Текст книги "Война сердец (СИ)"
Автор книги: Darina Naar
сообщить о нарушении
Текущая страница: 76 (всего у книги 99 страниц)
Дверь ему открыл Клементе. Пару минут смотрел на Данте, вытаращив глаза, потом лицо его просияло.
– Данте? Ты? А ты изменился. Другой какой-то. Откуда ты здесь?
– Да вот, решил в гости зайти, – криво улыбнулся Данте. – Можно?
– Ну, конечно, проходи! – Клементе открыл дверь шире, впуская Данте в дом. – А отца нет, он поехал к перекупщикам, на счёт лошадей сторговаться. А мама сегодня целый день что-то шьёт. А Агата бегает с соседскими детьми. Покоя от неё нет, дьявол какой-то растёт. Вся в мамашу, – выпалил Клем одним махом.
Данте изо всех сил душил в себе злобу, скрывая её под любезной улыбкой. Нет, не сейчас. Ещё не время. Мстить надо на холодную голову.
– Ты надолго к нам? – весело спросил Клементе.
– Не знаю, просто решил вас навестить, а вообще я остановился тут, неподалёку, в доме, где жила Лус.
При звуке этого имени Клементе помрачнел. Данте сделал вид, что ничего не заметил.
– Мама, смотрите, кто к нам пришёл! – воскликнул Клем, когда они зашли в гостиную.
Каролина, в ситцевом платье в крупный цветочек и с волосами, увязанными в пучок, сидя в кресле, вышивала скатерть. На возглас Клементе она подняла голову и при виде Данте вздрогнула.
– Ты? Откуда ты тут взялся? Разве ты не в Жёлтом доме? – строго поинтересовалась она.
– Здравствуйте, тётя Каролина, – кротким голосом сказал Данте, хотя и жаждал Каролину удушить. – Дело в том, что я здоров, и меня отпустили.
– Вот как? А Эстелла мне сказала, будто ты сбежал, – удивился Клем.
– Сбежал? Ну нет конечно. Меня отпустили. Эстелла ничего не знает обо мне, мы с ней давно уже расстались.
– И чего ты от нас хочешь? Зачем пришёл? Опозорил нашу семью, и тебе всё мало? – Каролина была так зла, что едва не пришила руку к скатерти.
– Нет, тётя Каролина, вы ошибаетесь. Я не желаю никому зла, – Данте придал лицу ангельское выражение. – Я только хотел узнать, как вы поживаете, вот и всё.
Каролина покосилась на него с недоверием.
– Не верю я в твоё преображение, ох, не верю, – она скептически поцокала. – Сомнительно это. Дьявол не может стать ангелом. Или, хочешь сказать, Жёлтый дом тебя исправил?
– Разумеется, тётя, – невинно похлопал ресницами Данте. – Я многое осознал. Да и вы же хотели как лучше, не так ли? Я нисколько на вас не сержусь, ведь я чувствую себя прекрасно. Моя душа обрела покой, которого мне так не хватало.
– Я поверю тебе лишь тогда, когда ты начнёшь регулярно молиться и посещать мессы, – объявила Каролина.
– Конечно, тётя, так и будет, – вкрадчиво заверил её Данте. Он строил из себя невинность, но в груди бурлил гейзер. Он им всем покажет! Дорого они заплатят за то, что ему пришлось пережить. И если надо будет съесть жука или пойти в церковь, что одинаково мерзко, он удавится, но сделает это. Он вотрётся в доверие и нанесёт удар.
Каролина была обескуражена такими переменами в Данте. В ответ на её колкости он не орал, ничего не доказывал, но улыбался, соглашаясь с её правотой. Неужто и правда в Жёлтом доме его перевоспитали? На всякий случай Каролина решила быть бдительной.
– Пойду обед готовить, – сказала она, взглянув на часы. – Гаспар скоро вернётся.
– Тогда я ухожу, – Данте поднялся с дивана.
– Нет, Данте, оставайся с нами, – удержал его Клем.
– Но я не хочу вам мешать.
– Ты нам не мешаешь, потому что ты член нашей семьи, правда, мама? – Клем строго взглянул на Каролину.
Та уныло кивнула:
– Оставайся, раз пришёл. Сейчас я мясо поджарю, пальчики оближешь. Тебя ж никто не гонит, но с условием, что будешь вести себя прилично, – добавила она сурово.
– Конечно, тётя.
