Текст книги "Война сердец (СИ)"
Автор книги: Darina Naar
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 99 страниц)
Глаза Руфины заволокло слезами, но это не она топилась пару часов назад, потому вела себя более адекватно.
– Мальчик мой, чего с тобой такое? Почему ты плачешь? Успокойся. Чего же ты весь мокрый-то? Ты в реку свалился что ли?
Данте выдавил некое нечленораздельное мычание.
– Какой же ты стал взрослый, мой дорогой мальчик. Как же я рада тебя видеть! Совсем ты позабыл старушку Руфину, – женщина гладила юношу по лицу, вытирая ему слёзы.
– Я... я не хотел... – пролепетал Данте. – Я... всегда всё делаю не так... только порчу людям жизнь... Прости меня, Руфина...
– Не мели всякую чушь! Чего это за самобичевания? – проворчала Руфина. – Я тебе говорила раньше-то, могу и сейчас повторить: нельзя доводить себя до такого состояния. Ты нормальный, полноценный человек, не урод, не дурачок и не прокажённый. Чего ты делаешь с собой? Ты ж попадёшь в Жёлтый дом! Смотри, ты и говорить внятно не можешь. Куда это годится? Ну всё, всё, успокойся, мой хороший... – Руфина, раскачиваясь из стороны в сторону, прижимала к себе измученного юношу.
Сейчас Данте это и было нужно: чтобы его приласкали и пожалели. Дрожь в теле ослабела, уступив место дикому изнеможению, и Данте, убаюканный монотонным покачиванием, почти отключился. Руфина выжимала ему волосы, а затем принялась выжимать и бельё, складывая его обратно в корзину. Безумная боль стучала у Данте в висках, разрывая мозг на кусочки. Прикрыв глаза, юноша привалился спиной к дереву.
– Мальчик мой, тебе плохо? – обеспокоенно спросила негритянка. – Ты весь зелёный.
– Нет... всё... в порядке, Руфина, – еле слышно промямлил Данте.
– Чего-то не заметно. У тебя такой вид, будто за тобой гнались ягуары.
– А... нет... отсюда далеко до города, Руфина? Где мы находимся?
– До «Ла Пираньи» рукой подать. Почему ты спрашиваешь? Тебе надо в город?
– Угу. Я теперь там живу, – Данте понемногу обретал способность говорить внятно.
– Деточка, как же ты там оказался-то? – удивилась Руфина.
– Это долгая история...
– Тогда пойдём-ка. Надо мне уж возвращаться в поместье да завтрак господам готовить, а то они меня поедом съедят.
– Они живы и здоровы, да?
– Ещё как! Жрут, богатеют, жиреют и всех презирают. Ничего не меняется. Да и как же оно изменится-то, если в головах и в сердцах и нет ничегошеньки у них, окромя злости?
Данте и Руфина ещё с полчаса шли по открытой пампе. Данте нёс корзину с бельём, стараясь не спотыкаться, а Руфина его разглядывала.
– Какой же ты стал красавец-то, – сказала она. – Девчонки-то поди вешаются тебе прямо на шею. У тебя, наверное, и невеста уж есть?
Раненное сердечко Данте защемило с новой силой – он тут же вспомнил об Эстелле.
– Н-н-нет... – он беспомощно захлопал глазами. Руфина заметила в них слёзы.
– Я чего-то не то ляпнула что ль?
– Н-нет, всё нормально...
Они остановились у ворот с надписью «Эстансия «Ла Пиранья»». В горле Данте встал огромный ком, когда он увидел знакомые места и окна дома, где жил раньше. Вспомнил, как пас овечек и козочек, вспомнил маленькую гончую собачку – его верную помощницу, а ещё подвал с крысами и несколько лет издевательств и унижений семейства Бильосо и соседских детей, своё одиночество и неприкаянность, смерть Ветра... Не забыл, нет. И никогда не забудет. И не простит.
– Руфина, извини, но дальше я не пойду.
– Понимаю, ты не желаешь с ними встречаться, – Руфина выхватила корзину у юноши из рук. – Деточка, но мне бы хотелось видеть тебя-то, пускай бы и изредка.
– Я живу в гостинице. Она называется «Маска». Это там, в центре, на Бульваре Путешественников. Ты можешь навещать меня в любое время, Руфина. Хозяин очень хороший. Ты же понимаешь, сюда я не приду, не могу...
