Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-3". Компиляция. Книги 1-29 (СИ)"

Автор книги: Стивен Ридер Дональдсон

Соавторы: Роберт Сойер,Саймон Дж. Морден,Ричард Кадри
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 317 страниц)

– Я знаю все об Уриэле и его бесчестии. Думаешь, Архангел может пасть без моего ведома? Между прочим, я надеялся, что Небеса низвергнут его прямо ко мне. Ради него я бы устроил торжественный парад с конфетти и серпантином.

– Значит, он говорил правду?

– Конечно. Я слышал истории о нефилимах на протяжении веков, но никогда их не видел лично. И даже не был уверен, что они на самом деле существуют. Когда Кисси притащили к нам тебя, мне это было не очень интересно. В отличие от своих собратьев я повидал людей больше чем достаточно. Но дни шли, а ты все не умирал. Это меня заинтриговало. Я переводил тебя от одного Дома к другому. Я втягивал тебя в прямые конфликты с самыми могущественными демонами. Решал, с кем ты будешь сражаться на арене.

– Я стал твоим научным проектом?

– И до сих пор им остаешься.

– Что это значит?

Люцифер отворачивается и берет со стола импортный DVD с фильмом «Зомби» режиссера Лючио Фульчи.

– Забавно. Можно, я возьму?

– Он твой. С Новым годом.

Люцифер откидывает в сторону испачканную краской клеенку и начинает перебирать стопки дисков на столе.

– Интересно, – говорю я, – к каким событиям из тех, что произошли после моего возвращения, ты имел отношение?

Люцифер продолжает изучать диски.

– Веритас направила меня прямо к Касабяну. Потом какой-то таинственный покупатель сделал заказ Мунинну, он обратился ко мне, и это привело меня прямо к Джейн-Энн и Авиле, после чего я пришел к Золотой Страже и Мейсону. Тебе не кажется, что здесь слишком много совпадений?

Люцифер задумчиво разглядывает диск с «Дочерью Сатаны».

Я качаю головой:

– Ничего интересного.

Он делает разочарованное лицо и бросает диск обратно в кучу.

– Ты недооцениваешь себя, Джимми, – говорит он. – Уверен, так вышло только потому, что ты куда более умелый сыщик, чем сам о себе думаешь.

– Мне так не кажется.

Он берет в руки «L’Inferno» тысяча девятьсот одиннадцатого года – итальянскую немую версию Дантова «Ада».

– Думаю, этот тебе понравится, – говорю я. – Зачем ты устроил так, чтобы в конце концов я остался жив, а Мейсон попал в Ад? Либо ты не предвидел этого, либо лгал, но в действительности хотел, чтобы он оказался в Нижнем Мире.

– Мейсон доставил мне кучу проблем. С чего мне этого желать?

– Я пока не понял.

– Только не перенапряги мозг. Это не самая сильная твоя сторона. Кстати, у меня была еще одна причина сюда явиться, кроме желания разграбить твою коллекцию фильмов. Теперь, после того как ты расправился с Мейсоном и Кисси, тебе больше нет смысла беспокоиться о Комнате Тринадцати Дверей. Я хотел бы выкупить у тебя ключ.

– Почём?

– Назови любую сумму. Не стесняйся. Ты можешь стать самым богатым человеком в мире. Самым богатым за всю его историю.

– Спасибо, нет. Не хочу погрязнуть в бумажной работе.

– Если боишься боли, то я не мясник, как Кисси. Я вытащу ключ так, что ты ничего не почувствуешь.

– Пока что я не уверен, что он мне не понадобится. Ты только что сказал, что Мейсон вступил в сговор с твоими генералами. Возможно, мне придется с этим что-то делать, и понадобится ключ, чтобы убить кого-нибудь из них. Кроме того, я с удовольствием застрелю Мейсона еще раз, так что нет. Спасибо, конечно, за предложение, но пока оставлю ключ у себя.

– Как хочешь.

Люцифер отворачивается. Начинает перебирать очередную стопку дисков. Как жаль, что ангелов невозможно «читать». Я понимаю, что он разозлился, но не могу сказать, насколько серьезно.

– Но я могу поработать на тебя, если хочешь.

Люцифер поворачивается и смотрит на меня.

– В порядке фриланса. На разовых заданиях. Деньги вперед, и я с удовольствием на тебя потружусь.

– Это та же сделка, которую ты предлагал Аэлите?

