Текст книги "Война сердец (СИ)"
Автор книги: Darina Naar
сообщить о нарушении
Текущая страница: 91 (всего у книги 99 страниц)
А у Данте ум за разум заходил от отчаянья – его попытка вызвать у Эстеллы ревность с треском провалилась. Он ожидал, что Эстелла выскажет ему неудовольствие из-за его ухаживаний за Леонелой Мендисабаль. И тогда он обнимет её, признается в любви, и она останется с ним до рассвета. Данте метался по комнате, как лев по клетке, вслушиваясь в любой звук, но Эстелла так и не пришла. Его это ошеломило. Какой же идиот! Чего он хотел этим добиться, ведь ясно как день – она любит Маурисио. На что он надеется, почему никак не поймёт, что между ними всё кончено? От бессонницы у Данте началась мигрень. В висках стучало, он не мог внятно говорить и к завтраку вышел еле живой.
Эстелла заметила, что он какой-то неадекватный, весь дёрганный, нервный и... красивый. Она невольно им залюбовалась, хотя Данте был страшно бледен, а очи его сияли, как у кошки в темноте. Эстелла уже готова была простить ему, что он угощал пирожными Леонелу Мендисабаль, так захотелось ей Данте приласкать, но Лусиано всё испортил. Сверкая улыбкой, он сообщил: сегодня утром он купил акции Национального банка, а заодно встретился с Браулио Мендисабалем, и они обсудили свадьбу Данте и Леонелы. В ответ на шокированный взгляд Данте, дедушка радостно поведал, что брак этот – дело решённое. Через три месяца состоится обручение, а сама свадьба ещё через полгода – так требуют правила приличия.
Эстелла готова была выть от ревности, отчаянья и гнева, да ещё проблем ей добавил Маурисио, заглянув в её комнату и пообещав, что ночью придёт за супружеским долгом.
– Провалитесь вы уже в ад! – в сердцах бросила Эстелла ему в лицо и залезла в шкаф, вытряхнув из него одежду.
Маурисио крутил пальцем у виска, а Эстелла, рыдая, просидела в шкафу до обеда.
Но на трапезу Данте не явился, чем вызвал общее неодобрение. Эстелла насуплено молчала и, не съев ни кусочка, ушла в оранжерею. С упорством, достойным ордена, до ужина она вытирала пыль с растений и считала количество лепестков на орхидеях. Этот предатель Данте собрался жениться. Ну и пожалуйста, хоть десять раз! Ей наплевать, у её есть дела поинтереснее, например, пересчитать камушки в аквариуме. Что может быть важнее?
А Данте был взбешён. Он не привык, чтобы кто-то совал нос в его личную жизнь, в его чувства, в его отношения с женщинами. Да пошли они все к дьяволу! Никто не заставит его жениться на какой-то дуре. И никто не запретит ему умереть от любви к Эстелле. У Данте уши закладывало от эмоций и, не зная как успокоиться, он ходил из угла в угол. Янгус, что он поселил с собой в комнате, переминалась на жердочке, шелестя крыльями и бормоча что-то на своём, на птичьем.
В знак протеста Данте не вышел к обеду, за что получил втык от Ламберто, но дал отпор, заявив, что не женится на Леонеле Мендисабаль, даже если земля посинеет.
– Но, Данте, у нас так не принято, – возразил Ламберто. – Если вы упираетесь рогом из-за Эстеллы, то это напрасно. Она никогда не будет с вами. Брак её с Маурисио Рейесом абсолютно законен, потому что венчан в церкви. Вы должны забыть о детских глупостях и жениться на Леонеле Мендисабаль. Это очень выгодный брак, лучше невесты вам не найти во всём вице-королевстве. Она красива, её легко полюбить, надо лишь приложить немного усилий. Отец уже обо всём договорился и отступать поздно, мужчины в нашей семье держат своё слово. Браки не должны заключаться по велению сердца, Данте, лишь по воле разума.
– Поэтому вы не женились на моей матери, да? – выплюнул Данте. – Видимо, вы и ваш папаша сочли, что она не достойна вашей благородной фамилии? Тогда я тоже не хочу быть достойным вашей фамилии. Отвалите от меня! Я не буду жениться на женщине, которую не люблю, будь у неё хоть голубая кровь, хоть фиолетовая!
