Текст книги "Война сердец (СИ)"
Автор книги: Darina Naar
сообщить о нарушении
Текущая страница: 88 (всего у книги 99 страниц)
Она оглянулась и увидела, что Сантаны уже и след простыл. Эстелла и не заметила, когда та смылась. Наверное, побежала к Клему. Меж тем, жандармы, отпустив свидетелей, покинули «Фламинго».
Бордель гудел как растревоженный улей, обсуждая происшествие. Донья Нэла, заставив Коко, Томасу, Маргариту и ещё пару девочек отчищать ковёр от крови, всех клиентов попросила на выход. Мисолины так и не было видно, и Эстелла решила, что та отсиживается где-то в верхних комнатах. Данте же она поймала в холле.
– Данте! Данте, подожди!
Он яростно сверкнул глазами, как лезвием ножа разрезая воздух, но остановился.
– Опять ты, маркиза? Я ж тебе сказал: между нами всё кончено. Хватит меня преследовать!
– Дело не в этом, – промямлила Эстелла. Хоть на щеках её и блестели слёзы обиды, она не сдавалась. – Я пришла сюда не просто так, Данте. Мне было очень больно увидеть, как ты целуешься моей сестрой, но я знаю, что она ещё та мерзавка. А ты, Данте, ты должен пойти со мной.
– Пойти с тобой? Куда же? – сощурился он.
– Ко мне домой, точнее, в дом моей семьи. Чтобы увидеть твоего отца.
– Что?
– Данте, ну помнишь, мы с Кларисой тебе рассказывали о твоих родителях, о том, кто они? Дядя Ламберто, который мне вроде дядя, а вроде и нет, ты с ним знаком. Он твой настоящий отец. Я ему всё рассказала. За эти дни столько всего случилось... Данте, пойдём со мной. Пожалуйста, не упрямься. Идём, – видя, что он не убегает и настроен не слишком агрессивно, Эстелла подошла ближе. Взяла его за руки – они были ледяные. – Данте, пожалуйста, послушай меня, я желаю тебе счастья, я хочу, чтобы ты занял место, которое твоё по праву. Слышишь меня, Данте? Услышь меня, пожалуйста...
Голосок её звучал так нежно, отдаваясь в мозгу у Данте, как звон бубенцов, что вешают на лошадей в праздничной упряжке. Он одурманивал, гипнотизировал, сводил с ума. Как он любит её голосок, её личико, её всю, такую изящную, милую, родную. Эстелла. Вот бы он мог быть с ней всегда. Но это невозможно. Он же сам понимает, что когда она рядом, он превращается в дурака, становится нерешительным, глупым маленьким мальчиком. Но он чёрный маг, и сердце его облачено в траурный бархат ненависти. Он не может, не должен любить. Салазар никого не любит. Кроме этой женщины. Наваждение какое-то...
Мягкая ручка Эстеллы коснулась его щеки, и Данте прикрыл глаза, млея от удовольствия. А грудь разрывала тупая боль – Эстелла любит не его, она любит Данте, того мальчика, которого повстречала давным-давно. Салазара она не любит. Ей кажется, что это один человек. Она не понимает, что они разные, как змея и птица.
У Эстеллы сердечко уходило в пятки от страха и радости: не убегает, поддаётся. Значит, что-то соображает. Всё будет хорошо, она его вылечит. И Эстелла упрямо потянула Данте за запястья.
– Пойдём со мной, пойдём. Я не желаю тебе ничего плохого, наоборот. Ты же всегда мне верил, Данте. Так поверь и сейчас.
Проведя рукой по его волосам, она взъерошила ему гриву на затылке, и Данте больше не владел собой – пошёл за Эстеллой, смутно думая, что эта хрупкая девушка – единственный человек в мире, способный разбить на кусочки его мерзкий характер, его злость, ненависть, всё, всё, что копилось годами. Одним движением маленькой ручки она превращает его в безвольного быка, которого ведут на бойню.
Спустя сорок минут они уже входили в двери особняка на Бульваре Конституции. В холле были выставлены чемоданы и баулы, а всё семейство сгрудилось в гостиной вокруг Ламберто, который о чём-то рассказывал. Тут были Лусиано, Берта, сеньор Альдо, Либертад, Урсула и даже нашедшаяся Роксана, что, сидя на диване, глядела на всех исподлобья. «Прямо все в сборе, – мрачно подумала Эстелла. – Для полного счастья не хватает Мисолины и Маурисио с его мерзкой сестрицей».
