Текст книги "Война сердец (СИ)"
Автор книги: Darina Naar
сообщить о нарушении
Текущая страница: 64 (всего у книги 99 страниц)
Роксана злобно зыркнула на неё.
– Да, Мисолина беременна, – сообщила она. – А ты скоро станешь тётушкой.
– Но ты беременна не от мужа, да? – не унималась Эстелла. – Ловко же ты его облапошила! Хотя меня это не удивляет, ты всю жизнь была дрянью.
– Нет, Мисолина беременна от графа де Пас Ардани, своего покойного мужа. Но бедняжка умер, царствие ему небесное, так и не увидев наследника, – Роксана приблизилась к Эстелле вплотную. Секунда, и она, схватив дочь за горло, припечатала её спиной к стене. – Поняла? Если ты откроешь свой поганый рот, я вырву тебе язык! Пошла отсюда! Уезжай и больше никогда не возвращайся, иначе я тебя прибью! – Роксана с силой вытолкнула Эстеллу из комнаты и заперла дверь на ключ.
«Идиотка», – подумала Эстелла, потирая шею. Похоже, мать совсем рехнулась. В комнате Мисолины в это время раздались грохот, шлепки и возня.
– Ты будешь мне подчиняться! – визжала Роксана.
– Нет не буду!
– Будешь как миленькая! Ты отсюда не выйдешь, пока не родишь! Я тебя посажу на цепь, как собаку, и выпущу тогда, когда своими глазами увижу младенца, который станет нашей золотой жилой и приведёт нас к наследству старика!
– Пустите, ненавижу вас! – вопила Мисолина. – Чтоб вы провалились, вы мне не мать!
Эстелле дурно стало от таких криков и она спустилась вниз. Мисолину ей было нисколько не жаль, она всё это заслужила. И мало ей, пусть страдает, поделом. Не одной же ей, Эстелле, мучиться. А по Роксане Жёлтый дом не просто плачет, а уже бьётся в истерике.
Когда Эстелла вышла из особняка, чтобы сесть в экипаж, она увидела: у ворот стоят две лошади. Знакомые лошади – чёрная и белая. Алмаз и Жемчужина. Сердце девушки заколотилось. Несмотря на оклики Маурисио и дяди Ламберто, Эстелла ринулась к лошадям и, вся дрожа, обняла сначала одну, потом вторую. Лошади тоже признали девушку. Погладив их по гривам, Эстелла обнаружила на шее у Жемчужины тонкую верёвочку, к которой была подвешена маленькая коробочка.
Эстелла отвязала верёвку. Вскрыла коробочку. Внутри лежал необыкновенной красоты перстень – серебряный, с зелёным изумрудом. К нему прилагалась и записка. Эстелла узнала перстень – такой носил Данте. Дрожащими руками она развернула записку, жадно вперилась глазами в до боли знакомый мелкий почерк и прочла:
«Я знаю, что мы чужие друг другу, но моё сердце так не считает, поэтому я не держу на тебя обиды. Ты ничего мне не должна и я не хочу, чтобы ты чувствовала себя виноватой. Мы больше не увидимся, поэтому я осмелюсь попросить тебя, во имя той любви, что когда-то связывала нас, позаботься об Алмазе и Жемчужине. Забери их себе. И забери себе этот перстень. Он волшебный, но не бойся, он не причинит тебе зла. Помнится, Клариса хотела заполучить его. Если ты однажды встретишь её, отдай ей перстень, она знает что с ним делать. Мне он больше не нужен. Если я когда-то причинил тебе боль, прости меня. Всё, что я сделал, хорошего ли, плохого ли, это всё было ради тебя. Прощай и будь счастлива. Данте».
Эстеллу как обухом по голове ударило. Она не поняла смысла слов, которые Данте написал. К чему это? О чём он говорит? Может, он узнал, что она уезжает? Но зачем он отдал ей перстень и лошадей? Бред какой-то...
Но Эстелла ничего не успела толком сообразить – к ней приближался дядя Ламберто.
– Эстелла, ну что вы тут застряли?
– Н-ничего, сейчас...
– Какие красивые лошади! – воскликнул дядя, рассматривая Алмаза и Жемчужину. – Откуда они взялись?
