Текст книги "Война сердец (СИ)"
Автор книги: Darina Naar
сообщить о нарушении
Текущая страница: 50 (всего у книги 99 страниц)
Эстелла вздрогнула. Она никогда особо не приглядывалась к Амарилис и контактировала с ней, ограничиваясь парой-тройкой слов, но та всегда была женщиной умной и проницательной.
– Я ошибаюсь? – спросила Амарилис, буравя Эстеллу взглядом.
Эстелла не знала как поступить. Рассказать, что Маурисио её побил? Но откровенничать с Амарилис... Она ведь плохо знает её, да ещё и дядя тут. Ламберто внимательно прислушивался к разговору.
– Эстелла, это правда то, что говорит Амарилис? Маурисио поднял на вас руку?
– Ну какое это имеет значение? – повела бровью Эстелла.
– Очень даже имеет! – возмутился дядя. – Вы моя племянница, в конце концов! Как я могу позволить, чтобы какой-то наглец издевался над вами?
– Ничего тут не поделаешь, Ламберто, – Амарилис захлопнула веер, ударив им о ладонь. – Этот наглец теперь её супруг и по законам нашего общества может делать с ней что угодно. Женщины в этом мире существа бесправные. О, на самом деле, я знаю об этом не понаслышке!
– Ваш супруг тоже вас обижает, Амарилис? – нахмурился Ламберто.
Амарилис расхохоталась, забыв, где она находится, расхохоталась так, что люди стали оглядываться.
– Ох, нет, Ламберто, ну что вы! Норберто и мухи не обидит. Да если бы он и попробовал меня стукнуть, я бы ему не позавидовала. Но вот мой покойный братик, к примеру, частенько долбил свою супругу, мать Сантаны. О, она вечно ходила вся в синяках, и ей было ужасно стыдно, поэтому она уверяла всех, что ударилась о дверь или о стол. Лицом. И все делали вид, что верят. Не понимаю женщин, которые это позволяют, да ещё и оправдывают своих мужей.
– Я не позволю себя бить! – вскипела Эстелла, найдя издёвку в рассказе Амарилис. Видимо, та думает, что Эстелла относится к числу тех женщин, что годами терпят унижения и побои. – Я аристократка, а не какая-нибудь там девка из подворотни! Это было в первый и в последний раз! Если он ещё хоть раз это сделает, я дам ему сдачи!
– Значит, это правда? Он вас побил? – серьёзно спросил Ламберто.
– Ну да...
– Вот негодяй! – дядя сжал кулаки. – Я сейчас же пойду и настучу ему по голове! Жаль, что дуэли запрещены, а то бы я...
– Нарвались бы на очередную проблему, – вставила Амарилис. – Третью по счёту. Оно вам надо, Ламберто? Годы идут, а жизнь так вас ничему и не учит. Вы не меняетесь, как были вертопрахом, так им и остались.
Ламберто с изумлением на неё воззрился. Амарилис ответила на его взгляд улыбкой.
Эстелла не поняла о чём речь, но ей тоже не хотелось, чтобы Ламберто устроил выволочку Маурисио прямо на похоронах.
– Дядя, прошу вас, не надо скандалить, – взмолилась она. – Здесь же похороны! Что касается Маурисио, он считает меня своей собственностью, но если вы хотите, вы и вправду можете помочь мне. Цивилизованным методом, – Эстелла решила взять быка за рога. – Дело в том, что Маурисио не совсем мне муж.
– То есть как это?
– Ну, он не имеет на меня прав, как муж. Когда я обвенчалась с ним, я уже была замужем за другим. Я думала, что тот человек погиб, и считала себя вдовой. Но теперь я узнала, что он жив. Получается, мой брак с ним ещё в силе. Так вот, дядя, вы же разбираетесь в законах. Что-то можно сделать, чтобы расторгнуть мой брак с Маурисио?
Ламберто окончательно выпал в осадок от таких новостей, а Амарилис весело рассмеялась, вызывая гнев у стоящего неподалёку Арсиеро.
