Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-3". Компиляция. Книги 1-29 (СИ)"

Автор книги: Стивен Ридер Дональдсон

Соавторы: Роберт Сойер,Саймон Дж. Морден,Ричард Кадри
сообщить о нарушении

Текущая страница: 60 (всего у книги 317 страниц)

Кому нужен Мейсон? Такое чувство, что я сам только что взорвал Вселенную. Я никогда прежде не использовал в замкнутом пространстве взрывающее воздух заклинание. Я решил, что оно может сработать, потому что единственные, кто ещё не призраки, это Черновог, Семиаза и я. После наложения подобного заклинания весь фокус заключается в том, чтобы держаться от него подальше. Падая с печи, я едва опережаю взрыв. Я бормочу ещё одно аренное заклинание и создаю воздушный карман, чтобы смягчить падение. Не совсем то же самое, что приземляться на перину, но это уберегает мои кости от превращения в карамельный пуддинг.

Я всё ещё ничего не вижу. Пар повсюду, а жар от печи ощущается таким же горячим, как прежде. Души воют и карабкаются от взрыва. Несколько минут спустя пар растворяется, и температура понижается. Как по волшебству, из тумана появляется котёл. Он рухнул сам по себе, дно покорёжилось, а облицовка и трубы попадали. Дно представляет собой перекорёженный шлак, а транзитные трубы свисают с потолка металлическими сталактитами. Черновог со своими дронами тю-тю.

Из одной из труб струится прохладный воздух и белый небесный свет, освещая Тартар на многие мили вокруг. Я даже не утруждаю себя проверкой того, что находится на другом её конце. Надеюсь, на Небесах есть электрические одеяла, потому что сегодня ночью будет холодно.

Свет из второй трубы яркий, но мерцающий и более холодный, чем Небесное сияние. Это путь к звёздам и земле. Надеюсь, Нешама, Мунинн и Руах на Небесах, и остальные двое братьев слышали, что здесь только что случилось. Мальчики, уборка второго прохода.

Из третьей трубы ничего не выходит. Ни свет. Ни воздух. Вообще ничего. Я вскарабкиваюсь в нижний конец. Дует лёгкий ветерок, но он практически неуловимо струится вверх. Ангел чувствует это задолго до меня. Но я знаю, что важно. Земля над головой разверзнута. За ней клубятся чёрные тучи, подсвеченные снизу пожарами на холмах. Адские пол-акра никогда не выглядели так хорошо.

– Семиаза, – кричу я.

Он встаёт под трубой и смотрит в небо.

– Никогда не думал, что снова увижу это небо.

– Можешь позже написать сонет на эту тему. Забирайся сюда и начинай подниматься.

Я являю гладиус, сую его в трубу и быстро вытаскиваю. Повторяю под углом к предыдущему отверстию, только на полметра выше, и так далее. Помещаю ногу в первое отверстию, руку во второе, и подтягиваюсь. Пробиваю отверстия для подъёма на всем пути до самого верха.

Выбравшись, я вижу мост на Четвёртой улице. Мило. Это достаточно близко, чтобы Медея Бава ощутила взрыв. Надеюсь, падающие искры погубили её красивый газон.

Семиаза кричит в трубу, чтобы остальные тоже поднимались. Таящиеся карабкаются по стенкам трубы, держась за неё, как гекконы. Они добираются до верха и бегут во мрак, улюлюкая на ходу.

Растущие по обочинам железнодорожных путей кустарники и сухостой горят. Из кучи брошенных железнодорожных шпал получается симпатичный костёр. Жаль, в аду нет маршмэллоу.

– Давай, генерал. Доставим тебя в Пандемониум.

Он смотрит на промышленные отходы вокруг.

– Как? Мы на другом конце ада.

– Видишь те милые жирные тени у железнодорожных шпал? Я покажу тебе короткий путь.

Мы направляемся к костру, но прежде, чем взять его в Комнату Тринадцати Дверей, я останавливаюсь.

– Что случилось с Уриэлем? Я знаю, что Аэлита убила его, так что он должен был оказаться в Тартаре. Если бы он всё ещё был там внизу, то нашёл бы меня.

Семиаза кивает, но не смотрит мне в глаза.

– Меня не было там, когда Уриэль прибыл в Тартар. Слышал, что Гобах ждали его. Его тотчас отправили в печь.