Когда Данте и Эстелла вошли, вся толпа обернулась. Семь пар глаз уставились на них, кто с удивлением, кто с яростью.
При виде Данте-Салазара, разодетого в шёлк и бархат, Берта перекрестилась.
– Опять он? – воскликнула она в сердцах. – Чего это чудище тут делает? Он же убийца и опасен для общества!
– Данте не убийца, – глухо ответила Эстелла, испытывая неконтролируемое желание в бабушку плюнуть. – Данте – член нашей, вернее, вашей семьи. Я же в вашу семью теперь не вхожу, – Эстелла скривила рот, будто проглотила перец чили. – Данте – сын дяди Ламберто.
Наступила гнетущая тишина. Данте-Салазар с нескрываемым удовольствием разглядывал опупевшие лица. В нём загорелось тщеславие. Он аристократ по праву рождения, он должен жить в роскоши, носить красивые вещи, а не гонять овец да лошадей. Наконец-то справедливость восторжествует! В фантастических очах его, сейчас чёрных, как ночное небо, сверкнуло превосходство. Берта разевала рот, словно рыба, которую вытащили из реки. Над головой её Данте увидел нимб – большой булыжник, из тех, что не годятся для выкладки мостовой, но ими удобно кого-нибудь стукнуть. Видимо, ей очень хочется швырнуть такой камушек в Данте. Но ещё больше, чем лицо Берты, Данте порадовала физиономия Роксаны. Та, трясясь от ярости, вжималась в диван, а над головой её горело пламя, много пламени. Целый пожар!
Данте так и не понимал, откуда берутся эти чёртовы видения и что они означают. Хотя в детстве он определил, что это чужие мысли, но иногда они такие странные... А Эстелла, как и прежде, была единственным человеком, над кем Данте не видел ни слов, ни картинок, ни нимбов. Он погладил указательным пальцем изумруд в перстне, и тот сверкнул.
Меж тем, Ламберто подошёл к ним Эстеллой.
– Добрый вечер, – сказал он, протягивая Данте руку. – Честно говоря, я пока мало верю в происходящее, но... добро пожаловать в нашу семью!
Данте, смерив его холодным взглядом, руку пожал, но молча. Этот человек ему чужой, как и все прочие. Никаких чувств он к ним не испытывает. Хотя нет, испытывает – ненависть и презрение. Когда он в них нуждался, их не было рядом. В самые тяжёлые моменты он был один, и никто, никто не помогал ему. А теперь они объявились и хотят, чтобы он полюбил их. Чёрта-с два! Наверное, если бы Данте сейчас был собой, а не Салазаром, он бы закатил скандал с обидами, истериками и швырянием мебелью. Но хитрый Салазар, надо отдать ему должное, в руках держать себя умел, когда ему это было выгодно. И он решил: как бы он не ненавидел этих людей, а родство с ними принесёт ему пользу, открыв двери и перспективы, ранее для него недоступные. Он попадёт в светское общество, и никто больше не посмеет величать его пастухом. Он же всегда хотел царить, вызывать восхищение и страх. Да и отомстить за свои загубленные детство и юность не помешает. Ради этого надо сделать вид, что он принимает новых родственников.
Эстелла очень боялась реакции Данте и испытала облегчение: он не закатил скандал и даже позволил дяде Ламберто увести себя в кабинет. Там они уединились надолго, так что Либертад замучилась носить им то кофе, то чай.
Слушая рассказ Ламберто о себе, о Йоланде, о Кларисе, о прадедушке Ландольфо и прочих членах семейства Фонтанарес де Арнау, Данте не испытывал положительных эмоций. Он не оценил своего сходства с портретом прадедушки, также его не впечатлили и взаимоотношения Ламберто с Йоландой.
– Если бы вы её любили, – сказал он сухо, – вы бы не бросили её, разъезжая по каким-то делам, а сразу увезли бы её с собой. И уж тем более, не позволили бы ей взять на себя вашу вину за убийство.
– Но я любил твою мать и люблю до сих пор, – печально возразил Ламберто.
Оттопыривая мизинец, Данте пил из крошечной чашечки кофе.
– Влюблённость и любовь – разные вещи, – изрёк он философски. – Вы были влюблены в неё, а когда она исчезла, это чувство осталось в вас, как нереализованная мечта. То, о чём вы рассказали мне, это не любовь. Когда любят, не причиняют боль.