– Именно.

– Договорились. Но я все равно предпочел бы ключ.

Я иду в ванную, беру несколько камешков из горшка с засохшим цветком на окне, несу их в комнату и отдаю Люциферу.

– Можешь их забрать.

Глянув на них, он одаривает меня широкой зубастой улыбкой Князя Тьмы.

– Семь камней. Семь камней для изгнания Дьявола. Ты пытаешься доказать, что не боишься меня, Джимми? Как мило. Прямо как в Ветхом Завете. Только не говори мне, что ты читал книгу.

– Нет, увидел это в одном старом фильме про чудовищ.

– Фу.

Люцифер берет один камень двумя пальцами, раскрывает мою ладонь и вкладывает его туда.

– Береги его. Возможно, однажды он тебе понадобится, Сэндмен Слим.

Не знаю, что он имеет в виду, но от его слов у меня шевелятся волосы на затылке.

Люцифер смотрит на часы.

– Пора бежать. Спасибо за киношки.

Он подмигивает и идет к лестнице.

– Ты забыл свою сумку, – кричу я ему вслед.

Люцифер оборачивается:

– Это тебе. Я не был до конца уверен, стоит ли тебе ее давать, но после того как ты сделал мне такой прекрасный подарок, – он поднимает камни, – думаю, ты заслужил.

Звучит не очень приятно. Но если бы он хотел убить меня, то сделал бы это без предупреждения. Я открываю сумку. С её дна на меня смотрит Касабян.

– Привет, мудак!

Я захлопываю сумку.

– Я не могу все время звонить лично, – говорит Люцифер. – Касабян будет моим голосом, когда мне понадобится связь. Разумеется, через него ты сможешь передавать сообщения и сам.

– А все остальное время он будет твоим шпионом…

– О вы, маловерные!

Люцифер эффектно исчезает с лестницы.

Касабян что-то бормочет в сумке, и я приоткрываю ее на дюйм.

– Хорош уже! Думаешь, я мечтал об этой работе? Я, кстати, поступил так, как ты мне советовал.

Я открываю сумку до конца и вынимаю Касабяна. Расчищаю место на столе и ставлю голову туда.

– Это «Проклятие»? – спрашивает Касабян. – Можно мне одну?

Я вкладываю ему в губы свою сигарету и даю затянуться.

– Ну и каково быть мертвым? – спрашиваю я.

– Бывало и хуже.

– Знаешь, а я ведь думал, что уже умру. Ведь как я себе это представлял: исчезнет Круг, и за ним должен буду исчезнуть и я.

– Хы-хы. Что, не берет тебя смерть? Ай-яй-яй. Можешь засунуть в жопу влажные мечты о том, чтобы стать новым Дином[125]. В конце концов, ты все еще Сэндмен Слим, а я все еще голова из сумки, воняющей так, будто там хранили запасную задницу.

– Я скучаю по Элис.

– А я скучаю по своим яйцам. – Касабян озирается. – Ты что, бл…дь, натворил в моей комнате?

– Теперь это моя комната, и натворил в ней ты. Когда сам себя взорвал.

– А, понятно. Херово получилось. Я слышал, ты взял Паркера?

– Ага. В нашем старом мотеле.

– Давно про него не вспоминал. Как считаешь, Паркер мучился перед смертью?

– Уж будь уверен.

– Это хорошо.

Я затягиваюсь «Проклятием» и отдаю докуривать Касабяну.

– Может, то, что мы застряли здесь, – говорю я, – не самое худшее, что могло произойти?

– Да нет. Это самое худшее.

– Я чувствовал вину за все, что случилось. Но потом вспомнил, что половина дерьма на свете происходит потому, что люди – это игрушки для Рая и Ада. Мы – боксерские груши в их семейной психологической драме. Я понимаю, что не могу этого изменить, но можно хотя бы сделать жизнь забавней. Как комар не способен убить слона, но может «достать» его до безумия. Наверное, этого достаточно. Все, что я могу, – это только ху…риться с бычьём Люцифера и пинкертонами Бога. Возможно, это достаточная причина для того, чтобы не умирать.

– Чудесно сказано. Почему бы не связать свитер с этой речью, Хайди?[126] Знаешь, у меня есть идея получше – просто заткнись и включи какой-нибудь фильм.

– Что хочешь глянуть?

– Порно.

– Ну, уж нет. Я ни за что не буду смотреть с тобой порно.