Примерно так я себе и представлял. Аэлита планировщик. Она бы заранее всё подготовила. Умная женщина. Мёртвая женщина.

Я качаю головой, стараясь не выказывать ничего, кроме того, что информация получена.

– Ладно. Идём.

Мы шагаем в тень.

Две мощные силовые линии встречаются в том месте, где пересекаются Беверли-драйв и бульвар Уилшир. Беверли-Хиллз – это главное место силы в городе, самом являющемся главном местом силы. Может, планировка Конвергенции Лос-Анджелеса и искажена до неузнаваемости, но сила есть сила, и дворец Люцифера находится именно там, где сходятся эти две линии. Но здесь его дворец совсем другой. И это больше не его дворец. А Мейсона. Во всём остальном я прав.

Там, на земле, в отеле «Беверли Уилшир» одни из самых дорогих номеров в мире. Те, что получше, в среднем стоят около 10 тысяч за ночь, но это нормально, потому что мятные леденцы на вашей подушке очень большие. Отель был построен в двадцатые, когда кинозвёзды всё ещё были кинозвёздами, богачи делали под кожу инъекции обезьяньих желёз, чтобы оставаться молодыми, а чернокожим приходилось входить через кухню. Если бы не телевизоры с большими экранами, Людовик XIV не чувствовал бы себя там неуместно. На тот случай, если ты тормоз и ещё не понял этого, «Беверли Уилшир» является дворцом Люцифера/Мейсона в Конвергентном городе.

Мы с Семиазой стоим на крыше здания Банка Америки в нескольких кварталах от Уилшира. Землетрясение разрушило большую часть первых трёх этажей, а пожары уничтожили остальные. Крыша кажется достаточно устойчивой, хотя я бы не хотел оказаться на нашем месте, если прямо сейчас произойдёт большое землетрясение. Отсюда нам с Семиазой видна бо́льшая часть Беверли-Хиллз. Он наполнен адскими легионами, боевыми машинами и оружием. Они тянутся более чем на милю во всех направлениях. В любой другой день, увидев всю эту инфернальную огневую мощь, я был бы готов обмочить штаны, но сегодня это просто ещё один пункт, который нужно вычеркнуть из моего списка желаний.

– Нам нужно кое-что обсудить, прежде чем ты отправишься к своим войскам. – Семиаза только слегка оборачивается. Большая часть его внимания сосредоточена на солдатах на улице. – Я собираюсь тебе кое-что рассказать, и тебе придётся с этим согласиться, иначе всё пойдёт ко дну.

Теперь он смотрит на меня.

– Я был генералом в адских легионах с тех пор, как мы сражались на Небесах. Я не привык получать приказы от смертного. Особенно того, кто одиннадцать лет убивал моих подчинённых, хороших солдат.

– По крайней мере ты сам выбрал оказаться в Небесном туалете. Меня же затащили силой.

Семиаза прикладывает палец к губам.

– Похоже, мы зашли в тупик.

Я пожимаю плечами.

– Оставайся здесь на дешёвых местах, если хочешь, а я собираюсь попытаться остановить происходящее, и, если для этого придётся убить всех твоих приятелей в форме, что ж. И после того, как я спасу твой дерьмовый мирок, мы сможем вызвать грузчиков для твоего барахла. Слышал, сейчас в Тартаре полно места.

Я направляюсь к одной из жирных теней, отбрасываемых пожарами на холме.

– Постарайся понять моё положение. Я не могу так просто привлечь войска на свою сторону, сказав им, что позволил нашему злейшему врагу спасти себя.

Я оглядываюсь на него.

– Это самое интересное. Тебе вообще не нужно упоминать меня. Ты самостоятельно вырвался из Тартара. Ты собрал вместе всех ведьм, колдунов и медиумов, организовал их и сам возглавил последнюю атаку на Гобах.

– Не знаю. Им проще поверить, что я прятался где-то в норе.

– Маммона знал, где ты был в Тартаре, так что остальные тоже будут знать. И, гарантирую, все они слышали взрыв, когда рванул котёл. Учитывая эту грёбаную форму и волдыри на твоём лице, они тебе поверят.

– Возможно.

– Скажи им, что ты сбежал, чтобы спасти своих подчинённых от войны Мейсона.

Семиаза хрюкает.