Ламберто крыть было нечем, и он ушёл с тяжёлым сердцем, сетуя, что с Данте хлопот не оберёшься. Он не сказал отцу, что Данте не жаждет породниться с Мендисабалями – Лусиано был так доволен заключённой сделкой, что Ламберто не стал портить ему настроение, веря, что Данте одумается.
А Данте хотелось и Ламберто, и Лусиано, и всё семейство Мендисабаль, насадив на вертел, медленно поджарить на костре. Тайком оседлав Алмаза, он уехал из дворца, проигнорировав и ужин.
Отсутствие Данте разозлило герцога и маркиза. Они велели Либертад сходить за ним, но когда та сообщила, что, по словам конюха, Данте ускакал верхом, Лусиано окончательно выпрыгнул из подштанников.
– Такое неуважение к себе я наблюдаю впервые! – вопил он, вытирая пот со лба накрахмаленным платком. – Не являться за стол! Где это видано? Правила этого дома едины для всех! Они установлены ещё нашими предками и никто не смеет их нарушать! Ясное дело, он вырос среди крестьян и ему закон не писан!
Эстелла же, слушая эти возгласы, решила, что Данте уехал на свидание с Леонелой Мендисабаль. Когда он влюблён, он вытворяет глупости. А то, что он влюблён в эту девицу, уже не вызывает сомнений. Эстелла сама себя накрутила, сама себя убедила в том, что Данте на свидании с другой, и из головы её от ревности улетучилось всё здравомыслие.
Около полуночи она спустилась вниз. В доме уже было темно – прислуга, загасив огни, легла спать. Эстелла на цыпочках скользнула в кабинет, заставленный дубовой мебелью. Она хотела найти покой, а заодно спрятаться от Маурисио. Тот грозился прийти ночью, а ей совсем не до него, ведь Данте влюбился в эту Леонелу. О, он наверняка сейчас целует её в губы также, как целовал и Эстеллу. Вообразив себе эту картину, Эстелла сжала кулаки. Убить бы их обоих, чтобы знали, как издеваться над ней!
Кукушка в старинных часах прокуковала полночь, и дверь открылась. Кто-то озарил темноту свечой.
– Вот вы где, – сказал Маурисио шёпотом. – А я ищу вас по всему дому. Что вы тут делаете?
– Это не ваше дело, – огрызнулась Эстелла. Даже ночью ей нет покоя. Как же всё достало!
– Не надо грубить, дорогая, – укорил Маурисио. – Вы моя жена и должны меня слушаться. Разве я не сказал вам, чтобы вы сегодня ожидали меня? И что же? Я захожу в вашу комнату, а вас там нет. Вы совсем меня не уважаете.
Эстелла молчала, едва сдерживаясь, чтобы не влепить Маурисио затрещину. Каков гад! После всего, что он вытворял, он ещё и требует уважения. Двуличный дегенерат!
С тех пор, как Маурисио приехал в Байрес, Эстелла его к себе не подпускала – из-за присутствия Данте ей было неловко, хоть он и жил в другом крыле. Она находила кучу предлогов и отговорок, чтобы не впускать Маурисио ночью. Тот злился, грозясь её наказать, но Эстелла не сдавалась.
В пламени свечи лицо Маурисио выглядело зловеще, и Эстелла испугалась: а вдруг он опять её изнасилует.
– Чего вы хотите? – спросила она, цедя слова. – Вам нравится надо мной издеваться, да?
– О, ну что вы, дорогая! Я вас очень люблю, но я имею права требовать исполнения супружеского долга, – водрузив свечу на стол, Маурисио прижал Эстеллу к книжному шкафу. В руке его блеснул стилет.
– Вы что совсем из ума выжили? – прошипела Эстелла. – Вы не мужчина, размахиваете стилетом вместо того, чтобы меня приласкать! Вы не умеете обращаться с дамами, но требуете, чтобы вас любили. Да как вас полюбишь, если вы ведёте себя, как скотина?
– Но вы сами меня на это толкаете, – пояснил Маурисио. – Вы сводите меня с ума, Эстелла. Я вас люблю, я вас обожаю, а когда вы сопротивляетесь, как дикая кобылица, это доводит меня до бешенства, – и Маурисио не поцеловал её, нет, он вгрызся ей в губы так, что пошла кровь.