Ламберто мотнул головой, оставаясь при своём мнении и внимательно разглядывая Данте. Манеры юноши его впечатляли. Тот вырос в среде бедняков, но ведёт себя так, будто все двадцать три года прожил в покоях королевы.
– Эстелла мне рассказала, что тебя усыновил какой-то крестьянин... – начал Ламберто.
– Да! Мой приёмный отец – Хуан Ньетто по прозвищу Мендига. Он был пастухом. Он спас меня от смерти и забрал к себе. Это был самый лучший человек на земле! Он любил меня, как сына, а те, кто меня произвели на свет, предпочли закрыть глаза на моё существование, – грубо добил он.
– Я же тебе объяснил, что не знал о тебе, – миролюбиво сказал Ламберто. – И я не обвиняю того человека ни в чём, напротив, я благодарен ему за всё, что он для тебя сделал. А почему он назвал тебя Данте?
Данте пожал плечами.
– Вам не нравится моё имя?
– Нет, не в том дело. Но ты не думал, что твоя мать могла назвать тебя иначе?
– Нет, не могла, – отозвался Данте. – Мендига, когда принёс меня домой, увидел, что на всей моей одежде было вышито это имя: Данте. Он так меня и назвал.
– Я к чему веду, я бы хотел дать тебе свою фамилию, – подытожил Ламберто.
– Нет, – отрезал Данте. – Оставьте свою громкую фамилию себе. Я буду носить фамилию человека, которого считаю своим отцом. Вас я отцом не считаю, – и он надменно задрал подбородок.
Тем временем, в гостиной Берта и Роксана разругались в пух и прах.
– Старая дура!
– Убийца!
– Чтоб ты провалилась, карга, выметайся из моего дома!
– Я-то уйду к себе домой и слава богу, а тебе бы не помешало сгореть в аду!
– Закрой рот, старуха!
– Маньячка!
– Пошла вон!
– Сама туда иди!
У Эстеллы от этого безумия разболелась голова. Она страшно устала и хотела спать, но не могла уйти из гостиной, не дождавшись Данте и дядю Ламберто.
Те вышли из кабинета через три часа, оба измученные и всклокоченные. Несмотря на дикое упрямство Данте, они сошлись на том, что через пару дней Ламберто поедет в Байрес, забрав Данте с собой.
– Но тут я не останусь! Меня от этого дома тошнит! – заявил Данте напоследок и удалился, высоко задрав голову.
– До чего ж упертый, ну просто кошмар! – не без гордости сказал дядя Ламберто, когда за Данте закрылась дверь. – Даже не знаю в кого он такой. У нас в семье вроде все покладистые. Я его два часа убеждал в том, что он и правда мой сын, хотя сам ещё не до конца в это верю. Но сходство с дедушкой поразительное. А Данте, глянув на портрет, объявил, что они ни капли не похожи, – захихикал Ламберто. – И переубеждать бесполезно. Ну и характер!
Вслед за Данте особняк покинули и Берта с сеньором Альдо, но явилась Мисолина, злая, зарёванная и вся в царапинах от эстеллиных ноготков. При виде её в Эстелле взыграла ярость и жажда сестру поколотить. Эта тварь наверняка узнала Данте в борделе! Его нельзя не узнать, и Мисолина в курсе, что она, Эстелла, Данте любит. Она нарочно это делает: хочет отобрать у Эстеллы всех её мужчин: и Маурисио, и Данте. И вообще с какой стати она явилась сюда, а не в замок Рейес? Поди не хочет, чтобы Маурисио увидел её расцарапанную рожу. Еле удержавшись от пинка, Эстелла ограничилась тем, что втихаря плюнула Мисолине на юбку, а затем поднялась на второй этаж, чтобы остаться ночевать в особняке.
Несмотря на пережитые волнения и воспоминания, что навевала её девичья спаленка, Эстелла заснула как убитая – так устала.
Проснулась она от резкого, удушливого запаха гари. Протёрла глаза кулачками и ахнула: вся комната была в дыму, густом и чёрном, от которого голова шла кругом.
В ужасе Эстелла скатилась к кровати. Подбежав к двери, распахнула её и остолбенела, когда на неё пошла стена пламени – весь коридор второго этажа был охвачен огнём. Эстелла захлопнула дверь, медленно впадая в панику. Пожар! Дом горит! И путь отрезан, через коридор она отсюда не выберется. Единственный вариант – прыгать с балкона в сад.
