Текст книги "Война сердец (СИ)"
Автор книги: Darina Naar
сообщить о нарушении
Текущая страница: 84 (всего у книги 99 страниц)
На Бульваре Путешественников продавалось несколько лавочек, и Эстелла облюбовала одну из них. Это была разорившаяся кондитерская в самом центре бульвара. Эстелла ходила, ходила вокруг неё, всё больше влюбляясь в её расположение и представляя, как будет восседать внутри в чёрном платье с белоснежной манишкой и с лорнетом в руках. Эта мысль наполняла её гордостью. В конце концов, она сказала о лавочке Маурисио и они вдвоём отправились её смотреть.
От увиденного Эстелла пришла в восторг, и в тот же день сделка с продавцом была заключена.
И начался ремонт. Стены личного кабинета Эстеллы, где она могла отдохнуть, переодеться или поесть, отделали белым бархатом. Приёмная, где в ожидании своей очереди сидели пациенты, была обита розовым деревом и бамбуком и напоминала уютную террасу на какой-нибудь эстансии. Кабинет для осмотра отделали строже: стены из белого камня и чёрная мебель должны были настраивать на серьезный лад всякого, сюда входящего. Снаружи бывшую кондитерскую обложили бело-сероватым мрамором и над дверью приколотили золочёную надпись: «Лечебница для домашних животных».
Эстелла была так счастлива, что буквально парила над землёй. Всюду бегала, напевала песенки, забыв обо всех неприятностях. Её мечта сбылась! Ей так нравился её кабинет, нравилось как он выглядит, и она не сразу сообразила, что окна его выходят прямиком на гостиницу «Маска». Окончательно это дошло Эстеллы, когда Сантана, что теперь рекламировала её лечебницу всем знакомым, явилась к ней с новостями.
Денёк был ветреный. Деревья качались за окнами, и ветви их грозились разбить окно в кабинете осмотров. Только что Эстелла любезно распрощалась с клиенткой, перебинтовав лапку её кошке, и теперь сидела в кресле, потягивая чай и листая журнал.
С шумом распахнулась дверь. В неё влетела Сантана. Миновала приёмную и вихрем ворвалась в кабинет. Развязав ленты чепца под подбородком, плюхнулась в кресло. Перевела дух.
– Что случилось, дорогая? – удивилась Эстелла, откладывая журнал.
Она давно заметила: с Сантаной что-то происходит. Ещё со времени бала-маскарада она то смеялась без причины, то грустила, то будто засыпала на ходу.
– Вообще у меня несколько новостей, – вздохнула Сантана, перебирая складки своей васильковой юбки.
– Ну так рассказывай, не тяни лошадь за хвост, – поторопила Эстелла.
– Ну, во-первых, ты знаешь, что твой Данте... ну ты же его помнишь, вот, он живёт тут, напротив, в «Маске».
– Угу, – кивнула Эстелла мрачно. – Ты его видела?
– Ну-у-у, как-то раз видела, когда была там по делу. Он такой, такой странный был, – стянув чепец в головы, Сантана бухнула его на колени.
Эстелла скрыла трепет под маской равнодушия. Ей удалось обмануть Сантану, но не своё сердце. Имя Данте ещё причиняло ей боль, вызывало дрожь и волнение.
– Мне сказали, что он чуть не умер от пневмонии, а теперь не разговаривает, как онемел.
– Кто сказал? – Эстелла проглотила комок в горле. В ночь маскарада она оставила Данте под проливным дождём, немудрено что он подхватил пневмонию. – Зачем ты ходила в «Маску», Санти? Что у тебя там за дела?
– Это ты уже перешла к другой новости, – хихикнула Сантана краснея. – Я хотела тебе рассказать уже давно, но боялась твоей реакции, потому что знаю, ты будешь против.
– Не поняла.
– Я встречаюсь с Клементе! – выпалила Сантана.
– ЧТО?
– Ага, – она покраснела сильнее. – О Данте он мне и рассказал. Он тоже сейчас живёт в «Маске». Они переехали в город вместе с отцом, когда узнали о смерти их матери. Она умерла в Жёлтом доме, бедняжка, представь себе.
Эстелла побелела. Каролина умерла... Данте ей об этом говорил, но он сказал, что сам её убил. Неужели это правда?
– А от чего она умерла?
