Текст книги "Война сердец (СИ)"
Автор книги: Darina Naar
сообщить о нарушении
Текущая страница: 61 (всего у книги 99 страниц)
– Данте, а чего происходит? – озадаченно поинтересовался Клем, но Данте не отвечал, продолжая раскачиваться и напоминая буйно помешанного. – Данте, – Клем приблизился, тронул Данте за плечо. Тот, рыча, как раненный зверёк, метнулся в сторону. Глаза у него сейчас были неожиданно бирюзового цвета, а кожа покрылась мелкими красными точками – полопались капилляры.
Пришлось Клему опять идти вниз. Он велел сыну зеленщицы сеньоры Марты сбегать за аптекарем или его женой, а сам позвал сеньора Нестора наверх.
– Видите что происходит? Чего делать-то? – вопросил Клем, указывая на Данте. – Вчера жена аптекаря мне сказала, что у него сдвиг по фазе, но я не поверил. А может он и правда того, свихнулся?
– А я думаю, пока ничего делать не надо, – сеньор Нестор внимательно разглядывал Данте.
– То есть как это?
– Ну вроде он не буйный, убивать никого не лезет. Так что надо оставить его в покое и поглядеть что будет дальше. Может, он сам придёт в себя. Чего с ним вообще случилось-то?
– Да откуда ж я знаю? – развёл руками Клементе. – Он пришёл сам не свой и чуть не повесился вон там, на балконе, на карнизе прямо. Ладно я успел его оттуда стащить. Кстати, а где ж Эстелла-то? – спохватился Клем. – Она ж ведь его жена, она не знает что случилось с Данте. Где она?
– Не знаю, её уж два месяца тут нет, – пояснил хозяин.
Но тут они увидели, что при имени Эстеллы Данте со всей одури припечатался спиной к бортику кровати и начал долбиться затылком об стену.
– Смотрите чего он делает, он же голову разобьёт! – воскликнул Клем.
Но Данте не соображал ничего, лишь чувствовал в груди дикую боль, которая его оглушала, рвала на части. После суток глубочайшего сна, сознание юноши, наконец, открыло ему всю картину произошедшего. И теперь он шарахался по кровати, едва не вырывая себе волосы, и не знал куда деться. Эстелла его больше не любит. Она любит того гада, который у неё на глазах над ним издевался. Ложь... вся их любовь была ложью, а он верил, верил до последнего.
Но теперь весь мир его рухнул. И любовь его, огромная как небеса, рассыпалась в прах. Его Эстелла, его нежный цветок, упала с пьедестала и разбилась. Данте раздражало неискреннее сочувствие Клема, скрытое под озабоченность равнодушие сеньора Сантоса и любопытство сеньора Нестора. Им всем было интересно понаблюдать за этим диковинным зверьком, бившемся в конвульсиях. Зачем они тут? Ну что им надо?
Клементе же пугало, что Данте не разговаривает и ничего не объясняет. А Данте и не хотел, и не мог говорить – от шока у него сел голос.
Пришедшая, наконец, жена аптекаря в очередной раз напичкала юношу лекарствами. Тот сопротивлялся, но в итоге проглотил их. И она повторила свою версию о том, что у Данте психическое расстройство. Клем не поверил. Травница разозлила его и, когда она ушла, он в сердцах бросил:
– Да чего она вообще понимает? Строит из себя тут. У женщин нет мозга, это всем известно. Её обязанность готовить еду и рожать детей, а не ходить по пациентам с умным видом.
Три следующих дня Данте кормили успокоительными и он всё время спал. Иногда ему снились кошмары и он кричал во сне. Температура, однако, не спадала, юноша весь горел и в бреду у него, наконец, прорезался голос. Призывая к себе Эстеллу, он сел на кровати, безумным взглядом вперясь в стену.
– Данте? Что с тобой? – Клементе уж было хотел идти спать в гостиную на софу, но вид Данте встревожил его.
– Стена... – пробормотал Данте.
– Что?
– Стена шевелится... Она шевелится и хочет на меня напасть, – прошептал Данте. – Я не хочу. Уйди! Уйдите все отсюда! Прочь от меня! – он начал кричать, но голоса не было и получался хрип. – ВОН!!! ВОН!!! НЕ ХОЧУ!!! Не хочу никого видеть!!! Пошли все вон!!! Я хочу умереть... умереть... Эстелла... Эстелла...
Дрожа с головы до ног, он рвал простыни, рвал на себе одежду и истошно, сипло кричал. Клем смылся в гостиную, заткнув уши пальцами, и уже начиная злиться.