– Вот видите, Ламберто, как всё прекрасно складывается! Судьба повернулась к вам лицом, хотя долго была спиной. Помогите же своей племяннице быть с тем мужчиной, которого она любит, а не с тем, которого ей навязали. Знаете, жизнь похожа на колоду карт. Иногда выпадают двойки, а иногда тузы. Мы теряем кого-то, находим, расстаёмся, встречаемся, влюбляемся или разочаровываемся, иногда знакомимся с новыми людьми, а иногда сталкиваемся с теми, кому суждено сыграть в нашей жизни определённую роль: позитивную, негативную, случайную или роковую. Кто-то уходит из нашей жизни навсегда, а кто-то, уйдя, возвращается. Узы любви, узы крови нас связывают, пронося через года. Однажды вы поймёте что я имела ввиду, а сейчас помогите племяннице. Только не убивайте Маурисио Рейеса, не сворачивайте с нужной дороги. Судьба сама сейчас вас ведёт по прямой. Простите, меня Норберто зовёт. Я вас оставлю, – Амарилис щелчком распахнула веер и удалилась, волоча за собой длинный кружевной шлейф.
– Я ничего не понял, – сказал дядя Ламберто, провожая взглядом её спину.
– Я тоже, – откликнулась Эстелла. – По-моему, она странная. Но, признайтесь, она вам нравится, дядя?
– Даже и не знаю. Амарилис мне нравится, но как подруга. Она умна, образована, она очень приятный собеседник. Есть что-то в ней, что волнует меня, но это чувства иного характера. Я вижу в ней родственную душу гораздо больше, чем объект для ухаживания. Кроме того, она замужем.
– И всё же она вам нравится! – лукаво щурясь констатировала факт Эстелла. Ламберто промолчал.
Эстелла не стала смотреть, как будут спускать гроб с лестницы – зрелище не самое приятное. Она вышла из дома, радуясь возможности улизнуть от Матильде и Маурисио, которые где-то затерялись. Эстелла завернула за угол дома, и, ой... едва не попала в неловкую ситуацию. Чуть неподалёку, спрятавшись за кроной палисандра, стояли Мисолина и Диего. Нет, это было не тайным свиданием любовников, а скорее беседой, даже ссорой. Мисолина со злобным выражением на лице что-то шипела сквозь зубы, Диего был весь красный.
Любопытство Эстеллы нагло объявило, что хочет быть удовлетворено сию же секунду, поэтому она на цыпочках подкралась к парочке и притаилась за колонной, мечтая стать мухой. Если Мисолина увидит, что она подслушивает, не миновать скандала.
– Оставь меня в покое! – пищала Мисолина тонким голоском. – Я тебе сказала, что ничего уже не поделаешь.
– Я бы мог тебе помочь, Мисолина, доверься мне, – уговаривал Диего. – Я знаю, что должен был раньше что-то сделать, но я не смог противостоять родителям. Они хотят чтобы я женился на Кларибель.
– Ну так женись! – выплюнула Мисолина.
– Мы могли бы сбежать.
– Сбежать? Ты хочешь, чтобы я сбежала с тобой, с сыном вонючего докторишки? Фи, какая гадость! Несмотря ни на что, я теперь графиня.
– Но я тебя люблю!
– А я тебя нет! – жёстко заявила Мисолина. – Да и где была вся твоя любовь, когда ты позволил им выдать меня за этого извращенца?
– Но я хочу помочь, я хочу избавить тебя от него.
– Как? Убить его? Убей, я разрешаю! Сам он всё равно не сдохнет, он всех переживёт. Только прикидывается развалиной. Мне повезло, что он уехал в Рио Негро, я хотя бы могу нормально попрощаться с моей любимой тётушкой. О, Хорхелина такая же несчастная, как и я, ей тоже все желали смерти, хотели угробить и добили-таки.
– Но тебе никто не желает смерти, Мисолина, не говори так!
– Желают, и ещё как! Ты просто ничего не знаешь. Ты глупец! Но Хорхелина раскрыла мне на глаза на всё, что происходит в этом доме. Она умирала у меня на руках и перед смертью рассказала очень многое, всё, что знала сама. О, я теперь другая, я изменилась за эти дни. Если когда-нибудь я выберусь из того дома, если тот дегенерат всё-таки сдохнет раньше меня, я сюда вернусь и устрою всем тут сладкую жизнь. Они ещё будут пощады просить! О, боже, уже выносят гроб! Я должна быть там, – и Мисолина убежала, поднимая ветер юбками.
Диего остался один, а Эстелла вжалась в колонну, надеясь раствориться на её фоне. К счастью, её никто не заметил.
