Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-3". Компиляция. Книги 1-29 (СИ)"

Автор книги: Стивен Ридер Дональдсон

Соавторы: Роберт Сойер,Саймон Дж. Морден,Ричард Кадри
сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 317 страниц)

У изножья кровати Люцифера два тела. Портного и доктора Олвиссенда. В каждого выстрелили три раза. Дважды в грудь и один раз в голову. Трипл-тап. Слегка чересчур, учитывая, что один – прославленный швец, другой – знаменитый костоправ. Ни следа Люцифера, кроме кровавого пятна на кровати.

Я сажусь и гляжу на тела. До сих пор мне не приходило в голову, что слуги Люцифера могут быть людьми. Хотя я и знаю, что никто из демонов не может выползти из Даунтауна на землю, в глубине души я всегда представлял себе, что они Саб Роза или хотя бы Таящиеся. Но эти два человека на полу – всего лишь пара обычных простых повседневных покойников. Должно быть, их души принадлежали Люциферу. А может они были членами культа Аманды фанатиков дьявола. Кем бы они ни были, больше они ими не являются. Я хотел бы испытывать к ним жалость. Старк бы испытывал, но с того места, где я сижу, они слишком маленькие и человечные, чтобы до них было дело.

Я возвращаюсь в гостиную. Аки снова стонет.

– Чувак, мне действительно больно. Можно мне чего-нибудь выпить?

– Скажешь ещё хоть слово, и я зашью тебе губы степлером. Понял меня?

Он кивает, кусая губы, словно это прилипшие к его лицу инопланетные существа, и ему нужно держать их, пока они не наделали глупостей.

Я кружу по комнате в поисках чего-нибудь, что могло бы подсказать мне, где Люцифер. Лампочка на его телефоне не мигает, так что у него нет сообщений. Его письменный стол чист, и в ящиках нет ничего интересного. Большая часть содержимого мусорной корзины – это заметки и эскизы для «Несущего свет». Здесь был кто-то из студии. И они обедали. Я чувствую запах сэндвича с индейкой и жареного цыплёнка. Это сужает круг подозреваемых до всех в Лос-Анджелесе, кто ест мясо.

На столике возле дивана, где Люцифер показывал мне свои раны, стоит открытая бутылка вина и его лоток для хранения драгоценностей, полный предметов, конфискованных у людей, чьи души принадлежат ему. Часы, зажигалки, очки для чтения и кольца разложены аккуратными рядами. Но там есть пустое место. Кое-что пропало. Детское ожерелье с чётками и золотым брелоком в виде единорога.

Я достаю бутыль жидкого мыла и полностью разливаю вокруг кресла Аки. Затем швыряю лампочки, и Аки оказывается окружён рвом из мыла и стекла.

– Я ненадолго ухожу, но вернусь. Не думаю, что ты сможешь выбраться из этого кресла, но на тот случай, если у тебя получится, со своей больной ногой ты поскользнёшься на мыле, упадёшь на всё это битое стекло, и получится кровавое месиво. Рано или поздно у тех Бродячих в коридоре получится найти путь сюда. Думаю, того, что ты лежишь на полу, беспомощный и окровавленный, будет достаточно, чтобы преодолеть то худу, которое не даёт Бродячим съесть тебя. Так что, ты можешь попробовать высвободиться, проползти по мылу и стеклу, проскользнуть мимо зетов в коридоре и вернуться домой, не растеряв конечностей, или можешь сидеть здесь, как хороший мальчик, и когда я вернусь, мы позвоним твоей мутти, позовём её сюда и заключим сделку, чтобы закончить всё это. Ты понял меня?

Аки кивает, всё ещё кусая губы.

– Теперь можешь говорить.

– Ладно. Да, я понял.

– Вот и славно.

– Ты оставляешь меня здесь, чтобы отправиться за Люцифером? Зачем ты это делаешь?

– Потому что семью надо спасать. Даже мудацкую семью.

Прежде, чем он ляпнет что-то, я отрываю кусок липкой ленты и заклеиваю ему рот. Мне нет нужны это делать. Вокруг нет никого, кто может его услышать, если он начнёт кричать. Я делаю это потому, что мне это нравится.

Я проверяю, что он надёжно привязан к креслу. Затем через тень выхожу возле студийного бунгало, где бросил GTO. Павильон «Несущего свет» находится на другой стороне широкой парковки, полной строительной техники.