– Да, но как же я пойду в гостиницу-то? – всплеснула руками негритянка. – Да что люди-то обо мне подумают? Старуха притопала в гостиницу к молодому мальчику. Скажут, совсем бабка из ума выжила.
– Ничего никто не подумает! Плевать на всех! Ты мне как мать, ты заменила мне мать, Руфина!
– А как же та, другая? – недоверчиво пробурчала Руфина.
– Какая другая?
– Та женщина, что тебя воспитывала эти годы, разве ж она тебе не как мать?
Данте опустил глаза.
– Я тоже хотел в это верить, но для них я так и остался чужим.
– Как же так-то, ведь они забирали тебя с такой поспешностью, с уверенностью? Я думала, раз ты не приезжаешь в гости, значит, у тебя всё хорошо. Чего ж произошло?
– Ничего страшного. Просто это я такой. Мне тяжело ладить с людьми, я их ненавижу, я им не верю. Иногда я и сам с собой не могу поладить, что уж говорить об окружающих?
– Бедный мой мальчик, чего ж ты у меня такой несчастливый? – Руфина всмотрелась в бездну сапфировых глаз. Сейчас в них не было блеска, лишь глубокая печаль.
– Всё будет хорошо, Руфина, не переживай. У меня девять жизней, как у кошки. Заканчивается одна и начинается другая.
После прощальных объятий Руфина заковыляла к дому с корзинкой наперевес. Данте, проводив взглядом её спину, развернулся и тихонько побрёл по дороге. На душу камнем легла невыносимая тяжесть. Она сдавила грудь и юноша хватал губами воздух, чтобы не задохнуться. Данте чувствовал себя совершенно больным, будто по нему потоптался табун диких лошадей.
К счастью, когда юноша ввалился в «Маску», сеньора Нестора в холле не было. Пошатываясь, Данте вскарабкался по лестнице, добрался до комнаты, открыл дверь и.... застыл на пороге.
Ящики комода были выдвинуты, все вещи, включая одежду и книги, раскиданы по полу. Даже матрац стащили с кровати. Взъерошенная Янгус, сидя на жёрдочке, молча таращилась на хозяина круглыми бусинками глаз. Данте проморгался.
– Янгус, милая, что здесь случилось? – выдавил он потрясённо, подошёл к птице и, гладя её по грудке, внимательно осмотрел на предмет ранений. Не обнаружив повреждений, с облегчением перевёл дух. Янгус потёрлась головой о его пальцы. Раскрыла клюв – в ладонь Данте упал перстень с изумрудом.
– Зачем ты вытащила перстень, он ведь был в комоде?! – поразился Данте. – Здесь что – воры побывали?
Данте прошёлся по комнате, но не увидел ни одной пропажи. И деньги были на месте, их не тронули.
– Не понимаю... Если это воры, почему они ничего не взяли? А если не воры, то кто тут шарил? И как сеньор Нестор это позволил? Я ничего не понимаю...
Янгус издала горловой звук, похожий на тарахтение. Данте, сжимая перстень в руке, чувствовал, как камень вибрирует, и тут его осенило.
– Кто-то искал перстень! Поэтому ты его забрала, да? – Данте уставился на Янгус. Птица снова затарахтела.
Но кому он нужен? Кому нужен этот чёртов перстень? И главное зачем? Человек, у которого нет магической силы, не сможет им воспользоваться. И ведь о нём никто не знает. Разве что Сильвио... Или кто-то всё же знает? И этот кто-то знает, где он, Данте, живёт, и что он колдун, знает время его отсутствия и присутствия в «Маске». Последний факт привёл Данте в ужас. Он не привязан ко времени: уходит и приходит, когда вздумается, и никак нельзя это предугадать. Но этот незваный гость знает всё!
Данте стало страшно. Кто-то охотится за перстнем. Или за его хозяином – за самим Данте. Что же делать?
Данте вжался в спинку софы, обхватив голову руками. Он сейчас сойдёт с ума. Всё навалилось так внезапно, одним махом. Не то, чтобы он боялся каких-то мифических преследователей – у Данте отсутствовало чувство самосохранения, – но его пугало, что некто знает о перстне и знает, что он колдун. Нет, он не хочет больше быть изгоем, не хочет, чтобы в него тыкали пальцами. Пять лет он избегал магии, и вот всё сначала. Если в городе узнают о колдовстве, падре Антонио – известный поборник христианской морали – и его богобоязненные прихожане разорвут Данте на клочки.
