Текст книги "Война сердец (СИ)"
Автор книги: Darina Naar
сообщить о нарушении
Текущая страница: 71 (всего у книги 99 страниц)
– Ох, маркиза, мы узнали, что вы немного занимались медициной, – вкрадчиво сказала Беренисе Дельгадо. Её двойной подбородок колыхался при каждом вздохе.
– Немного? – фыркнула Эстелла оскорблённо. – Я закончила Медицинскую Академию! Я фельдшер!
– Ах, так это ж прекрасно! Тогда ваше присутствие нам просто необходимо! – девичьим голоском заверещала сеньора Констанса Марвилья – женщина, похожая на платяной шкаф, (Эстелла не доставала ей и до плеча).
– Но я не чумной доктор, – пояснила Эстелла. – Я могу лечить раненых или не тяжёлых больных, но чума не в моей компетенции. Так что, сеньоры, извините, это не ко мне.
– Но как же так? – огорчились дамы.
– Вы не можете отказаться!
– Нам важны любые руки!
– Лечить никого не надо. Надо просто побыть сиделкой или санитаркой.
– Но я не хочу умирать от чумы! – не сдавалась Эстелла. Ей было наплевать на все эти благотворительные общества, помощь больным, бездомным, прокажённым. Во-первых, Эстелла не верила в искренность этих «святых» благодетельниц. Она была убеждена, что их доброта и порывы по помощи чужим людям – работа на публику. Во-вторых, Эстелла не была жалостливой, она и нищим-то на паперти подавала, лишь когда велел падре. А уж быть спасительницей умирающих! Нет, уж, увольте! Она пока в своём уме и надеется ещё немного пожить. Хотя бы дожить до встречи с Данте. Ещё бы разочек увидеть его милое, любимое лицо. Ради этого она была согласна даже подмочить репутацию. Пусть эти тётки считают её бессердечной, но чужие несчастья её не колышут, ей и своих хватает.
– Да вы просто эгоистка, маркиза! – заключила щупленькая и морщинистая, как жабо на шее денди, сеньора Апполинария Веласкес-Гретто. – Вот графиня де Пас Ардани наверняка нам поможет, – обратилась она к Мисолине, которая как раз спускалась с лестницы.
– О, я с удовольствием вам помогу, сеньоры! – воскликнула Мисолина, подходя ближе.
– Дорогая графиня, мы – представительницы Городского Комитета Милосердия, – пояснила Беренисе.
– Ах, так вам, верно, нужны деньги? – театрально огорчилась Мисолина. – Я бы рада помочь, правда, сеньоры, – пищала она ангельским голоском, – но у меня нет сейчас денег. Понимаете, мой дорогой муж, граф де Пас Ардани покинул эту бренную землю, не оставив мне наследства. Уж не знаю как, но все его деньги и земли отошли каким-то дальним родственникам. Думаю, тут не обошлось без махинаций. Но я, как женщина благочестивая и набожная, не держу ни на кого зла. Бог им судья, – пока Мисолина строила из себя святошу, Эстелла прикрыла рот веером, чтобы не заржать. – А теперь я живу из милости у сестры и её мужа, и не могу просить у них денег.
– Нет-нет, графиня, вы не поняли! – прервала Констанса. – Нам не нужны деньги. Сейчас нам нужны помощники. Свободные руки и самоотверженные, благородные сердца. Надо ухаживать за больными в госпитале.
– ЧТО? – глаза Мисолины чуть из орбит не выпали, а ангельский тон будто корова слизала. – Мне, с моими шёлковыми ручками ухаживать за чумными? Помилуйте, сеньоры! Нет-нет, никогда!
– Но падре Антонио велит проявить милосердие в столь тяжёлое время, – напомнила сеньора Апполинария.
– Я... я... я понимаю, но я не согласна проявлять милосердие за счёт своей жизни, – насупилась Мисолина. – Знаете, у меня ещё есть планы на жизнь, и я...
– В общем ни я, ни моя сестра не станем работать в госпитале, – закончила её мысль Эстелла. – Поищите кого-нибудь другого, сеньоры.
Мисолина закивала – впервые они с Эстеллой нашли точку соприкосновения.
– Но... как вы можете отказываться от такого благородного дела? – пролепетала возмущённая Беренисе.
– Сеньора Дельгадо, а вы-то сами почему не работаете в госпитале? – лукаво спросила Эстелла. – Могли бы помочь своему мужу.