– Клем, пойди и найди свою дочь, – велела Каролина. – Она бегает по улице уж полдня, а ты, Данте, давай-ка почисти-ка овощи.
– Да, тётя.
Клем вышел, а Данте, сняв плащ, взялся за чистку моркови. Каролина молчала. Данте, тоже молча, посылал её ко всем чертям.
Через час, когда вернулся Гаспар, обед был готов и семейство оккупировало стол.
Каролина подала асадо с соусом чили, салат с тыквой, фрукты и матэ. Данте вёл себя мило, хвалил кулинарные способности Каролины, расспрашивал Гаспара и Клема об их делах, о жизни «Лас Бестиас», в общем пудрил всем мозг, дабы показать: он нормальный.
Клементе охотно рассказал о том, что «Лас Бестиас» был первым местом, где возникли очаги эпидемии. Да только чумой страдали быки, а не люди. Но многие были уверены, что именно бычья чума и стала причиной распространения заразы. Однако, чудо-фармацевт, алхимик и учёный мсье Шарль Бонэ, приехавший из Прованса ради получения новых знаний, уверил всех: человеческая чума и чума бычья не имеют друг к другу отношения. Быки «Лас Бестиас», переболев сей заразой, уменьшили поголовье втрое, но хворь эта закончилась, и теперь быки пасутся на пастбищах, количество их увеличивается и ничто им не угрожает.
– Французишка тот говорил, будто человечью чуму разносят мухи и крысы, – пояснил Клем. – А нам ещё падре Антонио жаловался, что на церковь Святой Аны какое-то нашествие крыс. Это было за полгода до эпидемии. Крыс травили, травили, и вроде вытравили. Откуда они пришли, так никто и не узнал, но их были полчища. Похоже, они и разнесли чуму.
– А много умерших здесь, в посёлке? – спросил Данте. На чуму ему было наплевать, но ради пускания пыли в глаза он готов был поддержать любой разговор.
– Я бы не сказал, – вмешался в болтовню Гаспар. – Мы пока не сильно страдаем, в меньшей степени, чем другие посёлки, и гораздо меньше, чем сам город. Но жертвы есть, например, Ильда – дочь сеньора Эмилиано. Сам старик жив и он до сих пор в Жёлтом доме, а дочка померла. Ещё умер Гвидо, помнишь его, Данте? Хороший был человек. Сеньор Анхель, бедняга. После смерти Пии он совсем разболелся. А когда началась чума, он напился воды из реки. Специально. Говорил, мол, хочу к дочке, жизнь не мила. И вскоре заболел да помер. Ну а остальные вроде живы и пока не хворают. Всех, у кого подозрение на чуму, сразу же отвозят в город.
– А я понимаю сеньора Анхеля, – Каролина подала десерт – пирог с банановой начинкой. – Мне вот тоже жизнь не мила была, когда умер брат Клема, Энрике. Только Господь мне и помог. Он вывел меня к свету. Я всегда была верующая, но когда Господь забрал Энрике, я поняла: он прогневался на меня за то, что я не слишком усердно молилась. И я стала молиться каждый день и воздавать ему хвалы, поэтому и пережила это горе.
– Но ведь и Данте поспособствовал тому, что мы пережили смерть Энрике, – робко заметил Клем.
– Почему это? – судя по выражению лица Каролины, мнение сына она не разделяла.
– Потому что он заменил мне брата, а вам второго сына. Когда Данте появился, мне показалось, что это Энрике ожил. Счастье, что он был с нами все эти годы, – Клем похлопал Данте по плечу, а Гаспар улыбнулся; морщинки у глаз его походили на солнечные лучики. Данте отметил про себя, что Гаспар заметно постарел, не от хорошей жизни, наверное. Так ему и надо. Но, сохраняя хладнокровие, Данте ответил улыбкой на улыбку.
– Глупости! – разозлилась Каролина. – Энрике мне никто не заменит, тем более Данте, которого мы взяли из жалости. А он отплатил нам за это свинячьей неблагодарностью, опозорив нашу семью. Думаете, мне приятно слушать шушуканье за спиной: младший сын Каролины и Гаспара дьявол, богохульник, сумасшедший. Он сидел в башне, а потом в Жёлтом доме. Замечательная слава! – Каролина гремела посудой, убирая её со стола. Данте кусал губы, сдерживаясь изо всех сил. Он отомстит за всё, за каждое слово, за каждое унижение, но надо чуточку потерпеть, найти больные места у обидчиков и бить в них целенаправленно.
