Текст книги "Война сердец (СИ)"
Автор книги: Darina Naar
сообщить о нарушении
Текущая страница: 73 (всего у книги 99 страниц)
Он целовал её губы жадно, чуть ли не с рыком, и в рот девушке хлынула магия. Эстелла ослабла под таким натиском, обратившись в воск в его руках. Данте как безвольную куклу раздел её, приподнял и усадил к себе на бедра. Эстелла уже и забыла как это бывает, вот так, без принуждения, без глупых условностей: надень рубашку, сними рубашку, лежи только на спине и не шевелись, ибо остальное грех, а если что не так, сразу удар по лицу или привязывание к кровати. Все пережитые ужасы, боль, страх – всё исчезло, ушло в небытие как кошмарный сон. Данте был ласков и в то же время отчаянно дерзок. Его руки и губы спускались по телу девушки, как капли воды по стеклу. Иногда он, теряя контроль над собой, чуть прикусывал ей кожу зубами. Но ей не было больно, напротив, это лишь распаляло её. И по венам Эстеллы потекла магия – знакомое и давно желаемое ощущение. Она вцепилась ногтями Данте в спину, расцарапав её в кровь. В голове не осталось мыслей, зато от блаженства, у неё ручьями потекли слёзы.
– Тебе хорошо, красавица?
– Д-да... Люблю... люблю тебя...
Он рассмеялся. Укусил её за подбородок, потом вдруг стал серьёзным.
– Ты знаешь, что я тебя ненавижу, красавица? – шепнул он как-то грустно. – Потому что ты сделала невозможное. Ты свела с ума человека, который не может любить.
Эстелла сейчас плохо соображала и не поняла сути его слов. В конце концов, обессилев, она повалилась к Данте на грудь. Вся кожа у неё горела огнём, и Эстелла ещё ощущала, как по венам вместе с кровью бежит и магия. Она расцеловала Данте в обе щёки, в губы – они были солёные и мокрые.
– Данте, ты что плачешь? – удивилась Эстелла, хотя минуту назад сама также рыдала от счастья.
– Нет, ничего, всё хорошо, – он крепко прижал её к себе. – Прости меня.
– За что?
Он не ответил, запустил руку ей в волосы – они подёрнулись дымкой. Эстелла впала в экстаз, в глазах её потемнело. Ещё миг, и она отключилась.
Солнце било в окно, играя тёплыми лучиками на оперении птиц, что облюбовали козырёк соседнего окна. Часы пробили полдень. Данте посмотрел на потолок, где жужжала муха. Перевёл взгляд на Эстеллу. На лице девушки застыло блаженно-ошарашенное выражение, словно она находилась под гипнозом. Он накрутил на указательный палец её локон, поцеловал чуть приоткрытые алые губы.
– Ты красивая, ты ласковая, ты божество, – молвил он с отчаяньем. – Но я не могу тебя любить. Чёрный маг не может никого любить. Тебя любил Данте, но он – это он. А я не могу идти по его стопам. Прости, красавица, ты очень хороша, но я ухожу. Мы не увидимся больше. Завтра ты проснёшься, и жизнь пойдёт своим чередом. Так должно быть и так будет! – Данте аккуратно приподнял Эстеллу, сняв со своей груди, и подложил ей под голову подушку. Она спала так крепко, что сейчас её не смогло бы разбудить и стадо носорогов, ворвавшихся в дом.
Данте оделся взмахом руки, поковырялся в шкатулке с драгоценностями. Нашёл изумрудный перстень. Глубоким взглядом он изучил спящую Эстеллу, пытаясь запомнить каждую её чёрточку, потом щёлкнул пальцами и растворился в воздухе.
====== Глава 29. Три души ======
Когда Эстелла вынырнула из объятий сна, солнце уже приблизилось к горизонту. Часы пробили шесть. Какое сейчас время суток и что произошло? Ах, да, она была с Данте! Провела с ним восхитительную ночь, то есть утро. И заснула. А сейчас, надо полагать, вечер. Она ещё дрожит от страсти, а Данте... Данте рядом не было. Одежды его тоже. Остался лишь аромат мяты на простынях.