– Это мои лошади, – промямлила Эстелла. – Я хочу забрать их с собой. Пожалуйста.
Ламберто не возражал. Увидев в глазах племянницы слёзы, он кивнул и, поручив Алмаза с Жемчужиной кучеру, сам сел на козлы.
Эстелла помахала Берте, Эстебану, Арсиеро, Либертад, Лупите и Урсуле ручкой и села в экипаж. В душе не было ни горечи, ни сожаления. Не было до тех пор, пока экипаж не выехал за городские ворота. Когда же со всех сторон вырос лес, у Эстеллы комок подкатился к горлу. Она выглянула в окно и картина той памятной встречи на дороге развернулась пред её глазами. Вот он, её смелый синеглазый всадник, её любимый, самый родной. Так лихо он спас её в тот день. Он горделиво гарцевал на Алмазе, волосы разлетались от порывов ветра, а лицо скрывало паньюэло – красный шёлковый шарф. А потом она сидела за его спиной, и он заливисто смеялся, запрокидывая голову назад, и сердца у них обоих стучали как сумасшедшие.
Эстелла высматривала на дороге то самое место, где они встретились с Данте, часто-часто моргая, чтобы удержать слёзы. Машинально взглянула на колечко, скрученное из жгуче-чёрных прядей её милого мага. Сейчас кольцо не подавало признаков жизни.
Маурисио, сидящий напротив, казалось, отключился, думая о чём-то своём. Эстелла крепко прижала руки к корсажу, где был спрятан волшебный перстень, откинулась на спинку сидения и закрыла глаза. А экипаж всё уносил и уносил их вдаль, и грудь Эстеллы разрывалась от боли и одиночества. Она больше никогда не увидит Данте. Никогда.
====== Глава 19. Между прошлым и будущим ======
Год 1801.
Начало нового тысячелетия ознаменовало и начало новой жизни. Первым шагом на пути к этому стала отмена рабства в Санто-Доминго – испанской колонии, где власть монополии свергли революционеры – приверженцы французской борьбы за независимость. Назревала война между Португалией и Испанией, а в колониях, то тут, то там, вспыхивали очаги недовольства. Апофеозом их послужили крупные восстания индейцев в Перу и Чили. Вслед за ними волна освободительного движения захватила умы и сердца порабощённых народов. И сидя на этом, готовом в любой момент взорваться вулкане, Ла Плата вступила в век девятнадцатый.
Столичная жизнь завертела Эстеллу в своём круговороте, и она и думать забыла о том, что осталось далеко в прошлом. Только Данте не забыла. Он – её любовь, любовь единственная, которой она отдала себя без остатка. И нет, и не будет в её жизни любви иной. Пусть они расстались, но Данте по-прежнему жил в сердце девушки. Он впитался в её кожу, в её кровь, в подкорку головного мозга. Эстелла засыпала и просыпалась с его именем на устах, и дня не проходило, чтобы она не тосковала о нём. Она грезила теперь о Данте, как о прекрасной, несбыточной сказке. В целях успокоения и из страха перед болью от близости с Маурисио, Эстелла сняла обручальное кольцо. Запрятала его и изумрудный перстень в шкатулку с драгоценностями, но изредка вынимала, чтобы полюбоваться. Кольцо мало реагировало на её зов, и Эстеллу это тревожило, а перстень и вовсе пугал её. Раньше, когда Эстелла видела его на пальце Данте, изумруд, бывало, вращался в оправе. Но в её руках перстень не источал магии, хотя от прикосновений к нему Эстелле делалось дурно.
Огромный дворец Фонтанарес де Арнау занимал угол улицы Сан-Тельмо. Три этажа, колонны и арки, выстроенные полукругом (с внутренним двориком в центре) делали этот дом воистину королевским. Со стороны фасада, что лицезрели все прохожие, раскинулся сад, где росли жакаранды, пальмы, араукарии, хоризии, фиги и моры. На калитке был выгравирован серебряный герб в виде ястреба с сапфировыми глазами. Внутренний дворик венчал фонтан в два метра высотой. Кроме него там расположились: беседка и скамеечки, увитые плющом, и клумбы с различными видами роз; среди них были редчайшие экземпляры. Алые, оранжевые, жёлтые, розовые, кремовые, зелёные, синие, чайные, бардовые, пятнистые, белые и даже чёрные, они источали умопомрачительный аромат, и Эстелла часами просиживала около них, слушая дивный запах и вспоминая Данте.