Он совсем озверел, если она не уступит, он будет бить её и насиловать. А это самое страшное.
– Хорошо, – промямлила Эстелла, дрожа от гнева и бессилия, – я буду сегодня вашей. Но с условием: вы не причините мне боль. Идёмте наверх.
– Не вам тут ставить условия, – ухмыльнулся Маурисио. – Вы меня разозлили, так что будете делать, что я велю. Я пришёл к вам в спальню, но вы предпочли укрыться тут. Значит, мы тут и останемся.
– Да вы больны! Нас же увидит кто-нибудь!
– Я так не думаю. Уже глубокая ночь и все спят. А дом большой. Если сильно не шуметь, никто и не услышит.
Одним взмахом стилета Маурисио разрезал шнуровку на платье Эстеллы. Бросил стилет в угол и запустил руки ей в корсаж. А Эстеллу настигла апатия. Пускай делает что хочет. Данте всё равно женится на Леонеле Мендисабаль и они явно сейчас предаются любовным утехам.
Маурисио отвлёкся, зажигая три больших канделябра. В комнате стало светло как днём. У Эстеллы был призрачный шанс сбежать, но она и не дёрнулась. Не лучше ли потерпеть пятнадцать минут добровольно, чем недели две залечивать синяки да ссадины? И она поддалась, когда Маурисио, сбросив папки и документы со стола, усадил на него Эстеллу. Сорвал с неё платье, прижал к себе, покрывая поцелуями её плечи и шею.
– Эстелла, не знаю говорил ли вам кто-нибудь, как вы красивы, но вы – само совершенство, вы сводите меня с ума, – шептал он ей в ухо.
Эстелла молчала, думая о Данте. Он же спал со шлюхами из борделя, целовался Мисолиной у неё на глазах, а теперь спит с Леонелой Мендисабаль. Так что и она не обязана хранить ему верность.
В этот раз Маурисио вёл себя жёстко, не церемонясь, но Эстелла ощущала только безразличие, не испытывая ни боли, ни наслаждения. Она пыталась представить, что рядом с ней Данте, но тщетно. Другие руки, другие губы, другой запах... Нет, это не Данте. Всё-таки Маурисио так себе любовник.
Ни охваченный страстью Маурисио, ни оцепеневшая Эстелла и не заметили, как бесшумно затворилась дверь.
Когда всё закончилось, Эстелла молча слезла со стола, также молча оделась и ушла к себе.
Через полчаса она уже лежала в кровати. Плакала, как девчонка, вытирая кулачками глаза. Горечь и омерзение пылали в груди. И ещё у Эстеллы онемел палец, куда было надето кольцо, скрученное из волос Данте. В порыве обиды она сняла его, бросив на комод. Палец мигом обрёл чувствительность, но душе легче не стало. Данте её больше не любит. Он любит Леонелу Мендисабаль.
Заревев в голос, Эстелла уткнулась носом в подушку. Нет никакого выхода из этой ситуации, нет и всё. Так и будет она куклой для Маурисио до конца своих дней. А для Данте она умерла, не существует, теперь у него в сердце живёт другая, эта белобрысая чучундра, дочка банкира. Рыча от злости, Эстелла замолотила кулаками по перине. Хорошо было бы умереть, умереть прямо сейчас. Ну почему, почему она не сгорела в том пожаре, как её мать или Мисолина? Так всем было бы лучше.
====== Глава 49. До чего доводит гордость ======
Прорыдав полночи и едва не разорвав на клочки подушку, Эстелла вдруг сообразила: она не выпила траву. Вот дура! Несмотря на диагноз бесплодия, Эстелла ещё боялась последствий близости с мужчинами. К счастью, у неё был запас лекарств. Вскочив с кровати, она отыскала в комоде склянку и выпила её содержимое залпом. Утром, несмотря на недомогание, Эстелла ощущала лишь облегчение. Хорошо, что вовремя вспомнила. Ей и так проблем хватает, чтобы ещё влипать в истории, она же не Мисолина.
Вспомнив о Мисолине, Эстелла брезгливо сморщилась – она презирала сестру даже теперь, когда та лежала в могиле. Зато это навело её на другую мысль. Письмо! Вчера она получила письмо из Ферре де Кастильо.
