Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-3". Компиляция. Книги 1-29 (СИ)"

Автор книги: Стивен Ридер Дональдсон

Соавторы: Роберт Сойер,Саймон Дж. Морден,Ричард Кадри
сообщить о нарушении

Текущая страница: 210 (всего у книги 317 страниц)

Теперь, в ретроспективе, я знаю, что это говорил не динозавр. Не совсем динозавр. Он был лишь марионеткой, управляемой засевшим внутри него голубым желе. Мне было достаточно тяжело смириться уже с тем, что какая-то странная слизь залезала мне в голову. Мысль о том, что это вещество было разумным существом мой разум просто отказывался воспринимать, пока Кликс не произнёс её вслух.

– Это не троодон, чёрт. Это та синяя сопля внутри него.

Говорящий динозавр закудахтал по-куриному, потом сказал:

– Да-а-а. Синяя сопля я. Динозавр нет. Динозавр глупый-глупый. Синяя сопля ума палата.

– Похоже, английскому он учился у тебя, – сказал Кликс.

– А? Почему?

– Ну, во-первых, он не подхватил бы от меня словечек типа «вась-вась» и «ума палата». А во-вторых, у него твой снобский верхнеканадский акцент.

Я подумал об этом. Я бы не сказал, что у динозавра вообще был какой-либо акцент, но, с другой стороны, и ямайского акцента, с которым разговаривал Кликс, у него не было тоже.

Прежде, чем я ответил, динозавры выступили вперёд. Они не вели себя угрожающе, но как-то незаметно оказались в вершинах равностороннего треугольника со мной и Кликсом в центре. Кликс кивнул в сторону густого подлеска – переплетения папоротников, красных цветов и саговников. Из путаницы торчал приклад слонового ружья, довольно далеко от нас.

– Довольно сказано мной, – проскрипел динозавр, стоявший теперь так близко, что я ощущал его горячее влажное дыхание на лице и запах его последнего завтрака. – Вы говорить теперь. Кто вы?

Это был какой-то бред – подвергаться допросу лепечущего динозавра. Но я не смог придумать ни одной причины не отвечать на вопрос. Я указал на Кликса и подумал, имеет ли этот жест хоть какое-то значение для животного.

– Это профессор Майлз Джордан, – сказал я, – а моё имя – Брандон Теккерей. – Троодон наклонил голову так, что стал выглядеть, как озадаченный человек. Он, однако, ничего не сказал, так что я продолжил: – Я – куратор отделения палеобиологии в Королевском музее Онтарио. Майлз – куратор отделения динозавров в Королевском Тиллеровском музее палеонтологии, он также преподаёт в Университете Альберты.

Голова рептилии закачалась на конце тонкой шеи.

– Какие-то слова смыка́ют, – сказал он хрипло. – Какие-то нет. – Было слышно, как постукивают друг о друга зубы, когда его челюсти занимали непредусмотренное природой положение. Он снова помолчал и сказал:

– Скажите имя.

– Я же сказал, Брандон Теккерей. – Потом добавил: – Друзья зовут меня Брэнди.

– Нет. Нет. Скажите имя. – Он снова склонил голову набок в том же жесте непонимания. Потом его осенило: – А, нужна приставка. Расскажите имя.

– Что значит «расскажите имя»? Вы же уже спрашивали наши имена.

Кликс тронул меня за плечо.

– Нет. Он спрашивал «Кто вы?». Сейчас он, по-моему, хочет, чтобы мы объяснили ему значение понятия «имя».

Я понял, что Кликс прав.

– О. Понимаю. Ну, имя это… это… гм…

– Имя – это символ, – вмешался Кликс, – уникальное идентифицирующее слово, которое может быть выражено как звуками, так и визуальными знаками. Оно нужно для того, чтобы отличать одного индивидуума от другого.

Умный засранец. Как он сочинил такое определение так быстро?

Однако троодон по-прежнему выглядел озадаченно.

– Индивидуум, говорите вы? По-прежнему не смыкает. Но нет важности. Откуда вы?

Блин, что я должен сказать этой штуке? Что я – пришелец из будущего? Если ему непонятно, что такое имя, то и этого он наверняка не поймёт.