– Я? В госпитале? – Беренисе явно такой вопрос в лоб не ждала. – Да-да, конечно, маркиза, я бы с радостью. Но я не могу, знаете, у меня слабое здоровье и от неприятных запахов я падаю в обморок.
– В общем, вы тоже ни черта не делаете, – заключила Эстелла. – Тогда не смейте обвинять нас в эгоизме. Прошу всех на выход.
– Но...
Эстелла направилась к двери, давая понять, что гостьям пора восвояси, но тут из кабинета вышел Маурисио.
– В чём дело? – спросил он строго. – Это что тут за сборище? Разве вы не в курсе, сеньоры, что массовые собрания запрещены?
– Здравствуйте, Ваше Сиятельство! – дамы присели в реверансе. – Хорошо, что вы здесь. Вы могли бы помочь нам и вразумить вашу супругу и её сестру.
– А в чём собственно дело?
– Мы из Городского Комитета Милосердия. Мы помогаем нуждающимся. Знаете, ничего нет достойнее такой миссии. Падре Антонио говорит, что мы исполняем волю Господа на земле, – верещала Беренисе.
– А если ближе к делу? – оборвал её Маурисио.
– Падре Антонио велит всем горожанкам хотя бы пару часов в день посвящать ухаживанию за больными в госпитале, – ответила сеньора Апполинария. – Ваше Сиятельство, больных столько, что они того и гляди из окон посыпятся. А ходить за ними некому, рук не хватает.
– То есть вы хотите, чтобы моя жена ухаживала за чумными? – Маурисио пошёл красными пятнами. – Вы хотите её смерти?
– Ну что вы, маркиз, разумеется нет! – залепетала Констанса, обмахиваясь поросяче-розовым веером. Она была выше и Маурисио, который не мог пожаловаться на недостаток роста. – Но это благородная миссия. Если даже маркиза умрёт, она попадёт в рай.
Пока Маурисио переваривал информацию, сеньора Апполинария рассказала, что больные уже лежат в коридорах госпиталя, а вчера их начали выносить на веранду, ибо складывать их уже некуда.
И тут вдруг мозг Эстеллы заработал в ином направлении. Нет, идти в госпиталь ей совсем не улыбалось. Но а что если Данте тоже там, в госпитале? А вдруг он там умирает, а она и знать ничего не знает.
– Моя жена не будет помогать чумным! – Маурисио говорил резко. – Я запрещаю это безумие! Так что, сеньоры, вон отсюда! И чтобы я вас больше тут не видел.
Дамы поджали губы.
– Какие вы все бессердечные! – процедила сеньора Апполинария.
– Нет, сеньора, просто мы не хотим умирать, – ответила ей Мисолина.
Но Эстелла вдруг выдала:
– Стойте, я передумала!
Все уставились на неё, разинув рты.
– Ну нет, я категорически против! – выпалил Маурисио. – Вы моя жена и обязаны подчиняться моей воле. Только этого мне не хватало, чтобы вы ещё заразу подцепили в этом госпитале.
– Не смейте мне что-то запрещать! – Эстелла едва не пристрелила его взглядом. – Я не ваша собственность! Или, может, вы хотите, получить камнем по голове ещё раз? Так что не лезьте ко мне. Я приняла решение. Сеньоры, вы можете на меня рассчитывать, я буду работать в госпитале.
– Прекрасно, чудесно, восхитительно, это просто замечательно! – тараторили дамы, перебивая одна другую.
– Тогда завтра в восемь утра, маркиза, Комитет пришлёт за вами экипаж, – победно закончила Беренисе, и дамы откланялись.
Но когда дверь за ними закрылась, Маурисио, схватив Эстеллу за руку, потащил её в кабинет. Последнее, что Эстелла услышала, – хихиканье Мисолины за спиной.
Эстелла была уверена: Маурисио её изобьёт, но он усадил её в кресло и запер дверь на ключ.
– Что, опять будете меня бить?! – с вызовом крикнула Эстелла. – Всегда говорила, что вы не мужчина.
– Уймитесь, не собираюсь я вас бить, – глухо отозвался он.
Маурисио молча прошёлся по кабинету взад-вперёд; начищенный паркет поскрипывал под его каблуками. Эстелла тяжело дышала, готовая отстаивать свои права. Ну почему, почему она должна жить как в клетке и отчитываться перед этим субъектом за любой вздох? Она и сама не хочет идти в госпиталь, но пойдёт, чтобы искать там Данте. Она для этого и вернулась в город.