Собак во дворе не держали – дедушка Лусиано на дух не выносил сторожевых псов. Зато у калитки стояли часовые, а в глубине сада была построена вольера, где важно вышагивали синие, зелёные и белые павлины. Чуть вдали располагалась и конюшня, что содержала двадцать пять великолепных скакунов.
Алмаза и Жемчужину поселили в этой же конюшне, и они стали для Эстеллы настоящей отрадой. Она ухаживала за ними сама: чистила, кормила, расчёсывала им гривы и выезжала на прогулку верхом то на одной, то на другой лошади.
Внутри особняк был не менее прекрасен, чем снаружи, а заблудиться в нём не составляло труда. Пятьдесят две комнаты; каждая из них несла определённую функцию, вмещая столько вещиц, что за пять лет Эстелла и половины из них не рассмотрела.
Центральная гостиная – шикарная зала приёмов со стенами, обитыми золотой парчой, и уставленная белоснежной мебелью, оканчивалась алой лестницей, что переходила в балюстраду второго этажа гигантской волной.
Тридцать человек домашней прислуги следили за хозяйством и день, и ночь. Горничные сметали пыль, перестилали кровати и ухаживали за одеждой господ. Кухарки чистили овощи, месили тесто, потрошили птицу и рыбу, а повара ежедневно изобретали по нескольку новых блюд.
Официанты прислуживали за столом; прачки стирали; дворецкий отворял дверь, встречая визитёров; поломойки драили полы; посудомойки начищали до блеска кастрюли и подносы; конюхи следили за лошадьми; кузнец их подковывал; кучера управляли экипажами и каретами, за исправность которых отвечал каретник. Для особо торжественных выездов в доме содержались два юноши-лакея. Ещё были сервировщица, в обязанности которой входила сервировка стола; гладильщица, что гладила одежду здоровенными утюгами, подогреваемыми от печки; мальчик-посыльный; молодой юноша – секретарь дедушки Лусиано; чистильщики обуви и оружейники, которые следили чтобы шпаги, пистолеты и арбалеты хозяев всегда были наготове, если им вдруг приспичит выехать на охоту в ближайший лес. Всей обслугой руководила экономка донья Фиона – щупленькая старушенция с пронзительным визгливым голоском и крутым нравом; а кладовыми и ключами от всех дверей заведовала ключница.
Маурисио и Эстеллу заселили в левое крыло дома – здесь они могли делать что угодно и месяцами не попадаться никому на глаза, спускаясь лишь на завтрак, обед, ужин и ежедневный послеполуденный чай – время строго обязательное для всех. В иные часы еда не подавалась, и если кто-то опаздывал на трапезу, то ходил голодным до следующего по расписанию приёма пищи или шёл в кофейню.
Больше всего Эстеллу поразила библиотека, что занимала внушительную часть первого этажа. От потолка до пола по стенам здесь тянулись шкафы красного дерева, уставленные книгами на любой вкус. Дядя Ламберто был большим ценителем литературы и коллекционировал книги уже много лет. Стоимость некоторых превышала все мыслимые границы, но Ламберто это не останавливало. Когда он с гордостью продемонстрировал племяннице библиотеку, Эстелла аж вся задрожала от предвкушения. Сколько же прекрасных книг она может здесь откопать!
Как и водится, Маурисио и Эстелла разместились в двух спальнях – консервативный дедушка Лусиано был против заселения супругов одну комнату.
«Лазурное небо» – так прозвали в доме спальню Эстеллы, ибо стены её были обиты нежно-голубым шёлком. Комната состояла из нескольких зон. В одной находилась дубовая белоснежная кровать с периной лебяжьего пуха, застеленная синими хлопковыми простынями и укрытая балдахином из тончайшего ажура. Вторая зона – мини-гостиная, отделялась от спальни перегородкой. Изящное синее канапе с ножками из слоновой кости; секретер; посеребренный туалетный столик с кучей ящичков и огромным зеркалом в расписной раме; пара кресел в итальянском стиле; пуфы и подушечки; огромная статуя змеи, ползущей вверх; ковёр в виде шкуры зебры – всё это убранство напоминало будуар инфанты, где та, едва проснувшись пополудни, принимала многочисленных посетителей, одновременно совершая туалет.