– Я из Торонто. Это город, – я взглянул на солнце, чтобы сориентироваться, – примерно в двадцати пяти сотнях километров в том направлении.

– Расскажите километр.

– Это… – я посмотрел на Кликса и решил, что смогу разложить сложное понятие на простые не хуже, чем он. – Это мера длины. Один километр – это тысяча метров, а один метр, – я развёл руки, – это примерно вот столько.

– Расскажите город.

– Э-э… город – это, ну, можно сказать, гнездовье таких, как мы. Скопление зданий, искусственных убежищ.

– Зданий?

– Да. Здание – это…

– Знаем мы это. Но здесь зданий нет. Других вашего вида нет, чтобы мы видели.

Глаза Кликса сузились.

– Откуда вы знаете, что такое здание?

Троодон взглянул на него как на идиота.

– Он только что нам сказал.

– Но было похоже, что вы уже знали…

– Мы знали.

– Но тогда, – он в растерянности развёл руками, – как вы узнали?

– Вы строите здания? – спросил я.

– Мы – нет, – ответил троодон со странным нажимом на местоимении. Затем все трое придвинулись ближе к нам. Главный – тот, что разговаривал – потянулся своим пятисантиметровым когтем и осторожно смахнул налипшую у меня на рубашке землю. У него на голове был ромбовидный участок немного более жёлтого цвета, примерно посередине между огромными глазами и вытянутой мордой. – Здесь городов нет, – сказал Ромбик. – Мы спрашиваем снова. Откуда вы?

Я взглянул на Кликса. Он пожал плечами.

– Я из города, называемого Торонто, – сказал я, наконец, – но из другого времени. Мы пришли из будущего.

Молчание длилось целую минуту, нарушаемое лишь жужжанием насекомых и время от времени писклявым звуком какой-то птицы или птерозавра. Наконец, динозавр снова заговорил. Вместо выражения недоверия, которых можно бы было ожидать от человека, он спросил спокойным и взвешенным тоном:

– Из насколько далёкого будущего?

– Шестьдесят пять миллионов лет, – сказал Кликс, – плюс-минус триста тысяч.

– Шестьдесят пять миллионов… – повторил Ромбик. Он сделал паузу, словно переваривая услышанное. – Год – это время, за которое… какие слова?.. за которое эта планета проделывает эллиптический путь… ах, обращается, да-а-а? обращается вокруг солнца?

– Точно так, – удивлённо подтвердил я. – Вы знаете о планетах?

Существо проигнорировало мой вопрос.

– Миллион – это число в… в десятичной системе? Десять раз по десять раз по десять раз по десять раз по десять раз по десять, да-а-а?

– Там было пять «десять раз по»? – сказал я. – Тогда да, это миллион.

– Шестьдесят… пять… миллионов… лет… – сказало существо. Помолчало, потом снова харкнуло на землю кровью. – То, что вы говорите, трудно принять.

– Тем не менее, это правда, – сказал я. По непонятной причине я испытал извращённое удовольствие от того, что смог произвести впечатление на эту штуку. – Я понимаю, что временной промежуток в шестьдесят с лишним миллионов лет трудно осознать.

– Осознать можем мы; мы помним прошлого вдвое больше, – сказал троодон.

– Боже мой! Вы помните, что было… э-э… сто тридцать миллионов лет назад?

– Любопытно, что вы владеете богом, – сказал Ромбик.

Я мотнул головой.

– Ваша история длится сто тридцать миллионов лет? – Если сейчас конец мела, то это получается граница между триасом и юрой.

– История? – не понял троодон.

– Непрерывная письменная запись, – сказал Кликс. Он замолк на мгновение, видимо, осознав, что у желеобразных организмов почти наверняка нет письменности в том виде, в каком мы её знаем, раз у них даже рук нет. – Или непрерывная запись прошедшего в любой другой форме.

– Нет, – сказал троодон, – такого не имеем мы.

– Но вы только что сказали, что помните время сто тридцать миллионов лет назад, – сказал Кликс с разочарованием в голосе.

– Мы помним.