Сев в кожаное кресло, Маурисио закурил сигару.
– Вот скажите мне, Эстелла, – он выпускал огромные кольца дыма, и Эстелла начала задыхаться, – зачем вы собрались идти в госпиталь?
– Как это зачем? Вы же слышали, им нужна помощь, а я фельдшер. Я что просто так училась что ли? – буркнула Эстелла.
– Я этого не говорил, – миролюбиво ответил Маурисио. – Я не запрещаю вам помогать людям. Помогайте, лечите больных, у которых несложные заболевания. Простуда, например. Если хотите, откройте свой кабинет для приёма пациентов. Но после того, как эпидемия закончится. А в госпиталь к чумным вы не пойдёте!
– Нет, пойду!
– Нет, не пойдёте!
– Нет, пойду! – Эстелла топнула ногой.
– А я говорю, не пойдёте! – не отступал Маурисио. – Если надо будет, я запру вас в комнате.
– Ах, ну разумеется! Настоящий аристократ и настоящий мужчина, когда у него заканчиваются аргументы, женщину запирает, бьёт и насилует. Отлично! – осклабилась Эстелла. – Но что бы вы не делали, в госпиталь я всё равно пойду.
Маурисио глубоко вздохнул.
– Ну до чего же вы упрямы! Я не понимаю, зачем вам туда идти, Эстелла. Объясните мне. Я не верю в вашу готовность пожертвовать собой во имя милосердия, – губы его чуть дрогнули, будто он сдержал улыбку. – Вы неверующая, вы не жалостливая, вы не любите людей. Зачем вам туда идти? Вы на мёртвых посмотреть хотите что ли? Вы мазохистка? Или вас гложет врождённое любопытство?
– Да откуда вам знать, что я на самом деле чувствую?! – разозлилась Эстелла. Её обескуражил мягкий тон Маурисио и то, что он раскусил её натуру. До этого момента Эстелла была уверена: Маурисио абсолютно её не понимает. – Я просто хочу туда пойти. Это каприз!
– Каприз? – он приподнял бровь, хотя раньше такая мимика была ему несвойственна. – Я не думал, что вы капризуля. Но даже если это каприз, то я решительно против. Я знаю, вы очень смелая, самая смелая и самая восхитительная женщина из всех, кого я встречал, – обычно холодный голос его стал бархатным. – Именно поэтому я не хочу вас потерять. Чума – это не игрушки, Эстелла. Если вы заболеете, никто вас не спасёт.
– Ну и что? А вы меня спросили? Может я этого и хочу: умереть, расстаться с этой проклятой жизнью! – уронив лицо в ладони, Эстелла разревелась.
Маурисио вдруг сел на пол у её кресла. У Эстеллы аж сердце ёкнуло – так всегда делал только Данте. Он садился у её ног и клал ей голову на колени, как кот в поисках ласки. Конечно, это совпадение, но для Эстеллы оно было болезненным. Если бы сейчас на месте Маурисио был Данте, если бы! Сто лет не нужен ей этот госпиталь. Она бы и не пошла туда, если бы не страх за Данте.
– Эстелла, послушай, – Маурисио расправил складки на её юбке. – Не ходи туда, если ты заболеешь, я тоже умру. Я не смогу жить без тебя.
Она опешила. Маурисио говорил мягко, нежно, а в глазах его горела искренняя любовь. Он никогда так с ней не разговаривал и сейчас не походил на того Маурисио, к которому она привыкла. Если бы Эстелла не видела его лица, она могла бы поклясться, что перед ней другой человек. Неужели удар по голове так на него повлиял?
– Эстелла, не ходи туда... пожалуйста, – уговаривал он. – Не делай такой глупости. Ты не сестра милосердия и не монашка, ты не обязана помогать чужим людям. Эстелла... Эсте...
И тут Эстелла очнулась.
– Я вам уже говорила десять раз: никогда не смейте мне тыкать и никогда не называйте меня Эсте!
– Но почему?
– Потому! – резко встав, она перешагнула прямо через Маурисио, отхлестав его юбкой по лицу. – Я ненавижу когда меня называют Эсте. Мне это неприятно! Ясно?
И, подбежав к двери, она повернула ключ и выскочила из кабинета.
