Текст книги "Война сердец (СИ)"
Автор книги: Darina Naar
сообщить о нарушении
Текущая страница: 85 (всего у книги 99 страниц)
Чуть подождав, Данте вернулся обратно к гримерке №38. Стучать не пришлось. Лус стояла в конце коридора у окна, распахнув его настежь, и курила.
Данте подошёл сзади, запустил руку ей в волосы. К ладони прилипли блестки. Лус обернулась, встряхивая кудрями.
– Ах, это опять ты, красавчик? Чего тебе?
– Есть разговор.
– Только не говори, что запал на меня и хочешь любви, – хрипло засмеялась Лус, выпуская изо рта клубы дыма.
– Если бы мне нужна была любовь, я бы поискал её в другом месте. Предпочитаю роскошных женщин, у которых волосы как шёлк и нет штукатурки на лице; от которых пахнет дорогим парфюмом, а не дешёвой гадостью, – Данте заглянул ей в глаза. – Но я вернулся, потому что у меня к тебе дело, Лус. Или Инес, как там тебя.
– Ну и что за дело?
– Я понял, что вы сильно разругались с Клемом, так?
– Ах, ты пришёл заступаться за этого дегенерата?! – взъярилась Лус, раздувая ноздри. – Тогда убирайся! Твой братец меня достал, покоя от него нет! Это из-за него я вынуждена была прикидываться мёртвой, потому что он преследовал меня со своей идиотской любовью. Хотя сам любить ни черта не умеет.
– Не горячись. Я не собираюсь за него заступаться. Мне всё равно, кто из вас прав, а кто виноват, – лукаво сказал Данте, сверкая улыбкой.
Лус-Инес уставилась на него с любопытством.
– Мне интересно, – продолжил Данте, – Клем бесит тебя настолько, что ты могла бы пойти, скажем, на небольшую сделку с дьяволом, то бишь со мной? – он зло рассмеялся. – Во имя мести.
– Мести?
– Да, я хочу ему отомстить и для этого мне нужна ты, – прямо выдавил Данте, гладя Лус по обнажённым плечам.
Она не отстранилась – Данте был хорош собой, ласков и пользовался успехом у женщин всегда.
– Да, твой братец попортил мне немало крови. Но я не понимаю, почему ты хочешь ему отомстить?
– Он причинил мне зло. Я никогда не прощу ни его, ни его семейку, – цепкие пальцы Данте потянули корсаж вниз, обнажая Лус всю грудь. Она послушно поддалась.
– Ты меня пугаешь, красавчик. Я, конечно, женщина рисковая, но я не хочу участвовать в преступлении.
– Преступлении? О, нет, дорогая моя потаскушка, я не собираюсь совершать преступлений. Я отомщу иначе, – прошипел Данте. Положил ладонь Лус на грудь и невольно вспомнил грудь другую. У Эстеллы она была меньше, но круглее.
– У меня красивая грудь, правда? – захихикала Лус.
– Я видел лучше. Предпочитаю форму, а не размер.
– А ты хам! Что, не можешь сделать комплимент женщине?
– Нет, я прямолинейный, говорю как есть.
– Так каков план?
– Слушай.
И Данте на ухо поведал Лус всё, что он придумал буквально десять минут назад. Параллельно с рассказом он продолжал трогать её за грудь. Лус тяжело дышала и, в конце концов, не выдержала. Обернулась и поцеловала его в губы. В ответ получила укус.
– Ай, ты, дурак, ты чего делаешь? Мне больно! – она прижала руку к окровавленному рту.
– Не смей никогда целовать меня в губы! – грубо процедил он.
– Почему это?
– С проститутками я не целуюсь. Это для избранных.
– Как хочешь, – хмыкнула Лус. Больше спорить не стала, и Данте хозяйским жестом запустил ей руку в панталоны.
Гаспар и Клементе просидели в ложе до конца представления. Клем был зол и обижен, но упорно глядел на сцену в надежде, что Лус появится там снова. А Гаспар, которому наскучило однообразное зрелище, забеспокоился, куда это исчез Данте.
– Кто из вас Клементе Ортега? – в ложу вошёл юноша лет шестнадцати-восемнадцати, что в антракте разносил кофе. Сейчас в руках вместо подноса с кофе он держал букет маргариток.
– Это я, – ответил Клем.
– Это вам передала одна из актрис, – подмигнув, юноша всучил Клементе букет.