На похоронах Эстелла вела себя отстранёно и даже как следует не прощалась с Хорхелиной. Тупо стояла и смотрела, как её отпевают, потом зарывают в землю и говорят лживые слова об её идеальности. Искренне плакала только Мисолина, бросая красные розы на крышку гроба. Эстелла и не знала, что сестрица так сильно была привязана к Хорхелине.
Но сама Эстелла чувствовала себя превосходно, несмотря на мрачность обстановки. Разговор с дядей Ламберто внушил ей надежду на то, что она сумеет отделаться от Маурисио законным способом. Пока что дядя велел ничего не предпринимать: не убегать из дома, не драться и не скандалить с Маурисио, а вести себя прилежно. И хотя Эстелла надеялась сегодня же смыться от супруга и его сестрицы, добежать до «Маски» и этим же вечером вместе с Данте покинуть город, но одумалась, решив, что дядя прав, – такими выходками она лишь усугубит ситуацию. Надо прикинуться овечкой и ждать. Она должна выйти победительницей из этой войны, и чтобы Маурисио не смог обвинить её в аморальности.
Последние горсти земли упали на могилу Хорхелины – их бросил Эстебан. Хоть он и старался не выглядеть весёлым вдовцом, Эстелла прочла в его глазах ликование. То же самое она видела и в глазах Либертад, когда встретила её у входа в дом. Ну наконец-то эти двое будут счастливы! Правда, вопрос о том, кто же сжалился над ними – судьба или чья-то рука, убравшая помеху в виде Хорхелины, пока оставался открытым.
====== Глава 5. Два носа в чужих делах ======
Хоть Маурисио пас Эстеллу даже на похоронах, чудом ей удалось от него отвязаться. Помогла ей в этом Амарилис, намеренно или случайно – неизвестно. Она отвлекла Маурисио, прямо на кладбище затеяв в ним спор по поводу незавидного положения женщин в мужском мире. И Эстелла под шумок смылась. Первой её мыслью было идти в «Маску», но, вспомнив слова дяди Ламберто, она одумалась. Даже если они с Данте убегут, Маурисио всё равно их найдёт. Да она и Данте может крепко подставить. Вдруг Маурисио вздумает с ним расквитаться? Нет, она не может подводить Данте под удар, но он должен знать, где она и что с ней.
Эстелла бегом добежала до особняка. Ей повезло – первой, кого она встретила, была Либертад. Горничная мела садовую дорожку метлой, скрученной из стеблей джута [1] и напевала песенку.
– Либертад! – окликнула её Эстелла.
– Ой, сеньорита, то есть сеньора Эстелла, это вы? А чего похороны уже того, закончились?
– Ну в общем да, но я пораньше оттуда сбежала. У меня к тебе дело, Либертад. Ты можешь отнести письмо одному человеку?
– Какому человеку? – Либертад подбоченилась, опершись рукой о метлу.
– Ну... ты его знаешь, – понизила голос Эстелла. – Это Данте.
– Как Данте? – глаза Либертад расширились, став размером со сливы. – Что, тот самый? Он же помер!
– Нет, не умер. Он жив, понимаешь?
– Нет, не понимаю. Его ж расстреляли на площади.
– Его только ранили, он остался жив, – с улыбкой сообщила Эстелла.
Либертад перекрестилась.
– Обалдеть! Вот это да! Это ж верный знак.
– Какой знак?
– Ну, знак того, что он не виноват. Говорят, когда человек выживает при казни, то невиновный он и ходит под Господом. Ну как бы Господь его охраняет, или он святой.
– Для меня Данте и вправду святой, – не стала спорить Эстелла. – Так ты можешь отнести ему весточку? Дело в том, что Маурисио силком меня увёз. Данте не знает, где я и что со мной.
– Ну, – Либертад почесала переносицу, – я б сходила, да не могу. Опосля этих похорон дел тьма. В доме кавардак, будто индейцы тута побывали, а скоро уж хозяева вернутся. Сеньора Роксана и так меня не жалует. К тому ж мадам Берта дома. Она ж на похороны-то не ходила, сказала, что у ней никто не помер, надела яркое платье и вовсю кокетничает с этим странным типом, там, в гостиной. Ежели я пойду куды-то, она начнёт меня спрашивать чего да как. А вы ж сами знаете, она вашего Данте недолюбливает, причём крепко так. Не надобно ей знать, что он живой, да и вообще, чем меньше народу это знает, тем лучше.
