Текст книги "Война сердец (СИ)"

Автор книги: Darina Naar

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 99 страниц)

После разговора с Салазаром Данте заснул. За два месяца тюремного ада ему не снилось ничего, но этой ночью Эстелла ворвалась в его сон, унеся в небытие и страдания, и беды, и боль.

Держась за руки, они шли босиком по влажной траве. Небеса отливали золотом рассвета. Тёплый ветерок играл длинными локонами Эстеллы, и они колыхались за её спиной. «Я тебя люблю», – сказал Данте. «Я тебя люблю» – эхом повторила Эстелла, касаясь губами его губ. Он кружил её; подол белого кисейного платья разлетался в стороны. Эстелла смеялась. Внезапно всё заволокло туманом и картинка сменилась. Данте стоял посреди залы, утопающей в огнях и зеркалах. Волосы струились у него до поясницы, а лицо скрывала маска. Вокруг – праздник, смех, музыка... и Эстелла. Она громко хохотала, прячась за веером, и танцевала с другим мужчиной. Лица его Данте не увидел, но ощутил глухую боль в груди. Кто-то прикоснулся к нему, и Данте вздрогнул. Перед ним стояли трое: две женщины и мужчина. Одну из женщин он узнал – это была Амарилис, тётка Сантаны. На шее её висела лисья шкурка. Улыбаясь, она сказала: «Есть много вещей, о которых ты не знаешь. Никогда не верь словам, только поступкам. Лица и слова обманчивы». Мужчину Данте не знал. На вид ему было лет сорок. Он молча рассматривал Данте, и светлые глаза его сияли, как рождественские огни. Вторая женщина, с ярко-рыжими волосами и тонким лицом, тоже никого Данте не напомнила. Тронув его за плечо, она произнесла: «Не надо идти туда, где тебя не ждут. Иди к той, что тебя зовёт. Она твоя судьба. Иди! Прочь!» – рыжеволосая, с силой толкнув Данте в грудь, обратилась в Янгус и взмыла ввысь, роняя всюду чёрно-алые перья. Данте вскрикнул и проснулся. Он по-прежнему находился в камере – лежал на куче соломы в углу. Какой-то дурацкий сон... Юноша так больше и не сомкнул глаз – всё ждал, когда за ним придут, чтобы вести на казнь. Но никто не приходил, и Данте весь извёлся. Наконец, около полудня скрипнул дверной засов – жирафоподобный тюремщик принёс еду. Молча поставил на пол миску с варёной фасолью и кружку с водой. Ушёл. Он должен это съесть. Должен, чтобы выдержать всё до конца. Данте кусок в горло не лез, но он-таки запихнул в себя пресную фасоль, запив водой. Ещё через час явился падре Антонио. Вопреки протестам Данте, священника впустили к нему в камеру. Тот требовал, чтобы Данте крестился, иначе грозил, что его не похоронят даже за кладбищенской оградой – место для самоубийц и детоубийц, а просто выбросят труп шакалам на радость. – Ну что, будешь ты креститься, жалкий вероотступник? Да или нет? – у падре чуть ли дым из ноздрей не валил. – В последний раз спрашиваю. Данте, подняв голову, заглянул священнику в лицо: – Нет. – Гореть тебе в аду, посланник Сатаны! – грудь падре вздымалась от гнева. – О, мы ещё встретимся! – выплюнул Данте. – В том самом аду. Я вас там буду поджидать. Падре ушёл, шарахнув каменной дверью о стену. Через полчаса явился тюремщик – принёс Данте таз с водой, мыльный шарик и одежду: белую рубашку и чёрные штаны. – Зачем это? – спросил Данте. – Так положено. На площади будет толпень, это уж наверняка. Весь город только о те и болтает. Не хочется, чтоб говорили, будто мы тута дурно с заключёнными обращаемся, раз они у нас немытые ходют. – Не всё ли равно, в каком виде я буду умирать? – Не всё равно, – страж хмыкнул. – Большинство людей тя отродясь не видали, но по рассказам падре представляют как некого чёрта с рогами и копытами. Они придут глазеть на твою казнь. Те надобно показать им, что нет у тя ни рогов, ни копыт. Вот увидют тя в человеческом обличье, растрогаются поди сердобольные тётушки, да слезки пустют, пожалеют и оплакают твою заблудшую душонку. Всяко лучше, чем подыхать, как собака, во всеобщей ненависти. – Меня не надо жалеть, – огрызнулся Данте.