– Клем, что это такое? – удивился Гаспар.
– А я почём знаю? – огрызнулся Клементе краснея.
Он дождался, когда Гаспар отвернётся, и нащупал в букете записку:
«Жду тебя после представления в гримёрке №38. Лус».
До конца спектакля Клем сидел как на иголках. Лус на сцене так больше и не появилась. После финального поклона отец с сыном спустились в холл.
– Мы не можем уйти без Данте, – сказал Гаспар, протискиваясь сквозь толпу усталых и голодных зрителей. – Надо его найти.
– Тогда давайте разделимся, – воспользовался моментом Клем. – Вы пойдёте налево, а я направо.
Гаспар идею одобрил. Чтобы не потерять ещё и друг друга, они условились встретиться у входа через полчаса. И Клементе ринулся вперёд по уже знакомому пути. В коридоре было темно, в соседних гримёрках раздавались голоса. Клементе постучал в комнату №38. Никто не ответил. Он постучал снова и повернул ручку...
В гримерке находились только два человека: Данте и Лус. Копна волос закрывала обнажённую спину юноши. Лус перебирала его локоны пальцами, сидя на туалетном столике и обвивая бёдра Данте ногами. Он покусывал её в шею, и она хихикала, блаженно закатывая глаза. Любовнички увидели Клементе в зеркало, что находилось у Лус за спиной.
– А, это ты, заходи! Не хочешь присоединиться к нам? – нагло спросила девица.
Данте неспешно выпустил её из объятий и, ухмыляясь, стал одеваться.
– Да ты... да вы... – Клементе был в таком бешенстве, что растерял все слова. – Да ты шлюха! Ты ещё хуже, чем я думал!
– А кто-то говорил, будто любит меня, – глумилась Лус. Всё также сидя голышом на туалетном столике, она и не старалась прикрыться. Напротив, выпятила грудь и закурила сигарету. – Тебе нравится, моя грудь, мальчик? Вот Данте сказал, что видел лучше. А я обиделась. Разве бывает лучше? – издевалась она.
– Бывает. У тебя большая, но формой не очень, – объявил Данте весело. Он уже был полностью одет и застёгивал кружевные манжеты на рубашке.
А Клем едва не лопался от ярости. Да как они смеют вот так, в открытую, над ним насмехаться?
– Я знаю, что ты шлюха и тебе всё равно с кем, но... с моим... с моим братом... А ты? – обрушился он на Данте. – Как ты мог? Ты же знаешь, я её люблю.
– И что? – Данте и глазом не моргнул. – Она проститутка и спит со всеми.
– Минуточку, я уже не проститутка, – вмешалась Лус. – Теперь я актриса.
– Ты ведь знаешь, что я её люблю, – повторил Клементе, сжимая кулаки и готовясь настучать Данте по лицу.
– Ух, ты, бедняжка Клем, приревновал шлюху и размахивает кулачками! Я сейчас заплачу от жалости! – притворно гнусавил Данте, наслаждаясь гневом Клементе.
Лус ела красное яблоко, барабаня пятками по столику.
– Да ты... ты, тварь, я тебя сейчас убью! Не смей надо мной ржать! – Клементе ринулся в бой. Стукнул Данте по груди, но тут же отлетел к стене, впечатавшись в неё лопатками. Из когтей Данте вырывался синеватый дымок. Лус чуть яблоком не подавилась.
– Не смей размахивать своими ручонками, а то останешься без них, – прошипел Данте сквозь зубы. – Кто-то забыл, что я маг? Так я напомню. Я не просто маг, а маг чёрный. Я могу сделать из тебя кровавую лужицу, дорогой мой бывший братик. Так что не нарывайся.
– Ты... ты... я тебя ненавижу! – выплюнул Клементе. – Я тебя никогда не прощу!
– Ой, как я расстроился, сил нет! – гомерически расхохотался Данте, чуть не наступив на плащ. С волос его посыпались огненные искры. – Бедняжка Клем не простит меня за то, что я позарился на его шлюху! Я сейчас буду биться в истерике! А-ха-ха-ха-ха! Да не прощай. Можешь удавиться. Только не забудь спросить себя, почему я это сделал. Почему я выбрал именно её и почему я захотел, чтобы ты это увидел. Да, задай себе этот вопрос.
– Ты ненормальный, ты болен! Напрасно тебя выпустили из Жёлтого дома! – выкрикнул Клементе.