К утру Данте затих, жар у него спал и галлюцинации закончились. Ещё пару дней он лежал как бревно на спине, глядя в потолок. Он ничего не ел и не объяснял в чём дело.
Клементе пора уже было возвращаться домой – он итак проторчал в городе полторы недели, но уехать, бросив Данте одного, он не мог. Видя что Данте больше не беснуется, Клем подвинул стул кровати и сел.
– Данте, поговори со мной. Ну нельзя же так. Чего ты с собой делаешь? Погляди на себя. Поешь хотя бы.
Данте не ответил.
– Послушай, я не знаю что произошло, но мне бы уже пора возвращаться домой. Я хотел забрать тебя и Эстеллу с собой в «Лас Бестиас», я за этим и приехал, но...
– Никогда, никогда больше не смей произносить её имя, – прохрипел вдруг Данте.
– Почему?
– Потому. Для меня она умерла.
Клементе аж закашлялся.
– Та-ак, значит, это из-за неё ты в таком состоянии? У меня были такие подозрения. Может, расскажешь что произошло?
– Нечего тут рассказывать. Она меня бросила. Она меня предала. Она сказала, что любит другого, и что я ничтожество и не достоин её, – Данте говорил сухо и отрывисто. – Но она права. Кто я в сравнении с ним? У меня ничего и никого нет. Я не могу ей дать то, что она заслуживает: наряды, драгоценности, балы, шикарный дом с кучей прислуги. Она родилась в роскоши, она красивая и её маленькие ручки не должны мыть посуду и полоть грядки. Я её не заслужил. Я не могу сделать её счастливой и не хочу, чтобы она страдала. Пусть живёт в своём мире. Мне в её мире места нет, так же как и ей в моём. Но я не хочу больше жить. Зачем ты меня спас? Я тебя об этом не просил.
Клем слушал потрясённо.
– Ничего себе... – молвил он. – Но у вас была такая любовь, что аж Пия вам позавидовала. Да и я, признаться, тоже. Вы же нашли друг друга.
– А теперь потеряли. Этой любви больше нет, Клем, – измученно выдавил Данте.
– Но, Данте, ты не должен опускать руки и так себя изводить. Даже если вы расстались, это не повод лезть в петлю. Жизнь-то продолжается. Ты ещё встретишь другую женщину.
Данте сделал неопределённый жест.
– Мне не нужна другая женщина. Эстелла – единственная женщина, с которой я хочу быть. Я её люблю.
– Я прекрасно знаю что такое любовь, и понимаю, что тебе тяжело сейчас. Но я также знаю, что это не смертельно, Данте. От любви ещё никто не умирал.
– Значит, я буду первым, – вяло скривился Данте. – Ты говоришь, что знаешь что такое любовь? Может быть, но есть одно но: каждый человек понимает любовь по-своему и ищет в ней то, чего не видят другие. Ты воспринимаешь её иначе, чем я. Ты считаешь, что любовь можно заменить. Тогда почему ты не заменишь свою Лус на другую? Она ведь тоже тебя не любит.
Клем почесал кончик носа.
– Я бы с удовольствием, – сказал он. – Если бы встретил другую и полюбил её. Но ещё есть идиотка Пия. Знал бы ты, как я её ненавижу, она всю жизнь мне сломала. Так что мне уже ничего не светит. Зато Лус принимает меня таким, какой я есть, и ей без разницы, что у меня беременная жена. Она согласна на роль любовницы. У тебя же другая ситуация, ты свободен как ветер, и можешь влюбиться снова.
– Не могу. Не умею я любить снова и снова. Я люблю Эстеллу. Я люблю её с двенадцати лет. Её одну, и этого уже не исправить и не изменить. Она была для меня всем: моим миром, моей кожей, моим воздухом. Благодаря ей я смог пережить всё, что со мной произошло. Потому что даже находясь в тюрьме, я верил: она меня ждёт и любит. Ты не знаешь что есть истинное одиночество, Клем. У тебя всегда были твоя семья, друзья, в тебя никто не тыкал пальцем за твою непохожесть на других. Я всю жизнь сторонился и ненавидел людей, предпочитая их обществу общество животных. Эстелла единственная, кого я впустил в свою душу. Впустил так глубоко, что она туда вросла корнями, как дерево, а потом ударила. Ножом в самое сердце. Я больше никому не верю, я не хочу никого видеть, я не хочу никуда идти или что-то делать. Я просто хочу сдохнуть, – и Данте натянул одеяло на голову и отвернулся.