– Извините, пожилая леди. Что там лежит на проигрывателе?

– «Повелитель летающей гильотины» и «Хороший, плохой, злой».

– Сначала «Хороший, плохой, злой», потом «Повелитель летающей гильотины».

Я ставлю Касабяна на прикроватную тумбочку, заряжаю фильм, нажимаю кнопку «play» на пульте и ложусь на кровать. Появляется надпись-предупреждение о запрете копирования.

– Давай попозже закажем пиццу? – предлагает Касабян.

– Ты можешь есть?

– Я могу жевать.

– Хорошо. Подставлю под тебя ведро.

– Заткнись. Кино начинается!

Ричард Кадри
Убить Мёртвых
Сэндмен Слим – 2

Для Г и К

Где живо мёртвое, мертво живое,

Где чудищ отвратительных родит

Природа искажённая, – одних

Уродов мерзких; даже страх людской

Таких не мог измыслить…

«ПОТЕРЯННЫЙ РАЙ», КНИГА 2

Я не хочу достичь бессмертия своими творениями; я хочу достичь бессмертия тем, что не умру.

ВУДИ АЛЛЕН

Представь, как с криком:

«С первым апреля!» пихаешь посох в задницу носорогу, надеясь, что носорог сочтёт это забавным. Примерно столько же весёлого и в охоте на вампира.

Лично я ничего не имею против пожирателей саванов[127]. Они просто ещё один вид наркоманов в городе наркоманов. Поскольку большинство из них начинали как гражданские, соотношение приличных вампиров к полным ублюдкам примерно такое же, как и среди обычных людей. Хотя прямо сейчас я охочусь на того, кто пытается получить нобелевскую премию, стараясь с головой залезть мне в задницу. Это не слишком весёлая работа, но она оплачивает счета.

Этого вампира зовут Элеонора Вэнс[128]. На отксеренной фотографии из паспорта, которую дал мне маршал[129] Уэллс, она выглядит лет на семнадцать. Наверное потому, что так оно и есть. Тип симпатичной белокурой чирлидершы с большими глазами и той самой улыбкой, из-за которой дотла сгорела Троя. Плохие новости для меня. Все юные вампиры – мудаки. Это часть их должностных обязанностей.

Я люблю старых вампиров. Стопятидесятилетние, двухсотлетние – они прекрасны. Самые умные из них в основном придерживаются трюков Эль Омбре Инвисибель[130], которые городские монстры вырабатывали веками. Они питаются лишь тогда, когда это необходимо. Когда не охотятся, они скучны – по крайней мере, на сторонний взгляд. Они выглядят как менеджер среднего звена или парень из винной лавки на углу. Что мне больше всего нравится в старых кровососах, так это то, что, когда ты загоняешь одного из них в угол, и он знает, что пришло время стать кормом для гроба[131], они ведут себя как славные раковые больные из телефильмов. Всё, чего они хотят – это умереть спокойно и с долей достоинства. Юные вампиры – не особо.

Все юные же выросли на видео «Слэйер»[132], фильмах «Лицо со шрамом», «Хэллоуин» и примерно миллионе часов японских анимэ. Все они считают себя Тони Монтаной[133] со световым мечом в одной руке и бензопилой – в другой. Элеонора, сегодняшняя нежить свидания мечты – тому хороший пример. У неё самодельный огнемёт. Я знаю это, потому что когда она пальнула по мне в гараже, то поджарила мне бровь и левый рукав моей новой кожаной куртки. Десять к одному, что она нашла схемы в Сети. Почему вампиры не могут просто качать порнушку, как обычные малолетки?

Сегодня воскресенье, примерно без четверти шесть вечера. Мы в Даунтауне. Я следую за ней по Саут-Хилл Стрит в сторону Першинг-сквер. До неё с полквартала. Элеонора носит длинные рукава и зонтик для защиты от солнца. Она весело прогуливается, словно воздух принадлежит ей, и все должны платить роялти, чтобы дышать. Только она не совсем на расслабухе. Я не могу считать сердцебиение или изменение дыхания соковыжималок, потому что ни того, ни другого у них нет. И она слишком далеко, чтобы увидеть, расширены ли у неё зрачки, но её голова непрерывно движется. Микроскопические подёргивания влево-вправо. Она пытается оглядеться, не глядя по сторонам. Надеясь засечь мою тень или отражение. Элеонора знает, что не убила меня в гараже. Элеонора – умная девочка. Ненавижу умных мёртвых девочек.