– Так что же делать? – расстроилась Эстелла. – Я должна обязательно сообщить Данте что со мной. Он, наверное, места себе не находит. Ой, я его знаю, он такой мнительный! Теперь напридумывал себе всякого.
– Можно Дуду отправить. Он в дом через парадную не ходит, на заднем дворе вон околачивается, никто и не увидит, как он уйдёт.
– Ммм... Либертад, тогда давай сделаем вот что, – решила Эстелла. – Я сейчас пойду в дом, напишу письмо Данте, а ты отыщи Дуду. Мы возьмём корзинку, положим письмо на дно, а сверху насыплем фруктов. Я так уже делала.
– Отличная идея! – одобрила Либертад.
Эстелла вбежала в парадную. Бабушка Берта, по-прежнему сидя в гостиной, точила лясы с сеньором Альдо Адорарти. Теперь на ней было ярко-розовое платье с рюшами.
Эстелла только плечами пожала. Бабушка, конечно, особа эксцентричная, но могла бы хоть денёк воздержаться от пёстрых нарядов. Всё же в доме траур. Но, похоже, Берту смерть Хорхелины нисколько не огорчала. Она была так поглощена беседой со своим ухажёром, что и не заметила внучку.
Эстелла поднялась по лестнице. Миновав коридор второго этажа, открыла дверь в свою бывшую спальню. Обстановка здесь ни на йоту не изменилась. Пустые шкаф и комод. Вещи, из которых Эстелла выросла, сложены в сундуки. Окна занавешены тёмно-лиловыми портьерами. Эстелла рывком сдёрнула их. Портьеры свалились ей на ноги. Апчхи! Эстелла едва не задохнулась, наглотавшись пыли, но зато в комнату сразу же проникло солнце.
На туалетном столике лежало зеркало с серебряной ручкой и крышкой, инкрустированными изумрудами. То самое. Волшебное. Она забыла его, когда убегала из дома. Эстелла повертела зеркальце в руках, но оно не подало признаков жизни. Тогда девушка сунула его в тряпичную чёрную сумочку, что была сбоку приколота к её юбке.
Открыв верхний ящик стола, Эстелла вынула пару листочков розовой бумаги, надушенных и слегка выцветших от времени, взяла перо и чернильницу и села писать письмо.
Зная характер Данте, Эстелла так старалась подобрать слова, что написание письма заняло у неё почти час. Когда девушка вновь спустилась вниз, Берты и сеньора Альдо Адорарти в гостиной уже и след простыл. Зато там была Либертад.
– Ну наконец-то, я уж думала вы там уснули, – затараторила служанка вполголоса.
– Нет, я писала письмо.
– Хорошо, тогда давайте его сюды.
– А где Дуду?
– Письмо отнесу я, – пояснила Либертад. – Нам с вами, считай, повезло. Ваша бабушка с этим её сеньором женихом чего-то затеяли.
– В каком смысле?
– Ну, они тут какое-то письмо, оказывается, сочиняли часа два, с тех пор как все ушли на похороны. И вот сейчас велели мне его отнести и сунуть под дверь получателю. Так что у меня есть причина выйти из дома. Давайте сюда письмо, я по дороге зайду к вашему Данте и отдам ему. Только скажите мне адрес.
– А он там же живёт, в «Маске». Гостиница «Маска», – сказала Эстелла.
– Он что полоумный? – всплеснула руками служанка.
– Почему?
– Да его ж там в два счёта отыщут!
– Кто? Данте ни от кого не прячется.
– Да кто угодно, хоть и ваш муженёк или жандармы. Или мамаша ваша, любой, кто узнает, что он жив. Вспомните, какой был скандал полгода назад. Весь город только и обсуждал, что вашего Данте, колдуном его величали да грозились сами повесить, ежели инквизиторы его отпустят. Он же ведь в церкви такое устроил! А церковь для народа – священное место. Дамочкам-то нашим ведь скучно. Побездельничай-ка целыми днями-то. Вот они и молятся да сочиняют всякие страшилки. Сейчас ежели выяснится, что Данте ваш жив-здоров, вы только представьте сколько воплей будет.
– Я думаю, Данте предпочтёт скорее сбежать, чем опять связываться с жандармами да с богомолками – грустно вздохнула Эстелла. – Либертад, только отдай письмо ему лично в руки, хорошо?
– Ну так ясно дело, – хмыкнула служанка. – Вы думаете, Либертад дура что ли и ничего не понимает в таких делах? Я ещё пока в здравом уме, чтоб передавать любовные письма через третьи лица.