– Дурак ты. Народ-то силу имеет большую, хоть и не верит никто в это. Но коды народу много, он может и горы своротить. Знаешь чего бывает? Ежели толпа дружненько возмутится несправедливости, так могут и казнь сорвать, да палачей самих и повесют заместо преступника. Так, правда, редко бывает, с народными героями в основном-то, но всё ж таки. Мало ли.

Данте вдруг рассмеялся, прямо истерически захохотал, вообразив эту картину. Его, которого с детства унижали и долбили, вдруг толпа бросится защищать от палачей. Ага, как же, жди! Он смеялся, тычась носом в колени, и никак не мог остановиться. Конвоир, покрутив пальцем у виска, вышел. Данте тупо уставился на таз с водой. Наверное, тюремщик в чём-то прав. Сейчас он похож на чудище. Если уж всё равно умирать, так с высоко поднятой головой. Люди всегда смотрели на него, будто он грязь на мостовой. Сегодня он посмотрит на них так же. К двум часам дня явился конвой, состоявший из трёх человек. На руки и ноги Данте надели кандалы. Вытолкнули его из камеры. Шли долго, блуждая по узким коридорам и распугивая факелами крыс, пауков и летучих мышей. Внутри у Данте образовалась пустота. Был ли он спокоен? Нет. Волновался? Тоже нет. Он просто ждал конца этой истории, истории своей жизни. И это безразличное оцепенение сковывало его до тех пор, пока он не покинул башню. Стоял июнь. Обычно холодный месяц, в этом году был тёплым, как никогда. Лёгкий ветерок колыхал листья на деревьях, а сквозь кудрявые тучки улыбалось солнце. Данте чуть с ума не сошёл, когда увидел зелёную траву. На кустиках, выстроившихся стройными рядами у ограды, пели маленькие бурые птички – печники. Они заливались на разные голоса, весело перепрыгивая с ветки на ветку. Данте сжал зубы, ощутив как к глазам подступают слёзы. Два месяца он не видел света вообще. Не видел ничего, кроме четырёх каменных стен да тусклого огарка. День и ночь были неотделимы друг от друга. Сегодня он видит птичек в последний раз. Никогда больше он не поскачет на Алмазе по просторным пампасам, свободный как ветер, вдыхая полной грудью свежий воздух, запах листвы и цветов; и Янгус с пронзительным криком больше не пролетит над его головой, рисуя мёртвые петли в лазурных небесах. Данте и три конвоира, выйдя за каменные ворота, мигом угодили в толпу, состоящую из дам средних лет и старше. Едва несчастный узник появился в поле их зрения, женщины, размахивая крестами и иконами, ринулись к нему. И лишь бдительность стражников уберегла Данте от участи быть разорванным взбесившимися богомолками. Это были прихожанки церкви Святой Аны, главные поборницы морали и нравственности в городе. Возглавляла сборище Беренисе Дельгадо, супруга доктора Дельгадо и мать Диего, возмущённая тем, что после пожара церковь Святой Аны закрыли на ремонт. Хотя сгорела она не сильно – испортился алтарь и часть скамей наоса и обвалилось несколько балок на потолке. Но падре Антонио, воодушевлённый содействием Роксаны, лихо воспользовался ситуацией, чтобы настроить паству против Данте. Мессы в городе не служились уже два месяца, и падре с лёгкостью убедил прихожан, что Господь покарает за это весь город, а виноват Данте. И сегодня эти зазомбированные религиозным культом женщины уже четыре часа караулили бедного узника у ворот тюрьмы. – Безбожник! – Посланник Сатаны! – Гори в аду! – Поджёг нашу святую обитель! Теперь нам негде молиться! – Ничего, Господь он всё видит, сегодня ты за всё заплатишь, грязный еретик! Данте не вслушивался. Ему не привыкать к оскорблениям. Да пусть кричат что хотят. Ему уже всё равно. Конвоиры подвели юношу к деревянной телеге, на которой стояла большая железная клетка. – Залезай, – велел один из стражников, открыв дверцу клетки. Данте не шелохнулся. – Я... я... не хочу. Вы думаете я убегу? Я не убегу. Не надо меня в клетку, – пробормотал он. Конвоиры прыснули со смеху.

– Залезай говорю, – сказал тюремщик, напоминающий индюка. – Так положено. Всех еретиков и колдунов перевозят в клетках. Оберегают нормальных людей от вас.