Стремглав ринувшись к балкону, Эстелла дёрнула ручку, и та осталась у неё в руке, а балконная дверь почему-то была заперта.
Прижав ладони к ушам, Эстелла тихонько осела на пол. Никто её не спасёт. Она тут умрёт! И почему она не пошла ночевать в замок Рейес? Вот дура!
Покинув особняк, Данте бродил по округе. Ну и денёк сегодня! После инцидента в театре, когда Клементе застукал его в объятиях Лус, они не разговаривали друг с другом. Гаспар старался их помирить, не зная причин ссоры, но Клементе был зол, а Данте не испытывал потребности с ним мириться, ощущая удовлетворение от мести. Но в бордель они пошли втроём. Клему срочно приспичило увидеть Лус. Увидел, ничего не скажешь. Идиот! Взял и пырнул её ножом. Конечно, эта потаскуха иного и не заслужила – актрисой пробыла недолго, выгнали её из театра, и она вернулась назад в бордель, как побитая собачка. И из-за этой дряни ломать себе жизнь! У Клема совсем нет мозгов.
В отличие от Клементе, который отправился во «Фламинго» на разборки с Лус, и Гаспара, что пошёл любопытства ради, Данте намеревался всю ночь веселиться. И Мисолина подвернулась кстати – даже сквозь маску он её узнал. Зачем она попёрлась снова в бордель, с которым у неё связаны не лучшие воспоминания, Данте не понимал и понять не старался. Намешав много разновидностей выпивки, он захотел чего-то необычного. А эти шлюхи все на одно лицо. Мисолина тоже шлюха, но дорогая и пахнет цветами. И разве мог он представить, что Эстелла, эта безумная женщина, явится в бордель и устроит побоище? Вот сумасшедшая! Но какая красивая она была, когда в порыве ревности кричала: «Этот мужчина – мой, мой!».
Данте и льстила такая страсть, и доводила его до исступления. Всё-таки он любит её, так любит, что нет сил сопротивляться. А Клементе, конечно, отчебучил. Ну ничего, пускай посидит в башне, это ему полезно, не только же он, Данте должен страдать. А теперь, когда он стал частью аристократической семьи, он всем покажет! Это родство ему ой как пригодится, и он не станет задумываться, хорошо это или плохо – наступать на себе горло, делая вид, что он всё простил.
Утопая в размышлениях, Данте не заметил, как, сделав круг, вернулся обратно на Бульвар Конституции. Машинально поднял голову, разглядывая белый особняк, и замер. Из окон второго этажа валили клубы чёрного дыма. Калитка была распахнута, а по саду бегали люди. Среди них Данте узнал Ламберто, Лусиано, Лупиту, Дуду, Урсулу и Альфредо.
Прежде, чем голова успела подумать, ноги Данте уже рванули вперёд.
– Ужас-то какой! Дом-то весь сгорит поди, вот уж несчастье, так несчастье! – вопила Урсула, размахивая руками, как мельница.
– Ж-ж-жалко, – поддакивала ей Лупита. – К-к-красивый б-б-был д-д-дом.
– Что значит «был»? – Данте влез в болтовню не здороваясь. – А потушить огонь вы не пробовали? Чего вы тут скачете, четыре коня, а? – злобно покосился Данте на мужчин.
– Я туда не полезу! – первым выкрикнул Альфредо. – У меня поясницу прихватывает сразу, как я вижу огонь!
– А я тем более, – добавил Дуду. – Я ещё молодой и хочу жить, и я вообще пожара боюсь!
– Стар я уже геройствовать, – вздохнул Лусиано, а Ламберто молчал как пробка от бутылки.
– Не лезут и правильно делают, – сказала Урсула. – Нельзя вмешиваться в волю Господа!
– Чего? – Данте сейчас напоминал ястреба.
– Того. Раз всё загорелось, это Господь так решил. И ежели дом весь погорит, на то воля Всевышнего. Господь лучше знает, что нужно каждому из нас. Раз уж он хочет, чтоб мы жили под мостом, придётся там и жить.
Данте взглянул на неё, как на умалишённую, но ответить не успел – его прервал крик Либертад, что выскочила из горящего дома и кубарем рухнула всем под ноги.
– Ой, Либертад, ты жива! – обрадовались Урсула с Лупитой.
– Жива, жива, – пробормотала та, отплёвываясь от дыма и размазывая копоть по лицу. – Ой, и страху ж я натерпелась! Проснулась, а вокруг дым стеной! Чуть не задохнулась!
