Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-3". Компиляция. Книги 1-29 (СИ)"

Автор книги: Стивен Ридер Дональдсон

Соавторы: Роберт Сойер,Саймон Дж. Морден,Ричард Кадри
сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 317 страниц)

– Возможно. Несколько месяцев назад ты бы уже типа ДжонУэйнил[491] себе туда дорогу и начал свою собственную войнушку. Мне кажется, что ангел у тебя в башке сделал тебя мягким. Ты слишком долго был доброй волшебницей Глиндой[492].

Он прав. Мейсон как-то говорил со мной. Он овладел телами других людей и говорил со мной через них. Он становится сильнее и трудится над ключом. Он собирает войска. Мне следовало быть в Даунтауне, убивая его и доставляя падшим ангелам новые кошмары. Я впустую потратил последние шесть-семь месяцев, прыгая через скакалку с Уэльсом и Стражей, напиваясь в дупель и становясь тряпкой.

После стольких лет я всё ещё не понимаю этот мир. Он мягкий и глупый, и полон мягких и глупых людей. Почему они все не сходят с ума и не рвут друг друга в кровавое конфетти? Им же хочется. Я могу читать их глаза. Слышу биение их сердец. Чую пот страха. Пот гнева. Ярость внутри, которую они никогда не могут выпустить. Я превращаюсь в одного из них. Это цена жизни в этом мире и попытки вписаться в него.

Ангел в моей голове – часть его. С другой стороны, был ли вообще ангел? Может, я схожу с ума, и это мой Тайлер Дёрден[493]. Возможно, я всегда был сумасшедшим, а возвращение сюда выплеснуло это наружу. Ад был моим галоперидолом, и без него я медленно погружаюсь в шизу. Слышу голоса. Выполняю приказы того, кого, может быть, даже не существует.

Элис здесь нет, а без неё это место всегда будет лишь пустыней. Но я теперь связан с другими людьми. Видок. Аллегра. Кэнди. Карлос. Касабян. Даже Бриджит, которая меня бросила. Они являются шлакоблоками, тянущими меня ко дну океана. Знакомство с ними, то, что я плюю на них, высасывает мозг из моих костей. Делает меня слабым. Они хотят, чтобы я был в здравом уме и добродетельным, но монстр во мне хочет слышать, как шеи адовцев трещат и лопаются, как бутылки шампанского на Новый год.

Касабян загоняет один шар и выстраивает другой. Надо бить по полосатому шару или сплошному? Не помню. Я докуриваю последнюю сигарету и бросаю окурок в банку из-под газировки, оставленную под пластиковой табличкой «Не курить».

– Может, тебе стоит заняться чем-нибудь здесь. Сходить, поколотить ещё скинхедов. Сразиться с драконом. Или Кисси.

Я смотрю на него, пытаясь прочесть. Он не особо-то дышит или потеет, так что это непросто. Он сосредоточен на ударе, так что я не вижу его глаза.

– С чего это ты про них вспомнил? Кисси исчезли.

Я знаю это, потому что убил их, целую расу уродливых недоделанных ангелов. Ну, почти всю расу. Я видел одного, он называет себя Йозеф, несколько недель назад. Он жив и знает, где находятся остальные Кисси. Мы долго беседовали об этом.

Касабян замирает и смотрит на меня. Мы достаточно долго живём вместе, чтобы знать, когда я … ну, чрезвычайно серьёзен.

– Остынь, – говорит Касабян. – Это была шутка.

Он бьёт сплошной пятнадцать, и тот со стуком залетает в лузу. Монстр быстро передвигается, пытаясь вернуть всё в нормальное русло, обратно к игре. Загоняет ещё один.

– Не шути по поводу них. Мне это не нравится, – замечаю я.

– Как скажешь, чувак. Если я задел твои чувства, мы можем посмотреть «Жареные зелёные помидоры»[494] и откушать пинту «Хаген-Дас»[495].

Я больше не могу это выносить. Достаю обезболивающее зелье Видока и осушаю одним глотком.

– Нет. Давай посмотрим «Дикую банду»[496] и заплатим, чтобы нам принесли рёбрышки по-корейски.

– Ну, ебать меня членом Ллойда Бриджеса[497]. В конце концов, ты всё ещё жив, – говорит он. Затем добавляет: – Угловая луза.

Он наносит ногой удар по сплошному, восьмёрка отскакивает от дальнего борта и закатывается в угловую лузу с моей стороны.