На углу Третьей улицы Элеонора выталкивает плечом старушку и, вероятно, её внука на дорогу перед тягачом с платформой с экскаватором. Водитель бьёт по тормозам. Старушка на земле. Знак для криков и визга шин. Знак для толпящихся вокруг и тычущих пальцем баранов, и спешащих на помощь Капитанов Америка. Они вытаскивают старушку с ребёнком обратно на тротуар, что здорово для тех, но ничем не помогает мне. Элеонора исчезает.

Но найти её несложно. Должно быть, человек пятьдесят видели, как она это проделала, и половина из них показывали пальцем, что она рванула по Третьей, прежде чем свернуть на Бродвей. Я бросаюсь вслед за ней. Я быстр, чертовски быстрее пытающихся догнать её плоскостопных гражданских, но не такой шустрый, как вампир. Особенно тот, который потерял зонтик и хочет убраться с солнца прежде, чем превратится в жареную курицу.

Когда я добрался до Бродвея, она исчезла. По воскресеньям эта часть города не так многолюдна. У меня широкий обзор в обоих направлениях. Никаких бойких блондинок, бегущих по улице в языках пламени. Здесь в основном магазины и офисные здания, но все офисы и большинство магазинов закрыты. Несколько дверей в маленькие магазинчики открыты, но Элеонора слишком умна, чтобы загнать себя в угол в одной из этих крошечных коробок для крекеров. Есть лишь одно место, куда отправится умная девочка.

И сказал Бог: «Да будет Свет и дешёвая китайская еда на вынос», и появился Большой Центральный Рынок. Это место располагалось на Южном Бродвее ещё до того, как разделились континенты. Часть мяса, которое они кладут в буррито и говядину по-сычуаньски, и того старше. Мне кажется, я раз видел отпечатки зубов Фреда Флинтстоуна[134] на рёбрышках гриль.

Внутри меня осаждают тако и пицца. Слева от меня винный магазин, а у дальней стены – мороженое. Все известные человеку специи смешались с запахом пота и готовящегося мяса. Не так много народу в это время дня. Некоторые магазины и киоски уже подсчитывают чеки. Я не вижу Элеонору ни в центральном проходе, ни в боковых. Начинаю с середины, поворачиваю направо и прохожу мимо рыбной палатки. Устанавливаю контакт. Прислушиваюсь, принюхиваюсь, ощущаю движение воздуха, стараюсь уловить малейшие вибрации эфира. Я становлюсь лучше в подобном виде охоты. Сидящего в засаде хищника, в отличие от моих старых движений тираннозавра-со-стояком, которые были хороши для арены, но совсем не годились для улиц Лос-Анджелеса.

Утончённая хота. Действуя по-взрослому, я в самом деле иногда скучаю по аду.

Папа-турист спрашивает меня, как им вернуться отсюда на шоссе в Голливуд. Я его игнорирую, и он что-то бормочет о своих налогах и почему нам не хватает копов, чтобы вычистить этих наркоманов.

Уже шесть месяцев прошло с новогоднего джем-сейшна в Авиле, а я всё ещё не привык к этому месту и людям. Во многих смыслах гражданские хуже жителей ада, потому что демоны по крайней мере знают, что они жалкие мешки дерьма со скотобойни. Всё больше и больше мне хочется, чтобы одному из этих смертных типов довелось столкнуться лицом к лицу с вампиром, ведьмой или шизанутым демоническим элементалем. Не призрачный проблеск в темноте, а необходимость глядеть прямо в красные мясорубочные глаза зверя, жаждущего душ безнадёжно невежественных.

Будь осторожен в своих желаниях.

Сверху льётся длинная оранжевая струя огня, а вот и Элеонора, стоящая поверх витрин из стекла и хрома у киоска со специями. Рабочий конец огнемёта – это маленькая штуковина, не больше полуавтоматического пистолета 45-го калибра[135]. Трубка от пистолета идёт к рюкзаку Астробоя[136], в котором хранятся газ и топливо.

Элеонора ведёт рукой по широкой дуге, поджигая товары, вывески и спины нескольких застывших с отвисшими челюстями рабочих рынка. Она улыбается нам сверху вниз. Демоническое дитя Энни Оукли[137] и Чарли Мэнсона[138], заведённая этим сладким особенным адреналином предчувствия убийства.

