Текст книги "Война сердец (СИ)"
Автор книги: Darina Naar
сообщить о нарушении
Текущая страница: 67 (всего у книги 99 страниц)
Книга увеличилась в размерах, страницы начали сами перелистываться, и женщин окутал густой туман...
====== Глава 22. Тайна, покрытая мраком ======
Книга Прошлого вспыхнула, и Эстелла увидела знакомое до боли место – жандармерию, где она провела три жутких дня.
А вот и Данте. Бледный как смерть, он шарахался по округе, сидел на траве, обхватив голову руками. Так продолжалось, пока из жандармерии не вышел дядя Ламберто. Данте кинулся к нему. Они стояли друг напротив друга, отец и сын, такие разные и такие одинаковые.
Ламберто ушёл, оставив Данте одного. Тот снова плюхнулся на землю и горько заплакал. У Эстеллы в груди всё переворачивалось от любви, от жалости, от желания обнять Данте и не расставаться с ним. Когда рассвело и сменился конвой, жандармы заметили сидящего у ограды юношу.
– Вам чего тута надо? – рявкнул один из них. – Ну-ка топайте вон, пока мы вас не арестовали за бродяжничество!
Данте отступил. Некоторое время он блуждал по улицам, не зная куда податься. Вернулся в «Маску». Помотался по комнате и вдруг начал складывать вещи в мешки. Когда всё было готово, Данте, сев за столик, написал письмо. Спустился вниз, отдал вещи сеньору Нестору, сказав, что вернётся за ними позже, и вывел из конюшни Алмаза и Жемчужину.
– Боже, что он задумал? – шепнула Эстелла, пытаясь унять сердцебиение, а душу её сжигала тоска вкупе с чувством вины. Это она довела Данте до безумия.
Данте привязал животных к калитке у дома Эстеллы, оставив на шее у Жемчужины перстень и записку. Окинув ошалевшим взглядом окна особняка, он погладил лошадей по гривам и вдруг прижался к Алмазу. Будто попрощался. И, наконец, ушёл не оборачиваясь.
Книга зашелестела страницами, и вот уже Данте опять стоял у жандармерии.
– Чего вам тут надо? – рыкнул стражник, оглядев его потерянный вид.
– Кто тут у вас главный? Главный жандарм, он мне нужен, – робко сказал Данте.
– Зачем он вам?
– Хочу сообщить о преступлении.
Стражник, выкатывая рыбьи глаза, позвал напарника и велел ему проводить Данте к комиссару Ласерда. Последний крайне изумился, когда пред ним предстал юноша, своим видом напоминающий приведение.
– Что-о вам уго-одно? – промяукал комиссар. Эстелла за пять лет уже и забыла его дурацкую манеру тянуть слова.
– Я хочу рассказать правду, – ответил Данте.
– Каку-ую пра-авду? – зевнул комиссар.
– Сеньорита, то есть сеньора Эстелла... маркиза Рейес... девушка, которую вы арестовали, дочка алькальда, – сбивчиво пробормотал Данте.
– Ну да, зна-аю таку-ую.
– Она никого не убивала!
– Да мне всё-ё равно, убивала али не-ет, – уныло скривился комиссар. – Она сама призна-алась и всё-ё тут. Хотя есть у меня подозре-ения, что действовала эта да-амочка не одна. Гря-язную работу кто-то сделал по её прика-азу. Всё про-осто, благородная да-ама решила развле-ечься экстравагантным о-образом. Гуляла по Баррьо де Гра-ана, подцепила Фелиппе Кассе-ераса, уединилась с ним в туале-ете, порезала его зе-еркалом да и дёрнула отту-уда. А нанятый ею челове-ек жертву добил. У убитого две ра-аны, из которых смертельна то-олько одна. На этом настаивают и адвока-аты милой марки-изы. Кто-о её подельник, она не признаё-ётся. Но вы-то чего от меня-я хоти-ите?
– Этого человека убил я, – сказал Данте.
Холёная физиономия комиссара Ласерды загорелась интересом.
– Я сделал это, потому что... потому что он задолжал мне деньги, – сочинял Данте. – Я его убил, потому что он не отдавал мне долг. Я за ним следил и нашёл подходящий случай.
– Гм... любопы-ытно, – комиссар погладил свои роскошные, как у моржа, усы. – Вы утвержда-аете, что это вы убили Фелиппе Кассе-ераса, та-ак?
– Да.
