Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-3". Компиляция. Книги 1-29 (СИ)"

Автор книги: Стивен Ридер Дональдсон

Соавторы: Роберт Сойер,Саймон Дж. Морден,Ричард Кадри
сообщить о нарушении

Текущая страница: 64 (всего у книги 317 страниц)

– Мило. Где мне взять такую?

– Боюсь, это единственный экземпляр.

– Возможно, мне следует его забрать.

– Не стесняйтесь, милорд. И не беспокойтесь. Я сделаю всё возможное, чтобы замять скандал.

– Какой скандал?

– Тот самый, в котором Повелитель Подземного мира, Архидемон, Великий Зверь боится прославленного секретаря. Мне больно думать, что скажут об этом ваши враги.

Мне хочется складировать шлакоблоки на этого четырёхглазого долбоёба, пока он не взорвётся. Он чуть шире открывает глаза за фальшивыми стёклами своих фальшивых очков и пристально глядит на меня. Но мелкий засранец кое в чём прав. Пока я не наберу полной силы Самаэля, мне не хочется, чтобы честолюбивые крестьяне штурмовали замок с вилами и факелами.

Я тянусь за письмами и донесениями, накрывая его руку своей. Сжимаю. Недостаточно сильно, чтобы сломать кость. Ровно настолько, чтобы напомнить ему, что я мог бы, если бы захотел. Ослабляю хватку и беру донесения. Он массирует пальцы, но ничего не говорит.

– Научись стучать, и мы вновь сможем стать лучшими друзьями. Усёк?

– Конечно, милорд.

Он отвешивает лёгкий поклон и уходит.

Помнится, как-то я выпивал с Видоком в Лос-Анджелесе, и он познакомил меня с другим старомодным вором. Тот сказал, что лучший способ защититься от взломщиков очень простой. Берёте всю доступную мебель и складываете её так, чтобы она идеально балансировала на верхней части двери. Любой, кто попытается проникнуть внутрь, получит по голове комодом или креслом-качалкой. Если хотите проявить фантазию, можете добавить ведро растворённой в воде каустической соды. Настоящий фокус в том, чтобы не забыть предупредить горничную до того, как она придёт на следующее утро.

Достаю наац из комода и кладу под подушки в изголовье кровати. Складирование мебели звучит как слишком много работы. Швыряю донесения в камин. Адские бюрократы могут поцеловать меня в задницу. Направляюсь в библиотеку.

Это мой Форт-Нокс, мой кабинет и моя комната безопасности. Я наложил на это место самые тяжёлые защитные худу, какие только знаю. Из всех убежищ, в которые я когда-либо собирался бежать, когда начинало твориться что-то странное, библиотека по списку шла после лепрозория и горящего мусоровоза. Но вот я здесь.

Я не измерял это место шагами, но библиотека в длину выглядит примерно как футбольное поле, окаймлённое двумя этажами книг на простирающихся на тридцать метров витиеватых полках из тёмных пород дерева. Потолок в виде купола расписан сценами, иллюстрирующими три догмата адовской церкви. Мысль: Бог и Люцифер спорят, что раз у людей есть свободная воля, то и у ангелов она должна быть. Действие: война. Сцена милая, но суровая, и слишком старается выглядеть благородной, словно советский пропагандистский плакат. Новый Мир: Люцифер со своими потерпевшими поражение, пребывающими в состоянии шока сельским пацанами в Аду. Он похож на продающего змеиную мазь деревенщине проповедника на христианских собраниях, но в своём собственном ебанутом стиле этот скользкий сукин сын пытается поступать правильно по отношению к своему народу.

Я устроил себе уютную нору у стены «Греческой стены», той фигни, что велел мне прочесть Самаэль. Я нашёл его заметки в экземпляре напечатанной крупным шрифтом полуразвалившейся книги со сжатым изложением истории Греции в стиле «Ридерз Дайджест». (Мне стыдно, что он знает меня достаточно хорошо, чтобы оставить эту информацию в книге, написанной для затворников и полуслепых бабулек). Он включил туда имена тех, кого я мог бы рассмотреть для введения в Совет. Если это те адовцы, которым я могу доверять, то я не готов познакомиться с теми, кому не могу доверять.

