Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-3". Компиляция. Книги 1-29 (СИ)"

Автор книги: Стивен Ридер Дональдсон

– Прощай, Аллегра. Иди прибирайся в доме Эжена.

Она пинает ведро в сторону и громко хлопает за собой дверью. Я слышу ее дробные шаги вниз по лестнице. Она топчет ступени решительно – как маленький Божий тираннозавр.

КОГДА АЛЛЕГРА уходит, я заканчиваю чистку и сборку огнестрельного оружия. Покончив с этим, достаю из-под стола старые газеты и бумажные пакеты и раскладываю их на полу.

Растянутый на всю длину наац – это десять футов[102] острейших зубов, колючек и шипов из Адской стали. Некоторые из них подпружинены и готовы к работе сразу, как только вы берете наац в руку. Другие выпускаются только после приведения в действие специального механизма.

Обычно наац используется как посох или копье, но есть еще один скрытый спусковой крючок, который дезинтегрирует центральный стержень. Внезапно наац становится гибким, как китайская жареная лапша, превращаясь в металлический хлыст, с помощью которого снять шкуру с носорога так же просто, как почистить виноград. Не то чтобы я когда-нибудь обдирал носорогов или чистил виноград, но, думаю, вы уловили смысл.

Я рассказываю так подробно для того, чтобы вы поняли – даже базовая модификация нааца имеет гораздо более изощренную механику, чем всё когда-либо произведенное руками человека. Чтобы обработать наац из баллончика WD-40, требуется много места и много газет, впитывающих лишнее масло. Кроме того, следует широко открыть окно, прежде чем распылять аэрозоль внутри спальни, о чем я, как всегда, вспоминаю не сразу.

Я оттаскиваю наац на газетах в сторонку, чтобы освободить проход. Затем прячу оружие под матрас и иду в ванную, чтобы смыть с рук остатки WD-40. Я перепортил уже столько одежды, что приходится вернуться к джинсам и фирменным футболкам видеомагазина. Сверху я надеваю шелковое пальто, которого до этого избегал, и засовываю нож во внутренний карман. Перед тем как уйти, я распахиваю три больших окна напротив кровати.

Короткая прогулка до «Бамбукового дома кукол» очищает нос и голову от вони. Выпивка и сигареты вернут меня обратно на Землю. Карлос приносит еду, и я пью за его здоровье. В последнее время я мало что сделал для него – разве что поджарил и обезглавил нескольких скинхедов, – но об этом ему лучше не знать. Карлос говорит что-то о спорте, и я пытаюсь отвечать так, чтобы не выглядеть глупо, поскольку мало что смыслил в спорте и до попадания в Нижний Мир. В конце концов он сдается и уходит обслуживать других клиентов.

В последнее время я редко с ним разговариваю. В последнее время мне вообще не хочется ни с кем говорить. Наверное, надо как-то дать понять этому парню, что я ценю и его самого, и его бар, и его еду. Карлос сейчас – наверное, самый близкий мой друг на целой планете. С исчезновением Черри, Джейн-Энн и Касабяна порвались все ниточки, которые могли привести меня к Мейсону, и я остался посреди города ни с чем. Теперь мне нечего делать и некуда идти. В этом районе должен быть хоть кто-то, кто будет на вашей стороне. И желательно, чтобы это был бармен.

Я выпиваю еще две порции виски, пока не становится угрожающе ясно: если задержусь еще ненадолго, то придется с кем-нибудь разговаривать.

Дорога до «Max Overdrive» занимает ровно столько времени, сколько требуется, чтобы выкурить сигарету. Сделав последнюю затяжку, я подхожу к двери и, выбросив окурок в мусорный бак, захожу через черный вход.

Маслянистый запах растворителя внутри исчез, но появился какой-то другой. Что это? Спирт? Дезинфектант? На лестнице пахнет, как в больничной палате.

Я нахожу источник запаха минуту спустя. К тому времени я уже лежу на полу, мир скользит и дрожит вокруг меня, и я не знаю, смогу ли подняться. Такое чувство, что робот-призрак в длинном грязном плаще, размахивающий перед моим носом бейсбольной битой, имеет к этому какое-то отношение.

