Текст книги "Война сердец (СИ)"

Автор книги: Darina Naar

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 99 страниц)

[1] Пейнета – гребень, который носили женщины в Испании и странах Латинской Америки. Изготавливалась из слоновой кости или черепахового панциря. Размер исторической пейнеты – обязательная высота в 20 сантиметров. Цвет – чёрный или коричневый (для замужних женщин), белый или кремовый (для незамужних). Носили её строго по центру головы – никаких «налево», особенно для замужних, не допускалось даже в такой мелочи, как закалывание гребня.

====== Глава 12. Кипяток ======

Эстелла обошла особняк кругом, решив зайти в него также, как выходила, – через кухню. Может, там она встретит прислугу или бабушку и они помогут ей придумать какое-то оправдание? Только бы всё получилось! Только бы на кухне оказались Либертад или бабушка Берта. Надежда безумная. Скандала избежать нереально, но вдруг ей повезёт? Если она войдёт в главный вход и сразу напорется на Роксану, нервы её не выдержат, и она выскажет матери в лицо всё, что услышала утром. Нельзя этого допустить! Да и на кого она сейчас похожа: растрёпанная, с розой в волосах и блеском в глазах, с ещё не остывшими на губах поцелуями Данте. У неё на лице явно написано, где она была и что делала.

Эстелла, вытащив из причёски розу, воткнула её в корсаж. На цыпочках прокралась на чёрную лестницу. Отворила дверь в кухню. Внутри горели свечи. На огне подпрыгивали чугунные котелки. Бабушка Берта, Урсула и Лупита сидели за столом и пили чай. – Ах, дорогая, вот и ты! – воскликнула Берта. – А я уж начала волноваться. Сейчас только не хватает, чтоб и с тобой чего-нибудь приключилось. Ты ходила на вечернюю мессу? – Да, бабушка. А потом... потом решила прогуляться пешком, засмотрелась на экипажи... Ночью город такой красивый, – сочиняла Эстелла на ходу. – Ну, слава богу, ты воротилась! Да мы так и подумали, что ты пешком идёшь. – И мама? – Какая мама? Ах, твоя мама, ну да. Мы все решили, что ты на мессе. Куда же ты ещё могла пойти? Кроме тебя туда никто сегодня и не ходил. Хорхелина застукала Эстебана с Либертад, представь себе, дорогая, – смаковала подробности бабушка. – Её аж перекосило всю с расстройства. У ней рот съехал на бок. И теперь она стала ещё страшнее, чем моя жизнь. Лекарь вот приходил, сказал что это нервное. Лупита и Урсула хором прыснули со смеху. Эстелла не верила своим ушам. Значит, они даже её не искали? Вот это везение! – Присоединишься к нам? – лукаво спросила Берта, рассматривая взъерошенную внучку. – Заварить тебе чайку? – Нет, бабушка, спасибо. Я пойду к себе, пожалуй. Шла пешком, мозоли натёрла, – наврала Эстелла. – Ну-ну, иди отдыхай, – довольно сказала Берта. У Эстеллы создалось впечатление, что бабушка обо всём догадалась. Да, её не проведёшь! В гостиной, кроме Либертад, вытирающей с мебели пыль, никого не было. Погруженная в свои думы, юную хозяйку она не заметила. Эстелла пошла по лестнице, и вдруг на неё с размаху налетела Хорхелина. – Уйди с дороги, соплячка! Вся в мамашу! – завизжала Хорхелина, грубо отпихнув Эстеллу в сторону. Рот её и вправду был слегка перекошен на бок. Хорхелина унеслась вниз, топая каблуками, как лошадь на скачках. Эстелла, проводив её взглядом, поспешила к себе и вскоре уже принимала ванну с пеной. Судорожно мечущиеся в голове мысли чуть-чуть успокоились, нервная дрожь прекратилась и, вдыхая аромат роз и фиалок, Эстелла погрузилась в состояние неги. Провела пальцами по губам. Данте... Её Данте и безумный, незабываемый день, начавшийся так ужасно и окончившийся так восхитительно. Значит, в книгах пишут правду: любовь есть. Эту любовь она чувствует сейчас каждой клеточкой тела. Поразительно, что находясь в доме Данте, она не натворила глупостей. Просто Данте вёл себя деликатно, но будь он настойчивей, сегодняшнюю ночь она провела бы в его постели. Эстелла вылезла из ванны и остановилась перед большим, до пола, зеркалом, рассматривая себя обнажённой. Тонкая талия, округлая грудь, крутые бёдра. Интересно, Данте счёл бы её красивой, если бы увидел вот такой, совсем беззащитной? По телу Эстеллы побежала дрожь, когда она представила эту картину: вот она стоит перед Данте нагая, он смотрит на неё с желанием, он ласкает её, прижимает к себе, покрывает поцелуями с головы до ног, делает её своей... Боже, и о чём она думает? Набросив ночную рубашку цвета фисташки, Эстелла блаженно вытянулась на кровати. Тёмные, мокрые волосы рассыпались по белым простыням, и девушка погрузилась в дремоту.