Декабрь подходил к концу. Ферре де Кастильо сиял гирляндами в предвкушении рождественской суеты, а Данте было так тяжко, что он перестал ощущать себя человеком. Хотелось спрятаться, забиться в угол и тихо умереть. Если поначалу от шока у него даже слёз не было, то теперь они полились ручьями. Данте плакал ночами напролёт, пряча голову под подушку, чтобы Клем из соседней комнаты не услышал. Он не знал что предпринять, и как заглушить боль, которая сжигала его, не давая дышать. Когда обида на Эстеллу прошла, Данте решил: она во всём права. Она его бросила, потому что он её разочаровал. Случилось то, чего он боялся. Он плохой, и он Эстеллы не достоин. Но забыть её он не сможет, она буквально впиталась ему в кровь.
Предрождественское утро началось с того, что Клем приволок откуда-то громадную ель. Водрузив её посреди гостиной, стал украшать бантиками, цветочками, гирляндами, бубликами, конфетами в ярких обёртках и иным хламом. Затеял он это, чтобы отвлечь Данте, переключив его с Эстеллы на праздник. И действительно, Данте, обожавший Рождество, даже встал с кровати, чтобы поглядеть на ель. Та была великолепна – мощные зелёные ветви её источали насыщенный хвойный аромат, будто лес сам, по своей воле, пришёл в комнату. Но взгляд Данте, изучив ёлку, поблуждал по округе и остановился на шкафу. На нём сидел плюшевый кот, а на комоде лежали гребень и круглое зеркальце. Возле них стоял фиал с парфюмом. Все эти вещицы остались от Эстеллы – уходя, она не забрала с собой ничего. Лицо Данте исказилось. Он кинулся обратно в спальню и с размаху упал на кровать лицом вниз.
– Э, ты чего это? – крикнул Клем вслед. – Тебе не нравится ёлка?
– Нет, не нравится, – буркнул Данте.
– Почему? Она ведь красивая.
– Она мёртвая, спиленная. А деревья должны расти в земле.
– Так Рождество ведь.
– Я не люблю мёртвые растения, так же как и мёртвых животных. Это принцип.
– Ох, уж эти твои принципы! – вздохнул Клементе, заходя в спальню. – Но, кажется, я знаю, как мы будем отмечать Рождество. Зачем сидеть в четырёх стенах у ёлки? Пойдём развлекаться во «Фламинго».
– Ты с ума сошёл? – вяло возмутился Данте. – Я не в силах дойти и до угла, не то что ехать в бордель и спать с девками.
– А по-моему тебе надо отвлечься. Клин клином. Ласки другой женщины и вино – лучшее лекарство от любовных переживаний.
Данте не знал как отвертеться, но так был измучен, что мечтал забыть обо всём хотя бы на пару часов.
– Ну хорошо, – согласился он. – Поедем.
К вечеру, принарядившись, приятели оседлали Алмаза и Лимончика и прибыли на улицу Баррьо де Грана. Данте еле стоял на ногах, поэтому всю дорогу Клем следил, дабы он не вывалился из седла.
Улица сверкала рождественскими украшениями так, что они перекрыли пурпур фонарей. Данте затошнило – воспоминания окутали его дурманом. Прошлое Рождество они с Эстеллой отмечали вдвоём, нежась в объятиях друг друга. Как же он был счастлив тогда! Он думал, что это навсегда, но любовь её рассеялась как дым. Их было двое, а теперь он снова один и вынужден искать утешения в объятиях бордельных девиц.
Всюду слонялись ярко разукрашенные женщины. Свистом и возгласами заманивали они мужчин в свои сети, а огромные окна домов, где горел алый свет и на подоконниках восседали полуобнажённые девицы, были украшены веточками омелы и колокольчиками.
«Фламинго – дом наслаждений» – так гордо звучало название двухэтажного домика с розовым фламинго на крыше и кустами лайма вокруг. Сюда и вошли наши герои.
Публика едва начала собираться. Неприятно-красный цвет стен бил Данте по глазам. Девицы кучками толпились по всему периметру залы, сидели на бархатных креслах и пуфах или бродили между полупустыми столиками, куря сигары и трубки, покачивая бедрами и голодными глазами высматривая клиентов. Одетые идентично – в корсеты, чулки и короткие юбочки разных цветов или панталоны с рюшами – издали они походили на тропических бабочек.
