Текст книги "Война сердец (СИ)"

Автор книги: Darina Naar

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 99 страниц)

Данте выскочил из «Фламинго» как ошпаренный. Буквально трясясь от ярости, он оседлал Алмаза и поскакал прочь. – Эй, ты куда прёшь? – крикнул ему вслед бородатый мужчина, когда Данте чуть не сшиб того на мостовой. Юноша даже не оглянулся. Глаза застилал гнев, с кончиков волос сыпались искры, но Данте не обращал внимания. Клементе смешал ему все карты. Подумать только, влюбился в проститутку! И не понимает, не понимает, что он, Данте, хочет увидеть Эстеллу. Эгоистичный маленький мальчик этот Клементе! Данте остановился, когда достиг моста. Он проклинал весь вчерашний день, хотя сам был во всём виноват. Не стояло говорить Клементе, что он едет в город. Данте слегка мутило после бурных вечера и ночи; он облокотился о перила и некоторое время вглядывался в горизонт.

Раздался шорох. В кожу юноши впились острые когти, мягкие перья коснулись щеки. Данте повернул голову. На плече сидела Янгус, глядя на него круглыми бусинками глаз.

– Янгус? – у Данте рот открылся. – Ты что тут делаешь? Откуда ты взялась? Я же оставил тебя в «Лас Бестиас»! Птица, ласково побулькав, подставила голову, требуя, чтобы её почесали. Данте провёл пальцем по пушистому хохолку. Янгус блаженно закатила глаза. Данте усмехнулся, узнав в повадках птицы свои собственные. Когда ему взъерошивают волосы, он ведёт себя также. Правду говорят: животное – копия своего хозяина. Ярость и досада мало-помалу отступали. Надо собраться с мыслями, выкинуть из головы бордель и Клементе и придумать как же встретиться с Эстеллой. Идея залезть к ней через балкон, ещё вчера казавшаяся здравой, сегодня уже не выглядела так блестяще. Это верх идиотизма! Эстелла обиделась на него, а если он ещё и залезет к ней в окно, она испугается. Янгус, тряся крыльями, что-то протрещала. Ну точно! Он отправит Янгус с запиской. Уж птицу Эстелла не прогонит! Спустя пять минут Янгус взмыла под облака, унеся в клюве кусочек пергамента – надежды и мечты влюблённого сердца.

====== Глава 9. Последняя капля ======

Два дня спустя, в честь возвращения Эстеллы, Либертад накрыла праздничный ужин. Лупита (повариха) превзошла саму себя, и теперь на столе красовались: гигантское сооружение из морепродуктов, асадо [1], бисквиты с фруктами, огромный тарт [2] и вино.

Арсиеро провозгласил тост и, не скрывая радости, обнял Эстеллу, приподняв её за талию. Берта аж прослезилась, слушая рассказы внучки о Буэнос-Айресе, и без конца промокала глаза кружевным платочком. Дядя Эстебан нервничал, хотя Хорхелины дома не было (следуя моде, она укатила в Палестину на Мёртвое море, в надежде омолодиться в его водах). Даже Роксана вела себя благосклонно: улыбалась дочери и не сделала ей ни одного замечания. И лишь Мисолина сидела с надутым видом. Оказалось, жизнь в особняке не изменилась ни на йоту: те же разговоры, те же люди, те же нудные правила и ритуалы, что и пять лет назад. После ужина, по традиции, все перешли в гостиную. Урсула подавала чай. Арсиеро и Эстебан обсуждали последние политические события: – Не могу поверить, что Национальный Конвент решился на такое! – Эстебан, элегантно закинув ногу на ногу, курил сигару. – Отменить рабство, представьте себе. Это уму непостижимо! – Если закон об отмене рабства примут в Париже [3], не далёк тот день, когда отголоски этого прокатятся по всей Европе и Америке, – отозвался Арсиеро, морща лоб. – И если эта волна доберётся до нас, даже и представить страшно что произойдёт. Остаться без рабов... Кто же будет нам прислуживать? Кто будет работать на плантациях? Неужели мы должны будем сами себе готовить или убирать в доме? Или нанимать работников за плату. Вздор какой! Даже латифундисты этого не делают, их батраки работают за собственные долги и еду. А мы будем страдать без прислуги, потому что кому-то приспичило уравнять их в правах с нами! – Уверена, дорогой, этого не произойдёт, – вмешалась Роксана. – Вся чернь останется там, где ей положено быть – в помойной яме. Сами подумайте, как можно уравнять их в правах? Кто мы, а кто они? Фи-и... Да на что они годны, кроме мытья полов и сбора урожая? Ах, этого не может произойти! Ни один человек в здравом уме не примет подобный закон. Боже мой, хватит! Больше не могу слушать этот бред! Роксана яростно листала журнал мод. Мисолина укрылась в дальнем кресле, вооружившись иголкой и вышивкой. К вышиванию у неё не было никакой склонности, но она убеждала всех, что это её любимое занятие. Последним писком моды среди девушек и дам считалось ничегонеделание целыми днями, и Мисолина в этом преуспела, как никто. Бабушка Берта зато вновь удивила Эстеллу своей неугомонностью. Похоронив Гортензию, она не стала заводить ещё животных, найдя себя в выращивании кактусов. Теперь кактусы: большие и маленькие; круглые и плоские; растопыренные и бесформенные; напоминающие огромные свечи и совсем крошечные; с длинными иголками и полностью гладкие, Берта расставила по всему дому. Нельзя было войти в какую-либо комнату, не напоровшись на одно из бабушкиных растений. Берта даже в спальню Эстеллы втиснула кактус – с ярко-малиновыми цветами и стеблями, похожими на верёвки. Эстелла кактусы не любила, но дабы порадовать бабушку, водрузила её подарок на окно. Теперь, вместо того, чтобы пить чай, Берта ходила по гостиной, поливая и удобряя свои кактусы. Делала она это исключительно сама, не доверяя заботу о них ни Урсуле, ни Либертад. Роксана смотрела на это новое безумство Берты скептически, за глаза обзывая её «маразматичкой». Эстелла же сочла, что бабушке просто некуда девать свою энергию. Последней у Берты было хоть отбавляй. Раньше всё её внимание забирала Гортензия, а теперь – кактусы. Эстелла читала любовный роман, но переживания главной героини напомнили ей о собственных. И о Данте. Скорее бы этот длинный день закончился! Мисолина, корчась от боли в исколотых иголкой пальцах, упорно вышивала носовой платок, бросая на Эстеллу пронизывающие взгляды, точно хотела по лицу определить её мысли.

