Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-3". Компиляция. Книги 1-29 (СИ)"

Автор книги: Стивен Ридер Дональдсон

Соавторы: Роберт Сойер,Саймон Дж. Морден,Ричард Кадри
сообщить о нарушении

Текущая страница: 53 (всего у книги 317 страниц)

– Куда направляешься?

Какая-то рука вылетает из ниши закрытого магазина секс-игрушек и вцепляется мне в руку. Адовец, к которому прикреплена рука, одет в несколько слоёв рваных пальто, плащей и засаленных рубашек. Хеллспаун[652] – бродяга.

Я ничего не отвечаю. Просто смотрю и надеюсь, что чары смерти держатся.

– Есть что-нибудь из магазинов, чем хочешь поделиться? – спрашивает бомж.

– Для тебя, алкаш, ничего.

Он ухмыляется и облизывает губы, демонстрируя набор неровных серых зубов, словно кто-то забил битый цемент в его дёсны. Возможно, так Бог и держит в узде других ангелов Небес. Лучшей стоматологической страховкой.

– Есть закурить? – продолжает переть он.

Что-то ёрзает под его чумазым лицом. Похоже, проблема не с моими чарами. С его. Жаль, что я так медленно соображаю. К тому времени, как я узнаю его, он приставляет к моему горлу что-то очень тонкое и очень острое. Снабжённое двойными шипами. Вероятно, это то, что на земле назвали бы Вилкой Еретика[653]. Этот уёбок – не рядовой адовец. Это мальбранш[654], один из тринадцати рогатых ублюдков, которых Люцифер держал в качестве личного гестапо и отряда дознания. Даже другие адовцы ненавидят мальбранш. Моя спина всё ещё болит после меча Ризоэля. Последнее, чего мне хочется, это встретиться один на один с профессиональным потрошителем плоти.

– Похоже, для тебя наступили трудные времена, – говорю я.

– Для тебя наступят ещё хуже, если у тебя нет того, что я хочу.

Позади нас весело кипят беспорядки, но мы с мальбранш в этой нише находимся в своём собственном уютном маленьком мирке. Над нами разбивается бутылка, и мы оба рефлекторно отворачиваем головы, чтобы избежать летящих осколков, но это была случайность. Невзирая на то, что никто не обращает на нас никакого внимания, я продолжаю получать удары сзади, отчего моё горло опускается на вилку. Надеюсь, недостаточно для того, чтобы проткнуть кожу. Человеческая кровь была бы полным палевом.

Я смотрю на грязное лицо мальбранша. Его кожа под слоем грязи ярко-красная.

– Ты который из них? Рубиканте[655]?

Его смех высокий и слегка безумный.

– Ой-ой. Я до сих пор знаменит?

– Это всё твоё милое личико. Возможно, всё-таки у меня есть кое-что для тебя.

Я лезу в карман, чувствуя, как Рубиканте сильнее прижимает острые шипы к моей шее.

– Полегче, дружок. Мне бы не хотелось поскользнуться.

Он быстро кивает головой на мою руку.

– Медленно вытащи эту руку и пусть в ней будет что-нибудь вкусное, или мне придётся выколоть тебе один глаз на закуску.

Ниша представляет собой полутёмно место, и беспорядки отчётливо отражаются в стекле за головой Рубиканте. Я с минуту шарю в кармане, стараясь выиграть немного времени.

– В любой момент, дружище, – добавляет он.

Я должен сделать всё как надо. Или всё совершенно не так. Иногда это срабатывает. Моя рука появляется с половиной пачки «Проклятия», и глаза Рубиканте расширяются. Я протягиваю её, и он отводит от меня взгляд. Я роняю пачку, и он следит за её падением до самой земли. Я бросаю взгляд на отражение в стеклянной двери и отскакиваю в сторону.

Выброшенный из толпы коп-спецназовец врезается в мальбранш, и они пролетают сквозь стеклянную дверь магазина.

Я оставляю Рубиканте и копа играть в Твистер в секс-шопе, хватаю «Проклятие» и бегу в сторону Сансет. Такое ощущение, что из-за падения у меня на спине вновь открылась рана. Я не хочу даже отдалённо пахнуть живым, так что шепчу небольшое худу и насыщаю вонь своего худи с трупа, пока не начинаю благоухать как мусорный контейнер на задворках магазина подержанных задниц. Способ путешествия обещает быть приятным.