Я перетащил в свою нору отделанный золотом плюшевый красный диван, большой рабочий стол и несколько кресел. Иногда я даже впускаю кого-нибудь попользоваться этими креслами. Не так много и не так часто, но любой, кто приходит, находится на моей территории. Я знаю, какие ковры покрыты связывающими кругами. Знаю, в каких книгах пустоты, набитые ножами и смертоносными зельями.

Стол и ближайшие полки завалены книгами, бумагами, ручками и странными маленькими машинками. Хламом, который можно найти только в магазине канцтоваров, служащем по совместительству вечерней школой для палачей-любителей. Губчатая красная ракушка, которая рычит, когда сжимаешь её, и выплёвывает то, что я думаю сойдёт за адовские скрепки. Они толстые и острые, словно предназначены для того, чтобы карать бумагу, а не просто скреплять её. Нечто, похожее на набор медных зубов. Иногда эти зубы стучат. Иногда они несколько дней ничего не делают. Гироскоп, который при раскрутке разговаривает грудным голосом из фильмов про монстров на языке, которого я никогда раньше не слышал. На одной из книжных полок стоит золотая армиллярная сфера[775]. Когда я прикасаюсь к любому из золотых колец, у меня возникает ощущение, словно я выпал из себя. Будто я нигде, и меня толкает сквозь пустоту ледяной ураган. Вдали виднеются звёзды, а за ними масса бледного бурлящего пара с прожилками света. Думаю, это хаос на краю Вселенной, и что это разделяющая Ад и Рай глубокая пустота. Где бы и что бы то ни было, это одинокое и пустынное место.

В Лос-Анджелесе я проживал с мертвецом по фамилии Касабян, который работал на Люцифера и мог видеть части Ада. Не знаю, может ли он видеть меня здесь, но иногда я нацарапываю послания и оставляю их на несколько дней на столе. Некоторые друзьям. Большинство – Кэнди. Мы во многом похожи. Оба не совсем люди и оба убийцы. Мы пытаемся, насколько это возможно, забыть о первом, и стараемся насколько это возможно избегать второго, что, так уж получается, обычно длится недолго.

Позади меня раздаётся щелчок. Я кладу руку на нож и оборачиваюсь. Через фальшивую секцию книжного шкафа, которая раздвигается, как японские бумажные двери, входят два адовца.

Мерехим, священник, кланяется. Он в чёрной мантии без рукавов. Каждый дюйм его бледного лица и рук татуирован священными адовскими письменами. Заклинания, молитвы и, насколько мне известно, рецепт курицы с кари.

Парень с ним, Ипос, здоровенный и неотёсанный. Похож на ходячий пожарный гидрант в сером резиновом комбинезоне. На тяжёлом кожаном поясе вокруг его талии висят инструменты, варьирующиеся от варварских дробилок до тонких хирургических. Издалека невозможно сказать, кто он такой – начальник отдела технического обслуживания дворца или главный палач. Работа во дворце делает его полезным агентом. Никто не обращает внимания на уборщика.

– Мы помешали вам развлекаться с игрушками, милорд? – спрашивает Мерихим.

– Ступай поглумись над алтарником, проповедник. Я работаю.

На столике рядом с диваном стоит ряд гляделок, проецирующих изображения со всего дворца на старомодный экран домашнего кинотеатра, который я нашёл в кладовке. Я вытаскиваю свой правый глаз, бросаю в стакан с водой и вставляю в пустую глазницу гляделку, прокручивая полученные ею изображения, как при перемотке видео. Как я уже сказал, я обладаю кое-какими способностями Люцифера, но по большей части пользуюсь вегасовским реквизитом для магических представлений.

– Что вы ищете? – спрашивает Ипос.

Его голос – низкий рокот, как у шестнадцатиколёсника на холостом ходу.

– Участок перед дворцом, где я бросил тела троих партизанивших ублюдков. Хочу посмотреть, что было после того, как я вошёл внутрь.

Мерихим и Ипос – единственные адовцы, которым дозволено входить сюда по собственному усмотрению. Они были доверенными лицами и шпионами Самаэля, и я унаследовал их вместе с этой халтуркой. Не думаю, что он протянул бы так долго без них. И знаю, что меня бы уже здесь не было.