Оказалось, что оно упало за туалетный столик. Пришлось выуживать его с помощью зонта, трость которого украшали топазы. В объемном конверте с печатью города Ферре де Кастильо – ветки жакаранды, обвитой алой лентой, находилось ещё два отдельных конверта: один был от бабушки, второй от Сантаны, и оба адресованы Эстелле.
Бегло изучив писанину Берты (Эстелла ещё дулась на неё за сцену на кладбище), девушка разозлилась. Опять тоже самое! И чего бабушке неймётся? Во всех подробностях Берта описывала проделки Пепе и Нанси, доказывая Эстелле, что они забавные и она должна взять их к себе.
«Какая жалость, что семья наша распалась, – писала бабушка. – Все разъехались кто куда, а я ж так скучаю по временам, когда мы все жили в одном доме, сидели за одним столом. Но это я как-нибудь переживу, моя дорогая внучка. А волнует меня кой-чего другое: как ты там живёшь в одном доме с этими людьми? Это ж логово преступников! Один убийца, укокошил моего сына, моего дорогого Хусто, и живёт себе припеваючи. Никогда его не прощу! Второй поломал карьеру Альсидесу, чтобы отомстить ему за шантаж. Да ежели б я знала, что Бласито женится на эдакой мымре, как Роксана, я бы костьми легла, а не допустила бы этого брака. А теперь и это чудовище, новоиспечённый сынок Ламберто. Я ещё не забыла, как он поджигал церковь да убивал Луиса Парра Медина. Хоть некоторые и считают, что когда преступник выживает во время казни, это якобы сам Господь его оправдал, но я в это не верю. Этот человек – маньяк! Поэтому, Эстельита, у тебя мозги набекрень и съехали, он тебя приколдовал. Мне давно это было ясно, но теперь мне всё страшнее и страшнее за тебя. Тут на днях сеньор Альдо поведал мне одну занимательную историю: оказывается, ты приходила в его ювелирную лавку и распродавала там свои украшения, прям как цыганка. Я теперь и не знаю чего думать, дорогая. Эти люди превратили тебя в чудище, ты ж никогда такой не была. Ты продаёшь свои вещи, ты ни во что не ставишь семейные ценности и не чтишь Бога, ты ненавидишь своих племянников, тебя не расстраивает тот факт, что ты не женщина. Ох, люди, с которыми ты живёшь, все, как один преступники, еретики, колдуны, сумасшедшие, и они дурно влияют на тебя, они опасны. Я хочу, чтобы ты, Эстельита, немедленно вернулась в Ферре де Кастильо, пока бредни этих нелюдей не довели тебя до гильотины».
– Это ты бредишь, достала читать мне мораль! Я сама знаю, что мне нужно, а что нет! – выпалила Эстелла вслух и со смаком разорвала бабушкино письмо. Пусть уже все живут своей жизнью, а её оставят в покое. Надоели эти моралистки, что суют носы куда ни попадя. Либо ты живёшь так, как считают верным они, либо ты – моральный урод. Третьего не дано. И переубедить таких людей невозможно. Да и надо ли? Пусть лучше она будет моральным уродом, чем станет жить по правилам, которые ей чужды, обрекать себя на страдания. Страданий ей и так достаточно, чтобы ещё создавать их искусственно.
Письмо Сантаны выглядело куда содержательней. Она тоже страдала и жаловалась, но хотя бы не внушала Эстелле свою мораль. Да и не Санти её судить, та сама со странностями. Взяла и переключилась на Клема, но Эстелла теперь и не знала как лучше: чтобы Сантана любила девушек или мужчину, который её не достоин.
После случая в борделе, Клементе признался жандармам, что это он убил Лус. Из ревности. Лус мучила его своей нелюбовью и насмешками, и у него сдали нервы. Через три месяца состоялся суд, и Клементе приговорили к двум годам в башне.
Эстеллу взбесила мягкость наказания. Очередные двойные стандарты. Когда-то она сама чуть не угодила в башню из-за дегенерата, что едва её не изнасиловал. Ей грозило не меньше пяти лет, а то и гильотина, хотя она защищала свою жизнь и честь. А Клем хладнокровно прирезал Лус, потому что она не любила его, и отделался легко. А всё почему? Потому что Эстелла – женщина, и Лус – женщина, да ещё и проститутка, а, значит, не человек и её можно убить. Прав был дядя Ламберто, когда сказал, что все законы написаны мужчинами и для мужчин. Мужчин они оправдывают за любое ужасное преступление, а женщину, даже укравшую кусок хлеба, дабы не умереть с голоду, вешают на площади, не моргнув глазом.