– Стало бы-ыть, вы выслеживали его, ви-идели, как он повёл сеньо-ору маркизу Ре-ейес в туалет? Она уверяет, будто он пыта-ался её изнасиловать, и она уда-арила его осколком зе-еркала.
– Она говорит правду, – еле шевеля губами врал Данте. – Я прятался неподалёку. Эстелла ни в чём не виновата. Она только защищалась. Когда она убежала, он был жив. Она чуть-чуть его ранила. А я подошёл и его убил.
– А почему же вы реши-или сознаться именно сейча-ас? – съехидничал комиссар. – Да, у деви-ицы хорошие адвока-аты, но засадить её по полной програ-амме ничего не сто-оит. А вы ведё-ёте себя нелоги-ично. Я бы на вашем ме-есте ни за что бы не созна-ался.
– Просто меня замучила совесть. Ну что вам ещё надо, я не понимаю? – раздражённо прибавил Данте. – Я вам говорю, что это я его убил, арестуйте меня, а Эстеллу отпустите, она невиновна.
Из уст Эстеллы вырвался гневный возглас:
– Что за бред он несёт?! Да как ему вообще в голову это пришло? – она топнула ногой. – Данте там и близко не было! Это было в тот день, в тот день, на площади... он в это время был в отключке из-за ран и действия эликсира. Он совсем рехнулся что ли?
– Я же сказала – придурок, голову бы ему оторвать, – откомментировала Клариса.
Жандармы в эту секунду увели Данте в темницу, а через пару часов комиссар отпустил Эстеллу домой.
– Получается, когда комиссар мне сказал, что они нашли другого подозреваемого, это был Данте что ли? – Эстелла закрыла рот ладошкой.
Страницы Книги перелистывались и сверкали. Всё заволокло дымкой, но потом очертания обрели фокус. Картинка то приближалась, то отдалялась. Так же как и звуки голосов – иногда они затихали, иногда напоминали шум или гудение, а иногда были столь резкими и громкими, что Эстелла пугалась, что у неё лопнут барабанные перепонки. Наконец, картинка прояснилась.
Данте сидел в кабинете у комиссара Ласерды. Рядом находилась сеньорита Кассерас – дочка убитого мужчины, а также падре Антонио и два толстяка – один молодой, другой старый.
– Значит, сеньо-ор Бильосо, вы утверждаете, что этот челове-ек едва не убил вас и вашего сы-ына? – комиссар невозмутимо курил трубку, выпуская столько дыма, что в кабинете стоял туман.
– Ето так и есть, – проскрипел Сильвио (а это был именно он). – Ентот, – он ткнул пальцем в Данте, который сидел на стуле и напоминал дикое и очень пушистое животное из-за разлохмаченных волос, – запер моего сыночку в подвале. А сначала он отколотил его да на цепь усадил аки собаку, – лицемерно причитал Сильвио.
– Не сравнивай этот мешок жира с собаками! – выплюнул Данте – сапфиры в его глазах недобро сверкнули. – Животные намного лучше людей, а вас и людьми-то не назовёшь. Насекомые.
– Видали, комиссар, как ентот нас оскорблят? Так всегда ж было. Житья он нам не давал, ещё коды пешком под стол ходил. А в последний раз он и сыночку моего чуть не покалечил, и мя тож. Он нас пытал, да ещё и грабанул вдобавок. У-у-у, выродок! – Сильвио погрозил Данте кулаком.
– Но, сеньо-ор Бильосо, служанка ва-аша говорит друго-ое. Она уверя-яет, что сеньор Ньетто разда-ал все ваши де-еньги вашим же батракам, – уныло прогундосил комиссар.
– Герой тож мне, защитник бедных да несчастных. Ещё и вздумал их отпустить, чобы у нас слуг ваще не осталось, – пробурчал Рене. – Он хотит нас голодом уморить, вот чего. Или он думат, мы ся сами чоли должны обслуживать, обойдётся! Не для того я уродился, чоб спину гнуть.
– Кому-то не помешало бы поднять жирный зад и растрясти его, – не остался в долгу Данте.
– Те надо, ты и подымай! Я Ренато Бильосо, а не кто-нить тама. Я не должон тростник рубить! Сам руби, урод!
Данте только нервно рассмеялся, крутя лохматой головой.
– Да мне до фонаря, куды он те деньги засунул, хоть се в штаны, а хоть и в яму скинул. Он мя ограбил и точка! – рычал Сильвио, надувая лоснящиеся от жира щёки. – Вот, я специально и падре Антонио приволок сюды. Он могёт подтвердить, кто такой ентот гусь.