Я прокручиваю назад до того места, где я вошёл внутрь, и включаю воспроизведение на гляделке. Офицер, с которым я говорил, резко отдаёт приказы солдатам, которые примерно в тридцати секундах от футбольных беспорядков, пытаясь взглянуть на Укобака и его мёртвых друзей. Офицер приказывает большинству вернуться к своим обязанностям, а другим отнести три тела к виселицам. Подходит молодой офицер. Они идут по испачканной кровью дорожке, по которой я приволок тела. Я пытаюсь читать по их губам, но они чертовски далеко.

– Я вижу по вашим рукам, что вы пострадали при нападении, – говорит Мерихим. – Я пошлю за целителем из скинии[776]. Осмелюсь предположить, что они более благоразумны, чем медперсонал дворца.

– Я в порядке. Всё, что сделали эти ублюдки, это убили мою куртку. Она была довольно клёвой.

Я переключаю обратно зрение, наливаю себе Царской водки и протягиваю бутылку. Мерихим качает головой и отходит. Он всегда так поступает. Слоняется по комнате во время наших встреч. Я никогда не видел, чтобы этот парень сидел. Ипос кивает, не отказываясь выпить, и поднимает стакан большими, похожими на сардельки пальцами. Когда я начинаю наливать, он вздрагивает.

– Прошу прощения, – говорит он и кивает в мою сторону.

– Рука, милорд. Не возражаете? Она… отвлекает.

Я сгибаю свою протезную руку Кисси. Кисси были расой деформированных, недоделанных ангелов, живших в хаосе на краю Мироздания. Один из первых больших проёбов Бога при сотворении Вселенной. Кисси вызывают у адовцев дрожь. Полагаю, они видят в этих неудавшихся ангелах себя. Это напоминает им, что даже в Аду всегда можно пасть ещё ниже.

Я роюсь в столе и нахожу перчатку. На этот раз он принимает выпивку. Он несёт её к дивану и садится. Я присаживаюсь на стол. Мерихим бродит.

– Благодарю вас, милорд, – говорит Ипос.

– Прекрати эту хрень с «милордом». Это меня бесит.

– Прошу прощения.

Мерихим улыбается, склонившись над гляделками. Проецируемые изображения со всего дворца мелькают на экране как в немом кино.

– Что там у тебя? – спрашиваю я.

– Ничего. Всегда забавно наблюдать, как ты притворяешься не тем, кто ты есть на самом деле.

– Я стажируюсь в Аду лишь ради получения зачёта в колледже. Как только я найду подходящую замену, то всё, Папочка, пока.

– Конечно. Зачем тебе какое-либо влияние на создание нового Ада? Или какое тебе дело до благополучия миллионов смертных душ, которых ты оставишь за спиной? Интересно, разрешат мистеру Хикоку сохранить свою таверну, или вышвырнут обратно в Долину Мясника? Но тебе-то что до этого? «В могиле все равны». Разве не так говорите вы, живые смертные?

– Продолжай болтать, умник. Я симулирую сердечный приступ и сделаю тебя Люцифером. Поглядим, как тебе понравится белить этот флигель с нарисованной мишенью на твоём лысом затылке.

Ипос бросает взгляд на священника.

– Скорее всего, она смотрелась бы лучше, чем все те каракули.

Мерихим награждает его многозначительным взглядом, перелистывает страницы старинной адовской медицинской книги и откладывает её.

– Кто-то узнал о твоей привычке ездить в одиночку и о том, какие маршруты ты выбираешь. Ты больше не можешь так ездить.

– Я знаю. Есть кое-что ещё.

Я достаю «Глок» и кладу на стол.

– Откуда у этих мудаков пистолеты? Сейчас только офицеры имеют право носить оружие.

Мерихим хмурится и скрещивает руки на груди.

– Нам нужно выяснить – очень аккуратно – есть ли какие-либо офицеры, которые не могут отчитаться за своё оружие.

– Есть торговцы, продающие краденое оружие на уличных рынках. Я могу направить своих сотрудников в дорожно-ремонтные бригады. Они могут что-то увидеть или услышать, – говорит Ипос.

Мерихим кивает.

– Отлично.

– Погодите. Всё ещё сложнее. Я проверил выжившего нападавшего. Он был заколдован. Возможно, он даже не знал, что делал.