В антрацитовых глазах Данте-Салазара не стало зрачков. Он подошёл к Клему и влепил тому пощёчину.
– Я тебя ненавижу, Клементе Ортега. Ненавижу всей душой! Я никогда не прощу тебе и твоей семейке того, что вы сделали со мной!
– Чего ты несёшь? Это ты сломал нам всю жизнь! Будь проклят тот день, когда ты появился в нашем доме! А мы ни в чём перед тобой не виноваты! Мы приветили тебя как родного, а ты вон чего вытворяешь! – Клементе задыхался от отчаяния и бешенства. Ему хотелось стукнуть Данте ещё раз, но его сверкающие когти и волосы вид имели устрашающий.
– Ни в чём не виноваты, говоришь? А ты не помнишь, как ты стоял и смотрел, как меня, точно животное, запихивают в телегу и отвозят в ад? Ты был в Жёлтом доме? Нет, поэтому тебе кажется, что там хорошо и весело. Наверное, ты не знаешь, что меня год держали на цепи, как собаку? Но я рад, что твоя мамаша закончила там свои жалкие деньки. А ты... знаешь, зачем я это сделал? Зачем я польстился на эту грязную шлюху Лус, Инес или как там её? Я хотел, чтобы тебе было больно, так же, как мне тогда. Чтобы ты на своей жалкой шкурке почувствовал, что такое предательство близких людей. Сгори в аду, сука! – пихнув ногой стену и рыча как зверь, Данте выскочил в коридор. Плащ засвистел за его спиной.
В груди злоба боролась с ликованием. Да, месть вышла импровизированной, мало продуманной, но зато он испытал наслаждение при виде физиономии Клементе. Лус же не пробудила в нём ни малейшего чувства. В тот момент, когда он сделал её своей, им руководили ненависть и жажда мести. С Эстеллой не сравнится ни одна женщина. Хотя она его бросила. Вернее бросила она Данте, от нытья которого устала. Но Салазар-то знает как свести её с ума, чтобы она растаяла, точно воск на открытом огне.
====== Глава 42. Ла Герра ======
Месяц пролетел незаметно, и как-то утром Эстелла обнаружила: наступило 10 июня – день, указанный в приглашении, как день свадьбы Роксаны и Алехандро Фрейтаса.
Венчание было назначено на пять вечера в загородном доме алькальда – эстансии «Ла Герра». Также свадебную программу входили: барбекю, прогулка на лошадях и три бала – праздник планировали растянуть на три дня.
Эстелла не хотела идти на свадьбу и видеть мамашу, а ещё была разочарована в Алехандро Фрейтасе, который самолично заверял её, что не поддастся на уловки Роксаны. И поддался. Все мужчины одинаковы. Вечно они влюбляются в змей.
С одиннадцати утра Эстелла занималась выбором платьев, ибо наряды должны были уехать раньше их хозяев. И Эстелла торопилась свой багаж упаковать. В общей сложности платьев у неё вышло семь. Платье для венчания – из нежно-розовых атласа и органди, с завышенной талией, лёгкое, воздушное, оно превращало Эстеллу в облачко сладкой ваты. Платье для бала на первый день – цвета заката, с острым вырезом и пышной шёлковой юбкой, усыпанное рубинами и гранатами. Платье для прогулки на лошадях – фиолетовое в белую полосочку, двухслойное, сшитое на манер амазонки; верхний слой его а-ля редингот, делал и без того тонкую талию Эстеллы кукольной. Платье для бала второго дня Эстелла предпочла изумрудное, бархатное, украшенное сеточкой. Оно закрывало грудь, но обнажало всю спину. Платье для выездного барбекю на третий день – сине-чёрное, с кожей и эполетами, напоминало офицерский мундир. Ещё одно бальное платье для вечера третьего дня – нежно-голубое, всё в кружевах и рюшах, обращало Эстеллу в принцессу из старинной сказки. Седьмое платье – чёрное с длинным шлейфом и высоким воротником, строгое и очень элегантное, Эстелла взяла на случай непредвиденных обстоятельств. К каждому наряду ещё полагались аксессуары: шляпки, перчатки, шали, украшения, чулки и конечно же обувь, начиная от грубоватых дорожных сапожек и заканчивая невесомыми бальными туфельками. Ах, да, ещё не забыть взять нижнее белье: юбки, корсеты, панталоны, чепчики и, конечно, ночную рубашку.