Сантана с Эстеллой солидарна не была. В письме она жаловалась на суровость судей и законов, но уверила, что Клема простила и дождётся его. Два года – не такой большой срок, и, когда он выйдет из башни, они поженятся. Гаспар тоже был на её стороне. В последнее время они сдружились, и он уговорил Сантану забрать Аделу от кормилицы.
Сантана в восторг от этой идеи не пришла, но, чтобы расположить Гаспара к себе, согласилась. Недавно девчонку привезли к ней домой. Сантана сетовала, что Адела очень злая и несносная, но она займётся её воспитанием. Клем не узнает свою дочь и будет благодарен Санти за её доброту. Таков был план Сантаны по завоеванию сердца Клементе. Эстелла крутила пальцем у виска – ни один мужчина ещё не влюбился в женщину из-за того, что она воспитывает его детей. Но Сантана наняла кучу нянек и гувернанток, которые держали Аделу на коротком поводке, наказывая её за любой промах. Сама Сантана с Аделой общий язык не находила, но старалась, ведь однажды девчонка станет её падчерицей. Сантана разрешала гувернанткам лупить Аделу хворостиной. Та вопила и огрызалась, но, в итоге, стала бояться. Гаспару эти методы виделись кощунственными, но он тактично самоустранился. Зато Клариса-Амарилис была с Сантаной солидарна. Она прямо завила, что воспитание девчонки запущено, и единственное, что может её исправить, – метод кнута. От Сантаны Клариса отвязалась, уйдя из дома де Пенья Брага и позволив Сантане стать его полновластной хозяйкой. Но Санти всё равно недолюбливала бывшую тётку – слишком долго та её запугивала «чёрным вдовством». Сантана для себя решила, что это обычная женская зависть.
Меж тем, роман Кларисы и Гаспара развивался стремительно. Сантану это крайне озадачивало. Более странной пары и представить себе нельзя. Эстелла недоумение подруги разделяла – Клариса и Гаспар не пара. Она не высказывала этого в письмах, но полагала, что, заведя роман с Гаспаром, Клариса преследует цели, не связанные с такими чувствами как любовь, страсть и им подобное.
Эстелла сунула письмо в комод, решив ответить на него позже.
Пришло время завтрака. Эстелла не горела желанием видеть кого-либо, но вариантов не оставалось. Она надела ажурное платье цвета фуксии и украсила причёску заколкой в виде веточки сакуры. Бросив на обручальное кольцо печально-обиженный взгляд, Эстелла сунула его в кулон в виде цветка монарды и спрятала в шкатулку с драгоценностями. Взгляд её на секунду упал на другую вещицу – золотой медальончик на цепочке с надписью «Мио». Она зачем-то сохранила его, и грудь сдавило от воспоминаний. Быстро захлопнув шкатулку, Эстелла выбежала из комнаты.
Когда она явилась в столовую, Ламберто, Лусиано и Маурисио уже сидели на местах. Не хватало лишь Данте.
– Доброе утро, – тихо сказала Эстелла, плюхаясь на стул. Тотчас Маурисио, хозяйским жестом схватив её за шею, поцеловал в губы. Обычно он не проявлял чувств на людях, и Эстеллу этот поступок удивил. К грубостям она уже привыкла – он вечно хватал её за горло, как гусыню. Судя по взглядам, что дедушка и дядя бросили друг на друга, поведение Маурисио им не понравилось.
– Та-ак, а где же Данте, почему его снова нет за столом? – возмутился Лусиано, когда прошло ещё минут пятнадцать.
– А он явственно божеством себя каким-то возомнил, – съязвила Либертад, раскладывая по тарелкам салат из рукколы. – Я коды сегодня пришла в его спальню, он лежал в кровати и даже разговаривать со мной не изволил, молча нос воротил да и всё.