За ночь Эстелла обдумала план на завтра. Чтобы удрать от Маурисио, придётся встать пораньше. Она не будет дожидаться экипажа от Благотворительного Комитета, а доедет на обычном. Придёт в госпиталь, скажет, что готова помочь, но сама ухаживать за больными не станет. Просто воспользуется шансом, чтобы перемещаться по госпиталю свободно и выяснить есть ли там Данте. И Маурисио ей не помешает. Если попробует, она его убьёт!
Комментарий к Глава 26. Комитет Милосердия –
[1] Аксамит – золотая или серебряная ткань с разводами, плотная и ворсистая как бархат.
====== Глава 27. Госпиталь Санта Маргарита ======
Ни свет, ни заря Эстелла уже была на ногах. Надев удобное платье – чёрное, с небольшим кринолином и длинными рукавами – она убрала волосы под чепец, наспех перекусила бутербродами и выскочила из дома, когда часы показывали без четверти восемь. Поймав экипаж, через минут тридцать Эстелла доехала до госпиталя.
Госпиталь «Санта Маргарита» представлял собой трёхэтажное каменное здание с глухим забором и деревянными воротами. Эстелла нетерпеливо позвонила в ржавый колокол у входа. Навстречу ей вышла санитарка – полная женщина в засаленном цветном платье и сером фартуке с карманами.
– Чего вам угодно? – спросила она хмуро.
– Здравствуйте, сеньора. Я от имени Комитета Милосердия, я хочу помочь в госпитале, – Эстелла улыбнулась санитарке, чтобы убедить её в своей искренности.
Но та нахмурилась, оглядывая Эстеллу. Девушка выглядела просто в своём платье и чепце, но её изящные пальчики и туфельки из кожи крокодила выдавали её с головой.
– Вы сразу видать аристократка, – пришла к выводу санитарка. – Много вас тут ходит таких сердобольных. Да толку-то от вас? Вы ж ничего делать не умеете!
– Но я буду стараться, сеньора, – пролепетала Эстелла нежным голоском. Очень ей не хотелось отказываться от своих планов, поэтому она прикидывалась ангелом.
– А заболеть-то не боишься? – вопросила санитарка лукаво.
– Боюсь, – вздохнула Эстелла, опуская ресницы. В непокорной душе её уже начинала закипать досада. Какого чёрта эта тётка её допрашивает?
– А чего пришла тогда? Доброта прёт, того гляди из ушей полезет, так что ли? Или чего другого тебе тут надобно? – женщина скрестила руки на груди.
– Я только хочу помочь, сеньора, – промямлила Эстелла кротко, хоть и была готова надавать этой бабенции оплеух. – Меня пригласили дамы из Комитета Милосердия. А падре Антонио велит нам помогать страждущим.
– Какие прямо все милосердные, сил нету! Красотки да богачки так и жаждут помогать этим несчастным. Ага, знаю я, чего вы все тут ищите. Небось любовников своих, да чай мне от этого ни убыли, ни прибыли. Дело твоё, хочешь на больных поглядеть, поглядишь. Пошли, – санитарка махнула рукой, велев Эстелле идти за ней.
Они вошли в калитку, и у Эстеллы ноги подкосились: прямо у входа, на траве лежали люди. Кучи людей и в лохмотьях, и в богатых одеяниях, одутловатые, покрытые испариной, волдырями и язвами, с выпученными глазами и разинутыми ртами; синие, зелёные, жёлтые, бледные. Одни стонали и хрипели, другие бились в припадках, третьи едва дышали. Эстелла обкрутила ноги юбкой и пошла на цыпочках, чтобы никого не задеть. Это было проблематично – люди лежали вплотную друг к другу, как огромные рыбины в сетях рыбака.
– Местов нет больше в госпитале, вот и кладём их куда придётся, – пояснила санитарка.
– Они все помрут, все кто, попал сюда, обречены. Нам остаётся облегчать их страдания да молиться за их души. Тебя звать-то как?
– Эстелла, – пролепетала потрясённая Эстелла. Одной минуты ей хватило, чтобы понять: она тут в первый и в последний раз. При условии, что не найдёт Данте. Но лучше бы не нашла. Если Данте здесь, значит, он умирает. Нет-нет, только не это! Она украдкой зажмурилась, сдерживая слёзы.
– Меня донья Эдельмира звать, – представилась санитарка. – А ты чего такая бледная? Испужалась что ли? Э-э-эх, да какая ж из тебя помощница? Ты ж ведь в обморок того и гляди брякнешься.