Эстелла, в конце концов, заметив столь повышенное внимание к своей персоне, показала сестре язык. Но её удивляло, что Мисолина никому не рассказала об их драке. Это насторожило Эстеллу, ведь сестрица всю жизнь ябедничала; подлость и стукачество в ней заложены с колыбели.

Два часа спустя, Эстелла, лежа в постели, заснуть не могла – вращалась и вращалась, будто под простынь ей насыпали фасоль. Чувства к Данте оказались слишком, слишком глубоки. Какая-то неведомая сила затягивала её в омут, и этим омутом были его глаза. Сапфировые, сияющие, по-кошачьи хищные. Неужели она влюбилась? Но ведь она мечтала об этом! Это и есть та любовь, о которой она грезила во сне и наяву. Так вот, что чувствуют, когда влюбляются: блаженство, и страх, и счастье – всё одновременно! Часы пробили пять утра, а Эстелла так и не сомкнула глаз. Сидя на постели, кутаясь в длинную ночную рубашку, она обнимала себя за ноги и улыбалась темноте. Она влюблена! Влюблена в Данте! И почему же она раньше не поняла, что он предначертан ей судьбой? Ждала, воображала, мечтала, а ведь она давно его встретила, своего принца из сказки. Он жил в её сердце с момента, когда она увидела его рисующим узоры на воде. Данте... Её Данте... Протянув руку, Эстелла нащупала графин на туалетном столике – хотела налить воды, но графин был пуст. Делать нечего, придётся идти вниз. Девушка обулась, взяла свечу и вышла в коридор. Держась за перила, спустилась по лестнице, добралась до кухни и застыла на пороге. Нет, там не было приведений, но Эстелла не ожидала в четыре утра стать свидетельницей такой сцены. Дядя Эстебан, усадив Либертад на стол, жадно целовал её в губы. Та обвивала руками его за шею. Поглощённые поцелуями, Эстеллу они не заметили. А девушка не знала что делать: убежав, притвориться, что ничего не видела, или войти и спугнуть парочку. В конце концов, она хочет пить! Эстелла молча смотрела на любовников. Она никогда не видела поцелуи в живую, только читала о них в книгах. Тот раз, когда её поцеловал Аарон, не в счёт. Эстелла хотела забыть о своём неудачном первом опыте. Но, может, ей было неприятно, потому что она не любила Аарона? А если бы любила? А если бы её поцеловал Данте, вот так, в губы? Что бы она почувствовала? Разум затруднялся ответить, но сердце и воображение уверяли: она бы испытала нечто невероятное. От таких мыслей щёки Эстеллы залились румянцем. Решив всё-таки обнаружить своё присутствие, она кашлянула. Либертад и Эстебан вздрогнули, мгновенно отпрянув друг от друга. На их лицах читался испуг. – Ах, сеньорита Эстелла, это вы! Вы нас напугали, – Либертад перевела дух. – Я хочу пить, не обращайте на меня внимания, – Войдя в кухню, Эстелла зачерпнула графином воду из бочонка. – Ну вот и всё, я ухожу. – Но ведь вы никому не скажете чего тута видели, правда? – с надеждой спросила Либертад. – О чём ты, Либертад? Я ничего не видела. Я ужасно хочу спать, и у меня слипаются глаза. Хихикая себе под нос, Эстелла вернулась в комнату, выпила прохладной воды и уселась на кровать, прижимая к себе подушечку, наполненную лебяжьим пухом. Ясно одно: она влюблена в Данте, как Либертад влюблена в дядю Эстебана. И это здорово! Да и в её случае всё намного проще: у Данте нет ни жены, ни невесты. Громкий стук вывел Эстеллу из оцепенения. Вскочив, она подбежала к окну. Распахнула его. В комнату смерчевым вихрем ворвалась чёрно-алая птица. Янгус – птица Данте! Откуда она здесь? Сделав круг по комнате и бросив Эстелле записку, Янгус села на туалетный столик, сбив крыльями несколько пудрениц и скляночек с духами. Эстелла, развернув записку, посветила на неё свечой и прочла: «Эсте, я знаю, что ты сердишься, но, пожалуйста, прости меня. Давай встретимся и поговорим. Напиши ответ и отправь его с Янгус. Данте». Встретиться? Он просит о свидании. Так сразу? Ведь всего два дня прошло. Хочет ли она его увидеть? Конечно хочет! Но... Эстелла мысленно вообразила их встречу с Данте. Что она скажет, когда он спросит, почему она сбежала? У неё нет ответа на этот вопрос.