Адела, к удивлению Данте, за столом не хулиганила и не бросалась едой, как раньше. Её было не видно и не слышно. Данте это насторожило, но, хотя он не выносил детей в целом и Аделу в частности, он наступил себе на горло и за обедом ласково с ней болтал. Спросил об её увлечениях, о друзьях. Спросил нравится ли ей жить в «Лас Бестиас».
– Нет, потому что тут все тупые, – выдала девочка.– И кругом одни животные. Гадость! – она высунула язык.
«Уж не б;льшая гадость, чем ты», – подумал Данте.
Но тихому поведению Аделы быстро нашлось объяснение. Когда Гаспар и Клем встали из-за стола, она захохотала. Оказалось, их штанины узлом привязаны друг к другу.
– Ах, ты, маленькая дрянь! – ругался Клем, отвязывая себя от отца. – Как жаль, что твоя мамаша не забрала тебя с собой на тот свет. Всю жизнь вы мне испортили, две идиотки!
Миновала неделя. Данте вёл себя примерно: ни с кем ни ссорился, выполнял поручения Каролины, ездил на охоту, посещал церковь и при Каролине пару раз даже перекрестился. Стояло ему это безумной мигрени и скрученных в верёвки простыней, но жажда мести была сильнее. В итоге, Каролина сдалась на милость победителя, и Данте решил: пора действовать.
На следующий день Каролина ушла стирать бельё на речку, а Клем и Гаспар погнали лошадей к перекупщикам. Потеряв бдительность, Каролина уговорила Данте посидеть пару часиков с Аделой. Данте с энтузиазмом согласился, уверяя: они с девчонкой найдут общий язык. Но, как только Каролина ушла, Данте, напичкав черничный пирог снотворным, скормил его Аделе, и та уснула.
Данте отнёс её в комнату, запер дверь на ключ и принялся обшаривать дом. Он не искал ничего конкретного, но знал что ему нужно, – любые вещи, связанные с Энрике, погибшим братом Клема.
Усилия Данте были вознаграждены: в спальне Клементе он нашёл дневник его брата, а у Каролины обнаружил сундук, где, вперемешку с иконами, хранилась детская одежда Энрике.
– Отлично! То, что нужно! – выудив из сундука штаны и рубашку, Данте спрятал их у себя в домике вместе с дневником.
Всю ночь он подделывал почерк. Наутро «привет с того света» был готов, и Данте подложил его под дверь Гаспару и Каролине. Вернулся домой и, переждав четыре часа, как ни в чём не бывало, пришёл к ним на завтрак.
Дверь ему открыл Гаспар – вид у него был поникший.
– Доброе утро! – сказал Данте, войдя в кухню.
– Доброе? Да какое оно доброе?! – тут же вспылила Каролина. Она расставляла тарелки с пирожками-эмпанадас.
– Не обращай внимания, Данте. Каролина не в настроении, – смягчил ситуацию Гаспар.
– Что-то случилось? – хитро щурясь, Данте оглядел всех. На лицах и Каролины, и Гаспара, и Клема читалось напряжение.
– Вот, – Каролина шмякнула на стол пергамент, в котором Данте узнал собственную писульку.
– Что это?
– Прочти, – вместо матери ответил Клементе.
Данте, изобразив любопытство, развернул письмо:
«Дорогая мама, я знаю, что письмо это станет для вас неожиданностью, но это подло – забывать покойников. Вы заменили меня другим сыном, и, наверное, это правильно, но всякий раз я переворачиваюсь в гробу, видя, что вы не вспоминаете обо мне месяцами. Моя душа ещё бродит по земле, и нет ей покоя ни в раю, ни в аду, а всё от того, что никто так и не ответил за мою смерть. Пусть это будет на вашей совести, мама. Энрике».
– И что это значит? – повёл бровью Данте.
– Чья-то шутка, – отозвался Гаспар. – Не сам же Энрике это написал, он уже тринадцать лет как в могиле.
– Тупая шутка, знал бы я, кто это так шутит, прибил бы, – угрожающе помахал кулаком Клементе. – Мёртвых нельзя тревожить, это грех.
– А вдруг он жив? – предположил Данте. – Что если он всё это время был жив? Может, он сбежал от вас.
– Не смей городить чушь о моём сыне! – топнула ногой Каролина. – Царствие ему небесное. Ах, кто бы не написал это письмо, а мы должны задуматься! Энрике гневается, потому что мы не чтим его память. Пойду помолюсь, – скрипнув зубами, Каролина убежала к себе.