Эстелла и донья Эдельмира миновали холл, где каменные стены были побелены известью, и очутились в коридоре. На полу и на лавках лежали умирающие – нельзя было и шагу ступить, чтобы не наткнуться на них. Полчища мух кружили над их измождёнными, бьющимися в лихорадке телами. Туда-сюда шныряли санитарки в таких же серых, как у доньи Эдельмиры, передниках. Они таскали вёдра и тазы с водой, обтирали больных губками, бинтовали их язвы, приносили травяные отвары, но это мало облегчало их муки. Повсюду слышались вопли, стоны, проклятия, и жуткая вонь ударила Эстелле в нос. Нечего было и думать, чтобы провести тут целый день. Она и часа не выдержит.
Пока они с доньей Эдельмирой шли по коридорам, Эстелла уже готова была запищать, как мышка в мышеловке, и санитарка это заметила.
– Э, нет! Такая сестра милосердия нам не нужна. Пожалуй, мне придётся таскать нашатырь тебе, а не за больными следить. Ну что за наказание эти избалованные аристократки, в самом деле?! Вот что, давай-ка ты посидишь тут, – донья Эдельмира втолкнула Эстеллу в какое-то помещение. Это была выбеленная известью длинная и узкая комната. Больных здесь не наблюдалось, а деревянные столы и полки были уставлены пузырьками с каплями, настоями, отварами и мазями; хирургические скальпели для ампутации конечностей поблёскивали на солнце, бившем в кривые окна.
– Это хозяйственная комната, тут хранятся лекарства. Будешь тут сидеть, – решила донья Эдельмира. – Питьё по чашкам будешь разливать, воду греть, бинты да полотенца кипятить и скатывать. К больным не пущу. А то ещё в обморок хлопнешься прям на них. Ну что, согласная?
Эстелла кивнула. Такая работа больше её устраивала, нежели хождение около чумных. Донья Эдельмира дала девушке огромный передник, который был ей не по размеру. Пришлось обкрутить его вокруг себя дважды. Санитарка вручила Эстелле четыре корзины тряпок – их надо было разорвать на бинты, затем прокипятить, высушить чугунными утюгом, подогреваемым от печки, что стояла в нише, и скатать.
Надев перчатки и прикрыв лицо пропитанной воском тряпкой, Эстелла разложила по плошкам травы и подожгла их, чтобы обеззаразить воздух. И принялась рвать тряпки. Но её холёных ручек надолго не хватило – уже через полчаса они адски заныли. Но девушка не сдавалась. Подумаешь, мозоли натрёт. Надо узнать есть тут Данте или нет.
Через два часа явились доктора и госпиталь ожил. Донья Эдельмира вышла, и Эстелла тут же отставила утюг, которым она утюжила бинты. Подойдя к окну, она вгляделась в горизонт, мечтая отсюда сбежать.
В обед донья Эдельмира принесла еду: кукурузную похлёбку, булочки и матэ, но Эстелле кусок в горло не лез – ей казалось, что вся еда тоже заражена чумой.
Наконец, у Эстеллы появилась напарница – молчаливая молодая особа по имени Грисельда. Эстелла с превеликим удовольствием скинула на неё всю работу по глажке и скатыванию бинтов, а сама ушла. Надо обойти госпиталь и поискать Данте – это единственное, что её интересует.
Больные тянули к Эстелле руки, просили воды, лекарств, но она не испытывала жалости, только омерзение. Обходя палату за палатой, коридор за коридором, Эстелла вглядывалась и вглядывалась в лица больных. Но Данте среди них не было. Так слонялась она по госпиталю до вечера, пока её не начало тошнить.
Изучив весь госпиталь и так и не найдя Данте, Эстелла испытывала и облегчение, и усталость. Всё, баста, пора домой! Она направилась на выход, но тут её схватил под локоть какой-то человек. Он был одет в кожаный костюм, закрытый до горла, а также плащ, перчатки и маску. Наверное, это чумной доктор. Эстелла знала, что такие доктора, специализирующиеся на лечении чумы, холеры, оспы и прочих смертельных болезней, носят защитные костюмы.
– Вы санитарка? – спросил он грубым голосом.
– Ну да...
– Тогда почему вы ничего не делаете? Ну-ка немедленно оботрите губкой вон того больного, – приказал доктор, ткнув пальцем в угол, где лежал человек, весь покрытый язвами. – Видите, над ним мухи кружат.