Разрозненные куски мира начинают потихоньку возвращаться на свои места, и я вижу, что робот-призрак – на самом деле не робот и не призрак. Это Касабян, собранный в единое целое при помощи металлических стержней и болтов. К голове привинчена металлическая лента, удерживаемая на месте стальными штифтами, которые прикреплены к скобе на груди. Прямо «нимб тяги». Он держит голову на теле достаточно хорошо, чтобы он мог сохранять равновесие, но двигается Касабян тяжело и нелепо, как ржавая заводная игрушка. Тем не менее для игрушки он наносит неплохие удары по ребрам.

Пару ударов я отбиваю руками, и это оказывается довольно болезненно. К счастью для меня, чтобы удержаться на одном месте и продолжать меня бить, потному раскрасневшемуся Касабяну приходится прилагать немало усилий. Я изворачиваюсь и пинаю его по ноге. Он падает на одно колено, но остается стоять. И продолжает, стиснув зубы, лупцевать меня битой. Но теперь он слишком близко и размахнуться как следует ему не удается.

Я снова пинаю. В этот раз мне удается попасть в металлический нимб, и это привлекает его внимание. Касабян бросает биту и пятится назад, как краб, выдерживая расстояние между своей головой и моей ногой.

За исключением первого вероломного удара по затылку он не причинил мне особого вреда. Касабян двигается так, будто наполовину заморожен и словно не может собраться с силами, чтобы нанести весомый ущерб. Если бы он не стоял вертикально, я мог бы поклясться, что его тело находится в состоянии трупного окоченения. Может, он боится потерять голову, если начнет двигаться слишком резко? Стоит проверить эту гипотезу.

Не вставая с пола, я снова пинаю его по голове. Касабян пытается отодвинуться, но я все равно быстрее. Но и попасть почему-то не могу. Что ж, ладно. Видимо, удар по затылку встряхнул мой мозг сильнее, чем я думал.

Я быстро подползаю к кровати и вытаскиваю из-под матраса пистолеты. Но перед глазами все плывет, и я не могу толком прицелиться. Это дает Касабяну шанс снова загнать мне под ребра биту. Я тяжело дышу и пытаюсь вдохнуть каждый раз, когда получаю удары по корпусу. Будь голова яснее и боль потише, я, возможно, смог бы наложить какое-нибудь заклинание на Касабяна. Но теперь я чувствую каждый синяк, оставленный Кисси. И снова начинаю ощущать внутри пули. Черт! Кински был прав, когда сказал, что они скоро дадут о себе знать.

Касабян в очередной раз бьет меня битой, но я двигаюсь быстрее, и мне удается ее перехватить. Один поворот – и она отпрыгивает по полу, вылетев из его рук. Пятясь, Касабян прижимается к стене. Он тянется за чем-то, спрятанным под грязным плащом, но не успевает. Мир обретает цельность. Становится тверже. Я хватаю биту и как следует ею размахиваюсь. Удар приходится в нимб. Металлические штыри разлетаются по комнате.

– Бл…ь! – вскрикивает Касабян.

Голова его почти оторвалась. Она висит свободно, удерживаемая только парой швов и двумя сохранившимися штифтами. Он подбирает под себя ноги, прислоняется спиной к стене и с трудом встает. Глаза его широко распахнуты. В них больше нет гнева. Видимо, он вспомнил, как в первый раз потерял «дыню» и насколько это неприятно. Продолжая бормотать «нет, нет, нет…», он погружает руку во внутренний карман плаща и вытаскивает оттуда нечто похожее на короткую ветку дерева. Ветка тут же обвивает его руку от запястья до локтя.

Теперь моя очередь отползать от него подальше. Скинхед в баре Карлоса уже пытался застрелить меня из Дьявольской Маргаритки, но он не очень понимал, что делает. Но в такой маленькой комнате даже изуродованный полумертвый калека вроде Касабяна не сможет промахнуться. Впрочем, меня беспокоит кое-что похуже.

– Стой! – кричу я и поднимаю руки.

Касабян молча смотрит на меня. Очевидно, он не ожидал такой быстрой капитуляции. Лицо его расплывается в широкой улыбке. Он слегка взмахивает Маргариткой, пытаясь напугать меня. И она действительно пугает, но совсем по другим причинам.