Увидеться с ним сейчас, именно сейчас, когда она осознала, что влюблена в него... Нет, нет, она же умрёт со стыда! Она ни за что не признается ему в любви первая. А если Данте её не любит, считает просто подругой? Нет, она не станет вешаться к нему на шею!

Янгус, сливаясь с темнотой, пощёлкивала клювом. Эстелла взяла перо и чернила и вывела на обратной стороне записки Данте: «Я не приду». Отдав пергамент птице, она выпустила её в окно. Надо собраться с мыслями, пока она не натворила глупостей. Нельзя встречаться с Данте на эмоциях, нельзя!

Злость и досада, горящие в сердце Данте, испарились, как только он получил ответ от Эстеллы. На смену им пришло отчаяние. Ну почему? Почему она не хочет его видеть? Ведь он извинился в записке, а Эстелла ответила так сухо, будто они чужие друг другу. Остаток ночи Данте бродил по берегу. Итак, наступил понедельник, а поездка в город, на которую он так рассчитывал, не принесла результатов. Всё ещё больше запуталось. Эстелла не хочет с ним встречаться, ну и пожалуйста. Он как-нибудь это переживёт. Не нужна ему любовь! Влюблённый человек одержим, не способен здраво мыслить. К чёрту любовь! Он вернётся в «Лас Бестиас» и забудет Эстеллу. Как только на небосводе появились признаки рассвета, Данте оседлал Алмаза и пустился в путь. Янгус летала рядом; то пикировала к самым облакам, то опускалась так низко, что цепляла когтями за кусты.

До конца ночи Эстелла не сомкнула глаз, размышляя, правильно ли она сделала, ответив отказом на попытку примирения Данте, да ещё в такой категоричной форме. Но если бы она пошла на свидание, она бы не сдержалась: повисла бы у Данте на шее и призналась в любви, как на духу. Но она всё-таки воспитанная сеньорита, аристократка, и не может вести себя, как плебейка. Даже Либертад не сразу закрутила с дядей Эстебаном. Их история продолжается уже много лет, а в активную фазу вступила лишь недавно. Эстелла знала об этом из писем бабушки. Либертад Берте нравилась, несмотря на её тёмный цвет кожи. Но она была не столько за Либертад, сколько против Хорхелины, которая, по её мнению, испортила жизнь Эстебану, сделав из него подкаблучника. Маленькой Эстелла не понимала, почему же дядя не бросит Хорхелину и не женится на Либертад, но повзрослев многое поняла. Развод исключён – церковь и общество не одобрят. Единственный способ избавиться от Хорхелины – овдоветь. Тогда Эстебан будет вправе развлекаться, с кем угодно: со служанкой, с проституткой, хоть с кикиморой – вдовца-мужчину за это не осудят. Если, конечно, он во всеуслышание не объявит женщину с низким происхождением своей женой. Но зачем же дядя женился на Хорхелине? Уж точно не по любви. А раз так, то и жаловаться ему грех, он сам виноват. Эстелла не могла больше лежать в кровати и спустилась вниз. Поутру в доме царило воистину сонное болото. Роксаны и Мисолины не было – они никогда не вставали рано, нежась в кроватях или прихорашиваясь в будуарах [4] до последнего, и являлись непосредственно к завтраку, а Арсиеро, сидя в кабинете, занимался бесконечными документами. Первым, кого Эстелла встретила в гостиной, был дядя Эстебан. Вид его, странно взъерошенный, девушку озадачил. Дядя всегда тщательно за собой следил, но сегодня он застегнул жилет не на те пуговицы и надел на ноги разные ботинки. Дядя Эстебан пил виски, шальным взглядом осматривая округу. – Доброе утро, дядя, – Эстелла сдержала смешок. Наверняка, после того, как она вчера ушла с кухни, у поцелуев было и продолжение. – А? Что? Ах, Эстелла, доброе утро. Что-то вы рано сегодня... – выдавил Эстебан растерянно. – Да, не спалось. – Ммм... Разговор явно не клеился и Эстелла решила оставить дядю в покое. Она отправилась в кухню и уже издали услышала голос Берты, вопящей на всё правое крыло дома: – Лупита, чего ж ты тупая-то такая? Прежде, чем резать листья кактуса, надо было вытащить из них иголки!