Пока Эстелла складывала эту уйму вещей в сундуки и картонки, проклиная дурацкую свадьбу, а заодно и Чолу, что куда-то ушла с утра, дверь в спальню распахнулась. Эстелла в зеркало увидела Сантану. Та стояла на пороге злая и зарёванная.
– Дорогая, что случилось? – Эстелла бросила на кровать изумрудно-зелёную шляпку.
Усадив подругу в кресло, она протянула ей стакан воды. Сантана, рыдая, пояснила: Клементе истрепал ей все нервы. Неделю назад она узнала, что он посещает бордель. А сегодня, когда пришла в «Маску», застукала его в кровати с какой-то девкой.
– Я бы ещё поняла, если бы она была красоткой, но она просто ужас, – всхлипывала Сантана, жадно глотая воду. – У неё волосы, представь себе, крашенные, такие неестественно-рыжие. И на лице полно штукатурки. Сразу видно, что она неприличная. Я не понимаю, как Клементе мог променять меня на эту... эту... эту... О, если бы ты её видела, Эсти! Она такая вульгарная!
Эстелла не удивилась. Этого следовало ожидать. Не зря она не поверила в их отношения. Не любит Клем Сантану и не любил никогда. Влюблённого человека выдают глаза, поведение, разговоры, жесты.
– А я из-за него разругалась с тётей Амарилис, – сетовала Сантана. – Она поняла, что у меня есть тайна, и выследила, как я выхожу из «Маски». Пришлось признаться. Ох, как она орала! Она говорила, что Клементе бедный и неграмотный, и что он мне не пара. Да, это правда. Меня саму иногда смущает, что он, к примеру, не умеет вести себя за столом, одевается как крестьянин и вытирает нос рукой. Но всему можно научиться. Я бы его научила как себя вести, я уже была к этому готова и даже собиралась уйти из дома, чтобы не слушать воплей тёти. А Клементе вот так со мной обошёлся. За что? – и Сантана опять зарыдала, пряча лицо в ладонях.
Эстелла не знала что делать. Она злилась на Клементе, но утешать других людей не умела. Укорять не хочется, сыпать соль на раны тоже. А вдруг Сантана обидится? Поставив себя на её место, Эстелла решила: она убила бы всякого, кто полез бы читать ей мораль. Она бы предпочла нареветься в одиночестве. А Сантана, наверное, ищет сочувствия, которого у Эстеллы нет. Ну не жалостливая она по натуре, что поделаешь.
– Значит, ты пришла и увидела их прямо в кровати? – осторожно спросила Эстелла, ругая себя за любопытство.
– Ну да. Они там кувыркались вовсю. Они были голые и даже не смутились, когда я зашла, – вздохнула Сантана. – По-моему, Клементе было всё равно, он даже ничего не объяснил мне. А эта девка смеялась и тыкала в меня пальцем, обзывала лягушкой и богачкой, и он не заткнул ей рот. Он за меня не заступился. Просто сказал: «Зря ты пришла, лучше иди отсюда».
Эстелла погладила Сантану по плечу. Про себя решила: после свадьбы Роксаны она пойдёт в «Маску» и устроит Клему взбучку. Вот скотина! Она же предупреждала его, чтобы он не смел издеваться над Сантаной.
– Санти, я всё забываю спросить. А дочь Клема, Адела, где она?
Сантана вытерла глаза кружевным платочком.
– Они оставили её в «Лас Бестиас». Отдали в семью кормилицы, которая её выкормила в младенчестве. Там куча детей и своих, и чужих, и она там и прижилась.
– Странные люди.
– Ну-у-у Клем сказал, что девчонка ему не нужна, а Гаспар не знает как с ней обращаться. Если бы она была мальчиком, это другое дело.
– Не хотела я этого говорить, Санти, но скажу, – подавляя ярость, выцедила Эстелла. – Я же тебя предупреждала. С Клементе лучше не связываться. Он никого не любит, кроме себя, и всем причиняет боль. Ради жизни этой Аделы он угробил Пию. Но Адела ему никогда не была нужна, он ведь посмертно обвинял Пию в том, что она родила не мальчика. Он идиот! – закончила Эстелла сурово.