– Послушай, Кас. Я знаю, что эту штуку тебе выдали Паркер с Мейсоном. Если ты выстрелишь, ты умрешь. В этот раз навсегда. Второго шанса не будет.

– В жопу меня поцелуй. Они помогли мне. Паркер забрал меня отсюда. И они с Мейсоном вернули мне тело.

– Отличная работа, согласен. Ты стал похож на мошонку Франкенштейна. Даже кое-как двигаешься. Тебе не кажется, что, если бы ты им нравился, то они нашли бы заклинание, возвращающее голову по-настоящему?

– Это все из-за тебя! Из-за тебя и твоего чертового ножа. От него сохранилась какая-то остаточная магия. Что бы мы ни делали, голова не хотела вставать на место. И Паркер придумал для меня эту конструкцию. Она полная дрянь, но это лучше, чем провести всю оставшуюся жизнь в шкафу, таращась на рекламные ролики, пока ты не решишь меня пристрелить.

– Ты прав. Я вел себя слишком грубо. Извини. Я очень хотел достать Мейсона, но подвернулся ты. И тебе досталась часть тех мук, которые я приберегал для него. С моей стороны это было несправедливо. Вот, теперь ты все знаешь. Прости.

– «Прости»? Даже если бы ты не отрубил мне голову, ты все равно пришел сюда, чтобы меня убить. Думаешь отделаться теперь извинениями?

– Я не уверен, что ты захочешь узнать правду.

Касабян поднимает Дьявольскую Маргаритку до уровня лица. Я отползаю еще немного назад, пока не оказываюсь по ту сторону кровати. Расстояние между нами по-прежнему слишком короткое.

– Говори, – требует он.

– Когда я шел сюда, то да – я планировал тебя убить. Но через десять минут почти передумал. Я имею в виду, что бы это изменило? Мейсон разрушил твою жизнь еще до того, как я вернулся.

– Да, но я оказал тебе сопротивление, и теперь мы с ним снова на одной стороне.

– Это вряд ли. Он никогда не был на твоей стороне и никогда не будет. Ты думаешь, он отдал тебе тело, чтобы ты вернулся сюда за мной? Нет, это подстава. Ты здесь, чтобы убить себя. Меня, конечно, тоже, но в основном себя.

– Взгляни на себя. Ты так напуган, что готов болтать всякую ерунду.

– Спроси меня, как поживают Джейн и Черри. И будешь напуган гораздо больше.

– Почему? Это вопрос с подвохом?

– Конечно. Потому что они мертвы. Паркер их убил. Он убивает всех, кто связан с ним и Мейсоном. Если он дал тебе оружие, которое, скорее всего убьет меня, то оно гарантированно прикончит и тебя.

– Ты врешь. Но не очень убедительно. Я же вижу, как ты испуган.

– Мне страшно оттого, что ты можешь совершить какую-нибудь глупость.

Он тыкает в моем направлении Маргариткой:

– Не называй меня глупым!

– Извини. Просто не делай ничего такого, что ты… мы… не сможем потом исправить.

Он пытается кивнуть, но спохватывается. Кивок превращается в дергание, он прижимается плечами обратно к стене и возвращает голову на место. Его сердце бьется, как паровой молот. Зрачки сужены. Теперь, после того как он тупанул на моих глазах, он начинает злиться еще больше.

– Кас, Мейсон и Паркер используют тебя.

– Продолжай говорить, мертвец. Я слышал, тебя уже ждет толпа бесов с ножами и вилками.

Я отползаю еще немного назад. Он собирается это сделать. Оно нарастает у него внутри.

– Не делай этого, приятель. Ты тоже умрешь.

На лицо его возвращается усмешка:

– Это так мило. Тихая пауза перед твоей смертью. Спасибо за ложь и нытье. Они сделали этот момент особенным.

О, дьявол!

Я знаю, что сейчас произойдет, поэтому не жду, а сразу ныряю вниз – поближе к полу. Когда он стреляет из Дьявольской Маргаритки, я уже за кроватью – пересобираю наац в конфигурацию копья. Я втыкаю наконечник в пол и наклоняю древко над собой, пригибая голову.