– Но как же вы тогда…

– Но мы не знали, что возможно перемещаться во времени, – сказал Ромбик, перебивая Кликса. – Вчера, тот чёрный и белый диск ударился о землю. Это ваше средство перемещения во времени?

– «Стернбергер», да, – сказал Кликс. – Полностью он называется «обитаемый модуль темпорального фазового сдвига Чжуан», но пресса его называет просто машиной времени.

– Машина времени? – голова рептилии подпрыгнула. – Фраза взывает. Скажите как работает.

Кликса, по-видимому, этот вопрос разозлил.

– Послушайте, – сказал он. – Мы о вас ничего не знаем. Вы влезли нам в голову. Что вы за хрень вообще?

В первый раз я заметил, как необычно троодон моргает: по отдельности, сначала левым, потом правым глазом.

– Мы вошли в вас только чтобы впитать ваш язык, – произнёс Ромбик. – Не нанесли вреда, так?

– Ну…

– Мы можем войти снова чтобы получить ещё информацию. Но нужно много времени. Неуклюже. Языковые центры очевидны в структуре мозга. Конкретное воспоминание тяжело нацедить. Нацедить? Нет, выдоить. Проще, если вы нам скажете.

– Но нам было бы легче общаться, если бы мы узнали о вас побольше, – сказал я. – Вы, несомненно, понимаете, что общая система понятий облегчает коммуникацию.

– Да-а-а. Поддерживаю и повышаю… Нет, просто поддерживаю. Общая система ориентиров. Смыкает. Очень хорошо. Спрашивайте.

– Отлично, – сказал я. – Кто вы такие?

– Я есть я, – ответила рептилия.

– Великолепно, – пробормотал Кликс.

– Неудовлетворительный ответ? – спросил теропод. – Я есть этот самый. Нет имени. Имя не смыкает.

– Вы – одно существо, – сказал я, – но у вас нет собственного имени. Это так?

– Это так.

– Как вы отличаете себя от других вашего вида? – спросил я.

– Других?

– Ну, вы знаете – других особей. Один из вас находится в этом троодоне, другой – в этом. Как вы различаете друг друга?

– Я здесь. Другой там. Просто, как 3,1415.

Кликс хохотнул.

– Но что вы такое? – спросил я, злясь на Кликса.

– Не смыкает.

– Вы беспозвоночные.

– Беспозвоночные: животные, не имеющие спинного хребта, да-а-а?

– Да. От кого вы произошли?

– От Большого Взрыва.

– Нет, нет. Я… чёрт! Я хочу знать, чем вы являетесь, из каких форм жизни эволюционировали. Вы непохожи ни на одну из тех, что я видел прежде.

– Вы тоже.

Я покачал головой.

– Я не слишком отличаюсь от динозавра, в котором вы сейчас находитесь.

– Динозавр – эффективное существо. Сильное. Острое зрение. Тонкое обоняние. Ваши вялые по сравнению.

– Да, – сказал я, приходя в раздражение. Многие годы я объяснял людям, что динозавры не были теми инертными тупыми животными, какими их изображают в мультиках, но слышать то же самое от рептилии было почему-то обидно. – Но всё же сходства больше, чем различий. Мы двуноги. У нас по две руки, два глаза, две ноздри. Наша левая сторона является почти точным отражением правой…

– Бисексуальная симметрия, – вставил динозавр.

– Билатеральная симметрия, – поправил я. – Очевидно, что мы с динозавром связаны родством – у нас общий предок. Мой вид произошёл от древних рептилий, но тут есть и другие существа, крошечные млекопитающие, которые состоят с нами в ещё более близком родстве. Но вы… Я изучал историю развития жизни с самого её начала. И я не знаю ни про одно животное, которое было бы похоже на вас.

– Его тело – одни мягкие ткани, – сказал Кликс. – От них не будет окаменелостей.

Я повернулся к нему.