Эстелла обошла комнату в надежде отыскать Данте в ванной или на балконе, но, увы, – его и след простыл. Куда же он мог пойти и почему? Ведь им было так хорошо! Нет, хорошо – это не то слово. Потрясающе! Эстелла ещё находилась в трансе, а по телу разливалась истома. Нечто волшебное она испытала, хотя и была уверена, что после издевательств Маурисио, не сможет быть ни с одним мужчиной, включая Данте. Но их любовь сильнее всего. Тогда почему же он ушёл? Разве они не помирились? Наверное, он так не думает. Она же толком ничего и не объяснила ему. Сначала Данте грубил и хотел уйти, но, вдруг передумав, затащил её в кровать. И страсть отключила ей мозг. Какая же она дура! Надо было сначала с Данте поговорить, а потом уже с ним спать. А теперь он ушёл, наверняка ещё и обиженный.
Остаток дня Эстелла провела, бессмысленно ходя из угла в угол и костеря себя на чём свет стоит. Как она могла заснуть в двенадцать дня?
– Данте... Данте, мой хороший, вернись ко мне! – звала Эстелла вполголоса.
Она не вышла к ужину, поэтому встревоженная Чола явилась к ней сама. Она принесла еду, и Эстелла вынуждена была её проглотить, ибо служанка грозила, что не уйдёт, пока хозяйка всё не съест.
Чола рассказала, что весь день занималась уборкой, а после обратила внимание, что Эстелла не выходит из комнаты, и всполошилась. А сеньор Маурисио так и не вернулся. Эти его странные исчезновения уже начали Чолу беспокоить, как и сеньору Мисолину, которая теперь вбила себе в голову, что Эстелла Маурисио убила и отдала его труп собакам. И всё это ради того, чтобы Маурисио не достался ей, Мисолине.
– Передай ей, что она дура. Пусть подлечит мозги, – захихикала Эстелла, хотя ей было не до смеха. Нет, не из-за Маурисио. На него ей плевать, пусть в ад провалится. Эстелла чувствовала, как под кожей её будто ползают червячки. Магия! То же ощущение, что в моменты близости с Данте. Но сейчас Данте рядом нет, а магия его есть. Такого раньше не было, и Эстеллу это тревожило.
Она еле дождалась ухода Чолы и побыстрее расстегнула рукав – кожа вся светилась и ходила ходуном. Эстелла легла в кровать, уткнув нос в подушку. Она быстро заснула, вдыхая родной запах. Как же она любит этого мужчину! Она бы жизнь отдала за него!
К утру вибрации в теле прекратились, но Эстелла изнемогала от жары. Кожу как огнём опалили, и ощущение это не ушло ни после завтрака, ни после обеда, а к вечеру усилилось. Эстелла мечтала о повторении безумных ласк, что были накануне. И это превратилось в навязчивую идею. Девушка не находила себе места, бегая туда-сюда и ломая руки. Боже, что с ней такое? Она рехнулась! Ведёт себя как похотливая кошка. Данте странный, он не в себе был и наверняка есть, а она думает о его ласках. И ещё Мисолину обвиняла в аморальности, а сама ничуть не лучше. Но все доводы разума меркли в сравнении со страстью, что горела в Эстелле. Ей было плохо чисто физически, и она понимала, что единственный способ от этого избавиться – снова быть с Данте. В конце концов, Эстелла плюхнулась на пол и разрыдалась от отчаянья, бессилия и злости на саму себя. Она похожа на алкоголичку, что сходит с ума без выпивки. И Эстелла припомнила заверения бабушки о том, что Данте её приворожил. Чушь. А может и нет? Вдруг правда? Дикая страсть, которую она испытывает, – это ненормально. А Данте ведь напоил её перед тем, как уложить в постель. Сказал, что это вино. Только вкуса вина она не помнит. И зачем он вообще дал ей его выпить? Нет, нет глупости! Конечно, Данте странный, но это последствия того, что он пережил. Она должна его найти и вернуть. Но куда же он пошёл?
И тут Эстелла вспомнила про Кларису. Та ведь тоже искала Данте, но не нашла, потому что он был в шкуре лиса. Но сейчас он человек!
Кубарем скатившись с кровати, Эстелла покопалась в шкатулке с драгоценностями. Нашла медальон Кларисы, попутно заметив, что нет изумрудного перстня. Данте его забрал. «Неужели он с ней переспал лишь ради перстня?» – мелькнула смутная мысль у Эстеллы. Нет, бред. Данте её любит, он её любил и когда был в шкуре Мио. И он доказал ей свою любовь, даже в тюрьму пошёл ради неё.