В гостиной Либертад вытирала пыль, напевая себе под нос легкомысленную песенку. Когда Хорхелина промчалась мимо и скрылась в направлении кухни, Либертад лишь пожала плечами. Супруга Эстебана никогда не заходила на кухню, уверяя, что в этом «зловонном» месте её хрупкий организм не выдержит ни секундочки. Видимо, Хорхелина совсем с катушек съехала. Или двери перепутала от злости. Либертад не чувствовала себя виноватой, считая, что имеет на Эстебана такие же права, как и Хорхелина.

Раздался топот – это Хорхелина неслась обратно. Либертад и ахнуть не успела, как соперница влетела в гостиную, сшибая стены и дверные косяки. В руках Хорхелина держала дымящийся котёл. – Ну подстилка, ты дождалась! – прохрипела она. – Раз никто в этом доме не принимает меры, я приму свои! Хорхелина с воплем: «Сдохни, мерзавка!» подлетела к Либертад и попыталась вылить на неё содержимое котла. Либертад, вскрикнув, отпихнула её в сторону. Хорхелина наступила каблуком на подол, пошатнулась и вместе с котлом грохнулась на пол. Котёл отлетел в сторону, а всё его содержимое – кипяток – оказалось на Хорхелине. И та истошно заорала. Либертад прикрыла лицо руками. Пальцы у неё были красные – часть кипятка попала и на неё. На крики из кухни прибежали Урсула и Берта, а из кабинета выглянули Эстебан с Арсиеро. – Что случилось? – Эстебан покосился на извивающуюся на полу Хорхелину и подлетел к Либертад. Взяв её обожжённые пальцы в свои, он стал на них дуть. – Она... она... хотела меня убить, – выдавила горничная. Арсиеро поднимал Хорхелину с пола, но та визжала и корчилась. – Сестра, прошу вас, успокойтесь! Объясните что произошло? – Это больная прибежала на кухню, как схватит с огня котёл с кипятком и утащила его, – встряла Берта. – Я, Урсула и Лупита пили чай на кухне, мы втроём – свидетели. – Но я всё равно ничего не понимаю. Почему она вылила кипяток на себя? – спросил Арсиеро. – Я... я... это её толкнула... оттолкнула от себя, – дрожащим голосом промямлила Либертад. – Она хотела меня облить... – Враньё! – прохрипела Хорхелина. – Это она хотела меня обварить. Она видела, что я несу кипяток, и толкнула меня специально. – Это неправда! – всхлипнула Либертад. – Я к ней даже не подходила... она... – Закрой рот, служанка! – на лестнице появилась Роксана. Следом за ней нарисовались Мисолина в васильковом платье и сонная Эстелла, на бегу запахивающая пеньюар. – Что здесь случилось? – Эстелла оглядела валяющуюся на полу Хорхелину и рыдающую Либертад. – Не вмешивайся, тебя это не касается! – приказала Роксана. – Значит так, Урсула, отправь посыльного за лекарем для сеньоры Хорхелины, а сама иди в жандармерию! – Но дорогая, зачем? – не понял Арсиеро. – Что здесь непонятного? – властно отозвалась Роксана. – Твою сестру обварили кипятком, её надо лечить. А ту, что это сделала, – в тюрьму. – Но я этого не делала! – в отчаянье выкрикнула Либертад. – А я видела, – холодно сказала Роксана. – Так что закрой рот, служанка. Твоё место в тюрьме. Эстелла от возмущения не смогла выдавить ни звука, хотя и жаждала вмешаться. Эстебан и Берта увели Либертад на кухню. Эстелла ушла следом за ними. Урсула побежала в жандармерию. Арсиеро, подняв Хорхелину на руки, потащил её наверх. Роксана и Мисолина остались в гостиной вдвоём. Поправив причёску, Роксана прошлась туда-сюда, цокая каблучками. – Мама, а что теперь будет? – спросила любопытная Мисолина. – Ничего особенного. Хорхелина останется уродкой, а может и умрёт от ожогов, а служанка пойдёт в тюрьму. Наконец-то наш дом избавится от двух позорных наростов. Всё складывается на удивление замечательно! Мисолина злорадно хмыкнула. Сейчас она как никогда напоминала свою мать. Либертад сидела в кухне, уронив руки на колени. За её спиной стоял дядя Эстебан. Берта что-то варила на огне в небольшом котелке. Как только Эстелла вошла, все трое повернули головы.