– Но разумная жизнь за миллионы лет до появления первого человека? Это невероятно. Это почти как…

Мне нравится думать, что я уже готов был высказать правильную догадку, что в этот момент я сложил кусочки головоломки и понял, что происходит. Но мои слова заглушил громоподобный хлопок, за которым последовал рёв нескольких динозавров и крики переполошённой летающей мелочи. Я узнал этот звук сразу же, потому что мой дом находится к югу от аэропорта Пирсон, и эти звуки, несмотря на жалобы мои и соседей стали частью нашей повседневной жизни с тех пор, как канадский Минтранс разрешил полёты сверхзвуковых суперлайнеров «Ориент Экспресс». Высоко над нами три крошечных сферы пересекали небо на двух или трёх махах[1325]. Снизу они были похожи на самолёты, но я тут же понял, что это нечто большее.

Космические корабли.

– Мы из неверных предпосылок исходите, – произнёс Ромбик, как только шум утих. – Мы не с этой планеты.

Кликс остолбенел от удивления, что безмерно меня порадовало.

– Тогда откуда? – спросил он.

– Из… нашего мира. Имя не нашли в вашей памяти. Это…

– Она в этой же солнечной системе? – спросил я.

– Да-а-а.

– Меркурий?

– Живое серебро? Нет.

– Венера?

– Нет.

– Не Земля. Марс?

– Марс… а, Марс! Четвёртая от солнца. Да-а-а, Марс – наш дом.

– Марсиане! – воскликнул Кликс. – Настоящие живые марсиане! Кто поверит?

Ромбик уставился на Кликса неподвижным взглядом.

– Я, – сказал он со звериной серьёзностью.

Граничный слой

Можете ожидать от меня поисков истины, но не находок.

Дени Дидро, французский философ (1713–1784)

Дневник путешественника, рассказывающий о путешествии в конец мезозоя, мог быть только фальшивкой. Чем ещё? О, его стиль письма на первый взгляд напоминал мой. В сущности, кто бы ни был его автор, он явно читал мою книгу «Драконы севера: Динозавры Канады». Когда я готовил рукопись для этой книги, то от курсива меня начало тошнить. Видите ли, ещё Линней решил, что биологическая классификация должна быть на латыни, а в современном английском иностранные слова принято печатать курсивом. Кроме того, Линней решил, что название рода должно писаться с большой буквы: Tyrannosaurus rex. Поскольку не существует обычных, обиходных названий для отдельных разновидностей динозавров, в популярных книгах, которые рабски следуют обоим правилам, каждое десятое слово либо начинается с большой буквы, либо напечатано курсивом – пытка для читательских глаз.

Коллеги потом долго мне этим попрекали, но в «Драконах севера» я послал оба правила лесом. При первом упоминании мезозойской твари я следовал линнеевскому стандарту, но дальше я употреблял её название, словно обычное английское слово, как «кошка» или «собака», без заглавных букв и курсива. Так вот, кто бы ни сляпал этот липовый дневник, он воспроизвёл по крайней мере эту часть моего стиля.

На моём палмтопе была предустановленная программка проверки грамматики, хотя до сих пор я ей ни разу не пользовался. Мой дневник за прошлый год всё ещё хранился на встроенной таблетке оптической памяти. Я открыл его в отдельном окошке рядом с липовым дневником и запустил проверялку грамматики на поиск общих стилистических черт в двух текстах. Программа выдала около дюжины графиков, в числе которых – «индекс читаемости Флеша–Кинкейда», «среднее количество слов в предложении» и «среднее количество предложений в абзаце». Вывод был однозначный – оба дневника, мой и путешественника во времени, были написаны в практически одинаковом стиле.

У программы проверки грамматики была ещё одна функция, которой я раньше никогда не находил применения: выдача алфавитного списка упомянутых в документе слов. Я применил её к обоим дневникам и отфильтровал список, оставив только слова, которые были в дневнике путешественника и отсутствовали в моём дневнике за прошлый год. Я подумал, что фальсификатор, возможно, выдаст себя использованием слов, которые я обычно не употребляю.

Я просмотрел список. Он включал множество слов, таких как «археоптерикс» и «выкашлял», но это всё были такие слова, которые я вполне мог употребить и сам. Лишь одно или два из них – как, например, «окоём» – звучали совершенно на меня непохоже, но у меня, в конце концов, есть диск с тезаурусом Роже.

Нет, всё было очевидно. Без одного из японских репликаторов с искусственным интеллектом и доступа к большому количеству написанной мной всячины в машинно-читаемой форме только один человек мог написать этот дневник путешественника во времени.