– Что-о? Он же чумной! – возмутилась Эстелла. – Поглядите, он весь в язвах. Я не буду к нему прикасаться!
– Это что ещё за новости?! – рявкнул доктор. – Бездельниц тут понабрали! А ну-ка быстро за работу!
– Не смейте так со мной разговаривать, я маркиза! – Эстелла от обиды чуть не лопнула.
– Да мне плевать кто вы такая, хоть королева! – отрезал доктор. – Пришли работать, так работайте!
– Ну всё, с меня хватит! – одним движением Эстелла сорвала передник санитарки и швырнула его в доктора. – Работайте сами, а я ухожу!
Она кинулась прочь, перепрыгивая через больных.
– А ну-ка вернись! Видимо, твой муж давно тебя не порол! Ремень по тебе плачет! – выкрикнул доктор.
– Иди к чёрту, докторишка! Сначала научись обращаться с дамами, а потом открывай рот! Хам!
Добежав до выхода, Эстелла толкнула тяжёлую дубовую дверь и оказалась на улице. Миновав дворик, выскочила за калитку, сняла тряпку с лица и облегчённо втянула носом свежий воздух. Наконец-то! Какая же она дура! И чего она сюда припёрлась? Данте тут всё равно нет. И слава богу! Весь день на ногах, руки отваливаются – наверняка на них теперь мозоли. А эта донья Эдельмира помыкала ею как служанкой. А этот невоспитанный доктор посмел её оскорблять. Да кончика носа её больше тут не будет! Она маркиза, чёрт возьми!
Выбежав на мостовую, Эстелла стала ловить экипаж.
– Эстелла! Эсти! – услышала она оклик.
Эстелла обернулась. Сантана, в рыжем платье и рыжей шляпке, идя ей навстречу, махала рукой.
– Я тебя ещё издали приметила. Ты откуда тут взялась? – радостно воскликнула она.
– Сбежала из госпиталя.
– Из госпиталя? – Сантана поправила бант на шляпке. За пять лет она не изменилась, осталась всё той же жизнерадостной девчонкой, откровенной и непосредственной. Да и внешне выглядела цветущей. – А что ты там делала?
– Представь себе, Санти, вчера к нам явились дамочки из Комитета Милосердия. Эти кошёлки – Беренисе Дельгадо и ещё две ей подобные, – Эстелла с превосходством изогнула бровь, – сказали, будто теперь все замужние женщины и вдовы должны пахать в госпитале. Ну я с дуру туда и попёрлась, хотя Маурисио был против. Я вчера на него накричала, но теперь понимаю, что он был прав. Мне нечего делать в этом аду.
– Эсти, но когда ты приехала?
– Почти две недели назад.
– Но почему ты не сообщила о своём приезде?
– Вообще-то я приехала инкогнито, – разъяснила Эстелла краснея. – Но потом я встретила Либертад, да и Маурисио следом за мной приехал, и всё рассекретилось. А теперь мы не можем уехать обратно, потому что городские ворота закрыли.
– Но зачем же ты сюда приехала? – не отставала Сантана.
– Может, мы не будем болтать посреди мостовой, а пойдём ко мне? – избежала ответа Эстелла.
– Я с удовольствием! – воскликнула Сантана. – Жажду подробностей! Да и мне столько надо тебе рассказать! – тараторила она. – Как же я рада, что встретила тебя, Эсти! Это настоящий сюрприз! Но ты сумасшедшая, всегда была, есть и будешь ею! – рассмеялась она, беря Эстеллу под ручку. – И как ты осмелилась припереться в город, где бушует чума?
Эстелла и Сантана поймали экипаж и вскоре уже входили в замок Рейес, где на калитке красовался гепард, выпускающий из ушей пламя.
Но в гостиной подруг ждал сюрприз. Мисолина, ползая на коленях, расставляла на полу свечи в виде пентаграммы – пятиконечной звезды, заключённой в круг. На столике в медной посудине что-то дымилось, и по всей комнате воняло жжёной травой.
– Это что здесь за комедия? – рассвирепела Эстелла, бросив чепец в кресло.
Мисолина и бровью не повела.
– Я изгоняю духа, – объявила она.
Эстелла и Сантана переглянулись.
– Какого ещё духа? – ехидно поинтересовалась Эстелла.