Я пробираюсь мимо машин в павильон к маленькому кабинету, где, как я помню, расположена комната страха. Кресло, которое Ричи оттолкнул с дороги, когда мы были здесь в прошлый раз, лежит на спинке в другом конце комнаты. Я прислоняюсь к стене в том месте, где она открывается, и прислушиваюсь. Я ничего не слышу, но чувствую что-то живое прямо за потайной дверью. Свет отбрасывает тени на стену. Я проскальзываю внутрь и оказываюсь в комнате страха.

Люцифер лежит на спине на полу. Его рубашка расстёгнута, выставляя напоказ сочащиеся повязки и раны. Он выглядит одурманенным, но я практически уверен, что то, что удерживает его в лежачем положении, это торчащий у него между рёбер серебряный кинжал атаме[447].

Ричи сидит своей толстой задницей копа на краю консоли управления, закинув ноги на офисное кресло. Он курит сигареты одну за одной, и весь обливается потом. В воздухе висит густой дым «Мальборо». Он стряхивает пепел и бросает окурки на Люцифера. У него на коленях лежит штурмовая винтовка Хекклер-Кох. Он выглядит растерянным. Смотрит на часы. Качает головой. Он выглядит так, словно ждёт кого-то.

Я говорю тихо, чтобы не напугать его настолько сильно, чтобы он начал стрелять.

– Не думаю, что Аэлита придёт.

Это не срабатывает. Ричи вздрагивает и спрыгивает с консоли, поливая комнату из Хекклер-Коха в автоматическом режиме.

Мне не нужно ни бить его, ни хватать, ни вообще что-то делать. Я просто падаю на пол и остаюсь там.

Выстрелы, которые не попадают в мебель и видеомониторы, рикошетят туда-сюда от бронированных стен. Ричи только что изобрёл новую игру. Баллистический гандбол. Жаль только, что мяч – это он.

Я прижимаю голову к прохладному бетонному полу, пока он выпускает весь магазин. Ричи слишком буквально воспринимает название «комната страха».

Восьмисантиметровый кусок тяжёлого стекла отлетает от одного из мониторов мне в руку чуть ниже того места, куда стрелял Рей. Покрытие на обратной стороне стекла вызывает зуд и жжение. Стрельба длится лишь несколько секунд, а затем у Ричи кончаются боеприпасы.

Когда он прекращает стрельбу, в комнате воцаряется неестественная тишина. У меня в ушах стоит звон от грохота выстрелов Хекклер-Коха в замкнутом пространстве. Единственное, что я слышу – это медленное затруднённое дыхание Ричи. Он лежит на полу рядом с Люцифером. Ричи весь в дырках о собственных пуль. Ему должно быть чертовски больно. Бо́льшая часть того, что попало в него, срикошетило от железобетонных стен, так что на него обрушились летевшие быстрее реактивного истребителя тяжёлые сплющенные свинцовые диски размером с четвертак.

Я иду туда, где он лежит, и забираю винтовку. Ощупываю его и достаю из-за пояса .45. Затем оставляю его на полу истекать кровью.

– Кстати, с Бриджит всё в порядке. Она получила то, что ей было нужно. Или ты даже не заметил и не переживал, что она пропала?

Ричи ничего не отвечает, да я и не жду от него ответа. Он лежит на спине, открывая и закрывая рот, сплёвывая кровь и ловя воздух ртом, словно рыба.

Я вытаскиваю из руки осколок монитора и бросаю так, что он отскакивает от его лба, прежде чем разбиться о стену.

Я хватаю Люцифера за ногу и выволакиваю из сигаретного пепла и крови, а затем вытаскиваю серебряный кинжал из его рёбер. Внезапно раздаётся звук всасываемого воздуха, и он начинает тяжело дышать и кашлять, словно вытаскивание ножа запустило его лёгкие. Когда он кажется достаточно пришедшим в себя, чтобы сесть, я помогаю ему забраться в офисное кресло. Он берёт атаме с того места, где я положил его на консоль управления.

– Спасибо, – говорит он. – А то уже становилось не по себе.

Он аккуратно кладёт нож обратно на консоль.

– Что это было? Он ждал, когда Аэлита придёт и прикончит тебя?

– Да. Но она так и не появилась.

– Как, чёрт возьми, ты позволил этому мудаку сделать это с тобой?