– Ну-у-у, вроде как у неё сердце остановилось, – пояснила Сантана. – Она же того, свихнулась, ей мерещилось, что это Клементе виноват в смерти его брата-близнеца Энрике, который утонул в реке ещё в детстве. Короче, Клем и его отец отправили её в Жёлтый дом, а там её пичкали лекарствами, вот, видимо, сердце и не выдержало.
Эстелла налила себе воды из графина, выпила её залпом и перевела дух. Значит, об убийстве речи нет. Значит, всё это плод больного воображения Данте.
– Но, Санти, когда ты успела? Где ты встретила Клементе?
– Это было на маскараде, – улыбнулась Сантана. – Помнишь, я танцевала с мужчиной в костюме пирата?
– Ну да, помню.
– Так вот, когда в полночь все сняли маски, это оказался Клементе. Мы и до этого с ним хорошо общались, а как узнали друг друга на балу, уже и не расстаёмся, – и Сантана прикрыла лицо пёстрым веером, напоминающим бабочку-павлиноглазку.
– Но, Санти, не ты ли мне говорила, что не любишь мужчин, а любишь девушек? – искренне изумилась Эстелла.
– Ну да, говорила, было дело. Я тогда так и думала. А потом, помнишь, я тебе говорила, что Клем – единственный мужчина, который вызывает у меня симпатию?
– Угу. И между вами уже что-то было?
– Ну да, – Сантана окончательно превратилась в томат.
– И как далеко всё зашло? – любопытничала Эстелла.
– Ну... мы целовались... и не только, – Сантана спрятала пылающее лицо в ладонях, а затем расхохоталась. – Ах, подружка, я, кажется, влюбилась!
– Да ладно? – Эстелла ушам своим не верила. – Ты хочешь сказать, что тебе понравилось с мужчиной?
– Ага. Получается, ты была права, когда говорила, что я не люблю мужчин, потому что ещё не встретила своего человека. А теперь вот встретила.
– Санти, но это уже не шутки, – серьёзно сказала Эстелла. – Ты же знаешь, что Клементе – мужчина с прошлым. И с не очень хорошим. Он вдовец, с ребёнком на руках, а ты ни разу не была замужем.
– Это я знаю.
– И ты знаешь, что его жена умерла во время родов, я тебе рассказывала эту историю, – Эстелле не давала покоя судьба Пии и она считала: именно Клементе виноват в её смерти. – Он убил свою жену, Санти.
– Нет, не говори так, – запротестовала Сантана.
– И раньше говорила, и сейчас буду говорить, – стояла на своём Эстелла. – Клементе убил Пию, это было осознанное решение, это был его выбор. Когда акушер спросил, кому сохранять жизнь: матери или ребёнку, Клементе подписал Пии смертный приговор. Понимаешь, он не считал её за человека, он поставил жизнь взрослой, красивой и неглупой женщины, уже состоявшейся как личность, ниже жизни ещё нерождённого ребёнка. И никто меня не убедит в обратном! – сверкнула глазами Эстелла. – Он угробил Пию, а она могла бы ещё жить да жить. А потом угробил и свою любовницу. Да, Лус умерла от чумы, но она заболела, когда вернулась из «Лас Бестиас» в город. Сбежала от этого дурака, потому что он ни в грош её не ставил. Он считает всех женщин вторым сортом. Санти, я не хочу, чтобы ты закончила также, как эти две женщины, пойми меня правильно, – подытожила Эстелла.
– Это всё глупость, – недоверчиво хмыкнула Сантана. – И не тебе, Эсти, читать мне мораль. Ты тоже натворила много чего со своим Данте. Я уже взрослая и сама решу с кем связать жизнь. А уж с характером Клементе я поборюсь. Если я увижу такие поползновения в свой адрес, он получит в глаз, – объявила Сантана. – Только пусть попробует проявить ко мне неуважение. В конце концов, во мне течёт не какая-нибудь плебейская кровь, мои родители были аристократы.
Эстелла поняла, что Сантану она не переубедит, и не стала спорить. Это её жизнь и у неё есть право совершать ошибки.
– Я боюсь только одного, – сказала Сантана, уже стоя в дверях. – Я боюсь, с Клемом произойдёт что-то плохое.
– Это ещё почему? – удивилась Эстелла.
– Тётя Амарилис не хочет, чтобы я выходила замуж. Не хочет от слова совсем.
– Но почему?