Данте грубо затолкнули внутрь. Надев на голову мешок, пристегнули цепями к прутьям клетки. Конвоир закрыл дверцу на замок. Больше Данте не видел ничего. Он вжался в решётку, чувствуя, как подпрыгивает телега при движении, слышал вопли зевак, сгрудившихся вдоль улиц: – Убийца! – Долой его! – Туда тебе и дорога! – Еретик и богохульник! Выкрики и проклятья преследовали Данте всю дорогу, и, казалось, им не будет конца. Его везли, нарочно петляя через весь город. Кучер дул в ракушку, звонарь бил в колокол, приглашая горожан на казнь знаменитого колдуна. Дикая беспомощность захлестнула Данте. Он был загнан в угол, обездвижен и выставлен на потеху всем. Наверное, то же самое чувствует свободолюбивый ягуар, когда его помещают в зоопарке в клетку, демонстрируя глупцам в качестве развлечения. Когда показательное шествие по улицам закончилось, Данте трясло так, что он едва не потерял контроль над собой. Нет, так нельзя! Они специально над ним издеваются, они хотят его сломать. Чёрта-с два! Надо взять себя в руки. Он пойдёт на смерть, как победитель, ибо ни в чём не виноват и не причинил никому зла. Телега остановилась. Щёлкнул засов клетки. От Данте отстегнули цепи и выволокли его наружу. Данте путался в ногах – мешали кандалы, к тому же, он ничего не видел. Юношу довели до места назначения и, наконец, сняли мешок с головы.

Эстелла готова была бабушку Берту убить, когда в четвёртом часу дня та предложила ей пойти вышивать наволочки для подушек. – Что? – уж не ослышалась ли она? И о чём бабушка думает? Но Берта вознамерилась любой ценой помешать Эстелле в её затее и увела внучку к себе в спальню. Усадив в кресло, сунула ей в руки голубую атласную наволочку. – Давай вышьем звёзды, – сказала бабушка. – Можно несколько. Кучкой. Вот смотри: вот тут три, а в том углу можно пять. Она не может не пойти на площадь, она должна отдать Данте капсулу – мысли эти сверлили Эстелле мозг. Она выудила из шкатулки длинную сапожную иглу. – Нет, эта иголка не годится, – наставляла Берта. – Кто ж вышивает такой иголкой? Надо самой тонкой, вот этой. И золотой ниткой. Но Эстелла, не долго думая, вонзила сапожную иглу себе в палец; со всей дури загнала её туда на четверть. – Ой, боже мой, ты чего ж делаешь-то?! – всплеснула руками Берта. – Я пойду и забинтую руку. Вернусь через минуту, – сказала Эстелла ровным голосом, хотя лицом напоминала зомби. – Ага, иди-ка, а то кровью всё измажешь. А может звёзды красными сделать, как ты думаешь? – Может быть. Хорошая идея, бабушка, – на одной ноте проговорила Эстелла. – Можно вышить их и мелкими, и крупными. Сейчас забинтую палец, приду и мы решим. Она кинулась к выходу. Одним движением вынув из замка ключ, захлопнула дверь снаружи. Берта и опомниться не успела, как оказалась заперта в собственной комнате. – Эй, ты чего это делаешь? Эстелла, чего это за выходки? А ну-ка вернись и открой меня! – но ответом ей послужил топот бегущих по лестнице ног. Эстелла выскочила из дома. Четыре сторожевых собаки носились по саду. Свободно, без привязи. Эстелла всегда боялась этих собак – однажды они чуть не отхватили ногу Дуду, кухаркиному сынку. Собаки захлёбывались лаем, слюни стекали у них по мордам. Эстелла по пути схватила палку. Большую, с острыми сучками. Вообще-то она никогда не обижала животных, а Данте научил её смотреть на них другими глазами, но сейчас выхода не было. Эти собаки злые, специально натасканные, чтобы нападать на людей. Если сейчас они её загрызут, она не доберётся до Данте. Одна из собак уже неслась прямо на Эстеллу. Шлёп! Эстелла размахнулась и со всей одури врезала собаке палкой по морде, оставив на ней кровавую царапину. Заскулив, собака попятилась. Три других псины не решились подходить к девушке – сейчас она могла бы разорвать их голыми руками.

Отшвырнув палку, Эстелла выскользнула за калитку. Побежала по дороге. От Бульвара Конституции до Пласа де Пьедрас было недалеко, но дорога петляла, то проходя сквозь аллею, то сворачивая направо и налево, и тянулась вдоль обрыва.