– Но я не вижу ни Эстеллы, ни Мисолины, ни Роксаны, – спохватился Ламберто. – Мы-то все повыскакивали наружу, мы думали они следом за нами выйдут, а их всё нет и нет. Ты что же, Либертад, их собой-то не забрала? А вдруг они ещё спят?
– Да как я их заберу-то? – развела руками Либертад. – Там же огнище во-от такой, – она подняла руки на уровень своего роста. – Там не видать ничегошеньки и дышать нечем. Хорошо, моя комната на первом этаже, там полыхает поменьше, а лестница вся уж в дыму, на второй этаж я даже и не совалась. Похоже, пожар начался оттудова, сверху.
– Погодите, так что Эстелла в доме? – сердце Данте ушло в пятки.
– Ну да, – кивнула Урсула.
– Но... но... как она там оказалась? Она ведь живёт в другом месте!
– Она осталась вчера ночевать, – пояснила Либертад. – Поздно уж было. Вы да сеньора Берта с муженьком как вчера ушли, так и всё, а другие так и уснули в доме.
– Да вы... да вы... как вы могли там её бросить?! – взбеленился Данте. – Спасаете собственные шкурки, а на остальных плевать, да? Идиоты!
– Эй, стой, ты куда?! – крикнул Ламберто, когда Данте ринулся в горящий дом. – Ты же погибнешь!
Но Данте заклинило. Мозг сверлила одна мысль: Эстелла в доме и она может умереть.
На бегу сняв плащ, Данте окунул его в фонтан и, укрывшись им с головой, распахнул дверь. В нос ему ударил резкий запах гари, но в холле огня ещё не было. Гостиная тоже мало пострадала, но с балюстрады вырывались языки пламени.
Данте взлетел наверх. Защищаясь мокрым плащом, прошёл сквозь горящую балюстраду и лестничную площадку и очутился в коридоре второго этажа. Здесь был настоящий ад – обивка и картины на стенах полыхали, скручиваясь в огне, как и двери комнат.
Шокированный зрелищем, Данте крикнул:
– Эстелла! Эсте! Эсте!!! Ты где? Отзовись!
Но никто не откликался, и Данте стал наугад открывать двери. От сквозняка пламя разгоралось жарче, превращая дом в адский котёл. У Данте слезились глаза и кружилась голова от едкого запаха, но он не сдавался. Он или спасёт Эстеллу, или они вдвоём тут погибнут, но глупо бегать по саду, как остальные, он не будет. Плевать на всё. Эстелла – самый родной для него человек. Сейчас Данте отключился от мыслей, что терзали его затуманенную голову ещё полчаса назад. Жажда мести, тщеславие, обиды – всё ушло на десятый план.
– Эстелла! Эсте! Где ты, Эсте?! – звал он.
Распахнул дверь в спальню со стенами, разрисованными бутончиками роз. Сюда огонь не добрался, но комната была наполнена чёрным дымом.
– Эсте! Эсте! – Данте узнал спальню – когда-то он забирался сюда через балкон. Эстеллу он обнаружил на полу в ванной у бочки с водой. Она была без сознания, вся мокрая и в копоти, но дышала.
– Эсте! Эсте, девочка моя, ты живая... Живая! – сев на колени возле девушки, Данте прижал её к себе, пощупал пульс, послушал дыхание. – Мы отсюда выберемся, вот увидишь.
Он снял с кровати простынь и, намочив её в воде, закутал в неё Эстеллу. Схватил на руки и потащил на выход.
Огонь бил в лицо и, когда Данте с Эстеллой на руках почти миновал коридор, он услышал грохот: балюстрада и площадка второго этажа рухнули. Путь к отступлению через первый этаж был отрезан. Что же делать?
Единственный выход – лезть через окно или крышу. Если бы Данте был один, он бы просто выпрыгнул в ближайшее окно, но с ним была Эстелла. Придётся лезть на крышу. Тут должен быть чердак. В любом доме есть чердак, люк, труба – какой-то выход наверх.
Дойдя до конца коридора, Данте упёрся в нишу, за которой скрывалась узенькая лесенка. Забросив Эстеллу на плечо, Данте полез наверх, цепляясь за ступени и обжигая руки – лестница была металлической и раскалилась от огня. Вот он, чердак. Данте с облегчением вздохнул, увидев квадратное оконце в крыше. Усадил Эстеллу на пол, облокотив её спиной о стену, а сам, добравшись до окна, разбил его. По рукам потекла кровь, но он не обратил внимания.