Мне будет чертовски трудно найти Элефсис, если всё здесь так же запутанно, как было тогда. Не то, чтобы это имело значение, если я продремал двадцать лет, Мейсон уже победил, и это действительно Лос-Анджелес.

Закат такой же выжженный и стерильный, как полигон для ядерных испытаний. Некоторые из горящих пальмовых листьев падают, а другие парят над зданиями, влекомые странными конвекционными потоками.

Я стою на углу и выпускаю ангела с чердака на достаточное время, чтобы расширить свои чувства и провести что-то вроде быстрого траления на предмет наличия здесь кого-нибудь живого или таящегося в сгоревших зданиях. Глазами ангела заказ ослепителен. Дымящаяся улица с её сожжёнными деревьями похожа на строй солнц вдоль дороги славы из дрожащих атомов и субатомных частиц.

Когда я в первый раз увидел ад, это была совсем другая история. Меня затащили сквозь пол Мейсона и голой кучей приземлили на главной улице Пандемониума. Должно быть, я какое-то время был без сознания, и когда очнулся, первое, что меня поразило, была вонь. Ничто человеческое так не пахло. Это были не просто отходы. Это были отбросы, упакованные, спрессованные и запертые на миллионы лет. Ад – это дно Вселенной, и Небеса не собираются позволять Люциферу загрязнять остальную часть бытия адовым дерьмом и фантиками от конфет. Так что они просто хоронят его в глубоких-преглубоких, глубочайших пещерах своего жуткого королевства, где оно покоится, готовится и гниёт в собственном соку до скончания веков.

Ангел говорит, что всё чисто. Я отодвигаю его в сторонку, но не запираю. К сожалению, чтобы пройти через это, мне понадоблюсь весь я, включая моего божественного сквоттера. Я направляюсь по Сансет на запад, чтобы срезать по Лас-Пальмас до «Макс Овердрайв». Лучше бы ангелу оказаться правым, что здесь всё чисто. Я не имею ничего против само-трепанации.

Я всё ещё наблюдаю бунт на Голливудском бульваре, когда пересекаю Вайн-стрит. И Кауенга.

Пробираться по Сансет труднее, чем по дороге возле кладбища. Линии разломов шире, а разбитая мостовая вздыблена выше и под более острыми углами. Вокруг целых кварталов раскрылись воронки, образуя острова небоскрёбов с канализационными рвами. Может быть, именно поэтому всё кажется таким неправильным. Я прошёл лишь пару кварталов, но, честное слово, ощущение такое, словно шёл грёбаную вечность. Кто бы или что ни построили этот Лос-Анджелес, все пропорции неправильные. Здания правильные, но некоторые из них находятся не на том месте. Купол Синерамы[656] по-прежнему выглядит как сброшенный на Землю инопланетянами гигантский мяч для гольфа, но находится не на той стороне улицы. Некоторые из переулков, которые раньше пересекали Сансет, перекрутились, словно асфальтовая ириска, и теперь идут параллельно.

Это не очень хорошие новости. Это означает, что даже если кто-нибудь скажет мне, где находится Элефсис, возможно, я не смогу найти его на этих безумных чёртовых улицах. И я даже не могу воспользоваться картами. Люцифер был настолько помешан на контроле, что большинство карт Даунтауна, которые вы найдёте, окажутся неправильными. Он не хотел, чтобы всякий сброд точно знал, какие дороги куда ведут, или какие достаточно широки, чтобы вмести войска бунтовщиков. Это значит, что мне понадобится проводник, который сможет отвести меня к порогу психушки Элис.

На бетонный остров впереди меня, должно быть, обрушилось адское землетрясение. Целый квартал сверкающих новеньких офисных зданий обрушился сам по себе и наполовину исчез в огромной воронке. Гектары битого стекла и стали отражают горящую улицу, словно последняя льдина на краю света.