– Я думаю, молитва обязательно поможет тёте Каролине, – лицемерил Данте. – Она не любит меня, но я прощаю её. А вы не переживайте, дядя Гаспар, Клем, это чья-то неудачная шутка.
– Найти бы этого шутника да голову ему открутить, – буркнул Клементе.
В антрацитовых очах Данте-Салазара сияли недобрые искорки, но никто этого не замечал.
Переждав денёк, Данте затеял новое издевательство. Он мечтал причинить боль семейству Ортега и нашёл для этого их ахиллесову пяту. Уже неделю он тайком тренировался в сложном магическом действе – превращении из человека в другого в человека. В животных Данте научился оборачиваться легко, а встреча с Тибуроном подсказала ему идею. Вон как дед лихо, оборачиваясь в самого Данте, сбивал с толку Ию.
Данте отыскал нужный раздел о превращениях и модификациях в книге, что прихватил из подземелья. В животных он оборачивался не без участия перстня – достаточно было надеть его на большой палец левой руки. Для нового превращения Данте использовал тот же принцип. Надел перстень на указанный палец, закрыл глаза и представил человека, в которого желал обернуться. И – вуаля! – оставалось выучить последовательность движений руками, указанную в книге. За четыре дня тренировок Данте пять раз обернулся в Гаспара и дважды в Каролину, наконец, обернулся и в Клема. По рассказам он знал: Клементе и Энрике были близнецами. Но Энрике умер в одиннадцать лет. Будет глупо изображать его взрослого, ведь взрослым он никогда не был.
И Данте научился оборачиваться в Клема, как во взрослого, так и в маленького. Теперь всё было готово. Данте дождался наступления ночи и обернулся в тринадцатилетнего Клема.
Он добился полупрозрачности кожи и надел одежду Энрике, выуженную из сундука Каролины (к рубашке и штанам были приделаны бирочки с надписью «Энрике», так что Данте не сомневался, что это его одежда). Он облился водой с головы до ног и в таком виде явился в спальню Каролины.
Та проснулась от прикосновения чего-то мокрого и холодного.
– Мама... мама, – позвал Данте дребезжащим голосом.
Первое, что увидела Каролина, – серебристый туман. Внутри него болтался призрак – сверкающий, прозрачный, расплывчатый. Он был как две капли воды похож на Клементе, Клементе лет двенадцати, и с него ручьями стекала вода.
– Мама...
– Э-энрике? – промямлила потрясённая Каролина.
– Да-а, это я-я. Не пугайтесь, ма-ама. Я пришёл, потому что душа-а моя не может упокоиться с ми-иром, – завывал Данте утробным голосом. – И в этом виноваты вы-ы, ма-ама!
Каролина четырежды перекрестилась, отползая к дальней стене. Гаспара в комнате не было. Это и к лучшему, он не такой верующий, как Каролина, и мог бы испортить весь спектакль.
– Эх, ма-ама, ма-ама. Вы не позволяете моей душе-е успокоиться. А всё потому что челове-ек, виновный в моей сме-ерти до сих пор не нака-азан.
– Чт-т-то?
– Да-а, ма-ама. Вы думаете, будто я утонул в реке са-ам, но это не та-ак. Мой убийца жив и здравствует и ны-ане. И душа моя мечется между не-ебом и землёй вот уже тринадцать ле-ет.
– Но к-кто? Кто тебя убил, с-сынок? – заикалась от страха Каролина.
– О, ма-ама, всё это время он живёт у вас под но-осом. Это Клементе, ваш сы-ын и мой бра-ат, это он утопил меня в реке-е. С самого детства он мне зави-идовал, потому что я превосходил его во всё-ём, и он не мо-ог и не хотел с этим мириться. О, ма-ама, не будет мне поко-оя, сколько бы вы не молились, пока убийца мой не понесёт наказа-ание, – и лже-привидение растворилось в воздухе.
Материализовался Данте в своём доме. Побыстрее превратился в себя, сжёг одежду Энрике и лёг спать.
На следующий день в доме Ортега стоял шум и гам. Каролина рассказала о своём видении Гаспару, который отсутствовал в тот момент, сажая на цепь дворовую собаку. Он уверял супругу: это всё сон. Но Каролина кричала, что непременно выяснит правду о смерти Энрике, и бросила в лицо Клему, что это он убил родного брата. Рассвирепев, Клементе замахнулся на Каролину рукой. Гаспар надавал сыну пощёчин.