– Хорошая фраза, потому что это правда, – продолжаю я, – Мейсон настолько же склонен к самоубийству, как и к убийству. Он хочет спалить дотла всё, что тебе когда-либо было дорого.

Семиаза смотрит на дворец и рассеянно прикасается к волдырям на той половине лица, что была обращена к взрыву. Наверное, они причиняют адскую боль, но помогут убедить остальных офицеров, что он побывал в серьёзной передряге.

– Есть ещё кое-что, – продолжаю я. – Ты наверняка разозлишься, но можешь использовать это, чтобы убедить всех несогласных.

– О чём ты?

– Кисси идут. Я вовлёк их в игру. Без них вечеринка бы не состоялась.

Он тремя быстрыми шагами приближается ко мне.

– Ты спятил?

– Расслабься. То, что они чокнутые, не означает, что они бесполезны. Но когда приходится иметь с ними дело, тебе нужно слушаться меня.

Его глаза сужаются. Он гадает, не прав ли был Азазель, и я лжец, из-за которого всех их перебьют.

– Мне нужно услышать твой план, прежде чем согласиться на что-либо.

– Справедливо. Тебе понадобятся все генералы, которым ты по-прежнему доверяешь, и несколько чертовски быстрых гонцов.

Нетрудно догадаться, где находится кабинет Люцифера. Пентхауз огромен. По сути, это прикрученный к крыше классического отеля старомодный голливудский особняк с несколькими спальнями, кухней, чёрт знает сколькими душевыми, плюс дорогая мебель и достаточное для создания вульгарного музея число картин. Сан-Симеон[735] и Особняк Плейбоя[736] в одном флаконе.

В центре большого конференц-зала стоит стол с такой же плавающей трёхмерной картой, как та, что я видел во дворце Маммоны. Толпа адовских генералов и штабных офицеров собралась на балконе, беседуя, споря и размахивая руками, описывая детали боевых манёвров.

Я держусь на полшага позади Семиазы, изображая мелкую сошку. Никто не оборачивается в нашу сторону, пока я показательно громко не прочищаю горло. Офицеры поворачиваются. Затем несколько секунд ничего не происходит. Парочка направляется к Семиазе.

– Генерал?

– Кажется, вы удивлены, увидев меня. Когда ад воюет, и я воюю, и ничто не может удержать меня от воссоединения со своими легионами. Даже Тартар.

Подходят ещё офицеры.

– Тебя освободил Мейсон? – Спрашивает генерал, который, если мне не изменяет память, может быть Белиалом[737].

– Никто никого не выпускает из Тартара. Генерал сам возглавил побег, – говорю я.

Кажется, они впервые замечают меня.

– Кто это? – спрашивает Белиал.

– Просто проводник, – отвечаю я. – Генерал освободил нас из Тартара, поэтому в знак благодарности я показал ему кратчайший путь обратно сюда.

Вперёд остальных выходит самый старый и потрёпанный в боях офицер. Это Бафомет, один из первых неофитов Люцифера.

– Целая история, генерал, – говорит он. – Она может дать ответ на волнующий вопрос. Когда мы услышали грохот на юге, Мейсон Фаим приказал нам использовать артиллерию, чтобы уничтожить весь тот район Пандемониума. Я отказался выполнить приказ. Стрельба по соплеменникам никогда не входила в наши планы. Я убедил большую часть офицерского корпуса примкнуть ко мне. Теперь, похоже, Мейсон Фаим исчез, как утверждают, готовя свой собственный альтернативный военный план.

– Какой план? – Спрашивает Семиаза.

– Понятия не имею.

Бледный офицер подходит и становится рядом с Бафометом. Думаю, это генерал Шакс[738].

– Правда заключается в том, что у многих из нас всё сильнее нарастали сомнения по поводу этой войны смертных. Какая всем нам польза, если и ад, и рай будут разрушены? – Семиаза делает шаг вперёд и жестом приглашает остальных офицеров подойти поближе. – Уничтожение обоих миров всегда входило в планы Мейсона Фаима. Позвольте, я расскажу, что знаю, и вы поймёте, почему он изгнал меня.

Пока они разговаривают, я ускользаю через ту же тень, через которую мы явились.