Эстелла нутром чувствовала: она может опоздать, наверное, уже опоздала. И всё из-за бабушки. Ну как она не понимает, что Данте для неё, Эстеллы, дороже всех на свете? Но казнь не может состояться за одну минуту. Пока Данте привезут на площадь, пока объявят приговор, пока падре зачитает свои молитвы. Она успеет! Эстелла не захотела ловить экипаж. Так она потеряет драгоценное время – до площади экипажи и кареты ходили окольным путём, чтобы не ехать мимо обрыва. Сжимая зубы и задыхаясь от быстрого бега, Эстелла не остановилась, даже когда у неё закололо в боку. Ещё издали она увидела огромное скопище народа. Нагло всех распихивая, Эстелла полезла в самую толчею, не реагируя на возмущения. Плевать, что о ней подумают, на всё плевать. Данте. Данте... Она должна его спасти! Центральная городская площадь Пласа де Пьедрас была замощена булыжниками и огорожена идеально выстриженными круглыми кустиками. Сейчас тут яблоку негде было упасть. Похоже, пришёл весь город. Знатные дамы и господа сидели в каретах и экипажах, из окон наблюдая за представлением. Народ попроще стоял плотными рядами вокруг деревянного эшафота – квадратного помоста, по центру которого высилась каменная стена. Эшафот окружали семь человек в чёрных плащах с красной каймой, перепоясанных жёлтыми кушаками. В руках они держали арбалеты. До этого момента Данте не имел представления о том, каким способом его будут казнить, и не задумывался об этом. Увидев палачей, он изумился. Стрелки! Когда на лице Данте мелькнула ухмылка, зеваки разразились новой тирадой ругательств – это были всё те же прихожанки церкви Святой Аны; у каждой из них на груди висело по медному кресту. Однако, Данте отметил, что лица публики, не столь увлечённой богослужениями, претерпевают изменения. Его повели к эшафоту прямо сквозь толпу, и Данте услышал перешёптывания: – Такой молодой! А я думала, он старше, – восклицала женщина, укутанная в голубую шаль. – Какой он красавец, мама! – визгливо вторила ей молодая девица в чепчике. – Ах, не мелите чушь, Исабель! Он же чудовище! Он убил Луиса Парра Медина и поджёг церковь, разве вы не знаете? Говорят, хотел убить всех, кто был в церкви, но падре Антонио ему не позволил. Святой человек наш падре. – А как вам моя новая шляпа? Мило, правда? – кокетничала дама с уродливой розовой клумбой на голове. – Я купила её специально для этого дня. Такое событие никак нельзя пропустить! – Бесподобно! Восхитительно! – Надо не забыть зайти на Авенида де Лухо. Жене понадобилось новое шёлковое манто. Она меня донимает уже вторую неделю, – пожаловался высокий мужчина с тонкой косичкой. – Посмотрите, да он же совсем мальчик! – женщина в переднике, указала на Данте. – Это немыслимо! Не ровен час, начнут казнить десятилетних детей. – Этот падре Антонио тот ещё жучара, – возмущался низкорослый лысоватый дядюшка с усами. – Он выслуживается перед епископом, лижет тому зад. А вы читали вчера «Городские ведомости»? – спросил он у своих спутников. – Там написано, будто падре наш сговорился с членами Кабильдо и судьями Трибунала, чтобы они выносили смертные приговоры и виновным, и невиновным. Так и написали, что сегодняшняя казнь – ещё одно бесчинство святых отцов при попустительстве алькальда и тех, кто его избрал. – Не удивлюсь, если сегодня же «Городские ведомости» закроют, и все, кто это написал, отправятся на эшафот следом за этим несчастным, – отозвался крючконосый старичок с лорнетом в руках. – Думаю, писаки правы. Эти звери уже повадились казнить всех подряд. Одни мальчишки. Вспомните недавнее дело Армандо Эскивеля, ему было двадцать два. Вместо того, чтобы ловить настоящих преступников, они ломают жизни невинным детям...

Конвою, наконец, удалось провести Данте сквозь толчею. Он взошёл на помост. Несмотря на кандалы на руках и ногах, даже не споткнулся, настолько горело в нём желание показать всем, что он не сломлен. Толпа зароптала и оскорбительные выкрики моралисток утонули в потоке негодования остальных. Одних поразила редкая красота юноши, других – его молодость, третьих – презрительный взгляд, которым он их смерил. Сердобольные дамы в возрасте и молодые девушки сразу же всплакнули, прикладывая к глазам кружевные платочки.

