Текст книги "Война сердец (СИ)"
Автор книги: Darina Naar
сообщить о нарушении
Текущая страница: 72 (всего у книги 99 страниц)
– Ох, Санти! – уныло вздохнула Эстелла. – Ну только этого не хватало! Неужто ты влюбилась в Клема?
– Я не говорила, что влюбилась! – запротестовала Сантана. – Просто он меня зацепил.
– Бога ради, не связывайся с ним! – взмолилась Эстелла, приглаживая волосы. – Нет, я понимаю, я не вправе тебя поучать, но он нехороший человек и навряд-ли перевоспитается.
– А мне он показался милым.
– Это обманчивое впечатление. Он, может, и нормальный в других вопросах, но он полный идиот в отношениях с женщинами.
И Эстелла поведала Сантане всю историю Клементе, Пии и Лус.
– Понимаешь, Санти, он видит в женщине рабыню, служанку, самку для вынашивания его потомства, кого угодно, но не человека. Он не умеет любить, ценить, уважать женщину. Санти, не связывайся с ним, я тебя умоляю! Он угробил двух красивых молодых женщин, а если попадется третья, он и её угробит.
– Ну уж нет! – хмыкнула Сантана. Она пыталась скрыть разочарование, но Эстеллу провести было сложно. – Со мной этот номер не пройдёт. Если я и свяжу с кем-то свою жизнь, будет ли это мужчина или женщина, я не позволю им себя унижать. Хотя тётя Амарилис уже поставила на мне крест, – Сантана хихикнула. – Каждый раз обзывает меня старой девой. Но если всё же в моей жизни появится какой-то человек, он либо будет меня уважать, либо пойдёт к чёрту. Я лучше буду одна, чем с кем попало.
– Вот и правильно! – поддержала её Эстелла. – Я надеюсь, что ты не натворишь глупостей, Санти. Ты ведь всегда была благоразумнее меня.
Подруги проболтали до ужина. Когда Чола накрыла стол, оказалось, что ужинать они будут вдвоём: Маурисио так и не явился, а Мисолина заперлась в комнате, объявив, что с Сантаной за стол не сядет, ибо она не её круга. Девушки долго смеялись над чванливой Мисолиной, после ужина чаёвничая в гостиной, а затем Эстелла, проводив Сантану до экипажа, вернулась к себе. И обнаружила у порога Мио.
Вид у него был странный: шерсть свалялась в колтуны, мутные глаза смотрели в никуда. Он весь дрожал, и когда Эстелла протянула ему на ладони мясо, лисёнок даже не взглянул на него. Потрогав его нос, Эстелла убедилась, что тот горячий. Похоже, у зверька жар. Первое, что подумала Эстелла – Мио заболел чумой. Оставлять его в комнате было опасно, но и выкинуть его на улицу она не могла – очень привязалась к зверьку. Надев перчатки, Эстелла взяла лисёнка и уложила его на пол, на шёлковую подушечку. Она велела Чоле вскипятить молоко, налила его в блюдце и попыталась зверька отпоить.
– Выпей это, мой хороший, – уговаривала Эстелла. Ей так хотелось погладить зверька, но страх был сильнее жалости. Что если у него и правда чума?
К счастью, подозрения Эстеллы не оправдались. Через пару дней жар спал, Мио повеселел и теперь кушал с аппетитом, но, как и всегда, исключительно из эстеллиных рук. У Эстеллы как гора с плеч упала. Видимо, лисёнок простудился, пока прятался где-то.
Зато эта ситуация пошла Эстелле на пользу. Два дня она выхаживала Мио, забывая про сон и еду, и осознала – лечить животных ей нравится больше, чем людей. Там, в госпитале, когда она воочию столкнулась с тем, что в Медицинской Академии изучала только по книжкам, она испытала шок и отвращение. Профессия лекаря, о которой она мечтала с детства, её оттолкнула. После госпиталя Эстелла уверилась – фельдшером она работать не сможет. Для этого она чересчур брезглива и равнодушна к людям. Нет, она неверную профессию выбрала. Прав был дядя Ламберто, когда говорил, что медицина – это немощные люди, гадкие болезни и нет в ней ничего романтичного. Лучше бы она занялась рисованием! Однако, болезнь Мио поставила всё на свои места, открыв Эстелле новую нишу, которой она могла бы себя посвятить, не испытывая гадливости и омерзения. Она может лечить животных!