– Я никогда вам этого не прощу! – заорал Клементе и убежал, долбанув дверью.
Данте молча любовался своей «работой», но решил, что этого мало. Подумаешь, все переругались. Это ещё цветочки. И вечером в спальне Каролины и Гаспара появилась сверкающая надпись на стене: «Мама, моя душа страдает».
Вопя и топая ногами, Каролина обвинила Клементе в том, что это он написал.
– Ничего я не писал! – кричал возмущённый Клементе. – Вы задолбали городить всякую чушь!
– Но в моей комнате надпись во всю стену! – доказывала Каролина. – Пойдёмте со мной, сами увидите.
Гаспар и Клем подчинились, но, когда зашли в спальню, надписи уже и след простыл. Наутро Клем пожаловался Данте, что, похоже, у матери крыша съехала.
– Бедная тётя Каролина, – наигранно вздохнул Данте. – Но в Жёлтом доме могли бы ей помочь.
– Что-о-о? Ты хочешь, чтобы я родную мать отправил в Жёлтый дом?
– Но меня же туда отправили, – пожал плечами Данте. – Хотя кто я такой, чтобы вмешиваться в жизнь вашей семьи? Я просто так сказал. Уверен, что тётя Каролина скоро придёт в себя. Наверняка это то письмо так на неё повлияло.
На следующий день вся семья слегла с отравлением. Сам Данте, изобразив, будто ему тоже плохо, предположил, что еда была некачественная. Через пару дней Адела нашла в кармане у Клементе какую-то вонючую траву, съела её и едва не захлебнулась рвотой. Симптомы были те же, что и накануне, и Каролина решила: это Клементе напихал отравы в еду.
– Ах, ты, убийца! – голосила она ему в лицо. – Теперь я всё поняла! Это ты утопил моего сына! Ты убил Энрике, а сейчас, когда правда открылась, ты решил убрать всю семью, чтобы избавиться от свидетелей. Ты мне больше не сын! Забудь о моём существовании!
Визг стоял до вечера, дело чуть до драки не дошло, а для ушей Данте это была истинная музыка. Но он не унимался, и на следующий день Каролина унюхала запах гари, после обнаружила у себя в кровати жуков, которых кроме неё никто не увидел, и, наконец, услыхала рычание тигра за окном. Гаспар и Клем не знали что делать, уверенные – Каролина спятила. Данте молчал, больше не упоминая о Жёлтом доме, но подвёл итог ситуации новой выходкой. Адела придумала скинуть Каролине на голову тарантула в тот момент, когда та резала на кухне мясо. Данте знал об этом, так как нахальная девчонка попросила его поймать паука. Почувствовав, что по ней кто-то ползает, Каролина начала размахивать ножом. Данте подкрался с сидящей на крыше Аделе и столкнул её прямо в чердачный люк. Упав на Каролину, она поранилась о нож, который та держала в руках. К счастью, чуть-чуть. Пока Каролина причитала над внучкой, Данте слез с крыши и ретировался.
Впоследствии, как Каролина не уверяла мужчин, что ранила девочку случайно, Клем и Гаспар решили: она порезала ребёнка ножом специально, когда та, играя, бросила на неё паука.
– Подумаешь паук! – кричал Гаспар. – Из-за паука размахивать ножом на ребёнка, уму непостижимо!
И было решено отправить Каролину в Жёлтый дом. Приехавшие санитары, связав женщину, погрузили её в повозку.
– Я ещё вернусь и отомщу вам за смерть моего сына! – голосила Каролина.
Клем и Гаспар стояли в сторонке, а Данте подошёл к ней, когда она уже сидела в повозке. Наклонился, и, заглянув ей в лицо, прошипел сквозь зубы:
– Приятного путешествия в ад, мамуля. Думаю, тебе понравится также, как понравилось мне, – жестокая улыбка исказила красивое лицо Данте. Он спрыгнул с подножки, и повозка тронулась в путь. Возможно, Каролина и поняла, что это он всё устроил, но это уже не имело значения.
После столь удачной операции возмездия Данте взял паузу, дабы никто не подумал, что все неприятности в семье Ортега спланированы, и занялся своей личной жизнью – помирился с Табитой. Сделать это ему посоветовал Клем, ибо Табита, узнав о возвращении Данте в «Лас Бестиас», из кожи вон лезла, чтобы его охмурить. Она подкарауливала его за каждым углом, посылала любовные записки, подглядывала в окно и однажды тайком влезла в его дом. Данте гнал её – его дико раздражала эта противная девица. Он жаловался Клему, что Табита его преследует. Прилипла как банный лист, хотя он десять раз ей уже сказал, что она ему не нужна.