– Ты платишь, – подытоживает он.

– Как обычно.

Я помещаю Касабяна в его сумку для боулинга, чтобы иметь возможность отнести в номер, не вызывая нервного срыва у других постояльцев отеля. Я всю дорогу держу сумку закрытой на молнию, но он всегда расстёгивает её на несколько сантиметров, чтобы иметь возможность выглядывать.

По пути через парковку я замечаю, как зверочеловек нагуаль хватает за руку маленькую блондинку. Когда она кричит на него, слышно, что у неё скандинавский акцент. На ней традиционная майка сёрфингиста и шорты, которые, похоже, носят все иностранные студенты по обмену. Нагуаль не показывает своего звериного лица, поэтому она понятия не имеет, что парень, с которым она спорит, не человек.

Я ставлю Касабяна на скамейку и подхожу. Увидев меня, нагуаль отпускает девушку. Я пробиваю его головой ветровое стекло блестящей прокатной машины и несколько раз ударяю лицом о приборную панель. Когда я прекращаю бить гада, тот бежит, сломя голову. Скандинавка не сдвинулась ни на йоту. Она не сводит глаз с разбитого ветрового стекла. Девушка не говорит спасибо, когда я прохожу мимо, но я и не жду этого. Между мной и нагуалем, она слишком потрясена, чтобы вообще хоть что-то сказать. Добро пожаловать в Лос-Анджелес, дорогая.

Когда я несу Касабяна вверх по лестнице, он говорит: «Это именно то, о чём я говорил».

Наутро такое ощущение, что мой мозг сбежал, чтобы присоединиться к цирку, был потрёпан львом и, возвращаясь домой, не миновал ни одной кочки и булыжника. Обезболивающее, которое дал мне Видок, не особо сочетается с «Джеком Дэниэлсом», если только вам не нравится ощущение, будто кто-то припарковал Сатурн-5[498] на ваших глазных яблоках.

Странные виски-сны прошлой ночью. Мне снились старые фильмы «Лики смерти». Псевдодокументальные интермедии, попурри из реальных и явно постановочных кадров людей, убитых интересными и креативными способами. Настоящее родео кровавого побоища. И в главной роли каждого из сегментов моего сна была Элис, которую калечили в широкоэкранном техниколоре[499].

По прошествии столько времени я всё ещё не знаю, как она умерла. Я знаю, что её убил Паркер – волшебник, профессиональный ублюдок и любимый худу-головорез Мейсона по приказу хозяина. Но я не знаю, как Паркер убил её. Это вопрос вечно повисает в глубине души всякий раз, когда я думаю о ней. Когда я сплю, мои сны проигрывают различные сценарии. Всё, начиная от быстрой пули в затылок до удара ножом и смерти от кровопотери. Сцены её смерти смешиваются со снами, что я снова на арене. Любой зверь, которого я убиваю, превращается в умирающую у моих ног Элис.

Я знаю, что это своего рода предательство – прятаться от правды о том, как она умерла, но я знаю разум Паркера и сомневаюсь, что он сделал это быстро. Паркер из тех парней, которые заставляют тебя хотеть поверить в реинкарнацию. Один раз я уже убил его, но, если бы у меня была такая возможность, я бы никогда не переставал убивать его. Убийство Паркера стало бы моей круговой тренировкой. Моей игрой в ракетбол. Я мог бы построить целый новый здоровый образ жизни, трижды в неделю сбивая его с ног и сворачиваю шею.

Видок заезжает на такси примерно в десять. В мои лучшие деньки солнце отнюдь мне не друг. Этим утром, будучи с бодуна и во вчерашней одежде, всё, что мне остаётся, это прикрывать голову и перебегать от тени к тени, словно забывший завести свои часы вампир.

Когда я добираюсь до такси, Видок ждёт меня у передней пассажирской двери, что странно. Обычно мы едем сзади, чтобы поговорить. Я заглядываю через окно назад и вижу, почему он спереди. Внутри Кэнди.

– Ты что, играешь в сваху?

Видок хватается за дверцу и лезет в такси.

– Уи. Тебе нужно поговорить с кем-то ещё, кроме меня и того болтливого фонаря из тыквы в твоей комнате.

Видок садится рядом с водителем. Я сажусь сзади с Кэнди.