Счастливая своим открытием, Эстелла решила: как только закончится чума и она найдёт Данте, то увезёт его в столицу. Ведь он сын дяди Ламберто и вправе занять своё место. И там она займётся ветеринарией. Откроет свой кабинет и будет лечить домашних животных: кошечек, собачек, птичек. Эта новая затея и выздоровление Мио так захватили Эстеллу, что она не сразу заметила, что Маурисио до сих пор нет дома. А ведь прошло уже двое суток!
Утром, накормив уже окрепшего Мио, Эстелла затеяла купить ему красивый ошейник. Плевать, что вокруг чума и все умирают! Она хочет порадовать Мио и точка! С такими мыслями Эстелла наведалась в ювелирную лавку. Уехавшего в Барселону сеньора Адорарти заменил золотых дел мастер Серхио Дасван. В отличие от сеньора Альдо, он мало разбирался в драгоценных камнях, но зато ему не было равных в изготовлении золотых цепочек. Он работал с золотом так, словно это был не металл, а бумага. Цепи и цепочки, и толстые, и тонкие, и кручёные, и с круглыми колечками, и с овальными, и с треугольными, и с зигзагообразными он выплавлял с лёгкостью. Сеньор Дасван скручивал золото в косицы и умудрялся даже выгравировать на крошечных звеньях цепей имена их владельцев.
Изучив огромный ассортимент лавки, Эстелла остановила выбор на кручёной цепочке с медальончиком, где велела написать её адрес и имя Мио. На случай если лисёнок потеряется, кто-то его найдёт и вернёт.
Довольная покупкой, Эстелла приехала домой. Чола как раз затеяла генеральную уборку: начала она с библиотеки и застряла там до ночи, стирая пыль с книг. Мисолина уже второй день вышивала себе пеньюар для первой брачной ночи с Маурисио. Эстелла воспринимала её как помешанную, избегая встреч с ней. Так что компанию девушки в этот день составлял только Мио.
Взяв его на ручки, Эстелла забралась в кровать и надела ему на шею золотую цепочку. На медальончике с именем «Мио» играли солнечные зайчики. Цепочка мало напоминала ошейник, ибо совсем не стягивала зверьку шею, а висела свободно, но Мио отреагировал неадекватно. Спрыгнув на пол, он забился угол и заскулил, царапая когтями ковёр.
– Мио, Мио, что с тобой? – воскликнула Эстелла. – Тебе не нравится мой подарок? Просто я не хочу, чтобы ты потерялся. Ну хорошо, давай я сниму. Иди сюда, – звала она ласково, но лисёнок не подходил. Надрывно тявкая, он лапами сдирал цепь с шеи. Эстелла села рядом с ним на корточки.
– Мио, ну прости меня. Иди ко мне, я её сниму, – чуть не плача она протянула руку, чтобы отстегнуть цепочку.
Пыххх! Яркая вспышка. Прямо из лисьей шерсти повалил синий дым. Эстелла, вскрикнув, отпрянула и зажмурилась. Хлоп! Что-то хлопнуло, и наступила тишина. Эстелла рискнула открыть глаза. Но то, что она увидела, повергло её в шок.
На месте, где только что был лисёнок, теперь находился человек. Он сидел на коленях, опустив голову. Длинные-длинные чёрные волосы рваными прядями ниспадали ему на лицо, грудь и плечи, закрывая их целиком. Сердце Эстеллы сначала ушло в пятки, затем подкатилось к горлу. Замерло, и, наконец, пустилось в бешеный галоп, как лошадь, преследуемая охотником. Эстелла подползла ближе. Одной рукой человек держался за шею, а второй упирался в пол. Пальцы у него были тонкие и длинные, очень красивые... такие родные... На них серебром поблёскивали когти.
– Д-д-данте? – прохрипела Эстелла.
Но он будто не слышал. Тогда она, обезумев, схватила его за руку. Грудь разрывалась от страха, неверия и всё подступающего чувства безграничного блаженства.
Он поднял голову. Это и вправду был Данте. Её Данте, её любимый, которого она искала в треклятом госпитале. А он всё это время был рядом с ней! Прятался в шкуре лисёнка! Сапфировые глаза, в которых раньше плескалось море чувств от необъятной ненависти до всепоглощающей любви, теперь были пусты. Раскосость их как никогда выделялась на исхудалом лице.
– Д-д-данте, – стуча зубами, повторила Эстелла.