Обняв колени, юноша тихонько заскулил. Это чувство дикого страха было сродни той панике, которую он испытывал в детстве при виде крыс. Страх перед крысами жил в душе Данте до сих пор, только притупился с годами. Но крыс тут нет, а страх, такой же неконтролируемый, есть.
Зашумели крылья – Янгус села Данте на плечо. Почувствовав поддержку, юноша пришёл в себя, и к нему вернулась способность мыслить. Надо бежать отсюда. Это единственный выход, пока он не угодил в беду. Но куда? Данте подумал о «Лас Бестиас». Клементе, когда уезжал, звал его с собой. Он не поехал, и зря. И у Клема свадьба скоро. А он обещал прийти. Да, тяжело и больно туда возвращаться, но там он будет не один. Там Клементе, Гаспар... Там его место. А здесь, в городе, он чужак и своим никогда не станет.
Отыскав в куче разбросанных вещей мешок, Данте запихал туда всё, что попалось под руку. Через час его небогатый багаж был упакован. Данте расплатился за комнату, попрощался с сеньором Нестором и с Янгус на плече покинул «Маску». Вывел Алмаза из конюшни и, держа его под узду, пошёл к мосту.
Через полчаса в «Маску» прибежала девушка. Нежно-лиловая шляпка её съехала набекрень, открыв взорам растрёпанные тёмные локоны. Вся дрожа, она о чём-то расспросила сеньора Нестора, затем вышла на улицу и, прижав к груди тонкие ручки, побрела прочь. Крупные слёзы блестели на её щеках, словно россыпи бриллиантов.
Но стояло Данте, раненному вероломством Эстеллы и терзаемому страхом пред неким злоумышленником, вернуться в «Лас Бестиас», как он тотчас пожалел об этом. Каролина, отозвавшаяся на его робкий стук в дверь, смерила Данте мрачным взглядом и, впустив его, с поджатыми губами ушла в кухню.
– Гаспар! Клем! Идите-ка сюда! Смотрите, кто к нам пожаловал! Герцог-то наш голубых кровей снизошёл до нас! – это были первые слова, которые услышал Данте с порога. Он до последнего надеялся, что Каролина признает вину, – увы, она не испытывала угрызений совести.
Данте так и стоял у двери с Янгус на плече, не решаясь заходить, когда появились Клементе и Гаспар. На губах Клема заиграла улыбка.
– Как же хорошо, что ты вернулся! – воскликнул он.
– Мы уж думали, ты совсем нас бросил, – растерянно вставил Гаспар, опуская глаза.
Данте решил, что ему стыдно. Да, в конце концов, Гаспар человек хороший и виноват лишь в том, что позволяет Каролине любые выходки. «Мог бы разок поставить её на место», – подумал Данте. При своих либеральных взглядах на жизнь и на институт брака, одно он считал неизменным – командовать в доме должен мужчина.
– Пойдём. Ты с дороги устал, наверное, – сказал Клем. – А мама как раз ужин приготовила.
– Угу...
Данте прошёл за Гаспаром и Клементе в кухню. Янгус вела себя тихо. Не издавая ни звука, она сидела у Данте на плече и тянула его за волосы в качестве моральной поддержки.
Когда все трое вошли в дверь, Каролина расставляла на столе тарелки. Она гневно зыркнула на Данте, перевела взгляд на мужа.
– Говорила ж я тебе, Гаспар, что он приползёт обратно. Нечего было искать его по всей округе. Деваться ему всё равно некуда. Вот, я оказалась права. Я всегда права. Явился, как ни в чём не бывало, неблагодарный. Да опять это чудище крылатое с собой приволок.
Данте, опустив ресницы, прижался щекой к мягким пёрышкам Янгус.
– Всё сказала, дорогая? Может успокоишься, наконец? – раздражённо сказал Гаспар. – Данте, садись за стол.
Данте присел на краешек стула, так и не поднимая глаз.
– Кыш! Пошла отсюда! Нечего перьями трясти над столом! – Каролина спихнула Янгус с плеча юноши. Птица, обиженно вскрикнув, улетела в гостиную. – Животным за столом не место! Всё, хватит, слишком я вас распустила! Отныне в этом доме всё будет по правилам, которые диктует Господь. Кого это не устраивает, может выметаться! А то взяли моду: хочу-не хочу, буду-не буду, бегают туда-сюда, приходят, уходят, когда вздумается, тащат всякую гадость в дом. Сил больше нет никаких!