Когда он поднял Эстеллу, она застонала.
– Потерпи, Эсте, всё хорошо, мы почти выбрались.
Она что-то невнятно пролепетала, но он не вслушивался. Ещё миг, и Данте вытолкнул Эстеллу наверх, уложив её спиной прямо на крышу. Подтянулся и вылез следом.
В доме раздавался грохот – рушились балки второго этажа. Главное, чтобы крыша не упала. Надо спускаться отсюда.
Снизу им что-то кричали Ламберто и Либертад, но Данте не понимал слов – в ушах свистел ветер, развевая ему спутанные и частично обгоревшие волосы, будто флаги пиратского парусника.
К крыше подставили длинную садовую лестницу. Эстелла закашлялась, втянув ртом свежий воздух. Когда Данте взял её на руки, она открыла глаза. Схватила его за шею.
– Данте...
– Тише... всё хорошо...
– Данте, это ты? Ты пришёл ко мне, о, моя любовь...
– Да, Эсте, всё позади, – он прижался губами к её щеке.
– Спасибо… – прошептала Эстелла. – Ты спас мне жизнь...
– Я так испугался за тебя, – сейчас Данте начало потрясывать – до этого он был хладнокровен, не ощущая ничего, кроме страха за жизнь Эстеллы.
– Спускайтесь! Спускайтесь вниз! – кричал Лусиано, отчаянно жестикулируя. – Быстрее! Крыша может рухнуть!
Ламберто же не стал ждать, пока Данте с Эстеллой наговорятся, и сам полез на крышу. Взял Эстеллу на руки.
– Дядя, там остались мама и Мисолина, – пролепетала Эстелла, когда все втроём оказались внизу. – Я хотела их спасти, но не сумела. Там повсюду огонь, я не смогла выйти из комнаты. Я хотела потушить пожар, добралась до ванной, но упала в обморок. Но я слышала их голоса, мама и Мисолина кричали где-то, и, кажется, ссорились.
Данте с Ламберто переглянулись.
– Я их найду, – просто сказал Данте.
– Но, Данте. Сынок... – это слово Ламберто выдавил после паузы. Далось оно ему с трудом – он не представлял, что значит быть отцом. – Второй раз лезть туда – это очень опасно. Крыша может обвалиться в любую секунду.
– Но я полезу, – вздёрнул бровь Данте. – Моя жизнь ничего не стоит. Она никогда не стоила и ломанного гроша. А вы позаботьтесь об Эстелле, докажите, что хотя бы вы чего-то стоите. Эстелла – единственный человек, которого я любил и люблю в этой проклятой жизни, – и Данте бросился назад в полыхающий дом.
Эстелла этого уже не видела – от пережитого она потеряла сознание.
====== Глава 46. Навсегда ======
Роксана и Мисолина, обе красные как варёные раки, сидели на коленях у большого железного ящика-сейфа. Вокруг были раскиданы кипы бумаги, а мебель вся перевернута.
– Я никуда отсюда не уйду! – вопила Роксана, тряся головой. – Всё, что в этом сейфе, – моё! Тут всё, всё принадлежит мне!
– Нет, это моё! Я унаследую всё, когда вы все умрёте! – Мисолина отпихивала мать от сейфа ногой.
– Ты сама виновата, что осталась без наследства, дрянь! – не утихала Роксана. – Если бы ты не родила чёрного ребёнка, ты бы получила наследство своего мужа! А ты просто дура!
– Не говорите мне о том дегенерате!
– АЙ! – Роксана вскрикнула, когда дочь, укусив её за руку, потянула сейф на себя.
– Отдайте! Это моё!
– Нет, моё! – Роксана держалась за сейф хваткой бульдога.
– А я сказала моё! Я тут самая главная! – скрипнула зубами Мисолина. – Я не для того поджигала дом, чтобы остаться ни с чем! А в этом сейфе наверняка куча денег и драгоценностей.
– Чёрта-с два я отдам тебе то, что принадлежит мне! – Роксана сейчас напоминала кобру, в гневе раздувающую капюшон. Она вонзила дочери в руку ногти, прорывая кожу насквозь. – Ты и так изломала мне всю жизнь, чтобы я ещё с тобой чем-то делилась, соплячка!