Он стеклянным взором обвёл её лицо, потолок, пол, увидел золотую цепь, что валялась рядом, и схватился руками за горло.
– Нет... не хочу... отпустите... не хочу... – пробормотал Данте и, царапая шею, точно срывая невидимый ошейник, повалился на пол.
Эстелла не знала что делать, разрываясь между всеми чувствами сразу: и ужас, и любовь, и боль, и блаженство, и жалость, и непонимание хлынули на неё голову водопадом. Но она не решалась трогать этого нового Данте, свернувшегося клубочком у её ног. Таким она видела его впервые и к нему ей, видимо, ещё предстояло привыкнуть.
====== Глава 28. А сердце помнит ======
– Данте, – у Эстеллы, наконец, прорезался голос. – Данте, поговори со мной.
Но он так и лежал на полу, свернувшись клубком и держа руки у горла.
– Данте... Данте... – звала Эстелла, хотя разум её понимал, что юноша неадекватен.
– Пожалуйста... хватит... не надо больше, – взмолился он еле слышно. – Воздух... мне нужен воздух...
Эстелла подползла к Данте и легла рядом с ним на пол, обнимая его.
– Миленький, что с тобой? Успокойся. Это же я, твоя Эсте. Ты помнишь меня? Иди сюда, мой Данте. Как же я скучала по тебе!
Данте, издав некий звук – что-то вроде лисьего тявканья, – уткнулся Эстелле носом в грудь. Часто-часто задышал, вдыхая тонкий аромат фиалки. Она гладила его по спутанной гриве и плакала. Вот он, её любимый Данте. Она его нашла. Но от него осталась тень.
– Данте... Данте, – шептала Эстелла ему в ухо, – поговори со мной. Ты меня узнаёшь? Это я, твоя девочка, твоя Эсте. Вспомни, как мы любили друг друга, – она погладила его по исхудавшим щекам, по губам.
Но Данте смотрел мимо. Тогда Эстелла покрыла поцелуями его лицо, и на миг ей показалось, что черты его приобрели осмысленное выражение.
– Данте?
Эстелла поняла, что всё напрасно, когда он уложил голову ей на плечо и заурчал как зверёк. И до девушки начало доходить. Кажется, Данте не понимает, что он человек. Ведёт себя также, как вёл себя, будучи Мио. Наверное, он слишком долго был в шкуре лиса. Возможно, с тех пор, как сбежал из Жёлтого дома. И поэтому его никто не мог найти. Да ещё и неизвестно, в каком он был душевном состоянии, когда обратился в Мио.
– Данте, всё будет хорошо, слышишь? – пролепетала Эстелла, сдерживая рыдания. – Я с тобой, я тебе помогу. Ты снова станешь таким, как прежде. Наша любовь тебя вылечит. Она никуда не делась, она ещё живёт в моём сердце, как и в твоём, я это знаю.
Они лежали на мягком ковре, прижимаясь друг к другу. Эстелла долго изучала лицо Данте. Какой он бледный и совсем-совсем юный, точно и не было этих лет. И кожа фарфоровая, как у двенадцатилетнего мальчика. Эстелла невольно залюбовалась им. Данте по-прежнему был красив, хоть черты его и заострились. А ещё она почему-то вспомнила Кларису. Та тоже не меняется с годами. Может, это свойство всех колдунов? Но как же тогда объяснить, что маги бывают и старые, да и Клариса не осталась в возрасте восемнадцати лет. Наверное, каждый из них стареет до определённого момента.
Взяв Данте за руку, Эстелла потёрлась о неё щекой. И обручальное кольцо на его пальце завибрировало. Не снял. Не выбросил. Не забыл, значит. Эстелла по какому-то наитию дотронулась до кольца Данте своим колечком. И они оба вспыхнули. По телу девушки побежали мурашки, татуировки на плече и пояснице запульсировали, точно к её коже присосались тысячи пиявок. С губ Данте сорвался стон. Он перекатился на спину и изогнулся по-змеиному, когда с его волос, с когтей, с ресниц и даже с кончика языка заструился яркий свет.
Эстелла было понадеялась, что магия вернёт его к жизни, но увы. Чары Любви обновили свою силу после долгой разлуки, но Данте был не в себе. Эстеллу он не узнавал и, самое плохое – не отзывался на своё имя. Зато когда Эстелла, эксперимента ради, назвала его «Мио», он встрепенулся.