Падре кивнул.
– Год назад этого юношу обвинили в преступлениях против церкви и даже в убийстве и приговорили к казни. Но Господь добр к раскаявшимся и невинным, – падре перебирал чётки. – Юноша этот, как видите, жив. Всевышний сам вступился за него. Невинно обвинён, значит, человек или так покаялся, что Господь простил его.
Эстелла не удержалась и хмыкнула: в кои-то веки падре Антонио милосерден, как и подобает человеку с саном священнослужителя.
– Однако, – голос падре Антонио стал жёстче. Он поднял вверх указательный палец, – это не умаляет вины этого раба божьего за то, что он совершил в дальнейшем. Но, дети мои, преступления эти носят мирской характер. Так что мне здесь делать нечего. Воровство и убийство неизвестного горожанина – это не ко мне. Я священник и не расследую преступления. Я могу лишь молить Всевышнего, дабы он направил эту заблудшую душу и открыл ей путь к свету, – падре явно играл на публику, с таким, воистину театральным, пафосом он произносил свою речь. – Я занимаюсь только вероотступниками, обвинёнными в богохульстве, ереси и прочих мерзостях. Так что, синьор Сильвио, я вам не помощник в этом вопросе. Позвольте мне откланяться, сеньоры, у меня множество дел в приходе.
– Конечно, па-адре, – разрешил комиссар, и тот вышел.
На физиономии Сильвио отразилось всё, что он думал по поводу интеллекта падре и комиссара вместе взятых. Данте разглядывал свои когти – те поблёскивали в неярком освещении.
– Послу-ушайте, – комиссар заглянул в какой-то свиток, – Данте Гонсало Ньетто, так во-от, сеньор Ньетто, с убийством Фели-иппе Кассераса мне всё я-ясно. Вы доделали за ту да-амочку грязную рабо-оту. Она сама-а не осмелилась уби-ить, мня себя аристокра-аткой. Хотя в душе она обы-ычная проститутка, пусть и с родосло-овной.
Эстелла увидела, как Данте воткнул когти себе в запястье. Какой же всё-таки мерзкий тип этот комиссар!
– Но у неё ку-уча денег и свя-язей, – комиссар не реагировал на молчаливое бешенство Данте. – Ду-умаю, если она и понесё-ёт наказание, то незначительное. Её ро-одственники настаивают, что де-ело должно слушаться в Высшем суде Буэнос-Айреса, там мы её не доста-анем. Но вы – это не она-а. Вы-то заплатите за это преступле-ение сполна, – он ухмыльнулся, подкручивая усы пальцами. – И я, и сеньорита Кассе-ерас об этом позабо-отимся.
Дочь убитого, вышеупомянутая сеньорита Кьяра Кассерас, не проронила ни слова. Но Данте она изучала с любопытством. Её явно поразила красота юноши. Хоть Данте и был неестественно бледен, с растрёпанными волосами и остекленевшим взглядом, он и сам не понимал, насколько сейчас прекрасен. Но сеньорита Кассерас не выказывала особой злости и желания упечь Данте в темницу. И Эстелла, глядя на это сквозь страницы Книги Прошлого, рассмеялась: какая же мерзкая девица, вся в своего папашу! Её-то, Эстеллу, она хотела упечь в тюрьму чисто из женской зависти. На Данте же она смотрела как кошка на рыбку.
– Но меня интересу-ует другое, – продолжил мяукать комиссар. – Что вы мо-ожете сказать по поводу обвине-ений в ваш адрес со стороны-ы синьоров Сильвио и Ренато Бильосо, прису-утствующих здесь?
– Мало им, – заявил Данте, двумя руками убирая волосы со лба.
– Во-от как? Стало быть, сеньо-ор Ньетто, это пра-авда, что вы их пытали, что вы их огра-абили?
– Я не помню.
– То-о есть?
– Не помню и всё, – поёжился Данте. – Это был не я. Это был человек, который живёт во мне. Но если бы это был я, я бы им кишки вырвал, – по лицу Данте поползла гадкая ухмылка. Глаза его сделались чёрные как угли. Он пронзил Сильвио и Рене взглядом убийцы. – Я бы хотел, чтобы они сдохли. Я бы плюнул на их могилы. Как жаль, что Салазар их не убил.
– Кто это – Салаза-ар? – сдвинул брови к переносице комиссар.
– Это я, – шепнул Данте.