Донья Нэла, хозяйка заведения, – дама строгая, поджарая, лицом напоминавшая рыбу, важно гуляла по зале, проверяя всё ли в порядке. Основная масса клиентов всегда появлялась после десяти вечера, а сейчас было четверть девятого, да к тому же Сочельник – семейный праздник – и хозяйка, не будучи уверена, что народ привалит, нервничала.
Клем потащил было Данте к дальнему столику, но тот сел за столик, что расположился у бара. Клему пришлось смириться. Тут же к ним подлетела конопатая девица со вздёрнутым кверху носом – она отвечала за напитки.
Обычно, приходя во «Фламинго», Данте пил что-то лёгкое вроде вина или ликёра, но сегодня, решив нажраться вдрызг, дабы утопить своё горе, он заказал женевер. Вылакал один целую бутылку. Заказал бренди, а потом запил всё коньяком. Клементе пытался его остановить, но это было тщетно, и, в конце концов, махнул рукой, рассудив, что Данте и вправду не помешает наклюкаться до поросячьего визга. Авось легче станет. Но Данте почти не хмелел. Он заказал ещё женевер и закурил трубку с длинным мундштуком. И лишь хрипло смеялся, запрокидывая красивую голову назад так, что шея хрустела.
– Кого я вижу! Мой милашка Де! Давненько тебя тут не было! – воскликнула Томаса – дамочка лет тридцати с крупными формами. Одетая в атласные панталончики и серебристый корсет, из которого вываливалась её пышная грудь, она без зазрения совести поцеловала Данте в губы. Он не возражал. Губы у Томасы были полные и мягкие, и она пахла шоколадом. Именно Томаса когда-то научила Данте не только поцелуям, но и другим премудростям интимных отношений.
– В кои-то веки ты целуешься с клиентами в губы, Томи? – спросила Коко – девица в полупрозрачном платье и с рыжими волосами, сидящая у бара.
– О, не ревнуй, Коко, детка! – насмешливо отозвалась Томаса, наливая себе пиво в огромную кружку. – Это правда, обычно я не целуюсь в губы. А чего с ними целоваться, с этими стариканами? У них зубы гнилые, а-ха-ха-ха! Но мой Де – это другое дело, – она закатила глаза, притворно вздыхая. – О, у него такие губки! Он похож на пирожное и вкусно пахнет к тому же. А я так люблю сладости! Мой Де – единственный мужчина, с которым я люблю целоваться.
Данте рассмеялся, осушая стакан за стаканом, и выпуская клубы дыма Томасе в лицо.
– А с каких это пор мой пёсик курит? – ухмыльнулась Томаса, косясь на длинную трубку в его руках.
– С тех самых. Что хочу, то и делаю! – глаза у Данте сейчас были чёрные, а волосы, под воздействием магии, с каждым днём становились всё гуще и гуще, точно высасывали кровь из своего хозяина.
– Фи, какой ты грубый! – пухлыми пальчиками Томаса подцепила прядь его волос, что змеями спадали по плечам и спине. – А когда это ты успел так обрасти, прям как девка? Может тебя постричь, м? А то скоро патлы твои дорастут до пола и ты, чего доброго, ещё наступишь на них, – и она громко захохотала.
– Тебя забыл спросить, – огрызнулся Данте.
– Ну чего ты такой злой сегодня? – надула она щёки. – Я ж пошутила. Мне нравится твоя грива, я б её съела, – и она опять захихикала. – Может, пойдём наверх?
– Ещё рано. Да и мне хочется сегодня чего-то особого, – Данте сверкнул на Томасу своими фантастическими очами.
– А я – не особая? – удивилась Томаса. – Пока никто не жаловался. Уж я-то умею ублажать мужчин, а ты такой красавчик, прямо... ммм... так бы тебя и съела. Но я могу придумать и что-то необычное, ты только скажи чего ты хочешь. А может, ты хочешь нашего жандарма, донью Нэлу? Но она дорого берёт и не с каждым идёт. Но чего там смотреть-то на неё? Там даже ухватиться не за что! – Томаса горделиво выпятила свою шарообразную грудь, давая возможность всем на неё полюбоваться. – Хозяйка наша старая и плоская, как камбала. Когда она проходит мимо, слышно как гремят её кости, – в ответ на эту реплику Коко и Маргарита – девица, разливающая спиртное, заржали.
– Нет уж, увольте, я не люблю костлявых старушек, фу-у-у, – брезгливо поморщился Данте. – Предпочитаю вкусненькое и свеженькое.