Появился падре Антонио в сопровождении Арсиеро и ещё двух человек, одетых в серые мантии Судейского Трибунала. Главный судья, вынув длиннющий свиток, стал громко зачитывать приговор, который Данте и в глаза никогда не видел. Как не видел и суда, но падре и судьи, и глазом не моргнув, уверяли: суд прошёл заочно, без присутствия обвиняемого, ибо он так опасен, что любой его вывоз за пределы тюрьмы мог бы обернуться катастрофой. Второй судья оказался писарем – перо его так и порхало над бумагой, фиксируя всё происходящее. Чтение приговора, содержавшего шестьдесят четыре пункта инквизиторского бреда с обвинениями в колдовстве, ереси, убийстве и преступлениях против в церкви, закончилось лишь через сорок минут. – Данте Гонсало Ньетто, признаёшь ли ты себя виновным? – вопросил судья, сдвигая очки на кончик носа. Данте исподлобья взглянул на него, потом на падре. Гордо вскинул голову, заставив волосы каскадом разлететься по лицу. – Нет, – сказал он односложно. Поглядел на Арсиеро. Тот, совместно с писарем, стоя поодаль, изучал свои туфли. Данте обвёл взглядом толпу. Увидел эстеллину мамашу – Роксана улыбалась во весь рот. А вот и ещё одно знакомое лицо мелькнуло. Руфина! Данте задержал на ней взгляд – женщина плакала. – Тебе положено последнее слово, – объявил судья. – Хочешь ли ты что-то сказать? Раскаяться, попросить прощения у всех, кому ты причинил зло? Данте повернулся лицом к народу. Глаза его метали молнии. – Мне раскаиваться не в чем! У меня своя правда, и я уйду с лёгким сердцем. Вы – вежливые убийцы, кичитесь своей святостью, скрывая под масками любезности пустые сердца. Никогда вы не испытаете истинного счастья, потому что счастье, оно внутри. Оно живёт в душах, которые умеют летать. В сердцах мечтателей и поэтов. В головах фантазёров и влюблённых. Я стану свободным! Вы знаете что есть свобода? Спросите у птиц, которых вы так любите убивать ради перьев для своих нарядов. Душа, у которой есть крылья, никогда не станет узницей общественных норм и предрассудков, в какую бы клетку её не загнали. Я уйду вместе с птицами, а вы все – серая масса, останетесь гнить в своих золотых клетках, пока не сдохнете от старости, трясясь над своими деньгами, иконами и титулами. Ненавижу вас! Наступила гнетущая тишина, которую вдруг разрезал крик: – Данте!!! Данте!!! – сквозь толпу пробиралась растрёпанная Эстелла. Она невольно залюбовалась красивым узником. Вчера там, в тюрьме, он показался ей совершенно измученным, но не сегодня. Данте смотрел на всех свысока, шелковистые волосы его развевались на ветру, как паруса пиратского корабля. И не было в его взгляде ни страха, ни горечи. Да, её сердце сделало верный выбор, ни на секунду Эстелла не пожалела, что полюбила этого человека. Быстрым жестом она открыла медальон, вынула капсулу и зажала её в руке. – Данте!!! Они встретились взглядами. В глазах девушки Данте увидел тревогу и боль. Ну зачем она здесь? Ведь он же просил её не приходить. – Эсте, иди домой! Уходи отсюда! Иди домой! – крикнул Данте. Но она не отступала. Его милая храбрая девочка. Прорвалась сквозь ораву людей и бросилась к нему. Конвоиры преградили Эстелле путь. – Нет, пожалуйста, – взмолился Данте тихо. – Не трогайте её! Я имею права на последнее желание. Позвольте нам попрощаться.

– Господь велит нам быть милосердными даже к таким заблудшим овцам, как этот грешник, – пафосно декламировал падре Антонио, будто актёр на сцене театра. – Так проявим же милосердие. Последнее желание приговорённого к смерти всегда подлежит исполнению.