– Вы-ы? Интере-есно. Тогда кто тако-ой Данте Ньетто?
– Это я, – повторил Данте как попугай. Лицо его будто заледенело.
– То есть как та-ак? – комиссар потёр виски пальцами.
– Это потому что нас много, – Данте метнул на комиссара взгляд исподлобья. – Представьте, живёт себе на свете человек, и все думают, будто он это он, а на самом деле в нём живёт кто-то иной. Вот вы смотритесь в зеркало, комиссар, и что ты там видите?
– Себя коне-ечно.
– А я не вижу себя. Я вообще ничего там не вижу или вижу себя и не себя одновременно, – Данте обвёл всех пустым взором. – Лучшее, что вы можете сделать, комиссар, – убить меня прямо сейчас. И меня, и Салазара... Убить, всех убить, только не трогайте её. Не надо трогать Эстеллу, иначе я убью вас, – и Данте нервно дёрнулся.
Комиссар Ласерда потряс головой, будто отмахиваясь от назойливой мухи.
– Я ни черта не по-онял, – сказал он. – Вы что-о надо мно-ой издеваетесь?
– А вы кто?
– Что значит кто-о я? – разозлился комиссар, долбанув рукой по столу так, что Сильвио и Рене тотчас сменили одинаково тупые физиономии на одинаково испуганные. – Я комисса-ар Ласерда!
– А у вас над затылком баранья голова, – добил Данте.
– Что-о-о?
– Потому вы упрямы, тупы и не видите дальше своего носа, точно как баран. А ещё у вас противный голос и он меня раздражает так, что мне хочется вас задушить, – Данте засмеялся как-то надрывно. – А эти двое, – он указал на Рене и Сильвио, – однажды будут гореть в огне. Их дни сочтены, коса смерти висит над ними. Когда этот город укроют страх и дым погребальных костров, земля сама очистит себя от лишних. Они будут лежать на смертном одре и никто не придёт к ним на помощь, – голос Данте сделался низким, чарующим, как голос настоящего мага-предсказателя. Когти его удлинились больше и засияли серебром.
– Да он бредит! – Рене сварливо выпятил губы. – Он ведь чокнутый, вы чо не видите чо ли? В Жёлтый дом его!
– Ну-у это су-удьи будут реша-ать, – заключил комиссар, – где ему бы-ыть в башне или в Жёлтом до-оме. Моё дело преступле-ение раскрыть, а там уж пускай хоть на уша-ах скачет. Жа-аль, что смертная ка-азнь по велению вице-короля-я оста-алась лишь для государственных престу-упников и богохульников. Я б все-ех убивал. Даже за кражу хле-еба на виселицу без разгово-оров, чтоб неповадно бы-ыло.
– Жаль, что тебе не приходилось и не придётся голодать, – раскосые глаза Данте превратились в две хвостатые кометы, от чего лицо сделалось ещё более неземным, чем прежде. А голос зазвучал грубо и хрипло: – Если бы ты подыхал с голоду, комиссаришка, и утащил бы у какого-нибудь богача несколько монет, чтобы купить кусок хлеба, я бы первый отправил тебя на виселицу, чтобы неповадно было!
– Конво-ой! – выкрикнул комиссар. – В ка-амеру его, пока я не открутил ему башку-у!
Явились стражники и, надев на Данте кандалы, потащили его к двери. Вырываясь из лап своих мучителей, Данте поднял глаза к потолку – там на цепи болталась безобразная кованая люстра.
– Я бы на твоём месте, комиссар, переставил свой стол в другой угол, – выплюнул юноша напоследок. – А то до завтра не доживёшь.
– Уведите это чудище во-он, Христа ра-ади! – взвыл комиссар.
Дверь за Данте и стражниками захлопнулась. Комиссар Ласерда, переведя дух, стал записывать показания Сильвио, Рене и сеньориты Кассерас, но и пары минут не прошло, как люстра на потолке вдруг покачнулась.
Шмяк! Цепь переломилась пополам, и люстра с размаху брякнулась комиссару на голову. По физиономии его потекла кровь и он откинулся на спинку кресла. У Сильвио, Рене и Кьяры Кассерас челюсти так и отвисли.
– Ха! – выпалила Клариса (Эстелла уж и забыла о её существовании). – Опять я его недооценила. Колдовство на расстоянии – это сильно!
Эстелла сглотнула.
– А... эээ... а комиссар остался жив? – спросила она робко.
– Как бы не так! Похоронили через два дня, – объявила Клариса.