– Мы мило болтали в «Шато» о фильме, и он застал меня врасплох. Это моя вина, что я принял его страх за покладистость. Аэлита дала Ричи этот атаме. Это не совсем обычный нож. Он из личного арсенала Михаила. Она могла бы убить меня им. По-настоящему убить. Не просто это тело. Но она пропустила встречу, и бедолага Ричи постепенно всё больше и больше впадал в панику.

– Ричи не кажется мне типом, способным помогать ангелу по доброте душевной.

– Аэлита обещала ему обратно его душу, если он выведет меня из строя.

Я киваю, поднимаю с пола один из окурков Ричи, нюхаю и снова бросаю. Он пахнет горячей смолой и раком. Слабое эхо нужд Старка.

Люцифер наклоняет голову и искоса смотрит на меня.

– Что это с тобой? Джеймс, ты разговариваешь по-другому.

– Джеймса здесь нет. Теперь здесь только я.

Люцифер закатывает глаза.

– А я всё гадал, когда это случится. Нефилимы такие нестабильные. Теперь пришло время тебе сделать небольшую психотическую[448] перемену и вообразить, что ты настоящий ангел. Как мило. Печально, но мило.

Я присаживаюсь на консоль рядом с Люцифером.

– Ты знал о Гействальдах. А может быть даже, что Аэлита воспользуется хаосом, чтобы что-нибудь извлечь, не так ли?

Люцифер кивает.

– Ты никогда не собирался снять «Несущего свет». Этот фильм был просто предлогом ошиваться здесь и понаблюдать, что из этого выйдет. Скажи мне, что ты не знал, что это будет дерьмовая буря Бродячих.

Он лезет в карман, достаёт пачку «Проклятий», находит не сломанную и закуривает.

– Ты меня допрашиваешь? Помни, с кем разговариваешь.

– С полудохлым стариканом, прячущим свои сочащиеся раны и окровавленные повязки под тёмными рубашками.

– Не правда ли, забавно играть в ангела? Чувствуешь себя могущественным. Всесильным. Не дай этому засесть у тебя в голове. Даже если старкова часть тебя исчезла, это не делает тебя ангелом. В лучшем случае, наполовину. Ты инновационная игрушка, вроде говорящей куклы или морских обезьянок[449].

Я беру атаме и сую обратно между рёбер Люциферу. Он сгибается пополам и падает на пол. Я оставляю его там и иду к оружейному шкафчику Ричи, чтобы поискать патроны. Нахожу нужные на верхней полке и перезаряжаю Смит и Вессон. Беру эту и ещё одну коробку патронов и кладу в карман.

– Ты всё знал об этом. Ты знал о Коралин и Аки, и о том, как они собираются убить город.

– А что, если и знал? – говорит он с пола.

– Почему? Ты владеешь половиной этого места. Почему ты позволил этому случиться?

Люцифер пытается сесть. Смотреть, как он барахтается, начинает раздражать, так что я вытаскиваю нож. Он глубоко дышит, опираясь локтем о пол.

– Помнишь, как я пришёл к тебе в комнату после того, как ты остановил жертвоприношение ангелов в Авиле? Я пошутил, что ты мой научный проект.

– Да.

– Ты всё ещё им являешься.

– Ты отправил Спенсера Чёрча в бар тем вечером.

– Мне пришлось. Ты так много пропустил в своей пьяной жалости к себе за эти последние месяцы. Ты не замечал, как исчезают люди и не ощущал присутствия големов в эфире. Я послал Спенсера, чтобы слегка подтолкнуть тебя в правильном направлении.

– Почему я? Почему я твой чёртов проект?

Он затягивается «Проклятием» и кашляет. Дым струится из раны в боку.

– Разве ты не был в молодости бойскаутом? Я помогаю тебе заработать очень особенный значок отличия.

– Поясни.

Люцифер качает головой и смеётся.

– Опять этот тон. Ты начинаешь говорить, как Аэлита. Мне не нравится, что ты нависаешь надо мной. Помоги мне сесть в кресло.

– Думаю, ты неплохо смотришься и там, где находишься.

– Ну ладно, развлекайся. Однако, должен заметить, если ты не поможешь мне, Мейсон победит, а ты умрёшь. И если тебе кажется, что сегодня ночью творится ад на Земле, деточка, ты ещё ничего не видел.