– Она говорит, что с любым мужчиной, который на мне женится, произойдёт несчастье. Помнишь Луиса? Он ведь умер прямо на свадьбе, ещё не успев стать моим мужем. А Ноэль Марвилья, сын Констансы Марвилья, с которым я встречалась три месяца назад, упал с крыши, когда полез туда прочищать трубу. Он остался жив, но хромает на одну ногу, представь себе. А Диего вообще убили, хотя я с ним и не встречалась. Поэтому я боюсь, что с Клементе произойдёт нечто подобное, – Сантана тяжко вздохнула.
– Ну что ты, Санти, не накручивай себя, – подбодрила её Эстелла. – Всё это совпадения. Уверена, твоя тётка специально внушает тебе, что ты чёрная вдова, чтобы держать в своей власти. Знаешь, мне не нравится твой выбор, потому что я не могу простить Клему того, что он сделал с Пией, но это мои проблемы. Если ты считаешь, что этот человек – твоё счастье, борись за него. И наплюй на всех.
На прощание подруги обнялись, и Сантана ушла. Эстелла, стоя на пороге, смотрела, как Сантана пересекает улицу и исчезает за углом. Потом машинально взглянула на окна «Маски». Данте... Образ красивого гаучо в шляпе, что гарцевал на длинноногом Алмазе, невольно встал перед глазами. Сегодняшнего Данте Эстелла воспринимать отказывалась. У неё пошёл какой-то внутренний протест по отношению к человеку, которого она увидела в день маскарада. Она любит того, прежнего Данте, а этот чужой для неё. И точка.
====== Глава 41. Торжество ненависти ======
Но к вечеру Эстеллой овладела хандра. Всё чаще она смотрела на окна «Маски», угадывая, за которым из них Данте. Прижимаясь щекой к обручальному кольцу, она чувствовала его тепло, вспоминала голос Данте, его поцелуи, ночи, что они проводили вместе. Разве может кто-то сравниться с ним? Нет. Нет такого мужчины, которого она любила бы сильнее, чем Данте. Как бы она хотела его вернуть, её милого, родного мага! Неужели он так изменился? В тот день, на балу, она была пьяна и воспринимала ситуацию неадекватно. Как она может любить прежнего Данте и не любить нынешнего, ведь это один и тот же человек? Она сама себя накрутила. Надо ещё раз увидеть его, чтобы убедиться в справедливости или несправедливости своих выводов.
Еле дожив до пяти вечера, Эстелла выпроводила клиентку, что притащила лесного ёжика.
– Я нашла его у своих ворот, – посетовала дамочка, немолодая и богато разодетая в бархатное коричневое платье с огромным, уже вышедшим из моды кринолином. – Я не знаю что с ним делать. Должно быть, он заблудился.
– Поите его молоком, а, как подрастёт, отпустите в лес, – посоветовала Эстелла.
Накинув шаль и шляпку, она закрыла дверь в лечебницу, пересекла мостовую и вошла в «Маску». Сеньор Нестор был радушен как всегда. Предложив Эстелле чаю, он спросил, как она поживает. Но Эстелла и рта открыть не успела, как в дверях возникли Гаспар и Клементе.
Гаспар выглядел заметно постаревшим, болезненным, с мешками под глазами – так на него повлияла смерть Каролины. Клем, хмурый, с опущенной головой, напоминал отслужившего свой век мула.
«Интересно, он влюблён в Сантану или просто развлекается с ней?» – мелькнула у Эстеллы мысль. Она вспомнила Данте в дни их первых свиданий – глаза у него сияли, как рождественские огни. Клем же на влюблённого похож мало, хотя... любовь каждый чувствует по-своему.
Гаспар и Клементе при виде Эстеллы замерли.
– Эстелла! Какими судьбами? – воскликнул Гаспар. Он приблизился, пожал ей руку.
– Я... узнала, что вы здесь. Мне Сантана рассказала, и я пришла вас навестить, – сочинила на ходу Эстелла.
– А я думал, ты пришла к Данте, – съязвил Клементе.
– Между нами давно всё кончено.
– Это ты так считаешь, а вот Данте, похоже, этого так и не понял. Сантана же наверняка тебе рассказала, что он болен. Я даже подозреваю, кто в этом виноват. По-моему, у некоторых нет совести, – тон Клементе звучал хамовато-вызывающе, и Эстелле захотелось его пнуть. Он ничего не знает о её чувствах и не смеет её упрекать. На себя бы посмотрел!