– Этого духа зовут Эстелла Рейес в девичестве Гальярдо де Агилар, – выставив последнюю свечку, Мисолина взяла лучину, подожгла её от дымящихся на столе благовоний и стала зажигать свечи. – Она должна уйти из этого дома раз и навсегда, чтобы освободить дорогу более достойным.
– Это ты что ли более достойная? – хмыкнула Эстелла, а Сантана прикрыла рот рукой, давясь от смеха. – Я тебе уже говорила, сестрёнка, если тебе так нужен Маурисио, я его с радостью тебе отдам. Но, я смотрю, он на тебя не кидается.
– Это потому что ты здесь. Вот если бы ты сдохла, это было бы другое дело. Кстати, – Мисолина подняла голову и увидела Сантану, – а почему это ты сюда опять пришла, сестричка? Ведь ты пошла в этот мерзкий госпиталь. По моим расчётам тебе уже пора умирать от чумы.
– Увы, могу тебя разочаровать. Я пока умирать не собираюсь.
– Очень жаль. Ты вынуждаешь меня принять крайние меры. А эта что тут делает? – Мисолина указала на Сантану.
– Санти – моя подруга. Она будет приходить сюда, когда ей вздумается, – Эстелла разглядывала пустой камин. Ей хотелось Мисолину пнуть ногой и она едва сдерживалась.
– Вот именно, она твоя подруга, а не моя, а в этом доме я – будущая хозяйка. Так что пусть выметается! – в приказном тоне заявила Мисолина.
– Вот что, милочка, ты мне надоела! – Эстелла наклонилась и, схватив Мисолину за ворот, притянула её к себе ближе. – Я тебя предупреждаю в последний раз, если ты не прекратишь действовать мне на нервы, ты пойдёшь на улицу. Я приютила тебя из жалости, так что, будь любезна, соблюдай дистанцию. Хозяйка в этом доме пока ещё я, а ты тут гостья. Чола! Чола, немедленно иди сюда! – нервно крикнула Эстелла.
Обычно она не позволяла себе гонять прислугу, но сейчас была взвинчена. Служанка явилась мигом, раздосадованная невежливым тоном хозяйки.
– Чола, пожалуйста, приготовь мне и моей подруге чаю и принеси его наверх, – мягче сказала Эстелла. Нет, не станет она опускаться до уровня Мисолины и ругаться с прислугой. – Мы будем в моей спальне. А потом убери весь этот хлам из гостиной, – указала она на свечи. – Если эта неблагодарная приживалка возникнет, – она ткнула пальцем в Мисолину, всё также ползающую по полу, – дай ей пинка под зад, я разрешаю. Кстати, а где Маурисио?
– А Его Сиятельство ушёл, куда не сказал, – ответила Чола.
– Слава богу! Хорошо бы, чтобы он не вернулся! Пойдём наверх, Санти.
Сантана с Эстеллой поднялись по лестнице, Мисолина вся кипела от злости, а Чола, хмыкая, ушла готовить чай – она терпеть не могла Мисолину и радовалась её неудачам.
Через пятнадцать минут подружки, сидя в креслах, обитых жаккардом, уже пили ароматный чай, закусывая его мороженым. Эстелла рассказала Сантане о своей жизни в Байресе, хотя та знала подробности из писем. Но кое о чём Эстелла умолчала: о поведении Маурисио и о всё живших в ней чувствах к Данте.
– Так зачем же ты всё-таки приехала, Эсти? – вновь спросила Сантана. – Мы с тобой уже час болтаем, но ты мне так и не объяснила.
– Ну, когда я получила письмо от бабушки, я очень разволновалась, – выдумывала Эстелла на ходу. – Я переживала за моих родных и за тебя тоже, Санти. Ведь чума – это не простуда. И я захотела быть поближе к вам.
– Чего-то ты не договариваешь, – не поверила Сантана. – Ты даже никого не оповестила о своём приезде. Ты не пришла ни ко мне, ни к своей бабушке, ни к матери. Разве так ведёт себя человек, который соскучился по близким и переживает за них?
– Ну... я когда приехала, узнала, что всё хорошо, и решила не пугать вас своим появлением, – отговорилась Эстелла.
Слова её звучали неубедительно. Эстелла и сама понимала, что несёт бред, но открывать истинную причину своего приезда не желала. Пусть лучше Сантана думает, что она дурочка, чем опять упрекнёт её за любовь к Данте.
– Да не так уж всё и хорошо, – кисло заметила Сантана. – Ты разве не знаешь, что Арсиеро умер? И Эстебан болен.