Я прячу пистолет в кобуру, беру его за плечи и усаживаю в кресло. Не могу сказать, стал ли он меньше, чем я помню, или это я становлюсь сильнее. Возможно, и то, и другое. Люциферу приходится опираться на руку, чтобы не завалиться. Он кладёт «Проклятие» на консоль и позволяет ей прожечь пластиковое покрытие.

– Я уже не тот ангел, каким был раньше. Там в отеле я не просто так открыл тебе свой грязный маленький секрет. Правда заключается в том, что мои раны становятся хуже, а не лучше.

– И ты не хочешь, чтобы Мейсон или твои генералы увидели, как ты слабеешь. Я это понимаю.

– Когда Отец сверг нас с Небес, всё, что он дал нам – дырку в земле. Я по своей доброй воле построил ад, так же, как он создал рай. Но теперь я разваливаюсь на части.

– Как и ад.

– Король – это страна. Страна – это король. Умирающий король – это смерть страны. Старая история.

– Если тебе нужен чёртов доктор, почему не обратишься к Кински? У него есть чаша для пунша c божественным светом Господа. Это не поможет?

Он смеётся.

– Уриэль[450] достаточно сентиментален, чтобы помочь мне. Вот почему он с самого начала влюбился в вас людей. Но правда в том, что я не ищу такой помощи. Чего я хочу, так это вернуться домой. Но я не могу просто бросить ад. Падшие – это моя ответственность. Я не могу оставить их Мейсону, хаосу и самоуничтожению. Когда меня не станет, аду понадобится новый Люцифер.

– Если всё катится туда, куда я думаю, тогда в жопу тебя и всех остальных ангелов с чёрными сердцами во Вселенной.

– Осторожнее с подобными проклятиями. Не забывай. Ты теперь один из нас.

Он смеётся собственной шутке и тушит «Проклятие».

– Не пойми меня неправильно. Я не собираюсь возвращаться домой, чтобы пасть на колени и вымаливать прощение у Папочки. Я всё ещё верю в эту дискуссию. Ангелы не должны быть рабами Господа или человека. Но я сожалею о том, как вёл этот спор раньше. Обо всей этой резне. Я никогда не буду одним из подхалимов Отца, как Михаил. Я буду такой же занозой в заднице Небес, как был всегда. Но я больше не ребёнок и не хочу спалить дом дотла.

– То, чем занята Аэлита?

– Ты знаешь об этом?

– Она сама мне сказала. Она практически хвасталась этим. Она сказала, что я наставил её на верный путь, когда явил гладиус.

Он поднимает брови.

– Этого я не ожидал.

– Итак, ты хочешь вернуться домой и помочь своему дорогому старому Папочке. И кто теперь сентиментальный?

Губы Люцифера кривятся в слабой улыбке.

– Что бы ещё ни случилось, я не хочу, чтобы Аэлита со своими Сёстрами Вечного Самодовольства взяли верх. Она такая зануда. В моей войне с Небесами был какой-то стиль. Видел бы ты мои золотые доспехи. Они были ярче и прекраснее самого солнца. Настолько яркими, что даже после того, как Отец поразил золотой метал молнией, отправляя нас, мятежников, во тьму, я по-прежнему сиял, словно утренняя звезда. Я был тем светом, за которым следовали остальные падшие, когда мы погружались с Небес на дно бездны.

Война Аэлиты, с другой стороны, будет скучной и злой, и, если она победит, на Небесах станет хуже, чем в аду. Если внизу возьмёт верх Мейсон, то тогда начнётся тотальная война между адом и раем, а когда она закончится, и от того, и от другого мало что останется. Думаешь, этот твой хрупкий мир сможет это пережить? Сможет Элис и все остальные беспомощные души там наверху продолжать бренчать на своих арфах?

– Спасибо за предложение, Папа, но меня не особо интересует продолжить семейный бизнес.

Он глядит на меня, морща лоб.

– Господи, мальчик. Ты серьёзно думаешь, что я твой отец?

– Это же очевидно. Мой отец – ангел. Ты раз за разом помогал мне, когда я был в Даунтауне и теперь, когда я здесь. А теперь ты возвращаешься в Лос-Анджелес и изобретаешь какой-то надуманный предлог, что нуждаешься в телохранителе, чтобы держать меня при себе. И ты никогда ни на минуту не прекращал морочить мне голову. Для меня это звучит как отец.