– Я это всё знаю и знаю, что ты в чём-то права, – согласилась Сантана. – То, что Клем оставил дочь у кормилицы, меня покоробило, но это и к лучшему. У меня ведь на него планы, и, если мы создадим семью, я не хочу воспитывать чужого ребёнка. Так что Адела волнует меня мало. Мне больно, что Клементе изменил мне с какой-то шлюхой. Я не знаю что делать. Наверное, я простила бы его, если бы он пришёл и извинился. Потому что я его люблю. Ты ведь сама знаешь, Эсти, как это бывает. Вспомни, как ты сходила с ума по своему Данте.
Эстелла промолчала, закусывая губы – имя Данте причиняло ей боль. После их встречи в «Маске» она пожалела о своём поступке. Ну что за дура? Данте было плохо, он умолял её остаться, а в ней взыграла гордость. Но ведь она его любит, любит по-прежнему. Она бы всё отдала, чтобы Данте стал таким, как раньше. В приступе раскаяния Эстелла три раза наведывалась в «Маску», но Данте так и не встретила – по словам сеньора Нестора он уходил и приходил, когда ему заблагорассудится. Эстелла испытывала и сожаление, и облегчение, не зная как смотреть Данте в глаза. И её начало тянуть к Маурисио, тянуть физически. Душой она была к нему холодна, но, когда он приходил к ней по ночам, Эстелле было хорошо. Но ведь не любит же она Маурисио? Много раз задавала она себе этот вопрос, и ответ был один: нет, не любит. Но ей нравился сам момент их близости. Она ругала себя за это. Какой-то низменный инстинкт. Может, это из-за одиночества? Ей просто не хватает любви.
От размышлений Эстеллу оторвали жалобы Сантаны. Та сетовала, как она несчастна и по жизни ей не везёт. В кои-то веки влюбилась в мужчину и вот на тебе. Ну неужели она такая страшная, что никто не может её полюбить искренне?
– Никакая ты не страшная, Санти, а очень даже красивая, – заверила её Эстелла. – Просто Клементе любить не способен. Но я уверена, ты ещё встретишь достойного человека. Дорогая, тебе надо взбодриться. Ты не забыла, что сегодня свадьба моей мамаши? Ты уже приготовила наряды?
– Угу, они ещё часа два назад уехали в «Ла Герру», вместе с нарядами тёти Амарилис.
– Вот и здорово! Смотри, время час дня. Нам скоро уезжать, а то опоздаем на венчание. Давай-ка, Санти, иди в ванную и умойся. Ты же не поедешь на свадьбу с красными глазами и распухшим носом.
Спустя час, подруги в сопровождении Маурисио, Матильде и её мужа Хосе Деметрио (он едва доставал ей до плеча и был лыс, что твоя коленка) покинули замок. Мисолина, которая три раза за эту неделю поцапалась с Матильде, поехала в одном экипаже с Бертой и сеньором Альдо. Эстеллу это обрадовало, хоть не придётся все три часа слушать её гадости.
Дорога Эстелле была знакома – когда-то они с Данте ездили по ней в «Лас Бестиас». Правда, «Ла Герра» располагалась в другом месте, но сердце Эстеллы трепетало: знакомые пейзажи, запахи, звуки... Дымок, что тянулся из труб эстансий, мычание, кряканье, кваканье. Данте... Когда-то они скакали здесь верхом и она вдыхала запах его волос, прижимаясь к его спине. И как же она могла отвернуться от него? Это же её Данте, её родной, любимый. Он подарил ей незабываемые мгновения. А сейчас ему нужна её поддержка, её любовь. Ну ничего, когда она вернётся со свадьбы, то пойдёт в «Маску». Скажет много «приятностей» Клементе и извинится перед Данте.
Сантана молча разглядывала свои шёлковые перчатки. Маурисио расположился на козлах рядом с кучером, а Матильде и её муж, сидящие напротив Сантаны и Эстеллы, вполголоса переговаривались. Эстелла не вслушивалась в их беседу. Глядя в окно, она трогала пальцем обручальное кольцо. То выпускало струйки дыма, незаметные для окружающих, но много значащие для Эстеллы. Кольцо живо, и любовь их с Данте жива.
Через три часа экипаж остановился у одноэтажного, длинного дома из красного камня. Плоская крыша-асотея его была превращена в комнату отдыха – на ней стояли лежанки и кресла.