Налетает первая волна драконьего пламени. Она чуть не вырывает наац из моей руки. Замысловатая Адская паутина из ребер, углов и зубчиков, разбросанных вдоль тела оружия, разрезает огонь и отводит его в стороны. Затем происходит нечто другое. Как раз то, о чем я больше всего беспокоился.

Маргаритка взрывается. Комната превращается в Дрезден, горящий под бомбами союзников. Или в подожженный Рим, пока Нерон играл на лире и мочился с балкона на паникующие толпы. Гамбург, Чикаго и Гинденбург – все это происходит одновременно. Я могу только лежать за кроватью и удерживать наац на месте в надежде, что он поможет отвести излучение взорвавшейся сверхновой куда угодно, лишь бы мимо меня.

Наконец все заканчивается. Больше нет огня. Нет даже дыма. Маргаритка втянула в себя остатки пожара. Комната лежит в руинах. Со стен сдуло даже штукатурку. Часть крыши провалилась внутрь. Хлам со стола разбросало по комнате, словно ураганом. Не осталось ни единого целого окна.

Я поднимаю обугленную кровать и отодвигаю в сторону. Касабян лежал под ней. Учитывая его внешний вид до взрыва, он довольно неплохо сохранился. Правой руки нет. Ее оторвало Маргариткой в момент детонации. Отсутствует также голова. Я опускаюсь на колени и обшариваю мусор. Через минуту я замечаю голову под кроватью.

Бедный глупый идиот, Касабян чертов. Будь он еще жив, я бы его задушил. Мне понятно, почему он пришел ко мне с битой. Я ведь действительно обращался с ним довольно жестко. Но он сумел поймать меня врасплох и заставить говорить. Так что, надеюсь, он получил хотя бы немного удовлетворения перед тем, как совершить большую ошибку, навязанную Мейсоном. Впрочем, Касабян был, конечно, идиот, но не совсем дурак. Он не мог не понимать, что Мейсон в лучшем случае его ненавидит. А в худшем – относится как к насекомому. Неужели Касабян в самом деле не знал, что произойдет, когда он выстрелит? Или он хотел, чтобы нашу смерть считали убийством или самоубийством на сексуальной почве, о которых так любят рассказывать в местных новостях? Ясное дело, дураки репортеры опять напридумывали бы всякого. Написали бы, что это была попытка мошенничества со страховкой. Или что мы парочка неуклюжих террористов. Но скорее всего предпочтение отдали бы сексуальной истории: о том, что ссора любовников переросла в ядерный взрыв.

Я почти уверен, что он намеревался убить нас обоих. Чтобы хотя бы один человек знал, что он сумел сделать нечто значительное. Я говорю о себе. Если бы план удался, я бы знал, что он поймал меня, что я мертв и что уже ничего не могу с этим поделать.

С минуту я стою очень тихо, пытаясь расслышать далекие сирены. Будь у меня время и свежая голова, я, вероятно, смог бы подобрать какое-нибудь заклинание, чтобы не пустить их сюда или отправить в ложном направлении.

Но по-прежнему ничего не происходит. Я продолжаю ждать.

Сирен не слышно. Видимо, пока Маргаритка разрушала комнату, пожар появился и исчез так быстро, что никто не успел ничего заметить. И это избавило меня от необходимости объяснять кому-то наличие обезглавленного тела, кучи оружия, пиратской видеопродукции и себя самого. «Кто я такой? Технически говоря, мертвец. Спасибо, что поинтересовались. Спросите Национальную безопасность, они подтвердят».

Раздается звонок телефона. Не моего. Я обшариваю туловище Касабяна. Достаю телефон из кармана плаща. Это одна из самых дешевых моделей. Я открываю телефон и прикладываю к уху.

– Ну? – раздается голос. – Какого черта, приятель? Ты уже закончил?

– Кто говорит?

Пауза. Затем тихий смех.

– Старк? Это ты? Господи, какой же он мудак! Я выдал Касабяну огнемет и бомбу в одном флаконе, и он до сих пор тебя не убил. Кстати, где он сейчас?

– Повсюду. Его разорвало на куски.

– Ну, по крайней мере, хоть что-то хорошее за сегодня. Ты, наверное, прекрасно себя чувствуешь, да? Гордишься собой? Как же, надрал задницу безголовому парню. Спасибо тебе, парень в маске. Сегодня ты спас наш город.