– Во-первых, учитывая, что ты только что вытащил нож из моего бока, твой аргумент «не нуждаешься в телохранителе» рассыпается невероятно быстро. А во-вторых, если я чем и помогал тебе, то лишь время от времени подталкивал в нужном направлении. Остальное ты делал сам. Если я и «морочил тебе голову», то лишь для того, чтобы бросить тебе вызов преодолеть любое препятствие на твоём пути. Ты видел ад, так что должен понимать, что для того, чтобы править и выживать там, требуются коварство, проницательность, креативность, немного удачи и изрядно безжалостности. У тебя был сплав всех этих качеств, но тебе не хватало собранности. Тебе требовалась тренировка.

– Ты мой мистер Мияги[451].

– Меня обзывали и похуже.

– Я ещё не закончил с Мейсоном, но я не заинтересован быть тобой.

– Очень плохо. Это пакетная сделка. Что бы ты ни решил, я отправляюсь домой. Ни один из моих генералов не способен самостоятельно управлять адом. Если один из них займёт моё место, он развалится за считанные месяцы. Есть лишь два кандидата, обладающие силой и знаниями, чтобы взять всё в свои руки: ты и Мейсон. Один из вас будет жить и править. Другой умрёт. Я на твоей стороне, Джеймс. Но, если Мейсон окажется лучше тебя, я не смогу помешать ему захватить власть.

– Если ты не мой отец?..

– Уриэль твой отец, имбецил. Но ты всегда это знал. Я знаю, о чём ты думаешь, Джеймс. Тебе нравилась идея, что я могу быть твоим отцом, потому что это соответствует твоему представлению о себе и позволяет продолжать культивировать свой гнев. Тебе нужно перестать бороться с самим собой, если хочешь пережить то, что грядёт.

Мой разум на секунду сковывает лёд. Я стряхиваю его. Сейчас не время думать об этом.

– Если я не твой сын, почему всё свелось ко мне и Мейсону? Мейсон тоже твой маленький монстр?

Люцифер морщится и трогает бок. Когда он убирает руку, на ней кровь, густая и такая тёмная, что почти фиолетовая.

– Вряд ли. За многие столетия у меня был миллион детей, и все они похожи на Мейсона. Даже когда я заводил их от хороших, умных, добрых женщин, они всегда выходили одними и теми же. И нет, никто из них не является нефилимом. Не то, что ты. Каким бы ни был дефект в моей крови, который производит таких маленьких ублюдков, он также делает моих отпрысков людьми. Могущественными людьми, но не более чем безумными жестокими маленькими Калигулами. Они больше похожи на то, каким рисует меня Церковь, чем я сам. Разве не смешно. Я хотел бы сохранить транзит власти в семье, но никто из них никогда не был достоен занять трон. Это поистине унизительно. Я был любимцем Господа. Большим, чем Гавриил, Михаил, Рафаэль, и даже твой отец. Но не смог произвести на свет ни единого наследника, который не был бы жалким коварным куском человеческих экскрементов.

– На самом деле ты просишь меня прибрать за тобой.

– Нет. Я отправляюсь домой, чтобы прибраться за собой. Я даю тебе шанс спасти твой мир.

– Этот не мой мир, как и не твой. Я изменился, и всё стало другим. Нет ничего твёрдого. Весь мир – это частички света. Случайные узелки, вибрирующие на длинных струнах бытия. Светлячки в банке. Кому это может нравиться?

Я почти хочу сигарету. Старк кричит у меня в голове. Мне приходится сосредоточиться, чтобы держать его запертым в темноте.

– Я всё больше и больше думаю о Митре. Я решил бы проблемы каждого, выпустив первый огонь и спалив дотла всю Вселенную.

– Помнишь, я пытался сделать это с Небесами? Поговори со своим отцом, прежде чем сделать что-нибудь опрометчивое. Если только не хочешь быть в точности как Мейсон.

Я смотрю на Ричи.

– Что будем делать с ним?

– Ничего. Он мёртв.

– А у тебя даже нет его души. Он уже на пути к Хребту Шакала.

– Я абсолютно счастлив позволить ему какое-то время бродить и гнить. В конечном счёте его душа окажется у меня.

– Ты не можешь вернуться в «Шато». Я использую твою комнату для того, чтобы закончить дела с Коралин Гействальд.

Он качает головой и пробует встать. Ничего не выходит.