Потрясённая Эстелла вперилась в Книгу – та быстро-быстро сама листала страницы.
«Год 1799», – прочла Эстелла дату.
Вновь открытая страница перенесла её и Кларису в мрачное подземелье, освещаемое свечкой. Эстелла узнала тюремную камеру.
Данте лежал на полу, на соломенной подстилке, лицом вниз. Чёрная одежда, смоляные волосы, запутанные до нельзя, на ногах кандалы. Сияющим когтем он чертил на полу какие-то узоры или буквы. Так продолжалось долго.
Изредка он, вглядываясь в каменные стены, что-то шептал. Иногда вскрикивал, обнимая себя руками:
– Нет! Нет!!! Хватит! Уйди! Уйди! Умереть... я хочу умереть...
– Я ничего не поняла, – от такого зрелища у Эстеллы ум за разум зашёл, а голос срывался во всхлипы. – Почему год девяносто девятый? Уже прошло два года? Почему Данте в тюрьме? Разве суда ещё не было?
– Суд был, – вздохнула Клариса. – Успокойся. Это долгая история, я не стала тебе показывать всё подряд, и, видимо, правильно сделала. Суть от этого не меняется. Данте вынесли приговор – десять лет тюрьмы.
– Что-о-о? – вскрикнула Эстелла, чуть не упав с дивана. – Как это десять лет?! Ты хочешь сказать, что всё это время Данте был в тюрьме? И, получается, он до сих пор там?
– Нет, Данте провёл в башне два года, – Клариса взяла Эстеллу за руку. – Может, не стоит смотреть дальше, раз ты так нервничаешь? Я могу объяснить тебе всё на словах.
– Нет! Нет, я хочу увидеть что было дальше! – Эстелла едва зубами не стучала, медленно впадая в истерику.
– Как хочешь, – и Клариса сама перевернула страницу Книги Прошлого.
Данте ещё находился в камере. Прижавшись к одной из стен, он буравил её когтями, будто хотел залезть на неё или разобрать по камешкам.
Заскрипели многочисленные засовы на двери. Вошли два стражника. Грубо схватив Данте, они вывернули ему руки, надев на них цепи, и поволокли его за собой. Данте не вырывался – он был измучен до предела.
У Эстеллы грудь разрывалась от ужаса и слёз – таким Данте она видела впервые. Он не был так сломлен морально даже накануне собственной казни. В глазах того Данте горели огонь, любовь, ненависть и желание доказать всем, что он не боится ни бога, ни дьявола. Новый же Данте напоминал мертвеца. Он едва шевелился и не издал никаких звуков, ни когда его проволокли по тёмному коридору подземелья, ни когда втолкнули в комнату, ярко освещённую факелами.
Здесь было множество скамей, занятых людьми. Перед ними находилась трибуна, где стоял человек в серой мантии судьи. Рядом был и падре Антонио, и ещё неизвестный Эстелле симпатичный мужчина с усиками. Данте толкнули на деревянную скамью, что располагалась напротив трибуны и зрителей, которые едва ли пальцами в него не тыкали.
Судья стал зачитывать какой-то длиннющий свиток, монотонно бубня себе под нос. Заняла эта процедура около сорока минут. За всё время Данте ни разу не шелохнулся. Как каменное изваяние он сидел на скамье, противопоставленный толпе, и слегка щурил глаза – отвык от яркого света.
Сквозь кучу терминов Эстелла разобрала суть происходящего. Человек в мантии, главный судья, зачитывал документ о новом приговоре. С Данте сняли обвинение в убийстве Фелиппе Кассераса, убедившись, что он себя оговорил. Вынося предыдущий приговор – десять лет заключения в башне, судьи не проверили информации, ссылаясь на признание самого Данте. Правда открылась через два года, когда шум подняла Руфина. Она пошла к падре Антонио и уговорила его помочь. Сопоставив даты, судьи поняли, что у Данте стопроцентное алиби, ведь он, будучи тяжело раненным на Пласа де Пьедрас, не мог никого убить в Баррьо де Грана.
Среди слушателей Эстелла увидела Кьяру Кассерас. С каждой фразой судьи лицо её искажалось и не ненавистью, а откровенным страхом.
В итоге, Данте оправдали в убийстве, а за причинение вреда Сильвио он наказание уже отбыл, поэтому судья велел выпустить его на свободу прямо из зала суда.
– Это какой-то ужас, – пролепетала Эстелла. Если бы она только знала! Если бы она знала раньше!