– Не тебе меня судить и не тебе говорить о совести, – отрезала Эстелла высокомерно. – Я не забыла, как ты убил Пию, и учти, я буду за тобой следить. Только попробуй обидеть мою подругу.
Клементе пробухтел что-то невнятное. Гаспар утихомирил его, положив руку ему на плечо.
– Я хочу увидеть Данте, – сказала Эстелла.
Все втроём забрались наверх. Гаспар и Клем пояснили, что живут на третьем этаже, а Данте на четвёртом, в номере 414. Тот самый номер, их любовное гнёздышко! Сердечко Эстеллы трепыхалось, как крылья горящего в пламени мотылька.
– А что случилось с Данте? – спросила она у Гаспара, когда Клементе покинул их на лестнице. Он был зол на Эстеллу, считая: это она виновата в недуге Данте, да и не хотел слушать обвинения в смерти Пии.
– Сначала у него была пневмония, – Гаспар поднялся на площадку четвёртого этажа, увлекая Эстеллу за собой. – Мы думали, что он умрёт. У него был страшный жар, кашель и он бредил, кричал как умалишённый. Сеньор Нестор сказал, что Данте подхватил болезнь в тот день, когда был жуткий ливень. Он пришёл весь мокрый и к утру слёг. Потом болезнь отступила, но Данте всё ещё не в себе, Эстелла. Он ни с кем не разговаривает. Лежит и смотрит в одну точку. Сидит и смотрит в одну точку. Не знаю что с ним делать, – Гаспар тяжко вздохнул. – Попробуй с ним поговорить. Может, у тебя что-то выйдет.
Они дошли до двери с номером 414, и Гаспар спустился вниз, чтобы не мешать. Эстелла повернула ручку.
Значит, Данте по-прежнему живёт здесь. У Эстеллы в груди защемило. Обстановка всё та же: диванчик, камин, синий ковёр с длинным ворсом. Данте в гостиной не было, и Эстелла прошла в спальню.
Он лежал в кровати лицом вниз. Волосы чёрными змеями струились по его обнажённой спине. Опустив одну руку, Данте водил пальцем по полу, рисуя на нём узоры. Коготь его, длинный, серебристый, мерцал, выпуская струйки света.
– Данте, – позвала Эстелла шёпотом.
Он не ответил и не повернулся. Коготь продолжал разрисовывать пол сияющим орнаментом, и Эстелла вспомнила их первую встречу. Одинокий мальчик с печальными сапфировыми глазами запал ей душу за секунду. Минуло одиннадцать лет. Столько всего произошло. Она испытала и огромное, как небеса, счастье, и глубокое, как океан, горе, но любовь к тому мальчику, любовь с запахом мяты и роз, ещё живёт в ней.
– Данте...
Ноль реакции. Сев на кровать, Эстелла легонько потянула юношу за волосы. Бесполезно. Она придвинулась ещё ближе, погладила Данте по спине, по затылку – это действо всегда и безотказно сводило его с ума. Он шевельнулся. Подставил голову, выгибаясь как кот. Эстелла некоторое время перебирала мягкие волосы, пропуская их меж пальцев. И Данте вдруг прижался к ней, уложив голову на её ключицу, как делал маленький рыжий лисёнок по кличке Мио.
– Данте, ты меня узнаёшь? – спросила она осторожно.
– Эсте... – пробормотал он, тычась носом ей в шею. – Эсте...
– Я пришла, потому что Сантана мне сказала, что ты заболел, – объяснила она.
– Не уходи... не уходи... Ты мне нужна... пожалуйста... голоса... голоса, – рыча, Данте прижался лбом к эстеллиному плечу. – Не уходи...
– Данте, ну что ты ведёшь себя как ребёнок? Мы с тобой уже взрослые, нам не по шестнадцать лет, – Эстелла пыталась его как-то встряхнуть, может быть, и разозлить, но Данте мало осознавал реальность.
Он поднял на неё глаза – синие-синие и абсолютно неземные. В них мелькнула мука.
– Голоса... голоса... останься со мной, когда ты со мной, они уходят...
– Какие голоса, я не понимаю тебя, Данте?
– Останься со мной, ты мне нужна... – повторял он одно и то же.