Затем она спрыгивает и бежит с тихим булькающим смехом, словно озорная шестилетка. Я бросаюсь вслед за ней, забегая всё глубже на территорию рынка. Она маленькая и быстрая, и секунду спустя сворачивает налево, пробегает по дальнему проходу, и поворачивает обратно к Бродвею.

Я не могу ни поймать её, ни отрезать путь, но у продуктовой палатки стоит пустая тележка. Я пинаю её ногой, отправляя через пустую обеденную зону. Летят столы и стулья. Тележка врезается ей в ноги в конце прохода, впечатывая её в прилавок «Гранд Сентрал Ликёр». Внезапно идёт дождь из стекла и «Патрон Сильвер»[139]. Как по команде, люди начинают кричать.

Элеонора снова на ногах за секунду до того, как я успеваю схватить её. Она больше не улыбается. Её левая рука изогнута под странным углом, а чуть ниже локтя торчит обломок кости размером с ножку индейки. Она поднимает огнемёт, но я двигаюсь прямо на неё. Я не собираюсь тормозить. Вместо этого ускоряюсь. Она нажимает на спусковой крючок, и меня заливает огонь.

Миллисекунду спустя я врезаюсь в неё. Я ничего не вижу, но знаю, что это она, потому что она единственная в магазине достаточно лёгкая, чтобы так летать. Моё зрение проясняется, но даже мне не хочется видеть этого. Когда она нажала на спусковой крючок, чтобы окатить меня из шланга, всё спиртное на её одежде и полу вспыхнуло. Элеонора – эпилептическая кукла театра теней, выписывающая пируэты в огненном озере виски.

Вампиры не кричат, как обычные люди. Я не знаю, как они вообще кричат без лёгких, но когда они дают волю чувствам, то это похоже на звук несущегося без тормозов поезда, наложенный на визг миллиона дерущихся кошек. Вы ощущаете его до почек и костей. Туристы ссутся и блюют от этого звука. Да и хер с ними. Элеонора никак не затихнет. А огонь начинает распространяться. Вспыхивает смазка на решётках соседних продуктовых магазинов. Взрывается баллон с пропаном, приводя в действие систему пожаротушения. Когда я оглядываюсь, Элеонора уже бежит с рынка обратно на Бродвей, всё ещё охваченная пламенем.

Гнаться за горящей девушкой по городской улице намного сложнее, чем это звучит. Гражданские как правило останавливаются и глазеют, что превращает их в кегли для боулинга. Медлительные скулящие кегли для боулинга. Можно подумать, что на каком-то примитивном животном уровне им хочется убраться к чёрту с пути горящей школьницы, кричащей достаточно громко, чтобы трескались окна магазинов и преследующего её тупого сукиного сына. Не то, чтобы я делал это ради них. Я занимаюсь этим ради денег, но они всё равно получают из этого выгоду.

Когда Элеонора перебегает Пятую улицу, она уже не горит. Она кусок тёмной вяленой говядины, кукла Барби, бегущая на обугленных ножках палочника.

Впереди заброшенные развалины кинотеатра «Рокси». Холл и зоны маркиз[140] были превращены в рынок под открытым небом. Элеонора мчится мимо стоек с поддельными футболками и токсичными резиновыми сандалиями. Проламывается прямо сквозь кусок фанеры трёхсантиметровой толщины, привинченный к дверям кинотеатра на том месте, где раньше было стекло. Я следую за ней внутрь, но задерживаюсь у выбитой двери, давая глазам привыкнуть к темноте.

Разумным оружием для подобного места был бы на’ат, но мне хочется из чего-нибудь пострелять. Кроме того, Элеонора не может знать, что такое на’ат, так что он не напугает её так, как мне хочется. Некоторое время назад я отправил в отставку Кольт Нэви[141] и заменил его на охотничий пистолет Смит и Вессон .460[142]. Эта штуковина такая большая и злая, что ей даже не нужны пули. Встав на стул, я мог бы забить ей Годзиллу до смерти. Пушка заряжена через один тяжёлыми патронами .460 и укороченными патронами для дробовика .410[143], все покрыты моим особым соусом Спиритус Дей[144] – серебро, чеснок, святая вода и красная ртуть. Он вмещает всего пять зарядов, но делает свою работу достаточно хорошо, чтобы мне никогда не приходилось перезаряжать его.