– Зачарованность? – произносит Мерихим. Это привлекает его внимание. Он возвращается к столу, – Это не та сила, которой могут обладать многие в Пандемониуме. Сомневаюсь, что кто-нибудь из офицеров способен на это.

– Может, этот ублюдок подкупил одну из дворцовых ведьм, – говорит Ипос.

– Думаю, что кто бы ни организовал нападение, он пытался заколдовать и меня тоже. После того, как бросил мотоцикл, я не мог ни думать, ни сражаться, ни защищаться. Я побывал во множестве аварий, и это не было похоже на сотрясение мозга. Было такое чувство, что кто-то пытается проникнуть мне в голову.

Мерихим снова начинает слоняться.

– В этом есть смысл. Первое, Мейсон Фаим создал ключ, который позволяет ему завладевать телами. Второе, ключ исчезает. Третье, по твоим словам, он действует на смертных. Четвёртое, нет причины считать, что он не будет действовать и на адовцев. Это означает, что кто бы ни организовал нападение на тебя, либо у него есть ключ, либо он в сговоре с тем, у кого тот есть.

– Полагаю, что, если кем из нас и трудно было бы завладеть, так это Люцифером. Скорее всего, они не будут снова пробовать это на вас.

– Возможно, это вообще не попытка убийства, – говорит Мерихим. – Засада была бы хорошим способом скрыть психический эксперимент. Если бы нападавшие убили тебя, тем лучше. Если бы ты убил нападавших, единственной уликой были бы тела нескольких солдат-изгоев.

– В этом есть смысл. Одно дело убить Люцифера, но совсем другое – заколдовать его, – говорит Ипос. – Вы могли бы заставить его сделать что угодно. Что-нибудь непростительное.

– Что означает, что мне заново суждено пережить эту маленькую драму.

Ипос кивает. Мерихим берёт со стола гироскоп и крутит его не в ту сторону. Зловещий голос звучит высоко и странно. Демонический Элвин и бурундуки.

– Определённо.

– И это будет одновременно и тоньше, и серьёзнее. У нас есть доступ к изготовлению зелий в скинии. Я лично приготовлю несколько настоек, чтобы защитить тебя от психических атак.

– Что я хочу знать, так это почему сейчас? – спрашивает Ипос. – Спустя столько времени, зачем кому-то нападать на вас?

Я пожимаю плечами.

– Может кто-то застукал меня за подсчётом карт.

– Что-то изменилось. Они что-то обнаружили или боятся, что и ты сможешь, и им нужно убить тебя, прежде чем ты тоже это обнаружишь, – говорит Мерихим.

– Это ключ одержимости. Мейсон был не особо щедр на информацию. Он создал этот ключ и не хотел бы, чтобы им пользовался кто-то другой, так что вряд ли рядом валяется руководство пользователя. Возможно, владельцу потребовалось много времени, чтобы понять, как он работает, – предполагаю я.

Мерихим отмахивается от комментария.

– Возможно. Спекуляции бессмысленны. Нам нужно связаться со своими агентами в легионах и среди магического персонала дворца, чтобы узнать, что они смогут выяснить.

– Было что-нибудь интересное на заседании Совета? – спрашивает Ипос.

– Не особо. Мархосиас хотела трахнуть меня в своём лимузине, чтобы позлить остальных. Я назвал Буера нацистом и отправил их по домам смотреть немой фильм о хорошей архитектуре и безумном учёном.

– Звучит очаровательно, – кивает Мерихим.

– Там даже есть робот.

– Значит, шедевр.

– Нам нужно работать, – говорит Ипос.

Он ставит стакан на стол и нажимает на него. Стол качается на долю сантиметра по вертикали.

– Так я и думал. Вы сточили одну из ножек, перетаскивая его. Починю при следующей встрече.

– Я могу просто засунуть под неё спичечный коробок.

Он смотрит на меня.

– Нет, не можете. Может вы и управляете королевством, но я поддерживаю порядок во дворце. Это моя территория.

– Как скажете, господин Волшебник.

Когда они уходят, я сажусь за стол и закуриваю «Проклятие». Швыряю «Глок» в нижний ящик стола. Я не люблю «Глоки». Это оружейный эквивалент парня средних лет, покупающего «Порше».