– А что вы станете делать с этим сейфом, а, мамуля? – ядовито выплюнула Мисолина, вырывая руку. – Вы всё равно его не поднимете и не утащите, он тяжёлый.
– Нет, утащу! А не утащу, так тут открою!
– Как это тут откроете, если тут всё горит?
Роксана задумалась.
– Ты как была дурой с рождения, так и осталась. Ни одной здравой мысли за всю жизнь. Давай, бери топор и вскрывай сейф, а после убирайся к чёрту! – приказала Роксана.
– Что-о-о? Я? Я должна вскрывать сейф? – вытаращилась Мисолина.
– Ну не я же! – фыркнула Роксана презрительно. – Вот ещё, руки я тут не марала. Из нас двоих чёрная рабочая сила – явно ты!
– Я не собираюсь вскрывать сейф! – завопила Мисолина, суча ногами по полу. – Я выхожу замуж! Вице-король видит меня во сне каждую ночь, а вы, моя мать, хотите, чтобы я вкалывала, как батрачка на плантации?!
– Тогда иди отсюда!
– И не подумаю, это мой дом и мой сейф, я их никому не отдам! Вы и так испортили мне репутацию, когда оказались дочерью молочницы. Но, к счастью, титулы – не единственный пропуск в высшее общество. Самое главное – это деньги! Да, правильно, – рассуждала Мисолина, тараща глаза и напоминая пациентку Жёлтого дома, – я должна немедленно выйти замуж за того, кто даст мне и деньги, и титулы, и всё, всё, чего я не пожелаю. И пока вице-король будет искать меня, я успею выйти замуж ещё раз и снова овдоветь. И у меня даже есть два кандидата на должность мужа! Я гениальна! – и Мисолина похлопала в ладоши.
Роксана смотрела на неё с брезгливостью, как на заплесневелое яблоко.
– Хватит нести чушь! Немедленно иди и туши пожар, который ты устроила!
– И не подумаю! Когда этот дом сгорит вместе с вами и дурой Эстеллой, на пепелище останемся только я и этот сейф, – Мисолина ткнула в сейф пальцем. – Лишь я и он выйдем победителями из этой схватки.
– Даже если я тут сдохну, – пропыхтела Роксана, обнимая сейф двумя руками, – ты не получишь ни мои деньги, ни мои драгоценности. Я заберу их с собой в могилу! – и она плюнула Мисолине в лицо. Попала в лоб.
– Ах, вы ещё и плюётесь?! – выкрикнула Мисолина, толкнув Роксану, – та упала на пол вместе с сейфом. Мисолина же взвыла от удара локтем об угол сейфа. Отпихнув от себя сейф, Роксана схватила дочь за ноги и потянула на себя.
– Ах, ты курица!
– От курицы слышу!
Через секунду мать и дочь уже катались по полу, пачкая наряды в пыли ковра и таская друг друга за волосы.
– Ты испортила мне всю жизнь! – захлёбывалась воплями Мисолина. – О, я всё знаю! Тётя Хорхелина перед смертью рассказала мне, какая ты дрянь. Это ты её убила, мамуля, ты запустила ей в комнату змею!
– Чего ты мелешь, дура? Да кому нужна эта идиотка?! Хотя я была счастлива, когда она сдохла. Жаль, что ты и твоя сестрица не последовали за ней! Я вас ненавижу, надо было ещё в детстве вас удушить!
– Не переживай, мамуля, – Мисолина, пыхтя, царапала Роксану ногтями, а та вырывала дочери шпильки из причёски вместе с волосами. – О, эта дура Эстелла сдохнет сегодня! Она не выберется, потому что я заперла балкон снаружи, а коридор весь в огне. Наконец-то она сдохнет. И ты сдохнешь. Вы обе сдохнете! А я потанцую на ваших могилах. Но сначала я разукрашу тебе рожу, чтоб ты в гробу выглядела уродкой. Ты испортила мне жизнь! Вместо того, чтобы выдать меня замуж за арабского шейха, как я того заслуживаю, ты выдала меня за старого извращенца. Может ты не знаешь, мамуля, чего он со мной вытворял, так я тебе расскажу. Он сдавал меня в бордель, чтобы я обслуживала всяких идиотов, а сам сидел и любовался на это.
– Так тебе и надо! Я этого и хотела, – Роксана, изловчившись, укусила дочь за ухо. – Мало тебе. Правильно он сделал, что пустил тебя по рукам, надо было вообще продать тебя в рабство, дрянь! Это ты, ты, и твоя треклятая сестрица во всём виноваты! Из-за вас я несчастна, из-за вас я потеряла любовь всей моей жизни. Ну ничего, сегодня я умру, но заберу вас обеих с собой!