– П-простите, м-м-мадам, ну я же н-не з-з-знала! Я н-н-никогда н-не готовила ка-кактусы, – заикался в ответ гнусавый голосок.

– Балда, вот ты кто! Это, между прочим, вкуснятина! – Здравствуйте, бабушка, – поприветствовала Эстелла. – О, здравствуй дорогая! Чего-то ты рано сегодня. – Так вышло. Наверное, это всё из-за впечатлений. Я же вернулась домой. А что вы делаете, бабушка? – Вот, учу Лупиту готовить Нопалес Рейенос [5]. Это мексиканское блюдо, вкуснейшее! – Д-да, – заныла Лупита – пухленькая негритянка в белом фартуке. – Из к-кактуса к-колючего. У не-него иг-голки дли-длиннее м-моих п-пальцев. Я в-вся ис-исцарапалась. М-могли б-бы взять к-кактус, у к-которого н-нет к-колючек. – Не умничай! – оборвала Берта. – Не все кактусы съедобны. А опунция [6] ещё и вкусная. Прежде, чем резать кактус, надо было вытащить иголки, ты сама виновата! – Бабушка, а зачем кактусы? Может Лупита всё же приготовит завтрак? – вмешалась Эстелла. – А то он не за горами. – Так она и готовит завтрак. – О, если мама узнает, что на столе блюдо из кактусов, она будет кричать, что её хотели отравить, – Эстелла хихикнула. – Даже и не поймёт. А то и язык проглотит! – Берта наморщила нос. – Блюдо – пальчики оближешь! Кстати, дорогая, я бы хотела с собой поговорить. – Вот как? – Эстелла напряглась. А вдруг бабушка что-то знает про Данте? Хотя откуда? Только если она ночью видела птицу... – О чём же, бабушка? – О Мисолине. – О Мисолине? – Да, давай-ка присядем. А ты, – Берта обернулась к Лупите. – Извлеки колючки, помой листья и нарежь тонкими пластинками. – Д-да, м-мадам. Эстелла уселась на стул. Берта, кряхтя, примостилась напротив. – Так что там с Мисолиной, бабушка? Если честно, мне не хочется о ней говорить. – Мне не нравятся ваши отношения с сестрой. Почему вы вечно ссоритесь, дорогая? Дерётесь, оскорбляете друг друга. Почему ты, к примеру, её вчера побила? – Потому что она заслужила. Она наговорила мне гадостей! – Но Мисолина утверждает, что это ты виновата. – О, да, конечно! – Эстелла закатила глаза. – А когда я не была виновата? Она меня ненавидит. Она мне завидует, а я защищаюсь. Или, по-вашему, я должна терпеть оскорбления? Мисолине кажется, что меня любят больше, чем её. И она бесится, хотя это неправда. Мама никогда на неё не кричит и всегда ставила и ставит её мне в пример. Мама меня любит меньше, чем Мисолину, но Мисолине всё мало. Она больная. У неё паранойя. – Зачем же так говорить о сестре, дорогая? – укоризненно сказала Берта. – Да, Мисолина капризна, но она не плохая. Ты преувеличиваешь, Эстелла. Просто Мисолина утончённая натура, вы разные, поэтому не находите общий язык. – Вы тоже считаете, бабушка, что она вся такая утончённая, а я хабалка, да? – Конечно, нет! – Я тоже умею вести себя в обществе, но, в отличие от Мисолины, я не нападаю с оскорблениями, когда никто не слышит. И на людях не прикидываюсь ангелочком. Двуличная крыса, вот кто она! – выплюнула Эстелла. – Вот видишь, чего ты делаешь, Эстеллита. И это вместо того, чтоб с сестрой поговорить, наладить с ней отношения... – Наладить отношения? – кипя от ярости, Эстелла вскочила на ноги. – Поговорить? С ней нельзя разговаривать! Это невозможно, бабушка! У неё, что не слово, то яд. Я не собираюсь с ней налаживать отношения! Самое лучшее, что можно сделать, – держаться от неё подальше. Я думала вы хотите сказать мне что-то важное, бабушка. Про Мисолину я разговаривать не хочу. Она меня раздражает! Она меня достала! Терпеть её не могу! Подхватив юбку, Эстелла выбежала из кухни. Берта проводила её взглядом, потом переключилась на Лупиту. – Ну, чего ты застыла? – Я в-всё с-сделала, м-мадам. – Тогда клади листья кактуса в бульон и вари их! Занимайся делом, хватит шпионить!