Ужин прошёл в молчании. Данте кусок в горло не лез, и он не съел ничего, кроме яблока и стакана молока. Клементе, погруженный в свои мысли, лениво расковыривал кусок мяса на тарелке, а Гаспар запихивал в рот всё, что попадалось под руку. В конце концов, уронил на пол графин.
– И ты туда же, – проворчала Каролина, отвлекшись от еды на сбор осколков. – Ведёшь себя как ребёнок.
– Я... я... пойду... в комнату... у меня голова болит, – выдавил Данте.
– Иди, иди, ясное дело, ужин тебе не нравится. Наверное, аристократочка яствами закормила.
Данте бегом выскочил из-за стола, чувствуя, что сейчас задохнётся. Острые когти вонзились в плечо. Над ухом щёлкнул клюв и раздалось жалобное бульканье.
– Янгус... ты, наверное, есть хочешь, – вздохнул Данте. – Пойдём в сад, я нарву тебе фруктов.
Ночью Данте не сомкнул глаз. Насытившаяся бананами и грушами Янгус мерно дрыхла на своей старой жёрдочке, которую, к счастью, никто не догадался выбросить, а Данте всё рассматривал потолок. Он ещё надеялся, что Каролина оттает, и заодно усомнился в своей правоте. Может быть, он плохой и заслужил всё это? А вдруг, действительно, его наказывает тот самый Бог, в которого он не верит? Растерянность, боль, обида, презрение к себе за непохожесть на других смешались воедино в сердце Данте. Он сам виноват. Он разочаровал Каролину и должен как-то заслужить её прощение.
Однако, ни на следующий день, ни через неделю кардинально ситуация не поменялась. Данте вёл себя тихо, не спорил, не перечил, даже помогал Каролине по хозяйству, но женщина находила всё новые лазейки для придирок. Закончилось всё плачевно – две недели спустя Гаспар и Каролина разругались в пух и прах.
– Это всё из-за тебя! – кричала Каролина на Данте. – Ты разрушаешь нашу семью! Мы с моим мужем никогда не ссорились, жили душа в душу! Это твоих рук дело! Вместо того, чтобы покаяться во грехах, ты настраиваешь моего мужа против меня и против Бога! Неблагодарный! Я заменила тебе мать, всю душу в тебя вложила, а ты бегаешь из дома в поисках лучшей жизни! На денежном мешке жениться захотелось! Тоже мне аристократ нашёлся! Что ж ты приполз-то обратно, как побитая собака? Выгнала она, небось, тебя? И правильно сделала! Богатые женятся на богатых! Зачем ты ей такой нужен? Никто и звать никак. Отверг хорошую невесту! Меня не послушался, вот и получил что хотел!
Данте крыть было нечем. Каролина во всем права: Эстелла его отвергла, нашла себе богача, и он действительно приполз обратно, не найдя себе места в городе. Да и существует ли где-то место для него? Скорее нет, чем да.
Закончилось эта история безоговорочной победой Каролины. Клементе тактично самоустранился. Гаспар, выбросив белый флаг, примирился с супругой и теперь во всём с ней соглашался, а Данте окончательно замкнулся в себе, как улитка, спрятался в раковину и не желал выползать из неё.
Наступил октябрь, и уже чувствовалось приближение жары. Ночами Данте лежал без сна. Иногда злился, стуча кулаком в подушку. Иногда забивался в угол и плакал или впадал в состояние полудрёма-полугаллюцинации, в порыве которого звал Эстеллу. В такие минуты Данте готов был простить ей всё что угодно, и тут же яростно доказывал себе: измена – это единственное, что он простить не сможет.
Измученный бессонными ночами, Данте поднимался ни свет ни заря, седлал Алмаза и на весь день исчезал из дома. Охотился на лошадей или просто скакал по пампе, загоняя Алмаза так, что конь замирал как вкопанный. Тогда Данте сползал вниз и, обнимая его за шею, просил прощения. Купал лошадь в реке и к вечеру возвращался домой.