Я выхожу в старом кабинете Люцифера. Мейсон полностью захватил его. Все изображавшие грехопадение адовские картины и гобелены исчезли. Возможно, их здесь никогда и не было. Эта версия кабинета Люцифера выглядит как офис на верхнем этаже Нью-Йоркской фондовой биржи. Хорошая облицовка. Мягкие кресла. Много дорогих на вид картин на стенах. Я предпочитаю убойное искусство Люцифера. По крайней мере, оно не выглядело арендованным.

Кабинет Мейсона – отчасти кабинет, отчасти лаборатория. Большая часть оборудования того же рода, что и алхимические приборы, которыми пользуется Видок. Там есть зона с оборудованием для обработки и доморощенная доменная печь, одна стена которой обгорела до черноты. Её окружают штабеля кусков сырой руды. Пол и столы покрыты дюжинами неудачных копий ключа от Комнаты Тринадцати Дверей. Интересно, сколько таких ключей я могу засунуть Мейсону в задницу, прежде чем они вылезут у него из глаз?

Бумаги, чертежи, свитки и книги заклинаний разбросаны по всему столу и полу Мейсона. Кто-то вывалил на пол содержимое ящиков. Я сажусь в кресле Мейсона, закрываю глаза и отхожу в сторону, чтобы ангел мог ненадолго занять моё место и прочитать комнату. Он ищет любые признаки его присутствия, не только в комнате, но и в эфире, где худу оставляет следы, и могущественная магия оставляет отпечатки пальцев волшебника. Там ничего нет. Непростой трюк. Он действительно хочет сохранить при себе запасной план.

В деревянном ящике, одновременно служащем мусорной корзиной, лежит что-то знакомое. Я опрокидываю его, и оттуда вываливается украденная у меня Джеком кожаная сумка. Я открываю её и достаю аккуратно сложенную ткань. Моё лицо всё ещё там. В данный момент я настолько перестал удивляться, что даже не радуюсь, что нашёл его. Скорее испытываю облегчение от того, что одной заботой меньше.

Я смахиваю всё со стола Мейсона своей робожучиной рукой и выкладываю свою кожу. Я читаю нараспев заклинание, позволяя ритму и хуганским словам возвращаться обратно в мою голову. Тру виски, пока кожа не размягчается. Когда она начинает болтаться на ощупь, зажимаю края и тяну. Лицо Маммоны отдирается, как повязка с раны. Я сосредотачиваюсь, сохраняя ритм, пока прижимаю на место своё лицо. Кожа слегка горит, садясь на место и снова прикрепляясь. Я прекращаю читать заклинание, убираю руку, подхожу к рабочему столу Мейсона и роюсь в мусоре в поисках чего-нибудь отражающего. Нахожу полированный инструментальный ящик и поднимаю его.

Узнаю этого парня. Он выкуривает все мои сигареты и вовлекает меня в неприятности. И когда я найду Элис, это лицо напугает её не сильнее того другого. Конечно, она не видела всех моих шрамов. Возможно, она не сочтёт это улучшением.

Раз сумка здесь, значит, у Джека, должно быть, получилось вернуться. Но раз Мейсон выбросил её, значит, добыча Джека не особо его заинтересовала. Мне немного обидно. Я думал, он хотя бы сделает из моего лица чучело, как продающиеся в Тихуане лягушки-мариачи[739].

– Старк, это ты? Или ещё один дурной сон?

Булькающий голос вплывает из открытого окна. Там что-то движется, отбрасывая на пол колеблющуюся тень. Я достаю наац и отодвигаю шторы. Там тяжёлая цепь, и с неё свисает что-то влажное и красное, мягко покачиваясь на ветру. Оно слишком маленькое для говяжьей полутуши и слишком большое для свинины.

Мясо улыбается мне.

– Ты настоящий? – спрашивает оно.

– Привет, Джек. Выглядишь не очень.

– Не очень, да?

Он булькает слова. У него в горле полно крови, один из многих минусов того, что с него заживо содрали кожу (или настолько с живого, насколько таковым может быть Джек). Он радостно и безумно хихикает, пока ветерок кружит его мягкими кругами. Внезапно, оказаться брошенным в печь Тартара кажется не таким уж плохим вариантом. По крайней мере, это быстро.

– Как видишь, я получил несколько меньшую награду, чем рассчитывал, – булькает Джек.

Он морщится, скрипя зубами, когда боль прознает то безумное место, куда ушёл его разум.