– А что, убийцу так и не нашли? – спросила она у Кларисы.
– Нашли, – скривила губы та. – Он, точнее она, сейчас сидит в одной из башен. Фелиппе Кассераса убила его дочь Кьяра Кассерас. Именно поэтому она так старательно обвиняла всех подряд. У самой-то рыльце в пушку. Но когда Данте оправдали, она пустилась в бега, чем себя и выдала. Поймали её спустя два месяца, когда она пересекала границу. И она во всём созналась. Она следила за отцом, видела как он заволок тебя в туалет, а когда ты выбежала, она вошла туда. Он был жив, и она его добила.
– Я с самого начала подумала про неё. Уж очень неприятная особа! – скрипнула зубами Эстелла. – Вот мерзавка! Убила родного отца, а свалила всё на других, даже глазом не моргнула. Как она меня оскорбляла и обвиняла в убийстве, вовек этого не забуду. Гадина какая! Как бы я хотела плюнуть ей в рожу за то, что она сделала со мной и с Данте!
– Кьяра Кассерас сказала, что отец её насиловал с двенадцати лет, – задумчиво молвила Клариса. – И за это она его и кокнула.
– Но она была не вправе обвинять в своём преступлении невинных людей! А Данте? – переключилась Эстелла. – Что с ним было потом, ты знаешь, Клариса?
– После оправдания он вернулся в «Лас Бестиас».
У Эстеллы вырвался вздох облегчения. Клариса потыкала в календарь на первой странице книги. Найдя новую дату, нажала на неё.
Данте сидел на бревне у маленького домика, где на заборе сушились сапоги. По двору важно ходили индюки, гуси, куры и утки. Данте молча рассматривал какую-то травинку, белые облака кружились над его головой. Под боком у него раздражённо бегал Клем.
– Поверить не могу! – негодовал он, размахивая руками как мельница. – Лус совсем распоясалась! Знаешь, что она мне заявила? Дескать, не собирается она тратить свою жизнь на воспитание моей дочери. Представь себе, я ей дал кров, семью, возможность быть матерью, а ей хоть бы что! Да это предел мечтаний каждой женщины – воспитывать ребёнка! А она мне выдала, якобы Адела ей не дочь и она следить за ней не обязана. А кто обязан? Я? Я обязан? Она вообще мне не нужна, я хотел мальчика и все прекрасно это знают! Это Пия во всём виновата!
Данте молчал, как воды в рот набрал.
– По-твоему Лус нормально себя ведёт? – не утихал Клементе. – Да она должна мне руки целовать за то, что я даю ей шанс прожить жизнь благовоспитанной женщины. Ну что ты молчишь, Данте? Я с тобой разговариваю или с пеньком? – он остановился напротив Данте, уперев руки в бока.
– Ты считаешь, что весь мир обязан любить твою дочь? – тихо спросил Данте.
– А разве нет? Да об этом любая женщина мечтает! Дети – это их предназначение.
– По-моему, скоро Лус от тебя дёрнет, – не удержался от яда Данте. – Она была проституткой, а ты ей про предназначение втираешь. Да даже если бы она была святой девой, она не обязана любить твою дочь. Тем более такую, как Адела. Это исчадие заслуживает сначала хорошей порки, а уж потом любви. Но никто ведь не заставлял тебя заводить детей. И никто не заставлял тебя убивать Пию. У тебя был выбор. Ты его сделал сам, так чего ты теперь ноешь?
– Все женщины любят детей! Так положено! – выдал Клементе.
Данте грубо хмыкнул.
– Не вынуждай меня говорить тебе гадости, Клем. Не хочется думать, что у моего брата совсем нет мозгов.
В эту секунду из домика выбежала девочка в ситцевом платье в горошек и с двумя светло-русыми косичками. Эстелла аж вздрогнула – девчонка была уменьшенной копией Пии. С визгом и воплями она носилась по округе, падала на землю, вскакивала, орала, не умолкая и на долю секунды.
– Адела, заткнись! – крикнул Клем, а Данте молчал, хоть и было видно, что визг и его бесит.
Но Адела не слушала. Сначала она извалялась в песке. Потом залезла в будку к дворовой собаке и ткнула ей в морду палкой. Собака щёлкнув пастью, громко залаяла, отгоняя от себя девчонку. Адела, смеясь, отбежала. На лай из окна выглянула Каролина.
– Следи за ребёнком, в конце концов! – велела она Клему. – Ты что хочешь, чтобы собака ей руку отгрызла?