– Мио? Ну хорошо, давай ты пока будешь Мио, – сердце у Эстеллы разрывалось, но в такой ситуации она могла лишь подыгрывать. Конечно, когда Эстелла ехала назад в Ферре де Кастильо, она была готова к любому повороту. Даже приготовилась увидеть Данте умирающим от чумы, но чтобы он был таким, совсем невменяемым... Смотреть на это было больно.
– Боже мой, что они с тобой сделали, мой миленький? Подлые, жестокие твари! Это всё твоя мерзкая семейка виновата: Клем, Каролина и Гаспар. Это они тебя в этот ад упрятали! Ты ведь был нормальным, я же видела в Книге Прошлого! Даже после башни, ты был нормальным. Это они тебя сделали таким, сволочи! – Эстелла изнемогала от рыданий.
Ненависть в её душе превысила все допустимые пределы. Необузданная, злая, она переплюнула даже ненависть к Маурисио. Того Эстелла больше презирала, чем ненавидела. Несмотря на всю боль, что он ей причинил, она не желала ему зла. Пусть бы жил себе да здравствовал, лишь бы подальше от неё. Но семейство Клема она мысленно отправила гореть в ад. За то, что эти изверги сделали с Данте, она своими руками разорвала бы их на куски. Эстелла сжала зубы. Ей хотелось разгромить всю комнату, а потом забиться в уголок и плакать там. Но нельзя ей впадать в истерику. Данте ничего не соображает, и она должна привести его в чувства.
– Я думаю, Мио, тебе надо хорошенько подкрепиться, – объявила она бодрым голосом, хоть душа её и кровоточила. – Но сначала я тебя искупаю и расчешу тебе волосы, – ухватив Данте за талию, Эстелла помогла ему встать. Данте шатало, но он пошёл на двух ногах. Эстелле это внушило оптимизм. Хоть на четвереньках не бегает, и то славно.
– Пойдём сюда, Мио, – открыв дверь в ванную, она присвистнула, чтобы привлечь его внимание. Данте подчинился.
Эстелла наполнила ванну водой из бочонка, мысленно поблагодарив Чолу за то, что та натаскала и нагрела её ранее. Стащив с Данте лохмотья, в которые он был одет, она усадила его в ванну. Накидала туда мыльных шариков с запахом мяты и травы, взболтав их в пену. Эстелла с трепетом касалась его кожи, намыливая её. Вымыла Данте и волосы. Но она так и не смогла их расчесать. Волосы были спутанные, словно их не расчёсывали года два. Придётся их обрезать.
Эстелла взяла ножницы и, пока Данте плавал в ароматной воде, млея от удовольствия, она отстригла ему волосы до плеч. Когда смоляные пряди его засыпали весь пол, Эстелла опять расплакалась. Данте не заметил ни своих обрезанных волос, ни слёз девушки.
Но Эстелла осушила слёзы, когда Данте вылез из ванны. Он был всё так же статен, пусть и похудел, но красота природная брала своё и ничто не могло её испортить. Пока Эстелла вытирала Данте полотенцем, она едва не задымилась. Как бы ей хотелось сейчас целовать его, ласкать его тело, снова принадлежать ему, но она понимала, что так нельзя. Она не может думать о глупостях, когда Данте в таком состоянии.
Эстелла выудила для Данте одежду из его же мешков, которые забрала из «Маски», но он отказался одеваться, разбросав все тряпки по комнате. И лёг в кровать голым. Эстелла предусмотрительно заперла дверь на ключ. Что если Маурисио вернётся, а она тут с Данте? Когда он был лисёнком, спать с ним в одной кровати не составляло труда, но теперь-то он человек.
Набросив на плечи хлопковую ночную рубашку, Эстелла легла рядом с Данте. Он тут же пристроил голову ей в район ключицы – именно туда же клал мордочку Мио. Капельки воды с его влажных волос падали ей на грудь. Весь вечер и ночь Эстелла провела как в бреду – она не сомкнула глаз, разрываясь между любовью и страхом, между жалостью и страстью. Данте мерно спал, урча во сне, когда она ерошила ему волосы или водила пальцами по его обнажённой спине. Размышляя, Эстелла надумала: именно цепочка, которую она надела ему на шею, спровоцировала его превращение. Вспомнив картинки из Книги Прошлого, Эстелла предположила, что такая реакция на её подарок у Данте случилась от того, что в Жёлтом доме на него надевали ошейник и цепи. Да и в башне, вероятно, тоже. Бедный, сколько он перенёс! Немудрено, что у него ум за разум зашёл. Но она вернёт его к жизни. Должна вернуть!