– Что случилось?

Джек в отчаянии пинается своими лишёнными плоти ногами.

– Он даже не захотел его. Он испытывал отвращение к нему и ко мне за то, что я его принёс. Он сказал, что уже знает, где ты.

– Он сказал, откуда?

Джек снова хихикает.

– Это не было похоже на разговор. Мой вклад в основном состоял из криков.

На этот раз смех не прекращается. Он продолжается до тех пор, пока не становится своего рода мантрой. Это прекращается, когда он выкашливает целое ведро крови.

Почему мне жаль этого убийцу – вороватого психопата? Он получает именно то, что делал со всеми теми женщинами.

– Джек, мне нужно идти.

– Пока-пока, – отвечает он. – Пока-пока. Пока-пока. Пока-пока…

Он напевает это как детскую песенку.

Ангел в моей голове подталкивает меня. Когда ветер разворачивает Джека спиной ко мне, я вонзаю чёрный клинок ему между рёбер прямо в сердце. Он прекращает петь. Несколько секунд дёргается. Замедляется. Замирает. Исчезает. Даже такой ублюдок как он не заслуживает того, что сделал Мейсон. Скоро он проснётся в развалинах Тартара и выберется из них, как остальные дважды мёртвые. Он будет вечно скитаться там, призрак среди обычных душ. Не знаю, справедливо ли это, но иногда ты берёшь то, что можешь получить.

– Шишел-мышел, Йозеф вышел. Твой выход.

Секунду спустя Кисси стоит у стола.

– Надеюсь, не ещё одно оправдание или проволочка? – спрашивает он.

– Проволочка? Ты уже опаздываешь на бал. Одевай детей в лучшие воскресные наряды и выводи на улицу. Пора идти.

Он изо всех сил старается не позволить своей улыбке стать слишком широкой, и безуспешно.

– Давно пора. Когда мы уничтожим небесные армии, и исчезнут адовы легионы, думаю, я заберу этот дворец себе. Мне нравится этот письменный стол, и я всегда восхищался той маленькой печкой. Что случилось с висельником снаружи? Я подумывал взять несколько таких и использовать в качестве китайских колокольчиков.

– Выводи свои войска вместе с легионами. Не стесняйся сделать яркий выход.

Йозеф исчезает. Я произношу несколько слов, и заклинание, скрывавшее мою живую сущность, исчезает. В нём больше нет смысла. Я направляюсь к ближайшей тени и тоже исчезаю.

Я возвращаюсь на обзорный балкон. Офицеры стоят кольцом вокруг плавающей карты, в то время как Семиаза объясняет план. Я протискиваюсь в кольцо прежде, чем кто-либо успевает отреагировать. Появляются ножи, но никто не швыряется никакими ангельскими худу. Я стою рядом с Семиазой, и они не настолько хотят меня, чтобы рисковать причинить ему сопутствующий ущерб. Бафомета, старшего, это не пугает. Он направляется прямо ко мне с длинными изогнутыми клинками в каждой руке.

– Я долго ждал этого.

Правило номер один на территории волчьей стаи – стоять на месте. Я являю гладиус и подношу к его лицу. Комната наполняется проклятиями и ахами.

Семиаза отталкивает меня назад и встаёт впереди.

– Хватит! – рявкает он на Бафомета.

Старый генерал останавливается в замешательстве. Думаю, даже он не способен на такой трюк с мечом. Если кто-то из остальных и способен, Семиаза достаточно устрашил их, чтобы они отступили.

– Сэндмен Слим сражается вместе с нами против Мейсона Фаима.

– Почему мы теперь должны доверять этому монстру?

– Я здесь не для фортепьянного концерта. Я здесь потому, что враг моего врага – не совсем мой друг. Но он мне не враг, пока не закончится это дерьмо, – отвечаю я.

– Тебя не было здесь несколько месяцев. Откуда ты можешь знать, что происходит в аду?

– Люцифер вам не сказал? Он дал мне свой пароль к Демоническому Кодексу. Если достаточно сильно прищуриться, то можно за словами увидеть каждый закоулок ада. Я наблюдал, как каждый из вас мудаков предавали друг друга, стараясь хоть на сантиметр стать ближе к Мейсону. – Я смотрю на Бафомета. Его глаза покраснели от ярости. – Маммона, который отравил твои войска накануне учений по нападению в подземном мире. Кстати, он мёртв. Не за что. – Я оглядываю собравшихся в круге. – Вам нужен подробный перечень того, как и каким образом каждый из вас наебал другого? Шакс, как насчёт этого? Белиал?