На ней её обычный ансамбль из белой футболки, потрёпанной и чуть великоватой кожаной куртки, Чак Тейлоров[500] и чёрных джинсов до колен. Она выглядит как младшая сестра Джоан Джетт[501]. На ней детские солнцезащитные очки, как те, что продаются в Маленьком Токио. Белая оправа с синими язычками пламени, а по бокам летающие роботы. Когда я сажусь, она не здоровается. Она касается середины оправы прямо над носом. Солнцезащитные очки начинают петь лейтмотив из какого-то японского детского мультика жестяным голосом робота. Это заставляет мой череп пульсировать.

– Ты надела их, просто, чтобы пытать меня?

Она касается оправы, и робот снова заводит свою песню.

– Не только ради тебя, но да, в изрядной степени. И мне всегда хотелось закадычного друга-робота.

– Может это быть молчаливый робот?

Песня прекращается. Она держит палец над оправой.

– Не заставляй меня снова использовать на тебе свою супер-жуткую робосилу.

Кэнди такая же как я. Монстр. Говоря точнее, она нефрит. Нефриты похожи на вампиров, только хуже. Они растворяют ваши внутренности и выпивают их, как пауки. Но она хорошая девочка и старается заменить человеческий молочный коктейль особым зельем. Метадон[502] из крови и костей. Помимо того, что привлекательная и опасная, она спасла мою задницу от присоединения к живым мертвецам, после того как меня укусил Бродячий. Я ушёл уже далеко и не хотел принимать лекарство, поэтому она ударила меня ножом, покрытым этой дрянью. Да, это больно. И да, я рад, что она это сделала.

Я вскидываю руки.

– Ты победила. Забирай наши земли и золото, но оставь мне мою добродетель.

– Это мой единственный выбор?

– Если ты собираешься охотиться на добродетель, тебе лучше прихватить экскаватор и динамит. Придётся глубоко копать.

– Я прихвачу страпон[503].

Я смотрю на Видока на переднем сидении.

– Заставь её остановиться. У меня похмелье, а у неё робот. Это нечестно.

– Жизнь честна только в могиле и в спальне. В данном случае, как видишь, ни то, ни другое.

– Вот почему я не пользуюсь такси.

Я выглядываю в окно. Таксист несколько кварталов везёт нас по Голливудскому бульвару, затем разворачивается на Сансет и возвращается тем же путём, которым мы ехали.

– Куда мы направляемся?

– «Бамбуковый дом кукол».

– Какого чёрта, чувак? Он всего в нескольких кварталах. Мы могли бы пройтись пешком.

– Но тогда ты мог бы уйти. Если заметил, я велел нашему водителю ехать длинной дорогой, чтобы я мог поговорить с тобой. Женщина, с которой мы собирались встретиться, решила, что там тебе было бы удобнее обсудить дела.

– Что за женщина?

– Джулия Сола.

– Никогда о ней не слышал.

– Маршал Джулия, так ты раньше её называл. Одна из агентов маршала Уэллса. Она тебе понравилась. Ты сказал, что она единственная из Золотой Стражи обращалась с тобой как с человеком.

Я сажусь ровно.

– Ты, блядь, издеваешься? Только потому, что она не тыкала в меня ледорубом, не означает, что я хочу работать с ней. Или с кем-нибудь ещё из Национальной безопасности. Остановите машину. Я выхожу.

– Езжайте дальше, – приказывает водителю Видок и оборачивается ко мне. – Перестань вести себя как ребёнок. Стража мертва, и Национальной безопасности больше здесь нет. И ты это знаешь. Джулия открыла собственный частный сыскной бизнес. Доверься мне. Неужели ты считаешь, что я настолько глуп, чтобы работать на кого-то, не разузнав всё о них?

– У кого? У твоих маленьких приятелей-воришек?

– Кому лучше знать, кто работает на правоохранительные органы, а кто свободный агент?

Не знаю, что и думать. У Видока нюх на копов. Он знает, как они думают, как они работают. Сотню лет назад он обучал французских полицейских судебных экспертов приёмам, которые почерпнул из своих научных и алхимических книг, и превратил из кучки средневековых мордоворотов в настоящих копов, которые могли проводить настоящие криминальные расследования.

У таксиста включено радио. Патти Смит поёт «Спроси ангелов». Истовая молитва, Армагеддон и рок-н-ролл. Песня, под которую можно умирать.

– Эта ситуация – полная херня.