Данте скакал во весь опор и загнал беднягу Алмаза так, что с того пот катился градом, когда они добрались до «Лас Бестиас». Окна и двери в доме были распахнуты настежь, шкуры с верёвок убраны, а всегда бегающие по двору куры, утки, гуси и индюшки заперты в курятнике. На бревне сидел Клементе и лопал плод маракуйи, выплёвывая косточки себе под ноги. Он взглянул на Данте исподлобья, не произнеся ни слова. Данте, так же молча, бросил не менее дружелюбный взгляд, снял с Алмаза седло и принялся обливать его водой, черпая её ковшом из стоящей рядом бочки.

– Зря ты возишься с лошадью, – подал голос Клем. – Лучше б шёл сам мыться да переодеваться. – Почему это? – К тебе сегодня невеста пожалует. – Чего? – от неожиданности Данте вместо Алмаза вылил воду на себя. – Родители пригласили в гости Пию Лозану и её отца. – А я тут причём? – Хотят тебя свести с ней. Сам не знаешь что ль? – ЧЕГО? – Данте остервенело шмякнул ковшик в бочку, разбрызгав воду. – Кто их просил? Что за цирк? Клем пожал плечами. – Можно подумать, ты впервые слышишь, что мама хочет вас сосватать. – Но я этого не хочу! Не хочу!!! Чёрта-с два! Если бы я знал, я бы сюда сегодня не вернулся! Лучше б остался спать на улице!!! – Данте был вне себя. В ярости он пнул каблуком рядом стоящее корыто. Оно отлетело в сторону. – Чего ты бесишься? Успокойся, – примирительно сказал Клементе. – Криками всё равно ничего не исправить. – Я НЕ ХОЧУ!!! – заорал Данте во всё горло. Клементе едва успел заткнуть уши. – НЕ ХОЧУ ЖЕНИТЬСЯ НА ПИИ ЛОЗАНО И НИКТО МЕНЯ НЕ ЗАСТАВИТ!!! Я НЕ ВЕЩЬ!!! Я НЕ ПОЗВОЛЮ СОБОЙ РАСПОРЯЖАТЬСЯ!!! И Я НЕ БАРАН, ЧТОБЫ ЗА МЕНЯ РЕШАЛИ ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ!!! Данте больше собой не владел: с кончиков волос сыпались искры, а пальцы дымились. Клементе, увидев это, подошёл к нему и обнял за плечи. – Успокойся, – внушал он. – Успокойся, кому говорю! Если родители увидят твои волшебные штучки, у них будет шок. Тебя ж не заставляют прямо сейчас идти к алтарю. Они всего лишь придут знакомиться. Не понравится, никто не заставит тебя жениться. У Данте аж слёзы на глазах выступили от обиды. Разумом он понимал, что Клементе прав – ничего не случится, если он познакомится с этой Пией, но вероломство Каролины и Гаспара убивало его наповал. Как так можно? Втихаря, у него за спиной, сводить его с девицей, которая ему сто лет не нужна. Ну что за люди? Пытаясь совладать с эмоциями, Данте зачерпнул воду из бочки и вылил ковшик себе на голову. – Значит, ужин? Ладно, – прошипел он хрипло. – Я им устрою! Я сделаю так, что эта Пия Лозано сама отсюда сбежит! Он развернулся и, гремя шпорами, вошёл в дом. Янгус полетела следом. Комментарий к Глава 9. Последняя капля –

[1] Асадо – популярное блюдо из жареного мяса, распространённое в Аргентине, Боливии, Чили, Колумбии, Эквадоре, Парагвае, Перу, Уругвае и Венесуэле.