Лицо у Либертад опухло от слёз. Дядя Эстебан тоже был взвинчен, у него дрожали губы, хотя он и пытался сохранить внешнее спокойствие.

– Что там, дорогая? – спросила Берта. – Ничего. Урсула ушла за жандармами. Берта вздохнула, продолжая мешать в котле какую-то зелёную кашицу. Эстелла присела рядом с Либертад. Та вся дрожала. – Либертад, не расстраивайся, – утешительно сказала Эстелла. – Это ужасно, я понимаю, ты испугалась, но так ей и надо. – Вот и я говорю, – встряла Берта. – Поделом! А они раньше времени впадают в панику. – Если она умрёт, меня посадят в башню, – прошептала Либертад. – Ну и бред! – возмутилась Берта. – Не не неси чушь, какая ещё башня? Это она хотела тебя облить кипятком, а ты защищалась. За что ж тебя в башню? Либертад разрыдалась. Дядя Эстебан погладил её по плечу. – Не вой, – продолжила Берта, – тебе, считай, повезло. Хоть цела осталась. Вот сейчас сварю мазь и намажем твои пальцы. Они мигом и заживут. – Роксана весь день рвала и метала, – сипло произнёс Эстебан. – Либертад осталась в доме, потому что Роксана по какой-то причине ненавидит Хорхелину неизмеримо больше. – А теперь она хочет отделаться от них обеих, – закончила мысль Берта. – Но мы не позволим. Мы все свидетели. И я, и Урсула, и Лупита, мы здесь сидели и видели, как примчалась Хорхелина и утащила котёл с кипятком. Мы защитим Либертад. – Спасибо, – Либертад головой прижалась к руке дяди Эстебана. Берта, сняв котёл с огня, вывалила в тарелку его содержимое – зелёную вязкую кашицу. – Это мазь из кактуса. Сейчас остудим и помажем твой ожог, – сказала она. – Пока остывает, я сделаю всем матэ. Ночка предстоит долгая. Эстелла опустилась на стул, провела рукой по ещё влажным волосам. Ну и денёк! Вот взяли и вытащили её из постельки, не дали помечтать! Теперь придётся ждать жандармов и утешать Либертад. Знала бы заранее, осталась бы с Данте. Позволила бы ему целовать себя ещё, бесконечно... Нет, она же приличная сеньорита, в конце концов! Она и так чересчур многое знает для своих лет. И всё из-за медицинских книжек, которая она тайком почитывает. Большинство девушек, выходя замуж, не имеют ни малейшего представления о поцелуях и ласках. А она весь вечер только об этом и думает. Совсем свихнулась! Мама упала бы в обморок, если бы могла прочитать её мысли. Вздохнув, Эстелла закрыла глаза, вспоминая Данте. Его голос... его губы... его запах... Она не заметила, что бабушка вот уже несколько минут пристально изучает выражение её лица. В глазах Берты появился хитрый огонёк.

За ночь Данте так и не сомкнул глаз. Его любовь. Его Эстелла. Такая красивая, такая нежная.... Как бы он хотел сжать её в объятиях и всю ночь вдыхать её запах, и целовать, целовать... Хотя они и ровесники, но Данте чувствовал себя неизмеримо старше и опытней, наверное, потому что видел и худшие стороны жизни. А Эстелла совсем девочка. Хрупкий комнатный цветок, не знающий холода и грязи. Её наивное сердечко ещё не испытало боли и ужаса, ещё не принадлежало никому. И Данте, который смертельно устал от распутных женщин, это сводило с ума. Удивительно, но вчера ему даже в голову не пришло увлечь Эстеллу за собой. Всего-то нужно было подняться на три этажа вверх, и она бы осталась с ним до утра. Нет, так нельзя! Он слишком её любит, слишком уважает и боится потерять, чтобы к чему-то принуждать. Всё должно произойти само собой, когда Эстелла сама этого захочет. С утра Данте собирался охотиться на лошадей, но никак не мог стряхнуть с себя сладостную истому. Ему казалось, будто у него дымятся мозги, и позже он понял, что это ощущение реальное: из пальцев валил красный дым, а с кончиков волос сыпались искры. Такое бывало с ним после сильного эмоционального потрясения, от приступа неконтролируемого гнева или от посещения церкви, но от поцелуев с женщиной – никогда. Проведя рукой по лбу, Данте сделал вывод, что у него жар.