– Вы оба, опустите оружие. Сэндмен Слим сражается с нами, а со всем, что случилось в прошлом, можно разобраться после битвы, – приказывает Семиаза.

Бафомет убирает нож в ножны, словно ребёнок, вынужденный положить обратно печенье, которое он стащил перед обедом.

– Я всё ещё ему не доверяю. Ты сказал, что он привлёк Кисси. У них нет интереса в этой битве. Зачем им приходить? – спрашивает Шакс.

Я гляжу вверх на небо.

– Почему бы тебе не спросить их самому?

Шакс и остальные следуют за моим взглядом.

Что-то прорывается сквозь горящие облака. Оно движется длинной сплошной линией, которая змеится из облаков. Оно расползается, окрашивая воздух в чёрный цвет. Затем тьма распадается на тысячу кусочков и оседает на землю, словно нашествие гигантской саранчи. Один жук направляется прямо к нам и приземляется на край балкона. Йозеф спускается и кланяется. Не арийская супермодель Йозеф. Кисси Йозеф. Он похож на недоделанного ангела-насекомого. Черты его лица наполовину расплавились, как скульптурный воск. Йозеф слабо светится беловато-голубым светом, что делает его похожим на хищника со дна океана. Он так ужасен, что почти прекрасен. Он направляется к кругу офицеров. Подойдя к их рядам, останавливается и ждёт. Открывается брешь, и Йозеф проходит через неё. Подойдя к Семиазе, он отвешивает поклон, достаточно скромный, чтобы напоминать кивок.

– Для меня большая честь познакомиться с разрушителем Тартара, генералом Семиазой.

Йозеф протягивает руку для рукопожатия. Семиаза протягивает свою в ответ. Это чистое проявление воли. Будет непростительной грубостью, если он этого не сделает, и Йозеф сочтёт это проявлением страха, а не отвращения. Генерал едва справляется с этим.

– Ты передал план сражения правильным подчинённым? – спрашиваю я Семиазу.

Он кивает, стараясь, чтобы комментарий выглядел непринуждённо.

– Насколько это возможно распространить новую стратегию между так многими за столько короткое время. Довольно скоро мы узнаем, сработало ли это.

– Новый план? – спрашивает Йозеф. – Почему вы изменили своё нападение так близко к сражению?

Он подозрителен. Мне не нужно иметь возможность прикоснуться к его разуму, чтобы понять это.

– Потому что Мейсон Фаим больше не является частью этого сражения. А вы являетесь. Это меняет то, как мы размещаем свои войска, – отвечает Семиаза.

– И как же, генерал?

– Небеса знают, что мы идём, но они не знают о вас. Как предводитель Кисси, ты вместе со мной и Сэндменом Слимом возглавишь командование. Твои войска будут двигаться в плотном строю позади легиона нашей пехоты. Это позволит до последней минуты прятать Кисси. Не доходя до врат Рая, наши легионы расступятся, чтобы показать вас. Потрясение позволит нам окружить Небесные укрепления и сокрушить их армии между нами. Это понятно?

– Как изначальный вакуум космоса.

Семиаза поворачивает к своим подчинённым.

– А остальным?

Головы кивают. Раздаётся шум согласия.

Семиаза подходит к краю балкона. Легионы раскинулись под ним во всех направлениях.

– Спустить адских гончих! – кричит он.

Раздаётся гул, как от пропеллеров самолётов, и лязг, будто на землю разом уронили все мусорные баки Лос-Анджелеса. Лужайку отеля пересекает механическая гончая размером со слона. Солдаты пятятся и открывают проход для собак. Следом за слоновьей из своих загонов в подземном гараже лезут обычные адские гончие. Они скребут лапами по земле и рычат. Мозги плещутся в спинномозговой жидкости внутри стеклянных шаров, служащих им головами. Вот как надо мотивировать свои войска. Заставить их стремиться начать войну только для того, чтобы убраться подальше от собак.