– Ну почему ты всегда так категоричен, Данте? – спросил Клем. – Ты молодой, здоровый, а любому мужчине нужна женщина. Ты же не монах. Никто не говорит, что тебе надо жениться на Табите, на таких и не женятся, но развлечься-то можно.
– Не хочу, – отмахнулся Данте. – Ну как тебе объяснить, Клем? Эта особа мне неприятна. Она потаскуха, спит со всеми, а меня больше не привлекают грязные женщины.
– А ты попробуй, – не поверил Клементе. – С опытной гораздо лучше, чем с непорочной девой.
– Ошибаешься.
– Нет, не ошибаюсь. Ты же знаешь, я ненавижу девственниц. Всё равно, что спать с табуреткой. Или... а, может, ты всё ещё любишь свою Эстеллу? – догадался Клем.
– Вовсе нет, – упрямо мотнул головой Данте.
Но после этого разговора на зло Клементе он уложил Табиту в кровать, в тайне надеясь: утехи такого рода заставят его позабыть Эстеллу.
Но мечты эти разбились как корабль о рифы. Всё вышло с точностью до наоборот. Переспав с Табитой, Данте ощутил такое омерзение, какого от близости с женщиной не испытывал никогда. Ему захотелось схватить Табиту и шарахнуть её головой об шкаф. И Данте выставил её на улицу. Вернулся в комнату, сбросил простыни и до утра ревел, сидя на полу.
– Эстелла, Эсте... Эсте... что ты со мной сделала? Ты мне нужна, только ты одна.
Едва рассвело, Данте уже сидел в седле, решив наведаться к одному памятному местечку. Немного поблуждав, он отыскал полянку, ту самую, где их с Эстеллой обвенчал Тибурон. Данте спешился, привязав гнедую кобылу по прозвищу Айва к дереву. И его охватил острый приступ отчаянья. Ну почему, почему он должен расставаться с Эстеллой? Он не хочет её терять. Он любит эту женщину, и этого уже не исправить.
Не сразу, но Данте отыскал и молодую драцену, ту, что они с Эстеллой посадили в день свадьбы. Тогда это был саженец размером с ладонь. За шесть лет он вымахал до деревца высотой в метр. Юноша долго рассматривал драцену, гладя её длинные жёсткие листья, вспоминая клятвы, поцелуи и объятия, и их ночи с Эстеллой. Что-то кольнуло в животе, мурашки побежали по телу, пальцы онемели, а из ушей повалил дым. Приступ жуткой боли скрутил все внутренности, и Данте упал без сознания у подножия дерева Удачи – символа вечной любви.
====== Глава 33. И всюду реет смерть ======
Неопределённость с Данте, появление в доме Ии, а также исчезновение Маурисио выбили Эстеллу из колеи. Да и Мисолина прибавляла проблем. Ию она возненавидела. Хотя та была тише воды, ниже травы – даже помогала кухарке готовить, а Чоле убираться. Но Мисолина не упускала возможности ляпнуть гадость. Эстелла Ией тоже особо не прониклась, оставив её в доме лишь из-за просьбы Данте. На следующий же день Эстелла, открыв волшебный медальон, позвала Кларису. Та была занята и попросила подождать пару дней. Так, Ия осталась в доме Рейес.
В сердце Эстеллы, вместе с тоской по Данте горела и скука. Ну чёрт возьми! Из-за этой чумы ей и сходить некуда. Все рестораны, театр и казино, даже лавки и ярмарки – всё, всё закрыто. Новый алькальд нынче запретил и церковные мессы. Теперь разрешалась только исповедь один на один с падре Антонио.
Эстелла затосковала по Буэнос-Айресу, по широким улицам, площадям, Бульвару Аламеда с его увеселительными заведениями и магазинами, и по дому дяди Ламберто. Вот бы им с Данте туда попасть! Если бы закончилась эта мерзкая чума, она бы убедила Данте и Кларису поехать в столицу.
Но чума не отступала, люди умирали массово, день за днём, час за часом. Трупы уже не вывозили на окраину – их было так много, что сжигали их прямо на городских улицах. А в сердцах живых копошился страх. Алехандро Фрейтас приказал ежедневно вывешивать на стенах ратуши списки умерших. «Стена ужаса», как её прозвали в народе, вызывала у горожан панику – все боялись найти в списках фамилии своих родных, друзей или возлюбленных.