– Спасибо, Либертад, только ты одна меня понимаешь, – Эстелла обняла горничную. – Кстати, я хотела спросить, а как у тебя с дядей Эстебаном? Надеюсь, теперь всё наладится?
– Я тоже на это надеюсь, – Либертад так покраснела, что это стало заметно даже сквозь её смуглую кожу. – Хотя жениться мы всё равно не смогём.
– Почему? Ах, ну да, траур. Ведь он теперь вдовец, а это минимум года два...
– Не из-за этого, – Либертад почесала лоб. – Ну сами подумайте, сеньора Эстелла. Я – цветная служанка, выхожу замуж за белого господина, это смешно.
– Не вижу ничего смешного, – возразила Эстелла. – Когда двое любят друг друга, предрассудки не имеют значения. Посмотри на нас с Данте.
– Вы оба хотя бы белые, – заупрямилась Либертад. – И вообще у Данте вашего такое лицо необычное. Я ж помню. Он запросто сойдёт за аристократа, ежели его принарядить да научить кой-чему. С таким не стыдно даже и при дворе у вице-короля появиться, а я... Ну вы взгляните на меня! Разве ж меня можно привести в приличное общество? Удел таких, как я, – быть любовницей. Тут уж ничего не поделаешь. Цвет кожи ценится выше титулов и даже денег. Некоторые плебеи богатеют на выращивании скота, другие покупают или выбивают себе титулы, но цвет кожи нельзя изменить никак и ничем, увы. Негры навсегда останутся неграми, а индейцы индейцами, хоть кол на голове теши.
Эстелла не знала, к каким ещё прибегнуть доводам, чтобы переубедить Либертад, и сменила тему.
– Либертад, а что остальные ещё не вернулись?
– Пока нет. Там ведь ещё служба должна была быть в церкви. Сначала ведь положена панихида, а уж опосля похороны, но сеньора Роксана и сеньор Арсиеро решили, что лучше всё наоборот. Жара ж ведь, сами знаете. Они побоялись, что тело испортится. Наверное, и правильно, ну чего таскать труп туда-сюда?
– А я и не знала, что будет ещё молебен. Наверное, они теперь думают, что я сбежала, – разволновалась Эстелла. – Либертад, давай-ка ты иди быстрее с письмом, а то мало ли что.
– Ага, только я вот ещё что хотела вам сказать, сеньорита, тьфу ты, сеньора. Это по поводу вашей бабушки.
– А что такое?
Либертад покусала губы, но решилась:
– Вы б с ней поговорили насчёт этого, её жениха. Чегой-то она с катушек съехала совсем на старости лет.
– Тебе этот человек не нравится? – осторожно спросила Эстелла.
– Ну... странный он.
– А я подумала, что это я одна такая мнительная. Мне тоже показалось странным, что он вдруг стал ухаживать за бабушкой, вот так, ни с того, ни с сего.
– Да тут дело не в ухаживании. Ухаживает, и Бог с ним. Скучно ведь ей, а вы сами сказали, что всякие предрассудки для любви не помеха.
– Я действительно так думаю. И дело не в их возрасте, – объяснила Эстелла. – Просто она ничего о нём не знает.
– Так и я о том же, – Либертад приблизилась к Эстелле почти вплотную и зашептала. – Короче говоря, слышала я тут кой-чего. Люди болтают, знаете ли. Я ж каждый божий день на базар хожу. Так вот, познакомилась я с его служанкой.
– С чьей?
– Ну, с его, сеньора Альдо Адорарти. Разговорчивая такая девица. Ну вот, как у ювелира, у него репутация очень хорошая. Ну там, он не связывается с краденными вещами, не заключает сомнительных сделок. В этом плане он безупречен.
– А что тогда?
– Но есть одна тёмная история, связанная с его семьёй. Меня она как-то не очень порадовала.
– Ну, рассказывай, – поторопила Эстелла, сгорая от нетерпения. Любопытство было самой плохой чертой её характера, и ни разу ещё Эстелла не сумела его сдержать.
Либертад оглянулась по сторонам.
– Так вот, – продолжила она, – у сеньора Альдо был брат, сеньор... сеньор... не помню, как зовут, не важно. У того брата были жена и две дочери. Жена померла рано, от какой-то лягушки или ящерицы...
– От чего? – Эстелла надула щёки, чтобы сдержать смешок.