Я прислушиваюсь, нет ли в его голосе признаков напряжения или страха. Хотел бы я сейчас видеть его глаза. Почувствовать запах его пота. Но в дерьмовом телефоне голос Паркера звучит тонко, бесстрастно и издалека. Как будто он звонит со дна Марианской впадины.

– Вообще-то это ты подослал ко мне полумертвого парня. На что ты надеялся?

– Я надеялся, что вы умрете, мистер Бонд, – отвечает он, неумело изображая немецкий акцент. – На самом деле мы поспорили. Мейсон думал, что Касабян сможет хоть что-то сделать правильно. Он сказал жирному, что очень сильно в него верит. Но пари, кажется, выиграл я.

– И что дальше? Продолжишь присылать ко мне калек? Может быть, слепых детей с духовыми ружьями? Бабушек в инвалидных креслах с бензопилами? Каков будет следующий блестящий ход? И вообще – ты умеешь хоть что-нибудь, кроме как оправдываться за взорвавшихся киллеров и получать пули в спину? Кстати, как чувствуешь себя после падения? Не мучают ли кошмары? Я очень рад, что Мейсон тебя спас. Значит, можно будет снова тебя с удовольствием убить.

– Успокойся, милая. Ты начинаешь нервничать. Поверь, у тебя появится шанс. Мы обязательно встретимся. Не здесь и не сейчас, но уже очень скоро. Клянусь сердцем.

– Буду ждать с нетерпением.

– Долго ждать не придется. Между прочим, Мейсон шлет тебе запоздалый рождественский подарок. Но не волнуйся. Сегодня не будет больше взрывов или атак ниндзя. Всего лишь знак нашей с ним признательности за то, что мы еще живы. Кстати, как тебе удалось выжить внизу? Ты каждый день сосал демонам члены или с перерывом на выходные и праздники?

– Не возбуждайся раньше времени, крутыш. Скоро сам все узнаешь.

Соединение прерывается. Я бросаю телефон в угол комнаты. По крайней мере, теперь я точно знаю одну вещь: Паркер водил Касабяна туда, где прячется Мейсон. Кас был с ними обоими. Он видел их убежище и, возможно, слышал их разговоры о дальнейших планах. Мейсон считал Касабяна идиотом и был уверен, что так или иначе он сегодня помрет. В таком случае чего от него скрывать? Почему бы не дать ему почувствовать себя частью большого плана? Если Мейсон сумел убедить Касабяна, что его повысили и пустили поиграть с большими мальчиками, то он вряд ли бы стал задавать лишние вопросы. Он побежал бы куда угодно, как верная собака, старающаяся угодить своему хозяину.

Надо поговорить с Касабяном. Но я не смогу добраться до него, если он окажется в Аду, поскольку сейчас ни за что не пойду в Нижний Мир. Надо перехватить его, прежде чем он сядет на последний паром.

Я знаю только один способ, как это сделать. Но со стороны он будет похож на некое извращение.

Взорвавшаяся Маргаритка избавила от необходимости двигать стол. Я только придавливаю его к стене, чтобы он не мешал. Затем распинываю в стороны битую, покрытую пылью дранку от штукатурки, коробки с DVD, грязную одежду, сигаретные окурки и бутылки из-под «Джека Дэниэлса», расчищая на полу квадрат примерно шесть на шесть футов[103]. Кроме мебели, остальное барахло довольно легкое. Я без труда отсеиваю все лишнее, пока не обнаруживаю единственный тяжелый предмет. Это кусок свинца, который дал мне Кински.

Начинать следует с рисования тринадцати кругов – шести снаружи, шести внутри и одного в центре. Возьмите свинец и проведите линию от верхнего внешнего круга к самому дальнему от него. Затем проведите линии к остальным кругам внешнего периметра – так, чтобы они все были связаны с верхним. Теперь проделайте аналогичное с остальными пятью внешними кругами. Промыв и прополоскав свинец, повторите то же самое с внутренними кругами, и вы получите семьдесят восемь линий, соединяющих все тринадцать кругов. Дамы и господа, позвольте представить! Это «Куб Метатрона» – один из самых священных иероглифов, символизирующий душу ангела Метатрона, гласа Божьего. Неплохо отпугивает чертей, плотоядных зомби и муравьев на пикнике. Он универсален, как швейцарский нож. У него тысяча и одно применение. Вернее, тысяча два – если нарисовать его на кирпиче и кинуть в лобовое стекло машины нового парня вашей бывшей девушки.