– И поделом будет, – зловеще произнёс Данте. – Нечего лезть к собаке!
– Да как ты можешь такое говорить, это же ребёнок?! – возопила Каролина. – Господь тебя покарает!
– Детей надо воспитывать, а за издевательства над животными наказывать, – процедил Данте.
– Клем, смотри за дочерью, скоро её придётся защищать не только от животных, но и от собственного дяди! У меня тесто убежало! – спохватилась Каролина. – Это вы во всём виноваты, Бог вас накажет! – и она скрылась в недрах дома.
Но на Аделу не действовали никакие увещевания. Она залезла в лужу, с небывалой для такой маленькой девочки агрессией вытолкав оттуда поросят, и извозилась в грязи с ног до головы. Клем рубил дрова, не обращая внимания на дочь.
– Оставь животных в покое! – прикрикнул Данте, когда Адела пнула самого маленького поросёнка, и тот, визжа, удрал в кусты.
– Они все твари! – тоненько заявила Адела, показывая Данте язык, и с криком: «А-а-а-а-а!», умчалась за дом.
– Да отстань ты от неё, – посоветовал Клем. – Пусть растёт как сорняк, всё равно она вся в свою мамашу.
Данте смотрел в горизонт. Он был в бешенстве, но промолчал, когда Адела врезалась в его ноги и упала носом в траву. Промолчал он, и когда девчонка села в корыто с водой прямо в платье. Но терпение Данте резко закончилось, когда неуправляемая Адела сначала вырвала у кота клок шерсти, а после схватила за шею индюшку и с какой-то маниакальной злостью стала её душить. Бедная птица только крылья растопыривала, не в силах вырваться, и почти уже отдала концы, но тут Данте встал. Молча подошёл к девочке и отвесил ей смачный шлепок по попе.
– А ну отпусти птицу, маленькая дрянь!
Адела уронила индюшку.
– Ещё раз ты обидишь хоть одно животное, пеняй на себя! – предупредил Данте. – Я тебе не отец и не бабушка, и даже не тётя Лус. Я тебя изобью хворостиной! Поняла меня? – взяв перепуганную индюшку на руки, Данте стал гладить её по пёрышкам.
И тут Адела плюхнулась на землю и завыла. На крик из дома выскочила Каролина, руки у неё были по локоть в муке.
– Что у вас тут опять?
– Хочу индю-ю-юшку! – заорала девчонка, размазывая сопли и тыча в Данте пальцем. – Он отобра-а-ал!
– Данте, зачем ты отобрал у неё индюшку, отдай ей, – упрекнула Каролина.
– Ага, щас, чтобы она её задушила! – Данте сел на бревно и стал отпаивать птицу водой.
– Но это ребёнок! Она просто играет!
– А это животное, и ему больно! – не сдавался Данте. – Выродили потенциальную убийцу, теперь воспитывайте!
– Чего ты несёшь? Да как ты смеешь так говорить о ребёнке? – подбоченилась Каролина.
– Если это чудовище ещё раз обидит хоть одно животное, я оторву ей руки, понятно? Она должна знать, что животных обижать нельзя!
– Столько визга из-за какой-то индюшки! Да как тебе не стыдно?
– Нет, мне не стыдно! Это вам должно быть стыдно! Она идёт по стопам своей матери, та тоже убивала моих животных. И я ещё не забыл, как эта малолетняя дебилка на той неделе хотела отрубить голову коту. Я ей пальцы вырву, клянусь! – глаза Данте зверски сверкнули.
– Это я тебе язык вырву! Это ребёнок, она не понимает! Она так мир познаёт! – вопила Каролина, трясясь от злости.
– Всё она понимает и делает это специально! Ненавижу вас всех! – выплюнул Данте. – Как я хочу остаться один на этой земле! – и он ушёл прочь, унеся индюшку с собой.
– Мда... характер у него ещё тот, – не смолчала Клариса. – Какой он злой всё-таки.
– Данте не злой. Всё правильно он сделал! – в Эстелле вдруг проснулась прежняя безбашенная девочка, что была готова до хрипоты отстаивать свои принципы, и что отказывалась надевать платье с перьями. – Я бы сделала также. Нельзя обижать животных, а эта девочка чуть не убила индюшку. Детей надо воспитывать!
– Да я смотрю, вы два сапога пара! – хмыкнула Клариса.
Эстелла промолчала, снова уставившись в Книгу, но про себя подумала, что сердце её не зря выбрало Данте. Они и вправду как одно целое.