– Да не смейтесь вы, – обиделась Либертад. – Ну забыла я, как это называется, подумаешь. Грудная лягушка, во!
– Грудная жаба [2], – поправила Эстелла.
– Во-во, точно она! Вот, померла она от этой жабы. А муж её остался с двумя дочками. Младшая была родная, а старшая приёмная. Жена брата сеньора Альдо долго не могла родить, и они решили, что женщина бесплодна, да взяли сиротку из приюта, а потом женщина вдруг забеременела. Так и получились у них две дочки. А сеньор Альдо раньше жил где-то далеко, в какой-то Культе, Кукульте...
– Калькутте [3]?
– Ага, точно. Какая вы умная, сеньорита! И откуда вы всё это знаете? Ну вот, и когда померла жена его брата, сеньор Альдо сбежал с этой Какутты. Он разорился и задолжал кучу денег тамошним торговцам, ну и дёрнул оттудава, чтоб его тама не порешили. В общем, сеньор Альдо поселился у брата и влюбился в его старшую дочку, ту, которая приёмышем была. Когда брат сеньора Альдо об этом узнал, он его из дому и погнал. А потом выяснилось, что девушка беременная. Отец сначала грозился её убить, но запер в доме и решил: когда она родит, они ребёнка утопят, а до сей поры девушка должна сидеть в доме и носа из него не высовывать, чтоб соседи ничего не прознали. Но девушке той удалось удрать. Говорят, ей помогла младшая сестра. Очень уж добрая она была, чуть ли не святой её люди называли. Она жуть как любила сестру, хотя та была ей и не родня, и помогла ей. Девушка исчезла, и так до сих пор никто не знает, где она, жива аль померла. Так что, возможно, у сеньора Альдо где-то есть сын или дочь.
– Мне это поведала служанка сеньора Альдо. Раньше её мать работала в доме его брата, и она помогала сеньору Альдо тайком встречаться с его возлюбленной. Когда это всё всплыло, служанку тоже прогнали, а она уже тогда была беременной, представьте себе. Ну и сеньор Альдо её пожалел и взял к себе. Он к тому времени уже открыл торговлю драгоценными камнями, и деньжата у него водились. А потом служанка померла, а её дочь тоже стала служанкой у сеньора Альдо. А младшая его племянница, она ведь тоже померла. Ну некоторые болтают, будто это Господь на их семью разгневался опосля похождений сеньора Альдо. И прям пару лет спустя младшая сестра тоже попала в беду. Её обвинили в каком-то преступлении и чуть не упекли в башню, а потом она тоже сбежала. Исчезла, да с концами. О, вспомнила! Риверо их фамилия. Августо Риверо, так звали брата сеньора Альдо. Он кстати помер, спился опосля пропажи младшей дочери. Это было лет двадцать назад, и сеньор Альдо с тех пор ни с кем из семьи так и не общается. Может, стыдно ему, не знаю. Вот так вот.
– Риверо... Риверо... никогда не слышала про таких, – Эстелла перебирала в памяти все знакомые ей семейства, но эта фамилия ни о чём ей не говорила. – Нет, я их не знаю. А почему у двух братьев разные фамилии?
– А сеньор Альдо разругался со всей семьёй же. У них ведь ещё были какие-то родственники, которые тоже возмущались его поведению. И он отказался от той фамилии. Взял другую, чтоб никто его не узнавал. История-то скандальная.
– Так я и знала, что с этим человеком что-то не чисто, – вздохнула Эстелла. – Я прямо почувствовала. Как он мог соблазнить собственную племянницу?
– Ну, она ему не родная племянница как бы была, – возразила Либертад.
– Ну и что? Ведь она была дочерью его брата, хоть и приёмной. Как так можно? – возмущалась Эстелла. – Это всё равно, что я бы сейчас закрутила роман с дядей Ламберто, например. А ты думаешь, Либертад, бабушка об этой истории не знает?
– Да я то почём знаю? – развела руками Либертад. – Было бы неплохо это до неё донести, но я не знаю как. Я уж недели две об этом думаю. Прийти и напрямую ляпнуть? Но мадам Берта так увлечена этим сеньором, пожалуй, решит, что я наслушалась сплетен, и не поверит мне.
– Либертад, ты думаешь, если об этом бабушке расскажу я, будет лучше?