Эстелла открыла медальон.
– Клариса! Клариса! Это Эстелла, ты мне нужна. Появись, пожалуйста! – сказала она громко.
Медальон нагрелся и задымился. Выпускал струйки дыма он минут десять, и больше ничего не происходило. Эстелла уже начала злиться, как вдруг – хлоп! – из воздуха появилась чёрная кошка с лимонно-жёлтыми глазами.
– Ты меня звала? – кошка села на ковёр, помахивая пушистым хвостом.
– Да! Да! Клариса, я нашла Данте! – выпалила Эстелла.
– Вот как? Где же?
– Он превратился в лиса. Я подобрала его на дороге, – объяснила Эстелла, сдерживая волнение. Но голос её дрожал – так она хотела вернуть Данте, буквально до скрежета в зубах. – Он прибился ко мне, и я его забрала. Он всё это время был здесь, в этом доме, в моей комнате, спал со мной в кровати. А позавчера он обернулся в Данте.
– Что ж, это отличная новость! И это многое объясняет, – кошка уложила хвост вокруг себя кольцом. – Видимо, Данте сбежал из Жёлтого дома, обернувшись в лиса. И всё это время находился в его шкуре. А поисковые артефакты не действуют на животных, только на людей, поэтому я не могла его найти. Эстелла, скажи, когда он обернулся в человека, ты с ним говорила? В каком состоянии он был?
– Сначала он был невменяем, он меня не узнавал и думал, что он лис, – вздрогнула Эстелла, вспомнив глаза Данте и его беспомощность. – Но он пришёл в себя, и мы были вместе, мы помирились. А когда я проснулась, Данте уже не было. И он забрал свой перстень.
Кошка фыркнула, поведя ушами. И глубоко о чём-то задумалась.
– Я именно поэтому тебя и позвала, Клариса, – продолжила Эстелла. – Данте ушёл от меня, я не видела когда и не знаю куда. Но он сейчас человек и был в своём уме. Его надо найти. Мы с ним толком не поговорили, а я хотела рассказать ему всё-всё-всё, в том числе и про его родителей.
– Хорошо, я попробую что-то сделать, – согласно кивнула кошка. – Как только у меня будут новости, я к тебе приду. Но меня насторожил твой рассказ. Думаю, Данте нездоров, и это его якобы вменяемое состояние, оно временное. Мне надо бы его увидеть лично и понаблюдать за ним. В общем, я свяжусь с тобой, Эстелла, – кошку окутал серебряный дымок, и она исчезла.
Данте шатался по улицам, не зная куда податься. В душе царили мрак и пустота. Он понимал, что был прав, уйдя от Эстеллы. Он чёрный маг, он не должен любить, страдать переживать, он должен только мстить всем, кто причинил ему зло. Эти мысли прочно засели у Данте в голове. Надо всем отомстить и точка, а любовь к Эстелле делает его слабым, лишая силы воли, разума, даже той ненависти, что необходима ему, дабы покарать обидчиков. Но Эстелла будто впиталась в его кожу. Что он наделал? Зачем с ней переспал? Своими же руками вырвал себе сердце, обострив былые чувства. Опять из него лезет тот, другой Данте, которого он выдавливает из себя уже третий год. Глупый, брошенный всеми мальчик, что сам себя отправил в ад, по доброй воле, спасая от тюрьмы предательницу и лгунью. Нет, нет, он не должен о ней думать! Хватит быть жертвой! Тот Данте умер, его больше нет.
Данте очнулся посреди улицы Святой Мерседес, когда его чуть не сшибла повозка, гружёная трупами. Умерших уже не накрывали, а просто сваливали в кучу друг на друга и так и перевозили. Вонь от них была чудовищная, поэтому всюду теперь жгли костры – едкий дым от них должен был обеззараживать воздух. На этих же кострах сжигали одежду, мебель и иные вещи, которые могли контактировать с больными.
Жара была невыносимая – дождь словно забыл о городе, обходя его стороной вот уже тридцать три дня подряд. Земля и растения умирали от жажды, а примешивающийся к засухе смрад превратил Ферре де Кастильо в адский котёл.
Данте в этой атмосфере всеобщего ужаса чувствовал себя прекрасно – когда им управляла личина Салазара, он испытывал садистское наслаждение при виде чужих страданий. Пусть, пусть всем тоже будет плохо! Пусть весь город сдохнет!