Кэнди смотрит на меня, жмёт кнопку, и её робо-очки подпевают радио. Я снова в аду.

Когда мы добираемся до «Бамбукового дома кукол», Видок обходит машину, подходит с моей стороны и быстро открывает дверь, словно думает, что я собираюсь удрать. Протягивает водителю двадцатку и не ждёт сдачи. Мы втроём входим внутрь, где темно и прохладно. Карлос стоит за стойкой, расставляя бокалы для ночной работы. Он кивает мне, когда мы входим. Странно видеть бар в это время дня без играющей музыки. Гавайские куклы и кокосы выглядят такими же мутными, как я себя чувствую.

– Забавно видеть тебя бодрствующим. Я думал, ты растаешь, как Ведьма Запада, если кто-то попытается разбудить тебя до темноты, – замечает Карлос.

– И тебя. Ты тоже часть этого заговора?

– Я всего лишь наёмная сила. Спроси ту красавицу в уборной, что происходит. Она зарезервировала всё помещение на этот порочный час. У тебя день рождения или что-то в этом роде? Тебе следовало сказать мне.

– Нет. Меня просто пытаются завербовать обманом, вот что происходит. Если это пахнет кофе, то я не хочу. Я не задержусь надолго.

Джулия выходит из задней части зала. Её тёмные волосы длиннее, чем я помню, и она носит хвостики. На ней практичная чёрная юбка с насыщенно кроваво-красной блузкой. Она похожа на сексуальную библиотекаршу, но двигается как человек, который может мимоходом вывернуть вам колено или сломать несколько рёбер тактической дубинкой. Увидев меня, она останавливается. Слегка улыбается и подходит к стойке.

В последний раз я видел маршала США Джулию Солу здесь, в баре. Она поведала мне, как Уэллс взял на себя вину за то, что Бродячие разнесли город в клочья. Национальная безопасность закрыла своё отделение в Лос-Анджелесе, распустила Золотую Стражу и отозвала Уэллса в Вашингтон. Она сказала мне, что покинула службу маршалов, чтобы открыть собственную детективную компанию. Просто обычная неловкая болтовня в баре между двумя людьми, которые едва знакомы друг с другом, но за последние несколько дней изрядно насмотрелись одного и того же безумия и бойни.

– Привет, Старк.

– Маршал.

– Я не была уверена, что ты придёшь. Поспорила сама с собой, что не соизволишь.

– Похоже, проспорила.

– Полагаю, теперь я должна себе пятёрку.

Она протягивает руку для пожатия. Я в ответ вежливо коротко пожимаю её, чтобы сделать Видока счастливым. Он хочет, чтобы я был джентльменом. Я хочу, чтобы он молчал об этом.

– Больше не маршал. Просто Джулия.

– Ну, Джулия, по правде говоря, я бы не пришёл, если бы знал, с кем мы встречаемся.

В тот вечер, пока мы с Джулией разговаривали, её голос изменился. Упал на октаву и стал гнусавым. Это был исходящий из её рта голос Мейсона. Он не мог сам выбраться из ада, но придумал способ на несколько секунд превращать людей в безголовые марионетки. Мейсон скакал туда-сюда может по полдюжины разных тел, угрожая, и вообще ведя себя как первоклассный мудак, которым он и является. Когда он исчез, Джулия, казалось, ничего не помнила. Кажется, это важно.

Карлос ставит на стойку чашку чёрного кофе.

– Благодарю, – говорит она и берет её. – Ты даже не хочешь узнать, зачем я притащила тебя сюда?

– Ни капельки.

Она улыбается, и я улыбаюсь в ответ, ища в её глазах тень Мейсона. Но я его не обнаруживаю. Здесь только она, и я не улавливаю ничего, похожего на обман. Джулия смотрит на меня так, словно ждёт, что я скажу что-то ещё. Возможно, она просто оценивает меня. Я даю тишине повиснуть, чтобы увидеть, не заставит ли напряжение Мейсона обнаружить себя.

Она ставит чашку с кофе.

– Должно быть, Эжен говорил тебе, что мы несколько раз работали вместе.

– Он упоминал об этом.

– Я знаю, ты испытываешь определённое нежелание общаться с кем-то, связанным с Нацбезопасностью или Стражей.

– Это ещё мягко сказано.

– Погоди минутку. Она с теми людьми, из-за которых тебя избили и поимели? Леди, если бы я знал это, ноги вашей не было бы в моём заведении, – говорит Карлос.