– Не будет. Будет тоже самое. Она спросит, откуда вы это взяли, вы скажете, что это я вам рассказала, и она решит, что я вру или что меня кто-то обманул. У ней ведь мозг сейчас в отключке.
– Знаешь что, Либертад, можно послать бабушке письмо. Анонимное, – сообразила Эстелла. – Так она всё узнает и сама разберётся со своим сеньором. А мы будем не причём. Не представляю, как бы я смогла с ней говорить о таких вещах. Обсуждать с бабушкой её любовные дела... Да я бы сквозь землю провалилась! А так она всё узнает и сама решит что ей делать.
– Неплохая идея, – кивнула Либертад. – В общем, пойду я письма отнесу, – встрепенулась она, когда в холле раздались шаги.
Либертад пулей выскочила из гостиной и на входе едва не врезалась в Берту. Эстелла улыбнулась бабушке – та была наконец-то одна, видимо, проводила ухажёра восвояси. Эстелла так ничего и не сказала Берте о сеньоре Адорарти и ушла в кухню. Берта напевала песенку про влюблённого кучера, носясь по комнате и поливая свои многочисленные кактусы.
Спустя час, Эстелла нервно ходила туда-сюда по кухне. А вдруг Данте неадекватно воспримет её письмо? Или вдруг Либертад не найдёт Данте в гостинице? А вдруг Маурисио вернётся раньше, чем Либертад, и та не сможет рассказать ей новости?
Когда, наконец, горничная вошла в заднюю дверь, Эстелла кинулась к ней так поспешно, что едва не упала на пол.
– Ну что, Либертад, ты его видела? Данте. Как он? Что он сказал?
– Эээ... чего ж вы прямо так с порога-то? Дайте хоть дух перевести, – проворчала служанка. Залпом осушив кружку воды, она села на стул и поведала:
– Видала я его. Отдала ему ваше письмо. Он взял. Сказал чего-то странное: передай, говорит, своей хозяйке, чтоб она была счастлива. И ушёл.
– И всё? – разочарованию Эстеллы не было предела. Что опять с Данте? Неужели он снова решил, будто она его бросила?
– И всё. Какой-то он был агрессивный. Мне показалось, что он прямо трясётся весь от злости и того и гляди на меня набросится. Я аж напугалась. Взгляд у него какой-то дикий был и вот-от такущие когти на пальцах, прям как у ястреба, – закончила рассказ Либертад. – Сеньорита, сеньора то есть, это не моё дело, конечно, но, может, не надо вам опять с ним связываться?
– Что ты имеешь ввиду?
– Ну, вроде как Господь отвадить его от вас попытался, когда его чуть не порешили на площади. Живучий он оказался, не всякому так везёт. А у вас теперь муж хороший. Зачем же вы ищете приключений-то опять? Нет, я понимаю, он вас очаровал, уж очень он собой хорош, тут не поспоришь, но ведь это не самое главное. Мне кажется, Данте этот ваш опасен. Не пара он вам, сеньорита, не ваш это человек, понимаете?
– Это мой человек! – Эстелла топнула ногой. – Я люблю Данте! И он не опасен! Он хороший, никто лучше меня не знает, какой он, настоящий Данте. Я его знаю с детства, я его понимаю, я его люблю больше жизни. И мы предназначены друг другу судьбой. И никто нас не разлучит! Я думала, хотя бы ты меня понимаешь, Либертад, но и ты туда же. Хватит уже меня поучать! Достали вы все, ей богу, со своими нравоучениями! – Эстелла развернулась и, шелестя юбками, покинула кухню.
– Совсем с катушек съехала, – вздохнула Либертад вслед возмущённому стуку каблучков.
Через полчаса, однако, Эстелла, ещё не остывшая от гнева, испытала новую атаку на свои нервы – явился Маурисио и закатил скандал.
– Как вы посмели сбежать с похорон? – вопил он, потрясая тростью с золотым набалдашником. – Да вы бесстыжая! Вам и тётку свою не жаль! Вы даже и попрощаться с ней не захотели. Вас надо на цепи держать, чтоб вы научились себя вести! Немедленно марш домой! Там я с вами получше поговорю!
Пока маркиз орал, его сестрица, довольно ухмыляясь, рассматривала себя в зеркало, что висело над каминной полкой.