Он остановился, любуясь труповозками, от которых шарахались другие люди, и представляя на месте умерших всех, кто когда-либо причинил ему боль. Но мало-помалу ненависть сменилась тревогой. Нет, не из-за чумы. Чумы он не боялся. Это было что-то иное, непонятное, неопределённое. Словно хищная рысь царапала когтями его грудь. Мерзкое чувство.
Чтобы отвлечься, Данте окинул взглядом местность и у дороги увидел пожухлый розовый куст. Сердце его вдруг сжалось, и он вздумал этот куст полить. Конечно, все кусты от засухи он спасти не сможет, но на этом росли розы. Когда-то огненно-красные, теперь они были бледно-коричневатые, бутоны их поникли, а листья скукожились.
Данте приблизился к измученному кусту.
– Бедняжка, – тихо сказал он растению, кончиками пальцев гладя увядшие цветы.
Юноша закрыл глаза и, направив ладонь на куст, подумал о воде. И тут же почувствовал вибрацию в пальцах и услышал всплеск. Распахнул глаза. Когти его излучали нежно-зелёное свечение, а из ладони хлынула струя воды. Данте, приблизив руку к кусту, долго поливал его. И – о, чудо! – листочки развернулись, а бутоны распустились на глазах. В упор глядя на оживший куст, Данте и сам не мог объяснить своих чувств: злость, досада, ненависть отступили. Чёрные глаза посветлели, приобретя оттенок синих опалов. Данте захотелось обнять куст, но он не решился и отвернулся.
Взгляд его опять упал на повозки, снующие туда-сюда, на перепуганные лица людей. Над головами каждого прохожего светились мысли. В эту пору они у всех были идентичны: страх, страх, страх. Скелеты и черепа, больничные койки, госпиталь, трупы, черви. Всё одно и то же – любой человек боялся умереть от чумы.
Но Данте не только видел мысли, но и смог бы сказать, кто из этих людей уже обречён, а кто ещё нет. Вот над этим высоким мужчиной с бородой череп с червями, выползающими из глазниц, значит, он уже болен или скоро заболеет. А этот плюгавый, с кудрявой огненной шевелюрой, выживет, но потеряет всю семью. А вот у этой худенькой девушки в чепце уже кто-то умер. И эта толстая метиска умрёт, но не от чумы – упадёт в яму. А вот над этим юношей в цилиндре висит чёрный гроб и написана дата его смерти: 5 апреля 1801 года.
У Данте аж голова закружилась – в неё потоком хлынули чужие мысли, страхи, чужое будущее. Перстень на пальце сиял зловеще, и изумруд вращался в оправе.
Обхватив голову руками, Данте побежал вперёд. Бежал и бежал, не разбирая дороги. Аллея де Айяс сменилась улицей, спускающейся отвесно вниз и носящей имя Лос Перрос. Здесь не было ни одного фонаря. В покосившихся постройках отсутствовали окна, а в некоторых и двери.
Завернув за угол, Данте миновал ещё с десяток домов. На тротуаре сидел старик в лохмотьях; во дворе горланил пьянчуга; из окон были слышны нецензурная брань и звон разбивающейся посуды. Над домами Данте увидел сапог, кирки и изображение полыхающего горна. Ага, сапожник, каменщики и кузнец. Видимо, это какой-то ремесленный квартал. Здесь Данте был впервые и место это вызывало в душе его неприятное чувство.
Проскочив ещё один закоулок, Данте вышел к дому, явно заброшенному. На стенах его облупилась штукатурка, грязные окна были заколочены досками. За домом начинался пустырь. Данте хотел было повернуть назад, понимая – он забрёл не туда. Но вдруг он услышал собачий лай. Точнее визг. Где-то вдали множество собак выло и скулило на разные голоса. Сердце Данте забилось быстро-быстро. И в мозгу включился свет – больная любовь к животным жила в нём с детства. И теперь он каким-то седьмым чувством почуял: надо туда идти.
Его не смутил лай, он не побоялся, что собаки в большом количестве могут быть опасны. Завернув за мрачный дом, Данте пошёл на лай по пустырю, где вдалеке светились огни. Он шёл, шёл, наконец, упёрся в железную решётку и так и обомлел.