– Для чего я тебе нужна, объясни мне? – взбеленилась Эстелла, припомнив его поведение на маскараде. – Два месяца назад, когда я, как идиотка, побежала за тобой, ты говорил другое. Ты меня прогнал, сказал, что не хочешь быть со мной. А теперь чего тебе надо? Ты хочешь, чтобы я с тобой нянчилась, спасая от каких-то голосов? Но мне надоели твои вопли, капризы, безумства. Я устала, Данте. За эти два месяца многое изменилось, я переосмыслила свою жизнь и сделала выводы, – голос Эстеллы зазвучал властно и безжалостно, как у человека, что вдруг познал истину, недоступную простым смертным. На лице Данте отразился испуг.
– Два месяца назад... я не помню, что было вчера, а ты хочешь, чтобы я помнил, что было два месяца назад, – шепнул он потирая виски. – У меня что-то с головой... Всё как в тумане. Не бросай меня, Эсте. Я знаю, что со мной тяжело, что я тебя замучил, но я тебя люблю.
Во взоре его мелькнула мольба, но Эстеллу это не отрезвило – в неё вдруг вселился маленький чёртик. Откуда он взялся, она сама не понимала, ведь она пришла не ссориться с Данте и не упрекать его, а убедиться в правильности своих выводов. Убедилась. Он правда не в себе, и у Эстеллы эта обманутая надежда вызвала гнев.
– Ну что за детство, в самом деле?! С головой у тебя что-то? Ты только сейчас это понял? Да ты с ней с рождения не дружишь, но раньше тебе это не мешало. Знаешь, Данте, ты не мужчина, ты сопливый мальчик. А мне нужен мужчина. Прекрати на меня смотреть, как побитая собака, меня это раздражает! Лучше бы я не приходила сюда.
– Эсте... я тебя люблю...
– Я тебя тоже любила, Данте, любила до безумия. Ты сам всё убил. Но я любила и люблю того Данте, который однажды спас меня от грабителей. Того, который носил меня на руках. С ним я чувствовала себя не просто счастливой, а сильной и защищённой. А сейчас ты другой. Ты хочешь, чтобы я с тобой нянчилась и спасала тебя от плодов твоего больного воображения. Таким ты мне не нужен.
– Это не так, это неправда, – промямлил он ошарашенно. – Я всё такой же, всё тот же Данте, и я тебя люблю. Просто сейчас мне плохо...
– А мне по-твоему хорошо?
– Получается, что твоя любовь однобокая, – шепнул он сипло. – Ты любишь меня, когда со мной всё в порядке. Но в самый тяжёлый момент я остаюсь один, и уже не в первый раз.
– Понимай как знаешь, – пожала Эстелла плечами. – Я не статуя, я человек. Любому терпению приходит конец. Вот он пришёл и у меня. Тем более сейчас я иначе взглянула на Маурисио. Рядом с ним я чувствую себя женщиной. А рядом с тобой я чувствую себя нянькой маленького ребёнка. Улавливаешь разницу?
– Ты свободна, – еле слышно проговорил Данте.
– Что?
– Ты свободна, – повторил он безэмоционально. – Уходи и забудь сюда дорогу. Больше никогда не возвращайся.
После этих слов между ними выросла стена. Эстелла мигом ощутила холодность. Данте сидел на краю кровати, прямой как палка и с окаменевшим лицом. Эстелла разумом понимала, что ведёт себя жестоко и глупо. Данте и правда болен, и он в этом не виноват. Но усталость перекрыла и любовь, и даже жалость. Это было сродни тому чувству, что она испытала при виде умирающих чумных – желание сбежать, спрятаться, не видеть их, не слышать их, избавиться от них, как от надоедливого груза, что нарушает её покой.
И Эстелла развернулась и вышла из номера. Он даже не встал, чтобы её проводить. Что за хамство, она дама, в конце концов! Вне себя от возмущения Эстелла долбанула дверью. А Данте повалился на кровать. Уставился в потолок. Воздуха не осталось. Как и слёз. Глаза были сухи, будто в них натолкали песка. Вот и всё. Она ушла, хотя он умолял её остаться. Она ещё могла бы вытащить его из адского болота, куда он погружался всё глубже, не справляясь с собственным сознанием. Рядом с Эстеллой Данте ощущал себя живым. А она не услышала его. Ушла. Устала. В чём-то она права. Но своим уходом она подписала ему приговор.
– Твоя взяла, – шепнул Данте в никуда. – Ты победил, Салазар. Я больше не хочу видеть реальность этого мира. Никогда.