Он заставил себя встать с кровати, подошёл к Янгус, ковыряющей банан, и погладил её по грудке. Птица издала звук, похожий на шипение, выражая недовольство тем, что этот безумный, дымящийся и искрящийся субъект не даёт ей спокойно поесть.

– Янгус, миленькая, пожалуйста, отнеси весточку Эстелле, – взмолился Данте. – До вечера я не доживу. Янгус, ну пожалуйста. Янгус, встряхнув крыльями, покосилась на Данте одним глазом и продолжила клевать банан. Чертыхаясь, Данте потратил добрых минут десять на поиски чернил и пера с бумагой в ящиках комода. Вечно всё куда-то девается, когда оно срочно нужно! Взгляд его зацепился за круглую, синего бархата коробочку, лежащую на стопке пергаментных листков. Данте вынул её, бросил на стол, вытащил бумагу и меленьким почерком нацарапал записку: «Эсте, как ты? Я волнуюсь. Люблю. Данте». Через пару мгновений Янгус взмыла в облака, Данте проводил её тоскливым взглядом. Огонь в душе не утихал. Надо встряхнуться, чем-то заняться. Сейчас он дождётся Янгус с ответом и поедет на охоту. Так и время пролетит незаметно, да и не работать он не может. Конечно, деньги у него ещё есть, но однажды они закончатся. А вдруг он захочет пригласить Эстеллу на ужин или, быть может, купит ей подарок? Синяя коробочка, которую Данте извлёк из комода, запрыгала по столу, как кузнечик. Юноша долго колебался, глядя на неё, но открыл. Внутри лежал перстень с изумрудом. Данте и забыл, когда в последний раз он надевал его. По словам Салазара перстень – сильнейший магический артефакт. Он меняет свойства в зависимости от того, на какой палец его надеть. Но живя в семье Гаспара, Данте так и не осмелился это проверить. Никто, даже Клементе, не подозревал о перстне. Но теперь в голову Данте закралось сомнение: а правильно ли он скрыл от Гаспара и Каролины свой волшебный дар? Может быть, если бы они знали в чём дело, они не давили бы на него так жёстко. Хотя вряд-ли набожная и консервативная Каролина восприняла бы его магическую сущность. Решила бы, что в него вселились бесы и потащила бы его к падре Антонио их изгонять. Нет, он был прав. Но раз теперь он свободен, никому ничем не обязан, ему не надо ходить в церковь и перед кем-то отчитываться, он может вновь использовать магию. Данте рассматривал потрясающей красоты перстень, вертя его в руках, но так ни на что и не решился. За пять лет он отвык пользоваться магией. Но магия не такая уж плохая штука. С её помощью можно совершать чудеса, делать красивые вещи, она исполняет желания. Благодаря магии он познакомился с Эстеллой. Да и перстень изменил его жизнь. Интересно, вырос бы он таким, как сейчас, если бы эти пять лет провёл в доме Сильвио? Да и был бы он сейчас жив или его давно бы заморили голодом в каком-нибудь подвале? В тот день он попросил перстень совершить чудо, и через несколько часов приехал Гаспар, и забрал его навсегда. И вот как теперь всё обернулось. Опять он один. Но ведь у него есть перстень, есть магия, она никуда не делась, и он может и сейчас загадать любое желание. Например, помириться с Гаспаром, Каролиной и Клементе. Возможно. Но зачем? И надолго ли? Помирится, а потом всё повторится сначала. Каролина не изменит своим принципам, опять потащит его в церковь и заставит молиться, будет читать нотации и подыскивать ему невесту, а когда он откажется подчиняться, обвинит в неблагодарности и прогонит прочь. Нет уж, второй раз этот удар он не перенесёт. Жестокие слова Каролины засели у Данте в голове. Нет, он не станет навязываться. Может, загадать, чтобы Эстелла пришла к нему и осталась навсегда? Так тоже нечестно. Она должна сама этого захотеть, в конце концов, они любят друг друга и им не нужна магия, чтобы быть вместе. Данте, сунув перстень обратно в коробочку, спрятал его в нижний ящик. Наверное, однажды ему понадобится помощь перстня, но сейчас это лишнее.