– Я всё равно не собирался туда возвращаться. Мне нужно вернуться вниз и подготовить всё к своему отбытию. Как думаешь, сможешь провести меня через Комнату? Это самый быстрый путь, и я бы хотел отдохнуть, прежде чем покинуть Пандемониум. Лифт не работает, а до дома Отца долгий путь наверх.

– Друдж Аммун контролирует Бродячих. Правда, что он будет контролировать и демонов?

– Думаю, да.

– Он мог бы стать отличным оружием, если бы я решил воспользоваться твоей идеей.

– Мог бы, но не рассчитывай на это. Магическому оружию свойственно обнаруживать фатальный недостаток именно в тот момент, когда ты больше всего нуждаешься в нём. Друдж могущественен, но никогда не становись зависимым от единственного оружия. Кто знает? Возможно, тебе не удастся его сохранить.

– Что ты имеешь в виду?

– Сам узнаешь, нефилим.

– Всё ещё учишь меня?

Он приподнимается, и на этот раз у него получается встать. Я протягиваю руку, чтобы поддержать его.

– Считай это последним домашним заданием перед выпуском.

– Держись за мою руку, и я проведу тебя через Комнату.

Он тянет меня назад.

– Не оставляй атаме лежать здесь. То, что тебе не следует полагаться на оружие, вовсе не означает, что тебе его не нужно как можно больше.

Я беру атаме и кладу в пальто рядом с чёрным клинком.

– Это касается и моих доспехов. В какой-то момент они тебе понадобятся. Если они у Мейсона, тебе придётся отобрать их у него.

– Они мне понадобятся, только если я вернусь в ад, а я не вернусь. Никогда.

– Нет. Конечно, не вернёшься.

– Давай доставим тебя домой, старик.

– Спасибо за это, Джеймс.

– Я не Джеймс.

– Знаю. Но Джеймс мне нравился больше. Надеюсь, однажды снова смогу его увидеть.

Я провожу его через дверь, но не вхожу вместе с ним. Он сам по себе в Даунтауне. Я честно не знаю, хочу ли, чтобы он попал на небеса, или нет. Как и мне, ему придётся подняться или пасть самому.

Аэлита сказала: «Только один из ангелов погибнет от моей руки». Она направлялась сюда, так что имела в виду Люцифера, так ведь? Но она не дошла.

Я набираю Касабяна. Нет ответа. Я набираю Кински, и звонок попадает на голосовую почту. Дерьмо. Я должен чувствовать что-то большее. Страх. Ярость. Но не чувствую. Я просто вижу, как вибрируют микроскопические элементы Вселенной. Вращающий звёзды часовой механизм.

Я могу пойти поискать их, либо могу вернуться и разобраться с Коралин. Полагаю, Люцифер был кое в чём прав, когда говорил обо мне. Особенно теперь, с этими глазами ангела, когда безжалостность кажется здравым смыслом.

Я прохожу сквозь тень и возвращаюсь в вестибюль отеля. Некоторые из гостей отеля, которые были укушены, но не съедены целиком, проснулись. Очаровательные бэби-зеты. Я загоняю их в лифт, нажимаю на третий этаж, и беру нескольких с собой в сьют Люцифера.

Когда Аки видит нас, его глаза расширяются.

Я срываю клейкую ленту с его рта, освобождаю ему ножом одну руку и даю свой телефон.

– Не волнуйся. Эти Бродячие не кусаются. Пока. Звони Коралин. Скажи ей, где ты, и что её блудный сын станет всё-что-вы-сможете-съесть буфетом сегодняшней ночи, если она живо не притащит сюда свою задницу.

Когда он повинуется, я снова приматываю его липкой лентой и прохожу сквозь тень в квартиру Видока и Аллегры. Мне нужно всё подготовить.

Коралин проходит сквозь часы и медленно входит в комнату, словно ожидает увидеть расстрельную команду.

Я выключил большинство ламп, оставив лишь те, что освещают Аки и область диванов.

Она замечает Аки.

– Ренье, дорогой, ты в порядке? Он обижал тебя?

– Я его не обижал, но этот гений прострелил дыру в своей собственной ноге.

Она хочет подойти к нему, но я её останавливаю.

– Он не принимает посетителей, и он не Ренье. Не называй его так.

– Он мой сын. Я буду звать его так, как хочу.