Да и Янгус в доме теперь жилось не сладко: Каролина гоняла её тряпкой, запрещая сидеть за столом во время еды, утверждала, что птица портит вещи и от неё нет толку, лишь шум и мусор. Каролина не раз и не два грозилась подсыпать Янгус в питьё стрихнин и сдать её тушку на перья для головных уборов. Данте чувствовал, как у него развивается паранойя на этой почве – он боялся за жизнь Янгус, кормил её фруктами, самолично сорванными с деревьев, и брал птицу с собой, даже выходя на пять минут во двор.
Ноябрь превратился в окончательный ад. Теперь Данте уже не мог просто так собраться и ускакать в пампасы – Каролина взялась его за его нравственное и духовное «перевоспитание», каждое утро таская Данте на молебен. Если он пытался отлынивать, она закатывала скандал, доводя юношу до истерики. Сия экзекуция касалась лишь Данте; Гаспар и Клем, как и раньше, ходили только на воскресные мессы.
Любое посещение церкви забирало у Данте физические силы, изматывая его до предела. Он еле-еле доползал до дома и пластом падал в кровать. Каролина уверяла, что это из него «бесы выходят», а Данте возненавидел церковь и всё, что с ней связано, ещё сильнее, чем прежде.
За четыре дня до свадьбы Клема случилась беда: умерла Гроза – дворовая собака. По неизвестной причине. Но Данте и опомниться не успел, как через сутки заболела и Янгус. Теперь она сидела нахохлившись, не ела, не чистила пёрышки и не издавала никаких звуков. Данте не отходил от птицы, разговаривал, уговаривал, отпаивал её водой, но всё было тщетно.
На следующий день Янгус перестала реагировать на всё, тоскливо глядя на Данте из-под полуприкрытых век.
Ужин накануне венчания оказался в тягость всем: Клем впал в спячку, пытаясь принять неизбежный факт, что уже завтра Пия Лозано станет его женой; Гаспар и Каролина не разговаривали друг с другом после новой ссоры; Данте же находился в диком состоянии из-за болезни Янгус.
– Данте, с тобой-то что? – не выдержал Гаспар, когда Данте опрокинул на себя тарелку с салатом.
– Янгус заболела. Очень сильно, – глухо отозвался Данте.
– Ну так это ж птица. Животные болеют и умирают, как и люди, никто не вечен, – пожал плечами Гаспар. – Жаль, конечно. Но так убиваться из-за птицы... Я тебя не понимаю, посмотри на себя, ты весь зелёный. А у Клема завтра свадьба. Стоит ли портить настроение всем из-за какой-то птицы?
– Она мой друг, самый мой лучший друг... Ничего вы не понимаете. Я её люблю.
– Лучше бы ты Бога так любил, как любишь это чудище, – вставила Каролина. – Пользы от неё никакой, одни перья кругом. Туда ей и дорога. Умрёт, так и прекрасно. Грязи меньше будет в доме.
Данте впритык уставился на Каролину. Глаза его почернели.
– Скажите мне правду, тётя Каролина, – хрипло прошептал он. – Это вы её отравили? Вы отравили Янгус?
– Отравила? Я? – Каролина рассмеялась. – По-твоему, мне заняться больше нечем, как травить эту никчёмную птицу?
– Вы же её не любите, она вам мешает. Умоляю, скажите мне правду! Я хочу знать, от чего она заболела. Чем вы её накормили? – Данте всхлипнул, закрыв лицо руками.
– Ничем не кормила, – Каролина была поражена таким отчаяньем. Голос её смягчился. – Данте, успокойся. Я не травила твою птицу, Богом клянусь!
– Тогда почему она заболела? Почему? Она была здорова, а сейчас умирает ни с того, ни с сего. Так не бывает. Правда не вы?
– Правда, – Каролина погладила Данте по голове. – Может, она сама чего-то наклевалась? Не расстраивайся, это всего лишь птица.
– Данте, – подал голос Гаспар, – хочешь, мы поймаем тебе другую птицу? Такую же красивую или ещё красивее.
– Мне не нужна другая птица! Мне нужна Янгус! – выкрикнул Данте во всё горло. – Живая и здоровая!
– Перестань так себя вести! – вновь разозлилась Каролина. – У Клементе завтра свадьба, а ты хочешь испортить праздник из-за какой-то паршивой птицы!
– Достали вы со своей птицей, ей богу! – взбеленился Клем. – Пусть она в аду сгорит вместе с вами! – он встал и ушёл.
– Он нервничает, – вздохнул Гаспар.