Эстелла давно хотела наведаться к ратуше, дабы почитать списки, но то одно, то другое, то третье – что-то беспрестанно ей мешало.
О Маурисио она вспоминала редко, но зато в душе её появилась обида на Данте. Почему он так холоден с ней? Неужто разлюбил? Нет, не может быть! При последней их встрече она явно читала в его глазах страсть, нежность и безграничное восхищение. Но почему он её отталкивает, если любит?
Утром в среду Эстелла решилась-таки пойти к ратуше, да и заодно наведаться в особняк на Бульваре Конституции. А то она совсем выпала из реальности.
Когда она объявила за завтраком о своих планах, Мисолина захотела пойти с ней. Эстелла не придумала как отказать сестре, но оставаться с ней вдвоём и слушать её колкости она не желала, поэтому зазвала с собой и Ию. На возмущение Мисолины Эстелла, поведя плечиком, сообщила: Мисолину никто не заставляет никуда идти, она сама напрашивается.
– Если тебя что-то не устраивает, сестричка, ты можешь остаться дома и погрызть себе локти, – ядовито закончила Эстелла. И Мисолина умолкла.
После завтрака три женщины покинули замок Рейес, сели в экипаж и вскоре уже созерцали белоснежное здание ратуши.
Несмотря на запрет алькальда, народу тут была уйма. Распихивая толпу, Эстелла добралась до списков. Ия и Мисолина с ней не полезли.
Прочитать списки удалось не сразу. Во-первых, впереди маячили людские головы. Во-вторых, шрифт печати был до невозможности мелким.
– Зря ещё мельче не напечатали, даже обидно, – не удержалась от возгласа Эстелла. Кое-как протиснулась ближе и вычитала среди тучи имен и фамилий те, которые повергли её в шок:
Дельгадо Беренисе – жена доктора Дельгадо.
Дельгадо Кларибель – жена покойного Диего Дельгадо.
Ничего себе! У Эстеллы затряслись все поджилки. Только недавно супруга доктора наведывалась к ней. Живая и здоровая, она приглашала Эстеллу работать в госпитале. Самого доктора Дельгадо в списках не было.
Пока Эстелла переваривала информацию, некая грузная дама толкнула её локтем в бок.
– Можно поаккуратнее? – возмутилась Эстелла. Но дама напирала, и, в итоге, оттеснила её чуть дальше – здесь фамилии в списках начинались на М, Н, О и далее.
Эстелла аж чуть не пнула толстуху ногой. Она-то как раз хотела добраться до букв А и Г, чтобы удостовериться: никого из членов её семьи в списках нет.
Но делать было нечего, и Эстелла, в ожидании доступа к нужным ей спискам, опять вчиталась в какие попало:
Нуньес Соль-Мария. Это ж подруга Сантаны! Та самая, с которой её связывали недвусмысленные отношения.
Парра Медина Хосе-Луис-старший; Парра Медина Клара – родители Луиса.
Эстелла, находя знакомые фамилии, расстраивалась всё сильнее и сильнее. Сердечко её заколотилось от тревоги, когда она, наконец, протиснулась к началу алфавита.
Де Пенья Брага Норберто. Дядя Сантаны. Об этой смерти она уже знала.
Гальярдо де Агилар Арсиеро. И об этом знает, хотя до жути страшно видеть в списке собственную фамилию.
Бильосо Сильвио; Бильосо Ренато. Какие-то знакомые фамилии, будто она их уже слышала. Но вспомнить так и не смогла.
Альтанеро Хорхе-Эстебан...
Эстелла замерла, глотая слёзы. Дядя Эстебан умер. Как гром среди ясного неба. Хотя она знала, что так и будет, но до последнего надеялась на чудо: ошибочный диагноз или чудодейственное лекарство. Наивная, а ещё фельдшер. Ведь прекрасно знает: чума никого не щадит. Надо идти домой и расспросить обо всём Либертад. Бедняга. Она сама-то хоть жива?
В списках фамилии Либертад Эстелла не нашла, но это мало её успокоило. Не в силах больше читать и сопротивляться напирающей толпе, она вылезла на дорогу. Мисолина и Ия стояли, отвернувшись друг от друга, но, увидев Эстеллу, бросились к ней.