Она смотрит на Карлоса, а затем на меня.

– Знаю, я могла бы сказать тебе, что я больше не с ними отныне и до скончания времён, и ты мне не поверишь. Но, как бы то ни было, это правда, и это никогда не изменится.

– Я должен впечатлиться?

– Я думала, что, возможно, то, что Эжен ручается за меня, что-то значит, но ты никогда не позволяешь фактам становиться на пути твоего суждения, не так ли?

– Миссис Робинсон[504], вы пытаетесь соблазнить меня?

Видок толкает меня сзади плечом.

– Послушай, что она скажет.

Кэнди становится рядом со мной. Мне не нужно смотреть. Я чувствую её слегка нечеловеческий аромат. Однажды я убил сутенёра, который содержал адский бордель. Он освещал то место горящим янтарём, и пахло горящей сосной и дымом. Кэнди пахнет немного похоже.

– Итак, зачем я тебе понадобился.

– У меня есть работа, для которой, я считаю, ты уникально подходишь.

– Что за работа?

– Она может быть опасной.

– Я так и понял, когда тебе понадобился я, а не Видок или один из твоих приятелей-маршалов. Тебе нужен кто-то одноразовый. Кто-то вне системы, которого не хватятся, когда всё пойдёт наперекосяк.

– Ты ошибаешься. Ты мне понадобился потому, что я думаю, что ты единственный в Лос-Анджелесе, обладающий достаточным набором навыков, чтобы справиться с этой конкретной ситуацией.

– Когда кто-то говорит о «наборе навыков», я начинаю нервничать. Просто расскажи мне, о чём речь.

– Об одержимости демоном. Экзорцизм пошёл не так, и мальчик пропал.

Я встаю, чтобы уйти.

– Спасибо, что впустую притащили меня сюда. Я ухожу.

Кэнди кладёт руку мне на плечо.

– И ты, тоже? – говорю я.

– Просто дай ей закончить.

Я смотрю на Солу.

– Я не занимаюсь экзорцизмом и не охочусь на демонов за вознаграждение. Стража втянула меня в погоню за демоном, и это кончилось тем, что нас с Бриджит погрызла целая комната Бродячих.

Она кивает.

– Я знаю. Но то был Уэллс, а это – я. Здесь нет никаких трюков. Никакой скрытой подоплёки. Только ребёнок, которому нужна твоя помощь.

– Я так не думаю. Мне кажется, что это тебе нужна помощь. Ты отправила к парню потрошителя демонов, но тот облажался, и парню стало хуже, чем было. Теперь ты хочешь, чтобы кто-нибудь подчистил за тобой.

Она берёт свой кофе, делает глоток и ставит чашку обратно. Она не глядит на меня, когда начинает говорить.

– Ты прав. Вот. Я это сказала. Мне нужно, чтобы ты исправил мой прокол.

Мышцы её плеч и затылка напряжены. Её дыхание стало слегка поверхностным и быстрым. Сердцебиение участилось. Если бы я верил ей, то мог бы поклясться, что она говорит правду.

Сола качает головой.

– Я не знаю, что случилось, как и отец Травен. Слышал о нём? Стража оплачивала его услуги экзорциста-фрилансера. Он настоящий. Подлинный надиратель демонских задниц, старая школа. Только на этот раз демон пнул в ответ сильнее.

– Почему пришла ко мне? Почему бы не найти другого священника? Или жреца вуду, или одну из тех старых ведьм ню-ву из Чайнатауна? Они любят такие вещи.

– Я пыталась найти другого священника, но, когда пошли слухи, что я работала с отцом Травеном, никто из них не захотел разговаривать со мной.

– Наконец-то ты сказала что-то интересное. Что не так с твоим укротителем змей?

– Его отлучили от церкви.

Я поворачиваюсь к Видоку.

– Ты знал об этом? Ты был славным мальчиком-католиком. Это серьёзное дело. Может быть кто-либо хуже отлучённого от церкви священника?

– Да. Тот, которого не отлучили.

Я достаю «Проклятие» и закуриваю. Смотрю на Карлоса. Закон штата гласит, что мне нельзя здесь курить, но он качает головой: «не парься».

– Что Травен натворил? Пощипывал блюдо для пожертвований? Подмазывался к алтарным мальчикам?

Джулия качает головой.