Голова Касабяна все еще валяется под кроватью. Я вытаскиваю ее и кладу ему на грудь, после чего беру его тело за лодыжки и волоку в Куб. Затем распрямляю его ноги и руку, прикладываю голову к плечам и вообще стараюсь сделать так, чтобы он походил на солидного человека, а не на большую кучу вяленого мяса неудачника.

Под одним из оконных проемов валяется предостерегающий сверток, который Инквизитор Медея Бава оставила для меня у Видока. Волчьи зубы я не трогаю. Все, что мне нужно – это только вороньи перья. Практически любая часть вороны полезна, особенно когда имеешь дело с мертвыми. Ведь вороны – это природные проводники душ в царство мертвых. Конечно, есть и другие, более быстрые и прямые способы добраться до усопших. Но вороньи перья – самый разумный из них, если вы не хотите, чтобы какой-нибудь умник выбил дух из вашего тела, пока вы стоите на перроне и ждете мертвую тетю Лили.

Я разрываю рубашку Касабяна, макаю перья в его кровь и рисую у него на груди уменьшенную копию Куба Метатрона. Затем открываю ему рот и кладу внутрь одно из перьев. В довершение погружаю в кровь свой палец и рисую круг над собственным третьим глазом.

Последняя неразбитая и нераспечатанная бутылка с «Джеком» спрятана под матрас вместе с оружием. Я достаю ее, открываю и делаю пару больших глотков. Как бы я ни относился к Касабяну, что бы ни хотел вытворить с ним, но рисование его кровью, в том числе на себе, никогда не входило в мои первоначальные планы. Еще один глоток, и я готов отправиться в путь.

Я ложусь в Куб рядом с Касабяном так, чтобы наши плечи и ноги соприкасались. Черным лезвием я режу одно из своих запястий – достаточно глубоко, чтобы заставить кровь течь, но не настолько, чтобы утратить контроль над своими руками. Затем переворачиваю бутылку, глотая еще немного жидкой храбрости, и режу второе запястье.

Теперь я спокоен и расслаблен. Мне тепло. Я словно парю в воздухе. Спиртное и вытекающая кровь постепенно делают свое дело. Скоро я потеряю сознание. Но до того как это случается, я кладу второе перо между своих зубов и как следует его прикусываю.

И вот я посреди безлюдной пустыни. Стою и смотрю вдаль. Щелочная равнина растрескалась и блестит. На горизонте – источник света, но он никогда не движется. Здесь всегда то ли рассвет, то ли закат. Выбирайте сами. Воздух плотный, им трудно дышать. Свет – водянистый, зелено-голубой.

Касабян стоит в нескольких ярдах. Он одет в ту же футболку «Max Overdrive» и те же хлопчатобумажные брюки, в которых стрелял в меня.

– Так вот как оно выглядит? – спрашивает он. – Это и есть смерть?

Я иду к нему по утоптанной земле.

– Не совсем. Ты сейчас как бы между мирами. На самом деле нет ни пустыни, ни восхода, ни заката. Это просто то, на что можно поглазеть, пока ждешь. Ты вроде как в ожидании вызова, а это типа музыки на линии.

– И это все, на что способны лучшие оккультные силы, управляющие Вселенной? Вот на этот убогий зал ожидания для тех, кого отправят в Ад или в Рай? После такого как-то неловко считать себя неудачником…

– Взгляни правде в глаза. Мы оба знаем, куда тебя отправят. Возможно, они просто ищут твое личное дело.

Касабян кивает:

– Ты прав. На что мне надеяться? Я ухитрился про…бать не только жизнь, но даже смерть.

– Значит, ты уже понял, что убил тебя не я? Это сделал Паркер.

– Не следовало им доверять. Зачем Мейсону помогать мне после стольких лет? Я думал, все изменилось. Я думал, после того как ты вернулся, я им снова понадоблюсь.

– Так и где он?