– Я знаю. Мне Либертад рассказала. Твой дядя тоже болен.
Сантана глубоко вздохнула.
– Дядя Норберто умер, – сообщила она.
– Мне очень жаль, Санти, я тебе сочувствую, – Эстелла изобразила скорбное лицо, чтобы Сантана не усомнилась в том, что ей жаль дядю Норберто. Хотя это было не так. Эстелла и сама удивлялась, насколько она изменилась за пять лет. Стала более равнодушной, более жёсткой и менее жалостливой. Эта черта жила в ней всегда, но с недавних пор себя проявила. Нынче Эстеллу волновала судьба лишь одного человека – Данте. Остальные могли бы у неё на глазах превратиться в кучку пепла, она бы и не заметила. Наверное, она эгоистка. Но признаваться в этом Сантане она не стала бы и под страхом смерти. К счастью, искренность Эстеллы у Санти сомнений не вызвала.
– Мне тоже жаль дядю Норберто. Он был хороший, – Сантана подлила себе ещё чаю из фарфорового чайничка. – А вот тётя Амарилис меня пугает с каждым днём всё больше.
– В каком смысле?
– Ну, во-первых, пока он болел, она в очередной раз исчезла из дома. Явилась, когда из госпиталя пришло уведомление о смерти дяди Норберто. И, во-вторых, она даже слезинки не проронила. Хотя всегда утверждала, будто любит его. И ещё она разговаривает сама с собой. А однажды я такое видела, – Санти понизила голос. – Ты, наверное, скажешь, что мне это приснилось, или у меня была галлюцинация, но это не так. Однажды я видела, как у тёти Амарилис вырос хвост.
– Хвост? – Эстелла уронила на пол серебряную ложечку. – В смысле хвост? На голове?
– Нет, сзади, на копчике, как у животного, – поведала Сантана. – Пушистый такой и длинный. Она стояла ко мне спиной и меня не видела. Она помахала этим хвостом, а после запихала его под юбку. Я так и обомлела.
– Тебе это точно приснилась! – заверила подругу Эстелла.
– А я говорю, не приснилось! – упиралась в своё Сантана.
– Но этого не может быть, Санти!
– По-твоему я сумасшедшая?– надулась Сантана.
– Нет, но тебе могло показаться. Наверно, это был не хвост, а просто свет так упал на её платье, – доказывала Эстелла.
Она и сама не знала зачем спорит. Если Санти это не померещилось, то тут лишь один вариант: Амарилис – волшебница. Да и как Эстелла может удивляться таким вещам, если сама не только видела магию, но и ощущала её в своей крови, будучи близка с Данте? Но как рассказать об этом Сантане, Эстелла не представляла. Поэтому избрала тактику отрицания. В итоге, она убедила Сантану, что ей показалось, ибо, по словам Санти, в тот день она выпила пунш.
Когда разговор свёлся к беседам на личные темы, Сантана спросила подругу, счастлива ли та с Маурисио. И Эстелла опять наврала, сказав, что счастлива. О Данте Сантана не спросила, уверенная: Эстелла давно похоронила эту историю в своём сердце. Но сама разоткровенничалась. С недавних пор за Сантаной ухаживал Ноэль Марвилья – сын Констансы Марвилья, той дамы из Комитета Милосердия, что накануне приходила к Эстелле. Сантана принимала эти ухаживания от скуки – ей было одиноко, а отношения с девушками ей надоели. На этой почве Соль закатила сцену ревности, и они разругались в пух и прах. Сантана пояснила, что даже рада этому – недвусмысленные отношения с Соль давно напрягали её. Но теперь она в конец запуталась. После того, как Амарилис и Соль убедили её в том, что все мужчины идиоты, Сантане противоположный пол не нравился. Но был один человек, который поколебал эту уверенность. Покраснев, она спросила Эстеллу о том парне, блондине, с которым однажды познакомилась в её доме.
– Клементе? – наморщила носик Эстелла.
– Ну да.
– Санти, не пугай меня, – сказала Эстелла строго. – Он что, действительно тебе нравится до сих пор? Ведь пять лет прошло!
– Ну как тебе объяснить? – задумчиво молвила Сантана. – Мы с ним болтали один разок всего, я знаю, это глупо, но что-то есть в нём такое, что меня зацепило. И я иногда о нём вспоминаю. Только не смейся, Эсти. Это единственный мужчина, к которому я почувствовала симпатию.