Эстелла с наслаждением втянула носом аромат его волос. Тот самый запах мяты, он ассоциировался у Эстеллы лишь с Данте. Сколько раз за эти годы она пыталась воссоздать этот запах. Сама принимала ванну с листиками мяты и мятными мыльными шариками, велела прачкам стирать простыни и одежду с добавлением в воду мяты, но это было тщетно. Запах получался приятный, но другой. Видимо, только на коже Данте мята приобретает ту самую нотку, что сводит её с ума.
Морфей доконал Эстеллу к рассвету. Заснула она так сладко, как не спала уже много лет, а проснулась от необычного ощущения.
Во-первых, под рукой было что-то очень мягкое. Во-вторых, кто-то облизывал ей лицо. На миг Эстелле показалось, что Данте снова обернулся в лиса. Отнюдь. Он был человеком, но облизывал ей подбородок языком также, как делал Мио. А мягкими оказались его волосы, что за ночь отросли и теперь, шелковистые и блестящие, струились по спине до копчика.
Данте лизнул её в шею. С болью в сердце Эстелла приняла эту ласку. Наверное, пока он не может выразить свои чувства иначе. Да, рассудок у Данте помутился, но любовь его жива. Это на уровне инстинкта. Сердце подсказывает ему, что она, Эстелла – родная, хотя голова этого и не помнит.
Данте лежал на животе без одеяла и Эстелла невольно залюбовалась изгибами его тела. В ней горело дикое желание. Эстелла сама себе удивлялась: как после всего, что с ней сделал Маурисио, она ещё способна желать мужчину. Вероятно, потому что это Данте. Они рождены друг для друга. Они – одно целое. Без него она не чувствует себя полноценной, будто у неё отняли часть тела – руку, ногу или содрали кожу.
– Я тебя так люблю, – шепнула Эстелла ему в ухо. – Слышишь, Данте? То есть Мио... – на это имя он отозвался; подняв голову, заглянул ей в глаза. – Вспомни меня, мой хороший. Я знаю, твоё сердце меня помнит, значит, и голова вспомнит. Это я, Эсте, твоя Эсте.
Он смотрел на неё внимательней, чем вчера. Что-то начало в нём пробуждаться, в ярко-синих очах затеплилась жизнь.
– Ты меня понимаешь? Я – Эсте, твоя Эсте, – повторила она.
– Эсте... – молвил он неуверенно.
– Да, да, правильно. Это я, я Эсте. Любовь моя, – Эстелла обвила его руками, а Данте опять уткнулся носом ей в шею и тихо-тихо прошептал:
– Вкусно...
– Что?
– Вкусно... пахнет... цветы... люблю цветы, – он с наслаждением вдохнул её фиалковый парфюм.
Эстелла надрывно рассмеялась. Нет, он что-то соображает. Он помнит её духи и разговаривает здраво. Значит, не всё потеряно, она его вылечит!
Ещё немного понежившись в кровати, Эстелла встала. Надо пойти вниз и узнать вернулся ли Маурисио. Да и Данте надо покормить.
Приняв ванну, она напялила первое попавшееся платье – синее с красными розами по подолу. Попросила Данте вести себя тихо. Но он и не думал буянить – лежал в постели, свернувшись клубочком. Причесаться Эстелла позабыла, но дверь на ключ заперла. Мало ли, какая-нибудь Чола ворвётся в спальню и увидит в её кровати голого мужчину.
Завтрак Эстелла, конечно, проспала, но ей повезло: Маурисио ещё не вернулся, а Мисолина закрылась в комнате, вышивая себе подвенечное платье. Чола на пару с двумя горничными продолжала генеральную уборку – сегодня они снимали портьеры, вытирали пыль на шкафах и выдвигали мебель. Пройдя в кухню, Эстелла разогрела завтрак и, ссылаясь на мигрень, унесла поднос наверх.
Данте так и лежал в постели, мурлыкая себе под нос.
– Милый, Данте... Мио, – позвала его Эстелла. Но он не шелохнулся, и тогда она присвистнула.
Данте лениво поднял голову.
– Идём завтракать.