Сутки Данте пролежал в кровати, не реагируя ни на сердобольные попытки Гаспара привести его в чувства, ни на агрессивные вопли Клема, коего раздражало состояние Данте. Но у юноши не было ни слёз, ни эмоций, ни даже обиды – только желание, чтобы от него отстали. Он не ел, не спал и не разговаривал.
Но к вечеру следующего дня, когда Гаспар и Клем, сидя в холле, распивали глинтвейн с сеньором Нестором, Данте вдруг спустился по лестнице.
– Данте, тебе уже лучше? – заботливо поинтересовался Гаспар.
– Разумеется, – ответил Данте сквозь зубы. Антрацитовые глаза сверкнули, молниями рассекая воздух.
Клем с изумлением разглядывал шёлковую рубашку, сапоги из кожи змеи и длинный чёрный плащ на плечах Данте. Юноша напоминал сейчас фарфоровую куклу, красивую и мёртвую; с чуть влажных волос стекала вода.
– Данте, ты куда-то собрался? – полюбопытствовал Гаспар.
– Да. Пойду развлекаться, надоело сидеть взаперти, – объявил Данте, с наслаждением созерцая всё растущее изумление на лицах. – Кстати, мы можем пойти и все втроём.
– Ох, это было бы замечательно! – обрадовался Гаспар, отодвигая пустую кружку из-под глинтвейна. – Я бы с удовольствием куда-нибудь пошёл, но я плохо знаю город.
– Ну так пойдёмте.
– Я вижу, тебе и правда лучше. Ты в своём репертуаре, – скривился Клем. – И куда же ты хочешь нас повести?
– Ну, можно пойти в казино, можно в кафешантан, можно в бордель, – Данте уставился на Клементе. В глазах его мелькнули насмешка и холодная ярость. Клем тотчас отвернулся, сообразив, что болезнь Данте ушла в другую крайность. Но он по-прежнему не в себе.
– Нет-нет, только не в бордель! – запротестовал Гаспар, размахивая руками как крыльями.
– Дядя Гаспар, вот только не надо прикидываться святошей! – фыркнул Данте. – Все мужчины хоть раз в жизни посещали бордель.
– Я нет.
– Ну тогда вам надо идти в монастырь. Поражаюсь, как это вы сумели сделать Клема, если одно упоминание о борделе вызывает в вас ужас, – насмехался Данте. Он прошёлся по холлу; хвост шёлкового плаща волочился следом за ним.
– Данте, не будь вульгарным, – оборвал его Гаспар. – Мы ведь с Клемом в трауре, так что давайте выберем заведение поприличней.
– А почему бы вам не пойти в театр? – посоветовал сеньор Нестор. Внимательно слушая беседу, он разглядывал Данте через лорнет.
– В театр?! – Данте, Гаспар и Клементе переглянулись.
– Да, там нынче идёт модное представление в духе тех, что бывают в кафешантанах. Оно начинается часов в десять вечера. Сегодня вы ещё успеете, – сеньор Нестор потёр ручки. – О, я был недавно! Сходите, это стоит того, чудесное зрелище, красивые женщины в перьях танцуют, поют, качаются на качелях под самым потолком.
– А это прекрасная мысль, сеньор Нестор! – одобрил Гаспар. – Давайте пойдём в театр, я всегда мечтал там побывать.
Клементе что-то недовольно пробубнил, но Данте встал на сторону Гаспара и сеньора Нестора.
– Если будет скучно, всегда можно уйти, – сказал он, и это решило дело.
Через час трое мужчин уже входили в театр – здание с облупившейся штукатуркой и каменными ангелочками над входом, что окружали Минерву – древнеримскую покровительницу искусств.
Они купили билеты в центральную боковую ложу, откуда сцена была видна превосходно. Представление началось с задержкой в пятнадцать минут. Клема это взбесило так, что он хотел встать и уйти.
– Может, ты уймёшься? – одёрнул его Данте. – Мы пришли развлекаться, а не портить друг другу настроение. Чего ты такой нервный?
– Да потому что меня это всё достало! Ненавижу эту проклятую жизнь, так и хочется удавиться! – в сердцах выпалил Клем.
– С чего это вдруг? – скривился Данте. – У тебя вроде как новая любовь с этой, как её, Сантаной, подружкой моей бывшей черноглазой красавицы.