– Нет, это немыслимо! – Лусиано поправил батистовый бант на шее. – Данте неуправляем и несносен! Мы уже три месяца пытаемся сделать из него человека. Мне казалось, мы добились каких-то результатов, но в последние дни из него опять вылез пастух. И сколько мы не стараемся наладить с ним контакт и научить его манерам, правилам хорошего тона, он хватает лишь верхушки. Он играет на публику, изображая, что всё усвоил, когда ему это выгодно, но остаётся всё тем же дикарём. Я не знаю что делать, – развёл Лусиано руками. – Иногда он кажется очень умным и интересным, но иногда я подозреваю, что либо он глуп как табуретка, либо у него что-то с головой.
– Пожалуй, я схожу наверх и узнаю в чём дело, – сказал Ламберто печально.
– Ну только не сейчас! – запротестовал Лусиано. – Не будем задерживать завтрак и терять время. У меня ещё куча дел запланирована. Сходите позже, ваше Сиятельство. Не хочет есть, пускай сидит голодный. Подавай, Либертад.
Завтрак прошёл в напряжённом молчании. Лусиано был мрачен, Ламберто задумчив, Маурисио счастлив от отсутствия Данте, а Эстелла обескуражена. А вдруг что-то случилось? Она не видела Данте уже сутки. После того, как вчера Лусиано сообщил о его свадьбе, Данте начал всех игнорировать.
У Эстеллы возникло смутное желание зайти к нему и узнать в чём дело, но она не осмелилась, продолжая лелеять свою ревность. Данте её не любит, смысл к нему цепляться? Пусть живёт своей жизнью, а она должна подумать о своей. Нельзя страдать годами, надо что-то делать.
Когда, окончив завтрак, Ламберто явился в комнату Данте, тот лежал в постели, зарываясь носом в подушку.
– Данте, сынок, а что случилось? Почему ты уже второй день не выходишь к столу? – мягко спросил он.
Данте промолчал.
– Данте, я с тобой разговариваю! Я твой отец, в конце концов! Что за неуважение?
Прошептав что-то еле различимое, Данте накрыл голову одеялом.
– Ну это уже ни в какие ворота! – Ламберто прошёлся взад-вперёд, стуча каблуками. – Это хамство! В нашем доме есть определённые правила, они существуют уже двести лет. А ты ведёшь себя отвратительно, Данте. Ты вынуждаешь всех терять время, ожидая тебя за столом, а у нас у всех есть дела. Мы не бездельники и, в отличие от тебя, не бьём баклуши целыми днями. Не явиться к указанному времени считается неуважением ко всем, кто здесь живёт, включая прислугу. Ты и сейчас хамишь, молча отворачиваясь от меня, как будто я со стенкой общаюсь. Я не хочу с тобой ссориться, но чтобы это было в последний раз. Сегодня к обеду мы желаем тебя лицезреть за столом. И точка.
Ламберто резко захлопнул дверь, а Данте лишь плотнее укутался в одеяло. За что ему всё это? Ну почему никто ничего не понимает? Сначала они навязывают ему ненужную девицу в жёны, а теперь, когда ему и дышать больно, они ещё и орут. Все люди сволочи, все, без исключения.
Вчера Данте вместо ужина ускакал на Алмазе, пытаясь смерить гнев. Объехав полгорода, он вернулся к полуночи. Завёл Алмаза в конюшню, почистил его. Огни в доме были погашены, и Данте уже хотел подняться к себе, но услышал шум в комнате, смежной с гостиной. Данте решил, что это воры. Ну кто ещё может шарахаться по дому среди ночи? На цыпочках он подкрался ближе, повернул ручку, отворяя дверь, и от увиденного просто ошалел. Никаких чужаков там не было. Это были Маурисио и Эстелла.
Она сидела на столе, а он целовал её обнаженную грудь, шепча нечто бессвязное и полное страсти. Эстелла обвивала его руками и ногами, гладила его по спине, лохматила ему волосы...
У Данте ноги подкосились, и он едва не брякнулся у порога. Тихо закрыл дверь. Натыкаясь на мебель, кое-как добрался до лестницы и рухнул на неё. Надежды, что ещё теплились в его сердце, умерли в один миг – Эстелла счастлива с этим гадом. Он над ней издевался, бил её, а она всё равно его любит, и Данте застукал их в самый жаркий момент. Не похоже, чтобы Эстеллу кто-то принуждал или насиловал. Если судить по её лицу, ей было очень хорошо.