– Слушай, а ведь ты, оказывается, не обманывал. Когда говорил, что жалеешь, что запер меня в шкафу и все такое. В таком случае я тоже хочу быть с тобою честен.

– Не думай об этом. Времени осталось мало. Где прячется Мейсон?

Касабян оглядывается через плечо на далекие горы. Откуда-то доносится рокочущий гром. Уже совсем скоро. Он поворачивается ко мне:

– Я знал, что той ночью что-то произойдет. Знал, что Мейсон ждет тебя. Но я думал, он просто собирается применить на тебе заклинание пиявки или что-то в этом роде. Хочет высосать из тебя всю силу и забрать себе. Но когда появились Таящиеся…

– Кисси. Их называют Кисси.

– Я не знал, что он это сделает.

– А про Элис ты что-нибудь знал?

– Ничего. Я против, чтобы такое проделывали с женщинами. К тому же она гражданская. Это вообще неправильно.

– А сказал бы мне, если б знал?

Он пожимает плечами. Смотрит себе под ноги. Качает головой.:– Слушай, ну что за вопрос? Идти против Мейсона – это все равно, что идти против дьявола.

Я не могу «читать» мертвеца, как живого. У него нет сердцебиения. Он не дышит. Зрачки его неподвижны. Но сейчас мне этого не требуется.

– Верю, – говорю я. – Но Мейсон не дьявол. Он просто любит маскарад. Скажи, где он, и я его достану – ради нас обоих.

– Не могу сказать точно. В каком-то похожем на это месте. Там все жутко и неправильно, но и гораздо более странно. Оно где-то вдали и во тьме. Но это не совсем обычная тьма. Это такая тьма, которая ни разу не видела света. Словно свет для нее смертелен. Там не было никого, но и не было пусто. Фактически там полно народу. Но и полно пустоты. – Он в отчаянии воздевает руки. – Черт, я не знаю, как это объяснить!

Гром снова прокатывается по горам. В нескольких милях от нас появляется световая точка. Дверь открылась. Я беру Касабяна за руку, и мы идем туда.

– Послушай меня. Когда попадешь в Ад, найди там парня по имени Белиал. Он один из генералов Люцифера. Скажи ему, что тебя послал я, и попроси о работе. Скажи, что я велел ни в коем случае не отправлять тебя в ямы.

– В ямы? – переспрашивает Касабян. – В какие еще ямы?

– Когда скажешь, кто послал тебя, обязательно произнеси имя «Сэндмен Слим». И напомни ему, что Сэндмен знает, где он живет.

Касабян бросает на меня изумленный взгляд:

– Бл…ь, какой еще Сэндмен Слим? Звучит как персонаж из японского мультика.

– Просто скажи. – Я отпускаю его руку. – Все, дальше я не пойду. У меня еще есть дела в этом мире.

Касабян смотрит на дверь, потом на меня.

– Знаю. – Он поворачивается и идет к горе. – Увидимся позже.

– Наверное.

Я снова лежу на спине. Рефлекторно сглатываю, и воронье перо чуть не проваливается мне в горло. Я переворачиваюсь и выплевываю его на пол. Домой, домой, снова домой!

Я больше не истекаю кровью, но все еще в ужасном состоянии. Опять. Помимо того что мне несколько раз надрали задницу, моим главным достижением в этом путешествии стало уничтожение дичайшего количества совершенно невинной одежды. Я – Иосиф Сталин для прачечной. Я снимаю футболку, бросаю ее на кучу хлама и надеваю шелковое пальто.

В ушах продолжает звенеть, но я почти уверен, что сирен нет и не будет (наркоманы не станут звонить, а кто еще, кроме них, может ошиваться здесь по ночам?). Но всегда есть вероятность, что на шум мог отреагировать какой-нибудь проходящий мимо законопослушный гражданин. К тому же в одиннадцать утра придет утренняя смена продавцов. Нельзя оставлять здесь труп Касабяна. Но сначала нужно кое-что найти.

Я нахожу ее под обломками прикроватной тумбочки: «волшебную коробочку» Элис. Ее слегка расплющило взрывом. Окровавленный хлопок внутри немного порвался, но остался на месте. Я прячу коробку под кровать, поближе к стене.