[2] Тарт – открытый пирог из песочного теста, замешиваемого без соли или сахара. Начинкой для тартов служат овощи, мясо, рыба, заливаемые сливочно-яичной массой.

[3] Национальный Конвент – законодательный орган во время Великой французской революции 1792—1795. 4 февраля 1794 года во Франции был принят закон об отмене рабства на территории всех французских колоний.

[4] Будуар – комната, принадлежащая женщине, гардероб или спальня.

[5] Нопалес Рейенос – мексиканское блюдо из листьев кактуса, нечто вроде голубцов.

[6] Опунция – съедобный кактус, один из самых крупных, с сочной мякотью и очень крупными колючками.

====== Глава 10. Пия Лозано ======

Данте лежал клубком на кровати, вновь ощущая себя мальчиком, которого все обижают. Этот дурацкий ужин стал последней каплей и выбил его из колеи, попросту доконал. Сейчас ему хотелось одного – завыть. Ну что они привязались? Не нужна ему эта девица! Никто, никто не нужен, кроме Эстеллы. А Эстелла видеть его не хочет.

Данте долбанул кулаком в стену. Янгус слетела с насеста и теперь гуляла по нему, прорывая когтями ткань его рубашки и громко хлопая крыльями. Когда юноша перевернулся на спину, птица устроилась у него на животе. Данте погладил её по грудке. Всегда Янгус приходит к нему на помощь. Самая верная его птица. Янгус никогда не предаст его, в отличие от людей. Даже Гаспар и Каролина, которых он любил и расположение которых боялся потерять, поступают с ним подло. Втюхивают ему ненужную невесту. Что же делать? Что? И тут Данте осенило. По посёлку ходили слухи, будто Пия Лозано положила на него глаз, но мало ли что говорят. Лично они не знакомы и такую влюблённость легко победить – надо, чтобы девица в нём разочаровалась. А вдруг она обратит внимание на Клементе? Было бы здорово! Эта новая идея захватила Данте так, что он позабыл об Эстелле. И как он раньше не додумался? А что, Пия – девчонка скромная, симпатичная, а Клементе надо отвлечь от шлюхи из «Фламинго». Он убьёт двух птиц одним выстрелом – избавится от потенциальной невесты и образумит Клементе. Наверняка Клем увлекся Лус, потому что не встречал нормальных женщин. Но вдруг он влюбится в Пию? И вот наступил вечер. Стол уже был накрыт, а Каролина с Гаспаром встречали гостей у входа. Когда Данте пришёл, все сидели за столом. – Добрый вечер, – поздоровался он. Клементе, взглянув на него с опаской, удивлённо приподнял брови – на лице Данте играла улыбка. – Мы только тебя и ждём, детка, – Каролина буквально цвела, рассыпаясь в любезностях. – Знакомьтесь. Это Данте – наш младший сын. А это сеньор Анхель Лозано с дочерью Пией – наши дорогие соседи. – Приятно познакомиться, – Данте, кивнув Пии, пожал руку её отцу, аи присел рядом с Клемом, аккурат напротив гостей. Анхель Лозано – низкорослый и очень полный мужичок, одетый в белую рубаху и безразмерные штаны – показался Данте каким-то нелепым. Пия Лозано – кареглазая девица в цветастом платье и с пепельно-русыми волосами, заплетёнными в косу, – смущаясь Данте, опустила глаза в тарелку и рассматривала лежащие на ней тушёные бобы с бараниной. На вкус Данте Пия была недурна собой, но простовата. И ещё у неё были некрасивые пальцы с обкусанными ногтями. Данте, предпочитающий ухоженные женские пальчики, поморщился. Клементе вёл себя тихо и под стать Пии не произносил ни слова, уплетая поданное Каролиной блюдо. – Ох, я так рада, что вы заглянули к нам на ужин! – лезла из кожи вон Каролина.– Мы знакомы почти со всеми соседями, но с вами как-то не довелось. – Это потому что мы приехали в «Лас Бестиас» недавно, – объяснил сеньор Анхель. – Мы мало с кем общаемся, особенно дочка. Я-то, конечно, выхожу на люди, а вот Пия сиднем дома сидит. Подруг у ней нет, только вот в церковь ходит да на речку белье стирать. Очень уж скромная она у меня. – Ну что вы, сеньор Анхель, это замечательное качество! Сейчас некоторые особы ведут себя совершенно недопустимо. А Пия такая красавица и такая воспитанная, набожная, – на все лады расхваливала девицу Каролина. – О, она наверняка станет прекрасной женой и матерью! В будущем. – Да уж, в этом я не сомневаюсь, – подтвердил сеньор Лозано. – Да вот боюсь, как же она выйдет замуж-то, ежели она такая нелюдимая? Она ж дома сидит и сидит всё время. Её никто и не видит из женихов-то. – Уверена, вы ошибаетесь, – продолжила Каролина. – Скромную и такую красивую девушку грех не увидеть. Все в посёлке знают, что Пия – настоящий ангел.