Я сам.

Если дневник подлинный, значит, должны существовать упомянутые в нём люди. И ту, которая, по-видимому, стояла у истоков всей этой чепухи, звали Чинмэй Чжуан.

Я сел за свой видавший виды рабочий стол, вероятно, помнивший ещё Гордона Эдмунда на посту куратора, и заговорил, обращаясь к настольному терминалу:

– Поисковый режим, – сказал я. – Чжуан, Чинмэй.

– Пожалуйста продиктуйте оба искомых термина по буквам, – ответил компьютер.

Я сделал, как сказано, и экран монитора моментально заполнился ссылками. В мире было по крайней мере три Чинмэй Чжуан. Одна из них вроде была ведущим экспертом по картофельным чипсам. Вторая – каким-то авторитетом в китайско-американских отношениях. Третья…

Третья несомненно была той, кого я искал: физик, судя по названиям найденных поисковиком работ, и…

Ага, вот это интересно: «Профессора арестованы при разгоне беспорядков в кампусе».

– Показать номер семнадцать, – сказал я.

На экране появилась заметка «Канейдиан Пресс» от 18 ноября 1988. Чинмэй Чжуан, в то время профессор на контракте, вместе с пятью другими профессорами была арестована в Университете Далхаузи в Галифаксе во время протестов против сокращения исследовательских фондов. В заметке говорилось, что она сломала голень одному из сотрудников университетской полиции. Вспыльчивая женщина.

– Назад, – сказал я. На мониторе снова появился список. Я стал просматривать его дальше – и улыбнулся. Надо же, она, как и я, тоже написала популярную книжку, «Временны́е ограничения: Тау в физике» в соавторстве с неким Г. К. Макензи, опубликованную издательством Университета Саймона Фрейзера в 2003 году.

Ссылка вела на список на сайте chapters.ca, который содержал рецензию, взятую из Quill & Quire, журнала, который я особенно люблю с тех пор, как он похвалил моих «Драконов севера»: «Макензи и Чжуан, специалисты по физике высоких энергий из ванкуверского TRIUMFа, представили сухой отчёт о текущем…»

Это было десять лет назад. Но попытаться стоило. Я активировал свой видеофон и запросил телефонный справочник.

– Ванкувер, пожалуйста, – сказал я задорной компьютерной физиономии, появившейся на экране. – TRIUMF. – Я продиктовал по буквам.

Компьютерное лицо продиктовало в ответ номер, параллельно показав его на экране. Музей не разрешает нам пользоваться функцией немедленного вызова, потому что она стоит дополнительные семьдесят пять центов, поэтому я нацарапал номер на бумажке и продиктовал его обратно в телефон. После двух гудков ответил мужской голос с пакистанским акцентом:

– Доброе утро, bonjour. TRIUMF.

– Здравствуйте, – сказал я и сам удивился, насколько взволнованно прозвучал мой голос. – Чинмэй Чжуан, пожалуйста.

– Доктор Чжуан сейчас недоступна, – ответил он. – Хотите оставить для неё сообщение?

– Да, – ответил я. – Да, хочу.

Чинмэй Чжуан не перезвонила и после трёх оставленных для неё в TRIUMFе сообщений, но я в конце концов выцыганил номер её не включённого в справочник домашнего телефона у того, кто ответил на мой звонок в четвёртый раз, поздно вечером. Когда я продиктовал телефону цепочку цифр, у меня вспотели ладони. Боже, я не нервничал так с того дня, как позвонил Тэсс и попросил её руки.

Торонто находится в 3300 км от Ванкувера; у меня здесь было начало одиннадцатого, что означало, что в Ванкувере едва перевалило за семь вечера. Телефон прозвонил трижды, прежде чем самодовольный логотип «Белл-Канада» совершил свой обычный прыжок за пределы экрана. Однако вместо лица доктора Чжуан я увидел надпись:

Видеосоединение не поддерживается

Затем с другого конца континента донёсся голос, тонкий и словно дрожащий от страха – расстояние, разумеется, его никак не искажало:

– Алло?

– Здравствуйте, – сказал я. – Могу я услышать доктора Чинмэй Чжуан?