Очень высокий и грузный мужчина с усами, одетый в залатанную одежду и сапоги, стоял по центру отгороженного поля. Вокруг него горели огни и располагались клетки с собаками всех пород, начиная от огромных волкодавов и слюнявых бульдогов и заканчивая крошечными пуделями и болонками. Животные пронзительно тявкали и подвывали, а Данте заметил ещё двух человек. Поочередно они выводили собак из клеток и привязывали их к невысокому столбику. Усатый, щурясь, целился в животных из карабина.
Живодёры!
Бах! Данте и опомнится не успел, как раздался выстрел, и огромный мастиф упал на землю, извиваясь в судорогах.
Бах! Бах! Бах! – мужчина стрелял до тех пор, пока собака не прекратила дёргаться. Двое других тут же отбросили труп в сторону и вывели следующую собаку – белого пуделя. Он жалобно скулил, упираясь и поджимая хвост.
– Ну чего там так долго? – пробасил убийца с карабином. – К чертям их вытаскивать, щас пройдусь по клеткам и всех постреляю так. Надоело!
Он подошёл в упор к пуделю.
Бах!
Собака завизжала, и на белой шерсти осталось кровавое пятно.
Бах! Бах! Бах!
Мужчина, прикончив пуделя, пошёл по кругу, не дожидаясь, пока его помощники откроют клетки. Он стал отстреливать всех собак подряд, и у Данте искры полетели из глаз. Он кинулся прочь. Бежал, спотыкаясь о камни, и орал диким голосом.
Навстречу ему попадалось местное население: женщины и дети – грязные и замотанные в лохмотья; бездомные, пьяницы, нецензурно вопящие на всю округу. Обезумевший Данте мчался, сбивая всё на своём пути, чем ещё больше привлекал к себе внимание. Все эти люди, ухмыляясь и оскаливаясь, таращились на него, тыча пальцами.
Паника накрыла Данте во всей своей красе, когда дорога, по которой он бежал, внезапно оборвалась, упершись в стену дома. Данте ринулся в ближайший двор и побежал вдоль домов. Но, похоже, он окончательно заблудился. А страшная картина расстрела собак буравила ему мозг, и сердце вырывалось из груди. Твари! Твари!
В отчаянье закрыв лицо руками, Данте плюхнулся на тротуар. Неподалёку, в полуразрушенном доме тускло светились окна. Редкие прохожие смотрели на юношу, как на бродягу. А он есть бродяга. Его никто не любит, идти ему некуда. У него нет ни денег, ни дома, ни семьи. Те люди, которых он считал близкими, отвернулись от него, отправили в Жёлтый дом и забыли о нём, будто похоронили.
Мимо Данте прошла пара. Девушка и юноша держались за ручки, глядя друг на друга влюблёнными глазами, и у Данте от зависти потекли слёзы. Когда-то они с Эстеллой вот также гуляли по улицам, от любви забывая даже дышать. Но она его бросила, променяла на другого, богатого и перспективного. А он верил ей больше, чем самому себе. Остановившимся взглядом проводил Данте влюблённых, пока те не скрылись из виду, и, уронив голову на колени, горько расплакался.
Так он просидел несколько часов. Ни воспоминания об Эстелле, ни увиденная сцена на живодёрне не желали улетучиваться из его головы, доводя юношу до истерики.
– За что? За что? Я хочу умереть... пожалуйста, я хочу умереть... – прошептал Данте. – Я больше не могу жить в таком аду... Эстелла, Эстелла...
– Может, ты прекратишь себя жалеть? – вкрадчиво молвил Салазар. – Я сто раз тебе говорил: забудь эту женщину. Ты маг. Ты должен заставить весь мир дрожать от страха, а ты вместо этого маешься из-за глупой девки и пары вонючих собак.
– Нет, нет... уйди, уйди из моей головы, – пробормотал Данте.
– Не могу. Мы с тобой одно целое. Ты – это я. Разве ты забыл, что Данте больше нет? Теперь есть Салазар. Ты Салазар, и я Салазар. Так что будет лучше, если ты прекратишь искать в своих мозгах то, чего там давно нет.
Бархатный голос Салазара Данте душил. Он был повсюду – в голове, в теле, на языке. Упав на тротуар, Данте отполз к забору и вцепился когтями себе в волосы.
– Ну так кто ты? Повтори, – приказным тоном велел Салазар.
– Не знаю... не знаю... я ничего не знаю...
– Зато я знаю. Ты – моя тень! И ты будешь делать то, что я велю! – и Салазар победно расхохотался.