====== Глава 13. Мировая бабушка ======

Сегодня Эстелла чувствовала себя разбитой, за ночь так и не отдохнув. Легла спать под утро и проспала от силы часа три. Теперь, непричёсанная и одетая кое-как в платье цвета абрикоса, она сидела в кресле, вертя в ладонях изящное серебряное зеркальце с ручкой и крышкой, инкрустированными изумрудами. И не могла вспомнить, откуда оно взялось. Наверняка купила в столице, но где и когда так и не сообразила. Эстелла вглядывалась в отражение: вид был такой, словно она безмятежно проспала часов двенадцать. Даже удивительно, принимая во внимание, сколько всего произошло накануне. Сначала подслушанный разговор Хорхелины и мамы, после – свидание с Данте, его опьяняющие ласки, и, наконец, история с Либертад, окончания которой она дождалась вчера, в полудрёме лежа на кухонном столе.

Поначалу Хорхелину хотели забрать в госпиталь, но она так вопила, что желает умереть дома, что её оставили в покое. Намазали с ног до головы противоожоговой мазью, забинтовали, и теперь она лежала в кровати, напоминая египетскую мумию, и лишь глазами хлопала. С Либертад дело обстояло куда хуже. Показания трёх свидетельниц в лице бабушки Берты, Урсулы и Лупиты жандармы оставили без внимания. Сквозь бинты Хорхелина рассказала свою версию событий: якобы она гуляла с котлом кипятка по гостиной, никого не трогала, но вдруг, откуда ни возьмись, выскочила Либертад, выхватила у неё котёл и вылила его содержимое ей на голову. Слова Хорхелины подтвердила и Роксана, заявив, что всё видела своими глазами. Так, Либертад забрали в жандармерию, от чего Роксана ликовала, убеждая всех: теперь-то дело служанки – труба, но надо ещё заказать гроб для Хорхелины. Роксана въедливо расспрашивала лекаря о здоровье золовки, но, к её огорчению, тот уверил, что жить Хорхелина будет. Роксана не скрывала разочарования по поводу «некончины» Хорхелины, чем привела Эстеллу в ещё больший ужас. Неужели её мать такое чудовище? Вчера поговорить с бабушкой Эстелле не удалось, и к завтраку сегодня девушка спускаться не желала. Там явно станут обсуждать Либертад, мать будет смаковать подробности, бабушка будет закрывать ей рот, да и любоваться на мрачное лицо дяди Эстебана и злорадное Мисолины Эстелле не хотелось. Дядю она вообще не понимала. Вчера позволил жандармам забрать Либертад, собрал вещички и переселился от Хорхелины в гостевую спальню. А теперь ходит с кислой миной. Неужели все мужчины такие? Эстелла была смертельно разочарована в дяде и напугана мыслями: неужели Данте тоже бросил бы её в беде? Нет, невозможно! Данте смелый. Вон как лихо он спас её от грабителей. Раздался стук в окно. Эстелла лениво поднялась и впустила Янгус в комнату. Данте же говорил, что пришлёт птицу вечером. Вот сумасшедший! Терпение у него отсутствует целиком и полностью. Эстелла улыбнулась, читая записку. Нет, зря она так подумала о нём. Данте не дал бы её в обиду. Ни за что! «Милый Данте, у меня всё отлично. Вчера у нас дома был жуткий скандал, но не из-за меня. Они даже не заметили, что меня не было весь день. Хочу увидеть тебя. Люблю. Твоя Эсте», – вывела Эстелла на другой стороне пергамента, присланного Данте. Отправив Янгус восвояси, Эстелла пришла в себя. Завтрак она уже однозначно пропустила, но надо идти вниз. В конце концов, она должна выяснить: убила ли мама папу или это всё бред Хорхелины? Добрых минут сорок ушло на поиски бабушки. Эстелла обошла пол дома, но Берта словно с воду канула. Зато всюду маячил дядя Эстебан – девушка натыкалась на него раз десять. Ходя из угла в угол, он шлёпал губами и тряс головой, напоминая умалишенного. Эстеллу это дико бесило. Сам виноват, нельзя было позволять забирать Либертад! Бабушку Эстелла обнаружила в библиотеке. Та рылась в огромных томах, сдувая с них пыль, и что-то бормотала себе под нос. – Бабушка, доброе утро. – Добренькое. – Я вас еле отыскала. А что вы делаете? – полюбопытствовала Эстелла. – Ищу кое-что. – Может, я могу помочь?