Клем неопределённо махнул рукой, а Гаспар, разинув рот, осматривал внутреннее убранство зала – красные бархатные кресла и бортики лож, украшенные золотой лепниной.
Наконец, прозвонил третий звонок и занавес открылся.
Безвкусные декорации мигом вызвали у Данте приступ тошноты. Его врождённое чувство эстетики часто страдало от подобного. Задник был красный, пол малиновый, а девицы в ядовито-розовых корсетах и золотых панталонах наводнили всю сцену. К панталонам, в область копчика, были пришиты перья; как хвосты райских птиц, они покачивались в такт музыке.
Толстая девица с одутловатым и ярко разукрашенным лицом начала петь, остальные танцевали вокруг неё, помахивая «хвостами» и выпячивая груди.
Гаспар сидел с выпученными глазами до самого антракта. Клементе крутился, цокал, ёрзал, порываясь уйти, и Данте хотелось его пнуть. Хотя ему тоже было скучно, и он периодически зевал. Лучше бы они пошли в бордель. Когда до антракта оставалось минут пятнадцать, Данте заметил: Клем притих и вперился в сцену. Данте уставился туда. Всё те же девки, теперь в жёлтых костюмах и с искусственными цветами в волосах. Они кружились, выделывая незамысловатые па, а над их головами, на длинных веревках с привязанной к ним доской, парила певица. Одетая в чёрный корсет и малиновые панталоны, она раскачивалась на качелях и скрипела что-то низковатым голосом. Иногда не попадала в такт и выкрикивала слова скороговоркой. Слух Данте сии звуки не воспринял, ему захотелось уши заткнуть пальцами, но наличие рядом людей удержало его от такой выходки. Петь этой мадам противопоказано, лучше бы она не позорилась. Кто ей вообще внушил, что она умеет петь? Небось любовница какого-нибудь богача. Все эти актриски-певички – те же самые потаскушки, хоть и чванятся тем, что они не из борделя. Но именно эта безголосая девка и привлекла внимание Клементе.
Данте засёк, что щёки Клема пылают. Снова перевёл взгляд на девицу на качелях. Ярко-каштановые кудри, боевая раскраска на лице, большая грудь. Данте в бинокль изучил её физиономию. И тут у него тоже раскрылся рот. Это была Лус. Но ведь она умерла от чумы! Убрав бинокль, Данте зажмурился. Может, просто похожа? Бывают же похожие внешне люди. Данте протёр бинокль плащом и вновь направил на девицу. Это по-прежнему была Лус. Может, ему это мерещится? На всякий случай Данте поправил изумрудный перстень на пальце. Но Лус не исчезала.
– Ты видишь то же, что и я? – подал голос Клементе.
– В смысле? – изобразил удивление Данте.
– Это же Лус!
– Я уж решил, что я один это вижу, – облегчённо признался Данте. – Но ведь она умерла. Может, эта девка просто на неё похожа? Тем более в гриме, да издалека.
– Надо посмотреть на неё вблизи, – решил Клементе. – Когда начнётся антракт, мы пойдём за кулисы. Я не успокоюсь, пока с ней не поговорю.
Ждать долго не пришлось. После того, как эта партия артисток удалилась за кулисы, объявили антракт.
– Дядя Гаспар, мы с Клемом пойдём проветримся, не хотите с нами? – сказал Данте, игнорируя косые взгляды Клема.
– Нет, спасибо, – у Гаспара было какое-то виновато-ошарашенное выражение на лице. – Я посижу тут.
– Только не говорите, отец, что вам понравилась эта белиберда, – брезгливо фыркнул Клем.
– Яркое зрелище, но думаю, Каролина этого бы не одобрила, – грустно сказал Гаспар.
Данте закатил глаза, вдруг представив, что было бы Гаспаром и Клемом, если бы они узнали, что это он убил Каролину? И получил огромную долю садистского наслаждения. То ли ещё будет. Конечно, убивать ни Клема, ни Гаспара он не станет, но было бы неплохо, чтобы они ещё пострадали.
– Данте, пойдём на воздух, я умираю от жары, – Клементе нетерпеливо потянул его за рукав, и они вышли из ложи, продираясь сквозь зрителей.
Спустились в центральный холл и, уличив момент, когда никто не смотрит, нырнули в неприметную дверцу за лестницей.
Тут находилась куча девиц в одинаковых костюмах, одинаковом гриме и перьях. Пришлось в наглую подойти к ним и спросить про певицу, что качалась на качелях.