Когда вы идёте в куда-то вслепую, не зная плана или того, что ждёт внутри, место, в котором, как вы знаете, нравится болтаться Таящемуся, умный парень помедлит, обойдёт периметр и поищет ловушки и слабые месте. Я разгорячён, раздражён и спешу, так что это именно то, чего я не делаю. Кроме того, я всего лишь преследую одну тупую маленькую Кентукки фрайд блонди[145]. Теперь, будучи загнанной в угол, она не доставит особых проблем. Ага. Скорее всего именно это и говорили все те агенты ФБР о Бонни Паркер[146] как раз перед тем, как увидеть её «томми-ган»[147].

Внутри кинотеатра сауна. Лопнувшие водопроводные трубы в запечатанном здании. Я не двигаюсь, но потею, как адвокат у врат рая. Пахнет так, словно здесь изобрели плесень. Как, чёрт возьми, Элеонора, девочка из Долины[148], оказалась сквоттером[149] и поселилась здесь? Она не случайно забежала в этот кинотеатр. Она знала, куда направлялась. Судя по звуку разбитых пивных и винных бутылок у меня под ногами, здесь обитают много других людей. Поправка: «обитали», прошедшее время. Алкаши – вот чем, скорее всего, привлекло её это место. Кто не любит бесплатный обед? У меня такое чувство, что здесь уже не так много случайных сквоттеров.

Оказывается, я прав наполовину.

Эти сквоттеры не случайные. Они вампиры. Её друзья. Парень и девушка.

Они спрыгивают с балкона, и парень вламывает мне обрезком бруса между плеч. Я опускаюсь на колени на хрустящее стекло, но перекатываюсь от удара и поднимаюсь с взведённым .460. Тогда в меня врезаются другие друзья Элеоноры. Ещё два парня из-под сидений по обеим сторонам прохода. Я хватаю за горло того, что поменьше, и швыряю во второго. Девушка-вампир бьёт меня сзади и втыкает в руку разбитую бутылку. Я роняю пистолет; слишком темно, чтобы разглядеть, куда он делся. Я ударяю локтем назад и чувствую, как трещит череп девушки. Она подскакивает, как газель, и с воплем перекатывается через два ряда сидений. Это даёт мне секунду, чтобы рвануть по проходу к экрану и создать дистанцию между собой и мёртвыми друзьями Элеоноры.

Именно там меня и поджидала Элеонора. Она не только умна, но и обладает титановыми яйцами. Даже будучи охваченной огнём и пробегая сквозь заколоченные входные двери, она так и не выпустила огнемёт из рук. Когда она раскрывается, остальные кровососы отступают.

Тем выстрелом на рынке она просто представлялась. А это уже «е..ть вас на здоровье, доброй ночи» только для меня. Элеонора нажимает спусковой крючок и не отпускает, пока оружие не пустеет.

Раненый и оглушённый, тем не менее я не настолько туп, чтобы просто стоять на месте. Я ныряю вправо за ряд сидений. Огонь обволакивает их, словно тянется ко мне. Меня обжигает сверху и снизу, и я дымлюсь в кожаной куртке как свиной бургер. Даже когда огнемёт пустеет, горящие сиденья продолжают меня поджаривать, а от удара бруском слишком кружится голова, чтобы двигаться очень быстро. Я, пошатываясь, поднимаюсь по стене и пытаюсь бежать по проходу, но спотыкаюсь о мусорные сугробы и приземляюсь лицом в обёртки от конфет, иголки и банки из-под солодового ликёра[150].

Я превратился в Бастера Китона[151], и Элеонора со своими друзьями получают настоящий кайф при виде того, как я ползаю на карачках. Она обожжена до неузнаваемости, но она – соковыжималка, а они довольно быстро справляются с болью. Как и я, но я ещё далеко. Даже не в одной с ними временно́й зоне. Я сдаюсь и ложусь на липкий сладкий ковёр, чтобы сделать то, что должен был сделать в первую очередь.

Я вжимаю правую руку в разбитое стекло и наваливаюсь всем телом. Зазубренные осколки бутылки глубоко врезаются в мою ладонь, а я продолжаю давить, пока не чувствую, как стекло врезается в кость. Большинству чар не требуется кровь для работы, но немного красной субстанции – это как закись азота для форсажа, когда вы хотите, чтобы колдовство сработало мощно и быстро.

Элеонора берёт брусок у мальчика-кровососа и стучит им по каждому сиденью, направляясь ко мне.