– Навряд-ли, хотя... – Берта плюхнула на стол здоровенный фолиант, подняв вихрь пыли. – Между прочим, для тебя стараюсь.

– В смысле? – Эстелла повела бровью. – Да вот, боюсь, как бы ты в историю не попала. Вот где ты вчера гуляла, к примеру, м? – Как где? Я же говорила, была на мессе, потом шла пешком, – оправдывалась Эстелла, в глубине души понимая: бабушку не обманешь. – Ну да... С утра до ночи? – Я вас не понимаю, бабушка. – Да брось, дорогая, я ж знаю, что тебя не было целый день. Ты ушла утром и не слышала скандала, который закатила Хорхелинища. Неужто ты не удивилась, что за весь день тебя никто не хватился? – Эмм... – Это я всем сказала, будто у тебя голова болит и ты спишь, а к вечеру сказала, что ты оклемалась и ушла на мессу. Эстелла занервничала, не зная как выкручиваться. – Так где ты была-то? – Дело в том, что я... я... просто гуляла... Я вчера услышала кое-что... – Что же? – Ну, как раз, когда ругались Хорхелина и мама, я спустилась вниз и услышала... в общем, Хорхелина сказала, что... что мама... убила папу. Она угрожала маме, и мама не отрицала и... – Так вот оно что! Теперь ясно, почему Роксана желает смерти этой самке богомола. – Бабушка, это правда? Мама убила папу? – со слезами в голосе спросила Эстелла. Берта немного помолчала, обдумывая варианты ответа. – Чушь, – выдала она наконец. – Не бери в голову. Ты ж знаешь, у Хорхелины с мозгами ку-ку. – Но она сказала, вы тоже думаете, что это мама убила папу. – Чушь! – не моргнув глазом повторила Берта. – Впервые об этом слышу! Эстелла вздохнула с облегчением. – О, боже мой, как хорошо, что я с вами поговорила, бабушка! Я словно сняла груз с плеч. Значит, это неправда! Ох, если бы не Данте... – Эстелла резко умолкла. – Кто? – Это я просто так... – Данте? Кто такой Данте? Имя редкое. – Он и сам редкость, – Эстелла готова была себя побить за длинный язык. Берта захихикала. – Та-ак, теперь всё ясно. Значит, ты была с этим Данте? Я вообще-то так и подумала, что ты нашла себе кавалера. Не зря я тут копаюсь с самого утра. – Не понимаю... Как вы догадались? – Ну, я ж не вчера родилась. Ты пришла лохматая, взволнованная, глаза сияют. Я ж не совсем дура. Это ж псу понятно. Целуется-то он хорошо? – выдала бабушка. Эстелла смутилась. – Да ладно краснеть, можно подумать, я не знаю чего это такое. Я замужем была как-никак и родила троих сыновей. А чего ещё ты с ним делала, ась? – Ничего. – Ничего? Правда? – Правда. Нет, ещё мы ужинали... в трактире. – И всё? – Всё. – Уверена? – Абсолютно. Бабушка, я не понимаю, к чему такой допрос? – А к тому. Чего мы делать-то с тобой будем, ежели ты глупостей натворишь, а? Ляльку нянчить? – Но я... – Ты не думай, я не ханжа. Любовь – прекрасное чувство, но раз уж ты взялась бегать по мальчикам, должна и знать кой-чего. А то будешь потом выть белухой, как твоя мамаша в первую брачную ночь: «я не знаю, я не умею, я не хочу». Эстелла окончательно превратилась в томат. Только этого ей и не хватало! Если бабушка начнёт рассказывать всякие интимные подробности, Эстелла провалится сквозь землю от стыда. – А это всё потому, что никто не удосуживается своим дочерям разъяснять, чего и как они должна делать. Стыдно им, да и падре не велит. Вот и лежат они потом в кровати с мужьями, как мумии. Потому мужья и бегают от них по борделям да кабаре всяким. А вот мой муженёк, царствие ему небесное, ни разу никуда не бегал, потому что был доволен своей женой, – Берта хихикнула. – А те, кто умудряются-таки влюбиться, натворят дел до брака и в подоле приносят. Вот сюрприз для родственников! – Бабушка, я... я... не собиралась...