Данте долго лежал на лестнице. В висках стучало, а сердце трепыхалось, как мотылёк на последнем издыхании. Данте слышался эстеллин смех, хотя это был лишь плод его воображения. Надо добраться до спальни. Нельзя здесь лежать. Эти двое, что развлекаются в кабинете, не должны узнать о его присутствии. Это слишком унизительно. Он никому не позволит насмехаться над собой, тем более Маурисио Рейесу.
Почти теряя сознание, Данте зацепился руками за перила лестницы и еле-еле залез на второй этаж. Как дошёл до спальни, не помнил. Голова включалась на секунду, вспышкой, когда он натыкался на очередную стену. В итоге, вполз в комнату и упал на ковёр.
Всё тело свело судорогой, и Данте не мог пошевелиться. Он не плакал и не кричал – превратился в мумию и только глазами хлопал. Пролежал на полу до утра. Когда в окна ударило солнце, Данте сообразил, что дверь не заперта. Если кто-то увидит его, придётся что-то объяснять.
С неимоверными усилиями он заполз на кровать и закутался в одеяло, и вовремя – через минут десять явилась Либертад узнать, будет ли он завтракать. Данте прикинулся, что спит, но его била нервная дрожь, и этот номер не удался. Либертад несла чушь, но Данте упорно молчал – он просто не мог говорить. В конце концов, она ушла. Данте пытался забыть об увиденном в кабинете, вызвать в памяти что-то другое, что-то хорошее, но это не помогало.
Ещё часа через полтора нагрянул Ламберто. Данте трясло, но он всё сделал, чтобы отец этого не заметил. Ламберто был взбешён поведением сына и не углядел, что тому плохо. Но упрямство и гордость в Данте пересилили даже боль. Он вцепился ногтями в подушку, мысленно посылая всех людей катиться в ад. Не будет он никому подчиняться. Не будет!
Янгус с утра где-то летала, но после ухода Ламберто вернулась. Принесла в клюве полудохлого суслика. Полакомилась им и затем увидела, что хозяин её ещё лежит в кровати. Села на него, размахивая крыльями и вереща, но Данте только нервно вздрагивал. Янгус прижалась к нему тёплыми перышками, распушив их до предела. И, о чудо! – их кончики осветились золотом. Данте ощутил в теле вибрацию, кровь потекла по жилам быстрее, и судорога начала ослабевать. Он смог пошевелиться и даже сесть. Окружающее пространство стало четче и предметы обрели фокус, но говорить Данте так и не мог – не было голоса. Янгус бегала по полу, булькая и тряся перьями. И по лицу Данте потекли слёзы. Уткнувшись носом в колени, он плакал и плакал, изливая своё отчаянье. Как ему жить дальше? Он дышать не может без Эстеллы, а она забыла о нём, нашла счастье в объятиях другого. Ночные похождения Эстеллы и Маурисио стояли у Данте перед глазами, и он готов был лезть на стену. Это уже и не ревность – какая-то животная боль. Обручальное кольцо признаков жизни не подавало. Видимо, умерло окончательно. Магия любви рассеялась как дым. Нет у него больше Эстеллы.
Данте не хотел идти вниз, но в дело опять вмешалась гордость. Нет, ни Маурисио, ни Эстелла не будут упиваться победой над ним. Он покажет, что ему на них плевать.
На ногах Данте стоял с трудом, но, подавляя тошноту и дрожь, вырядился как заморский принц в шёлк и бархат и явился на обед. Все уже сидели за столом, включая Маурисио и Эстеллу. Тот ухаживал за супругой, подавая ей блюдо с креветками, а при появлении Данте театрально чмокнул её в плечо.
– Да неужели наш капризный виконт явился?! Ну надо же! С чего это вдруг вы решили снизойти до нас, а, ваша Милость? – съязвил Лусиано.
Данте промолчал. Приветственно кивнул всем, изображая надменность, и сел на стул.
Но выдержать чёртов обед было сложно, невыносимо. В груди так горело, что Данте казалось: её вот-вот разорвёт и оттуда потоком хлынет кровь. Но он сидел с прямой спиной, глядя мимо, и Эстелла ощутила новый приступ бешенства. Ясное дело, он такой заторможенный, потому что думает о Леонеле Мендисабаль, весь поглощён своей любовью. На зло Эстелла начала кокетничать с Маурисио – надеялась увидеть на лице Данте досаду, обиду, ревность. Но он был не здесь, летал где-то в своих мыслях. Он мечтает о ней! О Леонеле Мендисабаль! Эстелле хотелось топать ногами и стучать кулаками по столу от бессилия. Ну ладно, раз так, то она из принципа влюбится, должна влюбиться в Маурисио, и пусть Данте потом не жалуется. Предатель!