Из верхнего ящика я достаю блестящий серебряный «Веритас». Эта монета – полезный маленький карманный оракул. Подобный штучка помогла мне выжить в мои первые несколько дней, когда я в первый раз сбежал обратно в Лос-Анджелес. «Веритас» видит настоящее и ближайшее будущее, и никогда не лжёт, хотя иногда из-за этого слегка дерьмово.

Я подбрасываю её и думаю: «Что теперь?». Она приземляется с изображением мужчины, вкладывающего деньги в руки женщины. Я уже видел этот символ раньше. Уличная проститутка и её клиент. По краю монеты идеальным адовским шрифтом написано: «Не делайте никаких долгосрочных инвестиций. Желаю вам отлично провести время». Вот что я имею в виду. Маленькая засранка могла бы просто сказать: «Ты обречён». Но ей нравится повыпендриваться.

Я бросаю «Веритас» обратно в стол, беру книгу и ложусь на диван. Я читаю главу о греческом философе по имени Эпикур. Этот парень был своего рода депрессивным свингером. Представьте особняк «Плейбоя» под управлением мистера Роджерса[777]. Эпикур был зациклен на наслаждении, но в скаредной манере ешь-овощи-а-то-не-получишь-десерт.

Избыток этой философской хрени нагоняет на меня сон, но, должно быть, Эпикур умел заглядывать в будущее, когда люди вроде меня не могут прочесть больше абзаца, не проверив и-мейл, потому что он выплёвывает важные вещи коротко и ясно. Вещь называется «Тетрафармакос» и является своего рода списком PowerPoint, как исправить всё, что тебя беспокоит. В ней говорится:

Не бойся бога.

Не беспокойся о смерти.

Благо легко достижимо.

Зло легко переносимо.

Он уловил по крайней мере половину правды. Лучше, чем большинство людей.

«Не бойся Бога». Нет проблем. Встречал я этого парня. У него был нервный срыв, и он разбит на большее количество осколков, чем я.

«Не беспокойся о смерти». Я уже умирал пару раз. Это было скучно.

«Благо легко достижимо». Вот где голова Эпикура начинает исчезать в его собственной заднице. Кажется, это общая проблема философов.

«Зло легко переносимо». Приятель, попробуй родиться полуангелом, получеловеком. Нефилим нарушает все правила Вселенной. Я родился Мерзостью, единственным живым существом, ненавидимым Небесами, Адом и Землёй. Примерь-ка это и скажи, насколько легко это вынести, сукин ты сын, пожиратель-виноградных-листьев.

Я бросаю книгу на пол. Это всё вина Самаэля. Мне следовало догадаться, что чтение станет частью моей пытки в Аду. В Лос-Анджелесе было намного веселее. Угонять автомобили, вырывать позвоночники у зомби и получать пули. Славные деньки.

Я встаю, нацарапываю записку большими печатными буквами и оставляю на столе на тот случай, если Касабян может её видеть.

КЭНДИ. Я СКУЧАЮ ПО ТЕБЕ. СТАРК.

В библиотека Люцифера довольно ограниченный раздел художественной литературы. Я перебираю стопку книг возле дивана, пока не нахожу «Процесс» Франца Кафки. Она о парне, которого судят за что-то, чего он не понимает, обвиняемом людьми, которых он не может найти. Она охуенно смешная. Может и не первая в моём списке как провести вечер, но это лучше, чем возвращаться к грекам. Мне не нужна ещё одна лекция на тему морали от мёртвого парня. Меня половину моей жизни доставали ими.

Мои глаза резко открываются спустя несколько часов. Я сажусь. Я даже не помню, как заснул. Я встаю и проверяю гляделки. Лакеи во внеурочное время сортируют и подшивают бесконечные кипы дворцовых бумаг. Солдаты патрулируют территорию. Уборщики пытаются убрать кровь и щебёнку с ковров в вестибюле. Всё ожидаемо. Всё скучно. Славно.