На завтрак было рагу из овощей, эмпанадас, фрукты, ягоды и мандариновый сок. Сначала Данте вёл себя неуверенно. Вилкой он есть не стал, как и руками. Эстелле пришлось кормить его самой. Она едва не разревелась, когда он непонимающе покосился на столовые приборы, но, в итоге, завтрак прошёл в форме любовной игры. Под конец Эстелла, измазав Данте щёки и нос клубникой, не сдержалась и расцеловала его. И пришла в восторг, когда он улыбнулся.
Главная сложность была в том, что Эстелла никак не могла убедить Данте одеться – он отбросил всю одежду, что она ему предложила, и опять лёг в кровать.
А на Эстеллу напало безделье. Всё, всё ушло на десятый план, остался только Данте. Он затмил даже солнечный свет. Лень её дошла до того, что она так и не изволила причесаться, и ходила простоволосая из угла в угол. Потом села на кровать рядом с Данте. Он тут же уложил голову ей на колени. Эстелла долго перебирала его волосы, заплела их в косу, чтобы ему было легче дышать. Но ей хотелось другого. Она жаждала его ласки, его сильных и нежных объятий.
Но сейчас Данте был беспомощен и это вводило Эстеллу в исступление. Нет, на Данте она не злилась, он не виноват. Виноваты те, кто довёл его до такого состояния. У неё бы рука не дрогнула их убить. Наконец, она обратила внимание, что Данте удивлённо разглядывает свои руки – когти его зловеще поблёскивали.
– Что такое, милый? – спросила Эстелла. – Мио?
Он приподнялся и протянул ей руку.
– Что это? – выдавил он.
– Я тебя не понимаю, Данте. Что значит «что это?». Это твоя рука, – нежным голоском объяснила Эстелла.
– Это не я, это кто-то другой, – пробормотал он встряхиваясь. – Их много... много...
– Кого много? Я не понимаю, что ты хочешь сказать, Данте, – обвив его руками, Эстелла уложила щёку ему на плечо.
– Их много, они все тут. Они чего-то хотят... Но меня здесь нет. Почему я такой? Кто я?
Кажется, до Данте начало доходить, что он не лис, но нечто блокировало его сознание.
– Иди сюда, я тебе кое-что покажу, – взяв его за руки, Эстелла потянула его за собой. Подвела к зеркалу. – Смотри, это ты, – указала она на отражение. – Ты человек. Тебя зовут Данте. А это я, – она показала на себя зеркальную. – Я Эстелла. Я твоя жена. Вспомни, миленький.
Данте не мигая смотрел в зеркало и молчал. Эстелла отошла, чтобы оставить его наедине с собой. Он долго изучал отражение, потом сел на пол и провёл пальцем по стеклу.
– Но здесь ничего нет.
– Что-что? – не поняла Эстелла.
– Оно куда-то делось, – Данте потыкал когтем в зеркало.
– Как это? – Эстелла вернулась к зеркалу. Взглянула на себя, на Данте реального и на его отражение.
– Как это ничего нет? Данте, это зеркало, мы в нём отражаемся, гляди.
– Сейчас есть, а когда ты там, – он неопределённо махнул рукой, – то нет.
Эстелла пожала плечами, не понимая, о чём он говорит.
– Может, ты всё же оденешься? Ну Данте, не надо ходить голым, ты же простудишься.
Он будто не услышал, раз – и вспрыгнул на кровать.
– Данте, ты совсем меня запутал, – призналась Эстелла. Сев рядом, она накрыла его одеялом, но Данте, фыркая, сбросил его. Потянулся носом к эстеллиной шее. Понюхал и облизал.
– Вкусно...
– Чего ты хочешь? Ласки? – Эстелла ладонями обняла его за щёки. Он в ответ облизал ей нос.
– Нет, не так, – терпеливо объяснила она.
– Так.
– Нет, не так. А вот так, – и Эстелла коснулась губами его губ. Нежно-нежно, как в первый раз. Она ощутила, как у Данте напряглись все мышцы, и он заурчал, но уже более человечески, чем прежде.
Не владея больше собой, Эстелла уложила его на спину и покрыла поцелуями его лицо и грудь.
– Боже мой, как я тебя люблю! Как же я мечтала об этом!