На следующем углу я осматриваю Голливудский бульвар. Кажется, всё чисто, и в этом направлении нет шума. Я бегу всю дорогу. Видя бульвар здесь, легко понять, почему толпа разносит всё дальше по улице. Это место обобрано дочиста. Первые этажи всех зданий выпотрошены и сожжены. Окровавленные адовцы со сломанными конечностями бродят по развалинам в поисках еды, микстур или таблеток, чтобы вселенная перестала болеть. Проклятые души рассредоточены по всей улице, пялясь в пустоту, словно контуженные дети. Оказаться свободными, но по-прежнему в аду, было слишком для их и без того измученной психики. Они не реагируют, когда я прохожу мимо, но адовцы видят меня и разбегаются, как тараканы, по пустым зданиям. Вселенная перешла на новый уровень странности, когда адовцы – это те, кто боится быть пойманным после наступления темноты.

В полуквартале впереди находится единственное нетронутое хорошо освещённое здание на всей улице. Когда я подхожу ближе, то понимаю, почему. Хвала Богу и дайте патроны. Теперь я понимаю. Теперь я знаю всё. Питер Мерфи ошибался, когда сказал, что Бела Лугоши мёртв[657]. Он не мёртв. Я только что обнаружил его дом престарелых. Он находится там, где должен быть Китайский театр Граумана. Я имею в виду, что это по-прежнему Китайский Театр – весь перенасыщенный красными и золотыми тонами – но это другая версия. Он в два раза больше, чем должен быть. Он такой широкий, что занимает полквартала, а золотая крыша пагоды выглядит достаточно высокой, чтобы пропороть случайные дирижабли. Это место окружает пятнадцатиметровый металлический электрический забор, каждые несколько метров помеченный предупреждающими знаками в виде молний. Мне знакомо это место. Оно совсем не похоже на то, как выглядело в моём Даунтауне. Там это был своего рода замок короля Артура, но с мягкими и плавными, почти органическими обводами, словно не был вырезан из скалы, а вырос там. Может это место и не дворец генерала Маммоны, каким я привык его видеть, но между шпилями пагоды растянут его штандарт, чтобы все в аду, Лос-Анджелесе, Мордоре или где бы, бля, я не очутился, могли его видеть. Это то, что я искал. Ответ на все простые вопросы жизни.

Когда Мустанг Салли сказала, что использовать Чёрную Георгину для перехода не так сложно, но не так просто, я думал, что она говорит о части с умиранием. Теперь мне кажется, что на самом деле она говорила вот об этом. Вот почему я очнулся под странной версией автострады. Переход с Чёрной Георгиной не является настоящим стопроцентно-нормальным переходом. Это Конвергенция. Психическое слияние того места, которое покинул путник, с местом, куда путник направляется. Умный обходной манёвр, чтобы Мейсон не заметил, как я крадусь на цыпочках по Даунтауну, потому что, даже если я на самом деле в аду, это не совсем тот ад, где он меня ожидает. Да, я знаю. Эти метафизические состояния и измерения бытия и у меня вызывают головную боль.

Если знаешь, что будет Конвергенция, это может оказаться довольно полезно. Скажем, ты хочешь быстро переместиться через другой город или параллельное измерение. Делаешь Конвергенцию, и можешь найти свой путь через новое место, следуя плану города, который покинул. Если только новое место не решило покрыться линиями разломов, переставить свои улицы, да и в целом развалиться к хуям.

Прямо в эту секунду я не знаю, пребывание в Конвергенции – это помощь или дополнительное дерьмо у меня на пути, но уверен в одном. Кто-нибудь внутри знает, где находится Элефсис, и я буду убивать их одного за другим, пока кто-нибудь мне не скажет.

Я достаю наац и замечаю славную тень на углу дворца. Есть шанс, Мейсон ожидает, что я воспользуюсь Комнатой, чтобы попасть в ад, а не буду перемещаться внутри него. Узнаю через минуту. Я делаю шаг в тень и выхожу прямо внутри дворца Маммоны.

Не срабатывает никакая сигнализация. Я один в гигантском вестибюле кинотеатра. Должно быть, чтобы покрыть этот пол, им понадобился ковёр с милю. Буфет размером с Вегас. Держу пари, экран размером со Скалистые горы. Жаль, у меня нет времени посмотреть фильм. В эту секунду меня осеняет, что хотя мой старый хозяин Азазель много раз брал меня в домик на дереве Маммоны, планировка этой мутантной версии аналогично может оказаться не в точности такой же. Есть только один способ это выяснить. Эта новая версия слишком странная, чтобы нормально ориентироваться, и мне не хочется идти пешком. Я шагаю обратно в тень. Попытаю счастья с Комнатой и открою Дверь Огня, ту дверь, которая всегда ведёт в хаос и насилие.

