют и возраст начала заболевания у Иоанны (24 или 27лет; женщины страдают шизофренией раза в два чаще мужчин, и она начинается у них чаще в возрасте 25–35 лет), и длительное течение заболевания с доминированием галлюцинаторно-бредовой симптоматики. Биографы пишут об отрицательной исторической роли, которую сыграло психическое расстройство королевы.

ХУН СЮЦЮАНЬ (1814–1864), организатор и верховный руководитель Тайнинского восстания в Китае (1850–1864). С 1851 г. глава государства тайпинов.

«В молодости неудачи и разочарования так подействовали на ослабленный ум, что он заболел каталепсией. Во время таких припадков ему начали представляться разные чудные видения и слышаться голоса, призывающие его на борьбу с демонами. По выздоровлении в уме его зародилась мысль об его призвании быть реформатором и монархом Китая». (Коростовец., 1898, с. 28.)

«Под влиянием видения заявил своему отцу, что отныне все люди должны ему поклоняться и положить к его ногам свои богатства… Бред Цюаня продолжался 40 дней. В это время он, между прочим, видел человека среднихлет, который побуждал его бороться со злыми духами. При этом Цюань приходил в крайнее возбуждение, размахивал саблей и кричал “убивайте, убивайте”, а затем в полном изнеможении падал на кровать и засыпал. В другой раз он счел себя китайским императором и очень был рад, когда его в шутку признавали за такового. По окончании бреда Цюань вернулся к скромному ремеслу учителя и к новым бесплодным попыткам получить степень доктора… В 1850 г. провозгласил себя императором. Ближайших своих сторонников он сделал королями». (Ломброзо, Ллски, 1906, с. 149.)

«В последние годы жизни Хун Сю-цюань временами страдал психическим расстройством. После того как обнаружилась неизбежность близкого и полного разгрома тайпинов, покончил жизнь самоубийством, приняв яд». (Плюшечкам, 1974, с. 688.)

Биографические сведения, которыми мы располагаем, позволяют предположить нали-чиеу китайского лидера параноидной формы шизофрении с ремитирующим течением, протекавшей с галлюцинациями и бредом мани-хейства^т; периоды обострения чередовались со сравнительно ясными периодами сознания. В данном случае совмещение бредовых идей и борьбы с реальным противником (властями) могло придать его революционной деятельности дополнительную силу. Возможно, что психическое расстройство в некоторой степени помогало ему преодолевать реальные трудности борьбы с государством, которое он хотел преобразовать.

Ц

ЦВЕЙГ СТЕФАН (1881–1942), австрийский писатель, маСтер психологической новеллы. С 1934 г. в эмиграции.

[Июнь-июль 1941 г.] «Чрезмерное напряжение вызвало у писателя явное переутомление. Наступило состояние душевной депрессии, усугубившееся печальными известиями о ходе военных действий в Европе… В последние дни – усилившиеся приступы депрессии… Знакомые, с которыми писатель встречал новый, 1942 год, вспоминают: он будто отгораживался от всего, что могло бы настроить его на оптимистический лад. Обращал внимание главным образом на отрицательные моменты и реагировал на них необычайно остро. Даже мелкие события его очень волновали». (Кислинг, 1984, с. 171–172.)

«Мучимый отчаянием, страшившийся победы фашизма, он вместе с женой покончил жизнь самоубийством». (Ступель, 1972, с. 63.)

Причиной довольно редкого вида самоубийства– двойного (см. также патографии японского писателя Дадзая, немецкого драматурга Клейста) – у Стефана Цвейга, безусловно, послужила депрессия. Последняя, учитывая ее психологически понятный характер, носила во многом психогенный характер (т. н. «реактивная депрессия»). Но так как реактивные депрессии чаще всего заканчиваются благополучно, то в данном случае, вероятно, имело место сочетание (вспомним возраст писателя) двух видов депрессии: реактивной и инволюционной. Поэтому и исход такого психического расстройства оказался столь трагическим.

ЦВЕТАЕВА МАРИНА ИВАНОВНА (1892–1941), русская поэтесса и прозаик. С 1922 г. в эмиграции, в 1939 г. вернулась на родину. Покончила самоубийством.

«Не умереть хочу, а умирать».

М.И. Цветаева

Общая характеристика личности

«Четырехлетняя моя Маруся, – записывала в своем материнском дневнике Мария Александровна, – ходит вокруг меня и все складывает слова в рифмы, – может быть будет поэт?» (Павловский, 1989, с. 25.)

«Была в Марине с детства какая-то брешь в ее соотношениях с дурным и хорошим: со страстью к чему-то и в непомерной гордости она легко и пылко делала зло». (ЦветаеваА.И., 1971, с. 93.)

«Известно ли вам, что юная Марина Цветаева одно время ходила стриженная наголо, в черном чепце и черных очках? Она спасала свой молодой дух от преждевременного физического расцвета. У нее был слишком большой успех». (Леви, 1993, с. 232.)

«Одной из главных мук Марининой жизни было горькое недовольство своей наружностью: форма лица казалась ей слишком круглой, румянец – слишком ярким… и тело свое ненавидела, как и румянец». (Лосская, 1992, с. 358.)