На улице появляются «Унимоги» и платформы. В обычном аду это были бы большие псы, тянущие повозки, нагруженные требушетами, осадными башнями и адовскими версиями римских баллист. Здесь это грузовики, тянущие пушки, ракетные установки и миномёты. У машин огромные рога животных спереди и металлические шипы по всему кузову и сверху. Не хотелось бы мне нападать на подобную.

– Пора двигаться, джентльмены, – говорит Семиаза. – Наше падение с Небес заняло девять дней, но наше вознесение займёт считанные часы.

Он смотрит на Йозефа.

– Я встречу тебя внизу с твоей армией.

Йозеф кивает, расправляет крылья и отправляется с балкона в полёт. Семиаза тянет меня в сторону.

– Ты уверен, что твои подчинённые согласятся с этим? – спрашиваю я.

Семиаза наблюдает за отбытием Йозефа.

– Скоро узнаем. Если нет, мы оба будем мертвы. Даже если мы победим, нас могут убить, так какая разница?

– Тебе ведь в адовских бойскаутах не выдавали значка «воодушевляющая речь»?

Перед отелем дрессировщики собирают малых адских гончих в стаи возле гигантских гончих. Оружейные специалисты с лицами как из детских кошмаров делают последние настройки оборудования. Многие меня узнают. Их глаза слегка расширяются, когда они видят мою новую руку и засохшую кровь на пальто. Я ожидал больше враждебности, но они знают, что я здесь с Семиазой, так что, возможно, то, что Сэндмен Слим на его стороне, придаёт ему больше уважения в их глазах. Если это поможет делу, я побуду его фальшивой подружкой[740].

– Мои люди готовят для тебя транспорт. Какую адскую гончую предпочитаешь – кобеля или суку? Кобели сильнее, но суки быстрее, – предлагает Семиаза.

– Иди на хуй. Я не записывался в Тарзаны. Дай мне грузовик, «Харлей» или что-нибудь ещё, но я не поеду ни на одной из этих штуковин.

Один из его офицеров подъезжает на красной «Феррари Тестаросса». Он вылезает и отдаёт ключи генералу.

– Это машина Мейсона Фаима. Я решил, что тебе в ней может быть удобнее, – говорит Семиаза.

Я обхожу автомобиль, проводя рукой по практически не вызывающей трения поверхности.

– Проклятие, генерал. Мне кажется, секунду назад ты чуть было не пошутил.

Семиаза бросает мне ключи.

– Если вы с машиной переживёте битву, советую тебе воспользоваться ей, чтобы убраться из Пандемониума. Когда сражение закончится, Сэндмен Слим окажется следующей мишенью для многих из моих подчинённых.

Я потираю плечо в том месте, где прикреплена новая рука.

– Будем надеяться, останется достаточно нас, чтобы беспокоиться об этом.

Семиаза обходит автомобиль. Его губы растянуты и поджаты. Ему ненавистна исходящая от него вонь смертного.

– Можешь продолжать в том же духе. Ты, Йозеф и я будем в разных грузовиках впереди. Сможешь управлять такой машиной?

– Просто держите грузовики и адских гончих у меня за спиной. Я не собираюсь изображать здесь Джейн Мэнсфилд[741]. Один вопрос. Это не кабриолет. Если я буду оставаться запертым здесь, как все узнают, что это я?

– Может, Мейсон Фаим и управлял этим, но он бы не взял его в сражение. Ты единственный, кто настолько глуп, чтобы сделать это.

– Круто. Это даже лучше эксклюзивного номерного знака.

Уходя, Семиаза добавляет через плечо.

– Встретимся там, где Кисси собираются на другой стороне дворца.

Немного странно пользоваться ключами, чтобы завести машину. Я поворачиваю их в замке зажигания, и двигатель ревёт как истребитель Стелс. Я прибавляю газу и отпускаю сцепление. Адовцы бросаются врассыпную, когда я несусь через лужайку прямо на Йозефа и его взрослых мальчиков. Строй Кисси дрогнул и рассыпается, когда я направляюсь прямо на них. Йозеф не двигается. В последнюю минуту я переключаюсь на пониженную передачу, выворачиваю руль и дёргаю ручной тормоз, разворачивая машину на сто восемьдесят градусов и останавливаясь перед ним.

– Очень смешно, – кривится Йозеф. – Ты всегда был королём комедии.

– И я обхожусь без банальностей. Если говорить пошлости, то будешь собирать большие залы.