– Эй Спиди Гонзалес[152]. Тебе нравится гоняться? Почему бы мне не пнуть твою голову через дорогу, чтобы ты мог погнаться за ней?

– Задай ему, Нелли. Взгляните на этот кусок дерьма в шрамах. Он слишком уродлив, чтобы пить. Прикончи этого педика.

Это говорит один из парней. Тот, который двинул мне деревяшкой. У него южный акцент. Что-то глубокое, старое и горячее. Практически слышна обволакивающая его слова кудзу[153].

Элеонора говорит: «Заткнись, Джед Клампетт[154]. Джетро[155] ждёт тебя на парковке, чтобы ты отсосал ему».

Все, кроме Джеда, смеются.

Пока Элеонора устраивает «Вечер Импровизации»[156] для своих дохлых друзей, я снова и снова повторяю демонический напев, держа руку на стекле и позволяя крови течь. В этот раз гортанное демоническое бормотание работает в мою пользу. Пропащие ребята[157] считают, что я жалуюсь.

«Зачем ты, мудак, следишь за мной? Тебя послала Мутти? Мама, в смысле? А Папа знает? Всё, что ей нужно, это надеть наколенники[158], и она может заставить его сделать, что угодно».

Из задней части кинотеатра задул начинающийся как бриз ветер, который мчится с балкона и срывает окружающие мёртвый киноэкран гнилые шторы. Как только ветер набирает силу, Элеонора бросает ломать комедию, а остальные замолкают. Теперь они едва держатся на ногах.

Несмотря на то, что я не могу читать мертвых, как живых, у вампиров всё ещё есть мысли, и я ощущаю Элеонорины. Не могу назвать вам её лотерейные числа или имя её котёнка, но могу уловить образы и ощущения. Она перешла от злости к нервозности и двигается от заноса к испугу. Она недостаточно долго была Таящимся, чтобы встречать на своём пути кого-то, обладающего настоящей силой худу[159], и не может понять, что происходит.

И у неё в голове тоже мамочка, чёрный сгусток гнева и страха. Возможно даже, что Элеонора дала себя укусить, лишь чтобы досадить ей. У неё тоже есть секрет. Она считала, что в конечном счёте он её спасёт, но теперь у неё появились сомнения.

По проходу невидимым кулаком проносится порыв ветра, сбивая с копыт и подбрасывая в воздух все их пять задниц. Элеонора теряет брусок и приземляется сверху на меня. Я чувствую запах страха сквозь её сожжённую кожу. Ветер не стихает, нарастая от урагана «Катрина» до выхлопа космического челнока.

Элеонора изо всех сил отталкивается от меня.

– Это он! Он это делает! – кричит она. – Что нам делать?

Джед Клампетт отрывает задницу от пола и ползёт ко мне, в качестве опоры используя спинки сидений. Я изменил заклинание, но он этого ещё не заметил.

Ветер с аэродинамической трубы меняется на крутящийся смерч. Я с трудом поднимаюсь на колени и сбрасываю кожаную куртку. Смерч отрывает от пола ковёр, подбрасывая в воздух целое облако битого стекла. Осколки кружат вокруг нас миллионом сверкающих бритвенных лезвий, что лишь раздражает Элеонору и её друзей. Они отмахиваются от стекла, словно от мух. Каждый из сотни их порезов заживает быстрее, чем наносится следующая сотня. Но и мне тоже достаются порезы. И вот несколько секунд спустя я уже фонтан у отеля «Белладжио», а всё это битое стекло исполняет синхронное плавание у меня в крови.

Когда я начинаю истекать кровью, кружащийся воздух становится розовым, что Джед и его подружка находят чертовски истеричным. Они высовывают языки и ловят капли моей крови, как дети снежинки. Спустя десять секунд оба уже кричат и раздирают ногтями себе горло. Затем это начинают ощущать и остальные трое. Они пытаются бежать, но ветер и стекло повсюду. Здесь теперь один большой кухонный комбайн, распыляющий мою испорченную кровь им в глотки и на миллионы ран.

Элеонора уже выглядит как чикен макнаггетс, так что трудно сказать, что происходит с ней, но остальные начинают шипеть и светиться изнутри, словно на спор проглотили аварийные дорожные факелы. Вот что происходит с вампирами настолько тупыми, чтобы напиться ангельской крови.