Я выхожу позади колонны в круглой комнате, которая выглядит так, как я представляю себе Овальный кабинет[658], только больше и с более злыми чудовищами. Напротив меня окна от пола до потолка, с деревянным столом размером с «Кадиллак» между ними. Справа находится камин, и по всей комнате разбросаны дорогие на вид диваны и журнальные столики. Я наполовину ожидаю увидеть скульптуры ковбоев Ремингтона и гигантский плоский экран с футболом, реслингом, или каким-нибудь другим мачо, похлопывающим по спине хорошего парня, для вливания в это место чуть больше тестостерона. Не знаю, нахожусь ли в аду или в кабинете исполнительного директора на Халлибертон.

Маммона и пятеро его офицеров сгрудились вокруг рабочего стола в центре комнаты. Все они в элегантных костюмах, но никто из офицеров не настолько глуп, чтобы его костюм был элегантнее, чем у Маммоны. У генерала на шее большой золотой перевёрнутый крест на цепочке. Должно быть, это боевая медаль, но она делает его похожим на Сэмми Дэвиса-младшего[659] в его поздний период в «Крысиной стае».

Рабочий стол перед ними проецирует плавающую трёхмерную карту, на которой изображены различные маршруты от Даунтауна до Небес по всей Вселенной. Она выглядит как схема самого крутого аттракциона со времён «Космической горы»[660].

Я хочу направиться прямо к ним, но сперва мне нужно наложить небольшое худу. К сожалению, хорошее заклинание требуется произносить вслух. Чёрному джу-джу[661] нравится, когда его сдабривают небольшим количеством брызг слюны. Тем не менее, белую магию легко набросать у себя в голове. Вместо того, чтобы пожелать зла команде помощников Маммоны, я делаю прямо противоположное, и устанавливаю защитный щит вокруг всей комнаты. Помимо того, что убережёт их от крестьян с факелами, он сделает помещение звуконепроницаемым, и не позволит каким-нибудь любопытным охранникам сунуть внутрь свой нос.

Как можно тише, я достаю наац, выщёлкиваю рабочий конец, словно хлыст, и слегка проворачиваю, чтобы он стал жёстким. Он попадает ближайшему адовцу в основание черепа и выходит из его крайне удивлённого рта. Офицер рядом с ним тянется к наплечной кобуре. Плохая идея. Он оставил свою переднюю часть открытой. Я бью острым концом нааца по рабочему столу, чтобы он отскочил, и щёлкаю вверх, ловя офицера чуть выше промежности и разрезая его до груди. Ему открывается отличный обзор того, как его демонские кишки вываливаются на пол, прежде чем он следует за ними. Я отступаю в тень, пока остальная команда пытается осмыслить, что только что произошло. В блестящем тактическом манёвре, трое оставшихся офицеров решают наброситься на то место, где я стою, как раз в тот момент, когда меня там больше нет.

Я выхожу из тени позади Маммоны, вытаскиваю чёрный клинок и ударом в позвоночник примерно на пятнадцать сантиметров выше талии накалываю его, словно кабанчика. Его ноги внезапно перестают работать, и он шлёпается на пол, как пасхальный окорок.

Одна из самых умных офицеров Маммоны разгадала мой трюк с тенью и держалась достаточно близко к нему, чтобы прыгнуть на меня.

Она огромная рыжеволосая зверюга Халк Хоган[662], пытающаяся направить ствол своего.50[663] в какую-нибудь точку моего тела. Она делает пару выстрелов, пока мы боремся, но не может попасть в меня, не попав и в себя, так что просто проделывает дыры в полу. Я вгоняю рукоятку нааца ей в висок и выбиваю пистолет из её руки, пока у неё глаза в кучку.