В Лос-Анджелесе мне часто снился Ад. В Аду мне снится Лос-Анджелес, но от этого я не меньше тоскую по дому. Дом в моих снах – это не дом. Я вижу, как город становится мягким и погружается в пустыню. Целые кварталы поглощаются или просто исчезают с лица земли. Небо чёрное и в синяках, как в Аду, а затем снова становится нормальным. Иногда, вместо сражения на арене, мои сны об арене превращаются в залитый светом Голливуд и Вайн-стрит.

На этот раз я кружу вокруг адовца, размером и формой примерно с локомотив. Мне нужно драться с ржавым наацем с помойки, а у Кейси Джонса[778] щит и Верналис, своего рода стальная клешня краба, размером со среднюю танцовщицу гоу-гоу. Кучка красных легинсов, налётчиков-фрилансеров и мародёров, улюлюкающих и жаждущих крови.

Мы гоняем друг друга взад-вперёд по зоне смерти. Я уклоняюсь от одной из его атак и приближаюсь. Как только я собираюсь вскрыть его, как банку свинины с фасолью, мой наац заедает. Это было подстроено, и адовец это знает. Следующее, что я помню, это я на коленях и кричу. Раздаётся влажный звук, когда Верналис прорезает мясо и хрустит костями. Когда я смотрю вниз, моя левая рука лежит на перекрёстке рядом с трёхмесячной давности журналом “People”.

И это даже не самый худший сон. Худший – это когда я просыпаюсь в поту от кошмаров о совещаниях по городскому планированию. Богом клянусь. Мне снится подписание бумаг. Мне снятся отчёты о ходе работ по ремонту автострады. О том, что я копаюсь в грудах канцелярских принадлежностей километровой высоты в поисках блоков для записей и скрепок. Я волшебник, бывший гладиатор, убийца, а теперь и сам Дьявол, и мои самые большие ночные кошмары крутятся вокруг утраченных служебных записок и попыток вспомнить слово «стимулирование» на адовском.

Клянусь, иногда по ночам я испытываю искушение пробраться обратно на арену и принять участие в паре боёв, словно ищущий дозу торчок. Это болезнь, я знаю. Да, это страдание, но оно знакомо, и иногда настолько близко к счастью, насколько это возможно здесь внизу.

Неудивительно, что Самаэль смылся. При всей его болтовне о возвращении домой, чтобы помириться со стариком, на самом деле он бежал от вечного проклятия быть клерком. Я не понимал, пока не начал этим заниматься, что это проклятие Люцифера. Несущий Свет скатился до управления стадом банковских служащих. Это хуже любой пытки.

Я встаю и наливаю себе выпить. Бросаю халат на спинку стула и прячу чёрный клинок за спину. Выхожу через фальшивые книжные полки и спускаюсь по лестнице на псарню.

Сейчас вторая половина дня, и старшие сотрудники отдела планирования ждут в конференц-зале дворца. Это помещение выглядит как Приведи Своего Клоуна на Рабочий День в Масонскую Ложу. Щегольские костюмы и адовская сильная одежда[779] – это не проблема. Проблема во всём остальном, что на них надето. Покрытые древними рунами церемониальные фартуки. Нездоровая радуга цветных шарфов и перчаток, демонстрирующих место каждого в пищевой цепочке. Шоры. Мистификаторы. Маски.

Когда я вваливаюсь, они все делают козьи морды. Я не тороплюсь занять место во главе стола. Косые взгляды не только потому, что я опаздываю. Для большинства из них я всегда буду той убивающей овец собакой Сэндменом Слимом, а сейчас, просто чтобы утереть им уродливые носы, я их босс. По крайней мере доспехи делают свою работу. Неважно, как сильно они меня ненавидят, они держат свои колдовские дыры закрытыми, а мои дьявольские доспехи сияют как зеркальное брюхо хромированной осы.

В комитете по планированию двенадцать членов. Со мной – тринадцать. Уютный маленький шабаш. Буер здесь. Как и Мархосиас с Обизут. Семиаза был бы здесь, но никто из генералов не станет мириться с этим дерьмом.

Технически я тоже должен быть в ритуальном трансвеститском платье, но с трудом представляю Самаэля в костюме гамельнского крысолова[780] от «Брукс Бразерс»[781], так что следую его примеру и пропускаю визит в костюмерную.