Данте захотелось залепить падре оплеуху. Не будь у него кандалов на руках, он бы осуществил это намерение. Эстелла заметила, с какой ненавистью юноша смотрит на всех: на падре, на Арсиеро, на судей, а на неё, на неё одну с такой любовью! Восхитительные сапфировые глаза. Они способны обжечь и заласкать, убить и затянуть в омут страсти. Ни у кого больше нет таких глаз. Эстелла поднесла руку к губам, сделав вид, что подавляет рыдания, и положила капсулу себе в рот. Конвоиры расступились, позволив девушке подойти к Данте. Вся дрожа, она обвила его руками. – Зачем ты здесь, девочка моя? Я же тебя просил не приходить, – шепнул Данте так, чтобы слышала только она. Вместо ответа Эстелла жадно прильнула к его губам. Эти губы, нежные, горячие, которые ласкали её ночами, доводили до исступления. Она ощутила как вибрируют татуировки на коже. Обручальные кольца заискрились. Капсула осталась у Данте во рту. В ответ на его изумлённый взгляд Эстелла, приложив палец к губам Данте, шепнула ему в рот: – Надо только раскусить. Больше она ничего не успела сказать – двое мужчин, схватив её за руки, грубо поволокли с собой. Эстелла вырывалась и чуть шею себе не свернула, пялясь на Данте. Он смотрел на неё с блаженством и отчаяньем одновременно. Похоже, он не верит, что останется жив. Он с ней прощается. – Данте, я люблю тебя! – крикнула девушка во всё горло. – Люблю! Люблю! Я тебя люблю! – и Эстелла исчезла в толпе. – Люблю, – прошептал Данте, не размыкая губ. Падре велел палачам приступать к своим обязанностям. Вместе с судьями и Арсиеро он отошёл в сторону. Конвоиры, подведя Данте к каменной стене, отвернули к ней лицом и спустились с помоста. Когда Эстелла оказалась в толпе, то увидела мать. И поняла – люди, что схватили её, действуют по приказу Роксаны. – Мерзавка, я тебя придушу сейчас! – Роксана замахнулась и ударила дочь по щеке. – Тебе мало того, что ты уже сделала? Наше имя теперь полоскают в каждой помойной яме! – Не смейте мне указывать, как мне жить, убийца! – прошипела Эстелла в ответ. – Я замужняя женщина, и я слушаюсь только своего мужа. – Вдовушка. Ты уже вдовушка! Ещё минута, и всё будет кончено, – Роксана расхохоталась. – Молись, ибо близок твой час, в который ты предстанешь пред Всевышним, – выкрикивал падре Антонио нараспев. – Вспомни грехи свои и покайся, иначе гореть будешь вечно в пламени ада. Да помилует Господь твою проклятую душу, не пожелавшую вступить в лоно христианской церкви. Аминь! Данте всё ещё держал капсулу во рту. Салазар вчера говорил, что Эстелла придёт на площадь, и произойдёт то, чего он не ожидает. Может, в капсуле яд, чтобы он умер мгновенно и без мучений? Хорошая идея. Как бы там ни было, а терять ему нечего. И Данте раскусил капсулу. В горло ему будто полилась ключевая вода. Данте велели развернуться лицом. Все семеро палачей выстроились прямо перед ним в линию. Взвели арбалеты. Натянули тетиву. Данте почувствовал, что тело у него онемело, точно его заморозило. Наверное, это всё же был яд. Эсте захотела, чтобы он ушёл легко. «Спасибо, моя девочка», – подумал он. – Пли! – выкрикнул главный палач, и семь стрел вонзились Данте в грудь. Он упал на спину. На какой-то миг воцарилась тишина. Многие женщины плакали. Сердце у Эстеллы почти остановилось. Она считала секунды и ждала – вот, вот сейчас он очнётся. Сейчас должно подействовать зелье. Сейчас что-то будет. Но ничего не происходило. Данте не шевелился, толпа не расходилась и, когда один из палачей, подойдя к Данте, начал вытаскивать из него стрелы – все вздохнули. Из груди юного узника полилась алая кровь. Сердце у Эстеллы упало. Нет, не может быть! Этого не может быть! Неужели, она неправильно сварила чёртов Эликсир?

– Данте!!! – Эстелла так толкнула державшую её Роксану, что та свалилась прямо на булыжники.

– Ну-ка стой, дрянь! Но Эстелла уже не слышала ничего. Она влезла на помост и рухнула перед Данте на колени. – Данте! Данте! Данте! – девушка кричала, срывая связки, но он не шевелился. Он был похож на фарфоровую куклу – прекрасную и неподвижную. В детстве у Эстеллы была такая кукла, но Мисолина её разбила. От зависти, что та досталась не ей. Сейчас, заглянув в точёное лицо Данте, Эстелла невольно вспомнила свою куклу. Белоснежная кожа его напоминала тончайший китайский фарфор, и волосы на её фоне казались ещё чернее. Синие глаза были широко распахнуты и пусты. – Нет... нет... нет, не может быть... нет... – Эстелла, воя, легла на Данте и вся перепачкалась в его крови. Палачи топтались рядом – никто не решался оттаскивать обезумевшую, распластавшуюся по земле девушку. – Данте! Данте! Нет! Не уходи! Не бросай меня, слышишь? Как же так? Почему? Данте... Данте... Я люблю тебя, люблю, очнись, пожалуйста, умоляю тебя, вернись ко мне... Эстелла вцепилась в его рубашку обеими руками и стала юношу трясти. Покрыла поцелуями его лицо. Но Данте не отзывался ни на мольбы, ни на крики, ни на поцелуи. Он был мёртв.