Дом окружал забор, резной и невысокий, а вокруг раскинулись пастбища. Зелёные-зелёные, они стремились в бесконечность залитого солнцем горизонта. Несколько деревянных хлипких домиков – жилища батраков, – а также конюшня и загоны для скота прятались за домом. Перед входом росли яблони, груши, сливы и вишни. Меж ними то тут, то там белели скамеечки, а садовые дорожки были выложены булыжником.
Сквозь кроны деревьев просматривалось и место для венчания. Пастбище, чуть на отшибе, было огорожено кадками с цветами. В центре выставили алтарь, а по бокам от него множество скамеек. Работа домашних слуг и батраков кипела вовсю: кто-то укреплял алтарь, кто-то устанавливал столы для еды, кто-то убирал мусор. Работники весело перекрикивались, ржали лошади и лаяли собаки, носящиеся без привязи, – два огромных бульдога.
– Боже мой, ужас какой-то! – с негодованием воскликнула Матильде. – Куда это мы попали? Я думала, тут цивилизация, а тут животные всюду. Смотрите, там вон коровы пасутся! – она ткнула пальцем вдаль, где паслись четыре пятнистых коровы. – У алькальда такой красивый особняк на Бульваре Конституции, можно было устроить свадьбу там. Зачем мы притащились в эту глушь, уму непостижимо?! Здесь же грязно!
– Не думаю, что невеста это оценит, – ухмыльнулся Хосе Деметрио, помогая дамам выбраться из экипажа.
Они спустились, и каблучки их утонули в мягкой траве.
– Боже мой! Да я испорчу тут все свои туфельки и платья! – возмущалась Матильде, обмахиваясь ажурным веером, напоминающим сеть паука.
– Здесь же воняет навозом, фи-и, – Сантана заткнула нос двумя пальцами. К удивлению Эстеллы она мигом вернулась к облику брезгливой аристократки, хотя недавно уверяла, что готова жить с Клементе хоть в конюшне.
– А мне тут нравится. Свежий воздух, травка, животные, что может быть лучше? – Эстелла захлопала в ладоши, когда мимо них прошествовало утиное семейство: мама-утка и орава утят. Она ощутила дух свободы, тот самый, что испытывала в дни пребывания в «Лас Бестиас». Дух вольной жизни, казалось, уже потерянный для неё навсегда. – Поглядите, какой вид! – Эстелла окинула взором бескрайние пастбища. – Тут можно бегать или скакать на лошади, вперёд, вперёд, вперёд! И никогда не найти конца. Летать как ветер!
– Фу-у-у, какой кошмар! – поморщилась Матильде. – Я всегда говорила Маурисио, что в вас врождённые плебейские замашки, дорогая невестушка. Немудрено, ведь ваш отец был каким-то крестьянином, если я не ошибаюсь. Какая гадость! Это надо же так неудачно породниться с простолюдинами, – и Матильде состроила скорбное лицо. Эстелле захотелось пнуть её и её мужа, чьё глупое хихиканье напоминало блеяние овцы.
– Закройте рот и не смейте оскорблять моего отца! – выплюнула сквозь зубы Эстелла. Как же она ненавидит эту дрянь Матильде Рейес!
– Прошу вас, дамы, не надо ссор! – вмешался Маурисио. И вовремя, ибо Матильде уже замахнулась на Эстеллу веером. – Мы приехали на чужую свадьбу и не можем устраивать тут базар.
– Вы правы, маркиз, – кивнула Эстелла. – Но умоляю вас, велите своей сестрице меня не доставать. Если она ещё раз оскорбит меня или кого-то из моей семьи, я пну её ногой.
У Матильде ноздри раздувались от ярости, но взгляд Маурисио заставил её прикусить язык. Она молча окатила Эстеллу волной презрения. Та, скорчив в ответ рожу, взяла Маурисио под локоть, и все впятером, включая Сантану и Хосе Деметрио, направились к дому.
Дверь была открыта настежь. Два здоровенных негра в красных ливреях встречали гостей, кланяясь в пол.
Эстелла вертела головой, осматривая округу, и в глаза ей бросилась надпись у входа:
«Эстансия «Ла Герра»».
«Войны между рассудком и сердцем, между душой и телом, что происходят глубоко внутри нас и невидимы вооруженным глазом, хуже любой смертоносной войны. Живите разумом и берегите сердца».