– Ничего такого. Отец Травен – палеолингвист. Он специализируется на переводах древних религиозных текстов и расшифровке мёртвых языков.

– Дай догадаюсь. Вместо того, чтобы в качестве хобби собирать марки, он перевёл книгу, которую Церковь не одобрила, и был за это прижат к ногтю.

– Что-то вроде того. Была одна конкретная книга, доставившая ему неприятности, но он не хочет говорить о ней. Однако, всё это никак не умаляет того факта, что он опытный и чрезвычайно успешный экзорцист.

– Так что пошло не так с ребёнком?

Она садится на один из барных стульев. Качает головой и кладёт руки на стойку.

– Твоя догадка не хуже моей. Казалось, экзорцизм проходит хорошо, и Хантер – Хантер Сентенца, одержимый мальчик – идёт на поправку. Стал выглядеть по-человечески. Голоса прекратились. Исчезли следы огня.

– Огня?

– Не то, чтобы мы видели его на самом деле, но на потолке у него над кроватью был выжжен символ. У него в комнате не было спичек или зажигалок. Мы полагаем, что это сделал овладевший мальчиком демон. Его руки и лицо были покрыты волдырями.

– На что похож этот символ?

– Старый. Мне он незнаком. Отец Травен может больше рассказать тебе о нём.

– Что случилось потом?

– Было похоже, что мы выигрываем. Травен был уверен, что демон у него под контролем, и что он почти достал его. До этого Хантер говорил на разных языках. Но затем показалось, что он в порядке. Мальчик успокоился и дышал нормально. Внезапно он схватил отца Травена и швырнул через всю комнату. Священник поднялся на пару метров над кроватью и закричал: «Меня не запрут». После этого всё стало странно.

– После этого?

– Хантер упал обратно на кровать и не шевелился. Я не знала, потерял он сознание или умер. После того, как я помогла отцу Травену подняться на ноги, мальчик запел.

– «Волшебного дракона Пафф»?[505]

Она качает головой, и уголки её губ искривляет слабая грустная улыбка.

– Это была старая песня «Кордеттс»[506]. Со словами «Мистер Дрёма[507], подари мне сон, сделай его самым милым из всех, что я видел».

Я не могу удержаться от смеха.

– Вот в чём дело. Ты думаешь, что демон знает меня.

– Есть идеи, кто бы это мог быть?

– У меня не такой большой опыт общения с ними. – Я мысленно пробегаюсь по всем своим убийствам. Их так много. Они текут тёмной вонючей рекой. – Может я и убивал демонов время от времени, но не похоже, чтобы у них были отдельные личности. Они как жуки. Кто помнит, как наступал на жука?

– Может, песня была случайностью, но я в этом сомневаюсь. Вопрос в том, что ты собираешься делать в связи с этим?

Я смотрю ей в глаза, затягиваюсь «Проклятием» и выпускаю дым.

– Я отправлюсь в «Макс Овердрайв» и найду мюзикл «Сестёр Эндрюс». Затем поеду в отель, поставлю его и буду пить остаток дня.

Я встаю, чтобы уйти, но Видок хватает меня за руку. Может, он и выглядит старым, но он больше века тренировал свои мышцы. Его хватка подобна клешне подъёмника на автосвалке.

– Дай мне папку, – говорит он Джулии.

Сола достаёт из сумки на ремне, которую поставила на стойку, бежевый конверт из обёрточной бумаги.

Видок подталкивает меня к стойке и достаёт что-то из папки. Это фотография подростка в школьной форме. Возможно, снимок на выпускном. Он улыбается в камеру. Ровные белые зубы и растрёпанные каштановые волосы под шапочкой выпускника. Он выглядит как парень, который был капитаном команды по лёгкой атлетике. Я его ненавижу. Здоровый, счастливый, популярный качок. Мой естественный враг в школе. С другой стороны, он не из тех, кого я бы выбрал для кадрили с демонами.

– Это мальчик, которого мы обсуждаем. Его зовут Хантер. Ему девятнадцать. Столько же, как было тебе, когда тебя утащили в ад. Скажи мне, Джимми, тот опыт сделал твою жизнь лучше? Мне так не кажется. Ты собираешься уйти и дать тому, что случилось с тобой, случиться с этим мальчиком? – говорит Видок.