В третьей зоне была гардеробная. Там стояли два золотых комода для хранения постельного и нижнего белья; огромные, под потолок, шкафы для повседневной верхней одежды; вешалки и манекены для бальных и вечерних туалетов; полочки для шляпок, перчаток, туфель, вееров и зонтиков и деревянные сундуки.
О гардеробной Эстелла всегда мечтала – её наряды вечно никуда не умещались ни в родительском доме, ни в замке Рейес, и их приходилось распихивать по чемоданам и коробкам. Теперь же у каждой вещички было своё место и Эстелла могла часами крутиться перед зеркалом, примеряя то или иное платье.
Гардеробная соединялась с гостиной коридорчиком. Там стояли напольные вазы с цветами, а в глубине виднелась дверь в ванную комнату. Вот здесь был настоящий рай на земле. Ванна – круглое фарфоровое сооружение, похожее на гигантскую чашу, – стояла по центру. Вокруг неё разместились шкафчики и полочки со склянками с парфюмом, мыльными шариками, пахучими травами, морской солью, одеколонами, мазями и иными коробочками и баночками с притирками и припарками для того, чтобы бархатная кожа Эстеллы окончательно превратилась в персик.
Впервые попав сюда и изучив все склянки, Эстелла нашла баночку с засушенными листиками мяты. Открыв, вдохнула запах и едва не лишилась разума.
Тот самый аромат, родной, любимый, который она ощущала всякий раз, будучи в объятиях Данте. Как хорошо бы жилось им в этом доме, в этой спаленке, в этой уютной ванной! Как бы они любили друг друга на этой кровати!
Узенький и длинный балкон с вычурными перилами открывал вид на Пласа Доррего – площадь, что по выходным превращалась в ярмарку. Там высилась огромная статуя ангела с раскрытыми на всю ширину крыльями. Второй балкон, квадратный и просторный, напоминал асотею. Являясь продолжением комнаты, он выходил во внутренний дворик. Лучшего места для уединения и придумать было нельзя. После полудня Эстелла пряталась здесь от мира, сидя в плетёном кресле, укрытая тенью жакаранды, что дотягивалась ветвями до перил.
Как Ламберто и обещал, он уговорил Маурисио позволить Эстелле учиться. Маурисио колебался, но в итоге уступил натиску Ламберто и поддержавшего его Лусиано. Тот хоть и был консерватором, но Эстелла виделась ему девушкой умной и мало созданной для того, чтобы быть домашней наседкой. Было решено подыскать Эстелле место учёбы по окончании суда по делу об убийстве Фелиппе Кассераса.
Ни дядя, ни дедушка не сомневались – их адвокаты добьются справедливости. Так и вышло. На первом же заседании все шесть судей Эстеллу оправдали единогласно. Обвинения с неё были сняты, и, хотя следствие над истинным убийцей продолжалось в Ферре де Кастильо, ни Эстелле, ни её родственникам уже не было до этого дела.
Дядя Ламберто слово сдержал. Когда ужасы суда закончились, он подыскал для Эстеллы отличное учебное заведение – лучшую в Ла Плате Медицинскую Академию, куда Эстелла успешно и поступила. Учиться ей нравилось. Зарываясь в увесистые пыльные энциклопедии, девушка забывала обо всём на свете.
Первый год был самым сложным. Эстелла полностью отдавалась учёбе, прерываясь лишь на сон и еду, но мало-помалу жизнь вошла в колею. На следующий год, кроме изучения наук, у неё появились и иные увлечения: новые приятельницы из академии, что частенько приходили в гости; театры, рестораны, кофейни, скачки, которые Эстелла посещала вместе с Маурисио. Хотя последний отныне бывал в Байресе наездами. Повинуясь внутреннему голосу, что давал понять – Эстелла несчастлива с Маурисио – дедушка Лусиано выбил ему должность посла при дворе вице-короля. И теперь Маурисио катался по миру, отсутствуя на родине месяцами.