Губы Эстеллы спускались всё ниже и ниже. Данте, впав в транс, изредка тихонько помяукивал. Поцелуи Эстеллы становились всё жарче и жарче, и вдруг Данте весь затрясся. Из него повалил дым. Эстелла отпрянула. Закатив глаза, Данте дёргался, как бесноватый, и искрился. Это продолжалось минут пять, и потом он застыл. Эстелла тронула его пальцем – он был холодный как лёд. Испугавшись ни на шутку, Эстелла выбежала из комнаты и ринулась в кухню. Прошло не больше двух минут, как она влетела обратно в спальню, неся в руках полный графин с водой. Но Данте в кровати не было.
Эстелла обнаружила его на балконе. По пояс перегнувшись через перила, он смотрел вдаль. Простынь на его бёдрах – первое, что удивило Эстеллу. Вполне человеческое, осознанное действие – нежелание идти на балкон голышом.
– Данте, – вздохнула Эстелла, – как ты меня напугал!
Он обернулся, и Эстелла вся затрепетала. Глаза его сейчас были чёрные как угли, и в них сияли хитрые искорки. А ещё страсть. Да, он смотрит на неё с желанием!
– Данте, – повторила Эстелла.
– Чёрт возьми, надо же кого я вижу! Маркиза Рейес собственной персоной. Предательница, лицемерка и просто дрянь, хотя красавица, что и говорить, – выдал Данте издевательским тоном.
Эстелла подобрала челюсть с пола. Оскорбления её не задели, она понимала, что он обижен. Она же наговорила ему нечто чудовищное. Хотя и попросила прощения в тот день, когда он принёс Мисолину из борделя. Но сейчас главным было не это. Он может обижаться, кричать, ругаться, ненавидеть её, но ведь он её узнал! Вне себя от радости, наплевав на все ехидства, она бросилась в его объятия.
– Данте, Данте, радость моя, ты пришёл в себя! Боже мой, не могу поверить, с тобой всё хорошо!
Но Данте, разжав её цепкие руки, грубо отпихнул Эстеллу и прошёл в комнату. Она кинулась следом задыхаясь от счастья.
– Данте, любовь моя!
– Не ломай комедию, красавица. Вот только не надо объясняться мне в любви, я не верю ни одному твоему слову, – жёстко проговорил он. Щёлкнул пальцами и оказался одет в бархатные штаны, сапоги из змеиной кожи, рубашку с кружевами и шёлковый чёрный плащ, хвост которого стелился по полу. – Любопытно. Совершенно не помню, почему я оказался в твоей спальне, маркиза. Но, увы, мне пора уходить. У меня есть незаконченные дела.
– Нет-нет, не уходи! Я знаю, что ты злишься, мой хороший, и ты прав. Я наговорила тебе гадостей, я тебя обидела, но я могу всё объяснить. Прошу тебя, Данте, давай поговорим, – Эстелла повисла на его шее, заискивающе глядя ему в глаза.
– Нет, – односложно ответил он, хотя ресницы его дрогнули.
– Миленький, не уходи! Останься со мной, ты мне нужен! Я вернулась в этот город только ради тебя, – по-детски захныкала Эстелла, вцепившись ему в руку ногтями.
– Враньё! – он задрал одну бровь так, что она перерезала половину лба.
Эстелла и узнавала, и не узнавала Данте. Таким жёстким и властным она его уже видела. Там, в волшебном подземелье, где он с яростью бросался на Кларису, угрожая ей расправой. Тот же взгляд, те же манеры, достойные принца, но не свойственные Данте-охотнику на лошадей. Что же с ним происходит?
– Я люблю тебя, Данте, люблю, – еле выговорила девушка и устало облокотилась о шкаф.
– Не знаю, что за игру ты затеяла, маркиза лжи, но мне всё равно любишь ты меня или нет. Я-то тебя не люблю, – в глазах Данте мелькнули досада и гнев. Но Эстелле показалось, что он больше злится на себя, чем на неё. Она невинно похлопала ресницами.
– А что ты хотела? – ответил он на её немое отчаяние. – Ты думала, я буду страдать, рыдать, рвать на себе волосы? Может быть, Данте так и делал. Но тот Данте – это тот Данте, он идиот и его больше нет. А я – это я. И для меня ты – прошлое, которое я не хочу вспоминать. Ты мне не нужна, красавица. Так что отвали от меня. Я ухожу! – и он направился к двери.
Обезумев, Эстелла вцепилась ногтями ему в плащ, дёрнула и вырвала кусок. Данте фыркая, взмахнул рукой, и дыра на плаще сию секунду исчезла.