– А я вот не собираюсь жениться! – вмешался Данте. – Я не создан для брака, знаете, люблю погулять, развлечься. Ой, а пойти во «Фламинго», так вообще – плёвое дело. Каждую неделю туда мотаюсь.

У сеньора Анхеля на лбу выступила испарина.

– Не при сеньорите обсуждать столь безнравственные места, – попытался он сгладить неловкость. – Да ладно, бросьте, все знают, что такое «Фламинго». Сеньор Лозано, разве ваша дочь не знает? Это бордель! Хотя да, она не знает, наверное, что такое бордель, – Данте расхохотался. – Да ладно вам, сеньор Лозано, можно подумать, вы туда ни разу не ходили. Все мужчины там бывали. Хотя нет, вру, не все. Вот мой брат Клементе ни разу не был. Он святой! Всё время меня отговаривает: не ходи туда, да не ходи, это неприлично. Представьте, он хочет жениться девственником, – Данте снова расхохотался, запрокидывая голову назад и раскачиваясь на стуле. Клементе закашлялся, подавившись бобом. Данте хлопнул его по спине. Каролина, удалилась в кухню, нарочно громко звякая посудой. – Расскажите немного о себе, – обратился к сеньору Лозано Гаспар. – Вы сказали, что приехали недавно. Откуда вы? – Приехали мы с севера, из Корриентеса [1]. Моя супруга, мать Пии, да упокоит Господь её душу, умерла от болотной лихорадки [2]. Мы с Пией не в силах были оставаться там, где всё напоминало о ней. Вот и переехали сюда – в спокойное тихое местечко. Пока отец Пии рассказывал историю своей жизни, дочь, рискнула поднять голову и теперь пялилась в красивое лицо Данте. Тут же раздалось хлопанье крыльев – на плечо к Данте взгромоздилась Янгус. Пия, вскрикнув, закрылась руками. – Да не бойтесь, это моя птица. Её Янгус зовут, она как член семьи, – Данте взял со стола грушу и сунул её Янгус в клюв. Каролина водрузила на стол огромное блюдо с жареными бычьими хвостами. – Данте, – укоризненно сказала она, – у нас гости, было б лучше, если б Янгус не сидела сегодня за столом. – Почему это? – Она может напугать наших гостей. – Да, моя дочь до смерти боится птиц, – подтвердил сеньор Лозано. – Я вообще всех животных ненавижу. Они опасные твари, – наконец, у Пии прорезался голос и это стало её роковой ошибкой, убившей в Данте минимальные проблески симпатии. Юноша грубо хмыкнул, продолжая скармливать Янгус фрукт. – Янгус останется со мной. Она мой друг. Я не буду изменять своим привычкам и гнать друзей, только потому что к нам пришли соседи, – отрезал Данте. – Кстати, не выношу людей, которые ненавидят животных. Они злые, – он сверкнул раскосыми глазами, с вызовом глянув на Пию. Кажется, та поняла, что совершила глупость, и опустила глаза. – А я боюсь собак, – сказал Анхель. – Они очень опасны. – Не опаснее, чем люди. Я бы убивал всех людей, которые ненавидят и мучают животных, – добил Данте. – Кстати, никто не хочет женевера [3]? А я хочу. Мама, – обратился он к Каролине, красной от ярости и стыда, – у нас остался женевер? Знаете, сеньор Лозано, я страшно люблю выпить. Иногда напиваюсь так, что валяюсь под столом, – Данте вошёл в азарт и ему стал нравиться тот бред, который он нёс. Интересно, через сколько минут гостёчки убегут, засверкав пятками? – А вот Клем терпеть не может спиртное, он вечно меня пилит, когда я приползаю из кабака. Жуткий зануда! Клементе разинул рот, собираясь ответить, но, получил от Данте пинок каблуком по ноге и чуть не взвыл от боли. То багровея, то зеленея, Каролина ушла в кухню. Данте встретился взглядом с Гаспаром, и тот ему подмигнул. – Представляете, сеньор Анхель, мои сыновья такие разные, – сказал Гаспар. – Клементе – серьёзный, честный, ему жениться уж пора. А Данте ещё не нагулялся, он у нас такой ветряный. Да и рано ему пока жениться, он же младшенький. Похоже, Гаспар сжалился над Данте, решив прийти ему на помощь, и на душе у Данте стало легче. Зато у Клементе отпала челюсть от вероломства отца и брата: он переводил взгляд с одного на другого, но так и не мог придумать как отомстить. Каролина поставила на стол масаморру с мёдом [4]. Руки её дрожали. «Да уж, Гаспару будет несладко после ухода гостей», – подумал Данте. Но он был уверен: супруги помирятся, как только окажутся в спальне.