В центре стола серебряный круг. Линии расходятся лучами к краям, деля стол на двенадцать секций. Каждый сладости-или-гадости подходит и кладёт разные церемониальные предметы. Весь этот хлам выглядит как остатки с гаражной распродажи в клубе го?тов.

Обизут кладёт зелёный камень, как у тамплиеров для медитации. Адовец рядом с ней кладёт нож атам, которым рассекают невежество, либо намазывают маслом магический тост, или что-то в этом роде. Буер бросает змею, вырезанную из бедренной кости павшего адовского воина. И так далее, и тому подобное. Я должен зажечь красную свечу в конце ритуала, но всё движется слишком медленно. Я сразу зажигаю её и прикуриваю от неё «Проклятие».

– Не принимайте близко к сердцу, но, если мне придётся высидеть ещё одно из этих собраний, я выпотрошу каждого из вас, как сома, насру в ваши черепа и отправлю их по почте вашим семьям. Это не Ад. Это родительское собрание. Может, всё, что нам нужно, чтобы спасти Ад, это распродажа выпечки.

Я стряхиваю пепел на свечу.

– Вот как всё будет с этого момента. Делайте свои проекты так, как вам хочется. Похуй бюджет. Похуй сроки. Когда закончите, у вас будет одна минута, чтобы рассказать мне о них.

В комнате воцарилась тишина. Она не похожа на обычную тишину. Скорее на ту, которая возникает при контузии.

– На случай, если кто-нибудь решит, что спустить вас с поводка означает выдать лицензию на похищение меня или нанесение удара в спину, позвольте представить нового члена нашей команды.

Я подхожу к дверям и открываю их. Клацая большими металлическими когтями, входит адская гончая и оглядывает комнату. Гончая крупнее лютоволка, заводная машина для убийства под управлением адовского мозга, подвешенного в стеклянном шаре там, где должна быть его голова. Они наводят ужас на поле боя, но в замкнутом пространстве, как здесь, жужжание и щелчки её механизма, её острые как бритва зубы и розовый выставленный напоказ мозг способны вызвать сердечный приступ у тираннозавра.

Гончая следует за мной вокруг стола, поджимает лапы и устраивается на полу рядом. Преданная сторожевая собака.

– Это мисс 45. Новая глава отдела кадров. Любые из вас, добропорядочных граждан, которые работают, не прикладывая максимум усилий, плетут заговоры против меня или продают запасы на чёрном рынке, могут объяснить это ей. Она работает по ночам, выходным и праздникам, а если ей нездоровится, то у мисс 45 внизу есть несколько сотен коллег. По сути, гончие теперь хозяйничают во дворце, так что будьте осторожны. Слышал, что какашки из нержавеющей стали плохо отмываются.

Никто ничего не говорит. Кроме гончей, единственный звук издают беспокойно ёрзающие ноги присутствующих.

– А теперь принимайтесь за работу и оставьте меня на хер одного.

Все двенадцать выходят, прямо к двум другим гончим, которых я поставил снаружи. Было бы хохмой запрограммировать их съесть всех членов Совета, когда те выйдут. Хотя, немного контрпродуктивно. Мне нужно, чтобы они выполняли работу, которую я точно не собираюсь делать. Но если я, будучи Дьяволом, не могу слегка повеселиться, зачем заморачиваться?

Теперь я могу вернуться к выяснению остальной силы Люцифера, чтобы убраться отсюда ко всем чертям.

Я описываю круг за кругом по пустынным частям отеля. Я знаю, что Люцифер не оставил бы меня с половинной мощью навечно. Он любит игры. Я знаю, что где-то здесь есть подсказки для меня. Но я не знаю всех правил игры, так что, может быть, не ведаю того, смотрю прямо на одну из них.

Уходя, он сказал, что вернётся, если я когда-нибудь по-настоящему буду нуждаться в нём. С тех пор я не слышал ни единого чёртового слова. Я пытался отправить сообщение мистеру Мунинну. Он единственный из известных мне парень на Земле, который мог бы спуститься сюда, если бы захотел. Полагаю, он не хочет. Я знаю, почему, и нам придётся серьёзно поговорить об этом, когда я вернусь домой.

У святоши Джеймса был бы план, но я просто неустанно брожу по вводящим в транс коридорам, этаж за этажом, в поисках подсказок. Подобные коридоры без окон могли быть где угодно. В космосе, на ракете, кружащей по краю Вселенной. На инкрустированной бриллиантами субмарине Дональда Трампа на дне Марианской впадины.