====== Глава 43. Разбитое сердце ======

Эстелла ещё долго лежала на окровавленной груди Данте. Он так и не шевелился, и его глубокие, как омуты, очи смотрели в никуда. Эстелле было безразлично, кто и что о ней подумает. Она убила Данте. У неё был шанс спасти ему жизнь, но она неправильно сварила зелье, и теперь его больше нет. И её тоже больше нет. Ничего не осталось. Душа её умерла вместе с Данте, и в груди теперь кровоточила огромная рана.

– Данте, забери меня с собой, – хрипела девушка, прижимаясь губами к его ещё тёплым губам. – Пожалуйста... я не смогу жить без тебя... Не оставляй меня одну, я хочу к тебе... Она рыдала, кричала, гладила Данте по лицу, перебирала его волосы, но всё было напрасно. Вдруг кто-то схватил девушку за талию. Эстелла уцепилась обеими руками за Данте. – Нет... Данте... Данте... – Вставайте! – приказал один из палачей. – Оставьте нас в покое, – прошипела Эстелла. – Вы уже сделали всё, что хотели, вы забрали его у меня, проклятые убийцы! Вы не давали нам спокойно жить, дайте хотя бы спокойно умереть. – Ну сейчас ты у меня схлопочешь! – завопил голос Роксаны. Эстеллу, приподняв за волосы, протащили по земле. Упав, она ударилась о булыжники. Перед глазами всё плыло от слёз, воздух в лёгких отсутствовал, а грудь болела так, будто её разрубили топором. Скорей бы умереть, уйти вслед за Данте и больше не страдать. Но, похоже, этот день был лишь началом её мучений. – Ты, грязная подстилка! – громко рявкнула Роксана. От злости она забыла, что вокруг стоят люди. – Значит, хочешь сдохнуть вместе со своим пастухом? Прекрасно! Сдыхай, но сначала я разукрашу твою рожу! Ты мне заплатишь за позор, которому подвергла всю семью! Будь проклят тот день, когда ты родилась, скотина! На Эстеллу посыпался град ударов. Роксана била её руками и таскала за волосы. Девушка не сопротивлялась, ожидая конца. Сейчас мать её убьёт, и они с Данте опять будут вместе. Скорей бы. Раздалось хлопанье крыльев. Народ завизжал, когда на голову Роксане села большая птица. Это была Янгус. Она вцепилась крючковатыми когтями женщине в волосы и стала долбить её клювом прямо в затылок. – Уйди, тварь! Уйди прочь! – Роксана попятилась, смахивая птицу с себя, наступила на подол и шмякнулась на каменное покрытие Пласа де Пьедрас. Янгус, злобно шипя, ухватила её за пальцы и проклевала их до крови; защёлкала острым клювом, целясь Роксане в глаза. Стоял гвалт – народ гудел, с воодушевлением глядя на представление. Прибежали Арсиеро и двое роксаниных слуг. Один из них согнал Янгус с Роксаны, ударив птицу хлыстом. Промахнулся. Янгус взвилась к облакам, засыпав его голову чёрными и алыми перьями, с шумом пролетела над толпой и приземлилась рядом с Данте. Завопив, растопырила крылья, точно пыталась укрыть ими своего хозяина. Роксана отряхнулась и подошла к Эстелле, которая всё лежала на голых камнях. Пнула её ногой. Но Арсиеро удержал супругу от дальнейших действий. – Вы что делаете? Ну-ка прекратите! Что за беспредел? – заорал он. – Не смейте указывать что мне делать со своей дочерью! Я её родила, она моя собственность! Захочу убью, захочу побрею наголо, захочу отрублю ей уши, как свинье! – у Роксаны глаза чуть из орбит не вываливались, но Арсиеро впервые в жизни проявил характер, приказав слугам отвезти супругу домой. Хотя Роксана упиралась, мужчины усадили её в экипаж, и тот умчал всех троих в неизвестном направлении. Арсиеро приподнял Эстеллу. Она кое-как села, обхватив себя руками за колени. Девушка была вся в ссадинах и в крови, но чья это кровь, её или Данте, понять было невозможно. – Вы можете встать? – спросил Арсиеро. – Ухватитесь за меня и пойдёмте домой. Эстелла взглянула на отчима с такой ненавистью, что тот поневоле отшатнулся.