– Да не выдумывай, все так говорят. Там, где есть поцелуи, там есть и всё остальное. И не гляди на меня так. Я помочь тебе хочу. Кстати, – Берта вновь захихикала, – я ж замуж с пузом вышла. Мы ж долго встречались сначала с моим муженьком, потом поженились, когда я уже ждала Бласито, твоего папеньку, земля ему пухом. Так вот, я это к чему: где-то тут был у меня один рецепт... трава такая, выпьешь и встречайся сколько душеньке угодно. А я родила Бласа, знаешь почему? Забыла, балда, однажды траву выпить, – Берта прикрыла рот рукой, подавляя хохот. – Но я не жалею. Вот сейчас найду, наварю, авось пригодится.

– Но бабушка, я... не собираюсь этого делать. – Да ладно брехать! Сколько лет-то ему хоть? – Семнадцать. – А, ну может ещё ничего. Неопытный. Красивый? – Ага. – Влюбилась поди? – Очень... вы... вы... его знаете, то есть, это Данте – тот мальчик, с которым я встречалась, когда была маленькой. Помните, я даже на простынях с балкона спускалась, бегала к нему на свидание? – Так это он? – у бабушки глаза округлились. – А я и думаю, имя-то знакомое. Как же ты его встретила? – Случайно. – Ну, детская любовь – это уже серьёзно. – Он сказал, что любит меня. Берта покачала головой. – Уложит тебя в кровать, как пить дать! И сама не заметишь, как проснёшься утром в его койке. Точно говорю! Так что раз пришла, давай-ка помогай. Сейчас рецептик откопаем и пойдём варить. Я, конечно, не против правнуков, да только замуж надо бы сначала, и там хоть сто штук рожай. Но до этого – ни-ни, а то твоя мамаша головы нам обеим открутит. Берта, вытащив несколько тяжеленных книжищ, всучила их внучке. Эстелле было стыдно, что бабушка так лихо её разоблачила, но стало и легче. Теперь у неё есть союзница. Возможно, при содействии бабушки, и с Данте встречаться им будет проще. Открыв первую попавшуюся книгу, Эстелла дунула на страницы и долго смотрела, как вихри пылинок кружатся и кружатся в воздухе. Остаток дня прошёл в суете. Эстелла и Берта варили в кухне старинный отвар, состоящий из двадцати компонентов, включающих три горсти ножек мадагаскарских тараканов, чем привели Урсулу в бешенство. – И кто после вас это всё будет мыть? – вопила она. – У меня работы невпроворот, а я ещё должна убирать за вами?! – Ну мы уж как-нибудь сами управимся и с варкой, и с уборкой, – выпятив нижнюю губу съехидничала Берта. – Не безрукие поди. Запах в кухне стоял такой, что щипало в глазах, и Урсула ретировалась, зажимая нос полотенцем. В итоге, после долгих мучений, Берта объявила: вонючая гадость готова, но должна настояться семь суток, и потом её можно пить. Берта, уступив кухню Лупите, увела Эстеллу в свою комнату и тайком поведала ей о некоторых особенностях соблазнения мужчин. Эстелла не знала, как отвертеться, впав в ступор, и превратилась в гранат. Наконец, пришло время ужина, и тут Эстелла едва ли не запрыгала от радости – в гости нагрянули Амарилис и Сантана. Как бы Эстелла не была близка с бабушкой, а она не решалась обсуждать с ней многое. Но Сантане можно рассказать обо всём. В последний раз Эстелла видела подругу, когда та была ещё юной девочкой, поэтому перемены, произошедшие в ней, Эстеллу изумили. За пять лет из неказистого лягушонка Сантана превратилась в очаровательную особу с тёмными локонами и круглыми карими глазами. И даже несколько большеватый рот не портил её. Впервые за последние дни за столом царила весёлая атмосфера (настроения не было лишь у дяди Эстебана и Мисолины). По окончании ужина всё семейство оккупировало гостиную. Арсиеро читал газету, Эстебан стакан за стаканом глушил виски, Роксана и Амарилис перемывали кости всей округе. Бабушка Берта носилась туда-сюда, беседуя с кактусами и называя их по именам: Ёжик, Кнопка, Тазик, Козлик, Червячок, Кувшинка, Пирожок. А любимый бабушкин кактус – огромный, головастый, цветом напоминающий перезревшую сливу, носил ещё более горделивое имечко – Синяк.