Тело Данте пронзила такая боль, будто его разрезали ножом. Он вцепился в траву. В ушах ещё звучал хохот Салазара. И выстрелы. И собаки, много собак и много крови. Подняв глаза к небу, отупевшим взором Данте уставился на палисандр, раскидистый, мощный. Только у него были глаза, рот и острые клыки. Дерево, зловеще скалясь и покачивая кроной, двинулось на Данте. Оно щёлкало клыками и рычало.
Шокированный Данте вжался в забор – он никогда раньше не видел живые деревья. Вдруг где-то сбоку хрустнули ветки, и Данте, вскочив на ноги, побежал.
– Эй! Стой! Стой, тебе говорю! – крикнул низкий женский голос. – Стой!!!
Но Данте даже не оглянулся. Он нёсся вперёд, пока не оказался на городском мосту. Он был убеждён: за ним гонится ожившее дерево с клыками.
Миновав мост, Данте кинулся в самую чащу леса. Он совсем перестал себя контролировать, его гнал животный страх. Всякий раз, заслышав хруст, оклик или иной звук, он бежал дальше, и в итоге окончательно заблудился. Создав у себя на ладони огонёк, Данте попытался разогнать тьму, но в густых зарослях сельвы, это слабо помогло. В конце концов, он уселся на землю, привалившись спиной к дереву. Дул пронизывающий ветер, и юноша дрожал как лист.
Очередной хруст веток раздался прямо над ухом. Данте инстинктивно дёрнулся, но во мраке не смог сориентироваться. Его так трясло от холода и страха, что он ничего не соображал, только представлял, как на него нападает огромное дерево. Когда из кустов выплыл фонарь, Данте в ужасе зажмурился.
Хлоп! Вспышка. Трава вдруг выросла и теперь доставала ему до подбородка. Он уменьшился, вновь обратившись в лиса. И в голове прояснилось. Как же здорово в лесу! Хотя в доме той ласковой девушки, что кормила его из рук, было ещё лучше. Лисёнок уложил мордочку на траву, чуть щуря глаза от яркого света фонаря.
– Вот ты где, – сказала женщина. – Ну наконец-то. И чего ты от меня бегаешь? Разве я страшная?
Она подхватила лиса на руки, а тот измучился так, что не сопротивлялся. Эта была явно не та девушка, у которой он жил. Лисёнок повёл носом, принюхиваясь. Уловил горький аромат миндаля, а та, другая, пахла фиалками. Но Мио был спокоен и почему-то уверен: девушки взаимосвязаны. Одна обязательно отнесёт его к другой, и та, что пахнет фиалками, опять будет кормить его из рук, расчёсывать ему шёрстку и уложит с собой в постель. И он покорно уткнулся незнакомке в плечо. Та была одета в рубашку, штаны, сапоги и длинный плащ, и у неё был хвост на голове.
Позже он оказался в чужом доме. Здесь было дымно и пахло благовониями и табаком. А ещё тут всё блестело и булькало. Мио удивлённо разглядывал сосуд на столе, где плавало что-то похожее на водоросли. Оно крутилось, вертелось, меняя цвета и форму, а ещё у него были глаза. Изучая округу, зверёк улегся на мягкий ковёр. Пушистый, как волосы той девушки, что пахнет фиалками. И зачем его сюда принесли? Тут уютно и странно, но он хочет туда, в другой дом.
Женщина наклонилась к нему. Подняв острую мордочку, Мио тоскливо тявкнул на Кларису (а это была именно она). Та, покачав головой, выудила из кармана шёлковый мешочек, запустила в него руку и, вытащив горсть зелёного порошка, обсыпала им зверька. Мио проморгался, чихнув от запаха полыни и ещё чего-то терпкого, а затем ощутил, будто падает в глубокую яму.
Очнулся Данте, когда чьи-то нежные пальчики скользнули его по губам, а на щёки закапал дождик. Данте встряхнул головой, смахивая мокрые капельки. Зевнул. И первое, что увидел: глубокие чёрные омуты глаз, обрамлённые пушистыми ресницами, и круглое заплаканное личико, такое родное...
Данте лежал на широкой кровати, голова его удобно расположилась на коленях у Эстеллы. Девушка перебирала ему волосы, гладила лицо и шептала нечто бессвязное. Данте повёл носом, принюхиваясь. Знакомо пахнуло фиалками, и он тотчас успокоился. Это она, та девушка, что кормила его из рук. Как хорошо! Она снова с ним! Но почему она плачет?