«Она мало ела, изнуряла себя ходьбой. Стремилась придать некую аске-тичность своему облику. Стриглась особо, закрывая щеки волосами. Курила запоем, папироса стала неотъемлемым штрихом ее портрета». (Балкина, 1992. с. 13.)

«..Юные годы Марины (до ее встречи с Сергеем Эфроном), девичество ее были – печальны. Ведь именно в 17 лет она пыталась покончить с собой». (Цветаева А.И., 1979, с. 193.)

«О, дай мне умереть, покуда / Вся жизнь как книга для меня… /…дай мне смерть – в семнадцать лет!» (М.И. Цветаева. «Молитва», 1909.)

«Вот первая версия рассказа Анастасии Ивановны'''⁰⁵ о событии 1909 г.: “Это было в театре, на представлении “Орленка” Ростана. Револьвер дал осечку. После этого неудачного выстрела она приехала в Тарусу к Тьо (гувернантке Марии Александровны) и сказала: “Це удалось”». (Лосская, 1992, с. 35.)

«…Такою была эпоха: в десятые годы… постране прокатилась эпидемия самоубийств – среди молодежи… Одна из частей “Поэмы без героя” называется “1913 год” – с самоубийцею в центре сюжета… То было одиночество гения… В гимназии дерзила с такой высокомерной и оскорбительной учтивостью, что преподавателей брала оторопь. Училась плохо и равнодушно. Прошедшая в детстве иностранные пансионы, в совершенстве владевшая языками, прекрасно знавшая литературу и историю искусства, она считала себя выше гимназических премудростей… Но почти неизменным состоянием Цветаевой была тоска. Тоска и – чувство протеста: против всех… Выходя замуж, она не удосужилась поставить отца в известность, так как “не признавала формальностей брака”. Так же поступила и Анастасия. Все это было крайне не похоже на общепринятые нормы семейной жизни». (Павловский, 1989. с. 13, 16. 56–57.)

«В Марине Цветаевой было что-то трагическое от рождения… С людьми ей было страшно трудно, и с близкими, и с чужими она была как будто с другой планеты. Для нее все было не так. Она сама творила вокруг себя драмы. Из-за тяжелого характера многие от нее отворачивались». (Берберова, 1996. с. 623.) «Цветаева была плохой матерью – не только Ирине, но всем троим своим детям. Или поэтический дар, внутренняя одержимость не оставляют места для терпеливого спокойствия и уравновешенности, так необходимых в повседневном общении с детьми? Она губила своих детей и исступленной, все подавляющей любовью, стремлением создать, даже пересоздать ребенка по-сво-ему, как Алю и Мура, и равнодушием, как Ирину… Понимала ли Цветаева, что она не такая, как все? Что ее отношения с людьми цасто выходят за рамки обычных и общепринятых, что общение с нею нелегко для других? И не только любовные, но и дружеские, приятельские?.. Ей и позже приходилось страдать от своей все усиливавшейся несовместимости с окружающими». (Швейцер, 1992, с. 245–246,320—321.)

«Цветаева была изломанной от рождения, дисгармоничной, аномальной личностью: нечесанная, немытая, одетая черт знает как, погруженная в свои поэтические образы, она была не от мира сего. Неумела готовить, не могла заставить себя стирать, шить, заметать и т. д., т. е. делать то, что от природы положено делать женщине. Бесчисленные любовные письма, адресованные первым попавшимся людям вызывают тоску. Она не останавливалась ни перед лесбий-ством, ни перед другими извращениями. И именно такой никчемной, неприспособленной к жизни психопатке был дан божественный поэтический дар». (Буянов, 1995а, с. 139.)

Особенности творчества

«Интенсивность ее творчества еще более усилилась в тяжелейшее четырехлетие 1918—21 гг. когда с началом Гражданской войны муж уехал на Дон, а Цветаева осталась в Москве одна с двумя дочерьми, – лицом к лицу с голодом и всеобщей разрухой. Именно в это время она создает, помимо лирических произведений, поэмы, пьесы в стихах и те свои обстоятельнейшие дневниковые записи событий, которые позже окажутся началом ее прозы». (Кудрова, 1991. с. 6.)

«Парадоксально, но счастье отнимало у нее певческий дар… По-видимому, 1927 год, когда была создана “Поэма Воздуха”, был по разным причинам временем наитяжелейшей тоски по родине… Вот из этого-то великого горя, душившего все ее существо, и возникла одна из самых странных, одна из самых трудных и загадочных поэм Цветаевой – “Поэма Воздуха”». (Павловский, 1989, с. 330.)

«Сама она была убеждена, что беда углубляет творчество, она вообще считала несчастье необходимым компонентом творчества». (Лосская. 1992, с. 252.)

«…В двадцатых годах творчество Марины Ивановны достигло небывалого расцвета, а увлечения сменяются одно другим. И каждый раз она обрывается с горы, и каждый раз разбивается вдребезги… “Я всегда разбивалась вдребезги, и все мои стихи – те самые серебряные, сердечные дребезги…” А если бы она не разбивалась и если бы не было полетов, то, может быть, и не было б стихов…» (Белкина. 1992, с. 135.)