У меня в горле кислота. В башке водоворот гнева и страха, когда девятнадцатилетний парень, которого я похоронил у себя в голове в темноте под половицами, гораздо глубже, чем ангела, начинает выбираться туда, где я не могу не смотреть на него. Абсолютный вьетнамский флешбэк[508], и я чувствую то, что не знал, что всё ещё могу чувствовать. Сухие хрупкие руки выскальзывают из-под пола в доме Мейсона, хватают меня и тащат в Даунтаун. Ощущение падения. Впечатываюсь в покрытый кровью и дерьмом переулок в Пандемониуме. Пытаюсь прояснить голову и сфокусироваться, когда на меня обрушиваются тысячи новых запахов, звуков и вечно сумеречное небо. Затем медленное осознание того, где я, и ликующие взгляды на лицах адовцев.

Я швыряю фото обратно на стойку.

Когда я лежал там на улице ада, у меня появилось странное ощущение, словно что-то первобытное и жизненно важное внутри меня треснуло, и всё, чем я был или вообще мог быть – имя, надежды, Элис, вся моя нелепая жизнь – пожухло и развалилось, как гнилой фрукт. Когда это случилось, внутри меня не осталось ничего, кроме оцепенелой безнадёжности трупа. Не так уж много, чтобы строить новую жизнь, но это было всё, что у меня осталось, когда я понял, что адовцы не собираются убивать меня сразу. Возможно, именно поэтому мне так легко убивать, и вот почему я прячусь над магазином в одной комнате с покойником с тех пор, как выбрался из ада. От меня осталось слишком мало для чего-либо ещё.

Я бросаю окурок в чашку Солы.

– Мне не нравится, когда мной манипулируют. Ты облажалась. Сама всё и исправляй.

Я встаю и выхожу.

Я перехожу на другую сторону улицы, где темнее, и я могу спрятать глаза от солнца. Кэнди практически нагоняет меня через полквартала.

– Подожди, пожалуйста, – говорит она.

Я продолжаю идти. Она догоняет и идёт рядом со мной.

– Я отправила Видока в клинику и велела ему пригласить Аллегру на завтрак. Хочешь позавтракать со мной?

– Вот зачем Видок подкупил тебя? Я тот засранец, что уходит, а ты тот ангел, который должен привести меня обратно.

– Конечно. Это работает?

– Что-то не заметно.

На углу она встаёт передо мной.

– Давай. Просто позавтракай со мной. Нам не нужно говорить ни о чём таком.

– Спасибо, нет.

– Зачем тебе нужно всё усложнять? Давай что-нибудь сделаем. Только мы. Мы поцеловались той ночью в «Авиле», и с тех пор каждый раз, когда мы пытались узнать друг друга получше, был какой-то пиздец. Но сейчас мы здесь, и мне не нужно спасать Дока, а тебе не нужно спасать мир. Можем мы просто попробовать хотя бы час вести себя как обычные люди?

– Я считал, что именно потому, что мы не обычные люди, мы поладили. Солидарность монстров.

Она кладёт руку мне на грудь.

– Тогда мы можем притвориться. Парочка волков, кушающих черничные вафли среди овец.

– Оставь себе вафли. Мне нужен жир, чтобы избавиться от похмелья. Много бекона или ветчины. Может быть, стейк из жареной курицы.

– Всё, что угодно.

Я отступаю от неё на шаг.

– Давай кое-что проясним. Ты больше никогда не играешь в подобные игры и не лжёшь мне. Ни в чём.

Она кивает.

– Обещаю.

– Ладно.

Она берёт меня под руку и тянет дальше по улице.

– Тогда, «Роско» на Гауэр. У них есть жареные цыплята и вафли.

Кэнди чуть ниже меня. Я смотрю на неё сверху, улыбающуюся в этих дурацких солнцезащитных очках. Иногда просто видеть женскую улыбку сродни ножу в сердце. Это больно и пугает до глубины души, но вопреки всем своим инстинктам вы проглатываете эту боль и продолжаете смотреть. Через некоторое время вы понимаете, что это не так больно, как вы считали.

– Ладно. «Роско».

Мы сидим в кабинке в глубине «Роско», я спиной к стене. Старая семейная привычка, после того как Дикий Билл[509] словил пулю в затылок в Дедвуде. Никому из нас не нужно смотреть в меню, чтобы сделать заказ. «Роско» специализируется на жареных цыплятах и вафлях в вызывающей зависимость сродни героиновой подливке. Вы едите здесь, потому что еда великолепна, и если живёте в Лос-Анджелесе и не собираетесь двинуть кони от злоупотребления спидов, то всё же можете заценить на артериях цвет и плотность бетона.