– Твой сын мёртв. Как и твоя дочь. Я знаю. Я убил её.

Она мгновение смотрит на меня, словно не верит, а затем снова поворачивается к Аки.

– Это было ужасно с твоей стороны. И всё же, она была давным-давно потеряна для меня.

– Забавно, что ты это говоришь. Ты – последнее, о чём она говорила. Она просила передать тебе, что ей очень жаль. Она сказала, что ты пугала её и отца, и что хотела отомстить тебе за это, но теперь очень сожалеет. О чём она так сожалела? Что взяла Друдж?

– Она всегда была дочерью своего отца. Они были так похожи. Вечно слабые и переживающие. Вечно извиняющиеся.

– Но не Ренье.

– Ренье был хорошим мальчиком. Он был сильным, как его мать. Он понимал, как устроен мир, и что нужно для семьи.

– Он был так важен, и ты позволила ему умереть. Вычёркиваю тебя из списка «Мать Года». Что с ним произошло?

Она ходит взад-вперёд, глядя мимо меня на Аки. Но не пытается подойти к нему.

– Несчастный случай. Ренье был безрассудный и упрямый, как все дети. Он украл с химической фабрики большое количество алюминиевой пудры и аммиачной селитры. Собирался взорвать дом Спрингхилов. Можешь себе представить? Было бы весело покончить с этим древним родом не при помощи колдовства, а с помощью чего-то столь обыденного. Но Ренье не знал, как должным образом обращаться с аммоналом. Должно быть, возникла искра или огонь. Может, один из его безмозглых дружков закурил сигарету. Раздался взрыв. Вот в чём была истинная трагедия его смерти. Она было до неприличности банальной и жалкой. Это была человеческая смерть.

– Должно быть, для тебя это плохой способ ухода.

Она поворачивается ко мне, выглядя во всех отношениях облачённым в броню матриархом, который так сильно пугал Элеонору, что она предпочла быть кровососом, чем дочерью.

–Это худший из возможных способов для Гействальдов.

Я гляжу на Аки и снова на Коралин.

– Я вижу вон там Аки, и вижу примотанного к креслу избалованного маленького принца. Его сердце бьётся, как испуганный кролик, а душа скачет в груди, как упругий мяч. Затем гляжу на тебя, и не вижу ничего. Ты пустая, и я не могу не заметить, что у тебя, кажется, нет души.

– Род Гействальдов отказался от них столетия назад. От них избавляются с самого рождения.

– Коралин, ты, случаем, не мертва? Ты Рождённая Смертью?

Она бросает на Аки сердитый взгляд.

– Дер Тодес Геборен. Да. Как и все Гействальды. Это наш дар. Источник нашей силы.

– Вы Бродячие. Вся ваша грёбаная семейка. Вот в чём ваш секрет. Может, Учёные и особенные, но вы нечто совершенно другое. Держу пари, никто вообще не знает, что есть четвёртый вид Бродячих.

– Немногие. И они либо работают с нами, либо быстро умирают.

– Держу пари. Это большой секрет, чтобы прятать его веками. Вот почему вы перебрались в Америку? Вы не могли оставаться в старой стране без того, чтобы кто-нибудь наконец не выяснил, что вы такое? Очень скоро вам бы пришлось уничтожить всех Саб Роза Европы. Не лучший способ заводить друзей и оказывать влияние на людей[452].

– Что-то в этом роде. Но ещё мы приехали по той же причине, что и Спрингхилы. Дома не было места для новых династий. Здесь была открытая земля и плодородная почва. На Востоке уже обосновались семьи, так что мы последовали за Спрингхилами на Запад. Долгие годы это был рай, но затем всё изменилось.

– Пришли другие Саб Роза и начали теснить вас?

– Конечно же, нет. Мы поощряли их следовать за нами. Невозможно построить настоящую династию в пустыне. Династия должна цениться и признаваться.

– Тогда зачем ты это делаешь? Сколько старых семейств тебе нужно убить, чтобы доказать, что вы лучшие? Сколько ещё богатства и власти вам надо? Какого чёрта вам на самом деле нужно?