Во время десерта Данте решил, что сделал достаточно, чтобы отвадить от себя невесту, и больше не осмелился гневить Каролину.

– Вы великолепная хозяйка! Всё было очень вкусно! – похвалил сеньор Анхель Каролину перед уходом. – О, мы бы хотели, чтобы вы пришли к нам ещё, – промямлила она. – Всенепременно. Каролина и Гаспар, улыбаясь, проводили гостей до калитки. Но, только за семейством Лозано закрылась дверь, всю любезность Каролины как ветром сдуло. – Ты чего натворил? – закричала она на Данте. – Ты чего себе позволяешь? Это ж была твоя невеста! После того, что ты устроил, ни один отец, будучи в здравом уме, не выдаст за тебя свою дочь! – Ну и прекрасно! Теперь-то вы от меня отстанете? – нервно поинтересовался Данте. – Я сто раз уже говорил: я не собираюсь жениться на Пии Лозано! Вы не поняли по-хорошему, поэтому я сделал по-плохому. Ещё не хватало мне жениться на животноненавистнице! Да если она или её папаша посмеют издеваться над животными, я возьму мачете и отрежу им руки. – Ты совсем спятил, да? – Каролина перекрестилась. – Безбожник! Руки он отрезáть собрался! Подумаешь, птиц она не любит! Да твоя птица весь дом загадила, сил уже нет! За что её любить-то? А ты оскорбил приличную невесту! Где ж ты теперь такую найдёшь? Ты агрессивный, потому что тебе пора жениться! – Да не будет он жениться! – вдруг вмешался Клементе. – Не хочет он жениться на этой Пии, потому что у него мозги набекрень съехали от любви к другой. – Чего-о-о? – Каролина выпучила глаза. – Данте, у тебя есть на примете другая девушка? А почему я об этом не знаю? Данте помотал головой, бросив на Клема тяжёлый взгляд и мысленно умоляя его закрыть свой рот. Но Клементе, похоже, решил ему отомстить. – Да потому что его дамочка не из нашего круга, – сообщил он. – Ох, боже мой! Неужто ты влюбился в непотребную женщину? Неужто это Табита?! – всплеснула руками Каролина. – Это не Табита! Я ни в кого не влюбился, отстаньте от меня! – выкрикнул Данте. – Брось, Данте, скажи им правду. Скажи, что ты влюбился в богачку, в дочку нашего алькальда, поэтому и не хочешь жениться на Пии Лозано! – злорадно выдал Клементе. Данте как обухом по голове ударило. Почему Клем не может держать за зубами свой язык? Ведь он, Данте, никому не рассказал, что тот влюбился в проститутку. Зачем же Клем его предаёт? – Чего? Дочка алькальда? Да ты совсем ополоумел! – завопила Каролина. – Я ему говорил, но он не слушает, – добавил Клем. – Ну ничего, меня послушает! – Каролина ходила из угла в угол. – Только этого мне не хватало – скандала на весь город! Отвергнуть такую красавицу, Пию Лозано, ради богатой вертихвостки, уму непостижимо! С аристократами захотел породниться, неблагодарный! Чего ты молчишь? Но на Данте напал столбняк: он прирос к полу, не в силах произнести ни слова и испытывая невероятное чувство унижения. И к сердцу, постепенно, змеёй, подползала жгучая боль. Клементе его предал. А Эстелле он не нужен. И Каролине тоже, раз она так орёт. – Я пойду, пожалуй, к себе, мама. Ужасно устал, а завтра с утра надо быков отгонять, – удовлетворённо сказал Клементе и смотался. – Ежели б ты женился на Пии, она б научила тебя молиться, сделала бы то, чего я не смогла! – продолжила Каролина метать громы и молнии. – Ты – безбожник! В тебя вселились бесы, вот чего! И если мне придётся выбрать между тобой и Богом, я выберу Бога! Я мать, и я знаю, что для вас лучше! О, я уверена, Клементе никогда бы так сделал, потому что он порядочный. Это всё от того, что ты нам не родной! У Клементе всё в порядке с происхождением, а кем были твои родители ещё неизвестно! – Каролина, милая, что ты говоришь? – встрял Гаспар, глянув на смертельно побелевшее лицо Данте. Пытаясь заткнуть Каролину, он схватил её за руки, но она вырвалась.