Эстелле ничего не оставалось, как подчиниться. Следом за Маурисио и Матильде она пошла к экипажу, хотя руки у неё так и чесались залепить им обоим по хорошей затрещине. Боже, как же она ненавидит этих людей! Всю жизнь Эстелла полагала, что сильнее Мисолины она никого ненавидеть не сможет, но семейство Рейес превзошло её сестрицу с лихвой.
Безлунная ночь сменила дневной зной, тёмным кружевом укрыв город. Обитатели белого особняка спали, но когда часы на центральной башне Бульвара Конституции пробили два часа ночи, в коридоре второго этажа скрипнула дверь. Мелькнул огонёк. Изначально он плыл по воздуху, потом задрожал и стал перемещаться быстрее, и вскоре замер у одной из дверей.
– Давай, иди ты. А я тут покараулю, – зашептал женский голос. – Ежели чего – мяукну.
– Угу, – отозвался мужчина.
Повернув ручку, он на цыпочках прокрался внутрь комнаты. Женщина осталась на стрёме.
Ничего не подозревающая Берта мерно похрапывала, утопая в пушистой перине. Ночной чепчик её съехал набекрень, а глаза закрывала повязка.
Мужчина немного постоял на месте. Когда глаза его привыкли к мраку, различив очертания предметов, он сделал пару шагов и открыл верхний ящик комода. Пошарил там. Ничего не найдя, закрыл ящик и открыл следующий. Так продолжалось долго. Берта дрыхла, даже не шевелясь, пока комната её подвергалась обыску. Обследовав комод, секретер и туалетный столик, гость перешёл на сундуки в углу, а затем забрался и в большой дубовый шкаф, что высился у дальней стены.
Наконец, его осенила рискованная идея – заглянуть под перину. Он приблизился к спящей и, быстро подняв угол перины, сунул туда руку. Цап! Схватил какую-то папку, прижал к себе, и в этот момент Берта перевернулась на другой бок. Мужчина попятился спиной к двери, дёрнул ручку и был таков.
– Ну? – вопросила Либертад, освещая Эстебану лицо свечкой так, что он напоминал приведение.
– Кажется, я что-то нашёл, – выдохнул он. – Папка лежала у неё под периной. Если была так спрятана, значит, там что-то важное. Ерунду никто не прячет. Пойдём в кабинет, посмотрим что я нашёл.
– А ежели кто проснется да спугнёт нас? – осторожничала Либертад. – Знаешь чего, пойдём-ка лучше в мою комнату. Запрёмся тама на ключ, и нас никто не потревожит. А утром выйдешь потихоньку. Не впервой авось.
Хихикая, Эстебан и Либертад спустились вниз. Миновав коридор, укрылись в одной из комнаток, прилегающих к кухне. Либертад водрузила свечу на грубо обтёсанную деревянную тумбу. Эстебан, сев на софу, уткнулся носом в содержимое коричневой папки, что выудил у матери из-под носа.
Там оказались официальные документы с печатями, вырезки из газет, старые пергаменты. По мере чтения каждой из бумажек лицо Эстебана вытягивалось всё больше.
– Ну и чего там? – Либертад примостилась на поручень софы, нетерпеливо дёргая Эстебана за рукав.
– Это настоящее цунами, – сказал он тихо. – Поверить не могу, мы нашли то, что искали. Наконец-то!
– Значит, это бумаги твоего отца?
– Да, и, похоже, мама знает больше, чем я мог себе представить. Это компромат на отца. За это ему бы светила виселица трижды, как минимум.
– Значит, сеньора Амарилис была права? Она ведь подозревала, что бумаги твоего отца припрятала сеньора Берта. А я ещё и не верила. Дорогой, тебе воды принести? – участливо спросила Либертад, видя что Эстебан всё больше бледнеет.
– Угу.
Девушка налила воду из графина, что стоял на прикроватной тумбе. Эстебан залпом осушил стакан.
– Всё так плохо? – осторожно поинтересовалась она.
– Даже хуже. Нет, я подозревал, что отец был не подарок, но чтобы так... Ты погляди, тут одни махинации. На крупные суммы денег. Он и его помощник Дамиан де Фьабле разворовали весь городской бюджет. После чего отец вложил деньги в какие-то несуществующие золотые рудники. Естественно, разорился и влез в долги. Когда он умер, даже дом этот был заложен и ушёл бы с молотка, если бы не приданое Хорхелины. Так, а это что? Ну-ка посмотрим... Какие-то письма... – Эстебан извлёк со дна папки увесистую кипу бумаг, перевязанную алой лентой.