– Следующий миллион лет, – отвечает она. Коралин расхаживает по комнате, пока говорит. Я наступил на больную мозоль. – Эта земля наша. Она принадлежит Дер Тодес Геборен. Остальные семейства могут оставаться здесь до тех пор, пока понимают, кто здесь правит. Но не вы. Ни ваши магазины, ни промышленность, ни автомобили, ни шум. Когда мы пришли сюда, живущие вдоль реки индейцы не беспокоили нас. Они поняли, кто мы и что мы. Они уважали нашу частную жизнь, а мы – их. Потом пришли другие. Торговцы из Мексики. Испанцы на кораблях. Европейские трапперы[453] и поселенцы. Они прогнали индейцев. Мы травили реку. Мы призывали туман с океана. Мы морозили и душили их, но они не ушли. Они посадили деревья и пригнали свой вонючий скот. Они построили свои города и расплодились, как крысы. Они полностью изменили эту землю. Мы с трудом узнавали свой дом.

– Но они научились держаться от вас подальше, так что, должно быть, вы редко вступали в контакт.

– Чарльз Спрингхил был дураком. Он решил, что мы должны сосуществовать с вами, людьми, и, будучи старейшей семьёй, убедил остальных пойти вместе с ним.

– Итак, ты решила перебить всех, чтобы отомстить Чарльзу за то, что он пренебрежительно обошёлся с тобой. Звучит убедительно, за исключением того, что когда я выглядываю наружу, то не вижу никакого организованного нападения. Всё, что я вижу, лишь хаос. Я имею в виду, что Аки носился по округе, открывая вручную люки, как какой-нибудь глупый подросток, устраивающий мелкие пакости на Хэллоуин. Всё должно было быть не так, верно? Это не твой план. Это месть Элеоноры. Кража Друджа запорола твой график, и ты не была готова.

– Это не имеет значения. Сегодня. Завтра. Это давно назревало, и вот свершилось.

– Сегодня ночью всё закончится.

– Да. Големы, которых мы выпустили, должны прояснить ситуацию. Вы, люди, можете сейчас уйти и жить, либо можете умереть здесь и бродить по Хребту Шакала, пока не погаснут звёзды.

– Интересно, что будет, если я прижму тебя к земле и стащу голову с твоих прелестных плеч?

Она улыбается и касается рукой губ.

– Аэлита сказала, что когда ты не добьёшься своего, то станешь угрожать. Она дала мне кое-что ценное для тебя. Нефрита по имени Кэнди.

– Что-нибудь ещё?

– Голову, которая болтает без умолку.

Она ждёт, что я что-нибудь скажу. Я молчу и стою неподвижно.

– Интересно. Аэлита сказала, что в этот момент ты должен напасть. Она сказала, что ты вспыхиваешь от всего, напоминающего угрозу.

– Я больше не такой. Вся эта патетика лишь повеселит нападающего.

– Не могу не согласиться.

– Тогда почему бы тебе не убрать то, что ещё дала тебе Аэлита, и не подумать вместе, как из этого выбраться.

Она достаёт из рукава атаме.

– Знаешь, что это такое?

– У меня есть точно такой же.

– Хорошо. Я буду держать его подальше, чтобы ты его видел, но не думаю, что уже готова отдать его совсем.

– Как угодно. Вот как мы поступим. Я хочу отдать тебе Друдж. Ты воспользуешься им, чтобы вернуть Бродячих в Хребет. Когда закончишь, ты получишь Аки, а я получу Кэнди и Касабяна.

– А почему я просто не воспользуюсь Друджем завтра, и всё это не начнётся сначала?

– Как только Бродячие вернутся внутрь, я попрошу Мунинна хорошенько запечатать пещеры. Мёртвые останутся там на тысячу лет. При условии, что ты не подорвёшь себя сама, как Ренье, то затем снова сможешь опробовать свой план.

– Давай Друдж.

– Доставь сюда моих друзей, и я отдам его. Сделаешь какую-нибудь глупость, и твой светловолосый мальчик умрёт, и ты ни черта не сможешь с этим поделать.

– Это ангельский нож. Он может просто убить тебя.

– Думаю, у меня получится уйти от твоего ножа, но просто уверен, что Аки не сможет избежать моего. Звони, и все отправятся домой спать в своих постелях.

– У меня нет телефона.

– Вон там на столе есть телефон.

Она подходит к письменному столу Люцифера и набирает номер.

Я бросаю взгляд на Аки. Клейкая лента всё ещё крепко держится и туго стягивает его руки и ноги. Вокруг ноги небольшая лужица крови. Достаточно, чтобы у него кружилась голова, но недостаточно, чтобы волноваться.