Мисолина вышивала на носовом платке гроздья винограда. До этого она украсила полотенце огромной безобразной розой, от чего пыжилась уже целую неделю, возомнив себя чуть ли не профессиональной вышивальщицей.

Эстелла и Сантана, чинно сидя на канапе, тянули из крошечных чашечек чай, но вскоре сие занятие им наскучило, и Эстелла незаметно увела подругу наверх. – Санти, дорогая, наконец-то мы увиделись! Мне надо столько тебе рассказать! – щебетала Эстелла. – Я тоже счастлива тебя увидеть. Эсти, у тебя что-то случилось? – Ой, ещё как! Но почему ты так долго не приходила? Я ведь приехала уже давно! – О, мы с тётей Амарилис и дядей Норберто отдыхали в Испании. Даже не представляешь, какая там красота! Барселона – город-мечта. Её дворцы... площадь Рамбла... Болтовня заняла много времени. Сантана рассказывала о Барселоне, показывала новые наряды, туфли, шляпки, хвасталась пейнетой из слоновой кости. Эстелла не произносила ни слова, ожидая, когда утихнет поток восторженных слов. – С тобой всё-таки что-то случилось, – переключилась Сантана. – Ты какая-то притихшая. – Так и есть. Представляешь, когда я ехала домой, на меня напали грабители. Сантана ахнула, прикрыв рот руками. – Какой ужас! Они тебя не покалечили? – Нет, меня спас один человек. – О... О! Человек? Кто он? Мужчина? – Сантана навострила уши. – Ага. – Молодой? – Ага. – И красивый! – убеждённо воскликнула Сантана. – Очень! – Ах, ничего себе приключение, прямо как в книгах! – Не говори глупостей, знаешь, как я испугалась? Чуть не умерла. – Представляю. Но ведь тебя спасли! Только не говори, что твой спаситель что-то потребовал взамен. – Ой, ну что ты несёшь, конечно нет! Санти, ты начиталась бульварных романов. Знаешь, кто это оказался? – Неужели сынок вице-короля? Ну, или какой-нибудь маркиз по меньшей мере. Или нет, пират-контрабандист, прибывший на своём корабле накануне вечером. Он увидел тебя и тут же пал, сражённый стрелами амура, – Сантана захихикала. – Какой пошлый бред! – надулась Эстелла. – Ну тебя! Я же серьёзно говорю, а ты несёшь всякую чушь. Это был Данте. – Данте... Данте... – Сантана закатила глаза, припоминая, где она слышала это имя. – Что-то знакомое... Что за Данте? – Ну, помнишь, когда мы были маленькие, я дружила с одним мальчиком? И я его приводила к нам в гости. – Это который такой лохматый и похожий на куклу? Помню! Он ещё в тот раз запустил в Мисолину мороженым, я чуть не лопнула от смеха. Ты хочешь сказать, ЭТО ОН тебя спас? – Сантана чуть ли не прыгала от переизбытка эмоций. – Ага, он самый. Причём, я сначала его и не узнала. – Ну ничего себе! А что было дальше? – Ничего. Проводил домой. А вчера... вчера мы опять встречались. – И? – Он признался мне в любви! – Да ладно! Так и сказал? – Угу. «Я тебя люблю» – так и сказал. И поцеловал, – Эстелла блаженно обняла себя за плечи. – В губы? – Ага. – Обалдеть! А я ещё ни разу не целовалась с мужчиной, – вздохнула Сантана. – Это всё из-за тёти Амарилис. Ни на шаг меня от себя не отпускает. Такая вредная! Ну, и как оно? – Что? – Поцелуй. – Это... это было так чудесно, как в сказке, до головокружения... Такого я ещё не испытывала. – Везёт тебе, – задумчиво сказала Сантана. – Эсти, а ты-то сама тоже в него влюблена? – Сантана легонько пихнула Эстеллу и та, давясь от хохота, упала спиной на кровать. – Не знаю... Он такой, такой... такой потрясающий! Красивый, милый, ласковый... Самый-самый лучший! – А его прикосновения тебе нравятся? – любопытничала Сантана. – Ммм... да... Очень! У него пальцы такие нежные, и волосы мягкие... А глаза такие... красивые...