Пауза. Потом:

– Кто говорит?

– Меня зовут Брандон Теккерей. Я работаю в Королевском музее Онтарио в Торонто.

– Меня не интересует членство в попечительском совете. До свидания.

– Подождите. Я не из финансового департамента. Я из отдела палеонтологии позвоночных.

– Позво… Где вы взяли этот номер?

– То есть, доктор Чжуан – это вы?

– Да, я. Как вы нашли мой номер?

Я попытался немного разрядить разговор.

– Поверьте, это было нелегко.

– Этот номер скрыт не без причины. Пожалуйста, оставьте меня в покое.

Я напустил в свой голос столько обнадёживающей теплоты, сколько смог.

– Вас правда нелегко найти, – сказал я, усмехнувшись.

– Это не ваше дело. – Пауза, в течение которой мы оба пытались решить, чья сейчас очередь говорить. Наконец, заговорила она:

– Мой телефон говорит, что ваш номер региона 905. Это не Торонто.

– Это Миссиссога, я там живу. Это рядом с Торонто.

Послышался вздох облегчения.

– И это не мобильный телефон, верно? Значит, вы не в Ванкувере? – Её голос немного повеселел, но всё ещё нервно подрагивал – совсем не тот голос, про который можно сказать «чёткий». Как там было написано в дневнике? Чёткий, размеренный, отщёлкивающий согласные, словно батарея автоматических выключателей. Это явно сказано про совершенно другого человека.

– У вас видеофон, доктор Чжуан? Мы можем включить видео?

– Нет.

Что бы это значило? «Нет, у меня не видеофон», или «Нет, я не хочу включать камеру»?

– Э-э… хорошо, – сказал я, наконец. – Неважно. – Внезапно я осознал, что не знаю, о чём дальше говорить. То, что я хотел спросить, было настолько невероятно, настолько немыслимо. Если это розыгрыш, то организовать его мог только один человек – Кликс, на время саббатикала переехавший в Торонто. Я его убью, если это всё не взаправду.

– Я уже некоторое время пытаюсь вас разыскать, доктор Чжуан. Мне нужно обсудить с вами одно дело.

Её голос всё ещё звучит настороженно.

– Очень хорошо. Но будьте кратки.

– Конечно. Вы, случайно, не знакомы с человеком по имени Майлз Джордан?

– Когда-то я знала Сьюзан Джордан.

– Нет, вряд ли тут есть связь. Майлз тоже палеонтолог. Работает в Королевском Тиррелловском музее в Драмхеллере, Альберта.

– Хороший музей, – сказала она. – Но какое он имеет отношение ко мне?

– Слово «стазис» о чём-нибудь вам говорит?

– Это по-гречески «неподвижность». Что я выиграла?

– И это всё, что для вас значит это слово?

– Мистер Теккерей, я очень ценю своё право на уединение. Не хочу показаться грубой, но я не люблю болтать по телефону.

Я собрал всю свою решимость в кулак.

– Хорошо, доктор Чжуан. Сформулируем вопрос так: не проводите ли вы сейчас или не проводили ли в прошлом эксперименты с прекращением течения времени – с явлением, которое вы называете стазисом?

– Откуда вы это взяли?

– Пожалуйста, мне очень нужно знать.

Она молчала несколько секунд.

– Ну, в общем, да, – сказала он, наконец. – Думаю, «стазис» было бы подходящим названием для этого явления, хотя я сама его так никогда не называла. Эксперименты? До них не дошло. У меня получались некоторые интересные уравнения, но это было до того, как… в общем, много лет назад.

– То есть стазис возможен. Тогда скажите: ваши исследования давали основания полагать, что практическое применение ваших уравнений может сделать возможным перемещение во времени?

Впервые за всё время разговора голос на том конце провода как-то окреп.

– Теперь я понимаю, мистер… Теккерей, вы сказали?

– Да.

– Мистер Теккерей, теперь я понимаю, что вы чокнутый. Прощайте.

– Нет, прошу вас! Я совершенно серьё…

Короткие гудки. Я сказал телефону набрать номер снова, но не дождался из Ванкувера ничего, кроме гудков.