Когда Маурисио уезжал, Эстеллу всюду сопровождал дядя Ламберто – большой любитель светских мероприятий. Они посещали все театральные премьеры, побывали в опере и даже в казино. Ну и конечно не обошли стороной и балы при дворе вице-короля, где и дедушка, и дядя были завсегдатаями. Балы эти изумили Эстеллу своей роскошью и помпезностью. Ламберто, красивый мужчина, был ещё тот сердцеед – местные дамы с ума по нему сходили. Но он заводил лишь лёгкие интрижки со светскими красавицами или наведывался для низменных любовных утех в бордель. Но ни к одной женщине Ламберто не питал глубокой привязанности.
Эстелла, будучи представлена новому, только вступившему в должность вице-королю Хоакину дель Пино и Росасу, со временем превратилась в истинно придворную даму. Но она не выносила совместные посиделки с кумушками, что сводились к перетиранию чужих костей и вытряхиванию грязного белья всех, начиная от вице-королевы и заканчивая конюхом. Поэтому Эстелла всё чаще стала примыкать к компании мужчин. Девичью нежность её сменила кокетливость кошечки, манеры сделались мягче, и сама она расцвела, подобно бутону розы. Эстелла научилась играть в вист, посещала скачки, делая ставки, на равных обсуждала с мужчинами их результаты и отпускала колкие шуточки, которые в дамском обществе не воспринимали. Мужчины были покорены и даже наличие у Эстеллы супруга не останавливало их перед попытками ухаживаний. Про маркизу Рейес слагали легенды, но Эстелла оставалась глуха и к комплиментам, и к ухаживаниям. А женщины лопались от яда, ожидая, когда же эта мнимая её добродетель падёт ниц.
Но Эстелла никогда и не была добродетельной – она принадлежала лишь одному мужчине, с двенадцати лет и на всю жизнь, и другие её не интересовали. Как бы её не мучил Маурисио и не искушали светские денди, это не изменилось в ней ни через полгода, ни через пять лет. Она часто перечитывала записку Данте, ту, что он послал с лошадьми и кольцом. Но смысл её так и оставался загадкой.
Когда Маурисио появлялся в особняке, он хоть и принуждал Эстеллу исполнять супружеский долг, но не осмеливался на большее в страхе, что она нажалуется Лусиано или Ламберто. Но Эстелла всё равно пила снадобья, восполняя их запасы у местного аптекаря.
Спустя пару лет их супружества Маурисио заговорил о наследниках. Он сыпал упрёками: дескать, пора бы ей уже родить ему сына. Эстелла отмалчивалась, корча дурочку и продолжая пить снадобья. Но Маурисио поплакался Ламберто и тот предложил отвести Эстеллу к доктору на осмотр. Эстелла жуть как этого испугалась. Если доктор попадётся грамотный, а не какой-нибудь шарлатан вроде доктора Дельгадо, все её хитрости мигом раскроются. Она отказывалась идти на осмотр, уверяя, что ей стыдно. Тогда Ламберто позвал доктора на дом. Тот, осмотрев Эстеллу, со скорбной миной поведал: маловероятно, что она сможет иметь детей. Даже если забеременеет, не факт, что выносит. А если и выносит, не факт, что родит, ибо роды для неё чреваты последствиями.
Эстелла удивилась этому вердикту – её никогда ничего не беспокоило в плане здоровья, если не считать моментов близости с Маурисио. Но для неё такой диагноз не явился трагедией. Как девушка умная, а теперь ещё и медицински грамотная, она считала материнство лишь одной из функций женского организма, но не главной целью всей жизни.
Маурисио, однако, новость ошарашила. Он был крайне раздражён, увидев, что Эстелла не плачет и не бьётся в истерике после ухода эскулапа. Когда в ответ на его прямой вопрос: почему это она не расстроилась, что не сможет подарить ему наследника, Эстелла пожала плечами, он залепил ей оплеуху.
– Тварь! Всю жизнь мне сломала! Если бы я знал, что ты неполноценная, я бы никогда на тебе не женился! – выдал Маурисио и ушёл из комнаты, оставив её одну.
А Эстелла ощутила зловещую радость. Слава богу! Хоть в этом ей повезло. Но снадобья она пить не перестала – бдительность никогда не помешает – в академии им часто рассказывали о нежданной беременности после двадцати лет бесплодия.