Два офицера, один в щегольском чёрном «Хьюго Боссе», а второй в молочно-белом костюме, палят по нам, но не могут разойтись по-настоящему, не попав в миссис Хоган. Она бросается на меня. Я пинаюсь в ответ, но она достаточно сильно прикладывает меня, так что я спотыкаюсь о дорогое антикварное кресло и впечатываюсь затылком в стену. Мой мозг чувствует себя «Шэмрок Шейком»[664]. Миссис Хоган, стоя на четвереньках, вытаскивает из-под пиджака нож размером с баранью ногу. «Хьюго Босс» и молочный человек заходят сзади неё, сокращая дистанцию, чтобы иметь возможность стопроцентно пристрелить меня. Я щёлкаю наацем в потолок, разбивая один из верхних светильников. За креслом, о которое я споткнулся, есть слабая тень. Маловато, но я ныряю в неё как раз в тот момент, как волна пуль выбивает куски полированного дерева и штукатурки размером с кулак из стены кабинета Маммоны.

Я остаюсь в тени с минуту, давая проясниться голове, когда слышу, как Маммона говорит: «План боя, леди и джентльмены, прост: Старайтесь».

Офицеры становятся спина к спине, образуя вокруг Маммоны защитный треугольник, что означает, что они застряли там, в то время как я могу перемещаться. Мне повезло, что никто из них не может явить гладиус. Помимо Люцифера, лишь несколько влиятельных падших ангелов всё ещё обладают этой силой. Ни у кого из этой команды её нет, иначе они бы уже ей воспользовались.

Я ныряю в комнату, перемещаясь от тени к тени, нанося наацем удары по верхним светильникам. Я гашу их один за другим, создавая себе больших теней, из которых могу работать. Белый костюм стреляет в меня, но «Хьюго Босс» занят перезарядкой. Я чувствую, как две пули проходят через моё пальто чуть выше ноги и ныряю обратно в темноту.

Половина комнаты в тени, и офицеры Маммоны нервничают. У миссис Хоган нет пистолета, так что я отправляюсь за ней первой. Держа большую часть тела в тени, я выщёлкиваю наац, оставляя его гибким, пока он не обвивается вокруг её лодыжки, затем я туго затягиваю его как силок. Я растворяюсь в стене, продолжая тянуть наац, и он тащит её по полу, словно она привязана к товарному поезду. Когда она ударяется о стену, я хватаю её за лацканы и поднимаю на ноги. При виде одних моих рук, у «Хьюго Босса» начинается зуд. Он выпускает всю обойму, только я снова в тени, а в его рыжеволосой партнёрше внезапно становится полно дыр. Я убираю руки и даю ей упасть. Молочный человек проверяет её тело, и у меня отчётливое ощущение, что у него что-то было с миссис Хоган, потому что, увидев её спину всю в дырявых кратерах, он наводит пистолет на «Хьюго Босса» и вышибает тому мозги.

Теперь остались только молочный человек и Маммона. Он хватает Маммону сзади за воротник и тащит в самое большое пятно света, громко зовя охрану. Никто не откликается. Он продолжает кричать, пока Маммона с пола не наносит ему удар наотмашь.

– Перестань орать мне в ухо. Если бы подкрепление шло, оно было бы уже здесь. Лучше тебе самому пристрелить его, прежде чем он убьёт нас.

Я выхожу из-за колонны, где в первый раз вошёл в комнату и кричу: «Он прав. Ни один охранник не попадёт сюда без моего разрешения».

Молочный человек стреляет в темноту.

– Умная уловка. Израсходовать все свои патроны, стреляя в никуда. Тебя этому научили в военном училище? – спрашивает Маммона.

Но молочный человек не слушает. Он больше не солдат. Он разгневанный бойфренд, стремящийся отомстить тому, из-за кого убили его девушку. Вступай в клуб, уёбок.

– Покажись! – кричит молочный человек.

– Уже, – отвечаю я, – не смотри на тени. Я прямо перед тобой. Иди и достань меня.

Он достаточно зол из-за миссис Халк, так что отходит от Маммоны и крадётся по краю света, вслушиваясь и пытаясь понять, откуда идёт мой голос.

– Вернись сюда, – кричит Маммона, – он провоцирует тебя.

Я достаю из кармана зажигалку Мейсона и швыряю на ближайший диван. Молочный человек разворачивается и разносит вражескую мебель. Я бросаю чёрный клинок. В последнюю секунду он видит его, но не может увернуться, и клинок входит ему в правый глаз. Он мёртв ещё до того, как падает на пол.