«Много раздумывая над соответствием творения и творца, Цветаева пришла к заключению, что биография – громоотвод поэзии: скандальность личной жизни – только очищение для поэзии». (Гарин, 1999, т. 3, с. 794.)

[Из письма от 24.11.33 г.] «Стихов я почти не пишу, и вот почему: я не могу ограничиться одним стихом – они у меня семьями, циклами, вроде воронки и даже водоворота, в который я попадаю, следовательно – и вопрос времени… А стихов моих, забывая, что я —ⁱ поэт, нигде не берут, ннкто не берет… Эмиграция делает меня прозаиком». (Цветаева М.И., 1991, с. 90.)

«Стихам моим, как драгоценным винам, / Настанет свой черед». (Цветаева М.И., 1913.)

«На основании анализа стихотворного и эпистолярного материала Цветаевой можно прийти к выводу, что влечение к смерти у нее могло явиться одним из подсознательных источников творческого процесса. Танатос пронизывает большую часть поэтического наследия Цветаевой, своеобразно окрашивая его в депрессивные тона… Влечение к смерти у Цветаевой безусловно шире нозологического определения эндогенной депрессии, ею не исчерпывается, имеет другие генетически детерминированные механизмы формирования и более обширные проявления. Хотя клинические проявления эндогенной депрессии у Цветаевой безусловно имели место. (“Самое сильное чувство во мне – тоска. Может быть иных у меня и нет". – Цветаева М.И., 1995, т. 6, с. 756.) Другие (кроме самоубийства) психологические ипостаси Таиатоса – извращения и различные способы саморазрушения – также нашли свое отражение в личности поэтессы… Во всяком случае, нельзя отрицать того, что содержание поэтического творчества Цветаевой пронизано в основном влечением к смерти. Это Не “мотив смерти” в творчестве, это явно нечто большее, и возможно, что отмеченные в данной статье стороны поэзии и жизни Цветаевой и есть проявления Танатоса». (Шувалов, 1998, с. 102–104)

«Жить (конечно, не новей / Смерти) жилам вопреки. / Для чего-нибудь да есть – / Потолочные крюки». (Цветаева М.И., 1926,)

Если обобщить приведенные патографи-ческие данные, то можно предположить у Марины Цветаевой редко встречающуюся у женщин шизоидную психопатию. Ее подтверждают следующие факты: 1) необычности в поведении с суицидальными мыслями, нарушениями влечений; 2) эмоциональная холодность в юности по отношению к отцу, а в зрелом возрасте неровное отношение к детям («плохая мать»); 3) затруднение в общении с окружающими («тяжелый характер»). Можно также предположить, что шизоидная структура личности нашла свое отражение в ее своеобразной расщепленности: любви к творчеству и нелюбви к жизни.

ЦЕЗАРЬ (Caesar) ГАЙ ЮЛИЙ (102 или 100—44 до н. э.), римский диктатор, полководец, писатель. Убит в результате заговора.

«Я предпочел бы быть первым здесь (в бедном городке), чем вторым в Риме».

Юлий Цезарь

«С детских лет Цезарь приучал себя переносить трудности и лишения, хотя не отличался Особенно крепким здоровьем, страдал желудком и головными болями, был подвержен внезапным обморокам, а в зрелом возрасте падучей… Вне всякого сомнения, женщины были слабостью Цезаря… Если верить Плинию Старшему, Цезарь обладал невероятной способностью делать сразу три дела: говорить, слушать и в то же время писать или читать. Он мог диктовать разные письма одновременно четырем, а если занимался только составлением писем, то и семи писцам». (Дуров, 1991, с. 28–29, 57, 139.)

«Здоровьем он отличался превосходным: лишь под конец жизни на него стали нападать внезапные обмороки и ночные страхи, да два раза во время занятий у него были приступы падучей… На целомудрии его единственным пятном было сожительство с Никомедом, но это был позор тяжкий и несмываемый, навлекавший на него всеобщее поношение». (Светоний, 1964, с. 20.)

«Он был вынослив, в походе всегда шел впереди войска – с непокрытой головой и в жару, и в холод, и в дождь. Цезарь умел настроить воинов краткой и удачно построенной речью, лично знал своих центурионов и лучших солдат и пользовался среди них необычайной популярностью и авторитетом». (Самозван-цева, CD Кирилл и Мефодий 2000.)

«Эпилептик и необыкновенной энергии человек, он вместе с тем страдал чрезмерным повышением половой возбудимости, выражавшимся связью с огромным числом женщин, с которыми он имел сношение. Известно, что он хотел издать закон, дозволяющий ему беспрекословно иметь сношения со всеми женщинами Рима, дабы увеличить число отпрысков великого и славного корня». (Ковалевский, 1903, с. 24.)

«На заседании сената Катон однажды охарактеризовал его как пьяницу. Возможно, что Цезарь страдал вторичной эпилепсией». (Schaefer, 1910, с. 13.)