Эта надпись отразила всё, что горело у Эстеллы в душе. Война чувств и разума, война двух сердец – её и Данте, сердец любящих, но раненых. Война друг с другом и со всем миром за собственное счастье. Она началась одиннадцать лет назад, в день, когда волшебство юного синеглазого мальчика покорило её. И до сих пор не могут они вырваться из этой глупой, бессмысленной, беспощадной борьбы за любовь.
Эстелла взглянула на холодный, жёсткий профиль Маурисио. Нет, она его не любит. То, что она испытывала в моменты близости с ним – это реакция её тела, инстинкт, что просыпается от недостатка любви и ласки. Но это мизер, капля, одинокий цветок среди пустыни. Данте же дарил ей целый мир, мир бескрайний и удивительный, принадлежащий лишь им двоим.
«Прости меня, Данте, – подумала Эстелла. – Когда я вернусь в город, я приду к тебе. Приду насовсем. Я не могу без тебя. Мы не должны воевать друг с другом. Наша любовь жива, она есть, она бьётся в наших сердцах, и мы не имеем права её убивать».
Чернокожий лакей проводил всех в апартаменты: для женщин было выделено несколько комнат в правом крыле дома, для мужчин – в левом. Спальня – большая, светлая, с кучей зеркал и кроватей, укрытых кисейными пологами, Эстелле понравилась. Да и в смежной комнатке находилась ванная.
Уже прибывший багаж был расставлен всюду, оставалось найти свой. Вместе с Эстеллой и Сантаной тут разместилось ещё с десяток девушек, и комнатка напоминала Пансион для Благородных девиц. Эстеллу порадовало, что соседки молодые, значит, не будет брюзжания (дамы иных возрастов поселились в других спальнях).
К пяти вечера подруги в нарядных платьях: Эстелла в нежно-розовом, а Сантана в апельсиновом, отправились к месту венчания. Горы цветов окружали алтарь, благоухая так, что темнело в глазах. Падре Антонио в белоснежном облачении уже стоял на месте, ожидая начала церемонии.
Эстелла и Сантана сели на одну из многочисленных лавочек. Гости всё тянулись и тянулись гурьбой. Поблизости бегали мальчики в полосатых костюмах пажей, напоминая малокровных эльфов. Они должны были тащить шлейф невесты и раскидывать лепестки. Обычно этим занимались девочки, но Роксана, ненавидя всех женщин от младенца до старухи, и предпочла мальчиков.
Из трёх сотен гостей знакомых лиц Эстелла насчитала не больше десятка. Некоторых она видела на маскараде. Это Члены совета Кабильдо, приближённые к алькальду, их жёны и дети.
А вон Амарилис, в тёмно-красном, как кровь, платье. Эстелле она улыбнулась, а Сантану не удостоила и кивком головы. Бабушка Берта и сеньор Альдо сели позади Эстеллы и Сантаны, а Маурисио, Мисолина и Хосе Деметрио – впереди, (Матильде с ними почему-то не было). И Эстелла вынуждена была слушать пыхтение Берты в одно ухо и возмущение Мисолины в другое. Берта боялась, что ей в туфли заползут жуки. Мисолина сетовала на убожество обстановки, уверяя, что на такой позорной свадьбе она впервые. Неужели маме не стыдно выходить замуж в таком месте? Зачем тащить в эту дыру всех гостей и священника, если можно было устроить свадьбу в храме Святой Аны или в особняке алькальда.
– Наверное, жених просто поскупился. Не стал тратить лишних денег на церемонию, решил, что и так сойдёт, – предположила Сантана.
– Ах, бедная мама! – закатывала глаза Мисолина. – Каково это выходить замуж среди коровьих лепёшек!
– А мне ведь наш алькальд виделся человеком умным да здравомыслящим, – добила бабушка Берта. Сегодня она, на зло Роксане и вопреки своему стремлению к ярким краскам, нарядилась в чёрное платье с перьями на воротнике. – Не понимаю, как можно жениться на этой мегере, да ещё и на старости лет? Где у него голова, не знай. Вот не зря я сегодня в трауре – пророчу, что у нас скоро будет новый алькальд. А эта змея опять станет изображать убитую горем вдовушку. В третий раз!
У Эстеллы эта болтовня вызывала раздражение. Она жалела, что сюда приехала. Всё равно мать её ненавидит, а смотреть, как она захватывает в свои сети новую жертву, не слишком увлекательно. Лучше бы она пошла в «Маску» и поговорила с Данте, чем слушать змеиные комментарии.