Данте еле дождался окончания обеда – прошло от силы минут сорок, а ему казалось, что часов двадцать как минимум. Боль оглушила его, но из упрямства он продолжал высокомерно сидеть напротив Эстеллы. За что ему такие муки? Это хуже любой физической пытки. Зато гаденькая улыбочка Маурисио сменилась на недоуменную, и чувство злого удовлетворения, превосходства от того, что этот мерзкий человек не может упиваться его страданиями, было единственным, что удерживало Данте от обморока.
Эстелла вышла из-за стола первая, Маурисио – следом за ней. Данте ушёл сразу после них, гордо споткнувшись о ковёр и чуть не сломав себе ногу. Дойдя до спальни, он запер дверь на ключ и без сил сполз по стеночке.
– По-моему Данте не в себе, – сказал Ламберто, с тревогой глядя ему вслед. – Он меня пугает.
– Почему? – удивился Лусиано. Запутавшийся в своих правилах, титулах и волнениях о безупречной репутации, он не замечал очевидного.
– А вам не кажется, отец, что Данте очень похож на дедушку Ландольфо? – Ламберто отложил журнал, который читал уже минут двадцать. – Я сужу по портрету, внешнее сходство изумляет. Но я же никогда не видел дедушку, а вы видели, ваше Сиятельство. Как вы полагаете, есть у них что-то общее в характере или они схожи только внешне?
Лусиано вертел у руках лорнет.
– Ну-у я тогда был ребёнком, но я его помню. Визуально они и вправду похожи. Когда я увидел Данте впервые, я подумал, что это дядя Ландольфо ожил, но я бы не сказал, что сходство идеальное. Дядя был аристократичнее, изящнее. У него была грация ягуара – сила и мягкость. Он был умен невероятно, знал абсолютно всё и обо всём. Он производил впечатление очень приятного человека. Он никогда не повышал голоса, при этом слуги боялись ему перечить. Он ладил с людьми, притягивал их к себе. Вокруг него всегда собиралась толпа. Дядю Ландольфо любили все, такого обаятельного человека я больше никогда в жизни не встречал. Жаль, что он так мало прожил. Что касается Данте, то он другой. Резкий, раздражается по пустякам, может хамить, орать, хлопать дверьми и трястись от злости. Он похож на дядю лицом, но не притягивает, даже отталкивает своим характером. Он очень тяжёлый, упрямый, невыносимый, несговорчивый. Он ненавидит всех, он одиночка по сути. Я не знаю, как он живёт среди людей и как собирается жить дальше. В общем, характером они как вода и пламя. А почему вы спрашиваете, маркиз?
– Меня пугает эта схожесть, – честно признался Ламберто. – Данте очень нервный, болезненно нервный. Я боюсь, что он закончит как дедушка. Ведь тот сошёл с ума, а безумие передаётся по наследству. Данте иногда ведёт себя неадекватно. Отец, как вы думаете, дедушка не мог наградить его своей болезнью?
– Хм... это сложный вопрос, Ламберто, но в чём-то вы правы. Данте действительно странный. Но он такой всегда и это его сущность. Дядя же бывал странным лишь во время приступов, но в нормальном состоянии он был душой этого дома. Думаю, прежде чем делать выводы, нам надо за Данте понаблюдать. Возможно, мы зря паникуем.
Ламберто кивнул, в душе оставаясь при мнении, что Данте не помешало бы показать специалисту по заболеваниям головы.
Следующие дни Эстелла истратила на попытки распалить в себе страсть к Маурисио, увы, тщетные. Она надевала экстравагантные платья, стреляла в него глазами, приходила к нему в спальню ночью, заставляя себя увидеть в нём замечательного любовника. Маурисио это льстило, но Эстелла чувствовала себя отвратительно. Это напоминало охоту кошки за мышкой, только Эстелла не знала, кто из них был кошкой, а кто мышкой.