– Не мудрено, у человека свадьба, а мы тут носимся с этой птицей, – добавила Каролина.
– Я... пойду... к себе, – Данте встал и, пошатываясь, покинул кухню.
– Я думаю, у мальчика не в порядке с головой, вот что, – сказала Каролина. – Мы ж не знаем, кем были его родители. Может, они сумасшедшие, еретики или убийцы, а болезни головы, как известно, передаются по наследству.
Гаспар промолчал.
К ночи Янгус стало хуже: она уже не могла сидеть на жёрдочке и Данте уложил её на свёрнутый мягкий плед. Он не сомневался – птица вот-вот умрёт.
– Янгус, моя хорошая, что с тобой? – сидя на полу рядом с любимицей, Данте гладил её по пёрышкам, размазывая по лицу слёзы. – Пожалуйста, не умирай... не оставляй меня, слышишь? Янгус... Янгус, не уходи, я этого не переживу...
Данте уже почти довёл себя до нервного срыва, как в его затуманенную голову пробилась здравая мысль: ну почему, почему, он вынужден терять близких, выносить боль и унижения, кого-то о чём-то просить, убеждать, умолять? Ведь он маг! Зачем нужно это идиотское волшебство, если от него никакой пользы? Ну должно же оно хоть в чём-то помочь!
– Салазар, – шёпотом позвал Данте. – Салазар, отзовись! Пожалуйста...
Ладони Данте подёрнулись синей дымкой, что-то зашуршало. Юноша глянул в зеркало. Оттуда на него смотрел двенадцатилетний мальчик с волосами до пояса и пронзительными чёрными глазами.
– Чего ты хочешь? – спросил Салазар.
– Эээ... но... почему ты такой же, как раньше? Мы же должны быть одного возраста.
– Ты сам виноват. Ты хотел от меня избавиться. И ты намеренно меня убиваешь, ходя в церковь.
– Но... но... я просто не хочу отличаться от других людей.
– Ты от них отличаешься по определению, – насмешливо сказал Салазар. – И если бы ты захотел, ты был бы сильнее их всех вместе взятых. Ты можешь заставить весь город дрожать от страха и каждого из тех, кто тебя унижает, ты можешь заставить валяться у себя в ногах. Но ты хочешь быть как все. А, между прочим, ещё не поздно. Пока. Так зачем ты меня звал?
– Янгус... она... она умирает... я не знаю что с ней. Пожалуйста, умоляю, прошу тебя, Салазар, помоги...
– Ты хочешь спасти птицу?
– Да. Это возможно?
Салазар задумался.
– Магия может всё, кроме одного – она не умеет оживлять мёртвых.
– Но Янгус не мёртвая, она живая, она дышит. Салазар, если возможно её вылечить, скажи, что мне делать?
– Это смотря на что ты готов пойти, – произнёс Салазар с тонкой усмешкой на губах.
– На всё.
– Вот как? Похоже, я тебя недооценивал. Есть один ритуал. Но эта магия – чёрная. Только чёрная магия может спасти существо или человека, обречённого на смерть. Белая магия спасает того, у кого есть шансы выжить. Но я должен тебя предупредить. Первое: чёрная магия необратима; если ты используешь эту магию сейчас, ты не сможешь больше глушить в себе магию и делать вид, что её нет. Второе: чёрная магия даёт одно в обмен на другое. Спасти жизнь можно лишь обменяв её на другую жизнь, на чью-то душу или силу.
Данте сглотнул.
– Я должен убить кого-то? – шёпотом спросил он.
Салазар ухмыльнулся.
– Не обязательно. Тем более, что Янгус птица, а не человек.
– Тогда что?
– Отдашь Янгус часть своей силы, и она будет жить.
– И всё?
– В данном случае этого достаточно. Ты уверен, что хочешь на это пойти?
– Да, – без колебаний выдал Данте.
– Хм... а я действительно тебя недооценивал, – Салазар, прищурив антрацитовые глаза, сверкнул ими.
– Что я должен делать?
– Надень волшебный перстень на большой палец левой руки.
Данте снял с шеи шнурок, на котором висел серебряный перстень. Надел на палец, и рука тут же завибрировала. Изумруд увеличился, сверкая так, что осветил собой всю комнату.
– Теперь возьми кинжал, разрежь себе руку, любую, и заполни кубок кровью до половины, – Салазар указал на кубок на столе.