– А я не знал, что ты бешеная дура. Где же твоя гордость, маркиза? Кстати, да, я забыл, верни мне волшебный перстень. Данте по своей дурости отдал его тебе, но мне он нужен, он мой. Верни мне перстень.
Эстелла молча кивнула. Руки и ноги её не слушались. Она кое-как добрела до туалетного столика, порылась в шкатулке с драгоценностями и нашла перстень. Хотела было его отдать, но тут её осенило, и она пихнула его обратно в шкатулку.
– Ну, давай мне перстень, я жду, – поторопил Данте.
– Нет.
– Нет? Что значит «нет»?
– Я не отдам тебе перстень, пока мы не поговорим.
– Вот как? Это шантаж? – Данте расхохотался, запрокидывая голову назад.
– Да, это шантаж! – сверкнула глазами Эстелла. Нет, она его не отпустит! Слишком долго она ждала этой встречи. – Сейчас ты сядешь тут, – она властно указала на кресло, – и выслушаешь меня, а потом, если захочешь уйти, я отдам тебе перстень, и ты уйдёшь. Но ты останешься со мной, я знаю.
В глазах Данте полыхнуло пламя, прикрытое насмешкой.
– Вот такой ты мне нравишься больше, – он цокнул языком, садясь в кресло. – Я люблю отчаянных женщин. Что ж, красавица, так и быть, я тебя выслушаю. Выкладывай.
Закинув ногу на ногу, он наколдовал два бокала с кровавого цвета напитком и протянул один Эстелле. Второй взял себе.
– Что это? – спросила она, нюхая содержимое.
– Вино, просто вино. Расслабься, красавица.
Эстелла залпом осушила бокал, не ощутив вкуса. Она села на пол у кресла Данте и так же, как он когда-то, уложила голову на его колени.
– Не прогоняй меня, умоляю. Данте, всё, что я тебе тогда наговорила, это неправда. Это всё Маурисио, он меня заставил. А я люблю только тебя, я всегда тебя любила, ты для меня всё... – Эстелла по-кошачьи потёрлась щекой о его колено. – Погладь меня, милый, приласкай меня. Я так соскучилась, я так тосковала по тебе. Давай начнём всё с чистого листа.
Грудь у Данте вздымалась. Отставив недопитое вино, он запустил пальцы в эстеллины волосы. Они подёрнулись золотом, и жаркая страсть разлилась по телу девушки.
– Может, мы перейдём сразу к делу, м? – вкрадчиво молвил Данте. Из когтей он выпускал лучи, что ложились на локоны Эстеллы сверкающими нитями.
– В смысле?
– Я знаю, чего ты хочешь, красавица. Ты хочешь меня. И я тебя прекрасно понимаю. Этот твой хвалёный маркиз может и богат, и титулован, но в сравнении со мной он ничто, – Данте надменно выпятил подбородок, гладя его когтем. – И в постели он полный дуб, даже и не сомневаюсь в этом. Эти аристократы, воспитанные в строгих правилах морали и нравственности, не могут доставить женщине удовольствие, ибо падре не велит ублажать супругу иначе, чем раз в год и исключительно для рождения потомства, – Эстелла и ойкнуть не успела, как Данте, схватив её в охапку, бросил на кровать. И рывками стал снимать с себя и с неё одежду.
– Данте, погоди... – от неожиданности она впала в ступор. То он безумен, то груб, то ласков, то вот такой, как сейчас, нетерпеливый и страстный. Эти перепады настроения Эстеллу запутали.
– Разве ты не этого хочешь, красавица? – изящные пальцы его, скользнув Эстелле под корсаж, расшнуровали его и побежали по позвонкам, будто юноша играл на арфе. И у Эстеллы в мозгу что-то задымилось, щёки её покрылись румянцем. Но это был не стыд – то была страсть влюблённой женщины.
– Я... я... Данте... о, Данте...
– Я знаю, ты хочешь меня. Это написано на тебе крупными буквами, – он рассмеялся нагло, явно осознавая свою власть над ней. – Поди изголодалась по удовольствиям, бедняжка. Этот твой чванливый маркиз небось пылинки сам с себя сдувает, а любовью занимается строго в темноте и через ночную рубашку. Бьюсь об заклад, что ему на тебя и на твои чувства наплевать. Но со мной ты будешь пищать от наслаждения и просить ещё и ещё.