Роксана сейчас напоминала маньяка-убийцу; волосы её растрепались, в глазах появилось что-то безумное, и она уже потянула пальцы к шее дочери, как вдруг раздался грохот – сверху упала огромная кованая люстра. Женщин она не задела – они были в стороне от центра комнаты, но по потолку поползла трещина. Дом мог обрушиться с минуты на минуту, и Мисолина занервничала.
– Ты как хочешь, мамуля, а я ухожу. А то падающие люстры могут испортить мне причёску и платье, – взмахнув косматой головой, она заправила выбившиеся пряди за уши. – Ты-то уже старая и страшная, тебе терять нечего, а мне ещё замуж выходить и ни раз. Но когда ты сдохнешь, сейф всё равно будет мой! Никуда он от меня не денется! – Мисолина попятилась назад и вышла в гостиную, заперев дверь снаружи.
Но Роксана и не услышала, как повернулся ключ в замке. В душе её наступил беспросветный мрак. Терять ей уже нечего. Она потеряла в этой жизни всё: любовь и титулы, семью, деньги и уважение в обществе. После того что Алехандро Фрейтас устроил на свадьбе, Роксане думалось, что город обсуждает только её, ведь мать её была дочерью молочника. Плебейкой! А на свете нет ничего важнее титулов. Все люди это знают, и иметь низкое происхождение – позор. Теперь она и по улице не пройдёт, все будут смеяться, обзывать её молочницей, да ещё и камнями забросают – так всегда поступают с тем, у кого нет ни одного титула.
Всё это жило в воображении Роксаны – горожанам не было до неё дела. Но Роксана очень бы удивилась, узнав, что никто её не обсуждает, кроме кучки сплетниц, которым нечем заняться. Она считала, что мир вращается вокруг неё, а люди думают только о ней, завидуют или восхищаются ею. Других занятий и тем для разговоров у них нет. Ведь она – само совершенство. А теперь ещё и этот грязный пастух, любовник Эстеллы, вклинился в их семью. Проклятый мошенник! Роксана была убеждена, что Данте нарочно выдаёт себя за сына Ламберто, ведь у Ламберто от Йоланды детей не было. Она, Роксана, своими руками столкнула девицу в реку. Та не могла никого родить. Разумеется, этот человек – самозванец, но разве этим глупцам что-то докажешь? Пусть, пусть он оберёт их до нитки, а она, глядя с небес, позлорадствует, когда все, кто сломал ей жизнь, окажутся в сточной канаве. Принять в семью вонючего пастуха, сидеть с ним за столом, нет уж, это без неё. Такого стыда она не переживёт. Лучше умереть сейчас. Дом сгорит и обвалится, похоронив её под грудой камней. Но она умрёт как королева.
Роксана открыла сейф крошечным ключиком, что выудила из ящика письменного стола. В сейфе она обнаружила несколько золотых слитков и пару мешочков с бриллиантами, а ещё шкатулку, большую, дубовую, закрытую на замок. Роксана подцепила его шпилькой.
Внутри оказались драгоценности. Чего тут только не было! Бусы и ожерелья, браслеты и кольца, подвески, серьги, диадемы и тиары. Подойдя к овальному зеркалу, что украшало стену кабинета, Роксана поправила причёску и платье, отряхнув их от пыли, и обвешала себя украшениями с головы до ног. Она опустошила шкатулку, надев всё, что в ней было. Она набила сумочку и карманы платья бриллиантами и жемчужинами. Умирая, она заберёт с собой в могилу всё. Там, в ином мире, она должна блистать не меньше, чем здесь. Она должна быть богата и красива, ведь она встретит там Рубена!
И она не будет заживо поджариваться в горящем доме, словно куропатка на вертеле. Роксана подумала об Эстелле, представив её на месте той самой куропатки. Мисолина сказала, что она её заперла. Отлично! Пусть эта паразитка сдохнет в муках. А она, Роксана, будет счастлива с Рубеном.
Подойдя к бару, Роксана налила в бокал вино, алое, как закат. Выудив из секретера бутылочку с прозрачной жидкостью, она бухнула её содержимое в бокал – вино запузырилось. Сев в кресло, как королева на трон, Роксана осушила бокал залпом.