– Эту бездарность зовут Инес, – недовольно буркнула низкорослая актриска в оранжевом костюмчике. – Она, и те, кто был задействован в крайней перед антрактом сцене, в гримерке №38. Это вон там, – ткнула она пальцем вдаль. – Идите прямо по коридору, потом направо и ещё раз направо.
Данте и Клементе поблагодарили собеседницу и, пройдя широкий коридор, заставленный мебелью и поломанными декорациями, дважды повернули направо. Остановились перед тремя дверьми с кривыми, выведенными белой краской номерками: №36, №37, №38. И Клема вдруг обуяла робость.
– Постучи ты, – сказал он.
Данте удержался от смешка и, предупреждающе ударив кулаком в дверь №38, сунул туда нос.
Это была тесная комнатушка, уставленная зеркальными туалетными столиками. Горы нарядов свалены в кучи на полу. Гримёрку заполняли девицы. Одни надевали костюмы и головные уборы, другие наносили на лица белила, третьи пудрили волосы.
– Мне нужна Инес! – громко крикнул Данте. – Пусть она выйдет. К ней поклонник, – и захлопнул дверь, чувствуя, что сейчас чихнёт от запаха пудры и дешёвых духов.
Пресловутая Инес долго ждать себя не заставила. Через минуту появилась в дверях и застыла, узнав посетителей. Данте и Клементе изучили её бледное лицо, красные губы, каштановые волосы, обильно намазанные чем-то блестящим и сладко пахнущим. На позолоченном костюме её в нескольких местах потёрлась парча, но это не мешало его хозяйке строить из себя королеву. Это и правда была Лус.
Первым очухался Данте.
– Вот значит как? – криво усмехнулся он. – Её все похоронили, а она жива-здорова, да ещё и возомнила себя актрисой. Ну и шельма!
– Не надо читать мне морали, красавчик! – оборвала его Лус. – Ты тоже далеко не святой.
Плотнее закрыв дверь за спиной, Лус подтолкнула мужчин в нишу у окна.
– Чего вам надо? Чего пришли-то?
– Увидели тебя из ложи, вот и пришли убедиться, ты или не ты, – пояснил Данте.
– Убедились?
– А то!
– Тогда проваливайте! Я вам ничем не обязана, чего хочу, то и делаю.
– Да мне-то вообще до фонаря, чего ты делаешь, как и где, – зубоскалил Данте. – Это вот его прерогатива за тебя беспокоиться, – он ткнул пальцем в бледного как мел Клементе. – Только я не понимаю, как тебе, шлюха, удалось всех убедить в своей смерти?
– Да очень просто. Донья Нэла договорилась с одним санитаром в госпитале, и он накалякал письмо о том, что якобы я отдала концы. И донья Нэла всем и рассказала об этом. Кто проверять-то будет? Тогда столько народу поумирало, что всем уж было наплевать, где правда, а где враки. А на самом-то деле я сбежала с одним цыганом. Обожаю хороших любовников, знаешь ли. Он меня в театральную труппу и пристроил. Теперь я актриса! – важно объявила Лус, выпячивая грудь колесом.
– Ха, актриса! Шлюха была, шлюхой и осталась! – зло расхохотался Данте. Клем так и молчал, пребывая в глубоком потрясении. – Так, ладно, я пожалуй пойду, – решил Данте. – Разбирайтесь сами.
И он двинулся в обратную сторону. Сзади донеслись вопли:
– Как ты могла такое устроить? Я считал тебя мёртвой, а ты, дрянь, жива оказывается! – кричал Клементе во всё горло.
– Не ори на меня, чего хочу, то и делаю! Иди ты к чёрту! Достал, ей богу, привязался как репей!
– Я тебе этого никогда не прощу!
– Ну и прекрасно! Потрясающе! Не прощай! Проваливай!
Данте ускорил шаг, и крики затихли. Антракт уже закончился, но в ложу возвращаться ему не хотелось. В голову ворвалась жестокая идея – он может отомстить Клементе прямо сейчас. С помощью Лус.
Данте вовремя укрылся за колонной, заметив Клема. Тот не проговорил с Лус и пяти минут, ушёл следом за Данте, злой и весь красный. Видимо, они разругались в пух и прах. Данте проводил Клементе взглядом – тот отправился наверх, в ложу, где всё ещё сидел Гаспар.