Семиаза в полном боевом доспехе едет на переднем сиденье «Унимога». На доспехе есть вмятины там, где в него попадали пули, арбалетные болты, и наносились удары небесными мечами. Рядом с ним останавливается ещё один грузовик для Йозефа. Он не старается скрыть отвращение при его виде. Кисси влетают в сражение. Должно быть, вынужденный ехать, он чувствует себя инвалидом. Я лишь надеюсь, что он не сделает ничего умного и не обосрёт всё. Я газую и жду команды на выдвижение.

Забравшись на крышу «Унимога», Семиаза подаёт сигнал завести машины. Рычание тысяч двигателей и включающихся передач – это то, что не только слышишь, но и ощущаешь. Твоя грудная клетка трясётся, а сердце готово выпрыгнуть из груди. Я мог бы заниматься этим каждый вечер. Над головой взрывается фейерверк. Ракеты разлетаются по небу зелёной, золотой и красной паутиной, освещая снизу клубящиеся облака. Это наш сигнал. Я отпускаю сцепление, и мы катимся вперёд.

Спокойной ночи, луна. Спокойной ночи, мир. Как бы всё ни обернулось, ничто уже никогда не будет прежним. Кэнди, ты никогда не узнаешь, как глупо я себя чувствую, пиздюхая на войну в этой четырёхсотсильной дорожной ракете, когда мне следовало угнать такую дома и отвезти тебя в Мехико, или в Вегас, или даже на настоящий венецианский пляж. Хотел бы я, чтобы у нас было больше времени и возможностей разрушить побольше гостиничных номеров. Видок однажды сказал мне, что нужно судить о своей жизни не по упущенным моментам, а по тем, которые ты ухватил. У нас было не так много всего в сравнении с вечностью, но это лучше, чем ничего. Я надеюсь, что Люцифер Наверху и знает, что будет. Он с давних пор знает, как работает моя голова. Скрещу пальцы, что и я кое-что знаю о том, как работает его. Элис, надеюсь, что Нешама заботится о тебе. Всё получится или нет. Всё просто. Я никогда прежде не собирал воедино так много потоков дерьма. Если бог не спасёт нас, возможно, это сделают небылицы и ложь. Может, всё то дерьмо, что я тащил всю свою жизнь, окажется полезным для чего-то, помимо выцыганивания выпивки и волочения за девушками, и то, что я всё ещё жив, что-то да будет значить. Однажды я позволил миру убить тебя, и чертовски стараюсь не дать этому случиться снова. Интересно, Нешама достал кристалл, готовый разбить его, если Небеса запылают, а ад расколется и поглотит сам себя? Спокойно, старина. Подожди финальных титров. Никаких дрожащих пальцев на спусковом крючке сегодня вечером.

Мы направляемся на юг в сторону порта и нефтеперерабатывающих заводов. Грузовики, бронетранспортёры и танки растянулись по пустой автостраде, раздирая на куски дорожное полотно. Оно сотрясается и трескается, поднимая град бетона и арматуры и швыряя его назад в движущиеся позади грузовики. Я поддерживаю скорость «Тестароссы». Не хочу оказаться в этом катящемся урагане дерьма. Пожары с холмов прокатились по городу, и вокруг нас по обе стороны дороги поднимается пламя.

В паре миль впереди верхний этаж автострады обрушился, и один её конец лежит на улице внизу. Семиаза и Йозеф либо не обращают внимания, либо не замечают. В отличие от меня. Я чертовски беспокоюсь, как бы мои почки ни превратились в итоге в украшение для капота. Если я остановлюсь, то упирающиеся мне в бампер грузовики раздавят меня. Здесь нет обочины, чтобы свернуть, и нет объездов. Похуй. Я вдавливаю педаль газа в пол. Поглядим, как далеко может улететь этот маленький красный фургон.

Рухнувшая плита содрогается, и куски дорожного полотна следуют за «Тестароссой» в пропасть. Это не падение. Это больше похоже на спуск с вершины американских горок. Машина стремительно падает и постепенно выравнивается на неповреждённом нижнем уровне автострады шириной в сотню полос. Дорога испещрена густыми пятнами растворителей и нефтепродуктов, но при этом извращённом освещении они сияют, как драгоценные камни и упавшие звёзды. Дорога Славы на Небеса.