Ласки Томасы продолжились. Она взгромоздилась к Данте на колени, жадно целуя его то в губы, то в шею, а то лохматила волосы, чем вводила его в исступление. Коко, тоже успевшая набраться до горла, караулила клиентов, глядя на дверь. Но мужчины не спешили, приходя по одиночке и осматриваясь, они медлили, беседуя с хозяйкой. Да и Коко особо не стремилась работать, пропуская всех клиентов в надежде, что ей улыбнётся удача в виде молодого красавца, который в неё влюбится. Сегодня у неё было романтическое настроение и она с завистью поглядывала на Томасу, отхватившую такой лакомый кусочек, как Данте, и на Сандру – белокурую девицу в голубом платье, что уже залезла на Клема.
– Чего это ты ничего не делаешь, а? – ядовито спросила Томаса, видя, как Коко бьёт баклуши. – Донья Нэла задаст тебе жару! Сама знаешь, она не любит бездельниц. Вон, гляди, клиенты незанятые ходят. Вон тот с усами, к примеру.
Коко сделала такое лицо, будто её вот-вот стошнит.
– Знаю я этого усатого, был он у меня как-то, – заявила она капризно. – Таракан тот ещё. Извращенец чистой воды. Но может, мне повезёт сегодня и ко мне придёт кто-то милый. Ну или хотя бы молодой.
– Надеешься получить удовольствие от своей работы? – Томаса и Маргарита заржали в голос.
– А чего тут такого? – набычилась Коко. – Или ты думаешь, что только им надо удовольствие, а я обойдусь?
Томаса пожала пухлыми плечами.
– Эх, детка, какая ты наивная! Я уж и не помню, когда в последний раз получала удовольствие с мужчиной. По мне, так они все дегенераты. Ну окромя вот этого пирожного с карамелью, на котором я сейчас сижу, – и она смачно чмокнула Данте в подбородок.
– О, я придумал! – объявил вдруг тот. Хмель, наконец, подействовал на него, вызвав желание вытворить что-то дикое. – Я знаю, что сегодня мы будем делать. Раз уж я пришёл сюда, я хочу веселиться. Я хочу и тебя, и тебя, – он указал на Томасу и на Коко. – Вы будете ублажать меня вдвоём.
Они переглянулись.
– А я не знала, что ты тоже извращенец, – хихикнула Коко.
– Можно подумать, ты никогда этого не делала.
– Пёсик, а ты после такой выпивки с двумя-то справишься? – скептически заметила Томаса.
– Ты меня плохо знаешь, сладкоежка.
Тем временем, блондинка-таки завладела Клемом, быстро утащив его наверх. Данте был рад, что Клементе не сидит у него над душой. В эту секунду внимание всех привлекли новые гости. Их было четверо: высокий, русоволосый мужчина лет пятидесяти, закутанный в плащ; второй мужчина, полноватый, с короткими маленькими ножками, прикрывал лицо шляпой, надвинув её на лоб, и невозможно было определить сколько ему лет, но, судя по походке, он был немолод. Третий мужчина – мулат лет тридцати в простой рубахе и домотканых штанах. С ними была женщина. Длинный балахон с капюшоном скрывал её целиком. На лицо была надета золотая маска с красными перьями. Мужчины поздоровались с доньей Нэлой и, более ни с кем не общаясь, держа женщину под руки, увели её наверх.
– А кто это? – спросил Данте. – Что за девка? Новенькая?
– Ну да, типа того, – презрительно сморщилась Томаса. – Залётная птичка и вечно в маске. Никто из девочек с ней разу не общался и никто не видал её лица, ну разве что донья Нэла. Эта дамочка всегда приходит с толпой мужчин, ведёт их с собой.
– Хорошо, что она не отбивает у нас клиентов, а приводит их с собой. Небось на улице ловит, – буркнула Коко. – Ловила б тут, я бы ей вмазала. Слишком нос задирает, в маске она видите ли. Загадочную из себя строит.
Спустя полчаса Данте, который был пьян так, что и сидеть уже не мог, нежился в постели, ласкаемый двумя женщинами. Коко, раздев его донага, целовала ему грудь, живот, спускалась на бёдра и поднималась обратно, а Томаса, положив его голову себе на ноги, перебирала ему гриву.
На какой-то миг по телу Данте пробежала дрожь – он представил на месте Коко Эстеллу. Это она сейчас его целует, это её губы скользят по его телу.
– Ещё... ещё... Эсте... Эсте, не уходи... ещё... – шепнул он, проваливаясь в бездну.