Через некоторое время они затихли, а затем быстро и жарко сгорели. Людской вариант флэш-бумаги[160]. Они несколько секунд шипят, и ужариваются до мелкого серого пепла. Я рычу конец заклинания, и воздух успокаивается. Все вампиры, кроме Элеоноры, мертвы. Во время смерча она сидела на корточках и держалась за меня. Моё тело в достаточной мере преграждало путь ветру, чтобы она смогла выжить. Но с трудом. Она шевелит потрескавшимися губами, словно пытается что-то сказать. Я подношу поближе ухо.

– Когда увидишь Мутти, передай ей, что мне жаль. Я сделала то, что сделала, лишь чтобы напугать её, как она иногда пугает меня и Папу.

Когда тебя нанимают убить кого-то, последнее, чего ты хочешь, это чтобы тебе пришлось отпускать им грехи. Вы хотите, чтобы они умерли быстро, а не лежали, прося вас побыть психотерапевтом. Хуже того, вы не хотите слышать ничего такого, что могло бы заставить вас чувствовать к ним жалость. Мне не нужны материнской травмы Элеоноры. Она такое же чудовище, как и я; но я хочу, чтобы она была мёртвым чудовищем, как и её друзья. Она отпускает мою ногу и делает вздох «скажи спокойной ночи, Грейси»[161]. Пару минут назад я хотел насадить её на вертел, и пока она будет гореть, жарить на ней маршмэллоу[162]. Теперь я закрываю рукой ей глаза и достаю чёрный нож.

– Не шевелись.

Я вонзаю лезвие ей между рёбер. Один чистый, хирургический, безболезненный укол прямо в сердце. Элеонора замирает, ярко вспыхивает и обращается в прах. Мёртвая девочка наконец-то мертва.

Я оглядываюсь вокруг, быстро составляя мысленную карту тел и проверяя, что мы всё ещё одни. Я слышу голоса снаружи. Теперь, когда ветер стих, какой-нибудь любопытный гражданский скоро сунет сюда нос. Мне нужно работать быстро.

Одежда Элеоноры практически исчезла, но я быстро обыскиваю её. На ней наполовину вплавившийся в её почерневшую грудь золотой медальон. С её пальцев упала пара колец со стразами, так что я забрал их. В карманах нет денег, зато есть плоская металлическая штуковина размером с пряжку ремня для родео. Одна сторона чистая. На другой – рычащий демон в окружении жуткого чудовищного алфавита. Хлам. Готские побрякушки. Ещё одна проблема с малютками Лугоши[163]. Друзья Элеоноры являлись безмозглыми беспризорниками, а она недостаточно долго была вампиром, чтобы какие-нибудь образованные кровососы подсказали ей, кем она являлась на самом деле. Смерть в стильных сапожках. Дьявольская восьмицилиндровая кукла, которая может взорваться, как крылатая ракета и укусить, как бронебойная акула. Глупенькая бестолковая малышка. Возможно, если бы она не разозлила того, кто вынудил Золотую Стражу объявить охоту, у неё было бы достаточно времени, чтобы выяснить это.

Доброй ночи, Элеонора. Уверен, что Мутти прощает тебя, и может даже скучает по тебе. Пока не узнает, чем ты занималась эти последние несколько недель. От меня она точно этого не узнает.

Я ещё раз бросаю взгляд на пряжку от ремня вурдалака. Она тяжёлая, как металлическая, но края со сколами, как у старого фарфорового блюдца. Даже самый тупой скупщик краденного в Лос-Анджелесе не дал бы за неё и десяти центов. Я швыряю её в темноту вместе с остальным хламом и принимаюсь за друзей Элеоноры, обшаривая их карманы, сумки и рюкзаки. Это не Таящиеся из Беверли-Хиллз[164], а лишь кучка попрошаек из Даунтауна[165], так что мне точно не светят королевские драгоценности. И всё же, сейчас туристический сезон, так что здесь примерно три сотни наличными, которые не сгорели, когда они обратились в пепел. Несколько косяков, корешков билетов в кино, ключи от машины, презервативы и ювелирные изделия для Элеоноры. Я выбрасываю всё, кроме драгоценностей и наличных. Грабить покойников может показаться жестоким, но это барахло им больше не требуется, а Стража не оплачивает сверхурочные. Кроме того, убивать монстров – моя основная работа. Вот как я на это смотрю – я ворую у мёртвых, как обычные люди прихватывают стикеры для заметок[166] по дороге из офиса.