Маммона наконец видит меня, когда я выхожу из-за его плавающей карты Вселенной. В комнате, кроме нас, никого. Все мёртвые офицеры Маммоны исчезли из бытия и находятся на пути в Тартар, ад ада.

Я беру зажигалку Мейсона с дивана и кладу обратно в карман.

С пола Маммона широко обводит рукой комнату, словно обращаясь к множеству зрителей.

– Поглядите, возвращение блудного труса. Давненько, ассасин. Как оно? Наслаждаешься жизнью наверху? Потрясающий загар.

Я неспеша подхожу к нему.

– Заметь, я не тороплюсь. Хочу, чтобы ты привык видеть мир с уровня пола.

Он оглядывает меня.

– Классное пальто. А туфли ужасны.

– Мне нравится, что ты сделал с этим местом. Вот почему ты выбрал Мейсона? Он нашёл тебе хорошего дизайнера?

– Я с Мейсоном, потому что ценю победителей.

– Как те пятеро, которых я только что убил? Или это было в тот раз, когда ты связался с Люцифером, чтобы завладеть Небесами? Признай. В области выбора победителей ты полное дерьмо.

Ноги Маммоны раскинуты под забавными углами. Он приподнялся на локтях, пытаясь получить обзор поудобнее. Я кружу вокруг него так, что половину времени он беседует с пустым воздухом.

Он пожимает плечами.

– Тогда мы были молоды и охвачены радостным волнением оттого, что можем избавиться от старого и перестроить мир. Теперь я старше и понимаю. Тогда наши планы не были достаточно проработаны. В этот раз всё по-другому.

– Буду держать за тебя пальцы скрещёнными, дафбой[665]. У меня такое чувство, что если ты облажаешься ещё раз, то для тебя не останется ничего, кроме Тартара. Если только ты не знаешь чего-нибудь ещё ниже.

Он продолжает улыбаться, но его губы слегка непроизвольно дёргаются. Тартар – единственное, что по-настоящему пугает всех этих адовых ублюдков. Даже они не знают, что там внизу. Возможно, Люцифер знает, но его нет рядом, чтобы спросить.

Маммона ухитряется выдавить издевательский смешок.

– Что смешного?

– Ничего. Личная шутка. Ты не поймёшь. У меня на столе есть вино и Царская водка. Слышал, последнее время ты стал настоящим пьяницей.

– Ты слышал это, когда Касабян ещё шпионил на Люцифера? Эти разведданные устарели. В настоящее время я пью только в компании и по поводу.

– Так говорят все пьяницы. В любом случае, угощайся.

Я нюхаю бутылки у него на столе. Они не пахнут ядом, но с Царской водкой сложно сказать, так как она вполне сама по себе уже отрава. Я начинаю шарить у него в столе.

– Где «Проклятия»? Я бы задушил папу римского за сигарету.

– Извини. Бросил.

– Ты адовец. Всё, чем ты занимаешься, это пытаешь и куришь.

– Ты прав. Я солгал. Но сигареты у меня закончились. Может, если ты впустишь охранников, кто-нибудь из них принесёт.

– Как тебе вид с ковра, Мальчик-с-пальчик? Мир снизу пахнет по-другому?

Я просматриваю остальные ящики. В нижнем лежит серебряная фляжка. Я достаю её, любуясь фамильным гербом Маммоны на лицевой стороне. Поднимаю её, и он говорит: «Будь моим гостем». Пока я наливаю Царскую водку в пустую фляжку, Маммона говорит: «Знаешь, завтра ты будешь мёртв». Когда фляжка наполнена доверху, я закручиваю крышку и убираю её во внутренний карман пальто.

– Мёртв, да? Хреново. Как ноги? Ещё не болят?

Маммона качает головой.

– Нет, спасибо.

– Скоро начнут.

Скрежет по металлу возле стены.

Я выщёлкиваю наац на всю длину и перекручиваю так, чтобы по всей его длине проросли шипы. Там, куда указывает наац, слышен испуганный приглушённый голос. Звучит так, будто он исходит из странной металлической скульптуры на другом конце комнаты. Она высотой около метра восемьдесят и покрыта серебром ручной чеканки, примерно в форме человеческого тела. Она напоминает что-то с распродажи Мунинна. Я подхожу ближе, сохраняя наацем дистанцию между нами.