Я всё утро пытаюсь не обращать внимания на свои руки, но больше не могу. Я быстро исцеляюсь, но это просто ускоренная версия того, как исцеляются все остальные, что означает, что почти зажившая кожа адски зудит. Я прислоняюсь спиной к стене, чешу одну руку, затем другую. Ощущение великолепное. Мне хочется погрузиться под красную кожу и свежие шрамы и покромсать ногтями нервы, чтобы те заткнулись.

– Ты что, спал в витрине зоомагазина? Выглядишь так, словно у тебя блохи, – замечает Кэнди.

– Вчера вечером демон Глютир сделал меня своей жевательной игрушкой.

– Тебе достаётся всё веселье. Я никогда даже не видела ни одного.

– Если только не смотришь на него сквозь бинокль из бункера с кондиционером, то тебе не захочется. Этот ублюдок сжёг к чертям мне руки.

– Дай взглянуть.

Я сбрасываю пальто и сдвигаю сожжённые рукава. (Мне действительно пора сменить одежду. Она выглядит так, будто я украл её у бродяги-поджигателя). Надеюсь, здесь сейчас нет глядящих на нас прекрасных семейств. Им может захотеться сложить своего цыплёнка в пакет и доесть дома.

Кэнди наклоняется через стол и тычет в мою красную недожаренную левую руку.

– Эй. Больно.

– Ты большой мальчик. Выглядит не так плохо.

– Следующего Глютира я отправлю к тебе для массажа и пилинга.

Принесли наше питьё. Мой кофе и кока-колу Кэнди. Я до этого не ел вместе с ней, но слышал, что нефриты настоящие сладкоежки.

– После завтрака нам нужно повидать Аллегру. У неё найдётся что-нибудь, чтобы привести тебя в порядок, – говорит она в перерывах между глотками содовой.

– Неплохая идея. Даже если это всего лишь что-то, что остановит проклятый зуд.

Кэнди берёт соломинку из напитка и обматывает её вокруг пальца.

– Давай начнём собеседование. Мистер Старк, какой ваш любимый цвет? Любимый фильм? Любимая песня?

– Ты что, бля, серьёзно?

– Это называется быстрое свидание. Вам требуется пять минут, чтобы понять, нравится ли вам кто-то, затем какая-нибудь сука-командирша с химической завивкой звонит в колокольчик, и вам нужно пересаживаться к кому-то ещё.

– Ты серьёзно. Ты этим занималась?

Она строит гримасу и качает головой.

– Чёрт, нет. Но мне хотелось посмотреть на твоё смущение. И у меня есть вопросы и похуже, чем эти. Если бы ты был деревом, то каким?

Кто-нибудь, напомните мне, зачем я вернулся на землю.

– Боже. Ладно. Задай мне снова те вопросы.

Она одаривает меня слащавой улыбкой.

– Любимый цвет, фильм и песня.

Я бросаю взгляд в сторону кухни, мечтая, чтобы принесли нашу еду, и я мог набить рот и не говорить.

– Адский серый, «Херби[510] против Годзиллы» и «Звёздно-полосатое знамя»[511].

– Ладно. Теперь я.

– Если так проходит быстрое свидание, мне кажется, лучше бы я остался дома с Касабяном.

– Давай.

– Ладно. Любимая машина, фильм и способ использования ножа.

Пока мы отвечаем, прибывает наша еда. Хвала монстрам, которые присматривают за мной. Через минуту всё закончится.

– «Шелби Мустанг»[512] и «Зловещие мертвецы – II». Ножом я пользуюсь только чтобы нарезать рогалики.

– Неверно. Правильный ответ: «‘Импала Супер-спорт’ 1971 года. ‘Однажды на Диком Западе’. И со спины, правой рукой обхватить горло, а левой нанести удар снизу вверх, чтобы клинок скользнул между рёбрами и вошёл в сердце».

Официант во время моего ответа расставляет тарелки. Он на секунду замирает, затем раскладывает столовые приборы и ставит стаканы с водой. Затем поворачивается и медленно удаляется, словно от бешеной собаки, стараясь не привлекать её внимания и не разозлить. Какой профи. Оставлю ему огромные чаевые.