Ночь прошла бурно. Правда, Данте смутно помнил её, проснувшись поутру на розовых шёлковых простынях в компании сразу двух девок. Голову ломило так, будто по ней прогулялся бегемот. Ещё бы, столько выпить! И зачем он так нажрался вчера? Толку всё равно нет, Эстеллу он не забыл даже в пьяном угаре.
Кое-как встав, Данте добрался до ванной. Сидя в ароматной пене, он мало-помалу приходил в себя. Как вдруг сквозь дверь услышал шум и беготню. Но не стал торопиться. Спокойно закончил водные процедуры, оделся и вернулся в комнату. Положив золото на тумбу, увидел, что кровать пуста. Томаса и Коко стояли у двери, закутанные в простыни.
– В чём дело? – спросил у них Данте.
– Т-там что-то с-стряслось, – ответила Коко заикаясь.
– Кажется, драка в соседнем номере, – добавила флегматичная Томаса.
Они все втроём вышли из номера. А в коридоре уже образовалась толпа. Девочки и мужчины пёстрыми стайками топтались по всему периметру, с любопытством глядя на дверь, из-за которой раздавались грохот и скрежет, будто мебель расшвыривали по углам. Клем тоже был здесь. Уже одетый и, вероятно, ожидающий появления Данте.
Пять минут никто не двигался, слушая шум и гневные голоса. Данте зевал, изнемогая от головной боли.
– Мне кажется, нам стоит вмешаться, – подал голос Клем.
– А если и нам достанется? – опасливо нахмурился мужчина с огромными залысинами.
– Но нельзя же просто так тут стоять и слушать, – не согласился Клементе.
– Та-а-ак, ну и в чём дело? Что тут за сборище? – явилась донья Нэла, на ходу запахивая красный халат. – Кто тут буянит?
– Там, вон в том номере, что-то происходит, – пропищала худосочная румяная девица в платье с розовыми сердечками.
– Они там дерутся, похоже, – уточнил Клементе.
Донья Нэла взором жандарма глянула на шумную дверь.
– Безобразие! В моём заведение это запрещено! Ну сейчас я им устрою!
Она собралась уже ворваться в номер, но не успела – дверь раскрылась и оттуда вывалился мужчина. На носу его сидели расколотые очки, рубашка была порвана и окровавлена, а из груди торчал кинжал.
====== Глава 16. Маски сорваны ======
Несколько мгновений никто не двигался. Все глядели на мужчину в надежде, что тот шевельнётся, но он так и лежал на спине с кинжалом в груди. В номере гвалт не утихал и, не прошло и минуты, как из двери кубарем вылетели ещё двое. Сцепившись намертво в рукопашной схватке, мужчины, крепкие и молодые, перекатились через мертвеца. Под их весом торчащий кинжал вошёл в труп по самую рукоять.
– Я тебя убью, мерзавец! Ты не имеешь права жить! – вопил юноша с белобрысыми волосами, увязанными в короткий хвостик.
Второй – высокий мулат – вдруг вынул револьвер и направил на врага. Блондин тотчас схватился за его ствол, они начали бороться, смещаясь мимо толпы. Но когда они выскочили на лестничную площадку, блондин прижал мулата к перилам балюстрады. БАХ! Прогремел выстрел. И оба шлёпнулись на первый этаж. Теперь стало очевидно, что ранен блондин. Из груди его фонтаном лилась кровь, и он не подавал признаков жизни. Мулат ранен не был и, лежа, на спине, чуть дёргался.
Девицы, все, как одна, заголосили. Некоторые предпочли укрыться в верхних комнатах. Несколько клиентов, слишком известных и богатых, чтобы быть впутанными в скандал, попытались вылезти на улицу через окна.
– Теперь-то нас точно закроют, – в полной тишине проворчала донья Нэла. – Пойду отправлю кого-нибудь за жандармами. Да не ори ты! – гаркнула она на Коко – та выла, кусая собственный кулак.
Донья Нэла ушла. Она была единственной, кто не испугался, если не считать Данте. Чтобы отвлечься от тоски и головной боли, он спустился по лестнице и подошёл к лежащим на полу телам. Мулат был жив и дышал, но, похоже, он повредил позвоночник, упав плашмя на спину.
– Этот мёртв, – сказал Данте, пощупав пульс у блондина.
Погибшим был юноша лет двадцати, судя по одежде, он происходил из обеспеченной семьи. Лицо его показалось Данте знакомым, но он не смог его идентифицировать, пока Томаса и усатый мужчина, которого забраковала Коко, не подошли ближе.