В скульптуре есть отверстия, похожие на прорези для глаз. Позади них какое-то движение. Я сую наац прямо в отверстие. Раздаётся приглушённый крик. Когда я подхожу ближе, то вижу глаза внутри шлема. Они карие. Зрачки расширены от страха. Они человеческие.

Я указываю на человека в клетке.

– Что за калека?

Маммона приподнимается чуть выше на локтях.

– Это мистер Келли. Поздоровайтесь, мистер Келли.

Адовы высшие классы любят издевательски официально говорить о проклятых. Порабощённая душа в металлических оковах выдавливает, как я полагаю, приглушённое приветствие.

– Почему он заперт? Он опасен?

– Только для твоего вида. Он убийца.

– Мода этого года? Коллекционируешь киллеров вместо бейсбольных карточек?

Он с выражением лёгкого отвращения поджимает губы.

– Это была идея Мейсона. Он выдал старшим офицерам «интересные» души, чтобы мы могли лучше познакомиться с человеческим разумом. Тот, кого он выдал мне, был скучным, так что я поместил его в камеру хранения.

Душа находится в чём-то наподобие адова доспеха, заваренного внутри внешней клетки. Я убираю наац и начинаю перерезать прутья чёрным клинком. Прутья легко отделяются с небольшим усилием. Расчистив переднюю часть, я начинаю срезать доспех.

– Чисто из любопытства, где сейчас генерал Семиаза? Я знаю, что он в бегах, но ещё я знаю, что у тебя есть шпионы. Где он прячется?

– Ты восхищаешься этим дураком, не так ли? «Семиаза, единственный адовый генерал, достаточно храбрый, чтобы противостоять Мейсону Фаиму, наводящему ужас узурпатору трона Люцифера!»

– Я всего лишь спросил, где он. Мне не нужна предвыборная речь.

Маммона разворачивается, чтобы мы снова смотрели прямо друг на друга.

– Помнишь личную шутку, о которой я упоминал? Всё-таки я поделюсь ею с тобой. Когда ты так утончённо пригрозил мне Тартаром, я рассмеялся, потому что твой герой именно там. Семиаза – недавний и, осмелюсь сказать, самый знаменитый гость Тартара.

Если Маммона говорит правду, то игра окончена. Совсем нет никакой игры. С устранением Семиазы другой генерал приберёт его войска и некому будет удержать Мейсона от развязывания войны. В любом случае, было мало шансов, что Семиаза смог бы что-нибудь сделать. Теперь даже этот призрачный шанс может оказаться упущен. Может, Маммона и лжёт, но первое, что мне нужно сделать, это найти Элис. У меня нет времени бегать по всему аду, проверяя брехню Маммоны. Интересно, что происходит с не проклятой душой, если её убьют в аду? Если я не смогу вовремя отыскать Элис, и Мейсон снова её убьёт, не окажется ли она в Тартаре? Или того хуже, может, она избежит Тартара, но окажется слишком далеко от Небес, чтобы отыскать обратную дорогу, и будет вечно блуждать в лимбе между ними.

– Кто убил Семиазу?

Маммона качает головой.

– Это самое интересное. Ты вдохновил на судьбу Семиазы. Его не убили. Мейсон сказал, что нам следует отправить его в Тартар живым, и мы так и сделали.

Что мы за кучка напыщенных идиотов, что адовцы, что люди. Где-то Бог смеётся над нами. Мы его личная шутка над самим собой. Почему бы ему просто не стереть всех нас и не начать всё сначала? Возможно, забавнее наблюдать, как мы все носимся, отскакивая от стен.

– Что? Больше не до шуток, Сэндмен Слим? Даю идею. Возвращайся бегом в свой уютный домик наверху. Пей. Смотри фильмы. Трахайся, с кем ты там сейчас трахаешься, и позволь взрослым заниматься своими делами. Мы действительно ужасно заняты.

Я срезаю с души последние несколько кусков доспеха и вытаскиваю его из клетки. Металлическая скоба вокруг его головы удерживает у него во рту кусок кожи. Я разрезаю замок, и скоба падает на пол. Возвращаюсь к Маммоне, оставляя душу потирать ноющую челюсть.

– Когда это произойдёт?

– Когда что произойдёт?

Мне хочется пнуть его в горло, но я не желаю убивать его, так что просто даю носком ботинка в челюсть.