На раздумья у Данте времени не было – Янгус едва дышала и каждая минута могла стать для неё последней. Вытащив из-за пояса кинжал, он закатал правый рукав и одним движением располосовал запястье. Данте не чувствовал боли – схватил кубок и принялся собирать в него кровь. Падая на дно кубка, кровь превращалась в голубоватую жидкость. Заполнив сосуд до половины, Данте кое-как перемотал окровавленную руку платком.
– Салазар, что делать дальше?
– Теперь заставь Янгус выпить содержимое кубка. Если не будет пить, открой ей клюв руками и вливай жидкость насильно.
– Янгус, миленькая, ты должна мне помочь, – взмолился Данте, подползая к птице. Он боялся трогать Янгус руками – она была как мёртвая. – Янгус, это надо выпить, – Данте поднёс кубок к клюву птицы. Та вздрогнула от прикосновения, но пить не стала.
Делать нечего. Аккуратно приподняв Янгус, Данте уложил её к себе на колени. Обычно тяжёлая птица теперь была невесомой, как кусочек японского шёлка.
– Янгус, пожалуйста, постарайся... Я хочу тебе помочь... Надо это выпить, умоляю тебя... – прошептал Данте, гладя птицу по хохолку.
Он вновь поднёс кубок к Янгус, и она послушно открыла клюв. Чуть приподняв птичью голову, Данте стал по капельке вливать ей в горло волшебную жидкость.
Длилась эта процедура бесконечно – боясь, что Янгус задохнется, юноша действовал крайне осторожно.
Поставив, наконец, пустой кубок на пол, Данте закрыл глаза, в изнеможении облокотился о бортик кровати и некоторое время так сидел, изредка трогая пальцем лежащую на его коленях птицу. Она была тёплая и дышала.
Минут через пятнадцать перья Янгус осветились красным. Данте с ужасом и надеждой одновременно смотрел на птицу – из её ноздрей вырывались искры. Потом свечение погасло и Янгус подала признаки жизни: замахала крыльями и что-то тихонько пробулькала.
– Янгус... – весь дрожа пробормотал Данте. Птица ласково ткнулась клювом ему в ладонь.
Ещё через час она уже сидела на жёрдочке, чистя склеенные пёрышки. Данте в абсолютно невменяемом состоянии ходил кругами, будто сумасшедший по палате.
– Янгус, ты есть хочешь? – взяв поднос с фруктами, он протянул ей киви. Янгус затарахтела и, подхватив киви когтями, вонзила клюв в сочную мякоть.
Данте бессознательно смеялся, глядя на выздоравливающую любимицу, и кормил её фруктами, пока не ощутил головокружение. В глазах резко потемнело, ноги подкосились и юноша тихонько сполз по стеночке. Слегка отдышался и заметил, что пол в комнате весь красный, как и его одежда. А он и забыл про свою руку, потерял очень много крови, поэтому ему и дурно. Убрав с раны платок, Данте увидел: перстень, который он и не подумал снять с пальца, вибрировал, впитывая как губка все попадающие на него капельки крови.
Данте, сняв перстень, провёл камнем по ране. И чуть не вскрикнул. Изумруд, вбирая в себя кровь, становился всё зеленее и зеленее и параллельно заживлял рану. Она затянулась на глазах, даже и следа не осталось.
Зеркало на стене вспыхнуло – в нём снова появился Салазар. Теперь он больше не был двенадцатилетним мальчиком, а был взрослым юношей возраста Данте. Всё те же чёрные волосы струились до поясницы, изумрудный плащ стелился по полу, а раскосые антрацитовые глаза сверкали на бледном лице. Салазар смеялся.
– Знаешь, что ты только что сделал?
– Знаю. Спас жизнь Янгус. Но если бы не ты... спасибо...
– Нет, дело не в Янгус, а в перстне. То что ты сделал – Магия Крови, сильнейший чёрный ритуал, позволяющий закрепить за собой магический артефакт. Перстень вобрал в себя твою кровь, и ты стал полноправным его хозяином. Раньше он работал в руках любого колдуна. Теперь он не станет слушаться никого, кроме тебя. В твоих руках величайшая магическая сила. И ты не можешь от неё отказаться. Я тебе уже говорил, что чёрная магия необратима. Ты больше не можешь прикидываться обычным человеком, ты больше не можешь давить в себе магию. Если ты попробуешь, она тебя уничтожит, – Салазар улыбнулся краешком губ.