– Данте? – Эстелла наклонилась к его лицу, близко-близко. – Миленький, ты меня узнаёшь?
Данте выгнулся, слизывая с её подбородка солёные капельки, и заурчал по-лисьи. Тело Эстеллы сотряс новый поток рыданий. Она ластилась к нему, шепча:
– Не может быть, опять всё сначала... Он меня не узнаёт...
– Этого следовало ожидать, – вторил ей другой голос, низкий и мягкий. – Когда я его нашла, он был неадекватен. Убежал от меня, словно я чудовище, а потом обернулся в лиса.
Клариса, цокая каблуками, прошлась по гостиной, открыла шкаф и, вынув оттуда множество склянок и коробочек с разноцветными жидкостями и травами, выставила их на каминную полку.
– Но, Клариса, что же делать? – Эстелла, всхлипывая, кусала губы.
– Ты говоришь, когда он позавчера был у тебя, он приходил в себя?
– Ну да...
– Получается, он впадает в такое состояние время от времени. Я попробую ему помочь, но сначала надо бы за ним понаблюдать, – объяснила Клариса. – Я хочу посмотреть, как он превращается и как себя ведёт при этом. Лучшее, что мы пока можем сделать, – не трогать его. Оставить таким, какой он сейчас, и поглядеть что будет дальше.
Глотая слёзы, Эстелла кивнула и потёрлась щекой о щёку Данте. Он блаженно закрыл глаза. Эстелла не была согласна с мнением Кларисы – ей хотелось, чтобы та вылечила Данте сейчас же. Ведь она колдунья! Эстелла ещё верила в сказки, в то, что волшебство избавляет от бед мгновенно. Но Клариса вела себя прозаично, как заправский доктор, выясняющий причину болезни и только после этого решающий чем её лечить.
Данте же, воображая себя лисом, испытывал умиротворение. Он не помнил прошлого, не помнил своей жизни как Данте, не помнил ни страданий, ни ужасов, ни боли. Никуда ему не надо было бежать, волноваться из-за проблем. Ему нравилось вот так ласкаться к этой девушке и ощущать её прикосновения. Он не знал, кто она и как её зовут, но понимал: она добрая и не причинит ему зла. И она единственная, с кем ему хорошо.
Полдня Данте нежился в кровати. Он брал еду из рук Эстеллы, облизывал ей лицо и пальцы, что означало бесконечное доверие и любовь, но от этого Эстелла делалась ещё печальнее.
Но к вечеру всё поменялось. Данте ощутил тревогу, а грудь будто железный панцирь сковал. Он судорожно открывал рот, вдыхая побольше кислорода, у него кружилась голова, и страшно хотелось пить. Через минуту, с волос юноши посыпались искры, и дикая боль оглушила его. Крича, Данте перекатился по кровати, извиваясь как змея.
– Клариса! Клариса! – услышал он голос Эстеллы сквозь собственные вопли. – Скорее иди сюда! Данте... Данте, поговори со мной, – умоляла Эстелла, но он видел лишь её силуэт – перед глазами всё плыло. – Любовь моя, что с тобой?
– Больно... – прохрипел Данте. Ощущение было такое, словно он наглотался раскалённых углей.
– Данте... Данте, миленький, скажи, чем тебе помочь, – рыдая шептала Эстелла. Она крепко держала его за руку. Когда Данте сотряс новый приступ боли, он истошно закричал и потерял сознание.
Очнулся от того, что некто совал ему под нос прохладный кубок.
– Хороший мой, выпей, – нежно говорила Эстелла.
Данте послушно проглотил жидкость. Это оказалась вода. Он сел на постели, стряхивая со лба прилипшие волосы. Огляделся по сторонам: незнакомая комната, незнакомая кровать. Но, похоже, дом этот волшебный, если судить по обстановке. Вон и диван, скрипя, перемещается из угла в угол, как домашний питомец. И Эстелла всхлипывает рядом. Опять она? Откуда она взялась? Он же от неё ушёл! Ну в самом деле, прилипла как банный лист!
– Миленький, ты меня узнаёшь? – спросила Эстелла тихо-тихо, гладя его по руке.