– Это я был любезен. Следующее, что произойдёт, – я начну отрезать те части твоего тела, которые ты всё ещё можешь чувствовать, начиная с пальцев.

Маммона потирает челюсть, обдумывая свой ответ. Когда он отвечает, его голос звучит тихо.

– Войска уже сосредоточены. Всё, что остаётся, – это согласовать окончательные детали планов и привести войска под единое командование. Отсюда Мейсон поведёт нас на Небеса.

– Ты действительно считаешь, что на этот раз победишь? Небеса находятся на господствующей высоте, и они знают, что вы идёте. Люцифер явно им всё рассказал.

Его глаза сужаются, когда он улыбается.

– Люцифер далеко не всеведущ.

– Итак, у тебя есть тайна. И какая же?

– Какая же что?

Я хватаю Маммону за воротник и швыряю его через всю комнату на стол. Он ждёт, пока я не подойду, прежде чем напасть. Я обхожу стол, когда он делает очень специфический жест рукой. Он по-ангельски быстр, но я понимаю, что он делает, потому что тоже умею это делать. Маммона делает взмах назад над головой гладиусом, пытаясь разрезать меня надвое, пока я обхожу стол. Я уворачиваюсь как раз вовремя. Чувствую, как тот прожигает рукав моего пальто. Он снова делает взмах, но я уже явил собственный гладиус. Блокирую удар. Маммона лежит на спине, не лучшая оборонительная позиция. Блокировав следующий выпад, я просовываю гладиус под его, переношу вес своего тела, переворачиваю его меч и вонзаю ему в грудь. Он кричит, а я до упора вонзаю свой меч в его боевую руку. Держу меч там, пока рука не чернеет, и его гладиус не гаснет. Адовцы и в лучшие времена воняют. А жжёные адовцы пахнут костром на мусорной свалке.

Он лежит на столе, моргая в потолок.

– Генерал, вы всё ещё с нами?

Он ничего не отвечает. Просто держит сожжённую руку здоровой. У меня нет времени ждать, пока он будет валяться, впадая в шок. Я открываю бутылку вина, приподнимаю его и протягиваю бутылку. Он берёт её здоровой рукой и осушает половину. Я поднимаю его со стола и усаживаю в кожаное кресло руководителя.

Он глядит на меня, но у него отсутствующий взгляд, как у накачавшегося кислотой.

– О чём Люцифер не знает?

Ему требуется несколько секунд, чтобы сфокусироваться на мне.

– Ключ. Ключ, который создавал Мейсон, чтобы проникнуть в Комнату Тринадцати Дверей. Тот никогда не откроет Комнату, но он сделает кое-что другое. Он откроет нам Небеса.

– Может вы и сделали отмычку, но как вы прорвётесь через всю защиту Небес и подберётесь достаточно близко, чтобы воспользоваться ей?

– Здесь есть слабое место. Одна из защитных печатей отсутствует.

– Ты имеешь в виду Друдж Аммун?

Его глаза расширяются.

– Откуда ты об этом знаешь?

На этот раз я смеюсь над ним.

– Потому что он у меня был. Там, в Лос-Анджелесе.

Он здоровой рукой хватает меня за рукав пальто.

– Где он? Назови любую цену.

– Слишком поздно. Я обменял его на волшебные бобы.

Он отпивает ещё вина.

– Это не то, над чем можно шутить.

– Я снял Друдж Аммун с мёртвого вампира. Юной девушки. Единственной из её вида, об убийстве кого я когда-либо жалел. Когда я выяснил, что одной из способностей Друджа было контролировать разум адовцев, план состоял в том, чтобы спуститься вниз и заставить вас мудаков разорвать для меня Мейсона на кусочки.

– Где он сейчас?

– А ещё я узнал, что он контролирует зомби, и так уж вышло, что тогда у нас в Лос-Анджелесе наблюдался изрядный избыток зомби. Вместо того, чтобы дать всех съесть, я уничтожил Друдж. Это за одну ночь убило в мире всех до единого зомби. К настоящему времени ваше секретное оружие представляет собой миллион мелких кусочков, засоряющих канализацию Лос-Анджелеса.

Маммона уставился в пол. Я не могу сказать, слушает он или напивается. Он поднимает голову.