С той поры Маурисио как подменили. Он никогда не был ласковым, хоть и говорил Эстелле, что любит её. Но теперь его любовь и вовсе ветром сдуло: он стал презрительно холоден и многократно оскорблял супругу. Она и обманщица, и потаскуха, и недоженщина, и его не достойна. Эстелла же предложила Маурисио развестись и найти себе наседку, которая родит ему десятерых.
– И где же вся ваша любовь? – однажды вопросила она, не скрывая ехидства. – Что? Закончилась? А почему, знаете? Да потому что и не было её. Когда мужчина любит женщину, ему наплевать на всё и на всех, кроме неё одной. И уж тем более ему без разницы, может она родить или нет. Знаете, маркиз, пусть я не женщина, как вы говорите, но я человек, а не курица, и у меня есть чувства, мысли, мечты, а не только способность или не способность рожать детей.
– Будь проклят тот день, когда я с вами связался! – рыкнул Маурисио. – Надо было развестись с вами, опозорить перед всеми, чтобы вас на кол посадили на центральной площади, как прелюбодейку. Стоило ли сохранять вам жизнь, если вы ни на что не годны? – и Маурисио с размаху хлопнул дверью.
Так минуло пять лет. И в жизни Эстеллы, наконец, наступил знаменательный день – она получила вожделенный диплом бакалавра медицины по специальности фельдшер.
По этому поводу Ламберто закатил праздничный ужин и устроил в саду фейерверк. Всюду летали шутихи, меняя цвета и формы, а многочисленные слуги аплодировали молодой хозяйке, которую они обожали. Эстелла же чувствовала и эйфорию от сбывшейся мечты, и гордость за себя саму, и вместе с тем необъяснимую печаль.
Как же летит время! Только вчера та восемнадцатилетняя девушка, опустошённая, убитая горем разлуки с любимым, в слезах покидала Ферре де Кастильо. И вот она, уже молодая женщина двадцати трёх лет, с дипломом фельдшера, ощущает, что теперь мир открыт для неё. И это она, Эстелла, та самая, и в тоже время совсем другая.
По окончании празднеств Эстелла поднялась к себе в спальню. Маурисио сейчас находился в Риме, и она была предоставлена самой себе. Эстелла долго смотрела на диплом, изящный, с золотым тиснением и красной печатью Медицинской Академии. Затем убрала его в комод и вздумала написать письмо бабушке.
Эстелла переписывалась с Бертой и Сантаной раз в пару месяцев. Изливала на бумагу свои мысли, с удовольствием читала весёлые ответы на них, но сегодня слова не шли с кончика пера. Эстелла около получаса смотрела на пустой пергаментный лист и так и не могла написать ни строчки, кроме двух приветственных слов: «Дорогая бабушка...».
Бабушка. Она, конечно, отвечает на её письма, но жизнь её поменялась после нового замужества. Эстелла помнила этот день в мелочах. Не столько из-за бабушкиной свадьбы, сколько от того, что последовало за ней. Эстелла прикрыла глаза. Перо выпало из руки, оставив кляксы на пергаменте, а воображение унесло её в воспоминания пятилетней давности...
Через два месяца после того, как Эстеллу признали невиновной в убийстве Фелиппе Кассераса, она и Маурисио получили приглашение на свадьбу бабушки Берты.
Эстелле не хотелось ехать обратно в Ферре де Кастильо, так заворожил её Буэнос-Айрес, да и воспоминания разрывали душу на кусочки. А вдруг она встретит там Данте и у неё не хватит сил больше его отталкивать? Ну вот что она там забыла? Что интересного в бабушкиной свадьбе? В конце концов, бабушка не юная девица на выданье и непонятно зачем она устраивает этот балаган. Выставляет себя на смех, и это в её-то возрасте! После бед, что выпали на её долю, сердце Эстеллы ожесточилось. Она нынче не испытывала жалости и сострадания, терпимости и снисходительности к людям. Жаль ей было только себя, ну и ещё Данте. Никогда она не забудет его взгляд при их последней встрече. А все прочие вызвали в ней раздражение. Им наплевать на её чувства, вот и ей наплевать на чувства других. Та же самая бабушка Данте ненавидит и ей всё равно, что они дышать не могут друг без друга.