Нагрянул хор – около десяти человек плюс музыкант с органом. Затем пришли дедушка Лусиано и дядя Ламберто. Отвесив дамам поклоны и пожав руки мужчинам, они сели рядом с Амарилис.
Наконец, явился жених. Одетый в строгий чёрный фрак, с зализанными седыми волосами, он был элегантен и подтянут. Но у Эстеллы Алехандро Фрейтас теперь не вызывал ни жалости, ни уважения.
– Невеста! Невеста едет! – выкрикнул один из мальчиков-пажей.
Они бросились Роксане на встречу. Лусиано поднялся со скамейки и отправился следом.
Роксана подъехала в открытой повозке, запряжённой белоснежными лошадьми и украшенной цветами. Хор затянул торжественный псалом, и вперёд выбежал мальчик лет пяти с корзинкой – он раскидывал лепестки. Следом за ним появились невеста и её посаженный отец.
Платье Роксаны было алым. Тончайший шёлк, усыпанный крупными алмазами, переливался на солнце, и, казалось, невеста объята языками пламени. Причёску Роксаны венчали бутоны роз, а в руках она держала белоснежный букет лилий. Шлейф её, длинный, тяжёлый, как мантия королевы, несли трое мальчиков. Лусиано горделиво подвёл дочь к алтарю. Несмотря на прибавившееся количество морщин на лице и поредевшие волосы, он выглядел моложаво. Алехандро и Роксана сели на колени у алтаря, а Лусиано поспешил на своё место рядом с Ламберто. И церемония началась.
Эстелле она показалась бесконечной. Священник долго и нудно читал свои опусы, написанные на желтоватом пергаменте, и Эстелла зевала, слушая краем уха бред про «долг перед обществом и Богом». Не зная чем себя занять, она считала травинки под ногами. Из унылого безразличия её вывел вопрос падре Антонио:
– Роксана, пришли ли вы сюда добровольно и берёте ли вы в супруги Алехандро, чтобы возлюбить его в богатстве и бедности, во здравии и болезни, как учит Священное Писание, пока смерть не разлучит вас?
– Да, падре! – уверенно провозгласила Роксана. Голос её звучал твёрдо и с долей превосходства над окружающими.
– Алехандро, пришли ли вы сюда добровольно и берёте ли вы в супруги Роксану, чтобы возлюбить её в богатстве и бедности, во здравии и болезни, как учит Священное Писание, пока смерть не разлучит вас?
Эстелле показалось, что жених нарочно затянул драматическую паузу и не отвечает. Он добился того, что по рядам гостей пробежал удивлённый шёпот.
– Нет, падре. Я не могу жениться на этой женщине ни сейчас, ни когда-либо потом, – объявил Алехандро Фрейтас громко.
У невесты и у гостей, как по команде, открылись рты. А Эстелла едва сдержала смешок. А алькальд-то не так глуп, как она думала. Вот так гусь!
Шёпот толпы перерос в шокированное: «Ох!». Эстелла не видела лиц жениха и невесты, но физиономия падре Антонио исказилась.
– Что вы такое несёте? – Роксана сейчас напоминала разбуженную кобру. – Вам мало, что вы заманили меня в это убогое место? Я должна была идти по ковровой дорожке, как сама королева! Я хотела, чтобы передо мной не только бросали лепестки, но и склоняли головы. Но вы мне и это запретили! Я вынуждена пачкать свой роскошный наряд и вместо пяти лошадей приезжать на трёх, как нищенка! Я пошла ради вас на такие жертвы, а вы ещё и позорите меня перед гостями? А ну-ка сию же минуту берите свои слова назад и немедленно женитесь на мне! – в приказном тоне велела Роксана, размахивая букетом.
Берта за спиной Эстеллы брезгливо фыркнула:
– Она неисправима! Ковровую дорожку ей подавай, в ноги ей кланяйся да лошадей пять ей надо, а не три. Ишь ты, нахалка! Лучше б она упала с этих лошадей да шею себе свернула в своём шикарном платье, в котором я бы и поле пахать не стала. Не платье, а гадость!
Тут уж Эстелла в корне не согласилась с бабушкой – платье у Роксаны было красивое, Эстелла и сама бы такое надела. Бабушка явно говорит это на зло.
Алехандро Фрейтас, тем временем, встал на ноги. Роксана же сидела на коленях у алтаря.