– Я. Никуда. С вами. Не пойду, – выговорила она отрывисто. – Не трогайте меня! Убийца! Идите к чёрту! – Эстелла повысила голос так, чтобы её слышали зеваки. – Вы все отныне для меня не существуете! Все, абсолютно все, кто здесь находится, убийцы и сообщники убийц! Вы молчите, вы позволяете этим извергам убивать невинных людей! – она покосилась на Арсиеро, а потом и на падре Антонио, и на судей в серых мантиях, и на стрелков. – Вы здороваетесь с ними и принимаете их в своих домах, зная, что руки их испачканы чужой кровью. Отныне никто мне не в указ! Никому я не буду подчиняться! Убирайтесь все прочь от меня! – Эстелла кое-как поднялась на ноги и доковыляла до Данте, но...

– Не пускайте её! – приказал Арсиеро палачам. Те не могли ослушаться главу города и преградили Эстелле путь, направив на неё арбалеты. – Что, хотите и меня застрелить? Давайте! – выкрикнула Эстелла. – Так, всё, хватит устраивать этот балаган! – выкрутив Эстелле руки, Арсиеро взвалил её себе на плечо и потащил. – Я не пойду! Никуда не пойду! Данте! Данте! Я хочу умереть вместе с Данте! – Сейчас же закройте рот! – Арсиеро был груб, как никогда. – Так позориться из-за бродяжки, когда вас ожидает чудесный жених. Как вам не стыдно? Как вы можете быть такой неблагодарной? Данте, тем временем, завернув в саван, погрузили на телегу. Янгус пристроилась на его грудь, и, как палачи не сгоняли её, это было бесполезно. Эстелла визжала, кусалась и вырывалась, но Арсиеро затолкнул её в ближайший экипаж. – Трогай! – приказал он кучеру. – Нет! Нет! Данте!!! Данте!!! – Замолчите вы, наконец, или нет? Забудьте о нём, он мёртв, а у вас через три месяца свадьба. Вы должны радоваться. Маурисио Рейес – прекрасная партия, да и он не знает о том, каким позором вы себя покрыли. Считай, вам повезло. Минут десять ехали молча. Эстелла, сжимая кулаки, глядела в потолок. В её израненном сердце кипела жгучая ненависть ко всем людям, что так безжалостно растоптали её любовь. Нет, домой она не вернётся. Снова видеть наглые физиономии матери, Мисолины, Хорхелины, Арсиеро... Они все будут ликовать, насмехаться над её горем. Прав был Данте, прав абсолютно, когда говорил, что все люди твари. Нет, она не поедет домой! Когда экипаж поравнялся с Авенида де Лухо и слегка успокоенный Арсиеро отвлёкся на созерцание пейзажа, Эстелла решилась на отчаянный шаг. Распахнула дверцу и на полном ходу выпрыгнула из экипажа. – Эй! Вы что рехнулись? – крикнул Арсиеро. Кучер натянул вожжи, и экипаж остановился. Эстелла упала на землю, но даже боли не почувствовала. Тут же вскочила и побежала по дороге. Не важно куда, лишь бы подальше отсюда. Данте... Данте... Они его убили! Отняли у неё человека, который составлял смысл её жизни. Мерзкие скоты! Боль в груди оглушила девушку. Размазывая слёзы по лицу, Эстелла неслась куда глаза глядят. Мимо ехали экипажи и кареты, мелькали дома и магазины, шли прохожие, одна улица сменяла другую, но Эстелла ничего не видела. Наконец, силы её иссякли. Она привалилась спиной к дереву и сползла прямо на землю. Данте... Данте... его больше нет. Она не смогла его спасти. Какая же она дура! Чем подкупать конвой, лучше бы она подкупила каких-нибудь бандитов, чтобы те выкрали Данте по дороге на площадь. Надо было помочь ему сбежать, а не варить этот идиотский эликсир. – За что? За что?! – выкрикнула девушка, молотя кулаками по стволу дерева. – Почему они отняли его у меня? Данте, вернись ко мне! Почему ты оставил меня одну? Как же так? Ты же обещал, что мы будем вместе всю жизнь... Долго она плакала и кричала, лежа на земле. В мозгу стоял туман, и Эстелла не имела представления, где она находится. Вся дрожа, приподнялась. Огляделась по сторонам. Увидела табличку на углу одного из домов: «Баррьо де Грана». Это название ничего Эстелле не говорило, и она не обратила внимания, что улица выглядит своеобразно.