Эстелла искала отговорку за отговоркой, чтобы не ехать, но так и не смогла открутиться. Маурисио – любитель запудрить всем мозги наигранной любезностью – дал Эстелле понять: на свадьбу Берты они поедут. И для убедительности принудил её к очередному исполнению супружеского долга, привязав к кровати и закрыв ей рот тряпкой.
Лусиано и Ламберто приглашений на свадьбу не получили, но и не расстроились. Ламберто вообще похихикал, пожелав Эстелле не заснуть на церемонии бракосочетания:
– Смотрите, дорогая племянница, не усните прямо в церкви, когда эти двое будут греметь костями у алтаря! – пошутил он, провожая Эстеллу и Маурисио в путь.
Но эстеллино нежелание посещать сие нудное мероприятие вдруг материализовалось. Почти. Хоть они с Маурисио и выехали аж за три дня до свадьбы, всё равно умудрились опоздать на венчание. Одна из лошадей, запряжённых в экипаж, посреди дороги сломала ногу. Пришлось остановиться на ночлег в ближайшей таверне, а утром оказалось, что там нет запасных лошадей. И кучер отправился в другую таверну, дабы пригнать новых. Маурисио был в бешенстве, а Эстелла надеялась на свадьбу-таки не попасть. Увы, этот номер у неё не прошёл, но они с Маурисио потеряли целых двенадцать часов, и когда прибыли в Ферре де Кастильо, в храме Святой Аны уже шло венчание. Решив, туда не врываться, Эстелла и Маурисио дождались всех на улице.
Гостей оказалось немного. Эстебан, одетый в элегантный фрак и узкие кюлоты песочного цвета, вышел из церкви под ручку с Либертад. Та была необыкновенно хороша в розовом шёлковом платье. Со спины её легко можно было принять за сеньориту, если бы не цвет кожи.
Урсула с Лупитой, разодетые в ситцевые платья, разрисованные ягодками и цветочками, походили на крестьянок, затесавшихся на праздник богачей. Джованна, которую Эстелла сразу же узнала, – смуглая, невысокая, широкоплечая и немного угловатая женщина в жёлтом атласном платье с корсетом. Она, привыкнув одеваться по-мужски, странновато семенила и дёргала то шлейф, то корсаж, которые, верно, её раздражали. Джованну сопровождал среднего роста мужчина, лысый, с круглым розовощёким лицом, на коем не было ни волос, ни бровей, ни ресниц. Джованна держала за руку мальчика лет восьми. Тот беспрестанно вертелся, зевал и шмыгал носом.
На свадьбу пришла и Сантана вместе с дядей Норберто и тётей Амарилис. Последняя, судя по письмам Сантаны, благополучно нашлась сразу, как только Ламберто вернулся в Буэнос-Айрес. Объяснила она своё отсутствие тем, что гостила у давней подруги.
Сантана была одета в серебристое платье из парчи. Увидев Эстеллу, она радостно бросилась в её объятия. Эстелла же переодеться не успела, поэтому осталась в дорожном платье, нежно-синем в мелкую клеточку, и с маленькой шляпкой на голове.
Тут были и незнакомые Эстелле гости: мужчины в возрасте с жёнами – друзья сеньора Альдо. Сам сеньор Альдо в элегантном чёрном фраке почти растворился на фоне Берты. Та в многослойном платье цвета абрикоса и с гигантской шляпой с красными, розовыми и синими перьями, заняла собой всё пространство, напоминая торт с кремом. Эстелла про себя подумала, что для вдовы бабуля вырядилась чересчур пафосно. Но Берта любила все объёмное и приметное, поэтому мнение окружающих ей было до фонаря.
Принимая поздравления и цветы, Берта заметила Эстеллу с Маурисио и подошла к ним. Эстелла расцеловала бабушку в обе щеки, а Маурисио преподнёс ей подарок – ажурный зонтик от солнца с алмазной ручкой.
Эстелла пожелала бабушке счастья, хотя сеньор Альдо Адорарти так и не вызывал у неё доверия. Но это бабушкина жизнь и она не станет в неё лезть. Хотя сама Берта в её жизнь лезла регулярно, считая себя вправе говорить гадости про Данте.
– А что, Мисолина не пришла? – спросила Эстелла.