– Разумеется, – спесиво фыркнул Данте. – Тебя забудешь, как же! И захочешь – не избавишься. Какая ты прилипчивая, маркиза!
Эстелла непонимающе похлопала глазами, но тут в разговор вмешалась Клариса.
– А меня ты помнишь? – она стояла напротив юноши, скрестив руки на груди.
Данте, смерив её мрачным взглядом, встал и прошёлся по комнате, изучая обстановку.
– Можно узнать, ведьма, что ты тут делаешь? – вопросил он ядовито.
– Вообще-то я тут живу, это мой дом, – ответила Клариса резко. – И ты у меня в гостях, поэтому веди себя прилично, – предупредила она.
– Что ж, прекрасно! В таком случае, что тут делаю я? – сверкающим когтем Данте погладил себя по подбородку, переключив внимание на танцующую книгу на полке и любуясь тем, как она выделывает па.
– О, это долгая история! – неопределённо сказала Клариса.
– Хотелось бы её послушать, ведьма. Хотя у меня есть и свои догадки. Эта безумная женщина, – он просверлил очами Эстеллу, – явно тебя попросила заманить меня сюда. Хотя я ей сказал: между нами всё кончено, но это бесполезно. Не понимаю, как я поддался на ваши уловки и очутился здесь? – и Данте изящным жестом поправил изумрудный перстень на пальце, будто проверяя на месте ли он.
– Ты ошибаешься. Это я позвала Эстеллу, когда ты в очередной раз обратился в лиса.
– Обратился в лиса, я? А-ха-ха-ха-ха! – расхохотался он, поймав кларисин взгляд. – Нет, я, конечно, могу, но не вижу смысла.
Клариса, вычислив что-то в уме, вдруг спросила:
– А ты помнишь, как тебя зовут?
Он опять захохотал так, что дверцы стеклянного шкафа загремели. Смех звучал холодно и безжалостно.
– Нашла что спросить! У тебя начался маразм, ведьма, и ты забыла моё имя? Хорошо, представлюсь по-новой. Меня зовут Салазар, очень приятно в десятый раз познакомиться, – и он отвесил театральный поклон, как перед дамой на балу.
Эстелла открыла было рот в попытке возразить, но Клариса, глянув на неё сурово, дала понять, чтобы она умолкла.
– Хорошо, Салазар, так Салазар, – подыграла она. – Ты будешь с нами ужинать?
Он надменно хмыкнул.
– Не откажусь, но только попробуй меня отравить, ведьма. У меня нюх на яд лучше, чем у любой собаки. Имей ввиду, если я пойму, что ты хочешь меня убить, чтобы завладеть моей силой, ты об этом пожалеешь.
– На кой чёрт мне твоя сила? Мне и своей хватает, – и Клариса скрылась в смежной комнате.
Эстелла молчала. Она была сбита с толку, но до неё начало что-то доходить. Когда Данте вот такой, жёсткий, злой, он явно принимает себя за кого-то другого.
На ужин было жаркое из индейки, тушёные овощи, фрукты и зелёный чай. Данте вёл себя спокойно, хотя и настороженно. Прежде чем что-то съесть, он нюхал это, ища яд. Он не сомневался – Клариса жаждет от него избавиться, поэтому и заманила в свой дом.
Эстелла тревожным и жадным взглядом смотрела на юношу. Она не притронулась к жаркому, только расковыряла его, и съела немного фруктов. Сердце её отчаянно билось. И она хотела себя за это поколотить. Данте не в себе, но при одном взгляде на него, такого изощрённого в некой жестокости, и вместе с тем притягательного и утончённого, у неё кровь закипала в жилах. И Эстелла не смогла бы сейчас выбрать, какой Данте ей нравится больше: тот, ласковый, влюблённый в неё без памяти, или этот, коварный и такой очаровательный, настоящий чёрный колдун из книжек.
Данте ел вишню, нанизывая ягоды на когти, как бусины на нитку. Он был задумчив, но, ощутив на себе взгляд, поднял ресницы. Эстелла смотрела на него с отчаянным блаженством. В антрацитовых глазах юноши она прочла желание. Желание болезненное, точно он боролся с собственной страстью и не мог её победить.
А Данте мысленно убеждал себя: он не должен любить Эстеллу, но это чувство уже выходило из-под контроля. Ему хотелось прижать девушку к себе, сорвать с неё одежду и зацеловать всю, с головы до ног. И всё иное отступало на задний план.