– Но... но... я не понимаю...
– А что ты не понимаешь? Я тебя предупреждал. То, что ты сделал сегодня, – магия, замешанная на человеческой крови – это самое наичернейшее колдовство из всех, что существуют. И у тебя теперь нет иного пути, кроме как научиться своей силой управлять и жить с ней в мире, или однажды она тебя задушит. Хочешь проверить? Только попробуй завтра сунуться в церковь, – и щёлкнув пальцами, Салазар растворился в зеркале.
====== Глава 19. Миром правят лжецы ======
Проспал Данте от силы часа три и к рассвету уже был на ногах. Янгус спокойно дрыхла, уткнувшись клювом в спину, и умирать больше не намеревалась.
Покинув дом, Данте вышел во двор. Вдыхая прохладный предрассветный воздух, он пытался прийти в себя после тяжёлых испытаний этой ночи. Предупреждения Салазара не убедили Данте, что он поступил неправильно. Чёрная магия? Да какая разница белая она или чёрная? Любая магия работает как во зло, так и во благо. Он не сделал ничего дурного, напротив, спас Янгус. Птица жива и здорова, это главное. Если бы она умерла, он бы умер вслед за ней, такой потери он бы не пережил. Иногда Данте пугался своей привязанности к животным – он любил и Янгус, и Алмаза с какой-то нездоровой фанатичностью. Если бы умирала вчера не Янгус, а та же Каролина, он бы перенёс это гораздо легче. Наверное.
Данте провёл рукой по волосам, убирая их со лба, поднял голову и улыбнулся звёздам, уже тускнеющим на фоне тёмно-голубых небес. Всё будет хорошо. Сегодня свадьба Клементе. Не очень весёлое мероприятие, но и портить его Данте не хотелось. Салазар нарочно его дразнил, да и в церковь не пойти он не может. Максимум, что там произойдёт: ему станет плохо. Ничего, переживёт, не впервой.
Каролина настояла именно на церковном венчании, хотя падре Антонио мог бы приехать и в посёлок. А многие гаучо и вовсе женились на открытом воздухе и без присутствия падре. Данте обожал индейско-африканские свадьбы, сопровождаемые ритуальными плясками под стук барабанов. Но Каролина, Пия и Анхель Лозано категорически противились даже венчанию вне церкви. Клементе и Гаспар не спорили, а с Данте никто и не советовался, хотя он был обеими руками и ногами за то, чтобы свадьба вообще не состоялась.
Ну ничего, он выдержит. Как хорошо, что жива Янгус! Данте пребывал по этому поводу в состоянии бешеной эйфории. Но что же с ней произошло? Ни с того, ни сего никто не болеет и не умирает, должна быть причина. Янгус заболела позавчера, хотя Данте кормил её самолично из рук. Кормил... кормил грушами. Быть может, грушевое дерево поливали ядом? Но ведь и он ел эти груши и не отравился.
Взгляд Данте упал на пустую собачью будку, и в мозгу у него словно включился свет. Вот оно! Как же он раньше не додумался? Буквально за сутки до болезни Янгус умерла Гроза – собака, живущая во дворе. Умерла внезапно и очень быстро. И непонятно от чего. Таких совпадений не бывает, наверняка одно напрямую связано с другим.
Данте припомнил хронологию событий того дня. С утра он был в церкви с Каролиной, они вернулись домой, пообедали, и Данте с Гаспаром уехали на встречу с перекупщиками, а Клементе отправился к портному. В доме оставалась только Каролина, и когда они с Гаспаром к вечеру вернулись, Гроза уже полумёртвая лежала в будке. Неужели всё-таки Каролина? Но ведь она клялась, что не травила Янгус! Данте не хотелось верить, что Каролина способна на такое. Она, конечно, совсем помешалась на церкви, но убивать животных... Нет, нет, невозможно!
Подойдя к будке, Данте направил на неё руку. Пальцы юного мага засветились, точно фонари на Бульваре Путешественников. Данте обратил внимание, что свет, исходящий от пальцев был ярок, как никогда, но сейчас его больше волновали причины смерти Грозы. Он внимательно изучил будку внутри и пространство вокруг неё, но ничего не обнаружил. Как же узнать, кто убил собаку и пытался убить Янгус?