– Не-а, – сообщила Берта, обмахиваясь веером из страусовых перьев. – Не знаем мы, где она. Исчезла.
– Как это исчезла? – Эстелла поправила опаловую серёжку в ухе – камушек прицепился к волосам.
– Вот так. Мамаша её сказала, будто бы Мисолина сбежала с вещами прямо у ней из-под носа. Хоть Роксана её и караулила. Ты ведь знаешь, дорогая, Мисолина же беременная от своего покойного старикашки. Я та-ак удивилась, когда узнала! – захихикала Берта. – Надо ж. Я ведь была уверена, что он уже всё, того, ничегошеньки не может, с виду-то еле ногами передвигал, а ребёнка сделал.
Эстелла хотела было сказать, что Мисолина где-то нагуляла живот, но не стала омрачать бабушкину свадьбу.
В конце концов, все отправились на обед в дом сеньора Альдо – небольшой двухэтажный особнячок из красного камня, огороженный весёленьким сине-зелёно-красным заборчиком. На крыше дома стоял флюгер в виде золотого петуха; напротив фасада раскинулся цветник, а на заднем дворе росли фруктовые деревья.
За столом мужчины шутили, желая новоиспеченным супругам счастья и долгих лет жизни, а женщины – жёны друзей сеньора Альдо, примерно все возраста Берты, завели болтовню о соседях, о детях и внуках, о приготовлении еды, шитье и ведении домашнего хозяйства. Эстелла чувствовала себя райской птичкой в курятнике. Ей было дико скучно и она не знала на что отвлечься. То рассматривала стены, обитые беленькой тканью в жёлтый горошек, то теребила пурпурную бахрому на краях скатерти, а то изучала собственные ногти. Господи, какая скукотища, просто сил нет!
Эстелла уже готова была уснуть, как вдруг началось веселье. Одна из дам опрокинула на себя рагу из рыбы, перепачкав всё платье. С воплями и сожалениями об испорченном наряде, провонявшем рыбой, она бегала по столовой и размахивала руками. Другие женщины, включая невесту, пытались её успокоить. Амарилис и Норберто на обед не пошли – поздравили Берту в церкви и смотались восвояси.
Сантана же осталась и теперь рассеяно лопала экзотический салат с добавлением жареных морских свинок, к которому Эстелла так и не рискнула подойти.
Но неожиданно Сантана начала зеленеть
– Что с тобой, Санти? – взволновалась Эстелла.
– Что-то мне плохо, – пропыхтела та, держась рукой за живот. – Я или объелась, или отравилась.
– Мне сразу не понравился этот салат. Не зря я не стала его есть! – Эстелла, взяв свой веер из павлиньих перьев, помахала над подругой.
– Я думаю, её надо отвезти в госпиталь, – вмешался Маурисио. – По-моему, дело серьезное. Бабули и дедули, – он указал на гостей, – и без нас повеселятся.
На людях Маурисио всегда проявлял великодушие и заботу. Эстелла прекрасно знала, что это лицемерие – до Сантаны ему нет никакого дела. Но сейчас выбирать не приходилось.
– Да, вы правы, – согласилась Эстелла. – Едем в госпиталь.
Через несколько минут они уже прощались с Бертой, которая голосила что-то об испорченном обеде. Потом сели в экипаж и поехали в госпиталь – заведовать им с недавнего времени (не без поддержки отца овдовевшей Кларибель) стал доктор Дельгадо.
Выяснилось: источником отравления Сантаны послужили не морские свинки, а кальмары.
Эстелле и Маурисио пора уже было возвращаться в Байрес, но Эстелла уж очень волновалась за подругу, и Маурисио уступил, разрешив ей остаться в госпитале до утра. А сам, заявив, что не выносит лечебницы, отправился в фамильный замок Рейес навестить Матильде.
Эстелла долго шарахалась по коридору туда-сюда, ожидая, когда задремавшая от слабости Сантана проснётся, и можно будет её увидеть. «Вот сейчас отличный шанс сбежать», – машинально подумала Эстелла. Да, раньше она бы непременно этим шансом воспользовалась, но теперь... Куда ей бежать? И зачем? У Данте, быть может, уже новая любовь, а про неё, Эстеллу, он и думать забыл. А если и вспоминает, то как страшный сон.