– Этого не знаю, – усач ткнул пальцем в мулата. – А белобрысый, это ж сын нашего доктора, доктора Дельгадо. Диего Дельгадо.
– И откуда ж он тут взялся? – удивилась Томаса. Вид крови заставил её брезгливо сморщить нос. – Отродясь его тут не бывало, а вот его папаня к нам заглядывал, было дело.
Данте не представлял кто такой доктор Дельгадо, но имя «Диего» напомнило ему, откуда он знает этого мальчика. Шесть лет назад он видел его в доме Эстеллы. Эти двое – Луис и Диего были невоспитанными друзьями Мисолины. И, в итоге, оба умерли у него на глазах. Сначала Луис на собственной свадьбе, теперь и Диего. Данте стало не по себе от этих мыслей. Ну зачем он согласился в Рождество идти в бордель? Почему это убийство произошло не вчера и не завтра или не месяц назад? Он сто лет не был во «Фламинго», а как пришёл, так влип в историю. Вечно ему не везёт.
– Такой молодой мальчик этот сын доктора, – всхлипнула Маргарита, утирая слёзы рукавом. – Сколько ж ему лет-то было?
– Лет двадцать, не больше, – Томаса отковыривала заусенец с пальца.
– Там ещё есть трупы, – сказал кто-то. И все обернулись. Это Клементе спускался по лестнице. – Тот, что вывалился из двери первым, он тоже мёртв, и ещё один лежит в номере в луже крови, – объяснил Клем всем присутствующим, коих было не меньше двух десятков человек. – И ещё девица...
– Что, тоже мёртвая?! – ахнула Маргарита, всплеснув руками.
– Нет, девица живая, – вздохнул Клементе. – Да только она ничего не говорит, но, кажется, она одна и знает что произошло.
Данте и Клем, как самые молодые и отчаянные, поднялись наверх. Любопытная Томаса, расстроенная донья Нэла и икающая Коко отправились с ними.
Мужчина в очках так и лежал на пороге. Данте перешагнул через него, невольно заглянув в его лицо. Знакомый тип... Где ж он его видел? Мертвец был весь в морщинах, с редкими седыми волосами и длинным носом, кончик которого доставал ему до верхней губы.
В номере царил разгром. Мебель и одежда были расшвыряны по углам, ковёр висел на подоконнике, грозясь свалиться в открытое окно. В ванной лежал труп. Это был высокий русоволосый мужчина лет пятидесяти, Данте незнакомый. По центру, на возвышении, стояла кровать в форме сердца. На ней сидела женщина, закутанная с головой в одеяло. Данте и Клем переглянулись и приблизились к ней. Та отодвинулась, сильнее прячась в одеяло. Коко при виде крови и трупов начала стонать и жаловаться, что её тошнит.
– Ну-ка умолкни, дура! – рявкнула донья Нэла, стукнув Коко по затылку. – Не до тебя сейчас!
– Слушайте, ну чего вы все притащились сюда? – разозлился Данте. – Видите, она испугана? Может, вы уйдёте и дадите нам с ней поговорить?
– Да, пошли отсюда, – жёлто-зелёная от отвращения Томаса рукой поправила свою исполинскую грудь. – А то такая обстановка очень влияет на моё врождённое чувство красоты. Не люблю кровь и смерть.
Под гневным взглядом доньи Нэлы Томаса умолкла, а Коко, получив затрещину за вопли, изредка икала. Они ушли, а Данте и Клем остались наедине с девицей в одеяле.
– Слушай, может ты нам расскажешь, что тут было? – спросил Данте.
Та безмолвствовала.
– Это в твоих же интересах, – продолжил он мягче. – Ты единственная свидетельница, понимаешь? А если ты будешь молчать, придут жандармы и арестуют тебя за соучастие.
– Н-нет... – пискнула девица.
– Да чего ты с ней сюсюкаешь? – встрял Клементе. – Эй, ты, давай выкладывай всё, не нервируй нас!
– Тебе я ничего не расскажу, – голос по мнению Данте у девицы был наигранно-детский и посему ужасно противный. – Ты злой и ты мне хамишь. Иди отсюда!
– Ха! Только этого мне не хватало! – взбесился Клем. – Ты, шлюха, с чего ты мне указываешь? Твоё дело подчиняться, поняла?
– Тебе ничего не скажу! – со злостью повторила девушка. – Вот ему расскажу, – она ткнула пальцем в Данте. – А ты выйди, козёл.