– Ну что там? – напряжённо спросила Мисолина.
– Умерла Беренисе Дельгадо, родители Луиса, Соль, Кларибель, – перечисляла Эстелла. – И самое ужасное – дядя Эстебан. Я хочу пойти к нашему дому и узнать что там происходит.
– Да ты сдурела что ли? – зашипела Мисолина, раздуваясь как рыба-фугу. – Они там все поумирали, а кто не умер, так, наверное, заразный. Я ни за что туда не пойду!
– А я пойду! – рыкнула Эстелла, пуская глазами молнии.
– Это твоё дело, – скривилась Мисолина. – Хочешь умирать, умирай, только меня не зарази, а то я тебя убью. Кстати, мы тут пока стояли с этой женщиной, – указала она на Ию, – слышали один разговор. Говорят, будто бы у алькальда есть лекарство от чумы. И люди не прочь штурмовать ратушу, чтоб заставить алькальда спасти тех, кто ещё жив.
– Бред! – нетерпеливым жестом Эстелла поправила шляпку. – Лекарства от чумы не существует. Его нет и всё тут. Это я тебе как фельдшер говорю.
Но Мисолина не поверила её доводам. Эстелла отправила их с Ией в замок, а сама пошла на Бульвар Конституции.
Нервная дрожь охватила девушку, когда она приблизилась к дому, где прошло её детство. Особняк, молчаливый, мрачный, выглядел нежилым. Калитка была открыта, злые собаки во дворе отсутствовали.
Эстелла протиснулась в калитку и пошла по тропинке, минуя сад. Вместо цветов из клумб торчали сорняки; кусты акаций и мимоз были не стрижены и разрослись как попало, напоминая ощетинившихся ежей. На двери висела чёрная ленточка.
Эстелла робко постучалась, но никто не отозвался. Тогда она постучала сильнее. Минут через десять из двери выглянула Лупита. Домотканое платье её было залатано, на фартуке красовались пятна. Эстеллу это изумило, ибо мама никогда не позволяла прислуге неряшливо выглядеть. Но мама в Буэнос-Айресе – так говорила Либертад.
– Ой, с-сеньора Эс-стелла! – заикаясь пролепетала кухарка. – Это вы? Д-давненько мы вас не видали, откуда вы т-тута взялись?
– Здравствуй, Лупита. Я пришла узнать как у вас дела. Я войду?
Лупита впустила молодую хозяйку в дом.
Когда Эстелла прошла в гостиную, она не поверила своим глазам: на мебели лежали слои пыли, а паркет, кажется, не мыли месяца три. Дом выглядел неухоженным, заброшенным, но всюду горели свечи, дымились чаши с травами и благовониями, стояли кувшины и блюдца с молоком, а окна изнутри были замазаны воском.
– Лупита, ты что тут одна? А где Либертад? – вид дома навёл Эстеллу на мысль, что она находится в склепе, и она заговорила шёпотом.
– Н-нет, Либерт-т-тад наверху.
– Она тоже больна? – испуганно спросила Эстелла.
– Ч-чумой нет. Но она б-б-больна, знаете, д-думается мне, у ней чегой-то с г-головой. С-с-сеньор Эстебан, он же того, помер. Вчера.
– Я знаю, сегодня прочитала в списках, что висят у ратуши, – глубоко вздохнув, Эстелла прогулялась по гостиной. В тишине стук её каблучков звучал как набат. Она не испытывала ностальгии по особняку, что некогда был ей родным. Нет, ни на секунду не возникло у неё ощущения, что она дома. Будто в гости заглянула.
– Он ещё т-туточки, – Лупита перекрестилась. – Тама, наверху. П-п-падре сказал, что т-тело с-с-сегодня должны увезти. Хоронить в з-земле-то н-нельзя. Сжигать только огнём з-заразу енту. Уж как мы плакали с Либерт-т-тад, да как п-просили, чтоб разрешили нам с-схоронить молодого х-хозяина как в-велит Б-боженька, да в церкви отпеть. Куда тама! П-падре Ант-тонио не отпевает уж ч-чумных, т-т-только молится за их д-души. Ох, горе-то какое, г-горюшко, – слезливо причитала Лупита. – Коды уж д-дон Арсиеро п-помер, мы ж горевали, да не так. Он не старый б-был, к-к-конечно, да пожил уж всё равно. А ентому ещё б жить да жить. Это, в-видать, Б-боженьку мы чем-то прогневили, раз он так нас к-к-карает.