Клариса листала даты в календаре.
– Так Данте сейчас в «Лас Бестиас»? – с надеждой спросила её Эстелла.
– Нет, – Клариса нажала ногтем на очередную дату. – Смотри.
Каролина ходила туда-сюда по гостиной.
– С этим надо что-то делать. Очевидно, Данте безумен, – говорила она. – Поглядите, что он вытворяет. Он ненавидит даже собственную племянницу. Да она маленький невинный ангелочек! Нет-нет, мы не можем позволить, чтобы он оставался здесь. Уже все соседи его боятся, тем более, после того, как узнали, что он побывал в тюремной башне. Он опасен для общества. Он может сделать что угодно, а у нас ребёнок в доме. А вдруг он убьёт Аделу?
– Мама, вы городите вздор! – отмахнулся Клементе. – Данте никого не убьёт.
– Знаешь, Клем, а я думаю, что мама наша права, – Гаспар взглянул на сына с грустью. – Данте далеко не ангел. Он всегда был жестокий, а сейчас стал ещё хуже. Но что делать с ним, я ума не приложу.
– А я знаю! – провозгласила Каролина. – Наш сосед, сеньор Эмилиано, совсем впал в безумие, и его дочь Ильда на днях отвезла его в Жёлтый дом. Это не так уж сложно – достаточно согласия родственников.
– Что? – вытаращился Клем. – Да у сеньора Эмилиано маразм, он же старше, чем столетний дуб!
– Дело не в возрасте, сынок. Безумие не лечится, таких людей надо изолировать, – Каролина, похоже, не шутила, и дело принимало серьёзный оборот. – Жёлтый дом – единственный выход. Только так можно спасти нашу семью от монстра, что вселился в Данте. Однажды он что-нибудь натворит: или дом подожжёт, или прирежет нас.
– Но... но... – бормотал шокированный Клем. – Так нельзя! Данте не сумасшедший! Он просто немного запутался. Отец, скажите ей!
– Нет, Клем, в этот раз я согласен с твоей матерью, – сокрушался Гаспар. – Данте болен и это очевидно. Иногда он спокоен и кажется безобидным, но это до поры, до времени.
Все втроём вышли во двор.
– Адела! Адела, ты где? – в поисках внучки Каролина завернула за угол дома.
Девчонка, стоя под яблоней, пихала в рот живого червяка. Каролина, ворча, увела её в дом.
Данте в этот момент сидел верхом на заборе. Рядом с ним раскинулся огромный куст белых роз. Данте задумчиво рассматривал нежные бутоны и не заметил, что Клементе и Гаспар следят за ним. Увлечён Данте был необычным занятием: он водил пальцем по лепесткам, и розы от его прикосновений по-очереди окрашивались в алый цвет. Когда все розы покраснели, Данте вздрогнул, ощутив на себе взгляды.
– Что вы так смотрите?
– Нет, ничего, – промямлил Гаспар.
– Я же говорил, что я маг, – пояснил Данте, спрыгнув с забора. Он ушёл в дом, а Гаспар тихо молвил:
– Нет, мы бессильны в этом случае. Твоя мать права, Клем. Лишь в Жёлтом доме, возможно, смогут ему помочь.
Клементе хранил молчание.
Картинка в Книге Прошлого сменилась. Эстелла зажала рот руками, наблюдая как пятеро мужчин в жёлтых плащах запихнули связанного Данте в повозку с решётками. В глазах его мелькнула боль, боль дикого зверя, угодившего в капкан, когда он взглянул на Гаспара, Клема и Каролину, что стояли рядом.
– Так будет лучше, я в этом уверена, – Каролина не выглядела печальной, скорее наоборот – на лице её читалось облегчение, смешанное с некой затаённой радостью, будто она избавилась от очень тяжкого груза. – Я молилась, и Господь указал мне путь. Место умалишённых в Жёлтом доме, они не должны мучить нормальных людей.
– Мы будем его навещать, – поддакивал ей Гаспар.
А насупленный Клементе не выдавил ни звука.
Книга вновь зашелестела страницами, и Эстелла увидела пятиэтажный дом жёлтого цвета. Выстроенный кольцом, он напоминал низкую башню. Снаружи он был обнесён глухим забором с частоколом по верху. Внутри располагалась лестница, от которой ответвлялись узкие коридорчики. По ним перемещались санитары и няньки – мужчины и женщины, одетые во всё жёлтое. По обеим сторонам каждого коридора располагались двери в палаты.