– Да я смотрю, ты не умеешь обращаться с мужчинами! Но я тебя научу! За такие слова в адрес мужчины баба всегда получает по роже! – Клементе потряс кулаком, но Данте жестом его остановил.
– Клем, прекрати! Правда, выйди. Вдруг она чего скажет мне?
– Ладно, ваша взяла. Пойду на воздух, – смирился Клементе. – Да скоро уж жандармы придут.
При упоминании о жандармах Данте побелел как мел. Что если они его узнают и опять посадят в тюрьму?
Дождавшись когда Клем выйдет, девица жалобно прошептала:
– Не надо жандармов, пожалуйста. Они не должны меня видеть.
– Почему?
– Потому что они не должны меня видеть, никто не должен, – тембр голоса её был похож на птичий. – Я не хочу, чтобы кто-то видел моё лицо, – и она всхлипнула.
Одеяло съехало с неё, обнажив острые плечи. Копна белокурых волос рассыпалась по спине. Лицо девушки скрывала золотая маска с красными перьями.
Данте, наконец, узнал девицу. Та самая, что пришла вчера с тремя мужчинами!
У девушки оказались изящные руки аристократки с округлыми ноготками, и Данте залюбовался на них, вспомнив о других руках, не менее нежных. У Эстеллы они были такие же красивые, только пальцы чуть длиннее, а ноготки острее. Почему-то Данте стало жаль девушку и он сел рядом с ней на кровать.
– Почему ты прячешь лицо? – спросил он прямо. – Что у тебя с лицом?
– Ничего. Просто... просто я не хочу, чтобы меня узнали. Моя семья не должна ничего узнать, а если придут жандармы, они заставят меня открыть лицо, и это будет катастрофа, – мямлила она, шмыгая носом.
– А кто твоя семья?
– О, они... они аристократы. Они очень богаты и известны в городе.
– Но как же ты попала в бордель? – рассказ девицы звучал не очень убедительно и Данте и верил, и не верил ей.
– О, это всё он, мой муж!
– Муж? У тебя есть муж?
Она кивнула.
– Да, такой старый и в очках. Ты, наверное, видел его. Он небось уже успел что-то насочинять в своё оправдание.
– Нет, не успел. Старик в очках лежит на пороге этой комнаты с кинжалом в груди. Он мёртв.
Девушка вдруг встрепенулась и весело, как-то по-детски, рассмеялась.
– Правда? Он сдох? Ты не шутишь?
– Нет, не шучу.
Она похлопала в ладоши. Данте засомневался в своём ли она уме. Но ему ли судить о других? Не далее как вчера, он вёл себя в десять раз глупее и хуже.
– Так это и правда твой муж? Но он же старый, а ты мне кажешься молодой, хотя я и не вижу твоё лицо... – затараторил Данте.
– Мне восемнадцать, а ему семьдесят два, – ответила она.
– Как же ты стала его женой? – Данте подкрутил кончик брови пальцами.
– О, это всё мои родственнички! Они состряпали этот брак, чтобы от меня отделаться, – с ненавистью выплюнула девушка.
– Так, ты обещала рассказать что именно тут случилось, – напомнил Данте.
Она понурилась.
– Он... мой муж, этот урод, привёл меня сюда. Он извращенец. Он сам не может ничего, ну, как мужчина, потому что он уже старый, но он заставляет меня спать с другими мужчинами. А сам сидит и на это смотрит, – она обняла себя за плечи. – Он очень богатый и он чёрный вдовец. Он угробил четырёх жён, и теперь я знаю как. У него большой дом, но я не была там хозяйкой. Я была там в роли его игрушки. Он сажал меня на цепь, как собаку. Он никогда не разрешал мне ходить по дому, с кем-то разговаривать и даже спать на кровати. Я спала на полу. Он сам находил для меня мужчин. Приводил их в дом и заставлял меня с ними вытворять всякие гадости, – она шмыгнула носом. – Если я от чего-то отказывалась, он меня бил и лишал еды. А потом он повадился водить меня сюда. Он говорил это для того, чтобы я научилась у проституток, как вести себя с мужчинами. Вчера он привёл какого-то хрыча, кажется, это его друг или знакомый. И ещё с ними был наш конюх. Мы пришли сюда, и они всю ночь со мной забавлялись вдвоём, а этот козёл на нас смотрел. Но утром в комнату ворвался... ворвался... человек... – она запнулась. – Ну... он стал их всех бить. В общем... он хотел меня защитить. Они тут дрались, а я спряталась под кровать.