Адские гончие поднимают глаза, когда видят меня. Я чешу нижнюю часть их окружённых стеклом мозгов, и они довольно рычат. Они похожи на сторожащих королевскую гробницу храмовых псов, только здесь алтари представлены неиспользуемыми джакузи и адовскими мини-барами. Я даже не хочу думать о том, что в них.

Как ни весело было срывать совещание, кое-что настоящее я вынес. Что-то, что я вроде как уже знал, но не мог выразить словами.

Они все спятили здесь внизу. Каждый грёбаный адовец сошёл с ума.

Они не могут хоть пальцем прикоснуться к Небесам, и не могут уйти. Ради чего они застряли в этой дыре? Тысячи лет? Миллион? Для ангелов время идёт не так, как для нас. Они замкнулись в себе и создали культуру крысиного лабиринта. Со всей бюрократией, шизанутыми ритуалами и смертельными западнями. Вы думаете, у Бога был бизнес-план, когда Он создавал Вселенную? Что Его беспокоило, что изобретение света или гравитации превысит бюджет?

Совещания и распри. Придуманные церемонии, новые религии и Благородные Добродетели. Вот чем вы заполняете вечность, когда всё, что вам приходится с нетерпением ждать, это остановку часов, после чего Вселенная схлопнется и начнётся заново.

Впереди что-то есть. Я это не вижу, но чувствую. Это ведущий в конференц-зал блок двойных дверей. Противоположная стена пустая, но в ней таится что-то странное. Она не твёрдая. Для моих глаз Люцифера, штукатурка и краска – дешёвые побочные эффекты. Смени освещение, и сможешь смотреть сквозь них. Коварный ублюдок оставил мне хоть что-то полезное.

Рано или поздно даже безостановочные ритуалы не удержат, и эти мудаки набросятся друг на друга. Самая большая и ужасная в истории гражданская война, пока не останется никого из них. Что бы об этом подумали Небеса? Наверное, хохотали бы. Ад без адовцев. Голубая мечта застройщика. Можно продавать таймшеры: «Это великолепие двух-с-половиной-ванных-комнат расположено близко к школам, магазинам, а в ясный день можно увидеть плавающие в озере дерьма расчленённые дьявольские трупы».

Эта призрачная комната напоминает мне квартиру Видока в Лос-Анджелесе. Он наложил на это место худу, чтобы никто не смог увидеть или вспомнить его, так что он годами не платил за аренду. Но тот, кто придумал эту маскировку, не прячется от коллекторов. Это гораздо более суровая магия.

– Я искал вас, повелитель.

Боже, трахни меня жёстче. Серьёзно.

– Бримборион, я сейчас типа занят.

– Вижу. Ещё один напряжённый день блужданий по коридорам. Слышал, на третьем этаже есть несколько кирпичных перегородок, где, если хорошенько присмотреться, можно увидеть животных и пушистые облака. Может, вам побродить там?

– Чего тебе надо? Погоди. Как ты меня нашёл?

– Я навестил ваш летний домик в библиотеке и заглянул в ваши гляделки.

Я за полсекунды добираюсь до него, смыкаю пальцы у него на горле, отрываю от пола и припечатываю к стене.

– Ты без моего разрешение вошёл в библиотеку?

– Она была не заперта, – хрипит он.

Он начинает синеть. И он не лжёт. Я не помню, наложил ли, когда уходил, на библиотеку заклинание запечатывания. Кроме того, скорее всего он в любом случае смог бы войти со своим гребаным открывающим талисманом. Я роняю его на пол и направляюсь по коридору обратно.

– Что такого важного, что тебе пришлось преследовать меня здесь?

Он хватает ртом воздух и машет мне смятым куском пергамента. Он хочет, чтобы я подошёл туда и взял его, но этого не будет. Я жду, пока он снова сможет дышать.

– Милорд, это банкет сегодня вечером.

– Что за банкет?

– Чтобы отпраздновать закладку первого камня Ратуши.

– Скажи им, что я не могу. У меня грипп или триппер. Что там у вас, парнокопытных, бывает.