Затем сдергиваю с кровати одеяло, заворачиваю в него тело и плотно заматываю найденным под прилавком скотчем, после чего стаскиваю Касабяна вниз по лестнице и волоку к заднему выходу. Там беру пару шлакоблоков, на которые присаживаются продавцы, когда выходят покурить. Я изо всех сил стараюсь не думать о том, что делаю. В жизни я совершил немало сомнительных поступков, но мне еще ни разу не доводилось избавляться от мертвого тела. И, хотя от происходящего у меня разыгралась мигрень, думаю, тот факт, что я не эксперт по утилизации трупов, характеризует меня только с самой лучшей стороны.

Примерно в квартале от магазина я нахожу новенький сияющий «BMW SUV», в названии которого слишком много случайных букв. Это поможет притупить чувство вины от кражи.

Я объезжаю вокруг квартала и подгоняю машину к «Max Overdrive», после чего загружаю тело и шлакоблоки в просторный багажник внедорожника. Затем еду на Фэрфакс и сворачиваю на юг. Доехав до бульвара Уилшир, я поворачиваю налево и жму на газ, пока не доезжаю до скульптур мамонтов.

Животные тонули в битумных озерах Ла-Брея, начиная с последнего ледникового периода. Но в последнее время они попадают туда не очень часто, поскольку озера огородили, превратив в красивую часть первоклассного городского парка Хэнкок. Здесь есть сувенирный магазин и большой музей, в котором выставлено огромное количество волчьих черепов и птичьих костей. Вскоре он пополнится скелетом бывшего мага – владельца видеомагазина.

В это время суток машин на Уилшире немного. Я аккуратно переезжаю через бордюр и останавливаюсь на кирпичной дорожке, ведущей к музею. Прикинув, какому столбу отдать предпочтение, я включаю передачу, быстро разгоняюсь и врезаюсь в него на полном газу. Лобовое стекло и передний бампер – всмятку. Из-под капота валит пар. Хорошая новость в том, что столб с камерой является теперь не более чем алюминиевой зуботычкой, торчащей у входа в здание.

Если вам когда-нибудь придется утяжелять мертвое тело, запомните главное: приматывать шлакоблоки к трупу легко. Но сложно потом правильно их отбалансировать. Уверен, будь у меня достаточно практики, я бы разработал такую надежную трупошлакоблочную систему, что по ней смог бы ходить даже канатоходец. Но сейчас, к сожалению, времени на это нет. Я заехал в центральный проезд парка на угнанном внедорожнике. На мне нет рубашки – только шелковое пальто и шрамы на запястьях. И теперь мне предстоит тащить мертвого парня, украшенного строительными материалами. Ситуацию нельзя назвать деликатной или изысканной. Напротив, она полна грубой силы и безумного насилия.

Наконец-то я занимаюсь привычным делом.

Я взваливаю тяжелое тело Касабяна на плечо, выволакиваю его из багажника и кладу на спину в нескольких ярдах от забора. Затем наклоняюсь, беру его за лодыжки и начинаю вращаться, удерживая тело, как спортивный снаряд при метании молота. После нескольких оборотов у меня начинает кружиться голова, но не так сильно, чтобы из-за этого расстраиваться. Наконец я отпускаю Касабяна, и он летит. Он плывет по воздуху, как падающий на Землю русский космический зонд – давно забытый, сбившийся с курса и потерявший управление.

Тело шлепается в битум с жирным густым всплеском. И остается там лежать. Касабян нагло плавает по поверхности, как огромное буррито, отказывающееся тонуть. Словно соблазняя своим аппетитным видом динозавров, лежащих на дне. Наконец он осознает, насколько неразумно себя ведет, и начинает сдаваться. Сначала медленно. Очень медленно. Сперва исчезает голова Касабяна, затем пузо. Через какое-то время на поверхности остаются одни голени и ступни, и я ухожу. Даже если поверхность битумного озера будет выглядеть потревоженной, думаю, полицию утром больше заинтересует украденный «BMW».

Обратный путь к «Max Overdrive» долог и изнурителен. Когда я добираюсь до комнаты, сил моих хватает только на то, чтобы перевернуть матрас чистой стороной вверх. Я даже не снимаю пальто. Я ложусь прямо в нем, подоткнув под голову вместо подушки чистые полотенца, взятые из ванной.